Текст книги "Белый Клык (СИ)"

Автор книги: Терран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

   – Ты пришла сюда с ним, – заметил Браун, указывая на протез. – Я знаю, сколько он стоит. Когда у Шни есть проблема, они вываливают на нее кучу денег и пребывают в уверенности, что это поможет против всего на свете. Ты можешь говорить все, что угодно, ты даже можешь верить в это, но ты – Шни. Ты действуешь, как они.

   – Это подарок, – процедила Вайс.

   – Шни не делают подарков. Шни платят деньги, когда хотят что-то получить. Что должен сделать я за новую руку?

   «Спокойно, Вайс... Спокойно. Он, в конце концов, не так уж и неправ».

   Она действительно хотела если не подружиться с Брауном, то хотя бы зарыть топор войны, не заставлять свою команду выбирать, с кем им проводить время.

   Потому что она не думала, что они выберут ее. Ни одну из них не заботили ее деньги – Руби вообще, кажется, каждый раз забывала, насколько богата ее партнер, когда та в очередной раз, пытаясь привить ей хороший вкус, водила ее в хороший ресторан, на концерт классической музыки или на выставки известных художников.

   Она знала, что у нее далеко не самый простой характер. Она могла казаться высокомерной, холодной, поверхностной, саркастичной, требовательной... даже предвзятой и все это, в той или иной мере, было правдой. Так ее воспитали – отец, наставники и все ее окружение, от рекомендованных друзей до одноклассников элитной школы и многочисленных поклонников. Вайс сбежала от всего этого на другой континент, поступила в закрытую академию учиться на одну из самых независимых профессий Ремнанта, но... уже здесь оказалось, что убежать она могла только от внешнего.

   С внутренним можно было только сражаться.

   А еще всегда была эта мантра, эти семь слов, неотступно преследующих ее со дня, когда она поговорила с сестрой: «Четыре года в Биконе, два года Охотницей». Это была жизнь, в которой ее друзьями были беззаботная и добрая Руби, яркая и неистовая Янг, ненавязчивая и начитанная Блейк... Она заплатила за эти шесть лет кровью.

   И она не позволит кучке каких-то сбрендивших преступников отнять их. Белый Клык должен быть остановлен. Мир должен простоять еще шесть лет без того, чтобы она вступала в битву длиною в жизнь против половины Ремнанта.

   А после... после она сделает то, что должна, то, что начала делать в Биконе. Фамилия Шни больше не будет синонимом расизма, жажды наживы и бездушного холодного расчета.

   Но для того, чтобы все не взорвалось до этого срока, Белый Клык нужно остановить сейчас. И Моррон Браун, Фавн-из-стали, был одним из немногих доступных ей способов хоть как-то повлиять на ситуацию. Это было подарком с корыстью, но... все еще подарком. Никаких условий – их цели совпадали.

   Наследница предпочитала называть это инвестициями.

   Еще раз глубоко вздохнув, Вайс подавила гнев, придавила каблуком страх и, закрыв ящик, немного подвинула его ближе к фавну:

   – Это просто подарок, Браун. Ты можешь принять его просто так, без условий и обязательств, отбросить свои предрассудки и попытаться начать с чистого листа. Или я могу перевести твою новую руку в ранг деловых отношений и назначить цену... если тебе будет так проще.

   Несколько бесконечно долгих секунд они смотрели друг другу в глаза. Вайс, чувствуя, как по спине бежит струйка пота, крепче сжала кулачки, спрятав их за ящиком, но отказывалась отводить взгляд.

   – Шни просит меня отбросить предрассудки, – наконец выдохнул Браун, прикрывая глаза. – Этот мир официально сошел с ума.

   – Меня зовут Вайс, – упрямо повторила наследница.

   – Знаешь, твоя команда много чего мне понарассказывала. Например, о твоих прозвищах.

   «О Прах, только не Снежный Ангел!»

   – Думаю, Принцесска тебе подойдет.

   Наследница зло сузила было глаза, но, подумав немного, согласно кивнула. Кажется, это лучшее, на что она может рассчитывать прямо сейчас.

   «Шаг за шагом, Вайс. Шаг за шагом...»

   – Я ничего тебе не должен. Никаких обязательств, никаких услуг «когда-нибудь в будущем».

   – Согласна, – кивнула Вайс, решив не рассказывать ему, что деньги возвращать вознамерилась Блейк.

   С ней она потом сама разберется. Если это поможет остановить Белый Клык, она готова отдать все свои деньги до последнего льена.

   Кивнув, Браун просунул здоровую руку под донышко, неловко дернув культей аккуратно и немного неловко балансируя ящик в воздухе, опустил на пол... Вайс дернулась было помочь, но была остановлена злым взглядом карих глаз и предупреждающим рычанием.

   «Самый упрямый медведь в мире!» – вспомнила она слова, которым характеризовала Брауна Янг.

   Некоторое время в комнате царила неловкая тишина. Вайс, нервно переминаясь с ноги на ногу, лихорадочно шарила взглядом по комнате в поисках повода продолжить разговор...

   – Это что, «Введение в макроэкономику» Эммы Пинк? – ошарашенно спросила она.

   – Да, – ответил Браун, накрывая книгу ладонью. – И что?

   – Просто...

   – Просто что? – угрюмо переспросил он. – Тупые фавны не могут читать умных книг?

   – Я подруга Блейк, Браун, – холодно ответила наследница, сама шалея от собственной смелости. – Блейк. ОНА советует мне, что почитать, не наоборот.

   – Что, и даже ее любимые романы? – криво ухмыльнулся фавн. – Те, которые «Ниндзя Любви» с рейтингом, до которого ты явно еще не доросла?

   -...Она читает не только это. В любом случае... макроэкономика?

   – Я должен знать своих врагов, – просто ответил Браун. – Один из них – SDC, корпорация, влияющая на экономику в мировом масштабе.

   – Тогда ты читаешь не ту книгу, – покачала головой Вайс. – Пинк собрала у себя все самые популярные штампы масскультуры о работе макроэкономики. С точки зрения реальных знаний у нее разве что приемлемый уровень базовой теории, но она дает лишь общее представление, ложное знание. На практике все совсем не так работает.

   – Если хочешь... – после короткой паузы предложила Вайс. – Я могу набросать для тебя список литературы, книги, по которым учили меня.

   – Ты какая-то неправильная Шни, – наконец, с тяжелым вздохом сказал Моррон.

   – Блейк тоже так говорит, – кивнула наследница и, подумав немного, решила рискнуть: – Еще она говорит, что это комплимент. Значит ли это, что ты только что похвалил меня?

   Браун в ответ на это спрятал лицо в здоровой ладони:

   – Вы меня просто убиваете, – простонал он. – Все четверо. Просто. Убиваете.

   Глава 21. Любимая сказка

   В последний раз осторожно ударив молотком по зубилу, Озпин сделал крохотный шаг назад, чтобы оценить проделанную работу. Кажется, получалось достаточно хорошо.

   – Ну, вот мы и закончили, Осенняя Дева, – вздохнул он, опуская взгляд на табличку у ног статуи.

   «Эмбер, Осенняя Дева 101-102 год от МВ»

   Чуть повернув голову в сторону, он пробежался взглядом по длинному ряду статуй, изображающих девушек в самом расцвете их юной красоты, незадолго до того, как на них свалилась дикая первобытная мощь, что превращала их чуть ли не в богинь.

   Это была традиция, одна из тех немногих, которым он следовал неукоснительно почти в каждой жизни – оставлять память о тех, кто веками хранили этот мир от Гримм и их Королевы не только у себя в голове, но и в холодном камне.

   Прямо сейчас... их было больше четырех сотен. И это только те, кого он смог отыскать – раньше, до изобретения ССТ, воздушного транспорта и железных дорог хорошо было, если он обнаруживал хотя бы одну из четырех Дев. Некоторых из них он любил, некоторые любили его, многие умерли у него на руках...

   Вздохнув, Озпин тяжело помотал головой, отгоняя воспоминания, – чем старше он становился, тем труднее было отделить себя от сотен прожитых жизней, – и подошел к одному из двух больших металлических саркофагов со стеклянными крышками. Пару секунд он смотрел в обезображенное шрамами, оставленными паразитом-Гримм, лицо смуглой, маленькой девушки с короткими каштановыми волосами, а потом перевел тяжелый взгляд на вторую часть атлаской машины – ту, в которую он должен был положить одну из своих учениц.

   Скоро, очень скоро ему придется сделать выбор. Кроу был уже на пути в Вейл, и должен был прибыть со дня на день – тогда он и примет окончательное решение. И скорее всего, в пустой саркофаг ляжет Пирра Никос. Он не хотел делать ее Девой, и не только по тем причинам, о которых говорил Глинде, нет... он видел в девушке черту, которая, с одной стороны, облегчала ему задачу убедить ее принять предложение, а с другой – сильно мешала впоследствии защитить от Королевы и человечества: жертвенность. По его опыту, Девы ли, серебряноглазые, Охотники или кто угодно, плохо кончали, будучи готовыми вступить в бой, в котором их ждет только смерть. А уж чего-чего, а опыта у него было больше, чем нужно – он был экспертом по жертвенности.

   Молодая Янг Сяо Лонг любила жизнь и наслаждалась каждым ее мгновением. Она не собиралась жертвовать собой – в ее планах было только побеждать. Нужно было лишь научить ее думать немного наперед, выбить эту самоуверенность, объяснить необходимость сдерживать свой темперамент, дать цель, которой ей явно недоставало, и из нее получится хорошая Дева, у которой будут достойные шансы дожить до старости.

   Из задумчивости его вывела тихая мелодия Свитка – устройство напоминало о назначенной встрече, до которой оставалось всего полчаса. Вздохнув, он направился к выходу, неспешно шагая между колоннами циклопических размеров подземелья, находящегося под Биконом. Он выстроил его давно, даже раньше, чем основал школу – с тех пор прошло столько времени, что умерли даже внуки тех, кто помогал ему строить это место, не говоря уже о том, что этих лет было более, чем достаточно, чтобы вытереть все упоминания о том, что у известной на весь мир школы Охотников, оказывается, есть тайные подземелья размером с полшколы.

   За все это время подземелья изрядно обветшали – не так уж и много могут сделать несколько человек... особенно, если среди них только он один имел опыт в строительстве и ремонте. Все изменилось совсем недавно – после того, как Глинда открыла свое Проявление. Широкая общественность была уверена, что им был телекинез с возможностью восстанавливать сломанное, но сам Озпин полагал, что его следовало толковать как «Я наведу здесь порядок!» Каким именно будет этот порядок, разумеется, определяла сама мисс Гудвич: отсюда и телекинез.

   Иногда директор любил подумать о том, сколько денег экономило академии Проявление его ученицы – это были просто астрономические суммы. Студенты, правда, несколько распустились, зная, что все разрушенное будет без проблем восстановлено, но... всегда ведь можно вернуть правило «кто сломал, тот и платит» – сразу как шелковые станут.

   Уже в лифте он бегло просмотрел новости: скривившись, по диагонали просмотрел огромную статью о состоявшемся сегодня расстреле неисправного робота Атласа, что вместо стандартного «Идентифицируйте себя, пожалуйста», с ходу стал стрелять по гостям фестиваля в доках. Он успел убить четвертых и ранить еще с десяток, пока проходящий мимо Охотник не оторвал ему голову. Робота собрали обратно, проанализировали, нашли причину ошибки в коде, исправили, начали проводить обновление софта у всех остальных... а самого робота показательно расстреляли перед толпой.

   Все, что сказал об этом разъяренный Джеймс, было: «Это самый идиотский приказ, который я когда-либо отдавал. Это робот! Никто не расстреливает строительный кран за то, что он сломался и уронил балку на голову прохожему!»

   А ведь он предупреждал генерала – не стоит тащить сюда одни лишь недавно вышедшие новинки. Паладины хорошо показали себя в сражении на стенах и против Гримм, но ту модификацию, что он привез с собой – под контролем ИИ, не человека еще не успели как следует обкатать в реальных условиях, а уж тем более во взаимодействии с гражданскими лицами. Но Совет Атласа не хотел упускать такой повод пустить всем остальным пыль в глаза своей кибер-армией – и в экспедиционный корпус взяли только самые новые разработки. Не только Паладинов, но и новую модель пехотинцев: Рыцарей Атласа.

   Где-то подспудно директора колола мысль, что все произошедшее – не просто сбой, не ошибка программистов или халатность Совета, а часть плана, который он пока лишь смутно угадывал за действиями врага. Увы, он не мог проверить слова специалистов Джеймса сам – ИИ и, как следствие, полностью самостоятельные роботы были относительно недавним изобретением. Две свои последние жизни он провел в Вейл, в дорогом сердцу Биконе, вдалеке от современного локомотива науки. Он научился пользоваться и взаимодействовать со всем этим, но за повседневной рутиной так и не нашел времени разобраться в вопросе как следует.

   «Следующую жизнь я должен провести в Атласе и разобраться, наконец, со всеми их придумками. За прогрессом становится все сложнее следить...» – в очередной раз напомнил себе Озпин, выходя из лифта, находящегося прямо за его рабочим столом на вершине главной башни Академии.

   – Привет, Глин, – положив руки ей на плечи, тепло поприветствовал он ученицу, которая, поглощенная отчетами, даже не обратила внимания на звук открывающихся дверей.

   Сильнейшая Охотница Вейл, самый страшный кошмар любого нерадивого студента Бикона и опаснейший враг каждой ремонтной компании Королевства, вздрогнула под его ладонями, но, опознав учителя, расслабилась, откинувшись в кресле и посмотрев на него снизу вверх.

   На ее вечно строгом лице было выражение, увидев которое, любой студент решил бы, что его отравили галлюциногенами – она улыбалась.

   – Папа...

   – Я миллион раз говорил тебе, что это не так, Глин, – нахмурился Озпин, убирая руки и отступая на шаг. – Твой отец мертв.

   – Вы настолько близки, насколько это только возможно, – спокойно ответила она, вновь возвращаясь к своему обычному строгому обращению и стирая редкую улыбку с лица.

   -...Ты всегда называешь меня так в своих мыслях, не так ли? – со вздохом спросил он.

   – Конечно. Никто не может указать мне, как думать. Когда ваша прошлая жизнь закончилась, мне было всего шесть. Через два года погибла мама и больше родных у меня не осталось. Вы забрали меня из приюта, когда мне было десять. Вы научили меня всему, что я знаю, вы привели в Бикон, вы сделали меня той, кто я есть. Учитывая, что вы помните все, что помнит мой отец... только логично, если я буду называть вас так.

   – Это одна из причин, почему я редко завожу семью, – вздохнул он. – Даже в следующей жизни, уже другим человеком, всегда хочется приглядеть за потомками.

   – Поэтому у нас в академии учится мистер Арк? – неодобрительно проворчала Глинда. – Без обучения, с поддельными документами?

   – Нет, Глин, это – причина, почему я вообще согласился сначала встретиться с ним, вместо того, чтобы просто отказать. А учится он здесь потому, что напомнил мне своего деда: тот же мягкий глуповатый фасад, за которым скрывается железная руда, что так и просится в горн. Кейан был таким же – и посмотри, кем он стал. Ты не можешь отрицать, что мистер Арк прижился здесь.

   – Лишь благодаря мисс Никос.

   – А Кейан – только благодаря Знанию. У каждого свои преимущества, – ответил Озпин и продолжил прежде, чем ученица могла бы ответить. – Давай не будем начинать этот спор снова, Глинда. Мистер Арк мог не справится с инициацией и буднями студента нашей Академии, но он сделал это – бессмысленно спорить о том, что могло бы произойти. Ступай, я закончу с отчетами сам после встречи с мистером Брауном.

   -...Я все еще думаю, что размещать его среди детей было ошибкой, – проворчала Охотница, вставая из-за стола.

   – Я думаю, за эти годы ты уже успела убедиться, что я хорошо разбираюсь в людях. Мистер Браун не причинит им вреда... разве что мистеру Винчестеру, но ему уже весьма доступно все объяснила мисс Сяо Лонг.

   – Она оставила его с одним процентом, – сочла нужным заметить Глинда уже на выходе. – Одним, Озпин. И вы думаете доверить ей силу Девы? Она и со своей собственной-то не знает, что делать.

   – Одним, Глинда. Именно что одним. Нельзя осуждать людей за то, что они могли бы сделать, но не стали.

   Она не ответила.

   Вздохнув, директор сел за стол, рассеяно оглядел кучу бумажек, глупой повседневной рутины главы Охотников Королевства... и, отодвинув все это в сторону, развернул кресло к панорамному окну с видом на Академию и, далеко на горизонте, сверкающему в сгущающихся сумерках великому городу Вейл.

   Тысячелетия его врагом были Гримм. Твари Темноты были главной угрозой существования человечества с момента, когда каменные топоры казались вершиной развития. Века потратили люди в сражениях с ними, в постоянной войне за выживание, в которой не могли победить – Гримм были бесконечны: убей одного и где-то там, за холмами и реками, родится новый. А может – двое, никто не знал до сих пор...

   Не только его жизнь – всего людского рода была подчинена лишь одной задаче: выжить, дотянуть до завтрашнего дня, поднять стены выше, научиться лучше биться, придумать оружие эффективнее.

   Он был с ними на каждом этапе – вместе с ними учился отливать сталь и ковать мечи, впервые обнаружил ауру и открывал ее свойства, узнавая все новые и новые способы использования силы души, тренировал Охотников, поколение за поколением... он связал разрозненные человеческие поселения, подсказывая, где искать собратьев, он защищал и собирал под свое крыло первых ученых, основывал библиотеки, сохранял каждую крупинку знания...

   Жить в безопасности от Гримм – это было мечтой, за которой он следовал на протяжение всей истории, книжной и нигде не записанной. Он сражался за это и умирал – сотни раз.

   И вот, наконец, эта мечта была достигнута – люди стали достаточно сильными, чтобы коренной житель любой из столиц Королевств мог прожить всю жизнь и так и не увидеть своими глазами ни одного Гримм.

   То, что произошло дальше, стало для него неожиданностью. Как только проблема Тварей Темноты перестала быть вопросом выживания, человечество, лишенное общего врага, что сплачивал их тысячелетия... нашло себе нового.

   Себя.

   Мировая Война, в которую он позволил втянуть Охотников, война, которая закончилась катастрофой, что едва не превратилась в уничтожение. Война за Права, вспыхнувшая из-за притеснения фавнов. Преступность, которая была всегда, но в нынешнее мирное и безопасное время расцвела ярче, чем когда либо. Люди чувствовали себя в безопасности, они перестали бояться Гримм – то, ради чего он сражался, внезапно стало проблемой.

   Кажется, это называют «злая ирония».

   А теперь еще и все это...

   – Входите, мистер Браун, открыто, – ответил он на вежливый стук. – Присаживайтесь.

   – Один из моих контактов наконец-то вышел на связь, – перешел сразу к делу фавн. – Кажется, моей команде удалось убедить всех, что они не собираются следовать за мной. Один из них будет в городе в первый день фестиваля.

   – Это может оказаться ловушкой, – заметил очевидное директор.

   – Может, – не стал спорить Браун. – Думаю, мне пригодится подстраховка. Но даже не вздумайте тащить в это RWBY.

   – Мне кажется, что они сами влезут в это, буду я тащить их, или нет, – улыбнулся Озпин.

   Так уже было – когда пришло время раздавать миссии незадолго до Прорыва Гленн – одна из самых перспективных команд первого года хотела миссию на юго-востоке: ту самую, что была с пометкой «от второго курса и выше». Он разрешил, потому что по глазам видел – запрет их не остановит. Пусть уж лучше влезают в неприятности под присмотром одного из преподавателей Бикона, а не в одиночку.

   – Поэтому, мы им об этом не скажем, – кивнул Браун. – Они просто не готовы ко всему этому. Тем более, они участвуют в турнире, все разговоры об этом.

   – Вы очень заботитесь о них.

   – Блейк мой друг, – глядя на него исподлобья, ответил фавн.

   – Но вы сказали не Блейк, а RWBY, – заметил директор.

   – Не надо играть со мной в игры, Охотник. Они не лезут в это.

   – Хорошо, – не стал спорить Озпин. – Я обеспечу вам прикрытие из Охотников. Одной команды будет более чем достаточно. Тем более, что к тому времени, у вас уже снова будут обе руки. Операция сегодня вечером, я правильно помню?

   – Да. Но это всего лишь металл – я даже ударить как следует ею никого не смогу, рассыплется к черту.

   – Я бы не был так уверен на вашем месте, мистер Браун, – покачал он головой. – Советую вам первым делом проверить на прочность ваш протез. Весь вопрос состоит в том, посчитает ли ваше Проявление его частью тела или нет.

   – Это кусок металла и кучка праховых микросхем.

   Озпин пожал плечами.

   – Просто попробуйте. Вы же знаете самое известное изречение о Проявлениях, ученого Клива Нави? То самое, что принесло ему мировую известность, но загубило карьеру?

   – «Проявления делают странное дерьмо. Просто смиритесь уже, блин!» – ухмыльнулся фавн.

   – Именно. Так что попробуйте – возможно, вас будет ждать сюрприз. Это все, о чем вы хотели поговорить?

   – Нет. Пустите меня к Торчвику.

   – Мистер Торчвик просто наемник – ему говорили не больше, чем вам. Только ближайший план, не более того.

   – Роман мерзкий ублюдок, но он умный мерзкий ублюдок. То, чего он не знает, о том он догадывается. Его нашли без сознания во время Прорыва Гленн. И молчит он на ваших допросах не потому, что ничего не знает, а потому что боится Фолл больше, чем вас. Нам просто надо это изменить.

   – Что именно вы предлагаете, мистер Браун? – вкрадчиво спросил директор, глядя фавну прямо в глаза.

   – Просто дайте нам комнату. Отключите камеры. Уберите охрану. И через пару часов у нас будет все, о чем Роман знает или хотя бы догадывается.

   – Это противозаконно.

   – А я, по-вашему, кто? – жестко ответил Браун. – Вы же не девчонки из RWBY, Озпин. Это они могут забыть, кто я и что сделал, сколько законов нарушил. Они могут верить, что можно изменить меня, просто подружившись, что я променяю дело своей жизни на их дружбу, на безопасность Бикона и морально однозначную профессию Охотника, но вы... вы должны быть умнее.

   – Я не прошу многого, – продолжил фавн. – Охотники не пытают людей, я понимаю. Ваши драгоценные руки останутся чисты. Просто закройте глаза и отвернитесь в сторону – я сделаю все сам.

   Директор на это только сокрушенно покачал головой. В одном фавн ошибался – его руки не были чисты. Он жил тысячи лет, он наделал больше ошибок, чем любой другой, совершил больше преступлений, чем девятнадцатилетний мальчишка перед ним может представить. Во всем этом была только одна проблема: в этой жизни ему еще не приходилось принимать таких решений. Да и Джеймс... у генерала было много достоинств – но гибкость не была одной из них. Если бы он не сотрудничал с этой семьей уже третье поколение, если бы отец и дед Джеймса не вдолбили ему с самого детства правила, по которым работало их маленькое тайное общество по защите от Салем, он бы вряд ли даже согласился хранить тайну.

   – Давайте вернемся к этому разговору после вашей операции, – предложил наконец он. – Я не единственный, кто принимает здесь решения. Мистер Торчвик, в конце концов, находится под заключением Атласа, не Вейл.

   Преступник на это лишь пренебрежительно фыркнул.

   – Ну-ну... И почему мне кажется, что вы просто делаете вид, что уступили Атласу лидерство, тогда как на самом деле продолжаете контролировать все сами?

   – Разум может играть с нами злые шутки, мистер Браун. Легко увидеть то, чего нет.

   – А вот я уверен, что это ВЫ играете со мной в игры, директор, не мой разум, – зло сощурился фавн. – Тогда, в номере, когда мы встретились впервые, вы сказали, что я понятия не имею, с кем именно связался Белый Клык – и вы явно имели ввиду не Синдер Фолл. С тех пор вы успешно уходите от вопросов о том, кто же стоит за всем этим. Больше я вам этого позволять не буду: вы либо расскажете мне все прямо сейчас, либо вам придется вышвырнуть меня из своего кабинета... и даже это вам не поможет – завтра я вернусь обратно и буду делать так до тех пор, пока не получу свои ответы. Других вариантов нет. Хватит с меня слепого подчинения, довольно «минимально необходимой информации».

   «И вот всегда так...» – с грустью подумал директор, откидываясь в кресле и рассеяно вертя в пальцах трость. – «Случайная обмолвка там, неправильное слово тут, слишком большие знания, опыт, взявшийся из ниоткуда... и они начинают задавать вопросы. А когда получают свои ответы – никогда не верят».

   Сложно убедить других в том, что он – Реликвия Знания из старой сказки о Двух Богах и сотворении человечества, что обладает опытом, копившимся столетиями, что помнит тысячи жизней. Как правило, он оставлял подсказки при текущей жизни – и потом пользовался ими в следующей.

   – Вы знаете, я давно живу на свете, мистер Браун, – проронил он, решив начать с преуменьшения века. – Я встречал много людей. Таких, как вы – тоже. Нечасто, что уже говорит очень о многом. Я бы хотел иметь вас на своей стороне, хотел бы сражаться плечом к плечу, но... вы уже выбрали себе цель жизни, вы видите путь, которому будете следовать. Эта цель – равенство фавнов, этот путь – Белый Клык.

   – Мне очень жаль, мистер Браун, но знания, о которых вы просите, поставят вас в положение, когда вы осознаете, что наш мир куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, что притеснение и дискриминация фавнов – далеко не самые страшные проблемы Ремнанта, не самая большая угроза человечеству. Может статься так, что для решения этой проблемы придется пожертвовать вашей целью или, по меньшей мере, отложить ее в сторону. Прежде, чем требовать у меня ответов, спросите себя – вы вообще готовы сделать такой выбор?

   – Не самая. Большая. Проблема, – все, что ответил ему Браун.

   На мгновение Озпину даже стало интересно, не нападет ли фавн на него прямо здесь и сейчас, но преступник все же взял себя в руки, глубоко вздохнул и, когда заговорил, лишь чуть более хриплый голос, с приглушенными рычащими нотками свидетельствовал о его гневе:

   – «Она», кто бы не стоял за всем этим, кто бы не использовал ненависть Адама в своих целях... Скажите мне, директор, когда мы остановим Белый Клык в Вейл... она что, просто пожмет плечами и скажет «Ну, не вышло... И ладно»? – спросил он и тут же сам ответил: – Нет. Она этого не сделает. Она попытается снова. Адам смог получить поддержку хотя бы части фавнов, как минимум – того, кого Хак назначил командовать подкреплением. Когда мы закончим здесь – мне придется разбираться с этим. Я не хочу и не буду действовать вслепую.

   – «Она» – наш общий враг, Озпин. Вне зависимости от того, нравится ли это нам обоим или нет, нам придется сотрудничать и дальше. Так что не пудрите мне мозги и выкладывайте, что у вас есть.

   – Хорошо, мистер Браун, – вздохнул Озпин после непродолжительной тишины.

   Этот разговор не становился проще, сколько бы раз он его не начинал.

   – Скажите мне... какая ваша любимая сказка?

   Глава 22. Враги и друзья

   Аккуратно прикрыв за собой дверь, Моррон неспешно прошел на середину допросной, присел на стул и, не глядя на своего визави, задумчиво пошевелил пальцами своей новой правой руки, в очередной раз пытаясь привыкнуть к ощущениям, к этому странному шелестящему шуму стальных механизмов.

   Это было больно – врачам даже не удалось сделать ему правильную анестезию: как только он терял сознание, Проявление делало все попытки хирургов заранее обреченными на провал. Они обкололи его местной, но состояния полной нечувствительности добиться не удалось – химия сильно била его по мозгам, мешая контролировать свою особенность.

   Незадолго до начала операции радостный хирург поделился с ним, что это вообще первый такой случай в истории.

   Вот только славы медицинского курьеза ему не хватало...

   Это было больно. Больнее, чем потерять руку, больнее, чем ампутация того скелета, что остался после атаки Адама: контакты вживлялись в кость, подключались напрямую к нервам. Не один раз. Не два. Десятки, сотни... каждый раз пуская по ним тестовый разряд.

   «Твоя рука будет другой. Но она не будет хуже», говорили они.

   Они солгали. Он не чувствовал ничего – ни прикосновения, ни движений, ни даже объема прикладываемой силы. Прямо сейчас даже взять в руку ничего не мог – все ломалось к чертям.

   Ему будто снова было пятнадцать, он словно вновь вернулся в те странные первые недели после того, как пришло Проявление, не в состоянии правильно отмерять силу. Тогда он справился за месяц. Сейчас должен был успеть за несколько дней – фестиваль Витал близился. Все произойдет там, все решится тогда.

   – И все-таки ты предатель, – наконец нарушил тишину Роман, тихо звеня наручниками, которыми его приковали к столу.

   Браун перевел взгляд на преступника, несколько секунд внимательно смотрел ему в глаза, а после, дождавшись, когда тот отведет взгляд, со вздохом ответил:

   – Смешно слышать обвинения в отсутствии чести от кого-то вроде тебя, рыжий.

   Мир рухнет в тот день, когда он позволит Торчвику увидеть, что его слова, несмотря на всю ложность, все-таки укололи его. Он пошел против учителя, которым восхищался и уважал годами, он пошел против Белого Клыка Вейл и не хотел думать, что, возможно, ему придется пойти и против всей организации в целом – если все там поддерживают безумие Адама. Он работал со своими врагами, с гребанным «Железным Генералом», от которого бегал еще год назад в Атласе, заключил союз с Охотниками...

   «Зато я наконец-то посмотрел Бикон» – невесело усмехнулся он про себя.

   В самой известной академии Охотников было... хорошо. Беспокойно, иногда разрушительно весело, но хорошо. Подростки тренировались, дрались друг с другом, шутили, смеялись и кадрили девчонок, что благосклонно принимали чужое восхищение...

   И это все приводило его в бешенство.

   Где-то там, за пределами самого безопасного места в Королевстве, его народ моет туалеты, работает на износ в шахтах, живет на гроши и впроголодь, с наглухо заколоченными дверями в лучшую жизнь, а они здесь смеются и заигрывают со всем, что привлечет их внимание.

   Он хорошо скрывал свои чувства – кажется, единственной, кто замечала тлеющие угольки, временами вспыхивающие в его глазах, была Блейк. Каждый раз, когда глухая бессмысленная злоба поднимала голову, она просто брала его за руку и начинала о чем-нибудь рассказывать: об очередной безумной истории из биконских будней вроде драки едой в столовой; сюжет недавно прочитанного романа; последние новости из Менаджери...

   Его всегда успокаивал ее голос.

   В конце она всегда говорила: «Они Охотники, Мор».

   Она была права, конечно. Всю человеческую историю лучшие воины, обладающие сильнейшей аурой или мощным Проявлением, отрывались от сердца и отдавались в Охотники, профессию, единственным предназначением которой было убийство Гримм. Долгие века до Мировой Войны и долгие годы после они держались в стороне от всех внутренних дрязг и споров. Даже во времена Войны за Права они не вмешались в открытую, разве что намекнули правительствам, чем все это обернется, если срочно не закончить войну прямо здесь и сейчас – и никто, кроме совсем уж сумасшедших идиотов, не обвинял их в этом.