Текст книги "Белый Клык (СИ)"

Автор книги: Терран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

   Он также знал, что к Хонгу подходили с такими предложениями в обход него, обещали финансирование, команду и статус. Лис всегда отказывался... а еще он знал, что Браун знает.

   Они никогда не говорили об этом.

   – Все, залезай, – скомандовал Хонг, спрыгивая обратно на площадку. – Я готов.

   – Ты мог бы, хотя бы, не быть таким довольным?

   – Нет. Это моя любимая часть!

   Браун только сокрушенно покачал головой, но послушно начал втискиваться в пушку, сворачиваясь в позу эмбриона.

   – Давай быстрее только. Сражаться с затекшими конечностями – полный отстой.

   – Вот поучи меня еще. Я ведь знаю, почему ты сражаешься кулаками – единственный, в кого ты можешь попасть – ты сам.

   – А я видел то убожество, что ты называешь «рукопашкой».

   – Вот поэтому каждый должен заниматься своим делом: ты «мускулы», я – мозг.

   – Шут, – буркнул Моррон, потянувшись, чтобы почесать уши.

   «Черт!»

   – О! Здорово! Я давно это берег... ближайшие сутки я буду звать тебя «педобиром».

   -...Еще не дно?

   – Уже близко. А теперь заткнись и не мешай мне работать, педобир.

   И Браун заткнулся. Хонг действительно был профессионалом, в конце концов.

   Они молчали – лис, ворча что-то себе под нос, вращал рычажки и смещал лафет, слюнявил палец и проверял ветер, иногда возвращался на скалу и сверял что-то на стене с собственными наблюдениями, считал что-то на своем Свитке, вычисляя количество необходимого Праха... шаманил напропалую, в общем.

   Браун, закинув голову, рассеянно наблюдал за быстро темнеющим небом, холодными звездами, заполняющими небеса, полуразрушенной Луной... и жалел о том, что у них нет второго стрелка, подобного Хонгу.

   Будь у него второй такой – они могли бы просто снять зенитки, использовав пушку по прямому назначению, то есть снарядом. Но увы – сразу после выстрела позиция будет демаскирована и орудия SDC разнесут эту скалу на кусочки, вместе со всеми, кто не успеет убраться. Делать две пушки и снимать зенитки одну за другой – долго, теряется элемент неожиданности, и прихвостни Шни успеют вызвать подкрепление. Времени и так немного – чтобы захватить базу, обыскать, вынести и погрузить все ценное, да еще и успеть сбежать: едва-едва хватит шести часов, необходимых SDC, чтобы перекинуть подкрепление из Вейл.

   Достать же нормальное орудие, которое сможет разнести зенитки с безопасного расстояния без экстремальных планов, включающих в себя «выстрелить живым фавном в направлении врага»... Это стоило денег – больших денег.

   СМИ и SDC любило делать из Белого Клыка всемогущее пугало, вездесущее и могущественное, злобным Духом Мщения висящим над каждым человеком, угрозой всему и вся, но, увы, это было не так. Единственное, в чем они не испытывали постоянной нужды – это новобранцы. О чем говорить, если примерно половину желающих приходилось заворачивать? Не хватало денег на нормальное оружие – рядовая часть Белого Клыка, из тех, что действовали в городе, прикрывая все реже и реже случавшиеся мирные демонстрации протеста, громили магазины, отказывающие в обслуживании фавнам и все в таком духе, сражалась всяким мусором вроде дубинок, бейсбольных бит или простых арматурин, выломанных где попало. В основной состав, которому действительно приходилось иметь дело с настоящими битвами, брали только тех, кто действительно умел драться – и то их приходилось вооружать простыми мечами, без возможности трансформации, автоматами, изъятыми у роботов и спешно переделанных под руку фавнов, прочим древним хламом, даже Прахом не стреляющим, на одном порохе...

   Не хватало всего: даже с таким трудом украденное оружие Шни постоянно терялось вместе с арестованными и убитыми, украденных Прах – килограммами расстреливался в бою и на тренировках, высокотехнологичное оружие – быстро приходило в негодность без нормального обслуживания и запчастей.

   И деньги – разумеется, всегда не хватало денег. Большая часть финансовых активов Белого Клыка приходила из Менаджери – даже притом, что Гира Белладонна, действующий правитель страны фавнов, бывший лидер Белого Клыка, оставивший свой пост, когда организация приняла решение перейти от мирных протестов к более... силовым методам решения вопроса, официально отрекся от ныне террористической группы, многие из влиятельных и простых фавнов по-прежнему поддерживали выбранный Белым Клыком путь. Остальное добывалось грабежом – банки, магазины, поезда... Но этого было мало – всегда было слишком мало. Некоторые особо отмороженные предлагали восполнить недостающие средства продажей наркотиков – разумеется, только «грязным человекам»...

   Пока, слава Праху, обходились без этого.

   – Ты слышал, в этом году в Бикон поступила наследница SDC, Вайс Шни, – нарушил тишину Хонг. – Завтра будет проходить инициацию.

   Браун напрягся – разумеется, он слышал, об этом говорили в новостях, и все, что несло в себе слова «Шни» и «SDC» всегда привлекало его самое пристальное внимание.

   – Мы больше не связываемся с похищениями и заложниками, Хонг.

   – Но остальные...

   – Остальные могут делать все, что считают нужным. Мы. Больше. Не. Связываемся.

   – Лайм был мудаком даже по меркам директоров SDC, и ты знаешь это. Никто больше в здравом уме не скажет похитителям собственного сына: «Он всегда бы разочарованием. Просто пристрелите его».

   Браун ответил не сразу. В те времена ему казалось, что ход с заложниками – это высокий риск при высоком вознаграждении. И это действительно было так – прежде его соратникам и правда иногда удавалось выжать приличную сумму лиен.

   Его ошибка была в том, что он требовал не денег – он требовал снизить рабочий день шахтеров с четырнадцати часов до двенадцати. А после отказа Лайма сотрудничать, ему на Свиток набрал Ивори Хак, главнокомандующий всего Белого Клыка и приказал исполнить просьбу Лайма.

   Лавендер Лайм был пропащим подростком, спускающим жизнь на вечеринки и алкоголь – он заслуживал презрения, не казни на камеру сразу после отречения отца.

   – Мы всегда можем просто потребовать денег. Она одна здесь, без своей армии.

   Хуже всего было то, что Хонг был прав. Случай с Лавендером был исключением из правил, ужасной ошибкой – было мало шансов, что это повторится вновь.

   – Она в Биконе, Хонг, гребанном Биконе, академии, где готовят лучших воинов Ремнанта. Там, наверно, даже уборщик имеет открытую ауру и знает кунг-фу.

   После смерти его родителей, не имея других родственников, он попал в приют. Он не пробыл там долго, всего полгода, прежде чем его нашел Адам, но все же успел выучить несколько важных уроков.

   Если тебя бьют – ты бьешь в ответ. Если тебя оскорбляют, ты вбиваешь оскорбление обратно в глотку ублюдку вместе с его зубами. Если твой противник поднимает ставки, доставая нож – ты делаешь то же самое, ломая ему руку, а следом и вторую, чтобы лучше запомнил. Если твой враг больше, сильнее и превосходит числом, ты играешь грязно – ты бьешь между ног, кусаешься и делаешь все, что угодно, чтобы заставить их пожалеть об идее, что тихий одинокий мальчик, недавно потерявший родителей, будет легкой жертвой.

   В глубине души он знал, что это сработает и здесь. Если они будут достаточно жестокими, достаточно сильными, чтобы задрать планку насилия и выдержать последствия – человечеству придется смириться с фавнами, занимающими равное им место в мире. Из страха, да, но какая разница, если результат достигнут?

   – Она не может сидеть там вечно.

   Проблема была в том, что масштаб необходимой жестокости в детдоме и Ремнанте был очень, очень разными вещами.

   И он никогда не мог заткнуть тихий, мягкий голос в своей голове, голос Блейк, сейчас шепчущий ему, что Вайс Шни – семнадцатилетняя девчонка, певица с потрясающим голосом, собравшаяся учиться на Охотницу, профессию, про которую писали сказки, слагали легенды и снимали фильмы, профессию, о которой мечтал каждый мальчишка... потому что Охотники были героями, теми, кто защищал мир от монстров, без разницы – Гримм или тех, что маскировались под человека.

   – Отстань, Хонг. Мы не занимаемся похищениями. Наше дело – война с SDC и роботами. Это тоже важно.

   – Как скажешь, Браун. Только не больно-то это работает.

   – Мы можем поговорить об этом в другое время, когда я не буду сидеть на карачках в пушке?

   – Конечно, педобир. Кстати, я закончил. Передай привет роботам.

   И сразу после мир превратился в море огня и грохота.

   Он уже делал это раньше (десятки раз, на самом деле), но каждый раз сердце испуганно сжималось в груди, когда прямо под ним взрывалась маленькая бомба, а чудовищная, неостановимая сила, как котенка, швыряла его в небеса.

   Кратковременный приступ страха прошел, когда он приземлился прямо на зенитку, едва начавшую разворачиваться в его сторону. Он был на своем месте – в бою, где не было времени для моральных сомнений, где был враг, которого следовало раздавить, и не было никакой нужды сдерживать свою силу.

   Уперев ноги в удобные выступы угловатой конструкции типовой, пусть и устаревшей, зенитки Атласа, он ухватился руками за основания стволов и, довольно зарычав, вырвал их из гнезда. Перехватив правый, будто копье, он бросил его во второе орудие, пронзив его насквозь.

   А после его время кончилось.

   Тяжелая орудийная турель, созданная для противостояния наиболее прочным Гримм, от Большой Урсы до Голиафа, наконец довернула ствол и тяжелый снаряд буквально смел его с башни, протащил через следующую и швырнул в скалы, с обоих сторон подпирающих узкий вход в ущелье.

   Он рухнул на землю с тяжелым грохотом, морщась от боли, от легкой раны на плече и тонкой струйке крови, заливающей руку – с его Проявлением его редко ранили. У всего на свете была своя цена и его заключалась в том, когда он обращался к своей способности, его аура исчезала, впитываясь в тело – про быстрое исцеление можно было забыть, потому что ему приходилось прикладывать сознательные усилия, чтобы отключить свое Проявление.

   Его звериная суть, легендарная медвежья свирепость, требовала подняться ноги, вернуться в бой – разорвать всех, кто встанет на пути, оторвать им ноги и руки, перегрызть горло и напиться горячей крови, но он заставил себя остаться недвижимым. Его задачей было не захватывать базу в одиночку – только выиграть время, всего минуту, пока транспорт доставит остальную команду.

   Поэтому он лежал, притворяясь мертвым – у охраны не было никакой возможности знать, что кто-то мог пережить попадание снаряда, разрывающего Урсу на части.

   Время действовать пришло, когда рядом раздался металлический лязг – роботы Шни пришли убедиться, что сумасшедший самоубийца был мертв. Он ждал, сжимая зубы от жажды драки, до тех пор, пока один из электронных болванов не ткнул в него своим клинком.

   Перехватив запястье неудачника, Браун сжал его в кулаке, где-то на периферии сознания испытав легкое разочарование, что скрежет сминаемого металла так мало похож на хруст дробящейся кости. Вскочив на ноги, он взмахнул рукой, используя робота в качестве дубинки, сметая со стены трех его собратьев, и тут же прыгнул вперед, спасаясь от потока пуль, обрушенных на то место, где он стоял мгновением раньше, собратьями мертвого робота.

   Прямо перед ним, из свернутого энергосберегающего режима выходил тяжелый робот Атласа, брат-близнец того, что встретили Адам с Блейк на их последней миссии.

   Браун любил таких – медленный, тяжелобронированный противник с большими пушками был самой простой целью для его Проявления. Маленькие и быстрые бесили его куда сильнее.

   Роботу не хватило совсем немного времени – его пушки уже засветились бледно-голубым светом, готовясь выплюнуть поток полужидкого-полугазообразного Праха, раскаленного до температур, при которых даже камень горит, но Браун был уже достаточно близко. Его прыжок совпал с двумя потоками огня, ударившими из сопел на его ботинках, буквально выстреливая фавном вперед – единственное высокотехнологичное устройство, которым он пользовался. Его кулаки были грозным оружием, но, увы, проигрывали всем остальным в плане досягаемости – и реактивные ботинки были его способом быстро сблизиться с целью. А там уже все, что оставалось – это ударить или схватить за руку.

   Робота-паука постигла судьба зенитки – упершись обеими ногами ему в подмышку, Моррон с хриплым натужным рычанием (ублюдок был реально прочным), оторвал пушку от туловища. Ходячий танк на четырех ногах дернулся, завертелся вокруг своей оси, пытаясь скинуть его с себя, но трудно провернуть такое с тем, кто успел вбить пальцы встык твоей брони, а силы имел достаточно, чтобы оторвать руку. Тем не менее, программу пауку писали толковые ребята, и робот не просто бестолково крутился – он наводил вторую из оставшихся у него крупнокалиберных пушек на цель. Браун едва успел отогнуть листовую броню, за край которой держался, принимая синеватый поток расплавленного Праха на собственную же защиту робота. Броня выдержала, но жар раскаленного, ярко светящегося металла Моррон чувствовал даже сквозь свое Проявление.

   «Зато кровь в ране свернется» – думал он, подтягиваясь на руках чуть выше, чтобы дотянуться до уязвимой механики, скрытой под броней. Он запустил туда руку по плечо, разрывая провода, кроша приводы и ломая еще Прах знает что, напиханное внутрь умниками из Атласа, а после разжал руки, соскальзывая с туловища вниз, на одну из ног.

   «Самое уязвимое место всей этой кибер-херни, которую так любят в Атласе – суставы» – учил его Адам. Браун хорошо слушал своих учителей – всех, до единого.

   Два удара потребовалось ему, чтобы раздробить центральный сустав, соединяющий ногу с туловищем. Робот споткнулся, заваливаясь в сторону, угрожая задавить Моррона собственным весом, но тот успел выскользнуть из под падающей громадины. Когда шагающий танк с грохотом рухнул на стену, Браун уже стоял на его груди, торжествующе рыча, раздирая броневые листы, чтобы добраться до центрального процессора, скрытого в самом центре огромного робота. В качестве последней попытки сопротивления паук навел на него ствол последней оставшейся пушки, но это отвлекло Моррона лишь на секунду – дождавшись, когда дуло засияет, он схватил ствол обеими руками и с силой сжал, сминая его в лепешку. Поток раскаленного Праха, запущенный системой мгновением позже, разорвал пушку изнутри, осыпав фавна градом раскаленных осколков.

   Но все это уже не имело никакого значения, потому что Браун добрался до своей цели – угольно-черного ядра, раскалывая его на миллион кусочков ударом сцепленных рук.

   И только тогда, оглядев стену разъяренным взглядом, он услышал знакомый рев двигателей, взрывы и выстрелы, звон клинков и пулеметные очереди.

   – Эй, ты в порядке, педобир? – расслышал он отвратительно веселый голос своего партнера.

   Лис стоял рядом, со счастливой усмешкой закинув на плечо дробовик, слабо дымящийся от последнего выстрела.

   – Выглядишь как дерьмо, – добавил он. – Не то, чтобы это было необычно...

   – Заткнись, Хонг, – вздохнул он, запрыгнув на полуразрушенную башню, которую он не так давно проломил собственным телом, чтобы получить лучший обзор на поле боя. – Просто заткнись.

   – Ладно, босс. Но, если что я могу позвать ту девчушку-оленя, чтобы перевязала твои раны на мускулистом плече. Ей вроде как раз семнадцать – твой тип...

   Лис поперхнулся своими словами, когда Браун повернул голову к нему – темно-карие глаза в окружении покрасневшего от ярости белка, заставили его вспомнить, что при всей терпимости его партнера, все, что так или иначе касалось Блейк Белладонны, было запретной темой, которую нельзя поднимать ни в коем случае.

   -...Понял, не дурак. Пойду убивать роботов – уверен, они наставят мне достаточно синяков, чтобы тебе стало меня жалко.

   Глава 4. Единственный путь

   – Братья и сестры, – поднявшись со своего места, громко сказал Браун, привлекая всеобщее внимание.

   Небольшой кабак, один из самых приличных в фавн-районе Вейл, мгновенно затих. Дождавшись, когда все головы повернуться к нему, Моррон продолжил.

   – Почти месяц прошел с тех пор, как вы присоединились к Белому Клыку. Вы были зелеными салагами, путающими правую и левую ногу, и понятия не имели о том, как на самом деле ведется эта война. ...Это не изменилось.

   Он сделал паузу на мгновение, благосклонно улыбаясь робким смешкам, и продолжил:

   – И все же мы уже ходили с вами в бой – вы сражались с врагами фавнов и победили. Вы помогали и прикрывали друг друга, упорно тренировались, исправляя свою врожденную криворукость под моим присмотром, и даже не были полностью бесполезны в этом. Я называю это победой. Я называю это: «Посвящение пройдено». Вчера всем вам открыли ауры, кроме тех, кто озаботился этим раньше. Мы не делаем это для случайных людей – никто во всем Ремнанте не делает; мы делаем это для тех, кого мы принимаем в семью. Сегодня – мы празднуем это!

   – Бухаем! – поддержал его Хонг, разрушив всю торжественность момента, как будто открытие ауры не грандиозное предприятие.

   Тогда как оно было. Аура защищала, делала сильнее, исцеляла; она была даром и благословением, физическим воплощением души, которая была у каждого живого существа в мире: у людей, фавнов и даже животных – не имели ее только Гримм. И все же, каждый рождался с «закрытой» аурой – и чтобы открыть ее, надо было либо оказаться на грани жизни и смерти (и даже тогда самостоятельное открытие ауры – большая редкость), либо воспользоваться чей-то помощью. Сама процедура активации ауры не была сложной, хотя и требовала большого напряжения у открывающего... и при всем при этом подавляющее большинство населения всю свою жизнь жило без нее.

   Причиной этому были существа Гримм. Темные твари тянулись за отрицательными эмоциями, приходили туда, где было много страха и горя, боли и ненависти – и чуяли они их на огромных расстояниях. Впрочем, «чуяли» – не совсем верное слово, Гримм шли не за запахом – за эманациями души.

   Открытая аура защищала своего хозяина, но закрытая делала тоже самое, просто иначе. Если обращаться к метафорам, то свободная аура походила на костер в ночи, свободно и ничего не скрывая, транслируя в окружающее пространство свои эмоции – Гримм «слышали» их намного дальше; закрытая же едва походила на свечку, и необходимы были действительно большие суммы отрицательных эмоций, испытываемых многими людьми одновременно, чтобы привлечь тварей темноты.

   Открытие ауры, в культурном значении – это признание силы, обязанности не просто защитить себя и тех, кто рядом, но и способности владеть собой, не падать духом и не становится живым магнитом для Гримм. Впрочем, последнее – это скорее благое намерение, даже если ты не позволяешь эмоциям управлять собой, перестать чувствовать себе не запретишь...

   – Бухаем! – дружным ревом поддержали лиса восемь новобранцев (которым оставалось быть таковыми последний вечер).

   Из пятнадцати Браун выбрал себе восемь – две стандартных команды по четыре фавна. Остальных не выгнали, разумеется: раз уж они попали на базу, обратной дороги... не то, чтобы не стало, но это становилось гораздо сложнее сделать. Новичков потихоньку растащили себе другие отряды.

   – Бухаем... – вздохнув, согласился Браун, возвращаясь на свое место.

   Он кивнул хозяину, любезно предоставившему свое заведение на сутки, взымая плату только за еду и выпивку и расслабленно откинулся на спинку стула, с рассеянной улыбкой наблюдая за празднеством и двумя симпатичными кошками-фавнами, разносящими еду вдоль длинного общего стола. Он не был любителем участвовать в таких вечеринках, зато всегда любил наблюдать за такими редкими моментами радости, счастья и беззаботности: слишком редки они были в их грубой и жестокой работе.

   Эти ребята пока никого не убили, не теряли товарищей в засаде, не убегали от облавы копов или частной армии SDC – пока они просто чувствовали, что делают важное дело, но не понимали, какова будет цена. Браун с готовностью объяснил бы, но, увы, есть много вещей в этой жизни, которые можно понять лишь испытав на собственной шкуре.

   Он уже знал, как пойдет эта вечеринка – сначала все будут есть, пить и болтать, делясь впечатлениями: на жестком тренировочном марафоне, что устроил им Браун в последний месяц у ребят не было много сил и времени, чтобы толком узнать друг друга. Потом они разобьются на группки по интересам: Сэйбл – тот самый фавн-бык, что ненавидел компанию Шни больше всех, устроится рядом с Лили Бран, девчушкой-оленем, и попытается вытащить ее танцевать; Хонг будет заигрывать со Скарлет и закончится это фингалом под глазом, засосом на шее, и, возможно, сломанной кроватью; Курай растворится в тенях через несколько минут, отправившись куда-то по своим паучьим делам. Кто-то быстро напьется и уснет лицом в тарелке, кто-то будет орать песни, кто-то закончит ночь на полу, в обнимку с унитазом, а кто-то обязательно набьет кому-то морду.

   На следующее утро, когда они вернутся на базу, они будут взахлеб рассказывать об этом неудачникам, что остались в лесах посреди ничего – тянуть лямку, а после, годы спустя, вдохновенно врать новичкам, что их ночь Посвящения закончилась штурмом офиса SDC, нарисованным ананасом на главной башне Бикона и связанной Глиндой Гудвич в подсобке.

   И нет, он не преувеличивал – Хонг регулярно травил подобные байки. В них никто не верил, но слушали все с удовольствием.

   Обычно он принимал участие во всем этом веселье – такие вечеринки способствовали командному духу ничуть не меньше, чем «крещенье огнем» в бою. Он ходил от группке к группке, травил собственные байки (в отличие от Хонга – почти правдивые!) и тихо сваливал, когда веселье достигало апогея и присутствие начальства начинало только мешать.

   Он не оставался даже с собственной командой, и вовсе не потому, что пьяный Хонг был еще невыносимей трезвого, а пьяная Скарлет превращалась в лайт-версию трезвого Хонга.

   Моррон Браун называл этих троих своей командой, хитрого несносного лиса – своим партнером, но правда заключалась в том, что его командой всегда были и навсегда останутся только два фавна: Адам Торус и Блейк Белладонна. Все остальные – это единомышленники, братья по оружию, даже друзья – но не семья, какой были когда-то они втроем.

   Семья, которой больше не было. Процесс не был мгновенным – после того, как Блейк выбрала Адама, Браун честно пытался не позволить этому повлиять на их отношения, но быстро понял, что это сильнее его – он попросил у Адама место в другой команде и получил Хонга, Скарлет и Курай. Но и этого оказалось мало – на базе было всего две-три сотни фавнов: они все еще были слишком близко. И когда начался новый виток противостояния войны между Клыком и Атласом в тандеме с SDC, он решил что другой континент – это достаточно далеко.

   Он вернулся через год – только для того, чтобы обнаружить, что его уход в конечном итоге разрушил все: Блейк сбежала, Адам... просто делал вид, что ее никогда не существовало. Он стал резче с подчиненными, хотя и раньше никогда не был образцом долготерпения, пропадал на одиночных миссиях, с которых возвращался потрепанным и с отчетливым запахом крови... в общем, Адам был самим собой – единственный способ справится с болью, который он знал, был превратить ее в гнев.

   Не было больше команды ABM – был переполненный злобой и горечью Адам, сбежавшая Блейк и растерянный Моррон, который не знал, как вернуть все обратно и возможно ли такое вообще.

   Так что вечеринку он покинул одновременно с Курай, сказав, что есть один фавн в городе, которого он должен был посетить.

   Рядовой обыватель думает, что все участники движения Белый Клык – боевики-экстремисты. Рядовой обыватель вообще имеет много иллюзий о мире, и это далеко не самое большое из его заблуждений.

   Боевое крыло организации, те, кто действительно участвуют в боевых действиях, – самая малочисленная часть. Информаторы, осведомители, шпионы, просто сочувствующие, приносящие деньги и иногда выполняющие несложные поручения, активисты пусть и изрядно сократившегося и ставшего неофициальным, но по-прежнему существующего крыла, что занималось мирными формами протеста, – вот что было основной частью Белого Клыка: фавны, которые не имели духа или навыков, чтобы вступить в фактическую борьбу, но все еще желали помочь.

   Магазин «Книги Таксона», как и его владелец, относился именно к этой, самой распространенной категории. Таксон был связным, предоставлял укрытие в случае необходимости и хранил у себя за книжными полками много всякого, за что по закону полагался большой срок. Его сложно было заподозрить в связях с Белых Клыком, учитывая, что единственное наследие его животного, рыси, были выдвижные когти, которые он без особых проблем прятал большую часть своей жизни.

   Браун пришел уже затемно, прямо перед закрытием. Таксон обернулся на звон колокольчиков, натягивая на лицо профессиональную улыбку, открыл было рот, чтобы поприветствовать покупателя, но едва Моррон откинул капюшон, тут же увял, нахмурился и сказал совсем другое:

   – Моррон. Я слышал, ты вернулся.

   – Как видишь, – не стал спорить с очевидным Браун, подходя к стойке.

   – Зачем ты здесь?

   -...Я подумал, что Блейк могла навестить тебя после побега.

   Лицо Таксона застыло, превратившись в холодную бесчувственную маску, и это лучше любых слов сказало Брауну, что он был прав.

   – Что ж, ты ошибся. Я знаю не больше тебя.

   – Послушай, Такс... – протянул Моррон, стараясь выглядеть как можно более мирным.

   Непростая задачка, когда ты на полголовы выше, в два раза шире в плечах и всю свою жизнь учился производить прямо противоположное впечатление.

   – Я здесь не для того, чтобы драться. Я здесь не для того, чтобы выбивать из тебя информацию. Честно, если сейчас ты пошлешь меня к черту, я развернусь и уйду – даю слово. Я просто хочу знать, что она в порядке. Пожалуйста, Такс.

   – Она была здесь, – после тяжелого молчания неохотно признал связной. – Вскоре после побега, и почти сразу ушла. И она не была в порядке: она была раздавлена, разбита, разочарована и зла.

   – Она... говорила, что случилось?

   – Ей не нужно было. Я, может быть, и не появлялся никогда на вашей базе, но я связной – я слышу много, много вижу. И я друг Блейк.

   – Я тоже.

   – Действительно, Моррон? – фавн-рысь зло сузил глаза. – И где ты был, когда по ТВ показали казнь Лавендера Лайма? О, подожди... Ты был в кадре – нажимал на курок.

   Браун вздрогнул. Прямо после он не был в состоянии говорить об этом ни с кем, а когда наконец собрался с духом, чтобы набрать Блейк – она просто не взяла трубку. Он приехал обратно сразу же, как только смог добиться разрешения у начальства в Атласе, но...

   – Она была здесь, когда это произошло – она вообще часто приходила, по-моему, это было единственное место, где она все еще чувствовала себя в безопасности, как в старые добрые времена – просто Блейк, а не террористка с вереницей разрушенных судеб за плечами. Ты бы видел ее лицо, Моррон: я давно на этой работе, многое видел, но выражение ее лица – это самое душераздирающее зрелище, которое я когда-либо имел несчастье наблюдать.

   Браун отступил на шаг – столько ярости была в глазах его старого знакомого, столько бессильного гнева и боли, и хуже того – справедливости, правоты в его словах.

   За годы в Белом Клыке он сделал много вещей, которыми не гордился, неправильных и необходимых, но казнь Лавендера Лайма, из которой сделали шоу, была определенно в первой тройке.

   – А где ты был через два дня, когда неизвестный ворвался в поместье Лаймов, перебил охрану, а самого старшего Лайма, мать твою, просто разорвал на куски? О, верно, – ты снова был там! Блейк ушла потому, что ее наставник и партнер, первая любовь и первый парень больше не думает ни секунды, прежде чем принять решение взорвать трех машинистов, единственная вина которых в том, что они вели чертов поезд! Она ушла потому, что ее лучший друг убивает семнадцатилетнего пацана на камеру перед всем миром, а после – приходит за его отцом.

   – Все было не так, Такс. Лайм это заслу...

   – Да мне плевать! Все это ни хрена не помогает – нас только еще больше боятся, еще больше ненавидят! И знаешь что... – он внезапно растерял весь запал и тяжело рухнул на стул, с которого вскочил в гневе. – Я начинаю бояться нас тоже. И ненавидеть. Скажи, Браун – это действительно того стоит?

   Браун тяжело облокотился локтями на стойку и спрятал лицо в ладонях.

   – Скажи мне, Таксон... Ты умный фавн, начитанный – многое знаешь, многое видел, еще больше слышал и читал. Война за Права Фавнов, пятьдесят лет назад. Десятки, сотни тысяч погибли, столько семей осталось без отцов, братьев, матерей и сестер – со стороны фавнов и со стороны людей. Гримм будто сошли с ума от чистой суммы гнева и горя, что царил в Королевствах, волнами накатываясь на стены, а когда прорывались, то убивали всех, в худшей форме всеобщего равенства: и людей, и фавнов.

   – Все это было ужасно. Неправильно. Но... скажи мне, Таксон – стало ли положение фавнов лучше после этой войны?

   Фавн-рысь не ответил, но Брауну не нужны были слова. Они получили Менаджери: свою, и ничью кроме, страну, было отменено рабство, все еще узаконенное в те времена в Мистрале и Вакуо, и вещи действительно стали приходить в норму... а потом появилось SDC и напомнило всему миру, как выгодно эксплуатировать фавнов.

   А они пропустили, прошляпили. Тогда, пока память о войне еще была свежа, можно было пресечь это в зародыше, пригрозить повторением, но... помнили о ней не только люди: никто не хотел проходить через это снова. Организация, созданная в послевоенные годы, призванная наладить отношения между людьми и фавнами, Белый Клык, решила действовать мирно.

   Это было ошибкой.

   – Я каждый день молюсь о том, чтобы кто-то нашел другой путь, – тихо продолжил Браун. – Показал мне, как исправить все так, чтобы никому не пришлось страдать. Но знаешь что, Таксон – его нет! Другого пути просто нет...

   – Ты просто его не видишь, Моррон.

   – Возможно. Но его не видишь и ты. Его не видит Блейк или даже Гира, мать его, Белладонна. Поэтому, Таксон – или предложи мне другой выход или заткнись и не трави мне душу.

   Он ушел, хлопнув дверью, в ярости не заметив, что просто оторвал ее с петель.

   «Прах, я ведь просто хотел поговорить и узнать, вернулась ли Блейк домой...»

   Глава 5. Сделка с Дьяволом

   То, что с базой случилась беда, стало ясно еще на подлете. Когда Браун подошел к хмурому Курай, окликнувшему его секунду назад и выглянул из крохотного иллюминатора, он увидел базу... ну, не в руинах, но близко: выломанные ворота, сгоревшие и даже еще немного дымящиеся здания...