Текст книги "Белый Клык (СИ)"

Автор книги: Терран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

   Это была просто его бессмысленная злоба, смешанная с завистью. Она не была справедливой, но он ничего не мог с собой поделать – можно было не позволять эмоциям влиять на суждения и поступки, но нельзя было прекратить чувствовать.

   – Я, может, и преступник, Прихвостень, – процедил Роман. – Но у меня есть свои правила. Я не предаю тех, кто платит.

   – В этом разница между нами, Торчвик. Я с Белым Клыком не потому, что они мне платят.

   – Ты – с Белым Клыком? – фыркнул рыжий. – Мы сидим в допросной атлаского флагмана. Я, который не предал своего нанимателя, арестован и прикован к столу, а ты – на свободе. Ты не с Белым Клыком, Прихвостень.

   – То, что делает Адам – не Белый Клык.

   – Это именно он, Прихвостень. А ты – просто слепой глупец, если не понял этого раньше. Даже твоя кошачья подружка сообразила быстрее.

   – Меня вырастил Белый Клык. Я знаю о нем столько, сколько ты не узнаешь никогда. И если я говорю, что действия Адама – это предательство самой сути нашего дела, то так оно и есть. ...И давай закончим с этим глупым вступлением. Ты знаешь, зачем я здесь.

   – Охотники отчаялись получить от меня хоть что-то и теперь хотят, чтобы со мной поговорил ты.

   – Почти. Ты знаешь, скольких из замешанных в Прорыве Гленн арестовали? Тебя одного, Роман. Все прочие были убиты на месте, без суда и следствия, в точности по закону о Гримм. Ты еще жив только потому, что Охотники посчитали, будто ты что-то знаешь. Может быть, тебе готовят участь быть казненным публично – после фестиваля, разумеется, не устраивать же кровавую расправу на празднике мира.

   – Я просто наемник, Прихвостень. Тебе никогда не раскрывали полный план – почему ты так уверен, что для меня сделали исключение? Я просто делал свою работу.

   – Я тоже так думал раньше, – кивнул Браун. – Но после Гленн... ты не настолько глуп, чтобы нарушить закон о Гримм, юридически приравняв себя к Тварям Темноты. Тебе, может быть, даже платят, но работаешь на Фолл ты не ради денег, а из страха. И сейчас ты отпираешься только потому, что боишься ее сильнее Охотников.

   Доверительно наклонившись ближе к преступнику, фавн оперся локтями на столешницу и вкрадчиво добавил:

   – Это можно изменить.

   – Серьезно? – криво усмехнулся Торчвик. – Не пытайся меня запугать, Прихвостень. Мы на корабле Атласа, гребанном флагмане Железного мудака. Меня или казнят или посадят за решетку – никаких «допросов с пристрастием».

   – Оглянись вокруг, Роман, – все тем же спокойным тоном ответил Браун. – Ты видишь где-нибудь солдат? ...Нет, не видишь – потому что их здесь нет. Звукозапись отключена, камеры внезапно сломались – какая неудача для кого-то вроде тебя.

   – Они пытались говорить с тобой по-хорошему, сделать все по закону, – криво усмехаясь, продолжил Моррон. – У них не получилось. Но когда у них не вышло добиться цели, следуя правилам, они согласились с тем, что надо немного их нарушить. Ты улавливаешь иронию, рыжий?

   Роман не ответил, все так же мрачно глядя на него исподлобья, то и дело косясь на камеру, которая отчего-то не мигала красным огоньком.

   – Здесь только ты и я. Никаких правил, никаких законов, я ограничен только тем, на что сам готов пойти ради нужной мне информации.

   Когда его левая рука метнулась вперед, преступник было отшатнулся, пытаясь избежать захвата, но наручники дернули его назад толстой цепью, созданной специально для людей с открытой аурой, из сплава титана с Прахом. Этого было достаточно для любого (кроме самого Брауна) – хватило и Торчвику.

   – Ты сделал больно Блейк на моих глазах, Роман, – прорычал Браун, медленно сжимая пальцы на горле рыжего. – Ты шантажировал меня ее жизнью и тайной. Ты знаешь, на что я готов ради достижения своей цели – мы работали вместе несколько месяцев. Охотники казнят тебя, если ты ничего им не скажешь, Фолл накажет мучительной и страшной смертью... но есть вещи и хуже.

   – В человеческом теле двести костей – я могу сломать каждую несколько раз, – понизив голос, продолжил фавн, с удовольствием наблюдая, как Торчвик бледнеет и хрипит под его хваткой. – Я могу сделать и что-нибудь похуже. Обычно мне не нравится эта часть моей работы... откровенно говоря, я ее просто ненавижу, но с тобой, думаю, я даже получу удовольствие.

   Он поднес к его лицу правую руку и медленно пошевелил металлическими пальцами перед глазами преступника.

   – Терять руку страшно, Роман. Часть тебя, что была рядом с самого рождения, воспринималась как должное... ее больше нет. Ты тянешься ею за стаканом, пытаешься протереть глаза, протягиваешь для рукопожатия... пытаешься сделать еще уйму всяких мелочей, которые были потрясающе легки и естественны раньше. И каждый раз, когда это происходит – ты понимаешь, вновь и вновь, в сотый раз с тем же отчаянием, что и в самый первый, что ее больше нет. И никогда уже не будет.

   – У тебя две руки. Две ноги. Есть еще кое-что, что дорого каждому мужчине. Есть нос, глаза и уши... твой поганый язык. Ты хочешь узнать, каково жить без всего этого? Ты даже не сможешь покончить с собой – будет просто нечем. Думаю, я выпрошу для тебя пожизненное содержание в больнице, в качестве особого подарка. Мы покажем тебя по телевидению всему миру, как назидание тем, кто нарушает законы Гримм.

   Он отпустил горло Романа, давая немного вздохнуть воздуха, и тяжело опустился обратно на стул.

   – И это даже не угроза – я лишь рассказал тебе, что сделаю, если ты не расскажешь мне все, что знаешь и о чем догадываешься. Ты можешь поверить мне на слово... или я могу начать с пары доказательств... думаю, что начну с пальцев, – сказал он, наблюдая, как злобно сверкая глазами, откашливается побледневший Торчвик. – И я даже на секунду не сомневаюсь в твоем выборе, потому все те слова о том, что ты не предатель – полная херня. Я знаю тебя, Роман – ты сделаешь все, что потребуется для того, чтобы выжить. Прямо сейчас у тебя есть лишь один вариант – рассказать мне то, что я хочу знать и молиться, чтобы этого хватило для того, чтобы остановить Фолл и ее босса. И решай побыстрее, я не буду ждать долго.

   – Проявление зеленой девки – иллюзии, – выдавил из себя Роман после пары минут тишины, нарушаемой только шелестом приводов протеза, с которым все никак не мог наиграться фавн, изображая отстраненное равнодушие. – Она заставляет людей видеть то, чего нет. Я не знаю, на скольких одновременно она может повлиять, но вряд ли на многих.

   – Это хорошее начало. Думаю, ты заслужил право оставить себе язык. Что еще у тебя есть?

   Молодая, отчаянно красивая женщина лет двадцати пяти неловко улыбнулась в камеру, стоя на фоне легко узнаваемых ярко-алых деревьев Леса Вечной Осени.

   – Ты уже снимаешь?

   – Да, дорогая, – ответил низкий мужской голос. – Можешь начинать. Покажи шоу потомкам.

   – Отойди немного... Еще чуть-чуть... Да, так хорошо.

   Удостоверившись, что между нею и неизвестным (хотя Браун догадывался, кто это был) оператором оказалось достаточно места, блондинка на мгновение прикрыла голубые глаза... а когда открыла, во все стороны брызнуло яркое сияние, цвета старого янтаря. Это сияние было знакомо Брауну – очень похожим светом горел правый глаз Синдер Фолл, когда она была в гневе.

   Женщина развела руки, будто собиралась обнять весь мир, поднялась на цыпочки... и легко оторвалась от земли, взмывая в воздух: неспешно, напоказ, со спокойной уверенностью, что рождается лишь из осознания собственной силы.

   Остановившись в десятке метров над землей, Дева взмахнула руками – и две ослепляющие даже через старое видео молнии разнесли в щепы два дерева. Закрутилась вокруг своей оси – и четыре потока огня, взявшиеся из ниоткуда, закружились вместе с ней в танце безумной, не рассуждающей природной мощи. Мгновение – и к пламенному шторму присоединились тысячи листочков, горящих, но не сгорающих, потемнели небеса, засверкали молнии, в самом буквальном смысле стирая в порошок все на расстоянии в пару десятков метров. Собрав все четыре огненных потока в один, Дева театрально протянула руку – и объединенный ярко-оранжевый луч колыхающегося пламени мазнул по земле, выдирая целые пласты, оставляя глубокую просеку с оплавленными краями, поднимая в воздух сотни килограмм обожженной земли и раскаленных камней.

   Оператор поднял руку с зажатым в ней револьвером и сделал три выстрела в Деву. Та, казалось, едва их заметила, лишь небрежно отмахнувшись, испепеляя праховые снаряды.

   – Хватит, Амелия, – с улыбкой в голосе сказал мужской голос, когда к буйству стихий присоединился пяток вырванных откуда-то из под земли здоровенных булыжников в человеческий рост.

   И все тут же закончилось: угасло пламя, рассеялись тучи, скалы с грохотом рухнули на землю, а сама, казавшаяся такой хрупкой женщина медленно, явно красуясь перед зрителями и, особенно, оператором, подлетела поближе.

   – Ну как тебе, Кейан? – самодовольно спросила она, касаясь кончиками пальцев земли.

   – Ваш кофе, сэр, – улыбнулась ему симпатичная официантка, ставя перед ним крошечную чашечку.

   – Спасибо, – вежливо кивнул он, откладывая в сторону Свиток, что дал ему директор.

   Серьезная штука была – привязывалась к ауре, подделать которую по сей день считалось невозможным.

   Им бы такие в Белом Клыке...

   Кивком отпустив официантку, он, сосредоточенно нахмурившись, осторожно, двумя железными пальцами, взял чашечку за ручку, поднес к губам... и, недовольно нахмурившись, зажмурился. Вновь открыв глаза он уставился прямо перед собой, с трудом не давая взгляду соскользнуть в сторону.

   – Курай, – наконец сказал он. – Убери свою хрень, я тебя заметил.

   Еле уловимое давление на глаза и мозг, заставляющее отводить взгляд и в упор не замечать щуплого фавна-паука моментально исчезло.

   – Давно ты здесь? – спросил Браун, все-таки отхлебывая свой кофе.

   – Только пришел. Ты быстро меня заметил.

   – Ты сел прямо передо мной. Любой, кто знает твое Проявление, догадался бы.

   – Ты удивишься, – пожав плечами, ответил фавн.

   – Итак... – начал Моррон, опуская чашку обратно на стол и с удовольствием отметив, что та избежала участи пары десятков своих предшественниц в Биконе. – Это ловушка?

   – А если так, вон та Охотница с кучей пушек под плащом нашпигует меня пулями?

   Браун с недовольством дернул плечом, даже не оглянувшись.

   – Охотники хреново умеют смешиваться с толпой.

   – Это точно. Трое ее товарищей на крыше напротив тоже не асы маскировки. Может, разве что, против Гримм... не особо старых.

   – Работаю с тем, что есть.

   Несколько секунд они молчали. Браун поймал взгляд своего подчиненного, прикипевший к его новой руке, и с некоторым трудом подавил желание одернуть его. Он, в конце концов, сам отказался носить перчатку, скрывая протез – в качестве напоминания об ошибках, о собственной слепоте и цене, которую пришлось заплатить за них: ему и многим, многим другим и по той же причине, по которой он никогда не скрывал свое фавн-наследие.

   Пусть смотрят, пусть видят. И если им что-то не нравится – пусть скажут в лицо. Справедливости ради, желающих высказать расистское замечание немного диковатого вида фавну его комплекции, почти не было...

   В профилактических целях оглянувшись по сторонам, он убедился, что никому нет до них дела – все посетители, включая хозяев, не отрывали взгляда от экранов, где транслировался первый матч Турнира Витал: RWBY против ABRN.

   – Давай перейдем к делу, Курай, – наконец вздохнул он, вновь сосредотачиваясь на проклятой чашке. – Адам.

   – Жив, насколько я знаю.

   – Ну разумеется... – вздохнул медведь.

   – Ты крепко его приложил, командир. Нас иногда навещают из других лагерей, по слухам он встал на ноги только дня два-три назад и потерял глаз.

   – Отлично, – проворчал он. – Как будто в Адаме раньше было мало ненависти. ... Где ты с точки зрения остальных?

   – Нигде. Нас вместе с некоторыми другими неблагонадежными под охраной кучи отморозков отослали сторожить одну из наших брошенных стоянок, где ничего нет. Все знают, где мы, но мы не знаем, где они.

   – Сколько понимают, что происходит, но молчат из страха и отсутствия альтернатив, скольких убили, кто смог сбежать? Перед тем, как вас отослали.

   – Хватает. Много. Почти никто.

   Браун кивнул. Что-то в этом роде он и представлял. Он не мог быть одним единственным, кто понимал, чем обернется план Адама... зато был одним из немногих, у кого были шансы пережить схватку с сильнейшим бойцом Белого Клыка, армии головорезов, что он привез с собой или толп мальчишек с горящими глазами, лозунгами вместо своего ума и желанием изменить мир – прямо здесь, прямо сейчас, по молодости просто не понимающих, чем обернется для них и всех фавнов даже не просто объявление открытой войны Королевствам, но использование в военных целях Гримм.

   – Мне нужно, чтобы ты попытался установить контакт с теми, кто боится – не со всеми, естественно. Найди главный лагерь, выбирай лидеров команд, в которых уверен, их подчиненные пусть остаются в неведении. Я не думаю, что Адам скажет кому-нибудь точную дату или, тем более, полный план, но будет достаточно и того, что они будут готовы выступить в нужный момент, когда все начнется. Все, кто согласятся выступить против Адама, не будут арестованы, когда пыль осядет. Гримм будут признаны только те, кто останется с Торусом.

   -...Если вы со мной, конечно, – добавил он после секундного молчания.

   – Оглянись вокруг, командир.

   Браун вздохнул. Ему не требовалось выполнять просьбу Курай, чтобы понять, то, о чем тот говорил. Кафешка «Мама Моппи» была... девчачьей. Розовые с белыми цветочками скатерти, изящные столики и стулья, все те же светло-розовые обои, занавески, картины и фотографии с котиками... Он знал только одного фавна, который мог ТАКИМ образом выразить свою поддержку.

   – Это место – идея Хонга. Он сказал, что его мама велела ему держаться тебя, мол, только тогда он не загремит в тюрьму или на электрический стул и что он знает, что это ты слал ей открытки с пометкой «со мной все в порядке, мам». Он на пару со Скарлет заставили меня пообещать, что я сделаю твое фото на фоне всего этого безобразия. ...Мы с тобой, командир.

   – Два года... два гребанных года, а я только узнаю, что Хонг – чертов маменькин сынок? – покачал головой Браун, не сдержав улыбку.

   Курай промолчал.

   – Попытайся узнать их планы, но будь осторожен – твое Проявление не панацея. Если тебя заметят, мы лишимся даже тех, на кого можем рассчитывать сейчас – остальные не потянут, – задумавшись на секунду, он продолжил: – Назначаю тебя лидером команды, пока вы там. Знаю, за пределами Королевства связь не ловит, но если вновь сможешь выбраться – пиши на тот же номер. Мне теперь не от кого прятаться.

   Бросив быстрый взгляд на экран, он улыбнулся, увидев как Блейк, перехитрив свою противницу, выбрасывает ее за пределы арены.

   – Ступай, – сказал он. – Матч скоро закончится, да и у тебя, я думаю, мало времени.

   Кивнув, фавн-паук активировал свое Проявление, что превращало его в «трудно замечаемый объект». Его особенность работала даже на роботов. Даже в записи. Даже спустя месяцы.

   – И спасибо, друг... – пробормотал он себе под нос, слыша сухой щелчок фотокамеры Свитка – Курай выполнял обещание, данное остальной команде.

   В следующий миг кафешка взорвалась восторженными криками – RWBY одержала первую победу на этом турнире.

   Он хлопал вместе со всеми, радуясь про себя, что Курай выбрал такое удобное время для встречи, пока команда Блейк занята на турнире. Они останутся в стороне.

   Сегодня, впервые с того дня, как он потерял руку, кроме одной лишь решимости предотвратить катастрофу у него появилась еще и надежда. У него есть шанс остановить это, предотвратить войну. Двум смешным, наивным и добрым девчонкам, Блейк и одной неправильной Шни не придется убивать ради спасения собственной жизни, пытаться отмыть кровь с ладоней и одежды, смотреть, как умирают друзья и близкие... а потом, на следующей день, вставать и проходить через это снова, и снова, и снова – до тех пор, пока старуха с косой не достанет их самих. Они были Охотницами – теми, кто защищает человечество от его настоящего врага, Гримм. Пусть так и останется.

   Браун едва успел допить свой кофе, прежде чем его Свиток разорвался беспокойной мелодией.

   – Ты видел это, Плюшевый?! – закричала Янг в трубку, все еще тяжело дыша после боя. – Троих одним ударом! Троих! Одним!! Ударом!!! Видел?! А, неважно! Я все равно заставлю тебя посмотреть повтор! Кто теперь лучший рукопашник Вейл, а? А?!

   – Конечно ты, Фонарик, – легко согласился фавн. – Конечно ты...

   Глава 23. Яблоко от яблони

   – Иди ты к чертовой матери, Озпин, – процедил высокий черноволосый мужчина, неосознанно опуская ладонь на рукоять широкого двуручного меча, прислоненного к столу.

   – И почему я не удивлен такому ответу... – вздохнул директор.

   – А что еще я мог тебе сказать? – фыркнул Кроу Бренвен. – Ты хочешь запихнуть мою племянницу в адскую машину атласких умников, которые сами ни черта не понимают, как она работает, а возможный результат варьируется от «все получится» до смерти или сумасшествия! И это не говоря уже о том, на что ты хочешь обречь ее, если (если, Озпин!), операция по пересадке пройдет успешно. Ты сам говорил – Девы умирают своей смертью разве что в качестве исключения. Их силы боятся или хотят заполучить люди, за ними охотится Салем, они сами, зная свою мощь, постоянно лезут в пекло.

   – Ты ведь еще не встречался с семьей, не так ли? – тихо спросил Озпин.

   – Нет, – напрягся Кроу. – Я сразу к тебе.

   – Под «сразу ко мне» ты подразумеваешь «сначала в бар, потом подраться с Винтер, понаделав кратеров в моем внутреннем дворе»?

   Бренвен на это только довольно усмехнулся. Бесить Винтер – одно из его самых любимых занятий в этой поганой жизни. Жаль, они редко пересекались – видеть холеную, всегда морозно-вежливую Шни с перекошенным от бешенства лицом стоило любой головомойки, которую ему устроит Озпин. Древний занудный хрен просто ничего не понимает в развлечениях!

   – Должен же был кто-то поставить на место эту зазнайку.

   – Знаешь, что меня веселит в этом больше всего? – улыбнулся директор, заставив Кроу насторожиться. – То, что твоя племянница говорит о младшей сестре Винтер то же самое и при этом называет своим другом.

   – Эй, мы с Ледяной Королевой не друзья!

   – Но могли бы быть, если бы ты попытался.

   – Ты прекрасно знаешь, почему я работаю один, Озпин, – тихо ответил Бренвен, вновь, почти рефлекторным, глубоко въевшимся за годы, движением сжимая рукоять верного клинка. – И почему у меня всего один друг, не считая племянниц.

   – Да, твое Проявление.

   – Я приношу неудачу всем вокруг. Это полезно в бою, но превращается в огромную проблему, когда дело касается личной жизни.

   – И поэтому ты заливаешь свое одиночество литрами виски и работой, видясь с родными едва месяц в году?

   – О, это опять одна из тех душеспасительных бесед от мудрого директора? – закатил глаза Охотник, доставая фляжку и демонстративно делая большой глоток. – Избавь меня от этого. Мы говорили о Янг.

   – Просто встреться с ней. Поговори.

   – Что ты сделал с ней? – прорычал Кроу, наклоняясь вперед.

   Он знал, что Озпин хороший человек. Он знал, что его мотивы чисты, он верил в него и его цель, доверял суждению и опыту... но персонификация одной из четырех Реликвий вертел людьми как хотел и зачастую требовались годы, чтобы понять, как и зачем он это делал. По личным наблюдениям Бренвена, вмешательство директора почти всегда оборачивалось к лучшему для «счастливца», но Озпин был в первую очередь защитником человечества и только потом – каждого отдельного человека.

   – Абсолютно ничего, – покачал головой Знание.

   – Тогда к чему это все?

   – Я не хочу давать тебе подсказок, Кроу. Самые убедительные доказательства – те, которые человек отыскал сам. Так что просто сходи и повидайся с семьей.

   Мгновение черноволосый Охотник пристально смотрел в глаза директору, а потом, со вздохом поднявшись, подхватил клинок, закинул на плечо и направился к выходу.

   Он знал этот взгляд. Он уже видел это сочувствие в глазах, наблюдал это выражение на лице: «Мне жаль, но когда мы встретимся в следующий раз, ты скажешь, что я был прав».

   – Черт бы тебя побрал, древний ты хитрый хрен, – пробормотал он себе под нос, так, чтобы Озпин услышал. – Черт бы тебя побрал...

   Ниндзя в темно-синем костюме пригнулся, театрально взмахнул руками, оставляя огненные дорожки в воздухе...

   – Тебе никогда не победить меня, старпер! – закричала Руби, торжествующе вскидывая над головой джойстик.

   Ниндзя в темно-красном пригнулся, пропуская над собой огненный шар, сбил противника подсечкой, а затем взмыл в воздух, чтобы приземлиться на грудь темно-синему, залив экран изнутри ярко-красным.

   – Не задавайся, мелкая. Это я научил тебя играть в эту игру, – довольно хмыкнул Кроу и тут же отвесил племяннице легкий подзатыльник. – И не называй меня старпером, я не настолько стар.

   – Моя очередь! – заявила Янг, оттаскивая сестру с подушки у монитора за капюшон ее любимого плаща.

   Руби, впрочем, не расстроилась. Размазавшись алым в воздухе, она приземлилась на кровать, даже не озаботившись стряхнуть с нее лепестки роз, что оставались от ее Проявления.

   – А расскажи о своем последнем задании! – потребовала она.

   Бренвен улыбнулся. Тейянг и его семья были теми, кого он действительно любил... на них, собственно, список и заканчивался. Он навещал их раз в несколько месяцев, после очередного тяжелого и, временами, грязного задания от Озпина – маленький загородный дом на острове Патч, одном из самых тихих и мирных мест в мире, был его обителью, самым настоящим «Священным местом», причиной, по которой он занимался всем этим. Он еще мог вспомнить, как усаживал обеих девочек себе на колени и, в сотый раз, читал им одни и те же любимые сказки, воспринимаемые с тем же восторгом, что и впервые.

   А потом они всегда требовали с него историй из жизни Охотников. Он никогда не отказывал... и, порой, рассказывал правдивые. Очень редко.

   – Хорошо, мелкая, – согласился он и в этот раз. – Последняя миссия была в Мистрале...

   – И что ты там делал? – подпрыгнула на кровати нетерпеливая Руби. – Охотился на древнего Гримм? Сражался с бандитами?

   – Искал сокровища? – предположила Янг.

   – Я разыскивал волшебницу.

   Мгновение в комнате царила тишина... а затем в лицо Охотнику прилетела подушка, от которой он не стал уворачиваться.

   – Фу, Кроу! – скривилась Янг. – Раньше у тебя лучше получалось врать. Стареешь!

   Он только рассмеялся. Одна из прелестей работы на Озпина – можно говорить людям чистую правду. Все равно никто не поверит.

   – Ладно, Солнечный Дракончик, – хмыкнул он, использовав старое прозвище, данное маленькой Янг ее отцом. – Настало время доказать тебе, что я еще достаточно молод, чтобы надрать тебе зад в видеоигре.

   – Три из трех! – потребовала Янг.

   – Хоть сто и из ста!

   И ровно через три минуты его любимый персонаж, Парящий Ниндзя, в третий раз отрубил девочке с хвостиками в белом платье, которую обожала его племянница, голову.

   – Вот так-то, мелочь пузатая, – довольно хмыкнул Бренвен. – Рано вам еще играть со взрослыми.

   Торжествующая ухмылка замерзла на его губах, когда он бросил взгляд на Янг. Сверкая алыми глазами, дочь его сестры уставилась пристальным взглядом на обезглавленный труп своего персонажа, крепко сжимая в руках джойстик с такой силой, что пластик еле слышно похрустывал в ее хватке. У нее даже кончики волос начали светиться, что для хорошо знавшего ее Кроу было однозначным свидетельством того, насколько она зла.

   Переведя на своего дядю взгляд чуть светящихся алым глаз, она потребовала:

   – Еще раз!

   – Руби, – тихо сказал Кроу. – Я слышал, что у вас в столовой сегодня подают землянику. Сходи, пожалуйста, порадуй своего дядю – принеси тарелочку.

   – Хорошо, Кроу, – тихо ответила Руби, переводя расстроенный взгляд серебряных глаз со своей сестры на дядю.

   – Что случилось, маленькая? – спросил Бренвен, едва за ней закрылась дверь.

   Янг умела проигрывать. Она стряхивала с себя неудачи, бодро вскакивала на ноги после поражений, не зацикливалась на ошибках – она просто шла дальше. Ее отец совсем не просто так называл ее «Солнечным Дракончиком» – первая часть прозвища была дана за ее веселый, непосредственный характер, а вторая – за огненную ярость, что превращала ее в неукротимую силу природы: в тех случаях, когда чему-то или кому-то все-таки удавалось разозлить ее, зацепив за живое.

   – Неважно, Кроу, – нахмурилась Янг, пряча вновь ставшие нежно-сиреневыми глаза и как-то сдуваясь. – Просто давай сделаем это еще раз.

   – Я ничего не имею против того, чтобы вновь показать тебе, что Парящий Ниндзя круче твоей Минь Ю, но даже если тебе каким-то чудом удастся меня победить, это ничего не изменит. Потому что дело не в глупой игре, – сказал Бренвен, откладывая джойстик в сторону и разворачиваясь лицом к племяннице. – Рассказывай, Янг. В чем дело?

   Несколько секунд она молчала, мрачно сверля глазами невезучий джойстик... а после расстроено отбросила его к экрану.

   – Наверно, я просто слишком много проигрываю в последнее время, – призналась она со вздохом. – Не на тренировках, не по мелочам... в действительно серьезных вещах. Плюшевому под автострадой – это было так глупо... Той разноцветной коротышке на поезде, Неополитен – я ее даже ударить ни разу не смогла!

   – Тебе семнадцать, Янг, – покачал головой Кроу. – Ты сама знаешь, что сильна, что из тебя получится очень сильная Охотница, но прямо сейчас ты просто не готова к серьезным делам. Ты чуть не погибла дважды – в первый раз в бою с Фавном-из-стали...

   – Не называй его так! Его зовут Моррон Браун, – категорично потребовала Янг. Немного подумав, она добавила: – И Плюшевым тоже не называй, это моя фишка. И мне в любом случае ничего не грозило – я не его враг, и никогда им не была.

   – Хорошо, – после короткого молчания согласился Бренвен.

   Его посетило очень неприятное чувство, то самое, что возникает, когда за твое отсутствие произошло много важных вещей, которые прошли мимо.

   – В любом случае, – продолжил он. – То, что я хочу сказать – не спеши, Дракончик. Противники, которых ты выбираешь, пока просто не в твоей лиге. Это пройдет, со временем. А пока со всем этим разберется твой совсем-не-старый, но опытный дядя. Выше нос!

   – Я не могу отступить, – просто сказала Янг, не отрывая взгляд от пола. – Блейк не отступит, Вайс не отступит, Руби последует за ними...

   После пары секунд она сокрушенно вздохнула.

   – А знаешь, дело даже в этом, – сказала она. – Я просто чувствую себя беспомощной, потому что ничего не могу сделать, чтобы помочь другу. Я не могу спорить с Плюшевым – я вообще стала интересоваться всей этой фигней с дискриминацией только с подачи Блейк. Когда я говорю с ним... то не могу его переубедить – я думаю над этим пару недель, а он размышлял годами. И когда все это закончится, когда мы остановим Белый Клык... он просто уйдет отсюда и продолжит делать то, что делал раньше: сражаться с Охотниками, SDC, Королевствами и всем гребанным миром, потому что кому-то неймется считать других ниже себя! Он будет калечить, убивать и рано или поздно его самого убьют – он силен, но не непобедим. Что я должна сделать, чтобы остановить его?!

   Кроу ответил далеко не сразу. Глядя в ее горящие бессильной яростью алые глаза, на такое знакомое с детства лицо, все, о чем он мог думать, было: «Ты так похожа на свою мать».

   Конечно, он не сказал этого вслух. Он мог не быть самым образцовым дядей в мире, но второй раз совершать тут же ошибку он не будет. Года три назад он уже говорил ей эти слова – и на целых две недели Янг Сяо Лонг, фонтан бесконечной энергии, влипающая в новую историю каждые несколько дней, была самой примерной девочкой в мире: послушной, вежливой, тихой... кем угодно, но только не самой собой. Ее не хватило надолго, но Кроу выучил свой урок: не надо говорить девочке, которую бросила мать, что она хоть в чем-то на нее похожа.

   Даже если в этом была доля истины. И дело было не в чертах лица, не в фигуре и не в багровом цвете глаз, что сменял сиреневый, когда Янг злилась, нет... Никто не мог заставить Рейвен Бренвен быть там, где она быть не хочет. Никто не мог заставить ее делать то, чего она делать не желает. Никто не мог запретить ей влезть не в свое дело – если на то была ее воля.

   «Черт бы тебя побрал, хитрый ты древний хрен...» – подумал Бренвен.

   Янг, безусловно, не была копией своей матери. Ее доброта и отзывчивость, легкий характер и яркая улыбка – все это подарил ей Тейянг. Но она была упряма, свободолюбива, независима и плевать хотела на правила и запреты, если те ей не нравились – это дала ей Рейвен.

   Там, в кабинете Озпина, он ошибся в одном – его племянница уже влезла в эту историю. Единственный способ не дать ей ввязаться в бой с силами, которые ей не по зубам, – приковать праховыми наручниками к праховому же столбу, вкопанному в бетон метров на двадцать... и то, Бренвен был уверен, она бы нашла способ запитать свое Проявление и сломать оковы.

   Ведь эта война не закончится со смертью Адама Торуса и той части Белого Клыка, что решила нарушить самый священный закон Ремнанта – она только начнется. И Янг уже была в этом по уши.

   – Не лезь в это, – тихо попросил он.

   – Я уже влезла, – просто ответила она. – Блейк мой друг – она не останется в стороне. Плюшевый мой друг – и его остановить сможет только смерть. Я не могу и не буду отсиживаться, пока они сражаются.

   – Ты не готова.

   – Поэтому я должна стать сильнее, – сжала зубы Янг. – Но я не знаю как.

   «Я знаю, Дракончик...»

   – А если существует способ? – тихо сказал он. – Если есть способ быстро стать сильнее?

   – Тогда ты должен рассказать мне о нем.

   – Это опасно, Янг.

   – Я будущая Охотница.

   – Ты можешь умереть, ты можешь сойти с ума в процессе. И результат будет зависеть не от тебя, будь это так, я бы даже не сомневался, – все решит слепая удача.

   – Слепая удача? – горько усмехнулась дочь Рейвен. – Мне повезло, что террорист, с которым я дралась под автострадой, оказался хорошим парнем. Серьезно, каковы были шансы? Мне... повезло, что Неополитен не убила меня.

   Она замолчала на мгновение, опустив взгляд на сжатые кулаки.

   – Не говори Плюшевому, что я это сказала, но... он сильнее меня. А за моим партнером охотится фавн, с которым даже он не смог справится, кто отрубил ему руку. Однажды он найдет ее... найдет нас, потому что куда она, туда и я. Я Янг Сяо Лонг, Кроу, – с нажимом добавила она. – Я не буду бежать от драки, я не желаю спасаться от убийц, оставляя друзей в беде, я отказываюсь сидеть сложа руки. Мне просто нужен способ сделать это.