Текст книги "Безымянное проклятье (СИ)"

– Гермиона?

– М-м-м? – еле слышно пробурчала она, почти погрузившись в сон.

– Я завтра уезжаю на сборы. Это недели на две-три.

После непродолжительного молчания Грейнджер вздохнула. Ей действительно требовалось время, чтобы её мозг вновь мог начать работать. И дело было не только в готовности уснуть.

– Хорошо. Во сколько?

– Порт-ключ назначен на десять утра. Отбываем со стадиона.

– Тогда, думаю, тебе необходимо хорошенько отдохнуть. Добрых снов?

– Добрых, любимая. – Большая тёплая ладонь скользнула по спине и остановилась на пояснице. В таком положении Гермиона чувствовала себя особенно защищённо и уютно. На его груди тоже было особенное место для её ладошки перед сном.

Как бы отчаянно ей ни хотелось выпить вновь зелье сна-без-сновидений, как в прошлую ночь, но убегать от проблем Гермиона не привыкла. И, погружаясь в сон, она призвала к себе всю храбрость, которую обещала ей душа гриффиндорца.

Знакомый камин, знакомые кресла. Жар огня, который не чадил и не сыпал искрами. Во взгляде сидящего напротив – усталость, холодность и… обида? Вот уж чего она точно не заслужила, так это обвинений с его стороны.

– Привет.

– Здравствуй, Грейнджер. – Голос звучал глухо, как после сна.

– У тебя есть какие-нибудь идеи насчёт того, что бы это могло быть?

Он разводит руками, откидывается глубже в кресло, качает головой, при этом светлая чёлка падает на глаза.

– Ничего не приходит на ум.

– Как вообще это произошло?

Малфой усмехается, прикрывает глаза и трёт переносицу.

– Тебе любопытно узнать из первых уст, не так ли? – Силится скрыться за бравадой колкостей и сарказма, но не хватает запала, злости, яркости. Голос звучит почти жалко, и Гермиона понимает, что он безумно боится.

– Нет, мне любопытно собрать все факты, понять причину и вынуть тебя из моей головы.

– Похоже на план, Грейнджер.

– Итак?

Драко вздыхает. Смотрит в камин, как будто там начертана вся его жизнь.

– Был совершенно обычный день. Я был у себя на работе и готовил отчёт. Ты это уже знаешь. Мне была назначена встреча с начальником, и я торопился. А потом… потом я почувствовал вспышку боли вот тут, – он взлохматил волосы у себя на затылке, – а в следующую минуту хлынула кровь из носа, потемнело в глазах и очнулся я уже здесь.

– То есть ты ничего не слышал? Никаких заклинаний, шёпота, свиста, шелеста, хлопка…

– Слышал. Твой голос. Ты сказала: «Я согласна». Кстати, на что ты согласилась?

========== III ==========

Камин померк, и комнату залил призрачный утренний свет. Отрешённо наблюдая за утренним моционом Грейнджер-почти-уже-Уизли, Драко вспоминал прошедший разговор.

– И ты никогда ни о чём подобном не слышал? – Гермиона уже освоилась в своей новой роли и изучала способности комнаты к иллюзиям. По её желанию комната наполнилась шкафами, доверху набитыми книгами, которые можно было прочесть. Стол, стулья, кровать, табурет, оборудование для зельеварения – она испробовала, казалось, всё, что приходило на ум. Единственное, что не удалось воспроизвести, так это ингредиенты для зелий. Впрочем, это было логично.

– Нет.

Он устал, он чертовски устал, но энтузиазм и здоровое любопытство Грейнджер заставляли и его самого напрягать извилины и не уступать ей в разговоре.

– Ты когда-нибудь падал в обморок до этого случая?

Её вопросы сыпались как из рога изобилия, и все они характеризовали её пытливый ум, хотя и не всегда были логичны.

– Однажды. В День финальной битвы, уже будучи в мэноре. Из носа так же шла кровь, но наш семейный целитель списал всё на перенапряжение.

Девушка тряхнула головой и создала из воздуха метлу.

– Посмотри, сможешь на ней взлететь?

Драко со вздохом поднялся из кресла, всем своим видом показывая, что не разделяет её любопытства, но молча перекинул ногу через древко и оттолкнулся от пола. Метла подняла его на добрых два метра вверх и зависла. При движении в стороны заворачивала сама, приближаясь к теневой зоне.

– Такое ощущение, что ты не должен был зависнуть тут надолго… – Она склонилась над столом и, наколдовав пергамент и пишущие принадлежности, принялась быстро что-то писать. – Значит, так. Проклятье угодило в меня тоже в День победы. Где-то после обеда я упала в обморок, когда мы обходили окрестности Хогвартса. Вероятнее всего, проклятье наложил кто-то из умирающих Пожирателей, так как Рон и Гарри так и не нашли никого живого поблизости. Активировалось же проклятье в момент моей помолвки. Я никогда не читала о подобной магии. Должно быть, здесь переплетена ментальная магия с тёмной. Нужно поискать в архивах Министерства, я завтра же этим займусь. – Метла уже исчезла, и он остался стоять, запустив руки в карманы брюк. Обернувшись, она спросила: – Может ли это быть родовая магия?

– Легко.

– Тогда я ещё посещу библиотеку Блэков, там тоже что-то может быть интересное.

На какое-то время повисла тишина, прерываемая лишь скрипом пера и треском воображаемых поленьев в камине.

– Интересно, а если создать… – Девушка на мгновение задумалась, закусив губу, и на столе материализовался стакан, наполненный водой. Пригубив иллюзорную жидкость, Гермиона скривилась. – Как будто воздух пьёшь.

– Выпивка такая же, я пробовал.

– Значит, законы Гампа здесь все-таки действуют, хоть и извращенно.

В реальности Грейнджер пьёт кофе не спеша, с двумя чайными ложками сливок и без сахара. Закусывает магловскими крекерами вместо тостов. Уизли, напротив неё, торопится, уплетая за обе щеки яичницу, тосты и бекон. Заливает сверху менее крепкий, сладкий кофе, закусывая вчерашним яблочным пирогом.

– Тебе передаются мои ощущения? Мысли?

– Нет, – отвечает, с наслаждением усмехаясь и растягивая слова, – но я чувствую твои эмоции. Особенно сильные.

Краснеет, опускает глаза, закусывает губу. Конечно, она правильно поняла, о чем именно речь.

– Рон завтра уезжает, так что…

Он видел, что она смущена, хотя и не была виновной. По большому счёту, никто из них не был виновен в том, что он следит за её жизнью. Изнутри.

– Я постараюсь оставить тебе книги из своей библиотеки. Это поможет скоротать время.

«И не так тщательно следить за тобой, верно?» – так и подмывало спросить, но Драко сдержался. Небольшой шкаф, наполненный разнообразными книгами, вселял нелепую надежду на разнообразие, пусть он и пробыл в её сознании всего ничего.

– Ты прочла все эти книги?

– Разумеется. Иначе они бы не материализовались здесь с заполненными страницами. Эта комната может создать иллюзию лишь того, чем наполнена наша память или воображение. Удивительное место…

От взмаха её руки в кресле появился свернувшийся клубком, упитанный рыжий кот. Почувствовав внимание людей, котяра поднялся и, потянувшись, спрыгнул на пол, подбежал к девушке и пару раз потёрся плоской мордой о её ноги. На синих джинсах тут же осталась иллюзорная шерсть, но через мгновение та, как и кот, исчезла. Гермиона отвела взгляд в сторону и обняла себя за плечи.

– Это мой кот. Он… исчез несколько лет назад.

А вот теперь ему было неловко.

На его удивление, прощание с рыжим парнем не заняло много времени. Спешный поцелуй и крепкие объятия, несколько приторно сладких слов перед аппарацией – вот и всё.

Её любопытству не было предела, когда она испытывала возможности взаимодействовать со стихиями в своём разуме. За неполные полчаса в него летали и ледяные иглы, и потоки воды, и огненные ленты. Ничто из этого даже не достигло его, останавливаясь за несколько сантиметров до. Хотя впервые, надо признать, он испугался. Краем глаза заметив огненный столб, направляющийся в его сторону с огромной скоростью, он успел лишь инстинктивно присесть и прикрыть голову. Несмотря ни на что, события в выручай-комнате в день битвы за Хогвартс ещё долго преследовали его в кошмарах. Колючий жар, удушливый пепел, жадность языков пламени – его кошмар будто восстал в реальности и обещал обрушиться на него со всей ненавистью, на которую способно адское пламя. Ничего не произошло. Драко обернулся и увидел ошарашенное лицо Грейнджер и отсутствие какого-либо огня в комнате, кроме камина. Они оба решили промолчать, и он, святой Мерлин, был благодарен ей за отсутствие вопросов. Она ведь не зря считалась сообразительней остальных?

А потом были стрелы, лёд и вода. Кинжалы и камни, растворяющиеся, осыпающиеся искрами магии буквально в дюйме от его лица. Невольно он вспомнил о первых часах, проведённых здесь.

Если говорить кратко: это было тяжело. Это почти свело его с ума. Драко Малфой метался по бесконечной комнате, которой не было конца и края, и реальность Гермионы Грейнджер преследовала его. Будто в насмешку он слышал счастливый смех, радостное девичье щебетание, песни и поздравления. Его выворачивало от страха и неизвестности. Внутренности сжимались, и всё, что ему хотелось, это просто исчезнуть. Именно тогда появилась первая иллюзия. Холодный тонкий клинок, подозрительно похожий на меч Годрика Гриффиндора, сам лёг ему в руку.

В то же мгновение осознание тщетности своей жизни оголило все нервы. Он никогда не был достоин этого священного дара, несмотря на то, что был чистокровным. Когда-то в детстве он считал, что ему принадлежит весь мир. Когда-то в юности он считал, что всё необходимое для успеха уже у него в кармане. После войны он сжал зубы и трудился над собой, чтобы никто даже не заподозрил о его душевных терзаниях, которых слизеринец в принципе не должен был иметь, но сейчас… сейчас всё пошло прахом. Он заперт. Здесь. Внутри чёртовой головы. Чёртовой Грейнджер. И какая разница, перережет он себе вены сейчас или чуть позднее. Уже. Никому. Не Будет. До Этого. Дела. Как и в принципе не было дела до него в реальной жизни в последние годы. Кроме матери. Кроме Матери. Но она уже не сможет ему помочь. Она не знает, где он. Что, если его тело тоже исчезло? Что ж, это было бы вполне логичным, раз он ощущает всё так ярко, так полно. В конце концов, пора уже сбросить с себя бремя трусости. Выйти на прямой поединок со смертью и проиграть с высоко поднятой головой, как грёбаный гриффиндорец.

Каждый глоток воздуха отдавался тупой болью в области сердца. Так радостно было знать, что оно ещё стучит, но скоро его не станет. Не будет больше мук выбора, неизвестности, лобызания перед начальством и всем магическим миром. Не будет больше страха и стыда, мир станет гораздо проще. Без него.

Драко оглядел в последний раз комнату и, закрыв глаза, взвесил меч в ладони. Идеальная балансировка. Если бы он смог перерезать себе горло, смерть наступила бы, бесспорно, быстрее, но, будем честны – невозможно размахнуться с должной силой для такого поступка. Опустившись на колени, юноша замахнулся и резко опустил на предплечье, будто отсекая свою жизнь от всего остального мира.

Меч оказался туп.

За столом Грейнджер копалась в книгах, писала списки и письма. Отправляла и получала сов. У неё там кипела жизнь, и она даже не подозревала, что в её голове Драко Малфой вспоминал один из самых ужасающих моментов в своей жизни. Самое ужасное, что где-то в глубине он осознавал, что та попытка иллюзорного суицида тоже была трусостью. Глубинной трусостью, которая заставляет людей совершать отчаянные и страшные поступки.

Стоило только представить, что мать, рыдающая сейчас над бесчувственным телом, могла бы рыдать над его мёртвым телом, как его пробивал холодный пот. За всю свою жизнь он никогда не был так близок к падению в бездну.

***

– Как ты ощущаешь собственное тело? – спросила она, пытаясь успокоить дыхание после ряда подвижных экспериментов. Магия иллюзии её сознания позволяла создавать очень зрелищные комбинации при отсутствии затрат магической энергии. Это завораживало и одновременно отвлекало. Она могла построить ледяной дворец мечты своего детства одним взмахом руки. Могла ощутить его отполированную поверхность под пальцами и зайти в него. Пройтись по величественной зале, любуясь отблеском огня в призрачных гранях. Малфой, давно уже охладевший к её неуёмному любопытству, сидел в кресле, как и в начале их общения.

– Как обычно. Никакой разницы между явью и тем, чем я являюсь сейчас, кроме отсутствия физических потребностей.

Спрыгнув с вершины воображаемого холма, который тут же самоустранился, Гермиона подбежала к креслам.

– Интересно… можно я до тебя дотронусь?

Драко смотрел на неё как на диковинное растение: не понятно, ядовитое оно или плюётся кислотой?

– Зачем?

– Ради эксперимента. Или ты боишься испачкаться о маглорожденную?

– Даже если бы я боялся испачкаться, – ответил он спокойно и поднялся на ноги, – всё равно это ровным счётом ничего бы не значило. Я застрял в тебе полностью.

Гермиона внезапно смутилась и замешкалась. Ей действительно казалось, что он ненастоящий в её голове. Будто привидение, проникшее под корку головного мозга и сбивающее с толку своим присутствием. Девушка медленно и неуверенно протянула руку вперёд и, сама того не замечая, затаила дыхание. Юноша еле слышно хмыкнул и красноречиво поднял левую бровь:

– Грейнджер, не бойся. Я не состою из тумана или сахарной ваты.

Оставив его замечание без ответа, она легко коснулась мужской рубашки в районе груди и ощутила под пальцами едва заметное движение грудной клетки. Малфой, напротив, нахмурился, будто решал внутри себя сложную задачу. Её рука тем временем поднялась до плеча и мягко спустилась вниз по рукаву, то прижимая ладонь к его руке, то почти отпуская. Лишь дотронувшись до его кожи кончиками пальцев, Гермиона будто очнулась и сделала резкий шаг назад, обрывая кинестетическую связь. Её лицо вспыхнуло от осознания, что здесь, рядом с ней, внутри неё живёт взрослый мужчина, которого она не знает. Там, под её пальцами, мгновение назад была кожа, мускулы и тело. Мужское, живое, не иллюзорное, материальное тело. Под её пальцами стучало живое сердце, горячая кровь разносила жизнь по всем органам. Никогда раньше она не оставалась один на один с чужим мужчиной в запертом пространстве, да и наедине была лишь с Роном. По неясной ей причине, Гермиону взволновала эта близость и она поспешно сделала ещё несколько шагов назад, будто возводя между ними былую стену безразличия. Но, будучи человеком честным, саму себя она не могла обмануть: прикосновение, лёгкое, невинное прикосновение взбудоражило её гораздо сильнее, чем она того желала.

Позднее, составляя ли план работы или прикидывая количество свободного времени для изучения проклятья, которое так некстати активировалось, девушка невольно ощутила, что что-то пошло не так. Снова и снова она вспоминала нечитаемое выражение лица слизеринца в своей голове. Казалось, он воспринял её движение на свой счёт и сделал неверные выводы. Горькая усмешка, исказившая его лицо перед тем, как Гермиона очнулась, говорила о его прежней жизни гораздо больше всех слов и слухов.

Он решил, что она… брезгует? Он? Тот, что устраивал показательную травлю из-за её происхождения шесть лет подряд? Тот, который в прошлом был готов на любые методы ради достижения собственных целей?

Сколько же пришлось пережить этому гордому, заносчивому мальчику, прежде чем превратиться в недоверчивого, скрытного человека, который каждый твой шаг и каждое твоё действие воспринимает, как насмешку над собой? И, самое страшное, принимает её, как заслуженную оценку самого себя.

========== IV ==========

Трудности начались позднее.

– Ты впустую тратишь время, роясь в общедоступных клоаках.

– Заткнись и не мешай мне, Малфой. В библиотеку отдела Тайн попадают только избранные, и лишь единицы из них не скованы условиями о неразглашении. Про библиотеку Блэков я и вовсе молчу.

Драко смотрел на неё уставшими глазами, как на надоедливого, маленького ребёнка, который никак не может усвоить прописные истины мира.

– Всё, что было даже наименее ценным в разделе Тёмной магии библиотеки дедушки Ориона, моя тётушка вынесла в первую очередь, и это случилось ещё до первой войны. Нам нужно попасть в библиотеку Ноттов, Забини. Хотя, я почти уверен, что нужная нам книга находится в Малфой-мэноре.

– Какая неожиданная проницательность! Недаром ты посещал уроки Трелони!

Малфой лишь хмыкнул и вновь склонился над записями. За эти две недели он уже привык к тому, что ей всегда требовалось немного времени, чтобы успокоиться и пораскинуть мозгами. Но от привычки говорить саркастичными загадками он отказываться не собирался.

– И как давно ты это понял?

– Когда сложил два и два. Ты никогда не слышала о подобном, хотя изучила всю библиотеку Хогвартса, включая запретную секцию. Это наводит на мысли об… исключительности поставленной перед нами задачи.

– То есть две недели назад? – «Кажется, Гермиона вновь начала закипать», – невольно подумал он. И как давно Драко называет её Гермионой?

– Ну почему две? – Ему хватило ума опустить глаза, будто бы ощущая угрызения совести. – Полторы. Посуди сама. Нотты всегда были склонны к тёмной магии, отец Теодора один из первых присоединился к Тёмному Лорду. У Забини была почти дюжина отчимов, и после смерти каждого библиотека пополнялась всё более и более древними фолиантами. Ну и, конечно, Малфой-мэнор. Отец занимался коллекционированием редких, запрещённых книг, сколько я его помню. А до него дед и прадед, и прапрадед. И это не считая того, что все книги моей дражайшей тётушки перешли ко мне, а там, поверь, есть где поискать.

– Отлично. Просто отлично.

– Эй, Грейнджер. Всё не так плохо.

– Не так плохо? Я уже две недели нормально не сплю, а полторы из них и вовсе трачу впустую только потому, что у тебя язык бы отсох рассказать об этом своём предположении раньше?

– Грейнджер, – Драко опустился в своё кресло и прикрыл глаза, – не кипятись. Не ты одна устала. Не ты одна отчаялась. Не поверишь, я возлагал большие надежды на невыразимцев. Как думаешь, может, у них есть ещё одна тайная библиотека?

Попытка разрядить обстановку, как и всегда, не увенчалась успехом. Чего только они ни прошли за эти две недели. Их еженочные посиделки отдавали безумием. Всё начиналось настолько обыденно, что никто из них и не заметил, как постепенно, ночь за ночью, они все больше сближались.

– Каково это – быть побеждённым? – спросила она как-то раз за изучением родословных волшебных семей.

– Ты что-то путаешь, Грейнджер. Если бы я был побеждённым, меня бы ждал Азкабан. – Он отложил вдоль и поперёк изученную родословную Паркинсонов, взял следующий пергамент. – Я бы назвал себя «пострадавшей стороной». Но ни в коем случае, – добавил он быстро, заметив возмущение резко поднявшей голову Гермионы. Тяжёлые локоны при этом рассыпались шоколадным каскадом по тонким плечам, – не в том смысле, в котором пострадали «светлые силы». Не в том смысле, в каком пострадала моя вторая тётушка или семейство Уизли, нет…

Над столом повисла тишина. Малфой откинулся на спинку резного стула, потирая пальцами виски, скорее, по привычке, нежели ощущая головную боль. Её в разуме Грейнджер он не испытывал, но рефлекс его тела, реагирующий на не самые приятные мысли, никуда не делся.

– В моём случае, Грейнджер, не было правильного выбора. На одной чаше весов стояла смерть моей семьи, на другой – моя героическая смерть и вновь смерть моей семьи. Распределяющая Шляпа не ошиблась, когда не отправила меня на факультет безрассудных и храбрых. Я не был храбрым, и вряд ли я являюсь храбрым сейчас, так что героическая смерть меня не привлекала, да и, согласись, вряд ли кто-то со светлой стороны смог бы принять меня.

– Кроме Дамблдора.

– Кроме Дамблдора. Но на тот момент, когда он протянул руку помощи, он сам стоял одной ногой в могиле, и для меня, для моей семьи уже не было никакого выбора. Дамблдор мог дать только её иллюзию. Так уж повелось, что слизеринцы – очень расчётливый народ, привыкший полагаться только на себя и на то, что имеешь в руках, а не на туманные обещания возможного счастья в будущем. Я не храбрец, Грейнджер. Я и сейчас не смог бы перейти на сторону добра, зная, что в моём доме живёт Тёмный Лорд. Для меня всё было предопределено в тот момент, когда я родился на свет. И то, что Дамблдор не дал мне стать убийцей, – уже было для меня величайшим даром от не слишком-то доброжелательного и щедрого мира.

Судя по выражению её лица, весь трагичный настрой был уничтожен последней фразой.

– Не щедрого мира? Разве это может относиться к тебе, Малфой?

– А разве нет? – Его порядком утомила её толстокожесть. – Тот факт, что я не считал каждый кнат при походе в Хогсмид, никак не оценивает общую щедрость мира ко мне. В чём, по-твоему, она обычно проявляется? В новой метле или месте ловца, который выбил для тебя отец? Или, быть может, количеством и дороговизной рождественских подарков, которыми одаривают тебя родители и родственники, стараясь компенсировать внешнюю холодность и отстранённость? Не скрою, в детстве меня всё устраивало. Но разве в детстве мы не принимаем мир как данность? Разве мы можем здраво оценивать правдивость улыбок? Разве мы можем оценить искренность дружеских объятий? Разве мы можем поставить под сомнение авторитет собственных родителей, особенно когда они в своей ослепительной успешности кажутся тебе богами, сошедшими с небес?

Оглушающая тишина накрыла их с головой, и, казалось, даже камин фыркал и скрипел тише обычного. Было очевидно, что с такой стороны она никогда не рассматривала позицию слизеринцев в мире и в войне в частности.

– Мне хочется, чтобы ты знала, что я ни в коем случае не напрашиваюсь на твою жалость. Но, глядя на ситуацию объективно, я вполне оправданно считаю себя пострадавшей стороной. Одновременно с этим я так же отлично понимаю всю оправданность моего положения «пострадавшего», но, увы, не «пострадать» я бы смог только посмертно.

Тогда их разговор был закончен по молчаливому, обоюдному согласию. Весь мир кричал о том, какими предвзятыми и заносчивыми были слизеринцы, но что насчёт предвзятости самих гриффиндорцев?

Не было никакой надежды, что у этого разговора не будет продолжения. И спустя пару дней Гермиона вновь подняла вопрос о внутреннем мире факультета Слизерин:

– Если вам так не хватало искренних дружеских объятий, что мешало вам найти себе настоящих друзей?

От этой прямолинейности хотелось кричать. Казалось, она прокручивала весь недавний разговор снова и снова, пытаясь найти несоответствие в его признании, и вот, ей показалось, что она их нашла.

– Ты сейчас серьёзно или шутишь?

– Конечно серьёзно.

– Тогда подумай, ты ведь умеешь… Смотри, Селвины когда-то славились специализацией в использовании ментальной магии в тёмных целях, хотя… не подходит, последний умер двадцать лет назад, оказавшись бесплодным сквибом.

– Я просмотрела Селвинов ещё вчера, их даже не было в списке действующих Пожирателей смерти второй мировой. – Она резко выхватила пергамент из пальцев Драко. – Не увиливай от ответа. Я правда. Хочу. Понять.

– А что ты подразумеваешь под словом «настоящие друзья»?

– Поддержку. Искренность. Заинтересованность друг в друге. Участие в жизни друг друга.

– Ладно, я понял. Представь, что с детства ты живёшь будто в маленьком стеклянном шаре. В него входят совсем немного людей, ещё меньше эльфов и совсем мало детей. Последних ты можешь пересчитать по пальцам, и ты к этому привык. Привык, что взрослые весьма холодны внешне, хотя внутри, ты просто уверен, любят тебя. Ведь они дарят тебе дорогие подарки, всё, чего бы ты ни попросил. Они проводят с тобой не много времени, но это время наполнено таким щемящим чувством понимания и поддержки, что от большего, кажется, может разорвать на мелкие кусочки. Ведь твои родители выросли в очень похожих условиях. В отличие от мира маглов, мир волшебников практически не менялся со времён основателей Хогвартса. Тебя морально готовят к тому, что вскоре тебе придётся покинуть родовое гнездо на большую часть года и там, куда ты уедешь на долгие годы, будет гораздо больше людей, чем ты видел за всю свою сознательную жизнь вблизи. Тебе придётся общаться каждый день в течение долгого времени с таким количеством сверстников, которое даже представить сложно. Никакого уединения, никакой частной жизни, никакого личного пространства. Родители мягко доносят до твоего разума, что не все волшебники такие, как они. Что не все смогут понять и оценить величие, манеры, личные границы. Некоторые и вовсе недавно услышали о магии, и с ними необходимо вести себя ещё более осторожно и осмотрительно. Но, несмотря на все предостережения, все советы и подсказки, Хогвартс тебя оглушает.