Текст книги "Безымянное проклятье (СИ)"

Автор книги: Tenvtrave

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

От этого давящего кошмара она убежала, уснув и очутившись в сказке, где благородный принц создал для неё платье и музыку из воздуха, галантно предложил руку и умело повёл в танце. Она была очарована. Сколько ещё сюрпризов хранит в себе Драко Малфой? Каким на самом деле он был? Планировал ли он этот поцелуй и то, что могло бы быть после, если бы не её упрямство?

Что-то ей подсказывало, что Малфой был ошеломлён не менее её, а то и более. Гермионе следовало бы отдать ему должное – несмотря на всё, что происходило между ними, он вёл себя достойно. Хотя мог бы и попытаться уговорить её более настойчиво, а тот заносчивый мальчишка из Хогварста мог бы и попробовать уломать её силой. Но нет… Драко Малфой лишь спросил, не торопится ли он. Гермиона вновь горько усмехнулась. Во сне невозможно никуда торопиться или действовать чересчур медленно. Здесь отсутствует само понятие времени, они живут лишь в сейчас, которое чуть менее иллюзорно, чем прошедшее и будущее, вместе взятые.

***

Голова раскалывалась на тысячи мелких частиц. Казалось, что её одновременно бьют молотом, распиливают тупой пилой и вонзают острые спицы в виски. Никогда в жизни Гермиона не ощущала столь сильной головной боли. С протяжным стоном она села на своей постели, отчаянно пытаясь заставить свой мозг работать в таких диких условиях.

Разве она выпила на дне рождения Молли так много, что смогла заслужить столь невыносимое похмелье? Она не помнила, сколько точно она пила вчера, но уж точно не больше обычного. Более того, после возвращения она ощущала себя вполне трезвой, такая же боль могла возникнуть, лишь если бы она напилась в хлам.

Мозг медленно, словно нехотя, отмечал и другие несоответствия «похмелья». Сухости во рту не наблюдалось, ровно как и тошноты. Напротив, она ощущала дикий голод, но совершенно не представляла, как подняться с постели и приготовить завтрак. Голова кружилась от одной мысли о том, чтобы встать на ноги.

Максимально осторожно и медленно Гермиона потянулась к волшебной палочке, которая покоилась на прикроватной тумбочке. Каждое движение вкручивало новый винт в её страдающую голову. Она едва не заплакала от облегчения, когда гладкое древко послушно легло в её ладонь. Сосредоточившись настолько, насколько было возможно сейчас, Гермиона произнесла заклинание:

– Акцио, антипохмельное зелье и зелье от головной боли.

Едва заметное колебание воздуха было ей ответом. Заклинание, впервые в жизни Гермионы, не сработало.

– Что за чёрт, – удивлённо пробормотала она, с недоумением глядя на волшебную палочку.

Боль в голове мгновенно показалась ей сущим пустяком по сравнению со значительным уменьшением магического потенциала. Что она сделала не так? К кому она может обратиться? С кем посоветоваться? И что делать дальше?

Паника была уже готова захлестнуть её с головой, когда Гермиона пресекла её титаническим усилием воли. Не время паниковать. Она не паниковала, когда они грабили банк и их предал гоблин, так что со своей маленькой проблемой она обязана справиться. Закрыв глаза и мысленно представив поток магии, бегущий в её венах, она вновь подняла палочку и повторила заклинание призыва. Две склянки будто нехотя, медленно прилетели на её зов и опустились на одеяло.

Ей уже было ясно, что дело тут не в похмелье. Выпив зелье от головной боли, она принялась за сборы. Поиск контр-проклятья сейчас был гораздо важнее завтрака и вчерашней ссоры с Роном. Если она начала терять магию, значит, действие проклятья вышло на новый уровень.

Внезапная догадка заставила её выпустить из рук ежедневник.

Танец.

Малфой использовал слишком много магии комнаты для иллюзий в один момент и слишком долго удерживал их силой воли. Только сейчас она поняла, что не было никакой магии комнаты, в которой жило сознание Малфоя. Была только её магия и её личное сознание, которое этой магией питалось. В истории о проклятье было сказано прямо – проклятый поддерживает жизнь того, с кем его связало проклятье, ценой своей магической силы.

Гермиона зажмурилась. Она совсем выпустила этот момент из виду. Ей нужно как можно скорее найти проклятый дневник и сесть за перевод. День рождения Молли был ошибкой, не нужно было на него ходить. Никто бы не умер от её отсутствия, если бы она сослалась на недомогание или болезнь. Она бы могла работать целый день и, возможно, нашла бы решение своей проблемы.

Намеренно отказавшись от завтрака и душа, Гермиона вызвала домовика.

========== XXVII ==========

Серебристый терьер нашёл её меж стеллажей библиотеки Малфой-мэнора в третьем часу ночи. Гермиона раздражённо потёрла покрасневшие, уставшие глаза и с удивлением воззрилась на пришельца.

– Гермиона, – сказал патронус взволнованным голосом Рона, – куда ты пропала? Ты в порядке? Срочно отзовись! Гарри уже готов поднять Аврорат на твои поиски.

Крутанувшись в воздухе, посланник растаял, а Гермиона слегка трясущимися руками подняла свою волшебную палочку. Она не испытывала судьбу, пытаясь сотворить колдовство весь сегодняшний день. Утренний эксперимент едва не обернулся для неё неконтролируемой паникой, и вместо того, чтобы ставить на себе эксперименты, она углубилась в поиски. Если уж такое простое колдовство, как призывные чары, далось ей так сложно, получится ли у неё патронус?

Закрыв глаза, Гермиона запретила себе плакать. Весь день Питти заботился о ней со всем рвением, которое было присуще домовику. Он кормил её так, как не кормил её никто, и зорко следил, чтобы она съедала положенную ей порцию целиком. Она попросила его позволить ей переночевать в мэноре, и тот показал ей диванчик в противоположном углу библиотеки. Магически он расширил его до комфортного размера и постелил белоснежное бельё. Эльф навещал её почти каждый час и последние пять часов настоятельно уговаривал лечь спать. Она отнекивалась, увиливала, но сейчас признавала, что скоро ей действительно потребуется отдых.

Глубоко вздохнув и наполнив себя радостью от воспоминания, Гермиона взмахнула волшебной палочкой:

– Экспекто Патронум! – Незначительно, но голос дрогнул, выдавая её страх и сомнения. Приоткрыв один глаз, она заметила облачко голубоватого света, которое никак не хотело собираться в телесный патронус. Палочка выскользнула из рук и с глухим звуком стукнулась об ковёр.

«Не плачь, Гермиона, не плачь, – успокаивала она себя, дыша неестественно глубоко и размеренно, – ты найдёшь выход. Ты всегда находишь выход. Ты всегда находишь этот чёртов выход!»

– Питти, – голос звучал устало. Домовой эльф материализовался в ту же секунду и отвесил ей глубокий поклон.

– Что будет угодно мисс?

– Ты сможешь передать послание Рону Уизли? Я сейчас напишу небольшое письмо. Сова будет лететь долго, а я пока не могу… – В горле пересохло. Она не могла произнести эту фразу. Признать, что она не может колдовать. «Пока не может», – отчаянно поправила она себя.

– Конечно, мисс, – не дождавшись продолжения фразы, ответил домовик.

Гермиона судорожно принялась искать чистый пергамент. Раньше ей хватило бы ленивого «акцио» и тот прилетел бы к ней в руку. С этим проклятьем она стала почти сквибом. Сквибом! Она! И кому она такая будет нужна в волшебном мире? Перо старательно выводило текст письма. Не было лукавством строчка «этот перевод – вопрос жизни и смерти». Она не уточняла только – кого или чего. Как минимум, вопрос жизни её магии, как максимум, жизни её и Драко Малфоя.

– Вот, держи. Дождись ответа, но не говори, кто твой хозяин. Пожалуйста.

– Будет сделано, мисс. – Эльф ещё раз поклонился и исчез.

Устало откинувшись в кресле, она провела ладонями по лицу. Вздохнула. Питти был прав, ей стоило отдохнуть. Но нужно дождаться ответа от Рона. На мгновение она попыталась представить, как выглядело сегодняшнее утро с его стороны: в спальне кавардак, Гермиона пропала без каких-либо вестей и не появлялась дома до глубокой ночи. Ни у каких друзей её нет. Кошмар.

«Надо было оставить хотя бы записку, чтобы он не волновался».

Вспомнив своё состояние утром, она не была удивлена своей поспешности и забывчивости.

«Только представь на мгновение, что твоей магии с тобой не будет рядом, – печально думала она. – Это хуже, чем отсутствие руки, ноги или даже зрения. Это практически ампутация мира, который за окном от твоего сознания. Это билет в один конец из страны, где существует Косая Аллея и Хогвартс. А если тебе выпадет шанс остаться – станешь постоянным объектом людской жалости и экспериментов отдела Тайн».

Полумрак библиотеки вновь осветил сияющий патронус Рона.

– Что это значит? – грозно спросил он. – Эти слизеринские ублюдки посмели забрать у тебя палочку? Они держат тебя взаперти насильно? Я говорил тебе, что не стоило с ними связываться! Мы сейчас же выдвигаемся в Аврорат!

– О, Мерлин… – Сердце защемило от нахлынувшей нежности. Её защитники рвались в бой, даже когда опасность ей не угрожала.

С негромким хлопком вернулся Питти. Домовой эльф отчаянно жестикулировал и ворчал себе под нос, и большие уши колыхались в такт его движениям.

– Питти, – негромко позвала его Гермиона.

– Как они могли! Как они посмели напасть на меня! – бурчал в полголоса эльф, но, услышав её, он тут же поднял взгляд. – Мисс получила послание бестолкового волшебника?

– Да, и мне нужно его успокоить. Можешь перенести меня к нему?

– Питти не нравится эта идея.

– Пожалуйста. Иначе они придут сюда сами.

– Пусть только попробуют, – проворчал тихо эльф, но подал Гермионе длинный палец.

Её сдавило со всех сторон, и мгновением позже она очутилась в гостиной на площади Гриммо. Казалось, в ней прошёлся ураган. Гарри и Рон отчаянно что-то пытались доказать Джинни и были уже облачены в дорожные мантии.

– Рон, Гарри, – позвала она, стараясь не вспоминать о том, как именно сейчас выглядит.

– Гермиона! – Рон моментально заключил её в крепкие объятия. – Тебя отпустили? Почему ты не можешь прислать патронуса?

– Если ты отпустишь меня, я смогу всё объяснить.

Они уселись на диване, Питти тут же исчез, и она смогла заговорить:

– Я проклята и теряю магические силы. Я попросила помощи у Забини, чтобы он смог помочь мне попасть в библиотеки магических семейств для поиска. – Для подтверждения своих слов Гермиона направила палочку на печенье и произнесла: – Вингардиум Левиоса!

Шоколадное печенье будто нехотя поднялось на дюйм и упало обратно на тарелку.

– С меня взяли клятву о не разглашении, поэтому подробностей не будет. – «Пусть я же и сама придумала это обязательство в большей степени». – Забини не нужна огласка, ему я тоже помогаю в одном деле. Думала, справлюсь быстро и не придётся никому ничего объяснять.

– Мы могли бы тебе помочь… – начал было Рон, но она его перебила:

– Читать тексты, написанные древними рунами или шифрами? Вряд ли.

– Проклятье, Гермиона. – Он вновь порывисто её обнял, а Гарри и Джинни понимающе улыбнулись. – Когда я не обнаружил тебя в доме, я чуть с ума не сошёл. Подумал, что ты обиделась и пошла навестить своих родителей. Но когда ты не вернулась…

– Всё в порядке, Рон, – ответила она, пытаясь сделать вдох. – Просто мне резко стало хуже, и я поняла, что должна работать столько, сколько смогу. Я вернусь сейчас в библиотеку и переночую там. Надеюсь, что к концу выходных найду ответ на свою проблему.

– Я не хочу тебя туда отпускать одну, – серьёзно сказал Рон, заглядывая в её глаза. – Не могу поверить в то, что ты не беспокоишься о своей безопасности. Никому из слизеринцев нельзя доверять!

– Мне там ничего не угрожает, Рон. – Она ласково провела ладонью по его лицу. – Дом давно пустует, там живут только домовики.

– Всё равно.

– Ох, да, конечно, пусть лучше я останусь сквибом до конца своих дней! – Гермиона выбралась из его объятий и встала. Усталость всего сегодняшнего дня навалилась на неё, а чувство защищённости в его объятиях внезапно исчезло. – Туда нет доступа никому из вас, это было условием моего пребывания там. И простите, но я буду уважать эти требования, потому что никто из них вообще не обязан мне помогать.

– Гермиона, остынь. – Гарри тоже поднялся на ноги и одним взглядом попросил Рона прикусить язык. – Главное, что ты чувствуешь себя там в безопасности и можешь работать наиболее плодотворно. Давай ты будешь присылать записки с этим домовиком хотя бы раз в день? Чтобы у Рона не ехала крыша от волнения?

Гермиона закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула, успокаивая свои расшалившиеся нервы.

– Хорошо. Раз в день. А теперь мне пора.

Рон притянул её к себе и порывисто поцеловал.

– Я буду скучать, – прошептал он ей на ухо, но впервые за всё время их отношений Гермионе не нравился этот вкрадчивый шёпот. Ей хотелось вывернуться и отойти подальше, но она терпела и списывала все свои ощущения на усталость.

– Я тоже. – Собственные слова показались ей едва живыми, практически мёртвыми, но, кажется, Рон этого не заметил. Он отпустил её, а она, попрощавшись с Гарри и Джинни, позвала Питти и вернулась в стены библиотеки.

Заботливый домовик заранее погасил почти все свечи. Гермиона достала из бисерной сумочки пижаму, облачилась в неё и забралась под пуховое одеяло. Камин неподалёку догорал, распространяя заразительное тепло, и она сама не заметила, как погрузилась в сон.

Там, в своём сне, она забралась в кресло поглубже. Гермиона тёрла виски, зарывалась в волосы пальцами, массировала кожу головы, закрывала глаза, чтобы не видеть такого ослепляющего сейчас света от камина. Она отчаянно надеялась, что хотя бы в своём сне она получит толику принятия и понимания. Она искала убежище для своих мыслей здесь, во сне. Там, где не нужно было притворяться, придумывать оправдания, легенды и небылицы. Здесь не было необходимости сдерживать свои умственные способности, чтобы не прослыть заучкой. Можно быть просто уставшей и не спасать мир. И признаться, что последнее – крайне утомительное занятие.

Глубоко вздохнув, она, наконец, открыла глаза. Малфой сидел в кресле напротив с совершенно не читаемым выражением лица и пристально всматривался в камин, будто и не замечая её присутствия.

Когда-то давно Рон пытался её убедить, что тишина в доме означает лишь то, что дом мёртв. В его понимании, дом всегда должен «звучать» – греметь посудой, шуршать мётлами, ухать совами, приносившими новости. В идеальном доме Рона никогда не смолкают разговоры, смех и возгласы, по радио всегда звучит что-то обязательно подходящее под настроение, на плите шкварчит нечто аппетитное, распространяя ароматы на весь дом. Когда он рассказывал ей об этом, его глаза светились таким откровенным, отчаянным счастьем, что Гермиона не стала говорить о своём доме мечты.

Ведь в нём бывали разные дни. Время, которое хотелось бы провести в кругу друзей, сменялось желанием тишины и уединённости. Она не имела ничего против вкусной еды, но, сама того не замечая, всегда выбирала рецепты, относящиеся, скорее, к средней и лёгкой сложности. Рецепты, не требующие постоянного, неотрывного внимания несколько часов кряду. И, конечно же, никогда на её столе не было столь богатого выбора блюд, какой был всегда в семействе Уизли.

«У них просто большая семья, и каждый любит что-то своё, – объясняла она себе странную привычку Молли закармливать всякого входящего. – Они просто привыкли жить в шуме, это нормально».

Звукоподавляющие чары стали постоянными её спутниками, когда Рон был дома. Это было самым частым колдовством, не считая бытовых чар, для неё.

И только здесь, в своём сне, она поняла и призналась себе в том, что ей не хватает тишины в собственном доме. Здесь она особо ярко прочувствовала выражение «слушать тишину вместе» и, на удивление, осознала, что с Роном это невозможно. Он просто не понимает уютности тишины и такого совместного времяпрепровождения.

– Завтра, вероятнее всего, тебе компанию составит Нотт, – наконец, оторвавшись от созерцания огня, сказал Малфой.

– М-м-м? – Увлёкшись своими собственными мыслями, она не сразу уловила суть начатого разговора.

– Нотт. Вероятнее всего, придёт тебе помочь. Завтра. Так лучше?

– Не понимаю, с чего ты решил, что он придёт. В своей-то библиотеке он помогал лишь с целью поскорее избавиться от моего общества, а сюда зачем ему приходить, да ещё в свой выходной?

– Да, он придёт и найдёт тебя мило похрапывающей на диванчике в библиотеке. Как бы у него не встал от этой картины.

– Ты бредишь, Малфой. – Гермиона скривилась от одной мысли о том, что её в утреннем неопрятном виде может увидеть кто-либо, кроме Рона. – Он не придёт. И, уж конечно же, я его не привлекаю. Особенно утром. И я не храплю!

– Ну ладно, ты очаровательно сопишь, Грейнджер. Не суть. Главное, что Нотт знает, где находится ближайшая ванная комната, чтобы снять возникшее напряжение.

– Малфой, ты невыносим. Нотт не придёт…

– Придёт! – резко оборвал её Драко. Он выглядел так, как будто ждал от неё, что она разгадает его ребус, но спустя мгновение в глазах появился хитрый блеск. – Но, если ты так уверена в своих словах, Грейнджер, можем поспорить.

– Поспорить? С тобой? На то, что Нотт не поднимет свою тушку в выходной день ради того, чтобы почитать в компании грязнокровки? – При этом слове Драко скривился, будто она предложила ему съесть флоббер-червя. – Да легко! На что спорим?

– Мы же взрослые люди, Грейнджер, – едва ли не промурлыкал Малфой, и от этих слов по её спине побежали мурашки. – Конечно, на желание.

Что-то в его словах заставило рациональную её часть насторожиться и попытаться остепенить азартный разум, но было поздно. Гермиона уже гордо вздёрнула подбородок и протянула руку для пожатия:

– Договорились, Малфой. Спор.

========== XXVIII ==========

Голубоватые нити обернулись вокруг их рукопожатия, закрепляя тем самым магический спор. У Драко невольно захватило дух: в голову лезла тысяча и одна мысль о том, какое именно желание он загадает Грейнджер. Она не сможет уклониться, а он-то постарается сделать так, чтобы ей тоже перепала часть удовольствия.

Малфой сглотнул и заставил себя не улыбаться в предвкушении столь очевидного. Пусть она думает, что у неё есть шанс, но если он знает Нотта (а знает он его очень и очень хорошо), то тот вызовет Питти, едва стукнет десять часов утра, а то и раньше. Грейнджер необязательно быть в курсе того, что знал и замечал за Ноттом он сам.

Он не завидовал Теодору. Если бы тот хотя бы подозревал, чего именно будет стоить его приход в Малфой-мэнор субботним утром, то и вовсе не поднимался бы со своей постели. Но ему неоткуда было этого знать. Как и того, что Драко давно знает о том, что он присматривается к Грейнджер с явным интересом.

– И ты не боишься? – заговорщически улыбаясь, спросила Гермиона, вырвав его тем самым из сладких грёз.

– Чего мне бояться? – не понял Драко.

– Того, что я могу тебе загадать? – Её откровенная ухмылка настораживала.

– Например? – спросил Малфой с наиболее скучающим выражением лица.

– Ну-у-у… Например, если загадаю поцеловать Рона?

От представившейся картины Драко мгновенно сбросил маску спокойствия и, против воли, скривился от отвращения. Её звонкий смех наполнил комнату.

– Это невозможно, Грейнджер, – протянул он, совладав с собой. В глубине себя Малфой наслаждался её смехом. – Магический спор действует только в пределах твоего разума, раз заключён здесь же.

– М-м-м… тогда я могла бы попросить его уважать?

Малфой удивлённо поднял брови – у неё действительно нет других мыслей, кроме как об Уизли?

– Брось, спор не может влиять на мои чувства и адекватное восприятие действительности.

Гермиона задумалась, устремив взор на каминную полку.

– Не переживай, Малфой. Думаю, есть ещё много слизеринских тайн, которые мне захочется узнать?

– Возможно. – Он не понимал её логики, хоть и знал, что никакой надежды на победу у неё нет. Ей предоставлялось целое желание, а она собиралась тратить его на вопросы? – Но не сильно-то на это рассчитывай, Грейнджер. Попытка у тебя будет всего одна.

– Я опять Грейнджер? А ещё недавно была Гермионой.

Драко стремительно повернулся к ней всем телом, чтобы самолично убедиться в том, что она с ним… она с ним флиртовала? Но сама Грейнджер уже не смотрела в его сторону. Больше того – она отвернулась, будто ей было неловко, и скудное освещение от камина не позволяло ему понять – действительно ли её щёки залил румянец или это игра его воображения?

Голову наполнили мысли. Должен ли он сделать собственный ход? Намёк ли это? Что именно она ожидает от него? Ожидала ли она флирта от себя самой? И что, грёбаный Мерлин, теперь ему делать?

Она будто не представляла, что именно эта невинная шалость творила теперь с ним. А может, действительно не представляла? Они никогда не разговаривали о тех… происшествиях меж ними, и Грейнджер всегда первая прятала голову в песок. Малфой усмехнулся: как по-гриффиндорски храбро! Что ж, теперь пусть пеняет на себя.

Малфой неслышно поднялся с кресла и подошёл ко всё ещё отвернувшейся от него Гермионе. Наклонившись к её уху, скрытому под волной кудряшек, он глубоко, но тихо вдохнул волнующий аромат, присущий только Грейнджер, и вкрадчиво прошептал:

– Гер-р-р-мио-о-о-о-на. Так лучше?

***

Жаркий шёпот коснулся её ушной раковины настолько неожиданно, что, совершенно не подумав, она резко развернулась на звук и обнаружила его губы всего в дюйме от своих.

Давным-давно, она привыкла к тому, как звучит её имя из уст других людей. Иногда оно звенит неряшливостью, иногда – удивлением, иногда – пренебрежением. Имя её длинное, нетипичное для английской действительности, часто пытались исковеркать или сократить на свой манер, но никому Гермиона этого не позволяла. Она гордилась своим именем – красивым и необычным, так же как и гордилась тем, что её родители были маглами.

Но никогда прежде её имя не звучало так интимно. Даже с Роном. Особенно с Роном. Её жених произносил её имя даже во время уединения нежно, трепетно, но не так страстно. Казалось бы – восемь букв, они одинаковые для всех, но то, как произнёс их сейчас Драко… Всё в её естестве затрепетало от этого шёпота, от едва слышимого дыхания, и, когда она обернулась – потонула в его глазах.

У неё не было возможности подумать о последствиях – вдохнув его аромат, осознав, насколько близко он находится, она его поцеловала.

Мгновение, и весь мир для неё исчез. Не осталось ничего внятного или определённого за пределами этих губ, рук и совместного прерывистого дыхания. Её реальность сузилась до пленяющих ощущений, и ей казалось, что ничего в мире не было для неё настолько важным, как горячность его поцелуев. Неимоверным усилием воли она напомнила себе не забывать дышать.

Вдох. От возбуждения кружилась голова. Как хорошо, что она сидит. Если бы она стояла, то уже давно отчаянно повисла бы на нём.

Выдох. Гермиона запустила пальцы в его причёску, растрепала её и едва не задохнулась от ощущения струящегося шёлка меж пальцев. И ещё… И ещё…

Вдох. Она сейчас – как горячий воск в его руках. Только ему известно, что будет с ней дальше. Её уже не пугала неизвестность, её не пугала бездна. Рядом с ним ей не было страшно.

Выдох. Отчаянно хотелось почувствовать эти поцелуи везде и самой поцеловать его всюду. Такая болезненная потребность, такое невыносимое желание бушевали в ней впервые, и она уже не думала о том, что это было неправильным.

Вдох. Ей хотелось провести кончиками пальцев по его коже, увидеть, как он на это реагирует. Ей показалось, она знает, что ему понравилось больше всего, и нестерпимо хотелось проверить эту догадку как можно быстрее.

Выдох. Она не запомнила, как именно очутилась не в кресле, а на постели, но это было совершенно не важно. Не важно…

Вдох. Кончики его пальцев начали своё движение вверх под её футболкой, и от их медлительности ей хотелось рычать. Какого дракла он медлит? Неужели он не видит? Неужели он не чувствует, что она…

Ох…

Синхронный стон заставил их оторваться, прекратить поцелуй и заглянуть друг к другу в глаза. Ладони Драко всё ещё покоились на её груди, но не делали больше ни единого движения. Она знала, что он до умопомрачения хочет её, но по какой-то причине сомневается. Малфой облизнул губы, и она неосознанно повторила этот жест. Он рыкнул, зажмурился и прочистил горло.

– Если ты планируешь дать мне от ворот поворот, то лучше сделать это сейчас.

Раньше она думала, что его голос звучит невероятно сексуально после сна и что лучшего просто быть не может, но она ошибалась. Тот звук, что доносился до неё сквозь грохот в ушах, мог запросто завести её с полоборота, если бы она не была уже возбуждена. Но суть сказанного отчаянно от неё ускользала.

– Пока у меня остались хотя бы крохи самоконтроля, – продолжал меж тем Драко, явно испытывающий такое же затруднение в работе мозга.

Смысл дошёл до неё нескоро. Малфой напряжённо всматривался в её лицо, и ей отчаянно хотелось выглядеть для него лучше, чем сейчас. «Что он сказал? – медленно думала она, разглядывая его скулы и подбородок. – Если ты планируешь дать мне от ворот поворот?.. Что?!»

Она выскользнула из-под него так же стремительно, как и поцеловала. Отползла на несколько шагов, пытаясь осознать, когда это слизеринцы отказывались от того, что им предлагают. Можно было бы даже сказать, что Малфой проявляет благородство. Благородство, мать его!

– Это очень смахивает на Гриффиндор, – протянула она, пытаясь отдышаться. Она ощущала, что сумасшедшее вожделение мягко остывает, окатывая её тёплыми волнами. От Малфоя послышался сдавленный смешок, он сел, прежде чем ответить:

– Возможно, гриффиндорство заразно и передаётся во время поцелуев?

Гермиона фыркнула, зарылась пальцами в свои волосы (от воспоминания того, что совсем недавно там были его пальцы, в комнате снова как будто стало жарче) и закрыла глаза. Драко-грёбаный-Малфой был прав. Особенно во всех невысказанных словах. Особенно в том, что нашёл в себе силы её остановить.

Должно быть, он знал или догадывался, какие муки совести будут ждать её позже. В какую пучину вины и самобичевания она отправится, как только всё закончится и пелена перед глазами начнёт отступать. Какими словами она будет ругать себя и не искать при этом оправданий, ведь сегодня всё было иначе.

Сегодня не было внезапности, на которую можно было списать первый поцелуй. Не было злости и неожиданности.

Не было и особого очарования от танца, вида Малфоя в парадной мантии, чарующей музыки и ощущения надёжных крепких рук на её спине. Все эти обстоятельства она могла с натяжкой обвинить в том, что второй поцелуй случился.

Но сегодня… сегодня не было никаких уловок. Не было никаких иллюзий. Никакой внезапности со стороны Малфоя, как и вообще каких-либо шагов от него. Кроме шёпота. Кроме того самого шёпота, который спустил пружину снедающих её чувств и позволил этому случиться. Но даже в этом шёпоте она не могла обвинить Малфоя – она сама флиртовала с ним. Безбожно, откровенно флиртовала.

– Что ж… – Мысли путались, разбегались и ей никак не удавалось взять себя в руки. Пальцы всё ещё покалывало от желания прикоснуться к нему, и Гермиона гнала от себя мысль о том, что он всё закончил только потому, что, на самом деле, не хотел её. – Тогда я, думаю, нам больше не следует целоваться. – Ей хотелось, чтобы голос прозвучал ровно и даже по-доброму, шутливо, но он явно ей сейчас не повиновался. Откашлявшись и вновь собравшись с мыслью, она продолжила: – Малфой – гриффиндорец… Боюсь, общественность этого не выдержит.

Он снова издал тихий смешок, прежде чем откинулся назад и растянулся во весь рост.

– Да, я это представляю, – спустя время не спеша протянул он. – Малфой выходит из магической комы и начинает раздавать неимущим своё состояние. Меняет перспективу стать начальником отдела в Министерстве на скромную службу на благо страны. Дарит домовикам шапочки, а по выходным угощает всех детей на Косой Аллее мороженым бесплатно.

От представившейся картины Гермиона улыбнулась и легла рядом.

– А ещё меняет цвет своей мантии на лиловый.

– О не-е-е-т, – простонал Драко и закрыл лицо ладонями. – Жестокая. Как мне теперь перестать представлять себя в лиловой мантии?

– В лиловой мантии с золотыми звёздами, – продолжила она смеясь.

Он приподнялся на локте, явно намереваясь что-то сказать, но посмотрев на неё несколько мгновений, опустился вновь.

– Ты так говоришь, как будто все гриффиндорцы имеют дурной вкус в одежде.

Она издала ещё один смешок и спросила:

– А разве нет?

– А разве да? – Он сказал это так, что она тут же вспомнила о своём изумрудном платье. Она ничего не могла поделать с торжествующей улыбкой, которая появилась на её лице.

– Ну, самый великий гриффиндорец одевался вполне… эпатажно, – решила сменить тему Гермиона. Малфой фыркнул.

– Мне кажется, его просто все достали. Выгляди он хоть чуточку серьёзно, его бы точно затащили на пост Министра Магии. – Гермиона вновь засмеялась, представив Дамблдора в его фиолетово-зеленых мантиях на первых полосах газет в качестве Министра.

– Наверное, – отсмеявшись, проговорила она. – Так оно и есть.

Меж ними повисла тишина, и Гермионе впервые не было от неё хорошо. Она сочилась невысказанными вопросами, догадками, желаниями и сожалениями. Она заволакивала разум, уговаривая задать вопрос первой, сдаться и спросить. Узнать, прояснить, выяснить, в конце концов, но всеми силами Гермиона старалась расслабиться и затолкать желание во всём навести порядок и разложить всё по полочкам куда подальше.

Она чувствовала – вопрос должен задать Малфой. Она повела себя нетипично – поцеловала его сама и теперь был его ход – озвучить тревоживший их обоих вопрос.

Спустя время, которое в этой комнате нельзя было измерить, он спросил:

– Гермиона, – начал Малфой, и при воспоминании того, что произошло после того, как он произнёс её имя в последний раз, по её спине пробежали мурашки. – Что с нами происходит?

Вот и всё. Рубикон пройден, мысль озвучена, хотя она и не выражает всей гаммы чувств и страхов, обуревающих их обоих. Как можно ответить на него? Односложно, но не скупо? Честно, но не откровенно? Она долго молчала, подбирая слова, взвешивая их и так и сяк, нанизывая их по-разному, будто разноцветные бусины.

– Это точно не воздействие проклятья, – тихо произнесла она и услышала сдавленный смешок. Малфой приподнялся на локте и заглянул в её лицо. Он одновременно был горек и серьёзен, но где-то там внутри, кажется, трепыхалась его собственная надежда.

– Почему? Наоборот. Это очень похоже на то, что мы оба сходим с ума.

========== XXIX ==========

– И всё же… почему Уизли?

Гермиона тяжело вздохнула и повернулась на бок.

– Мне кажется, ты повторяешься, Малфой.

Уголок губ Драко дрогнул, и он протянул:

– Опять Малфой? Ещё недавно я был Дра-а-ако.