Текст книги "Безымянное проклятье (СИ)"

Автор книги: Tenvtrave

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Её щёки залил румянец, а Малфой, глядя на неё, тихо рассмеялся.

– Даже не думай, что я повторю ту глупость, которую ты сделал после моих таких же слов.

– Думаешь, это была глупость? – Драко снова улыбнулся и прикрыл глаза. – А мне понравился… результат этой глупости. Уверена, что не хочешь повторить?

– Да ты, как-никак, флиртуешь со мной, Малфой! – наигранно возмущённо заметила она.

Малфой усмехнулся и ответил:

– Ты тоже иногда флиртуешь со мной, Грейнджер. – Затем открыл глаза и повернул голову в её сторону. – Но ты так и не ответила – почему Уизли?

– В прошлый раз результатом твоего вопроса была пощёчина. Уверен, что хочешь повторить?

Малфой отзеркалил её позу, повернувшись на бок, и с ухмылкой протянул:

– Мне кажется, ты повторяешься, Грейнджер.

Она скользнула по его лицу насмешливым взглядом и против воли остановилась на его губах, чуть приподнятых в улыбке. Воспоминания о поцелуе накрыли её волной, и она невольно облизнула свои губы. Воздух будто стал гуще и жарче, ей катастрофически его не хватало. Она сделала глубокий вздох и… перевернулась на спину, зажмурившись. Драко Малфой, лежащий на расстоянии чуть меньше, чем вытянутая рука, был провокационно соблазнителен.

Где-то сбоку он издал смешок и, судя по шуму, тоже лёг на спину.

– Так… почему Уизли?

Гермиона громко вздохнула, на этот раз раздражённо, и ответила чуть резче, чем планировала:

– Почему тебя это так беспокоит?

– Может, я… – Малфой прокашлялся и продолжил: – Хочу понять?

– Понять что? Почему не Гарри? Потому что Гарри мне как брат!

– Нет. Понять то, по каким именно критериям ты выбираешь себе парней.

– Я не… Проклятье! Я не знаю, почему я его выбрала, Малфой, доволен? – Голос звучал зло и устало одновременно. Ей не понравилось, что её вынудили отвечать на вопрос, в котором она сама ещё не разобралась. – Рон Уизли мне понравился ещё на втором курсе и логически я никак не могу это объяснить. Просто при его виде и присутствии внутри что-то… щёлкало. Вначале просто захватывало дух от этого «щёлк», потом хотелось при нём поправлять волосы и мантию, потом вырывать волосы Лаванде Браун…

Малфой нахмурился, явно пытаясь что-то вспомнить.

– Браун? За что?

– Видимо, ты действительно был очень занят на шестом курсе, раз не помнишь, как почти всю первую половину учебного года они сосались на каждом углу, – проворчала в ответ она.

– Уизли и Браун?!

– Что тебя удивляет? – недоумённо спросила Гермиона, повернув в его сторону лицо.

Малфой сел и провёл ладонями по лицу.

– Ничего. И что, больше ни с кем у тебя не щёлкало? Даже с Крамом?

– Крам был… бальзамом на мою самооценку и шансом заставить Рона ревновать.

Он ухмыльнулся, явно что-то вспомнив, и спросил:

– И что, шанс сработал?

– О, да, ты даже не представляешь насколько. Мне кажется, он тогда впервые понял, что я девочка.

Малфой издал смешок и развернулся к ней.

– Но ты так и не ответила на ещё один вопрос.

– Какой? – Гермиона насторожилась.

– О твоём загадочном «щёлк». Больше ни с кем другим у тебя не щёлкало?

Она поёрзала, устроилась, как ей показалось, более удобно, сложила руки на груди и закрыла глаза.

– В Хогвартсе – ни с кем.

Кажется, он раскусил её попытку увильнуть от вопроса и… придвинулся к ней ближе?

– А после Хогвартса?

– А после Хогвартса я начала встречаться с Роном, и необходимость прислушиваться к щёлканью с кем-то другим исчезла, – строго ответила она, и почти тут же почувствовала, как прогнулась под его весом постель с двух сторон от её головы. Ещё до того, как он заговорил, Гермиона ощутила его аромат и горячее дыхание на своей щеке и задохнулась от ощущения предвкушения, нахлынувшего на неё. Она зажмурилась покрепче и услышала мягкий смешок Драко:

– А сейчас щёлкает? – вкрадчиво прошептал он, очевидно сильно склонившись над ней. Не открывая глаз, она со всей силы оттолкнула его от себя, а он, не ожидав, упал на бок и засмеялся. – Трусишка Грейнджер, – беззлобно протянул он.

– Заткнись, Малфой, – прорычала она, тщетно пытаясь успокоить дыхание и сердечный ритм.

– Нет ничего постыдного или подсудного в том, что ты ощущаешь желание, – продолжил он серьёзно. – Уверяю тебя – я испытываю то же самое.

– Ты не помолвлен, – простонала она сквозь зубы, чем выдала себя с головой. Гермиона ощутила на мгновение лёгкое прикосновение к своим волосам, но оно исчезло, прежде чем она смогла на него среагировать. Малфой хмыкнул каким-то своим мыслям и ответил:

– А это возвращает нас к первому вопросу: почему Уизли?

– Кажется, я уже тебе ответила, что не знаю. – У неё не осталось никаких моральных сил на то, чтобы лежать с ним рядом так близко. Не тогда, когда чувствуешь под боком его тепло и помнишь о недавних поцелуях. Одним движением она поднялась с постели и опустилась в кресло у камина.

– Что ж… жаль, – только и ответил Малфой, оставшись лежать там, где был.

Гермиона впервые была рада тому, что скоро взойдёт солнце. Скоро оно заставит её проснуться и продолжить свои исследования. Скоро оно осветит все потаённые уголки её души и руины того, что она раньше считала незыблемым. Руины уверенности в том, что Рон Уизли предназначен ей судьбой. Развалины знания, что она сделала правильный выбор. Остатки самоконтроля и памяти о том, что всё было хорошо.

***

Теодор Нотт не считал себя особо везучим человеком. Тем не менее, он отмечал, что некоторые люди и вовсе обделены этим мифическим даром. На фоне этих «некоторых» Теодор невольно начинал думать, что с удачей у него всё в порядке. Или, по крайней мере, не так плохо.

Взять, к примеру, Малфоя.

Никто на их первом курсе не мог предугадать, что к шестому этот лощёный щёголь, кичившийся своим происхождением и влиятельным отцом, превратится в невзрачную тень самого себя. Мало того, что отец его загремел в Азкабан, так он ещё и принудил сына принять Тёмную метку, за которой последовало «особо важное» задание в стенах Хогвартса.

Тот год был воистину началом конца великого и самоуверенного Драко Малфоя. Совершенно незаметно, по крупицам, с него слетела вся нелепая мишура. Он перестал задираться, искать на свою чистокровную задницу приключений и выпендриваться перед сверстниками. Ещё бы – знак Мрака на руке быстро приводит в чувство и мгновенно впрыскивает в голову взросление. Больше не было детства, невинных шалостей, за которые максимальным наказанием могло послужить письмо от директора к отцу. Отец, конечно, задаст трёпку, но он всё-таки отец, а не злобный маньяк, пропавший после убивающего проклятья на четырнадцать лет и возродившийся благодаря наитемнейшей магии.

Знак Мрака означал, что отныне и навечно ты принадлежишь другому волшебнику. Для него ты не более чем слуга, домовой эльф или фамильяр. Это давало нехилую встряску и отрезвляло. Мгновенно.

Несмотря на то, что Нотт-старший тоже не был в фаворитах после воскрешения Тёмного лорда, каким-то чудом ему удалось избежать клеймения сына. Быть может, оттого, что не выпендривался, как Люциус, не старался угодить и высунуться в первые ряды. А, может, это была та самая удача, количество которой для Теодора было строго отмерено.

Но сегодня Теодор был готов поспорить – удача на его стороне. Нет никакой возможности, чтобы Грейнджер не была сейчас в библиотеке Малфоев. Всю неделю он размышлял над тем, что Драко и так достаточно настрадался в этой жизни, чтобы ещё быть заключённым в сознании Грейнджер. Как-никак, в последние годы они часто помогали друг другу: приходили на выручку и прикрывали спину. Это беззаботный Блейз получил возможность упорхнуть через Ла-Манш и переждать время ненависти к слизеринцам у спокойных вод Адриатики.

Для верности Нотт выждал время до одиннадцати часов утра и позвал Питти. К этому времени у Грейнджер обычно был уже рабочий настрой, и он надеялся найти её, склонившуюся над кипой пергаментов или забравшуюся в кресло с ногами и бегло читающую объёмный том, написанный древними рунами…

Домовой эльф перенёс его в абсолютно безмолвную библиотеку. Не трещал камин, разгоняющий промозглость старого дома, не скрипело перо по пергаменту. Не шуршали страницы книг, и Нотт впервые засомневался в том, что знает Гермиону Грейнджер.

На самом деле, ему казалось, что он достаточно хорошо изучил её за те выходные, которые им довелось провести в его библиотеке. Нотт думал, что она с удовольствием может пренебречь шумной вечеринкой в пользу одиночества, тишины и чтения книг. Он считал, что настоящих друзей, которым она может рассказать всё и которые её поймут, у неё почти нет или нет совсем. Не в обиду победителю над Тёмным лордом, но они с рыжим дружком явно не дотягивали до уровня её интеллекта.

В любом случае, Теодор был практически уверен в том, что Грейнджер обязана быть здесь субботним утром. В одиннадцать часов! Он был готов прибыть сюда в половине девятого, но решил не торопиться, и что в итоге получил?

«Одиночество в компании книг, как ты и мечтал», – подсказал внутренний голос, от которого Нотт решил отмахнуться и задать вопрос домовику:

– Мисс Грейнджер ещё не приходила?

– Мисс ещё спит, сэр, – ответил тот шёпотом, и невольно Тео тоже перешёл на него:

– Что значит спит? – Его недоумению не было предела. Домовик Драко приглядывает за тем, что именно делает Грейнджер и когда?

– Мисс работала до изнеможения и попросила Питти переночевать здесь. Хозяйка Нарцисса не велела пускать гостей в какие-либо комнаты, кроме библиотеки, поэтому Питти приготовил ей постель в дальнем углу, на диване.

Нотт тяжело сглотнул. Грейнджер спит здесь. И ещё не проснулась.

– Спасибо, Питти, дальше я сам. Если что понадобится, мы тебя позовём.

Радостно закивав, эльф растворился в воздухе с еле слышным щелчком. Нотт глубоко вздохнул пару раз и направился в сторону единственного диванчика в этой библиотеке. По неведомым ему причинам тот был один на весь огромный книжный лабиринт Малфой-мэнора. Там и тут стояли кресла и низкие столики, готовые для работы, он даже знал о наличии двух рабочих столов, но диванчик был один.

Первое, что он заметил, – это её волосы. Нет, не так. ВОЛОСЫ. Они были везде и находились в кошмарном беспорядке. Невольно он вспомнил свой последний секс, который был практически неделю назад, и недовольно скривился. И что Забини в них нашёл особенного? Рука нечаянно запутается – вырвешь вместе с волосами. Вот уж девушка-то обрадуется…

В этом хаотичном ореоле кудряшек почивало расслабленное лицо. Губы были чуть приоткрыты, тень от ресниц веером украшала бледные щёки. Он не видел её всего неделю, но, казалось, Грейнджер была измождена. Впервые за всё это время он задумался над тем, каково было ей жить с этим проклятьем? Какие ощущения она испытывала от всего происходящего и как всё это влияло на её организм? Он не был сведущ в колдомедицине, но даже ему было заметно, что Гермиона выглядела хуже, чем неделю назад. Домовик, кажется, говорил, что она работала до изнеможения… Даже в его библиотеке она позволяла себе отвлекаться на интересные книги, а здесь… что-то случилось. Что-то произошло такое, что заставило её работать на износ. Тяжёлое предчувствие окутало Нотта с ног до головы, и он усилием воли заставил себя не паниковать. Трезвый рассудок здесь пригодился бы больше всего.

Гермиона слегка пошевелилась во сне, и один локон упал ей на щеку. Умиротворённое лицо вмиг скривилось, и Теодор понял, что застигнут врасплох желанием убрать эту прядь, заправить её за ухо. Спустя несколько мгновений он сдался, подошёл ближе и, стараясь не задеть лица Грейнджер, как можно аккуратнее подхватил локон двумя пальцами, приподнял и…

– Доброе утро, Нотт. – Она внезапно открыла глаза и поприветствовала его. Недоумённо посмотрела с пряди в его пальцах на него самого, склонившегося над ней. Расслабленное лицо в мгновение ока преобразилось. Гермиона вопросительно приподняла бровь.

– Доброе утро, – ответил тот и откашлялся. Одним движением он таки убрал локон в сторону, но не решился заправить его ей за ухо. Неизвестно было, как она бы к этому отнеслась. – Тебе мешали волосы во сне, вот я и…

– Понятно, – пробормотала она и почему-то засмущалась. – Ты не мог бы… мне нужно переодеться.

– Да, конечно. – Нотт тут же развернулся, и хотел было уйти, как до него долетел её голос:

– Книги для работы у ближайшего столика слева.

Он не обернулся, лишь положительно кивнул и продолжил свой путь, скорректировав его после её слов. Поговорить они смогут и позже. Главное, суметь сконцентрироваться на поставленной задаче, то есть чтении манускриптов, а не думать о том, что там, за несколькими стеллажами, набитыми книгами, переодевается Грейнджер.

========== XXX ==========

– Тебе не кажется, что Гермиона в последнее время ведёт себя как-то… странно?

Гарри Поттер как раз надевал дорожную мантию перед отбытием на еженедельный субботний обед, когда Рон, забежавший за ним, спросил его об этом.

– М-м-м… нет? Она всегда была себе на уме, Рон. Тем более есть какое-то проклятье, которое висит над ней. Не думаю, что нам следует волноваться.

– Да, но… мне не даёт покоя её общение со слизеринцами. Как-то всё это подозрительно, не находишь?

– Не думаю. Гермиона большая девочка и лучше всех нас может постоять за себя.

– Но кому понадобилась её помощь? Забини? Да он живее всех живых! Если бы хоть с кем-то из них случилась беда, об этом трезвонили бы все газеты… – Рон внезапно замолк, явно что-то прикидывая в уме. – Малфои?! Да ну…

– Чтобы Малфои обратились к Гермионе за помощью? Ты сам-то можешь в это поверить, Рон?

– Не очень… Но от этих змеюк можно ожидать чего угодно!

– В любом случае, – заметил Гарри, наблюдая за Джинни, спускающейся по лестнице, – пока Гермиона не захочет нам об этом рассказать, мы ничего не узнаем.

***

С помощью Питти Гермиона переместилась к себе домой, чтобы принять душ и привести себя в порядок. Тем же способом она вернулась обратно и теперь сидела на своей импровизированной постели в углу библиотеки, и много-много думала.

Патронус Рона рассказал, что он сообщил своей матери, будто Гермиона заболела и лишь поэтому не сможет посетить еженедельную семейную встречу. Сейчас она была готова с ним согласиться – кажется, она действительно была больна. Настолько больна, что согласилась на спор со слизеринцем. С Драко Малфоем! Нет, не больна – безумна!

Малфой был прав – Нотт действительно в каком-то странном значении был в ней заинтересован. Он действительно приглядывался к ней. Ради эксперимента она пару раз перехватывала его взгляд, но не добилась никакого эффекта – Нотт смотрел на неё невозмутимо и спокойно, будто на сложное арифметическое уравнение. В конце концов, ей самой становилось неуютно под этим взглядом и она возвращалась к книгам.

Она терялась в догадках: какое именно желание может загадать Малфой. Что, если он загадает секс? Ей бы этого не хотелось… Или хотелось? Не может же он быть настолько… каким? Хитрым? Продуманным? Неужели он просто её использует таким вот способом?

Мысли и до этого не особо радужные превратились в стаю беспокойных зайцев, скачущих, перебивающих друг друга, вопящих на все лады. Она одновременно хотела и не хотела узнать, что же именно задумал Малфой. Или он вовсе не думал о том, что она может согласиться?

Гермиона мотнула головой и улеглась в постель. Она специально выбрала время для вылазки домой, в которое Рон точно будет в Норе. Встречаться с ним у неё не было никаких моральных сил.

Что бы ни приготовил ей Малфой, увернуться от выполнения обязательств всё равно не удастся. Только если пить зелье сна-без-сновидений каждую ночь, пока она не найдёт контр-заклятье, но у этого плана было сразу несколько минусов. Первый состоял в том, что никто не мог сказать, когда именно она найдёт нужную информацию. Второй же утверждал, что это было слишком трусливым выходом для неё.

***

Малфой наблюдал за тем, как Гермиона нарочито не спеша готовится ко сну, и внутренне ликовал. Он выиграл спор и теперь видел, как она специально оттягивает момент встречи. Он даже мог предположить, какие именно мысли роятся в её умной голове, какие сомнения её переполняют, какие вопросы она жаждала бы ему задать, но вряд ли решится на это.

Слизеринец никогда бы не согласился на спор, если бы не был уверен в своём выигрыше. Он и не надеялся на то, что Грейнджер так быстро согласится. Иногда он мерил её по себе, но снова и снова она его удивляла. Казалось бы, как можно забыть о том, что она гриффиндорка от мозга до кончиков ногтей? «Рассудительная, умная и всегда всё продумывающая до мелочей – её место было определённо на Когтевране, а не в безрассудном Гриффиндоре!» – иногда думал он. Но раз за разом происходило нечто такое, что возвращало его в реальность. Сортировочная шляпа недаром отправила Гермиону в дом Гриффиндора. Она была отчаянна и азартна. Она часто импровизировала и шла на риск. А уж о её благородстве он и вовсе молчал.

Размышлял ли он над тем, что именно загадает Грейнджер? Да. Особенно после того, как она сама его поцеловала. Он вновь внутренне посмаковал это слово-ощущение – сама. Он бы соврал, если бы сказал, что ему не хотелось испросить за этот спор с неё чего-то большего. Он был уверен – однажды, отдавшись ему, Гермиона больше не смогла бы устоять, и их ночи могли бы наполниться более приятным времяпрепровождением.

Его останавливало лишь то, что он слишком хорошо её изучил, чтобы понять две вещи. Первая состояла в том, что как бы Гермиона ни скрывала и ни сдерживала своё желание, всё равно близость в таком случае будет по принуждению. Ему всегда претила идея секса без согласия одной из сторон, а сейчас тем более. И вторая мысль была ещё более отравляющей, чем первая – Грейнджер будет винить во всём не только его, но и себя. За всё, что будет после. Этот клубок ядовитых мыслей будет терзать её день за днём, отвлекать и разъедать их отношения.

Он же мог их взаимодействия уже назвать отношениями? Или ещё нет?

Даже если эти проростки и можно было назвать «отношениями», ему бы не хотелось их отяжелять лишними сомнениями и переживаниями. Поэтому в качестве желания он выбрал нечто совершенно невинное. То, о чём давно мечтал.

Появившись в кресле, Грейнджер мгновенно напряглась, натянулась, как струна, готовая звучать. Её волнение было осязаемым и ясным, как день, и Драко не смог удержаться от искушения поддеть её по этому поводу.

– Боишься, Грейнджер? – протянул он, с наслаждением отмечая, как вспыхнули её щеки и как в глазах отразилась целая гамма чувств: страх, смятение, смущение и, наконец, гнев.

– А ты, наверное, весь в предвкушении? – раздражённо ответила она.

– Конечно. Ведь у меня целое желание.

Малфой обошёл её кресло, встав у неё за спиной и наклонившись к ней, вкрадчиво спросил у самого уха:

– Хочешь знать, чего бы я попросил в разные года нашего знакомства?

Она не ответила, лишь кивнула, всё так же напряжённо и обречённо. Ему хотелось кричать, что он не сделает ничего против её воли, не принудит ни к чему постыдному или порицаемому, но он выбрал иной способ доказать ей это. Вновь выпрямившись, он негромко заговорил:

– На первом курсе Хогвартса я бы попросил тебя покинуть магический мир. – Заметив, как она усмехнулась, добавил: – О да, тогда я мог подумать, что вправе решать это. – Немного помолчав, продолжил: – На втором курсе я бы попросил, чтобы ты вылизала мои ботинки. – Гермиона даже обернулась, явно не ожидавшая таких откровений. – Что? – спросил он её с улыбкой. – Какой прок мне сейчас быть нечестным?

– А для чего быть столь правдивым? – Она передёрнула плечами и отвернулась. – Хотя я легко могу представить такое твоё желание на втором курсе.

Он не стал ничего отвечать на заданный вопрос, и рассказ потёк снова:

– На третьем курсе я бы попросил тебя признаться мне в любви в Большом зале.

– Это-то ещё зачем? – Гермиона не обернулась, но по её тону было понятно, что она обескуражена.

– Конечно же, чтобы тебя унизить и высмеять, – усмехнулся он. – Такой реванш за удар в нос! – Она издала тихий смешок, а Драко меж тем вспомнил Святочный бал. – На четвёртом я бы попросил сделать мне минет.

– Что, тоже в Большом Зале? – с издёвкой переспросила Грейнджер.

– Нет, – совершенно спокойно ответил он. – Но кончить я бы предпочёл на твоё голубое платье, которое заставляло меня тебя хотеть.

– У тебя и правда были такие фантазии на четвёртом курсе?

– Ты так говоришь, как будто у Уизли не было таких фантазий на четвёртом году. – Она едва заметно дрогнула, и он победно улыбнулся.

– Даже не хочу думать об этом сейчас, – еле слышно пробормотала она.

– Действительно, мы отвлеклись. На пятом году, – он начал обходить её кресло, – я бы попросил тебя сдаться Амбридж. – Провёл кончиками пальцев по её руке, лежавшей на подлокотнике, и остановился перед ней. – На шестом попросил бы выполнить вместо меня задание Тёмного Лорда.

Гермиона дёрнулась, как от удара, широко распахнув глаза. Малфой медленно присел перед ней, ожидая, что её любопытство заставит задать нужный вопрос…

– А на седьмом? – её голос был странно глух. Будто она за несколько минут прожила события того рокового года. Страшного года для всех.

– А на седьмом… – Драко невесомо коснулся её подбородка, но тут же убрал руку. – На седьмом я бы попросил тебя выжить.

Подбородок Грейнджер заметно вздрогнул, она сглотнула и, резко оборвав зрительную связь, отвернулась.

– Вот мы оба выжили, – продолжил он спустя несколько мгновений тишины. – И я счастлив, что у меня не было возможности загадать тебе желание раньше.

– И чего же ты хочешь? – Её голос был слегка сиплым, будто бы она боялась. Малфой догадывался, что она действительно боится, но только не его, а себя. Своей реакции на его желание.

– Поверь мне, ничего подсудного или аморального. – Мгновенно уходя от темы прошедшей войны, ответил он. Взяв её за подбородок, он развернул её лицо к себе и заставил посмотреть себе в глаза. – Грейнджер. Позволишь мне расчесать тебе волосы?

***

У неё был только один вопрос, который она и задала вслух:

– Что?!

Ей казалось, что вот он – момент истины. Сейчас-то Драко Малфой проявит своё настоящее лицо! Но, вопреки её ожиданиям, произошло нечто странное. Отринув эгоистичные, сальные желания, которые наверняка у него имелись, он просит позволить ему расчесать её волосы? Её копну, которую называл вороньим гнездом?

– Ты часто позволяешь Уизли делать это? – вывел её из задумчивости его вопрос.

Рон? Расчесывающий её волосы? От представившейся картины она едва не прыснула.

– Он никогда… не высказывал желания этого делать, – как можно непринуждённее ответила она.

– Тогда будет что-то, что я сделаю первым? – Он как-то странно улыбнулся и поднялся на ноги. – Так что вот, моё желание – я хочу расчесать твои волосы.

– Ну хорошо, – пробормотала она в ответ, покидая кресло.

В руке Малфоя уже лежала широкая, искусно украшенная расчёска. Усилием воли он убрал у кресла спинку и увеличил его высоту. Гермиона приподняла вопросительно бровь, безмолвно прося пояснить свои действия.

– Я всего лишь беспокоюсь о совместном удобстве, Грейнджер, – ответил он, жестом приглашая её вернуться в то, что осталось от кресла. – Так тебе будет удобно сидеть, а мне не придётся наклоняться.

– Ещё бы, чтобы Малфой да склонился, – едва слышно пробормотала она, забравшись на высокое сидение. Теперь её голова была чуть ниже него самого. Она уселась поудобнее, развернувшись к нему спиной, но Малфой медлил. Обернувшись, чтобы узнать причину заминки, Гермиона увидела, как он нерешительно крутит в ладонях расчёску. – Что-то не так?

– У меня есть ещё одна… просьба. Она необязательная, но тебе самой будет с ней… приятнее. – Если бы она не знала Малфоя, то подумала бы, что он смущается.

– Что за просьба?

– Ты не могла бы… снять свою футболку?

– ЧТО?!

– Ты можешь прикрыть всё, что спереди, я не буду подсматривать, клянусь! – затараторил Малфой, чем ещё больше поверг её в шок. – Просто тебе самой будет приятнее, если расчёска будет скользить по коже, а не по одежде.

Гермиона задумалась, вспоминая, знает ли она, приятно это или нет. Память не могла предоставить ей нужную информацию, мысли путались, и, в конце концов, она пришла к решению, что, скорее всего, нет. И что ей интересно было это узнать.

– Обещаешь не подсматривать? – уточнила Гермиона. Драко с готовностью кивнул. – И не дотрагиваться руками?

– Только к волосам, – серьёзно подтвердил он.

– Отвернись, – велела Гермиона и, как только он выполнил её просьбу, стянула с себя майку, а затем плотно приложила её к груди. – Готово, – выдохнула она.

========== XXXI ==========

Первые прикосновения были легче пёрышка… Едва заметные движения расчёски неспешно текли вдоль её волос. Гермиона закрыла глаза, наслаждаясь ощущениями, которые ей дарили колеблющиеся локоны на обнажённой коже спины. Невольно она сглотнула. Никто никогда не прикасался к её волосам с такой бережностью. Единственным человеком в жизни, который расчёсывал её, была мама, и делала она это только в далёком детстве. Она успела забыть, насколько это приятно. И чего уж таить, она и не знала, что это так эротично.

Соблазнял – вот, что делал Малфой.

Характер движений время от времени изменялся. Иногда расчёска утопала в её кудрях, медленно, чувственно, но ощутимо массировала кожу головы и скользила вниз. Иногда – едва касалась волос, изводя ожиданием. Он менял направление движений, и ощущение того, как волосы смещаются с привычных им мест, заставляло мурашки бежать по голове и рукам. В какой-то момент он запустил в её волосы свободную ладонь, и Гермиона совсем потерялась в ощущениях. Вслед за жёсткой щетиной расчёски шла его горячая рука, нежно ласкающая чувствительную кожу. Иногда он спускался массажными движениями вниз, по коже спины. Она едва сдерживала стоны, рвущиеся наружу – с каждым таким путешествием жар внутри неё стремительно нарастал. Не помогало даже то, что он, сдерживая обещание, не дотрагивался до её спины пальцами. Это только распаляло нетерпение и желание.

Никто никогда не соблазнял её так изысканно. Так пленительно и неотступно. Так губительно сладко, закручивая в ней пружину всё сильнее и сильнее. До того самого момента, когда она уже не сможет её остановить. До того мгновения, после которого не будет точки возврата.

– Грейнджер, – прошептал он, обводя расчёской и пальцами её ухо. Не в силах сопротивляться этой магии, она откинула голову к противоположному плечу, открывая ему больший доступ. Малфой медленно и глубоко дышал, будто сдерживая себя, и на её жест отреагировал резким выдохом.

Ей пришлось закусить щёку изнутри, чтобы стон не сорвался с её губ, когда она ощутила кончик его носа, обводящий контур её ушной раковины. Драко не забывал массировать кожу головы пальцами, а расчёской проводить линию вдоль позвоночника. Горячее дыхание на её шее и за ухом заставляло Гермиону трепетать от невысказанных тайных желаний. Ещё никогда прежде она не желала мужчину так сильно. Она наивно полагала, что знала все тайны соблазнения, всю возможную страсть, которая могла в ней уместиться. Никогда ранее она не предполагала, что будет готова разорвать рубашку на мужчине только оттого, что он расчешет ей волосы.

Лёгким движением Малфой переместил её голову на другой бок. Гермиона больше не была хозяйкой своему уму и телу. Все чувства, казалось, были сконцентрированы на этих прикосновениях и более чем невинных ласках. Она плавилась от горячих рук Драко под его нарочито медленным дыханием и желала только того, чтобы это никогда не кончалось.

Всевозможные обвинительные мысли давно покинули её голову. Кто она такая перед этой бездной – тёмной, затягивающей и прекрасной? Кто она такая, чтобы сопротивляться этой сладкой смерти, этому падению: столь чувственному и желанному? Она была готова отказаться от чего угодно, лишь бы он не останавливался.

Ещё до того, как он произнёс слово, Гермиона остро ощутила потерю. Он опустил руки и сказал:

– Всё. – Его голос был настолько хриплым, что ему пришлось откашляться.

Она резко развернулась в странном подобии высокого кресла без спинки и неверяще переспросила:

– Всё?!

Малфой стоял к ней близко. Слишком близко. Его щёки, обычно бледные, сейчас заливал румянец. Дыхание было затруднено, и он смотрел на неё с невыносимой обречённостью в горящих глазах.

– Всё, – ещё раз сказал он, и от его голоса пружина, затянутая в ней, стремительно распрямилась.

Второй раз в жизни Гермиона поцеловала его сама. Подтянула к себе за рубашку и впилась в его губы, пытаясь передать, что именно он сделал с ней своей игрой. Никаким словом, никаким действием невозможно было остановить то, что началось ещё с первым касанием расчёски. Прижимаемая ранее футболка скользнула меж ними, и Малфой сдался под этим напором.

***

Не то чтобы он не хотел, нет. Он безумно её желал. И знал, что ещё чуть-чуть, едва он ответит, и уже не сможет остановиться. В этом больше не будет никакого смысла. Зачем? Он сделал всё, что мог, чтобы перестать её расчёсывать вовремя. Чтобы сдержать обещание и не дотронуться до её кожи рукой. Конечно, он знал, как на неё это действовало. Он читал её, следовал подсказкам её тела, распаляя всё сильнее и сильнее. И волей-неволей разгорался сам. Он пытался дышать медленней, он старался вспоминать составы сложных зелий и лекции профессора Бинса, но ничто, ничто не могло ему помочь. Хотел ли он причёсывать её дольше? Пропускать сквозь пальцы локоны, ощущать их мягкость? Чувствовать, как его затягивает дурманом от её запаха? Конечно. Всего этого он желал, но остановился, как последний дурак, пытаясь образумить их обоих. Но уже было поздно.

Был ли он ответственен за то, что подвёл их к черте, за которой не было возврата? Был. Но именно она её переступила. Отважная и прекрасная, не заботясь о своей полунаготе, притянула его к себе и поцеловала. Он мог бы ещё побороться за благоразумие их обоих, если бы её футболка была на ней. Если бы эта бесполезная вещица предательски не упала бы к его ногам и он не ощутил бы под своими ладонями пылающее обнажённое тело.

Мягкая грудь легла в его ладонь, и её обладательница мгновенно отозвалась низким стоном, прикусив его губу. Не было никакой возможности остановиться, не было никакой надежды на спасение. Лишь эта сладость, скользящая из уст в уста, лишь эта жажда прикосновений, заставляющая её срывать с него одежду, лишь этот пожар в крови, который гнал их в объятия друг друга и ещё, ещё ближе.

Кто именно превратил этот странный предмет мебели в кровать, он не знал и не хотел знать. Он мечтал об этом, но боялся. Боялся, что она одумается, а он не сможет остановиться. Боялся, что это сведёт его с ума, но как только они оказались в горизонтальном положении, Грейнджер сама начала стягивать с себя джинсы. А он не мог оторваться от неё, целовал всюду, куда мог дотянуться, сходил с ума от её аромата, мягкости и горячности. Не было ничего важнее потребности ощущать её и растворяться в этом всепоглощающем чувстве.