Текст книги "Безымянное проклятье (СИ)"

Автор книги: Tenvtrave

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Ты не поняла, – медленно протянул он и склонился над ней, упираясь ладонями в стол по обе стороны позади неё. Пульс Гермионы мгновенно подскочил, волна томительного жара накрыла её с головой и ей пришлось отклониться назад к столу, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо. Она с совершенно необъяснимым удовольствием наблюдала, как зрачки Драко Малфоя расширяются, а дыхание непроизвольно становится тяжелее. – Он сказал тебе, – его голос стал чуть более хриплым, – что теперь ему есть, с кем сравнить твой… – Драко запнулся, закрыл глаза и облизал губы. Невольно Гермиона повторила его жест и заметила, как в его глазах вспыхнул огонь. – Тебя.

***

Определённо, ему было сложно говорить. Он уже и не помнил, когда в последний раз ему с таким нежеланием подчинялся язык. И мозг. Соображать, что именно нужно сказать, в непосредственной от неё близости, было невероятно трудно. Все его мысли разбегались и скандировали совершенно не те вопросы и слова, которые мог бы повторить его язык вслух.

Ему хотелось встряхнуть её и накричать. За то, что так спокойно отреагировала на более чем понятное признание в измене. Пусть и по пьяни. Она не должна была так ласково о нём заботиться после этого! Как она могла! Злость и досада смешивались в ядовитый коктейль с возбуждением от близости её тела.

Встряхнуть, её, определённо, следовало встряхнуть. И поцеловать. Или вначале поцеловать, а потом встряхнуть. Чтобы никакой пьяный Уизли больше не смел даже подойти к ней. Или она к нему? Мысли сталкивались друг с другом, сплетаясь в запутанный клубок. Малфой не замечал того, что уже некоторое время едва дышит и смотрит, смотрит, смотрит в её глаза, в которых не может не прочесть надежду, что этот поцелуй всё-таки произойдёт.

Воздух вокруг мерцал от скопившегося напряжения. Малфой ощущал и намеренно смаковал её растущее возбуждение и нетерпение. Насколько было бы легче, если бы она поцеловала его первой. Все вопросы были бы тут же решены, все сомнения отброшены и ему не пришлось бы решать и брать на себя ответственность.

«Трус, – прошелестел в его голове голос. – Ты просто трусишь. Поцеловать. Девчонку. Трусишь». Этого горького осознания Драко вытерпеть уже не смог. Одним стремительным рывком он сократил расстояние меж ними и впился в её губы злым поцелуем.

Не о таком первом поцелуе с ней он мечтал, не о таком. Но в голове всё не утихали обидные слова Уизли, который признался в измене, и её непроходимая глупость, и всепрощение, и непонимание… Неужели он, Драко, не был достоин хотя бы её поцелуя? Неужели он был ничем не лучше Уизли? Её мягкие губы сводили его с ума и совсем не добавляло самообладания то, что он ощущал её чувства от этого поцелуя. И это было вовсе не презрение.

Ему показался вечностью тот миг, который пролетел перед тем, как она робко ответила на поцелуй. Едва заметно провела кончиком языка вдоль его сомкнутых губ и слегка приоткрыла свои. Драко едва удержался от откровенного стона – то, как нежно Гермиона отвечала на его грубый поцелуй в неудобной позе, совершенно обезоруживало, смывало всё напряжение, злость и досаду. На себя, на неё, на Уизли и это грёбаное проклятье, которое сводило их обоих с ума.

Он уже не пытался доказать ей свою правоту. Ладонь сама легла на щёку Гермионы и легко скользнула в те самые невероятные локоны, которые так долго сводили его с ума от невозможности их потрогать. Меж ними словно прошёл разряд электрического тока, и она застонала вслух. Мириады мурашек побежали по спине Малфоя от этого чувственного, низкого звука, от ощущения тепла её тела, от мягких, податливых губ, что теперь отвечали со всё более нарастающей страстью. Она хотела его. Хотела его. Хотела. Его. У него буквально сносило крышу от этого осознания, от иступляющего чувства взаимности, от запретности всего происходящего и особой его сладости.

Решившись, он потянул её наверх, в свои объятья, намереваясь спуститься поцелуями по линии её челюсти ниже, усыпать поцелуями её чувствительную шею, ощущая, как её сердце бьётся всё быстрее и быстрее. Прочувствовать, как растёт её нетерпеливость, подводя их к границе безумия. Туда, где одежда станет лишней, туда, где останутся только прикосновения, поцелуи и рваное дыхание. И стоны. Не важно, что будет потом, не стоит думать о последствиях. Не сейчас. Не теперь. Не когда её язык скользит по его нёбу или когда она нежно прикусывает его нижнюю губу. Буквально впервые в своей жизни он не хотел просчитывать ходы и задумываться о будущем.

Но волшебство исчезло, как только он осознал, что она не торопится подняться и уже несколько мгновений не отвечает на его ласки. Увлечённый исследованием её рта и своими фантазиями, Драко не заметил охлаждения возбуждения Гермионы. С трудом оторвавшись от её манящих, божественно прекрасных губ, Малфой взглянул в широко распахнутые глаза Гермионы и, к своему великому облегчению, не увидел в них страха или отторжения. Она смотрела будто сквозь него, медленно выравнивая дыхание. Драко нехотя выпутал ладонь из её волос и отошёл к камину, тщетно пытаясь унять собственное возбуждение, уже никак не связанное с Гермиониными ощущениями.

«Лишь бы она не сожалела, – отчаянно мысленно молил он. – Только пусть не сожалеет. Пусть обвиняет, злится, ругает меня, но пусть только не будет сожаления».

Драко не знал, сколько так простоял в оглушающей тишине, напряжённо вслушиваясь в то, что происходило за его спиной, но и там было тихо. Казалось, Гермиона даже не двинулась после поцелуя. «Лучшего поцелуя в твоей жизни, – задумчиво протянул внутренний голос. – Признаёшь?» Не было никакой разницы в том, признавал он это или нет. Он просто знал, что это было правдой.

Спустя ещё миллионы лет самобичевания и внутренних терзаний он различил её неловкое покашливание.

– Я… не думала над словами Рона с этой стороны.

«Истинная гриффиндорка, – внутренне аплодировал Драко. – Лучше сделать вид, что ничего не произошло, и продолжить разговор в том месте, где его прервали».

– Видимо, ты исчерпала свой лимит «думания» до прихода Уизли, – ответил он, не оборачиваясь.

– Да уж, видимо, и правда исчерпала, – еле слышно пробормотала она, и Драко улыбнулся, вспомнив её неуклюжий разговор с его домовиком. Уже громче она продолжила: – У меня действительно возникли некоторые трудности в библиотеке…

Эта тема являлась безопасной для них обоих, и Малфой был рад, что она её подняла. Ему казалось, они могут беседовать о книгах вечно и им никогда не станет скучно. Он развернулся с лёгкой улыбкой на губах и наткнулся на настороженный взгляд Грейнджер, который тут же смягчился. Драко чуть не рассмеялся, поняв, что она сомневалась в нём почти так же, как сомневалась в себе, но вовремя сдержался. Только Мерлин знал, что сейчас у неё на уме, а он, определённо, им не был.

***

Впервые за очень долгое время Гермиона проснулась раньше десяти утра и не почувствовала себя при этом древней развалиной. Возможно, это было связано с тем, что она прекрасно провела время в своём сне. При воспоминании начала этого самого сна её щеки непроизвольно залились румянцем, а глаза зажмурились. Она не готова была сейчас думать о том, что она… она… нет! Пока нет! Не стоит вспоминать его губы – требовательные и умелые, и пальцы в волосах, мягко массирующие ей затылок. Не стоит! Тем более что он услышал её мысленную мольбу поддержать разговор о книгах, будто ничего не произошло. Это было…правильно.

Куда более насущным стоял вопрос об измене Рона. Действительно ли она была? По его словам можно было бы предположить, что да, но… Это же Рон? В любом случае, врать он умел ещё хуже, чем она сама, поэтому выяснить правду будет несложно. А вот что она будет делать с этой правдой… об этом она тоже подумает потом.

Когда она начала готовить завтрак, Рон ещё спал. Гермиона положила на журнальный столик антипохмельное зелье и позавтракала в одиночестве. Буквально за пятнадцать минут до появления Джинни Рон со стоном потянулся и медленно сел. Она проверила, все ли необходимые вещи положила в сумочку, когда он выпил зелье и пробурчал хриплым голосом благодарность.

– Так что вчера произошло? – мягко спросила она. Рон слегка поморщился и прочистил горло.

– Поспорили с Флинтом. Кошмар. Напомни мне никогда с ним больше не пить.

– Да, я уже поняла. Ты такой бред нёс…

Рон резко побледнел ещё больше и испуганно взглянул на неё.

– Что именно я говорил?

– Мёл всякую чепуху, – осторожно ответила Гермиона, не отрывая взгляда от его лица. – О том, что теперь ты точно знаешь, что я делаю лучший минет.

Он зажмурился, закрыл руками лицо и повалился обратно в постель. Что бы он дальше ни сказал, Гермиона уже знала ответ, и то, что она догадалась об этом, явно читалось у неё на лице. Уже в следующий момент Рон жалобно протянул из-под подушки:

– Гермиона…

– Я так поняла, что это правда? – Холодности её голоса мог бы позавидовать сам Малфой.

– Пожалуйста…

– Что тебе действительно теперь есть с кем меня сравнить?

– Всё было не так, как ты думаешь…

– И насколько же именно обогатился твой опыт? По твоим словам, было понятно, что ты имел дело явно не с одной пробой?

– Гермиона… – Рон снова сел. Выглядел он, как побитая собака, и на него было откровенно жалко смотреть, но она запретила себе чувствовать жалость. По крайней мере, сейчас.

Камин вспыхнул, и из него вышла Джинни, широко улыбаясь. Совершенно не замечая напряжённой атмосферы, она, по своему обыкновению, быстро заговорила:

– Всем привет! Доброе утро! Какая прекрасная погода, не так ли?

Гермиона красноречиво подняла левую бровь – на улице дождь лил как из ведра.

– Ну конечно, такая погода особо хороша для прогулок по магазинам! А ты чего спал на диване, Рон?

Грейнджер вздохнула, накинула свой плащ и потащила Джинни к входной двери.

– Мы поговорим об этом позже, – прорычала она сквозь зубы

Миссис Поттер вырвала свою руку из её цепких пальцев и поправила своё пальто.

– Неужели ты наконец-то начала замечать минусы моего братца? – насмешливо спросила она.

Гермиона резко развернулась на крыльце своего дома, безмолвно требуя пояснений.

– Знаешь, мне всегда было интересно, когда же твои розовые очки по поводу Рональда спадут и спадут ли вообще. – Она подхватила Гермиону под руку и трансгрессировала в Косой Переулок. – Ты пять лет сдуваешь с него пылинки и выглядишь, будто ребёнок, которому подарили на Рождество настоящего Дракона – так же восторженно и влюблённо. Когда-то это должно было кончится и мне оставалось только гадать, когда же это произойдёт и что именно должен для этого сделать мой брат.

Гермиона, ошарашенная этой новостью, только открывала и закрывала в недоумении рот, не в силах сказать хоть слово. Наконец, немного совладав с собой, она задала лишь один вопрос:

– Почему?

– Почему что? – в ответ спросила Джинни, направляясь к лавке модных платьев. – Почему не сказала тебе этого раньше? Или почему попустительствовала в развитии ваших отношений? Или почему закрывала глаза на откровенные промахи моего братца и не концентрировала на них твоё внимание?

– Всё вместе. – В горле внезапно пересохло.

Джинни долго молчала, и они уже вошли в магазин, прежде чем она ответила:

– Потому что ты бы не восприняла моих слов всерьёз. В последнее время я ощущаю тебя… другой. Будто ты проснулась и скинула с себя бремя «девочки-подружки-Гарри-Поттера» и наконец начала возвращаться к себе. Поэтому я решила, что теперь-то могу обо всём этом говорить открыто, верно? – Джинни улыбнулась той самой открытой, лучистой улыбкой, которая делала её особенной. – Не подумай неправильно – я полностью поддерживаю вашу пару. Просто когда-нибудь должна была произойти такая ссора, которая привела бы тебя в чувство. – Она отвернулась и начала ходить по залу, выбирая платья для примерки. – И было бы лучше, чтобы это произошло до свадьбы. Да, предупреждая твой вопрос – у нас с Гарри тоже это было.

Молча они продвигались вглубь магазина. Гермиону не отпускала мысль о сюрреализме происходящего и вновь о «Хорошей Девочке Гермионе Грейнджер». Неужели всё было настолько прозрачно и очевидно для окружающих? А знал ли это Рон или просто привык?

– В какой-то момент просто понимаешь, что муж… он, конечно, опора и надёжа, но главной для себя в жизни должна быть ты сама. Твои интересы, стремления и увлечения. Ничего этого не должно пропасть, когда ты влюбляешься. Понимаешь? Ты должна быть главной для себя в любых отношениях и тогда тебя будут ценить за твою искренность. Тогда в твоей жизни появится тот, кто готов полюбить тебя настоящую, а не только ту, которая будет ему удобна.

Комментарий к XXII

Ну? Ну? Кто ждал Драмиону? =)

Автор, будем откровенны, сама в шоке оттого, что первый поцелуй произошел в 22 главе.

========== XXIII ==========

На примерке третьего из семи (семи, а не пяти!) платьев Гермиона наконец-то выпала из задумчивости. Скажем прямо, она совершенно не ожидала обнаружить в Джинни, которую всегда считала младшей сестрой, такой кладезь житейской мудрости.

– Откуда ты всё это знаешь? – из всех мельтешивших в её голове вопросов Гермиона выбрала именно этот.

Джин демонстративно покрутилась перед зеркалом и недовольно хмыкнула, отвергая платье персикового цвета.

– Помнишь время после победы? Хотя вряд ли. Вы с моим братцем трахались, как кролики, знаменуя победу жизни и всех подряд. – Миссис Поттер лукаво подмигнула. – А мне пришлось тогда… несладко. В семье был траур, а Гарри был очень… нестабилен. Ты же знаешь его склонность к самобичеванию и чрезмерной ответственности. Я думала, что после войны мы снова будем вместе и всё будет прекрасно, но на деле… – Она вздохнула, погружаясь в свои воспоминания. – На деле я ему была не нужна. Маленькая девочка, которая в него влюблена половину своей жизни! Куда она денется? Тогда-то я и начала уходить к Андромеде, чтобы помочь с Тедди, а заодно разобраться в себе. Она меня и надоумила не зацикливаться на «великом Гарри Поттере» и не забывать того, что именно понравилось ему во мне. Я задумалась и вспомнила, что Гарри решился на отношения со мной, когда я перестала цепляться за него, завела парня и вновь увлеклась тем, что люблю – квиддичем!

Джинни скрылась в примерочной, чтобы сменить платье, и оттуда спросила:

– Так что произошло у вас с Ронни?

– Если честно, я не успела разобраться в произошедшем. Но, кажется, их вчерашняя гулянка не обошлась одной выпивкой.

– В каком смысле?

Гермиона скрипнула зубами, но ответила:

– В таком, что, кажется, его кто-то ублажал орально и возможно даже не в единственном числе.

Остолбеневшая миссис Поттер вывалилась из примерочной в одной туфле.

– Значит, он действительно много выпил. Про его несгибаемую верность тебе ходят легенды.

– О чём ты?

– Тот бар, в который они ходят, – она не торопясь вернулась за второй туфлёй, – туда ходят все профессиональные игроки в квиддич. Нас всех там пасёт немаленькая толпа фанатов, и, думаю, ты понимаешь, что малолетних куриц там больше всего. Обычно они начинают подкатывать, когда на часах уже после десяти, и Рон всегда в это время собирался домой. Поверь – не все женатые игроки так поступали. Вчера его что-то задержало?

– Идиотский спор с Флинтом, кто больше выпьет! Он на ногах еле держался!

– Значит, ему просто не оставили выбора.

– Что?

– Гермиона. – Джинни наконец-то появилась в новом платье, подошла к Гермионе и сжала её плечо. – Ты не понимаешь, что значит квиддич для людей. Ты не знаешь, на что фанатки готовы, чтобы урвать внимание любимой звезды. Не поверишь, ко мне подходил однажды какой-то сопляк и предлагал себя в качестве раба!

Она смогла лишь натянуто рассмеяться, хотя, на самом-то деле, больше хотелось плакать.

– Рон поступил совершенно безответственно, напившись до такого состояния, что не смог сопротивляться ведьме, делающей ему минет под столом. Счастье, что об этом не узнал никто из какой-нибудь газетёнки! Ты только представь, какой бы случился скандал!

– Ага, скандал… – только и смогла ответить Гермиона и, к собственному стыду, разрыдалась.

Джинни утешала её, как умела, но могла ли она понять всё смятение и неразбериху, что творились в душе Гермионы?

Ей хотелось, чтобы в жизни всё было гораздо проще. Когда-то давно она мечтала о безоблачном будущем с любимым человеком, который уважает её и знает о ней всё. Они жили бы душа в душу, каждый занимался бы любимым делом, а по вечерам обсуждали друг с другом новости и достижения. Потом, когда-нибудь потом, они завели бы пару детишек и жили бы долго и счастливо.

Ничего из того, что происходит сейчас, не должно было произойти. Почему она должна быть проклята? Почему она ощущает к неправильному человеку неправильные чувства? И почему работа в квиддиче обязательно должна сопровождаться безумными фанатками? Она совершенно запуталась и выбилась из сил.

Мерлин! Он ведь был почти мертвецки пьян! Как какой-то посторонней девушке вообще удалось его возбудить и заставить кончить в таком состоянии? Вчера Рон этого не осознавал, а Гермиона уже не была бы столь высокого мнения о собственных навыках.

Нестерпимо хотелось отдохнуть. Спрятаться на краю земли и прожить там хотя бы несколько лет. Одной. Без наблюдателя в голове, непонятных ожиданий от общественности и будущей свекрови. Без завистников и сплетников, которые готовы уничтожить её маленький, гармоничный мир, стоит только ей дать слабину.

Но рыдания стихли, Гермиона шмыгнула носом и заметила:

– Прости, я промочила твоё платье.

– Ерунда. – Джинни высушила тонкую небесно-голубую ткань взмахом палочки. – Всё равно мне оно не идёт. Может, мне тоже поискать что-нибудь зелёное? Как у тебя?

Она уже вновь умчалась в примерочную, когда Гермиона вспомнила вопрос, который запланировала ей задать ещё вчера.

– Я слышала, что твоя мама была лучшей в своём выпуске?

– Да, я тоже что-то такое слышала. А что?

Гермиона замялась, но всё-таки решилась:

– Почему же тогда…

– Она родила всех нас, да?

Она нахмурилась, но ответила:

– Нет, я не про вас и вообще не про детей. Почему она не продолжила учёбу? Или… исследования? Если её никогда это не интересовало, она бы не закончила Хогвартс с отличием.

– Да, но почти сразу после выпуска они поженились, и появился на свет Билл. Знаешь ли, многие приобретают вкус к материнству только после того, как его почувствуют. Так было и с ней. После того, как она почувствовала, каково это, ей не хотелось больше ничем заниматься.

– Это она тебе такое рассказывала?

– Ну конечно! Не сама же я выдумала. – Джинни вышла из примерочной, поправляя платье цвета свежей зелени. – И да, я знаю твой последующий вопрос. Она понимает тебя, уверяю, но также она знает, что ты сможешь переключиться на детей, и хочет тебя этим осчастливить как можно скорее. Насильно.

Гермиона громко фыркнула и подошла ближе к зеркалу, у которого крутилась Джинни.

– Думаю, я остановлю свой выбор именно на нём.

– Да, этот цвет удачно оттеняет твои глаза. Не понимаю, зачем я тебе понадобилась? Ты прекрасно справилась и без меня.

– Считай, что вчера у меня открылся дар предвиденья и я спасала своего братца от верной гибели от рук разъярённой фурии под именем Гермиона Грейнджер.

***

Распрощавшись с Джинни, Гермиона устремилась в кафе. Она точно не была готова вернуться домой. Только не сейчас. Слова подруги привели её в замешательство. Могло ли такое случиться, что жадные до звёздного внимания квиддичные фанатки воспользовались состоянием Рона? Оправдывает ли это его в её глазах? Сейчас она не могла ответить определённо. Мысли с громким чавканьем перемешивались в её голове, превращаясь в густую кашу.

Оставив бесплотные попытки осмыслить создавшуюся ситуацию, Гермиона расплатилась в кафе и вызвала Питти. Вчера Малфой дал ей дельные советы, и пришло время их применить. Работа всегда помогала ей расставить мысли по своим местам.

***

Когда за окнами стемнело, маленькая сморщенная ладошка привела её к крыльцу собственного дома. Она была благодарна за то, что домовой эльф сегодня был особенно немногословен. За то, что он не пытался развлечь её рассказами о том, какой его «молодой хозяин» прекрасный человек. За то, что не пытался вести пророческие и странные разговоры о связях и симпатиях. Питти молча откланялся и растворился в воздухе.

Одно из предложений Малфоя оказалось провальным, а второе дало свои плоды. Теперь она точно могла отследить, какие из книг действительно принадлежали Беллатрисе Лестрейндж, а какие всегда хранились в библиотеке Малфоев. Эти несложные чары были практически неизвестны на Гриффиндоре, но активно использовались Слизерином. Небольшой взмах палочкой и короткое слово помогало сделать магическую отметку, невидимую окружающим, на чём угодно. Знал о ней лишь обладатель. Малфой предположил, что его дражайшая тётушка могла использовать такое заклинание на своих книгах, как делала его мать.

Дом её встретил аппетитными ароматами, чего не бывало уже несколько лет. Рон искренне считал, что стоять у плиты – призвание женщин, а не мужчин. Доказать ему, что отсутствие члена не дарует человеку автоматическую любовь и талант к готовке, было невозможно.

Над столом среди яств возвышался внушительных размеров букет из волшебных роз. Заслышав её шаги, Рон резко поднялся и сделал нерешительный шаг в её сторону.

– Гермиона, – выдохнул он, и сердце её сжалось от жалости к нему и злости к себе.

– Привет. – Ей не хотелось ругаться, видел Мерлин, не хотелось. Оставалось лишь молча привести себя в порядок и приняться за ужин. Говорят же, что на сытый желудок разговоры ведутся лучше?

– Ты позволишь мне… объясниться?

Гермиона поперхнулась глотком вина и ответила, едва откашлявшись:

– Не уверена, что захочу услышать это ещё раз. Джинни рассказала, как это бывает там, в баре.

Кровь мгновенно отлила от его лица.

– Джинни в курсе?

– Да.

Рон замолчал, явно подбирая слова.

– Я думал, что это дурной сон. Что такого просто не может со мной происходить. Я… Мне хотелось её прогнать, но я понимал, что моё тело не слушается меня, и… решил, что мне это снится. Что это разновидность кошмара, где тебя прилюдно трахают, а ты не можешь возразить.

Она запретила себе его жалеть. Она запретила себе ему сочувствовать. Мерлин свидетель, она готова была его простить, но не хотела его прощать. Не так быстро.

– Думаю, ты сам виноват в этом, Рон.

– Я и не…

– Дай договорить. Ты ведь знаешь, что тебя полностью отключает, когда переберёшь с выпивкой. Что за чёрт тебя дёрнул принять идиотский спор Флинта. Флинта! Его вообще никто и никогда не видел пьяным!

– Если честно, я уже не помню. – Рон растёр лицо ладонями и вновь поднял на неё щемяще провинившийся взгляд. – Я признаю свою вину. И своё бездействие. Но, Гермиона, думаю, окажись на моём месте ты, у тебя бы так же не было выбора!

– А вот тут ты не прав, Рон. – Гермиона встала из-за стола и взмахом палочки отправила грязную посуду на кухню. – Женщины несколько иначе устроены. Для них секс – это доверие в первую очередь. Думаешь, я смогла бы расслабиться в битком переполненном баре? У нас возбуждение рождается сперва в голове, а не от физических воздействий. Так что окажись я в твоей ситуации, я не смогла бы возбудиться, не то что кончить.

Она скрылась в спальне, но спустя мгновение вернулась, левитируя вчерашнюю постель Рона.

– Умом я понимаю, что ты лишь «жертва обстоятельств», но также я понимаю, что обстоятельства организовал ты сам. – Рон больше не поднимал головы, и это облегчало её задачу. – Я пока не готова… лечь с тобой в одну постель. От одной мысли, что кто-то ещё знает тебя на вкус, у меня всё внутри… переворачивается. Поэтому…

– Да, я понял. Сплю на диване.

– Как сказала Джинни, хорошо, что в тот вечер не было журналистов, которые могли бы запечатлеть такую сенсационную новость.

Рон вскинул голову и побледнел ещё больше.

– Гермиона… я люблю тебя, ты же знаешь? Ты же…

– Я знаю, Рон, – ответила она на пути в спальню. У двери она остановилась и обернулась назад. – Но от этого только больнее.

========== XXIV ==========

Малфой молчал.

Она и раньше ценила окружающую её тишину, но сейчас та была ей просто необходима.

Одна часть Гермионы хотела, чтобы он вновь кричал. Выплёскивал на неё свою ярость, злость и отчаянье. Ей хотелось, чтобы он заставил её вновь чувствовать. Ощущать. Эта часть отчаянно нуждалась в порицании и чувстве вины. Она хотела испытывать вину за то, что ничего не чувствует. За то, что спустила на тормозах фактическую измену Рона. За то, что не ощущает боли при этом воспоминании. Отвращение – да. Отторжение – сколько угодно. Но не боль. Будто где-то глубоко внутри она знала, что он может предать. Она боялась признаться себе, что подсознательно ожидала этого. Был ли он по-настоящему верным? Всегда?

Он отвернулся от Гарри на четвёртом курсе, как только засомневался в его преданности. Он оставил их с Гарри, когда они искали крестражи. Он бросил её на войне даже тогда, когда уже вроде бы «любил».

Неужели она и правда всё это время сомневалась в нём и ждала подвоха? Неужели все последующие годы безупречной верности и любви не смогли убедить её подсознательное Я в том, что на Рона можно положиться?

Она ожидала от себя больших эмоций. Тогда, когда Малфой выражал своё презрение, в ней закипала злость. Но когда она получила признание от Рона, не почувствовала практически ничего. Злость на его безответственность. Досаду, что это происходит с ней. Но не боль от предательства. Ей казалось, она должна выть, кричать, рвать на себе волосы, жалеть себя и обвинять Рона. Сорвать голос, выплеснуть все обиды и усталость, обвинить в отсутствии понимания и совместных интересов.

Правда состояла в том, что она не чувствовала ничего, кроме оглушающей пустоты внутри.

Вторая её часть жаждала этой пустоты.

Она наслаждалась уютной тишиной и той слаженной работой, которой они с Малфоем были заняты. Ей нравилось сидеть, склонившись над столом, друг напротив друга. Наблюдать, как свет от магического шара отбрасывает длинные тени от его пальцев, держащих перо. Тень скользила по лицу Драко в зависимости от его движений, и каждый раз, когда её взгляд падал на его губы, в наполняющей её пустоте загорался крохотный огонёк. Она признавала, что это было малодушным, но раз за разом Гермиона откладывала ближайшее рассмотрение этого огонька. Она вновь опускала взгляд на пергамент, устремлялась навстречу той самой пустоте и вновь уступала контроль над чувствами первой своей части.

Вместе в тишине они провели не один час. Гермиона обладала фотографической памятью и успешно её использовала, чтобы распределить часть переводов на пребывание во сне. Вдвоём они работали слаженно и чётко. Не нужно было отвлекаться на еду, усталость и естественные потребности. Глаза не слезились от обилия текста, руки не уставали держать перо, а мозг работал чётко и быстро.

Из высокого пучка выбилась упрямая прядь волос. Она щекотала Гермионе нос и левую щёку так, что ей приходилось хмуриться и смешно двигать носом, сдувать мешавшую обнаглевшую кудряшку. Гермиона была увлечена занимательным текстом и не хотела отвлекаться от него, но ей и не пришлось. Мужские пальцы легко подхватили нарушительницу спокойствия, мягко и медленно очертили женские скулы и бережно заправили прядь за ухо. Она подняла взгляд и впервые за долгое время не смогла понять выражение его лица. Казалось, что Драко одновременно хочет улыбнуться и показаться безразличным и скучающим.

«Что ж, это немного утешает, – подумала Гермиона, мягко и благодарно ему улыбнувшись. Малфой тут же подхватил её инициативу и улыбнулся сам. Его глаза всё ещё изучали её. – Он тоже сомневается и не уверен во всём происходящем. Это не может не утешать».

***

Драко Малфой всегда считал Джиневру Уизли бесполезной дворняжкой, вечно отирающейся около Поттера. Даже ещё более бесполезной и ущербной, чем Рональд Уизли – всем известно, что у влюблённых девиц вместо мозгов кисель. То, что она в него влюблена, было ясно как летний день – с самого поступления в Хогвартс и дня не проходило без тоскливых взглядов в сторону всеобщего спасителя. Чего только стоил тот потешный гном на втором году обучения, которого она подослала своему возлюбленному, чтобы тот читал ему ей же сочинённые стихи.

Сегодня днём ему пришлось признать, что девочка подросла. Не в том смысле, который обозначал этими словами Блейз – фигура и красота, нет. Незаметно для него она хорошенько выросла в плане обладания серым веществом, именуемым мозгом. Хотя, он должен был признать, что никогда не следил за семьёй Уизли в целом и за ней в частности.

Безумная жёнушка Поттера, отчаянная гарпия, не желавшая становиться порядочной хозяйкой дома на Гриммо 12 – вот, что он слышал о ней за последние годы, да и только. Кто бы мог подумать, что они с Поттером чуть не разбежались после войны?

Естественным было то, что она пыталась оправдать своего братца. Не было выбора! Малфой мысленно хмыкнул. Конечно, пить с Флинтом на спор – верх глупости, но что ещё можно было ожидать от Уизли? После первого же праздника в слизеринских подземельях никто больше с ним не связывался.

Не было выбора. А волшебная палочка на что? Не та, что в штанах, а которая для самозащиты? «Я думал, что это кошмар, – мысленно передразнил Уизли Драко. – Кому в кошмарах снится минет от незнакомки в баре?»

Было непонятно, повелась ли Грейнджер на этот бред или нет. Радовало, что она не простила его и отправила спать в гостиную, хотя Драко ожидал более бурной реакции. Как минимум пары неприятных проклятий. Да хотя бы летучемышиный сглаз! Но нет. Как там сказала Джиневра? «Хорошая девочка Гермиона Грейнджер?» Похоже на то.

Малфой осторожно бросил взгляд на склонившуюся над книгой Гермиону. Грейнджер ведь даже не представляла, насколько он был рад тому, что она отстранила Уизли от своего тела. Даже прекрасный и необыкновенно наполняющий силами сон уже не казался столь желанным после вчерашнего поцелуя. Кто он такой, чтобы размениваться по мелочам? Как он может дрочить от ощущений, которые испытывает Грейнджер от секса с Уизли, когда он теперь знает, какие у неё ощущения от него самого?

Его внимание вновь ускользало от книги, возвращаясь туда, в прекрасное «вчера», когда он решился её поцеловать. Можно было сколько угодно смаковать воспоминания о её мягких губах и тонких, прохладных пальцах на собственной коже и в волосах. И да, её локоны: шёлком струящиеся меж пальцев, манящие погружать в них пальцы ещё и ещё.

Заблудившись в своих фантазиях, Драко не сразу услышал странный, едва слышимый звук. Перед ним предстала забавная картина: один из тех самых локонов, которые только что вспомнил Малфой, вырвался на свободу и начал мешать чтению. Книга же, лежащая перед Грейнджер, так сильно её завлекла, что, казалось, ей совершенно нет дела до локона, который лез в глаза и явно щекотал её щёку и нос. Гермиона смешно сморщила нос и раз за разом пыталась сдуть непослушную прядь волос, но та, как ни в чём не бывало, возвращалась вновь.