Текст книги "Пока смерть не разлучит нас (ЛП)"

Автор книги: Tangstory

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Шэнь Ляншэн бросил на нее равнодушный взгляд, не отвечая, поскольку ему не было дела до ее колкостей. На самом деле он предполагал, что такая сообразительная особа, как она, скорее всего, уже разгадала истинную природу их с Цинь Цзином отношений. Однако не разболтала старику Ван и не разнесла сплетни по городу. По крайней мере, вся бесплатная еда, которой он ее потчевал, не пропала даром.

Несмотря на последний разговор, когда настал назначенный день, оба мужчины были на станции. Шэнь Ляншэн скорее всего делал это из-за норм приличия, Цинь Цзин же хотел увидеть ее еще раз, так как ему и правда нравилась его так называемая «сестра».

Старик Ван сопровождал ее до Шанхая, поэтому не казался таким уж эмоциональным на станции. Думая, что это его девочка отвергла Шэнь Ляншэна, он винил ее за столь высокие ожидания и жалел кавалера, но не мог этого показать из-за своего старшинства. В конце он похлопал Шэнь Ляншэна по плечу и добродушно сказал: «Моя дочь – все еще просто маленькая

девчонка, и она – наконец, в пути, хотя и донимала Вас все эти дни. Думаю, мы оба обретем некое душевное спокойствие, так-то».

«О нет, я весьма наслаждался ее компанией».

Покончив с любезностями, Шэнь Ляншэн дождался, пока пожилой мужчина сядет, прежде чем присоединиться к Дженни и Цинь Цзину.

«Поспеши Шэнь-кэкэ, если не заплачешь сейчас, у тебя не будет другого шанса, – подразнила его Дженни, а потом повернулась к Цинь Цзину. – А ты, Цинь-кэкэ, не вздумай плакать: это разобьет мне сердце».

«Хватит дурачиться. Береги себя в Америке и будь осторожна в заведении друзей. И лучше тебе избавиться от своей доверчивости», – Шэнь Ляншэн, на самом деле, не испытывал к ней неприязни: если уж быть честным, иногда ее характер напоминал Цинь Цзина. Претензия на близкое родство не была такой уж ложной. Одно только это уже затрудняло задачу ненавидеть ее, поэтому в конце, ему захотелось оставить ей несколько напоминаний.

«Можешь ты не быть таким серьезным? – у Дженни не осталось больше ничего в арсенале против Шэнь Ляншэна, как только он стал искренним. Она посмотрела вниз и пробормотала. – Я ведь еще вернусь, как только закончу учебу. Не ведите себя так, будто это последний раз».

«Не последний, – ощутив грусть девушки, Цинь Цзин потрепал ее по голове. – Ты будешь уже совсем взрослой, когда вернешься».

«Ты… Я ненавижу вас обоих… – все это время Дженни улыбалась, но как только учитель коснулся ее головы, из глаз девушки полились слезы. – Я не хотела плакать…ненавижу вас…»

Но плач закончился на нескольких рыданиях, и на ее лице снова появилась улыбка. Она села на поезд, и после того, как тот начал движение, даже высунула голову и помахала.

«Шэнь-кэкэ! Цинь-кэкэ! До встречи!»

Это был Двадцать Шестой год Республики*. Когда трое молодых людей прощались под свист поезда, никто из них не догадывался, что это и правда окажется их последним разом.

После этого Дженни Ван уже не возвращалась на родину из-за событий в стране, а новость о гибели в автокатастрофе в возрасте двадцати семи лет не пересекла океан, так как семья Ван перебралась в Соединенные Штаты, и связь оборвалась.

Мир – непредсказуем, и поэтому иногда «до встречи» может стать ироническим прощанием.

В середине апреля температура резко подскочила. Шэнь Ляншэн задумал по соответствующим причинам уволить особо разговорчивых слуг. Оставшиеся выучили урок и держали рты на замке, таким образом, ничто не доходило до особняка Шэня Старшего. Поэтому Цинь Цзин продолжал частенько гостить в поместье Шэнь. Скоро он сблизился с прислугой в доме в силу своего легкого характера. Всякий раз, когда он наведывался, кухня готовила только блюда, которые ему нравились, заставляя Шэнь Ляншэна язвить за обеденным столом: «Надо же, мистер Цинь, Вы – и впрямь, популярны».

«Ха, я – общительный человек, если уж на то пошло, – в отличие от постели, когда доходило до словесных поединков, Цинь Цзин никогда не сдавался без борьбы. Он постучал палочками по чашке мужчины. – Ешьте свою еду, господин Шэнь. Мы же не хотим, чтобы зеленоглазое чудище вернулось, не так ли?»

Несколько дней было сыро и душно, пока, наконец, не грянул шторм. Дождь начался около двух пополудни, непрерывно морося в различной степени. Цинь Цзин сидел в учительской после своего единственного урока утром, слушая звуки дождя. По какой-то причине он просто не мог успокоиться.

Еще утром все было замечательно – ни единого облачка на небе. Шевроле, который обычно водил Шэнь Ляншэн, отправили на осмотр, а в усиленном, заброшенном в гараже Додже, вероятно, было мало бензина. Шэнь Ляншэн перенес офис в здание, которое арендовал на Гонконг Роуд, в паре минут ходьбы от Кембридж Роуд. Так, не желая терять время, оба вместе вышли из дома утром – Цинь Цзин сел на трамвай, а Шэнь Ляншэн пошел на работу.

Сейчас, учитель сидел за своим столом, припоминая, что мужчина не взял с собой зонт. Потом, осознал, что там, в офисе, должна быть машина и шофер, или другие меры, чтобы не дать их молодому хозяину промокнуть под дождем. У него не было причин беспокоиться об этом, но он продолжал размышлять. После почти часа колебаний, он отпросился на остаток дня и рано ушел из школы.

Цинь Цзин всегда хранил в учительской зонтик. Сойдя с трамвая, он отправился в офис Шэнь Ляншэна. Учитель смеялся над тем, что делает то, что было вовсе необязательно, но не мог совладать с собой, желая забрать мужчину. Обычно именно бизнесмен подбирал его, но он тоже хотел сделать это, хотя бы однажды. Он хотел пойти с ним домой под одним зонтом в этот бесконечный ливень.

Новый офис – значит новая охрана. Новая метла чисто метет, и этот новый охранник не был исключением. Он относился к своей хорошо оплачиваемой работе с большой осторожностью и допрашивал каждого, кто входил в двери, так что ни одна неприятность не прошмыгнула бы.

Цинь Цзин был посторонним в весьма обычной одежде. Голубой чаншань и парусиновые туфли не походили на наряд бизнесмена. К тому же, человек, которого он спрашивал, был большим боссом наверху, но ему не было назначено. Охранник не собирался рисковать, впуская его, но был вежлив и попросил мужчину подождать, пока он известит начальника.

Цинь Цзин нисколько не обиделся, но и не зашел под навес. Он стоял за металлическими воротами, держа свой черный вощеный бумажный зонт.

По совпадению, сегодня Чжоу уехал по поручениям, а так как он держал язык за зубами, никто в компании больше не знал о Цинь Цзине. Другой секретарь доложил Шэнь Ляншэну, что мистер Цинь ожидает встречи с ним. Ручка дрогнула в руке босса, он подошел к окну и выглянул из него.

«Спасибо, Вы можете идти».

Видя невозмутимость босса, секретарь не стал прилагать ненужных усилий и приглашать Цинь Цзина в офис, подальше от дождя.

Из-за дождя небо было хмурым, но для просмотра документов у Шэнь Ляншэна в распоряжении была лишь настольная лампа.

Он стоял у окна темного помещения, наполовину скрытый занавесками, и, как зачарованный, смотрел на ждущего его под зонтом мужчину.

Он смотрел сквозь бледный туман и видел человека, стоявшего под дождем, голова же его была закрыта зонтом. Все, что он видел, была его фигура – высокая, худая и одинокая, облаченная в серовато-голубой чаншань.

Поздняя весна на севере могла быть весьма теплой, но также и на удивление холодной во время дождей. Шэнь Ляншэн знал, что мужчина пришел за ним и наверняка заболеет, так как не оделся достаточно тепло, однако намеренно не приглашал его войти.

Маленькие капли дождя липли на окно, что делало стекло похожим на запотевший лед. Отражение Шэнь Ляншэна в стекле выглядело странно бледным, словно призрак, а его глаза – такими же холодными, как лед. Ошеломленный, он уставился на Цинь Цзина, стоящего посреди шторма и ждущего его. Глубоко сидящее чувство блаженства расцвело в его сердце, нечёткое, то, что французы назвали бы «дежавю» –

Мужчина, держащий зонтик.

Мокрые края его чаншаня.

Дождливая музыка из старого сна.

Хотя Цинь Цзин никогда не говорил этого напрямую, чувства учителя не были секретом для Шэнь Ляншэна. Он знал: Цинь Цзин по-настоящему любит его, и не то чтобы у него самого не было чувств к мужчине. Бизнесмена просто радовало видеть несчастного, ждущего его под дождем: любая мелочь, доказывающая, что Цинь Цзин любил его, доставляла ему еще большее наслаждение.

Как и предполагалось, Цинь Цзина слегка лихорадило этой ночью. Шэнь Ляншэн лично дал ему лекарства и раздел его, прежде чем укутать одеялом. Держа в руках уютно завернутого мужчину, он осыпал легкими поцелуями его горящий лоб: Цинь Цзин заболел из-за него, и забота о нем тоже приносила ему массу удовольствия.

Цинь Цзин лежал в объятиях Шэнь Ляншэна, когда ощутил желание вести себя как трехлетнее дите, каким и видел его мужчина. Он не мог сдержать хитрого хихиканья.

«Над чем ты смеешься?»

«Ни над чем»

Из-за жара он чувствовал себя пьяным, немного одурманенным, но и слегка взбудораженным. Поддавшись этому чувству, Цинь Цзин укусил подбородок мужчины, потом его адамово яблоко, покусывая и облизывая, словно щенок, у которого чешутся зубы. Жар не распространился на его нос, и тот был холодным, точь-в-точь как у собаки. С неубедительным оправданием он понюхал шею мужчины:

«Ты так хорошо пахнешь, Шэнь-кэкэ».

«Ты болеешь. Лежи спокойно», – хмурясь, Шэнь Ляншэн отвернулся от надоедливого питомца, но все равно крепче сжал его в руках.

Однако Цинь Цзин еще не навеселился. Он снова поддразнил, шепча мужчине в другое ухо: «Ты возбужден?»

И когда не получил ответа, спросил еще раз: «Ну? Возбужден?»

Тон учителя звучал очень по-детски, но слова были откровенно вызывающими.

Шэнь Ляншэн был сильно возбужден, но решил стерпеть это, раз другой мужчина заболел. Пока щеночек по-прежнему целовал и лизал все вокруг, он и рад был бы сбежать и облегчиться в ванной, но тот просто не пустил бы его. Шэнь Ляншэн начал подозревать, что дал больному не то лекарство, и теперь последний не мог здраво мыслить.

«Ты сам напросился», – угрожающе прорычал Шэнь Ляншэн, но на деле вел себя иначе. Раздевшись догола, он запрыгнул к Цинь Цзину под одеяло. Сняв с мужчины нижнее белье, он скользнул своим до боли эрегированным органом между ног Цинь Цзина, сзади, и начал двигаться. Слыша тихое хныканье мужчины, Шэнь Ляншэн действительно захотел воспользоваться обращением к учителю Сяо-Лю: Иисусе! Он не делал ничего такого с мужчиной, так что все эти соблазнительные звуки, должно быть, издавались намеренно.

«Хмм…мхм….»

Цинь Цзин согласился бы, что принял не то лекарство. Он чувствовал слабость, но и такое возбуждение. Он терся бедрами о живот мужчины и направил его руку к собственному набухшему органу.

«Вставь его… – продолжал он тихим голосом. – Вставь его…пожалуйста».

Сейчас уже и Шэнь Ляншэн начал чувствовать, будто горит в лихорадке, и каждый слог, произносимый учителем, отдавался в его висках. Покрыв себя смазкой, он впихнул свое опухшее достоинство в другого мужчину. Сделав это, он не смог подавить низкий стон.

«О, малыш, внутри тебя так горячо».

«Нет, идиот… у меня жар». Внезапно Цинь Цзин вспомнил, что был больным человеком, и что как у больного, у него были права. Ему было плевать на страдания Шэнь Ляншэна и, жадно ловя воздух, он скомандовал: «Чувствую ужасную слабость. Не смей ускоряться».

Мужчине ничего не оставалось, как подчиниться и двигаться медленно, одновременно заботясь и о члене партнера. Это был единственный раз, когда иметь секс было хуже, чем не иметь его, и все, чего он хотел – с божьей помощью достигнуть оргазма как можно скорее.

К счастью, из-за жара Цинь Цзина хватило ненадолго, и вскоре он кончил в руку Шэнь Ляншэна. Мужчина только собирался выйти и избавить себя от страданий самостоятельно, когда Цинь Цзин потянулся к месту их соединения.

«Нет… – выпалил он слабо. – Хочу, чтоб ты кончил в меня».

Шэнь Ляншэн не мог не выругаться – в этот раз на своем родном языке. Возможно, он слишком много наслушался от своего отца за эти несколько лет, и сейчас, наконец, применил знания на практике. В данный момент он был

уверен, что мужчина послан ему кармой как наказание. Он выбросил вперед свои бедра и вошел в мужчину снова, но не мог двигаться быстро. Только спустя долгих полчаса достиг он вершины и, сделав это, сильно укусил Цинь Цзина за мочку, спрашивая: «Ты так сильно хотел, чтоб я кончил в тебя, потому что хочешь от меня детей?»

«Иди сам сделай себе ребенка…» – Цинь Цзин уже наполовину уснул, но все же смог сформулировать ответ с последним порывом энергии. Он подозревал, что снова кончил за последние полчаса, но ощущения были не четкими. С другой стороны, он чувствовал странное удовлетворение, ощущая мужчину внутри себя – два их тела соединены в одно.

Когда Шэнь Ляншэн обтер его, Цинь Цзин уже спал замертво. Мужчина докурил сигарету, смотря на спящего, а затем спустился в кабинет и достал штемпельную подушечку и документы, приготовленные уже какое-то время.

С самого Китайского Нового Года Шэнь Ляншэн размышлял о доме для Цинь Цзина. Он не был верен своему слову – он действительно переживал за мужчину, а эти отношения были более бурными и напряженными, чем любые из его предыдущих. Соответственно, Шэнь Ляншэн решил снять грузы с обеих сторон своих весов и перестать оценивать. Сейчас он хотел лишь одного: найти способ так держать мужчину, чтоб тот не попал в чужие руки.

Шэнь Ляншэн знал, что в китайском есть такое выражение: «прятать возлюбленную в золотом дворце». Ему не было дела до истории, за ним скрывающейся, потому что в его словаре оно имело лишь одно значение: купить клетку и посадить туда Цинь Цзина так, чтобы у него были и корова, и молоко, после того, как он сам женится.

Фактически, мать Шэнь Ляншэна тоже можно было назвать «узницей золотого дворца». Яблочко от яблони недалеко падет. Эгоистичные методы отца и сына не отличались друг от друга. Нужно, однако, сказать, что сын оказался лучше, так как хотел записать собственность на имя Цинь Цзина. Так, дом мог служить своеобразной компенсацией на случай, если любовь исчезнет, и они расстанутся.

Кто-то скажет, что это – даже более низко. Шэнь Ляншэн признавал, что сейчас учитель был сильно влюблен в него, поэтому он собирался воспользоваться этой любовью и построить мужчине «золотой дворец». Он даже подумывал выгравировать имя Цинь Цзина на двери, чтобы только показать, насколько он этого хотел.

Секретарь Чжоу приложил все усилия, чтобы найти идеальную собственность. Отдельный дом в западном стиле – это слишком, а традиционное жилье босса не устраивало. Он нашел прелестное местечко, называемое Аньлэ-цунь в Английской концессии, но когда босс приехал и осмотрелся, то отверг этот вариант: многочисленные соседи создавали угрозу уединению.

В итоге Шэнь Ляншэн взял дело в собственные руки и остановил выбор на роскошной квартире в Апартаментах Маокэнь. Каждый этаж состоял только из двух секций, а арендаторами были преимущественно незаинтересованные в

соседях иностранцы, приехавшие в Китай на год или два для разведки, чтобы затем вернуться в место, которое звали родиной.

У Шэнь Ляншэна имелись связи, и он закончил всю процедуру оформления договора, включая поручительство, без Цинь Цзина. Все, что оставалось Цинь Цзину – поставить свое имя и отпечаток пальца на документе.

Достав договор и штемпельную подушечку, он уселся, свесив ноги с кровати, глядя на мужчину, лежащего без сознания. Щеки учителя были все еще розовыми от жара, а на губах была капля слюны.

Шэнь Ляншэн нежно вытер влагу, прежде чем осторожно поднести палец мужчины сначала к подушечке с чернилами, а затем к бумаге.

Теперь оставалось последнее. Подпись можно было подделать, но не было смысла скрывать все это. Поэтому Шэнь Ляншэн не стал вытирать полотенцем красные чернила. Он хотел оставить их там как пусковой механизм для разговора, когда мужчина проснется следующим утром.

К следующему утру лихорадка отступила, и Цинь Цзин чувствовал, будто переродился, и был в хорошем настроении. Единственное, у него немного болела спина, что, скорее всего, было результатом позволения себе удовольствия во время болезни.

Он не замечал красный отпечаток на пальце, пока не принялся чистить зубы. Он высунул голову из ванной комнаты, все еще с зубной щеткой во рту.

«Что это?» – с любопытством спросил он.

«Сначала дочисти зубы», – ответил Шэнь Ляншэн, зажав сигарету губами и заканчивая завязывать галстук. Выражение его лица ничего не выдавало.

«Хорошо, что ты натворил за моей спиной?» – у Цинь Цзина была неплохая догадка, но он не выглядел расстроенным, когда закончил чистку зубов и встал перед Шэнь Ляншэном.

Вместо ответа Шэнь Ляншэн притянул мужчину в свои объятия для поцелуя, как они делали уже не одно утро, проведенное вместе. Вкус табака и зубной пасты был так знаком им обоим, что уже почти стал частью их совместной жизни.

«Я продал тебя, – наконец спокойно ответил Шэнь Ляншэн после поцелуев. – Спустя все это время, что я заботился о тебе, хочешь угадать, за сколько тебя продали?»

На секунду Цинь Цзин замолк: у мужчины всегда было одно и то же выражение на лице, шутил он или был серьезен. Однако Цинь Цзин провел с ним немало времени и понял, что это определенно не было шуткой.

«Ты – умный человек, Цинь Цзин, и должен знать и без моих слов, – видя, что учитель продолжает молчать, Шэнь Ляншэн перешел к делу и произнес в первый раз. – Есть кое-что, что может встать между нами». Он не признался в своих чувствах, а вместо этого взял руку мужчины и приложил к своему сердцу. Он говорил, пристально глядя ему в глаза: «Но я не хочу оставлять тебя из-за этого».

«У меня есть собственные проблемы, – продолжал Шэнь Ляншэн, пока Цинь Цзин молчал. – И я не прошу, чтобы ты понял…»

«Я только прошу, чтобы ты не оставлял меня» и не собиралось выходить изо рта Шэнь Ляншэна. Он отпустил Цинь Цзина и взял документы с туалетного столика. Передав их мужчине, он посмотрел в его глаза и тихо сказал: «Подпиши здесь, если хочешь…, а если – нет, просто выброси».

Цинь Цзин все еще не проронил ни слова. Он будто вернулся в прошлое, в то время, когда только повстречал мужчину.

Тогда этот человек сделал то же самое. Своими сладкими и нежными речами он расставлял сети и заманивал туда Цинь Цзина, пока тот сам не прыгнул в ловушку.

Но в этот раз все было по-другому. Цинь Цзин на самом деле был умным и понял, лишь взглянув на бумаги в своей руке, что его подпись будет означать продажу самого себя. Подписав это, он обязуется быть безнравственным любовником, застрявшим между Шэнь Ляншэном и его супругой, продавая свои принципы за любовь, похоть и алчность.

«Давай обсудим это снова позже, Цинь Цзин, – Шэнь Ляншэн не хотел загонять его в угол. Посмотрев на свои часы, он сменил тему. – А сейчас – время позавтракать».

Из-за лихорадки Цинь Цзин проснулся позже обычного, тогда и произошел весь этот разговор. Он взглянул на часы и припомнил расписание на день. Если не выдвинется сию минуту, то не поспеет к первому уроку, так что на завтрак не оставалось времени.

К счастью, шофер без напоминания босса привел Додж в порядок и заполнил бензином бак. Шэнь Ляншэн, как всегда, вез учителя на работу и передал ему приготовленную для него на кухне коробку с ланчем и термос: «Съешь по дороге».

Мысли Цинь Цзина путались, аппетита не было, и он сидел на своем месте, с сумкой в руках, уставившись в окно. Шэнь Ляншэн не давил на него, только напомнил, чтобы тот взял еду с собой и не ходил с пустым желудком до обеда.

Опасения Шэнь Ляншэна были обоснованы. Цинь Цзин никогда не заботился о желудке в течение лет, проведенных далеко от Тяньцзиня, и его привычки питания были попросту нарушены после смерти родителей. Шэнь Ляншэн стал свидетелем желудочных колик у мужчины на ранней стадии их отношений, и с тех пор всегда строго следил почти за каждым приемом пищи Цинь Цзина.

Несмотря на мысли, взвешиваемые в его голове, желудок Цинь Цзина привык получать пищу по утрам и разыгрался уже после первого занятия. Цинь Цзин открыл сумку и обнаружил несколько скрепленных листов бумаги. Это было не что иное, как почти законченный договор об имуществе. Только кто-то вроде Младшего Мистера Шэнь поместил бы столь важную вещь в такое место.

Коробка для ланча была обернута термической тканью, и булочки внутри все еще испускали пар. Цинь Цзин замер, потрясенный запахом, который принадлежал булочкам из магазина, что был раньше возле его дома.

Магазинчик набрал популярности и переехал в большее помещение далеко отсюда. После, у Цинь Цзина редко была возможность съездить туда, и

буквально на днях он жаловался Шэнь Ляншэну, что скучает по хуэйским булочкам, и что нужно выбрать день и заглянуть в новый магазин.

Цинь Цзин не знал, когда молодой мастер поручил прислуге доставить булочки, но учитывая утренние события, вероятно, все это было частью шоу, чтобы угодить ему.

Но тогда опять же: мужчина принял близко к сердцу его беспечный комментарий.

Никто не будет затевать такое шоу, если не вложил в него чувства.

Жуя булочки, Цинь Цзин уставился на кипу бумаг. Его алый отпечаток уже на них был, все, чего не хватало, его подписи.

Глаза учителя задержались на кроваво-красном отпечатке на белой бумаге. Воспоминания об их первой встрече вспыхнули в его голове – он создал небольшой мирок тишины и спокойствия для него, и когда он поднял глаза, там был он.

Один ясный осенний день, когда он шутливо говорил ему милые глупости в лодке посреди озера.

Слова, что он написал на его ладони в темном театре и призрачная улыбка, появившаяся на его лице.

Боль их первой ночи, которая поймала его, будто паутина, окружая сильнее и сильнее до тех пор, пока он уже не мог сбежать.

То множество раз, что он продолжал спрашивать тем нежным голосом следующей ночью: больно, больно?

Картинка менялась и преобразовывалась, пока кадры проносились мимо со свистом. Странно, последней была сцена, в которой Сяо-Лю предостерегал его:

«Цинь Цзин, тогда я скажу как есть. Богатые могут быть коварными. Если он захочет, чтоб ты что-то подписал, не вздумай. Не будь наивным, маленьким ягненком».

«Лю Бао-сян. О-о, Лю Бао-сян…»

Глотая последний кусочек булочки, Цинь Цзин взял ручку, открутил колпачок и быстро написал свое имя на странице.

«Ты просто обязан был сглазить меня, да?»

Примечания

«Ежемесячная литература» – левый ежемесячный литературный журнал, основанный в Шанхае в 1932 году.

Цао Юй (имя при рождении Ван Цзябао; 24 сентября 1910 – 13 декабря 1996) – китайский драматург. Его наиболее известные произведения: «Гроза» (1933), «Восход» (1936) и «Пекинцы» (в рус. переводе – «Синантропы», 1940).

* «Призраки и вампиры», о которых идет речь – это иностранцы, что вторглись и оккупировали Китай. Откуда становится ясно, что Цинь Цзин – патриот и против иностранных сил, эксплуатирующих Китай. Фактически, в то время Китай индустриально отставал от Западного мира и Японии. Республиканское правительство поддерживало богатых людей, получивших зарубежное образование, большинство же населения все еще представляло собой необразованных крестьян. Это привело к внутренним беспорядкам и гражданской войне, чем и воспользовались иностранные силы.

Двадцать Шестой год Республики – 1937 год.

«Прятать возлюбленную в золотом дворце» – выражение берет начало в истории молодого императора, которого его тетя, Старшая Принцесса, спросила, хочет ли он однажды жениться. Он ответил – да, но только на ее дочери Цзяо, и добавил: «Если это будет А-Цзяо, тогда я буду содержать ее в доме из золота».

Аньлэ-цунь: аньлэ – значит «спокойный и счастливый», цунь – «деревня». Окрестность все еще существует. Апартаменты Маокэнь – здание построено в 1937 г., расположено на Коломбо Роуд (сейчас Чжан Дэ Роуд 121). Теперь – сеть отелей Цзиньцзян Чжи Син.

========== Глава 17 ==========

Не произнеся ни слова, Цинь Цзин вручил подписанные бумаги Шэнь Ляншэну, когда они увиделись снова на следующей неделе. Последний дал мужчине подумать об этом пару дней. Теперь, когда, наконец, получил то, что хотел, он не казался слишком обрадованным, только сказал учителю: «Придерживайся этого».

Апартаменты Маокэнь были построены недавно на Коломбо Роуд, в Английской концессии. Здесь было всего четыре этажа в частной собственности, которые предполагалось исключительно сдавать в аренду. Раз уже все равно приложил усилия, Шэнь Ляншэн выкупил весь верхний этаж. Однако он не стал сносить стену на случай, если они расстанутся. Цинь Цзину будет легче продать или сдать в аренду, если параметры останутся в изначальном состоянии.

Квартира была убрана и готова к въезду только в конце мая. Шэнь Ляншэн привез Цинь Цзина осмотреться. Они прошли по фойе и поднялись вверх по лестнице. Подошвы их кожаных туфель звонко стучали по гладкому мраморному полу, наполняя эхом, по-видимому, пустое здание.

Подписав договор, Цинь Цзин убрал его в выдвижной ящик и обнаружил, что здесь две секции только сейчас. Он в шутку спросил тоном, полным жалости к себе: «Вторая – для тебя?»

Стоя на деревянном полу, Шэнь Ляншэн никуда не мог стряхнуть пепел, поэтому он направился к камину в кабинете, чтобы выкурить сигарету. Он ответил тем же беззаботным тоном: «На всякий случай. Кто знает, ты можешь разозлиться и вышвырнуть меня вон. Мне понадобится место для ночлега, ведь так?»

Дом еще не был обставлен мебелью, и стены были голыми. Из гостиной Цинь Цзин слышал голос Шэнь Ляншэна, доносившийся из кабинета, а из-за пустого интерьера он почти мог слышать эхо.

Он только хихикнул и встал у окна, глядя на дорогу. Густая листва деревьев снабжала тенью обе стороны тихой улицы – обычная, хорошо

знакомая картина в концессиях. Но на какое-то мгновение он потерялся в пространстве и во времени.

«А что? Тебе не нравится?» – покурив, Шэнь Ляншэн вышел и увидел одинокий силуэт учителя возле окон.

«Да, – Цинь Цзин не желал недопонимания, так что продолжил шутить. – Я имею в виду, здесь две спальни. Ты можешь всегда спать там, да и все».

Не ответив, Шэнь Ляншэн обхватил руками талию мужчины, наклоняясь поцеловать его.

Опасаясь быть замеченным, стоя так близко к окну, Цинь Цзин быстро освободился, но в тот же момент сильно ударился лбом о стекло.

«Тебе надо поумнеть, болван».

Шэнь Ляншэн виновато потер пятно у него на лбу, не потому что был причиной травмы, а потому что подумал о будущем. После женитьбы он должен будет разыгрывать спектакль перед родителями, и у него не будет много времени для этого человека. Учитывая это, он чувствовал себя слегка несчастным, но все еще видел иронию всей ситуации, которая передавала его чувство вины немного больше, чем лицемерие, как крокодиловы слезы.

Печально, но Цинь Цзин не был осведомлен о крокодиле и не услышал подразумеваемого значения. Он выдвинул щеколду и распахнул окно, чтобы впустить свежий воздух.

Раннее летнее солнце было чудесным. Пышные, легкие тени деревьев составляли почти весь вид с четвертого этажа. Не обращая на мужчину внимания, Шэнь Ляншэн снова обнял его и склонился вперед так, что их щеки соприкасались. Он нарочно моргнул, почти касаясь ресниц Цинь Цзина своими.

Не обнаружив никого на дороге, Цинь Цзин не стал избегать объятия снова. Он закрыл глаза: «Да, мы все прекрасно знаем, какие у тебя длинные ресницы, о’кей?»

Мужчина тоже закрыл глаза и слушал пение ранней цикады на дереве. Вскоре, одинокое насекомое замолчало, найдя себя слишком преждевременным для остальных своих братьев и сестер.

После внимательного осмотра дома Цинь Цзин не хотел сразу же въезжать и не вел себя как владелец, просто позволил Шэнь Ляншэну заняться дизайном интерьера.

Обычно Шэнь Ляншэна тоже мало интересовали такие вещи. Тем, кто все организовал для поместья, где он жил сейчас, был его секретарь. Однако, видя в этой квартире номер для их с Цинь Цзином медового месяца, он обзавелся редким интересом к этому вопросу.

Цинь Цзину не было дела до всего этого, но он не хотел портить веселья другому мужчине. Он не осмеливался реагировать по какому-либо вопросу словами вроде «Без разницы» или «Делай, как считаешь нужным». Но дело в том, что его сознание не могло не улетать куда-то, когда они обсуждали узор обоев или дизайн мебели. Почему-то он чувствовал себя эмоционально измотанным. Поначалу он хотел продолжать звонить в колокол, но теперь, когда колокол никуда не денется, он совсем не чувствовал волнения. Он

ощущал скорее странную усталость, когда бы ни подумал о лежащем впереди будущем.

Был июль, когда все было устроено. Класс Цинь Цзина в средней школе написал экзамены, и хотя летние каникулы еще официально не начались, у него было больше свободного времени – он провел несколько дней кряду в поместье Шэнь. Садовником поместья был мужчина лет пятидесяти по имени Ли. Вся его семья жила в пригороде, и еще в конце июня он попросил у Шэнь Ляншэна позволить его внуку побыть несколько дней в городе. Шэнь Ляншэн не был строгим боссом и охотно согласился. После того, как мальчика привезли в поместье в начале июля, Цинь Цзин стал учить его читать и рассказывал ему истории. Он даже сказал мальчику называть его «кэкэ», но к Шэнь Ляншэну обращаться «шушу».

На кухне купили два арбуза на сяошу* и оставили их в ящике со льдом. После ужина Шэнь Ляншэн пошел в кабинет проверить бухгалтерию компании, а Цинь Цзин тем временем вышел с мальчиком на улицу. Они ели арбуз в прохладе сада, и преподаватель учил ребенка читать наизусть «Один крик цикад, две ветви на дереве пагоды». Деду мальчика не доставляли такого удовольствия литературные развлечения, он лишь находил цикад шумными. Боясь, как бы жуки не побеспокоили босса наверху, он нашел длинную бамбуковую палку, чтобы сбивать их с деревьев.

Окно кабинета выходило на сад, и прямо перед окном росло розовое шелковое дерево. Пока старик тыкал палкой в цикад, Цинь Цзин был зрителем с мальчиком на руках. Интересный факт о цикадах – будучи испуганными, они выделяют небольшое количество жидкости.

«Смотри, они писают на тебя!» – притворившись, чтобы напугать мальчика, Цинь Цзин поднял его ближе к дереву.

Шэнь Ляншэн самозабвенно изучал счета и не слышал ни писка от цикад. Однако сейчас суматоха побудила его оставить свое место и приподнять занавески, чтобы взглянуть.

Множество легких пастельных лепестков шелкового дерева были сбиты вниз палкой и стали бесцветными, порхающими тенями в тусклом свете сумерек. Спустя какое-то время Шэнь Ляншэн опустил шторы и вернулся к работе. Он не нашел в этом ничего дурного. Скорее, оживленность, царившая вокруг, наполняла его радостью.

Цинь Цзину не нужно было идти на работу на следующий день, и он поспал немного дольше. Однако, спустившись вниз, он увидел, что Шэнь Ляншэн все еще был дома и сидел за обеденным столом с чашкой кофе и газетами.