Текст книги "Пока смерть не разлучит нас (ЛП)"

Автор книги: Tangstory

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Вода затопила город вчера после полудня, но фиктивное правительство не могло организовать спасательные операции надлежащим образом. Больше не на кого было положиться, и некоторые смелые горожане прыгали в воду и плыли. Более трусливые оставались на месте, даже умея плавать, из-за страха, что их засосет в незакрытый коллектор или еще что-нибудь.

Кто-то вроде Цинь Цзина, кто не умел плавать, мог только оставаться на крыше. Он сидел с ночи до дня и пролежал все утро под солнцепеком без еды и воды. Его губы потрескались, а голова кружилась.

Окрестности стали морем. Почти все крыши были заселены людьми. Ребенок одной из семей поблизости, по всей видимости, играл на улице, когда хлынула вода, и исчез в мгновение. Отец плавал в поисках ребенка, пока плачущая мать оставалась на крыше. Цинь Цзин провел всю прошлую ночь, слушая ее рыдания, пока у нее больше не осталось слез.

Он смотрел на темную воду вокруг него, тоже не зная, что делать. Следующее, что он осознал, был ритмичный глухой звук, будто кто-то бьется головой о стену.

После ночи тревоги и страха, его сознание спуталось. Он думал, кто-то пытался покончить с собой, так что поднялся на колени и взглянул вниз с края крыши. То, что он увидел, было не человеком, а гробом, который принесло сюда откуда-то – может, с кладбища, выше по течению. Словно лодка, везущая смерть, он плыл, пока не был остановлен стеной, а затем стал стучать по ней. Тук-тук-тук – звучало, как похоронный звон.

Когда Цинь Цзин снова поднял глаза, он увидел Шэнь Ляншэна. Ну, его очки упали в воду много раньше, и зрение его было расплывчатым пятном. Однако он почему-то знал, когда увидел подплывающую к нему маленькую лодку, что это был Шэнь Ляншэн.

Он вскочил на ноги и тут же упал, прежде чем успел твердо встать на них, так как последние оцепенели от длительного сидения. Инстинктивно, он схватился за черепицу поблизости, но сделал это слишком мощно. Плитка глубоко порезала его ладонь. Кровь хлынула наружу, но он не чувствовал боли.

У Шэнь Ляншэна было острое зрение, и он еще издали заметил Цинь Цзина. Его тревога едва успела стихнуть, когда он осознал, что мужчину на крыше пошатывает. Еще больше волнуясь, несмотря на то, что нашел его, он ускорил движения. Достигнув дома, он вытянул руку и хрипло позвал: «Давай, я поймаю тебя».

Уровень воды здесь сильно превышал рост человека, и лодка была не так далеко от крыши. Цинь Цзину в действительности даже не было нужно прыгать, и Шэнь Ляншэн более или менее стащил его в свои объятия. Еле-еле удержав равновесие, когда мужчина накренился, они оба опустились на колени.

«Шэнь…» – на коленях, лицом к лицу, Цинь Цзин был в крепких объятиях Шэнь Ляншэна. Он с трудом мог произнести имя мужчины, когда почувствовал теплую влагу на своей шее, что заставило его позабыть о словах.

Шэнь Ляншэн молча плакал. Он крепко держал мужчину, возможно даже слишком крепко, и дрожал. Цинь Цзин обнял Шэнь Ляншэна в ответ, глядя, как его собственная кровь пачкает одежду мужчины. Только коснувшись ладонью мокрой рубашки на его спине, он начал ощущать боль. Эта была боль, что достигла сердца и заставила его тоже хотеть плакать.

Уткнувшись лицом в шею Цинь Цзина, Шэнь Ляншэн вскоре вернул контроль над собой, но еще некоторое время обнимал мужчину, прежде чем

отпустить. Он взял учителя за запястье и заметил порез на ладони. Он хотел дотронуться до него, но не осмелился.

«Просто царапина. Я в порядке», – быстро уверил его Цинь Цзин охрипшим голосом.

«Больше нигде не поранился?»

«Нет. Я в полном порядке. А вот ты…»

«Цинь Цзин….»

На лице Шэнь Ляншэна не было признаков слез, но глаза все еще были слегка красными. Это было выражение ранимости, граничащей с беспомощностью, которого Цинь Цзин никогда прежде не видел на лице мужчины.

Он слышал, как тот продолжил:

«Поехали со мной, я умоляю тебя, в Англию, в Америку. Мы поедем, куда бы ты ни захотел. Пожалуйста?»

Произнесенное оставило Цинь Цзина абсолютно ошеломленным. Шэнь Ляншэн никогда не говорил ему о своих планах покинуть страну, но не это удивило его, а слово «умоляю».

Даже спустя столько времени, проведенного с этим мужчиной, он никогда не слышал, чтобы тот умолял кого-нибудь о чем-либо. Слыша сейчас слово «умоляю», он чувствовал, будто нож вонзился в его сердце. Рукоять торчала наружу, запечатав кровь, боль и также ответ «да», который почти сорвался с его губ.

«Шэнь Ляншэн….»

Цинь Цзин молча смотрел на стоявшего перед ним на коленях мужчину и на воду вокруг, которой, казалось, не было конца.

Война, бедствие – одно несчастье за другим – словно мир и в самом деле обрушился и сушу поглотили моря.

Говорят: мыслители наиболее бесполезны, и правда, вещи, что он мог сделать как учитель, были ограничены. Все же, когда он столкнулся с этой просьбой, то знал, что не сможет оставить это место позади.

«Шэнь Ляншэн… я не могу сделать этого».

Возможно, смог бы, если бы здесь царил мир. Но к сожалению, это было не так. Он не мог уехать именно поэтому. Даже, если от него не было пользы, и не было ничего, что он мог бы сделать, оставалась одна последняя вещь, которую он хотел осуществить.

Все сводилось к фразе «моя родина дала мне жизнь и поддержку, и взамен я должен жить и умереть с ней».

«Но тебе нужно… просто езжай…. Я….»

На мгновение Цинь Цзин хотел сказать мужчине:

Я люблю тебя. Я не могу уехать, но буду любить тебя, и только тебя, до конца своих дней. Неважно где ты будешь, неважно где буду я, я буду помнить о тебе каждый день, пока жив, и скучать по тебе всегда и во веки веков.

Но он не смог сказать этого. Он не мог уехать с мужчиной, так что произнести эти слова было все равно, что сыпать ему соль на раны.

Он не говорил, но нож начал двигаться. С головы до ног, он разрезал его дюйм за дюймом, пока Цинь Цзин не разделился на две кровавые половинки. Никогда прежде не желал он так сильно разделиться надвое, чтобы одна половина могла остаться, а другая уехать с любимым.

«Ты говоришь мне ехать….»

Стоя на коленях, как и Цинь Цзин, Шэнь Ляншэн пребывал в растерянности. Затем, спустя какое-то время, что казалось минутами, он спросил недоумевающим тоном, будто, и правда, не знал ответа:

«Но если ты – здесь… где еще ты хочешь, чтобы был я?»

Примечания

Юндинхэ («река вечного спокойствия») – река в Северном Китае, один из семи крупнейших притоков реки Хайхэ. Крупнейшая река, протекающая через провинцию Хэбэй и территорию города центрального подчинения Пекин.

О плавающем теле: считается, что дух того, кто погиб утонув, превращается в водного демона (или призрака) и не может войти в цикл перерождений, пока не утопит кого-то еще и не найдет замену.

========== Глава 23 ==========

В то время как вода не показывала признаков отступления, местное правительство, как и японцы, бездействовало. Вскоре Тяньцзиньская Торговая Палата получила жалобы от важных фигур, таких как Цао Жу-линь и У Пэй-фу, рекомендующих создание организации самоэвакуации.

Спустя шесть дней после катастрофы, Палата, наконец, организовала Тяньцзиньскую Комиссию Спасения от Наводнения. Некоторые принимали участие из искренней доброты, и, конечно, были те – показушные, которые пожертвовали достаточно, чтобы купить себе доброе имя.

В тот день на лодке Цинь Цзин был безмолвен после вопроса Шэнь Ляншэна. Он молчал, как и Шэнь Ляншэн, наблюдая покидающую его лицо уязвимость. В итоге, знакомый ему мужчина вернулся и начал планировать.

«Ты не можешь больше оставаться в своем доме, так что пойдешь пока со мной. Позже, в обед, я собираюсь на фабрику, но я пошлю кого-нибудь с тобой к Сяо-Лю. Если их жилье тоже пострадало, заставь их переехать в дом на Пэтит дэ Сэнтюр».

Поколебавшись, он продолжил:

«И если не хочешь остаться со мной, не стесняйся поселиться там с ними».

Пока Шэнь Ляншэн говорил, Цинь Цзин все еще стоял на коленях в том же месте, наблюдая, как мужчина сел и начал грести. Лодка двинулась вперед, а Цинь Цзин качался вместе с ней, с виду немного растерянный.

«Цинь Цзин, – пока греб, Шэнь Ляншэн посмотрел на мужчину и добавил не холодным, но определенно твердым тоном. – Думай об этом только как о

помощи другу. Если я захочу попросить тебя о чем-либо еще, я скажу тебе прямо. А если нет – не беспокойся об этом».

В итоге, Цинь Цзин не переехал с Сяо-Лю. Во-первых, второй этаж дома не был затоплен, но места там было так мало, что было немного тесновато даже для самих Лю. Его сестры еще не вышли замуж, так что Цинь Цзину не стоило оставаться с ними, неважно, как близки они были. Во-вторых… Цинь Цзин и сам не был уверен, что было во-вторых. Он сказал, что не может уехать с мужчиной, но в то же время он чувствовал, что слишком многим был обязан Шэнь Ляншэну, чтобы когда-либо суметь отплатить ему, и ощущал себя крайне виноватым.

Правда была в том, что Цинь Цзин понятия не имел, нормально ли Шэнь Ляншэну, когда он рядом, или он предпочел бы не видеть его, чтобы получить некоторое душевное спокойствие. В конце концов, он не смог выяснить этого и решил спросить самого мужчину.

Цинь Цзин спросил весьма туманно, но Шэнь Ляншэн понял настоящий вопрос и небрежно ответил: «Я бы волновался, если б ты жил где-нибудь еще, так что просто оставайся здесь со мной пока что».

Это могло прозвучать немного двусмысленно, но из-за кажущегося небрежным отношения мужчины, это правда выглядело, как забота друга.

Так, Цинь Цзин поселился в гостевой комнате в поместье Шэнь. Благодаря связям Шэнь Ляншэн раздобыл еще две лодки, одну – для прислуги, чтобы закупаться, а еще одну – исключительно для Цинь Цзина. Он даже попросил секретаря с юга, кто, как оказалось, был хорошим пловцом, посмотреть за Цинь Цзином пару дней и убедиться, что мужчина может управляться с лодкой, прежде чем отпускать его одного.

Цинь Цзин подсобил Лю с переездом на новое место, в то же время помогая школе с перевозкой оборудования и принадлежностей с пострадавших территорий. Разобравшись с этими двумя проектами, он услышал о недавно сформированной Комиссии Спасения от Наводнения. Он планировал помочь в Студенческом Союзе, но прежде чем успел доложить об этом Шэнь Ляншэну, мужчина сам пришел к нему:

«Если у тебя есть время, могу я попросить тебя прийти помочь в офисе?»

Просьба не была необоснованной, и Цинь Цзин с готовностью согласился. Но только прибыв в офис, он обнаружил, что требовалось выполнить кое-какую бумажную работу для Комиссии.

Цинь Цзин не был дураком: он легко разгадал, что это значило. Было похоже, что из-за наводнения развивается болезнь. Шэнь Ляншэн, вероятно, не хотел, чтобы учитель находился в людном месте, но также не решался оставлять его одного без дела, поэтому нашел для него эту работу.

И именно от того, что он все это понимал, ему было еще хуже. Мужчина был так добр к нему, принимая во внимание даже малейшие детали, но в итоге он подвел его.

Комната, куда въехал Цинь Цзин, была той же самой, в которой он поселился, впервые приехав в это поместье. Прошло три года. Немногое

изменилось, когда он смотрел из окна, но он чувствовал значительную разницу внутри.

Несколько первых ночей Цинь Цзин лежал в постели с этим нервозным ощущением, смешанным с постыдной надеждой, что мужчина ворвется в комнату в любую минуту. Он знал: было лучше, что они не переступали черту. И все же, он тайно питал надежду…

Он мучился по ночам, желая отбросить все самоограничения в последний раз, прежде чем один из них уедет. В свою очередь, Шэнь Ляншэн казался совершенно спокойным, взаимодействуя с Цинь Цзином только как близкий друг, не отстраненно, но и не слишком близко.

Иногда, во время еды, глаза Цинь Цзина втайне блуждали от еды к пальцам мужчины, держащим палочки, и еда у него во рту теряла свой вкус. Он просто истосковался по его голосу, пальцам, губам и коже, но оставшаяся в нем рациональность всякий раз отгоняла прочь эти импульсы и строго напоминала:

Этот «последний раз», о котором ты мечтаешь, закончится только болью для вас обоих.

Население Тяньцзиня боролось с увеличением воды полмесяца, прежде чем в конце августа уровень воды, казалось, снизился в некоторых местах на возвышенностях. Однако кто-то уже успел заболеть. Время от времени можно было заметить черный дым в небе из домов, что потеряли из-за болезни своих жильцов, сжигаемых затем для дезинфекции.

Однажды ночью Шэнь Ляншэн посетил сборище, которое не мог пропустить. Ужин давали на прогулочном катере. Некоторые люди, осознав, что танцзалы не будут снова открыты в ближайшее время, впоследствии нашли прогулочные катера, наняли девушек из шоу для развлечения и сплавлялись вверх и вниз по затопленным улицам каждую ночь. Фиктивное правительство не ограничило подобное безвкусное поведение, но даже решило сделать на этом деньги, собирая налоги на развлечения и добавочные пошлины за плавучие средства с каждого транспорта.

Сидя на одном из таких катеров, Шэнь Ляншэн то и дело обменивался вежливыми фразами с присутствующими, когда увидел рябь на воде, освещенную фонарями и луной.

«Я говорю, этот вид сравним с Циньхуай в десять ли», – слышал он восклицание другого гостя, а затем, как это перевели присутствующим японским солдатам.

Шэнь Ляншэн мог мало что знать о стране, но даже он знал, что «Циньхуай в десять ли» относилось к пейзажу города Нанкин.

Нанкин – город, что был изнасилован японской армией.

Если быть честным, Шэнь Ляншэн не назвал бы себя хорошим человеком. Он охотно принял участие в мероприятиях по оказанию помощи, несмотря на потерю завода Шэней в результате наводнения, не из-за внезапного порыва великодушия, но по эгоистичным причинам. Во-первых, чтобы найти Цинь Цзину безопасную работу. Во-вторых, он ощущал искреннюю необходимость делать хоть что-нибудь, когда бы ни вспоминал горе, что испытал, ища Цинь

Цзина во время наводнения. Возможно он, наконец, познал боль через это бедствие и следовательно сочувствие.

Хотя он и начал благотворительность по собственным причинам, Шэнь Ляншэн был перфекционистом, следующим своим словам. Если он сказал, что будет, то будет делать все возможное. Так совпало, что он пришел на эту встречу, отчасти надеясь собрать средства для благого дела.

Однако теперь он был полон сомнений, посмотрев на гостей на лодке, после разглядывания ряби на воде. Словно покинув свое тело, он впервые наблюдал со стороны вечеринку вокруг себя. Некоторые из этих людей были китайцами, некоторые – японцами, а некоторые – его друзьями – это был круг, в котором он потерялся на долгое время. Все эти годы, он позволял себе погружаться в эту игру власти и богатства. Он ничем не отличался от них….

Он был столь же отвратителен.

Певица на носу катера начала петь «Когда ты вернешься», пока тот же, что и ранее, мужчина продолжил тему: «Знаете что, эта улица и эта вода не выглядят, как Циньхуай, скорее – как Венеция, которую видишь в журналах. Мистер Шэнь, Вы учились за границей. Вы бывали там? Можно сравнить?»

«Нет, – услышал он свой почти горький ответ. – Я не бывал в Венеции».

Этой ночью Шэнь Ляншэн ушел рано, сославшись на плохое самочувствие. Цинь Цзина не было в гостиной, когда он вернулся, так что он направился в комнату для гостей. Он подождал пару секунд после стука, но не услышал ответа.

Прислуга сказала, что Цинь Цзин был дома. Его рука дрогнула на дверной ручке, прежде чем медленно повернуть ее, открывая дверь. Он увидел мужчину, спящего в одежде на кровати, вероятно слишком уставшего, а книга, которую тот, по-видимому, читал, валялась на полу.

Шэнь Ляншэн тихо подкрался и натянул легкое одеяло, укрывая живот мужчины. Он немного постоял у кровати, прежде чем нагнуться, чтобы подобрать книгу и положить ее на тумбочку. Затем он на цыпочках вышел, не выключая лампу.

Шэнь Ляншэн беззвучно закрыл за собой дверь, но не ушел. Он остался в коридоре, прислонясь к стене, и вытащил пачку сигарет. Горечь внутри, что он ощущал последние несколько часов, наконец рассеялась, ее сменило тихое и успокаивающее тепло от лампы в спальне.

Этой ночью он стоял снаружи комнаты Цинь Цзина, так же, как много ночей назад, тихо куря, довольствуясь, просто будучи где-то рядом с ним. Мимо прошла горничная, и заметив, что хозяин тушит сигаретные окурки прям там, где стоит, пожалела паркет. Она наспех нашла пепельницу и смела пепел и окурки вокруг него.

«Я собираюсь спать. Вы все можете отправляться в постели», – приказал Шэнь Ляншэн мягким голосом. Его тон был таким нежным, что заставил волосы горничной встать дыбом, а ее саму – дивиться, что это вселилось в ее господина.

Шэнь Ляншэн стоял в тишине в коридоре, освещаемый настенным светильником, и выкуривал одну сигарету за другой. А тем временем, идея,

рассматриваемая им уже несколько недель, лениво поднималась вместе с дымом к потолку, затем кружила вокруг, как птица, и, наконец, села на твердую почву.

Проснувшись, Цинь Цзин взглянул на наручные часы своими мутными глазами и обнаружил, что уже за полночь. Он хотел раздеться перед сном, но застыл, расстегнув всего одну пуговицу.

На самом деле, он не мог почуять сигаретный дым из комнаты, но каким-то образом был уверен, что Шэнь Ляншэн снаружи. Его сердцебиение начало ускоряться, когда он нерешительно подошел к двери. Спустя несколько секунд, он все-таки взялся за ручку и открыл дверь.

«О, ты еще не спишь?»

«Нет».

Цинь Цзин присмотрелся к пепельнице в руке мужчины – было очевидно, как долго он простоял здесь, из числа окурков внутри. Он не был уверен, что пытался сделать мужчина, но еще меньше он был уверен, что сам чувствует насчет этого. Посмотрев недолго в его лицо, он ни с того ни с сего выпалил: «Я голоден. А ты?»

На лице Шэнь Ляншэна появилась улыбка, и столь редкое зрелище заставило щеки Цинь Цзина покраснеть. К счастью, в коридоре было темно, так что возможно мужчина не заметил.

Все слуги разошлись, а на кухонном столе не было ничего поесть. Шэнь Ляншэн открыл холодильник, и Цинь Цзин только собирался сказать, что подойдет любая небольшая закуска, когда мужчина достал тарелку вонтонов, по всей видимости, подготовленных на кухне для завтрашнего завтрака.

«Ты знаешь, как готовить вонтоны?» – спросил Шэнь Ляншэн, отыскав кастрюлю, чтобы вскипятить воды.

Цинь Цзин кивнул, и мужчина отошел в сторонку и облокотился на стол, наблюдая за ним. Не то, чтобы бизнесмен не знал даже, как варить вонтоны, так как прожил много лет за границей. Он просто хотел посмотреть на трудящегося у плиты мужчину, чтобы почувствовать себя дома.

Оба довольно-таки тихо закончили есть, после чего Цинь Цзин вызвался прибрать все. Шэнь Ляншэн стоял у раковины, наблюдая, как мужчина моет посуду, когда внезапно заговорил: «Цинь Цзин, я хочу продать фабрику».

«Что?»

«Совместная с японцами фабрика. Я не хочу ее больше».

Не получив от Цинь Цзина ответа, он разъяснил:

«Но мне некому продать ее сейчас, кроме японцев. Денег я тоже не оставлю. Может быть, пожертвую их. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Так что, может ты посоветуешь мне кого-нибудь, заслуживающего доверия, для этого…. Я постараюсь закончить остальные дела так быстро, насколько это возможно. Когда ты сказал осенью, о котором месяце шла речь?.. Я думал, если не успею закончить вовремя, то сначала поеду с тобой, а разберусь с остальным уже позже».

Шэнь Ляншэн не ведал, что место, куда планировал поехать Цинь Цзин, был Шаньбэй. Он думал, что учитель просто поедет южнее, в поисках мирного региона, где может преподавать. Мужчина не уехал бы из страны, так что единственным способом не расставаться с Цинь Цзином было поехать с ним. Спокойный внешний вид, который он демонстрировал в последнее время, был именно потому, что он принял решение и мог обрести мир с самим собой.

«Шэнь Ляншэн…» – Цинь Цзин больше не обращал внимания на посуду, позволяя крану бежать, а воде – брызгать ему на руки. Мужчина говорил так, словно они просто обсуждали, что будет завтра на обед. Цинь Цзин чувствовал, будто вода утягивает за собой в водосток его способность думать. Много минут спустя, ему удалось сформулировать ответ: «Ты, правда, не должен…. Я….»

Шэнь Ляншэн тоже не сразу среагировал. Честно говоря, он не был даже уверен, чувствует ли Цинь Цзин все еще что-нибудь к нему. Его обычная самоуверенность давно оставила его, когда мужчина сказал до встречи. Он знал, что хотя и решил ехать с ним, был ли согласен Цинь Цзин на это – другая история.

Шэнь Ляншэн понял, что мужчина пытался отговорить его, но он уже решился. Он выбрал избежать косвенного отказа и, помолчав мгновение, заговорил так, словно недопонял: «Если ты о пожертвовании, должен признать, что у меня есть собственные причины для этого».

«Нет, я…»

«Когда я только вернулся, отец взял меня послушать буддийские наставления в Цзюйшилине, – прервал его Шэнь Ляншэн и начал рассказывать старую историю, словно говорил об обычном повседневном деле. – Он верил в Будду и даже попросил монаха прочитать мою судьбу. Я не верил в это, но помню, как монах говорил отцу за моей спиной… – он остановился на мгновение, а затем продолжил. – Я не могу вспомнить его точные слова, но в сущности он сказал, что увидел зло в моей жизни, и если я не накоплю хорошей кармы, то меня, вероятно, ждет ужасный конец…. Ну, раньше я не верил в этот суеверный бред, но теперь – вроде как да. Так что, я подумал, время пришло – я сделаю что-то хорошее, и, может быть, проживу немного дольше».

Хотя и не получил никакого подтверждения от мужчины, он все же добавил:

«А еще один день жизни означает, что я смогу еще один день видеть тебя».

Из-за того, что вода все еще бежала, Шэнь Ляншэн не понял, что Цинь Цзин плакал. Только несколько секунд спустя, он заметил это. Он потянулся вперед и утешающе положил руку мужчине на спину, другой рукой закрывая кран.

По правде, он выбрал последние слова, отчасти в попытке пробудить эмоции в Цинь Цзине, но та часть о судьбе не была ложью, а его последнее высказывание было полностью искренним. Однако он никогда не сказал бы этого, если бы знал, что заставит мужчину плакать. Шэнь Ляншэн похлопывал его по спине, все еще пытаясь подобрать слова, чтобы взбодрить учителя, когда его толкнули к столу. Задняя часть его рубашки намокла от воды с края раковины.

Его губы тоже были влажными от чего-то слегка солоноватого.

Цинь Цзин крепко держал мужчину, проникнув внутрь для поцелуя, так глубоко, что его язык почти мог коснуться стенки горла. И все же, этого было недостаточно. Он терся о мужчину так, словно хотел, чтобы два их тела слились в одно. Поцелуй вышел из-под контроля. Их зубы стучали друг о друга, пропуская язык в щель, с дюйм высотой.

Шэнь Ляншэн обхватил руками талию мужчины, позволяя тому целовать себя, как он пожелает. Затем он провел руками вверх и вниз по его спине, в попытке унять мужчину и снизить темп. Он нежно посасывал язык Цинь Цзина, играя с ним и вбирая соки, что он выделял.

Они были связаны поцелуем так долго, что оба начали ощущать головокружение. Это было словно сон, последний раз, когда они держали друг друга в объятиях и разделяли поцелуй, был так давно, что они не могли вынести даже секундного расставания.

Закрыв глаза, Цинь Цзин оперся на Шэнь Ляншэна. Он был так увлечен, что позабыл дышать. Вскоре, его ноги согнулись, и он скользнул вниз.

Шэнь Ляншэн схватил мужчину за талию и, издав что-то вроде усмешки, взял Цинь Цзина на руки. Учитель был худеньким, но тем не менее был немногим ниже Шэнь Ляншэна. Все же как-то, Шэнь Ляншэн нашел в себе силы пронести мужчину через просторную гостиную, вверх по лестнице и до спальни, не отпуская его, пока не достиг кровати. Вскоре он присоединился к мужчине и начал расстегивать его ремень, снова запечатав его губы поцелуем.

Приветствуя партнера, Цинь Цзин раскрыл свои губы, но приподнялся, меняясь с ним местами. Он пригвоздил руки мужчины и спросил, задыхаясь: «Шэнь Ляншэн, я хочу….»

«Цинь Цзин, – не дожидаясь окончания просьбы, Шэнь Ляншэн улыбнулся и столкнул их лбами. Он потерся кончиком носа о нос Цинь Цзина, прошептав в ответ:

«Я – твой».

Что-то замкнуло в голове Цинь Цзина, и он не помнил, как они разделись. А вот что он запомнил, так это вздох облегчения, когда они, наконец, коснулись кожи друг друга. Он укусил шею Шэнь Ляншэна и начал лизать и сосать следы от зубов, пока не появились красные пятна. Затем двинулся ниже, покрывая поцелуями грудь, дюйм за дюймом, и вцепился в сосок. Сначала, он легонько поскреб его зубами, прежде чем подтолкнуть вокруг языком.

Шэнь Ляншэн просто лежал, позволяя мужчине делать все, что тот захочет. Он мог ощущать непреодолимое желание мужчины обладать им. Цинь Цзин всегда был весьма страстным в постели, но впервые демонстрировал такое собственничество.

В этот момент Шэнь Ляншэн знал, что нет нужды переживать, волновал ли он по-прежнему Цинь Цзина. Его ощущения не врали. Он мог чувствовать преданность и тоску, столь сильно исходящие от мужчины.

«Я люблю тебя, – говорили они. – Я хочу тебя».

Поцелуи Цинь Цзина спускались вниз по тугому животу Шэнь Ляншэна, а его язык прослеживал изгибы мышц, затем погружался вдоль линии талии, через подвздошную борозду, слегка коснувшись волос. Он потерся носом о набухший член, словно щенок, старающийся привлечь внимание хозяина, прежде чем взять его глубоко в рот.

Безмерное удовольствие заставило Шэнь Ляншэна громко вздохнуть. Он мог чувствовать влажный и теплый рот вокруг него и язык, скользящий по его стволу, а затем, двинувшийся дальше вниз. Его промежность дрожала от возбуждения, и сам проход также подергивался.

Он пытался расслабиться, когда Цинь Цзин лизал его и скользнул внутрь пальцем, со слюной в качестве смазки. Он даже приподнял бедра, содействуя, словно предлагая себя в качестве подношения: он хотел открыть свою сущность этому мужчине, не утаивая ничего с этого момента.

Памятуя, что это был его первый раз, Цинь Цзин посмотрел вверх, медленно скользя пальцем внутрь и наружу, и тихо спросил: «Здесь есть вазелин? Не хочу, чтобы было больно».

«Давно закончился, – прямо ответил Шэнь Ляншэн. – Возможно, есть что-то, что мы можем использовать в комоде».

Порывшись в комоде, Цинь Цзин нашел флакончик чего-то, что могло быть кремом для лица. Он вылил немного на ладонь, чтобы согреть, прежде чем смазать проход. В итоге, он мог разместить внутри два пальца и осторожно скользнул туда третьим. Весь этот процесс занял почти пятнадцать минут, так как он боялся причинить хоть какую-то боль Шэнь Ляншэну.

Все это время орган Цинь Цзина, выпрямившись, стоял, и Шэнь Ляншэну было тяжело даже смотреть на него, так что он произнес: «Этого достаточно. Ты собираешься входить, малыш?»

Прошло много времени с тех пор, как мужчина так его называл, и его сердце замерло. Он больше не мог сдерживаться. Вытащив свои пальцы, Цинь Цзин похлопал Шэнь Ляншэна по бедрам, давая понять, чтобы тот повернулся.

«Пусть все останется, как сейчас, – Шэнь Ляншэн взял подушку и подложил ее под свой таз. Он даже дотянулся до лампочки на прикроватной тумбочке, включая ее. – Я хочу видеть тебя».

Цинь Цзин не ответил, но его лицо еще больше побагровело, что озадачило его. В этот раз он был сверху, так почему же именно он робел? Тем временем, его руки не отдыхали: он нанес немного крема на свой член и размазал его, прежде чем медленно погрузиться в Шэнь Ляншэна. Делая это, он сохранял зрительный контакт с мужчиной.

«Больно?» – нежно спросил он.

Шэнь Ляншэн помотал головой, но его брови слегка нахмурились. Его рассеянные глаза смотрели в ответ на Цинь Цзина, абсолютно безмолвно изображая последнего, и его сердце билось все более и более бешено.

Цинь Цзин знал, что это должно было быть больно, но в то же время, зрелище перед ним было неотразимым. В точности, как он помнил: глаза, словно туманные холмы по весне или тихая серебристая гладь озера ночью, и длинные, трепещущие ресницы – он не мог ничего с собой поделать и нежно поцеловал их.

«Как ты можешь быть таким красивым?» – он зашел так далеко, что требовал ответа.

«Это не так больно, правда».

Довольный, Шэнь Ляншэн уверял мужчину, толкая бедра вверх, говоря, чтобы тот ускорился. Он не мог гарантировать, кто будет сверху, если это очаровательное поведение продолжится.

Цинь Цзин жаждал этого так долго, что казалось почти сюрреалистичным то, что он был внутри мужчины. Он медленно раскачивал бедрами, клюя мужчину в губы, время от времени произнося его имя между поцелуями.

Шэнь Ляншэн одной рукой держал голову Цинь Цзина, пока их губы и языки слились в любовном танце друг с другом. Другая рука была на талии Цинь Цзина, а затем спустилась вниз к месту их соединения, лаская пах мужчины.

Не желая причинить боль, Цинь Цзин сдерживал свое желание двигаться быстрее, но больше не мог, когда так стимулировали его эрогенные зоны. Он сделал два быстрых толчка, но вскоре прервался: «Мхм… не…»

«Тебе хорошо? – хотя его проход болезненно растягивался, Шэнь Ляншэн мог вытерпеть это и все еще имел достаточно сил, чтобы дразнить Цинь Цзина, не только вербально, но и физически. Одной рукой он скользнул в щель и, используя лишний крем поблизости как лубрикант, засунул внутрь палец. Поводив пальцем туда-сюда несколько раз, он спросил: «Бьюсь об заклад, так даже приятнее, а?»

Лежа сверху на Шэнь Ляншэне, Цинь Цзин был полностью окружен мужчиной: с одного конца – чувствуя, что может расплавиться в любую секунду, а с другого ощущал, что мужчина так же был в нем. Хотя это был всего лишь один палец, не достигший даже нужной точки, эта стимуляция привнесла что-то особенное в процесс. Он не мог сдержать своих чувственных стонов, возобновляя толчки, двигаясь все быстрее и быстрее. Его соски подались вперед, и мужчина левой рукой начал сжимать их. Он чувствовал себя, словно весь был в огне, а его проход неудержимо вибрировал вокруг пальца мужчины.

«Ты скучал по нему?» – Шэнь Ляншэн положил руку Цинь Цзина на свой разбухший член.

«Да», – прошептал Цинь Цзин в ответ. Он держал орган и начал гладить его одновременно с толчками.

Ни с того ни с сего, он добавил: «Я скучал по тебе, Шэнь Ляншэн».

Шэнь Ляншэн тотчас же вытащил свой озорной палец и обнял мужчину двумя руками, крепко сжимая его. Он лежал несколько секунд, молча дыша мужчине в ухо, прежде чем хрипло ответить:

«Я тоже скучал по тебе».

После любовных утех, они вместе приняли ванну и провели много времени, прижавшись друг к другу в постели, болтая.

Шэнь Ляншэн рассказал Цинь Цзину о детстве и о своей матери. Обнимая и целуя лоб мужчины в темноте, он прочитал для него наизусть стихи Элизабет Барретт Браунинг о любви. Его тон был ровным и не выражал эмоций, но слова, сами по себе, были глубокими и искренними и говорили о забытой легенде далекой земли – истории, не имеющей ничего общего с ними.