Текст книги "Пока смерть не разлучит нас (ЛП)"

Автор книги: Tangstory

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Несмотря на то, что это был вымысел, пленительная проза автора заставляла этот мир оживать – будто такое место с другим небом и землей существовало на самом деле. В этом удивительном мире в воздухе летали мечники, а персонажи приходили и уходили. Но были ли они бессмертными или падшими демонами, одно оставалось неизменно: ни один варвар не осмеливался вторгнуться.

«Цинь Цзин, какие у тебя планы теперь, когда Лао-У уехал?»

Цинь Цзин сосредоточенно читал новую главу, когда Шэнь Ляншэн внезапно задал свой вопрос. Он беззаботно ответил: «В каком смысле планы? Конечно, я продолжу преподавать».

Шэнь Ляншэн не стал продолжать тему, оставив это так, словно вопрос был просто спонтанным. Он не поднимал его снова, пока они не легли спать. С выключенным светом, он начал столь редким для него неуверенным тоном: «Я думал о текущей ситуации, Цинь Цзин…. Если я скажу, что хотел бы, чтоб ты сменил школу… скажем, на начальную, как ты к этому отнесешься?»

Беспокойство Шэнь Ляншэна было оправдано – Шэн Гун расширялся, и за известность пришлось заплатить. Как и Яохуа, Шэн Гун уже какое-то время был на радаре у японцев. Однажды Нанькай уже пострадала из-за своей антияпонской позиции, и позже, директор Яохуа был убит японским агентом при свете дня. Шэнь Ляншэн переживал, потому что, во-первых, был уже долгое время неактивен и оборвал все связи с миром политики, а во-вторых, Цинь Цзин работал на Лао-У. И кто знал, когда так называемые «кампании по усилению безопасности» закончатся? Он знал, что вероятность – мала, но даже это пугало его. Случись что, он боялся, что не сможет защитить мужчину, и поэтому думал: лучше всего учителю перевестись в менее выдающуюся начальную школу.

Но опять же, когда они съехались, Цинь Цзин прекратил всю другую деятельность, кроме преподавания, ради безопасности. Выставив это требование сейчас, Шэнь Ляншэн чувствовал, будто все больше и больше пресекает устремления учителя. Честно говоря, он хотел бы связать мужчину веревкой и держать при себе, если б действительно мог это сделать, не позволяя ему куда-либо ходить или что-либо делать. Он был бы спокоен только в том случае, если бы мог держать мужчину дома каждый день.

Шэнь Ляншэн и сам думал, что просить об этом было слишком, и не планировал заставлять мужчину бросить работу в Шэн Гуне. Он только хотел

предложить, и если учитель не согласится, то так тому и быть. Но неожиданно Цинь Цзин похлопал его по руке под простыней, спустя несколько секунд молчания:

«Хорошо», – спокойно сказал учитель.

Цинь Цзин понимал намерения мужчины, возможно, слишком хорошо. За прошедшие два года бизнесмен пожертвовал все свои сбережения с офшорных счетов, используя личность зарубежного китайца – и с какой целью? Определенно, это делалось частично из-за чувств, что он испытывал к этой стране, и из-за желания поддержать борьбу против японцев, но также это было и компенсацией ему. Они не обсуждали этого, но только бесстыжий ублюдок не прочел бы между строк.

«Конечно, все нормально, – не получив никакого ответа от Шэнь Ляншэна, Цинь Цзин снова потрепал его по руке и добавил, успокаивая. – Работа одна и та же, неважно, куда я пойду. Не волнуйся об этом».

Он просил мужчину не накручивать себя, но самому приснился странный сон.

Начало было вполне нормальным и даже с сексуальным подтекстом. Цинь Цзину снилось, как они с Шэнь Ляншэном дурачатся в спальне, касаясь руками тел друг друга, намекая на прелюдию. Затем Шэнь Ляншэн толкнул его к напольному зеркалу в углу. Его спина прижалась к ледяному стеклу, но пах горел. Расслабившись от минета, он закрыл глаза, а с его губ сорвалось несколько стонов.

Но вскоре он почувствовал, как пара рук окружает его сзади с почти удушающей хваткой. Откуда явились эти руки? Цинь Цзина ужаснула мысль, что то были руки призрака, вытянувшиеся из зеркала и схватившие его, будто желая затащить туда.

«Шэнь…» – хотел он позвать на помощь, но обнаружил, что мужчина, стоявший перед ним на коленях, исчез. Он разжал тиски и повернулся. Человек, или может призрак, полностью вышел из зеркала и стоял с ним лицом к лицу. Темнота обволакивала их, загораживая знакомые ему апартаменты, но лицо перед ним он знал превосходно. Это был не кто иной, как мужчина, к которому он взывал о помощи.

«Шэнь Ляншэн», – позвал Цинь Цзин в изумлении. Вероятно, он читал слишком много у-ся романов: мужчина, которого он так хорошо знал, был в одежде, что носили в древние времена. Его длинные волосы были черны, а облачение – и того темнее: только бледное лицо мужчины выделялось в темноте. Это было лицо, что не выражало никаких эмоций, но пока они смотрели друг на друга, тихая слеза стекла по его лицу.

«Не…» – в панике потянулся Цинь Цзин. Он хотел сказать мужчине: не плачь, но обнаружил, что не может. Он не мог даже стереть слезу для него – слезу, казалось, содержащую в себе мучительную скорбь. Он, должно быть, причинил мужчине столько боли, что эта непреодолимая агония, разрывающаяся между любовью и ненавистью, отражалась в его глазах.

Цинь Цзин был так расстроен и не знал, что делать: созерцание страданий любимого ранило так же и его самого. Он был не в силах выдавить ни единого

слова утешения. Он просто смотрел на мужчину перед собой, словно статуя, боясь, что тот исчезнет, стоит ему только моргнуть.

«Цинь Цзин? Цинь Цзин?»

Цинь Цзин не мог пошевелиться во сне, но в реальности он был неспокоен и постоянно дергался. Словно почувствовав это, Шэнь Ляншэн проснулся и понял: у мужчины кошмар, поэтому он начал трясти его.

Цинь Цзин пролежал в оцепенении еще несколько секунд, потом внезапно перевернулся и крепко обнял Шэнь Ляншэна, уткнувшись лицом в грудь мужчины. Спустя какое-то время он уже вцепился в него руками и ногами и так тихо что-то бормотал, что Шэнь Ляншэн не мог ничего разобрать.

«Ну, ну. Теперь все хорошо… – Шэнь Ляншэн не знал, что снилось Цинь Цзину, и нашел действия мужчины немного забавными, но не мог сказать этого. Он обнял Цинь Цзина в ответ и нежно поглаживал его по спине, успокаивая. – Тебе приснился плохой сон? Теперь, когда ты проснулся, он тебе не навредит. Не бойся».

«Почему ты говоришь как моя мама?» – придя в себя, Цинь Цзин был немного смущен и ворчал, пытаясь скрыть это, прежде чем отодвинуться от мужчины.

«Уже дерзим, да? Думаю, ты заслужил этот кошмар, – словно уже соскучившись по Цинь Цзину, он притянул мужчину обратно в свои объятия. – Что тебе снилось?»

«Мне приснилось, что ты был призраком и съел меня», – продолжил свои дерзкие замечания Цинь Цзин, но, в конце концов, не мог держать это в себе и рассказал все Шэнь Ляншэну. Потом он шепотом спросил: «Когда я делал с тобой что-нибудь ужасное?»

«Да, в самом деле, когда? – Шэнь Ляншэн поцеловал его в лоб и просунул руку вниз, в штаны его пижамы. – Вторая половина была кошмаром, но первая нет, верно? Думаю, у тебя был такой сон, потому что мы недостаточно занимались этим на этой неделе».

«Прекрати это. Сейчас – середина ночи…» – тихо отказался Цинь Цзин, но уже возбудился, так как его тело привыкло к прикосновениям мужчины. Оставшаяся после сна страсть зажглась снова, и он бросил попытки разубедить Шэнь Ляншэна.

«Хорошо, если ты так говоришь, – Шэнь Ляншэн намеренно остановился, когда мужчина был возбужден до предела и похлопал его по заду. – Ложись спать».

«О, хватит. Не будь таким», – Цинь Цзин спустился и начал покусывать грудь мужчины, захватывая его соски. Он сам снял штаны под одеялом и поднес руку мужчины к своим нагим бедрам. Он направил пальцы Шэнь Ляншэна к своему входу и осторожно растягивал мышцы, одновременно трясь своей эрекцией о бедра мужчины.

«Ты – неисправимый негодник», – отчитывал его Шэнь Ляншэн, переворачиваясь и раздевая мужчину за считанные секунды. Он начал покрывать Цинь Цзина поцелуями с головы до ног, стараясь вызвать такое сильное желание, какое возможно, пока мужчина уже больше не мог терпеть.

Только, когда мужчина раздвинул свои ноги, оттягивая собственные ягодицы, умоляя его сделать это, он вошел в это тело, столь знакомое ему. Но даже так, секс не переставал быть волнительным, и они никогда не уставали от него.

«Разве не странно? Почему, ты думаешь, мне приснился этот сон? – после секса Цинь Цзин оправился от испуга, но все еще не мог забыть про сон. Он спросил Шэнь Ляншэна озадаченным тоном. – Что, если я действительно был в долгу перед тобой в прошлой жизни?»

«Ты, правда, веришь в реинкарнацию?» – Шэнь Ляншэн лежал, обнимая мужчину, и поглаживал его вспотевшую спину. Сам он считал, что, возможно, причиной этому сну послужила его недавняя просьба. Он и в самом деле удерживал мужчину, как и во сне, затаскивая его в место, что было только для них двоих, эгоистично забывая о войне и нынешнем беспорядке. Точно, как говорилось в сонете:

«Хотим остаться, – жизни на Земле

Мы будем рады, трудной и невечной,

Пусть вопреки пустой людской молве,

Всем трудностям и славе быстротечной, -

Друг другу посвятим мы радость лет,

Пока Творец нам не назначит встречу»*.

«Если честно – нет… – Цинь Цзин остановился, собираясь продолжить, но решил, что его рассудок просто слетел с катушек в столь поздний час. В конце концов, найдя удобное местечко в руках Шэнь Ляншэна, он тихо пробормотал. – Ладно, спокойной ночи».

«Цинь Цзин, у меня никого не осталось из семьи. У тебя – тоже, – сжимая мужчину в объятиях, Шэнь Ляншэн весьма откровенно высказал то, что пришло ему в голову. – Отныне нас только двое. Я буду заботиться о тебе, и все останется, как есть до конца, да?»

«Да, – быстро ответил Цинь Цзин. Он посмотрел вверх и пристально вгляделся в лицо мужчины. По-детски, но убедительно добавил. – И я тоже позабочусь о тебе».

«Хороший мальчик. А теперь – спать», – усмехнулся Шэнь Ляншэн и коснулся губами его глаз, а затем двое погрузились в сон в объятиях друг друга.

Даже если они не забывали о войне и суете вокруг, в любом случае их нельзя было счесть самоотверженными. О сумме, что пожертвовал Шэнь Ляншэн, обычные граждане даже и мечтать не могли, но в обстановке долго длящейся войны, это было не больше, чем капля в море – просто символическая поддержка. В сравнении с по-настоящему самоотверженными людьми, проливающими свою кровь на поле битвы, их вклад казался ничтожным. Однако, в конце концов, Шэнь Ляншэн просто желал прожить с мужчиной всю оставшуюся жизнь, поэтому должен был сохранить свою и его жизни несмотря ни на что. Они были не только партнерами друг для друга, но и родителями, братьями и детьми – они заменили друг другу самые близкие отношения. И они останутся вместе, пока смерть не разлучит их.

«Это – ты? Взял лапши?»

«Я вообще не пошел».

«Почему?»

«Я проходил мимо зернового рынка, и очередь была такой длиннющей, что я подумал, они все распродадут, пока она дойдет до меня. Давай сделаем ее сами».

Это был август Тридцать Четвертого года Республики, 1945 – по григорианскому календарю. После новостей о безоговорочной капитуляции Японии, разнесшихся по Тяньцзиню, город впал в радостное безумие. Торговцы фейерверками и петардами были ошеломлены, когда их товара оказалось недостаточно для спроса, что был выше, чем даже в Новогодний сезон.

Забудем про петарды, даже обычные мучные изделия, вроде лапши, были в дефиците. Каждая семья праздновала отступление японцев в их забытую богом страну, соблюдая обычай поедания лао мянь*, дабы избавиться от бед. Поначалу, все в какой-то степени сомневались, услышав новости о капитуляции. И только после того, как они поели лапши, их тревоги осели, вместе с лапшой в желудках.

Цинь Цзин насыпал немного муки в чашку, а Шэнь Ляншэн стоял рядом с ним, добавляя воды. Пока Цинь Цзин трудился над тестом, мужчина приготовил овощи и соус. Потом оба стояли у плиты, дожидаясь, пока сварится лапша. Когда лапша была готова, они переложили ее в чашки, осторожно, чтобы не порвать ни кончика, свисавшего с края, согласно традиции лапши долголетия*.

Вкушение этой длинной лапши было словно вбирание долгих счастливых лет предвидимого будущего.

В тот день они поели лапши вдвоем, а на следующий пошли к Лю, чтобы отпраздновать еще раз. По пути, они проходили мимо фотостудии, и Цинь Цзин вдруг остановился. Он взглянул на Шэнь Ляншэна с ухмылкой: «Может нам стоит?»

Вообще-то, ни один из них не любил фотографироваться. Более того, они были вместе изо дня в день, так что им никогда не приходило в голову купить камеру, чтобы время от времени снимать. Это был бы первый раз, когда они вместе пошли в студию.

Ветрина студии не была грандиозной, но плакат «Молодожены» на двери привлекал много внимания. Видя, что владелец довольно молод, Цинь Цзин предположил, что тот недавно женился и добродушно поздравил: «Примите поздравления с женитьбой!»

«О любезный. Многие говорили это, – ответил хозяин с энтузиазмом. – Я женился два года назад, и у нас осталось много таких плакатов с тех пор. В такое праздничное время, я подумал, а не повесить ли их».

Цинь Цзин с самого начала был в хорошем настроении, а владелец был приятным человеком, так что он начал втягиваться в легкую беседу. Когда мужчина спросил, приходится ли Шэнь Ляншэн ему другом, он взглянул на своего спутника и с улыбкой ответил: «Мы – кузены».

«Кузены, да. Понятно, понятно… – мужчина стоял за камерой и давал им инструкции, глядя в объектив. – Немного ближе, мои дорогие друзья… давайте же, почему вы стоите так далеко друг от друга? Ближе… приобнимите его рукой…да, сейчас вы выглядите, как два кузена! Теперь смотрим сюда… и улыбаемся… превосходно!»

Сфотографировавшись и получив чек, Цинь Цзин потянулся за своим кошельком, но владелец помахал рукой: «Бесплатно! Как я могу просить денег в такой счастливый день, как сегодня? Я предоставляю бесплатные услуги всю эту неделю!»

«Нет, мы не можем, – Цинь Цзин положил деньги на прилавок. – Вы не можете потерять прибыль только потому, что счастливы, так?»

«Я сказал – это бесплатно», – владелец весело посмеивался, запихивая деньги назад в карман Цинь Цзина, и выпроводил кузенов из студии. Указывая на лист бумаги на двери, он сказал: «Видите, здесь написано. Так трудно достичь счастливых времен, что я с радостью забуду о прибыли!»

На самом деле, Цинь Цзин с Шэнь Ляншэном не заметили листа бумаги под плакатом. На нем были аккуратно выведены слова:

Предоставление бесплатных услуг в честь празднования победоносного сопротивления Родины.

В день, когда они получили готовый снимок, Цинь Цзин достал его еще раз перед сном, даже если уже видел его прежде днем.

«Чего это ты улыбаешься?» – Шэнь Ляншэн только вышел из душа. Видя, как мужчина смотрит на фото с глупой ухмылкой на лице, он присел рядом с ним и обхватил его рукой.

«Я где-то слышал, что красивые люди плохо выходят на фотографиях, но ты на снимке так же хорош, как и во плоти, – воздав хвалу Шэнь Ляншэну, он бесстыдно добавил. – Но, должен сказать, я и сам не так уж плохо вышел».

Если бы в любой другой день Цинь Цзин предался самолюбованию, Шэнь Ляншэн определенно сделал бы пару насмешливых замечаний. Однако, обнимая мужчину, он был тронут, видя, что держит его так же, как и на снимке, и двое мужчин внутри улыбались тем двоим снаружи.

«Давай напечатаем одну побольше и повесим, – Шэнь Ляншэн дотянулся до руки Цинь Цзина и, крепко сжав ее, добавил, – чтобы компенсировать недостающую свадебную фотографию».

Этой ночью они придались сладким-сладким любовным играм. Они не были полными страсти, скорее мягкими и длительными, словно двое лежали на воде, нежно уносимые потоком вниз по теплой реке в место, слишком далекое, чтобы увидеть.

В год победы над Японией Шэнь Ляншэну было уже тридцать пять, а Цинь Цзину – тридцать три. Они не замечали возраста друг друга, так как виделись каждый день. Мужчины на фото тоже казались молодыми и энергичными.

Однако факт оставался фактом – прошло уже много времени. После занятий любовью они лежали плечом к плечу, держась за руки. Цинь Цзин

взглянул на подножье кровати, где лег лунный свет, пробившийся сквозь плотно задернутые шторы, что заставило его осознать, сколько воды утекло.

Он, кажется, припоминал, что давным-давно уже лежал подле мужчины, разглядывая дорожку лунного света на полу – сияющий луч полз, минуя ножки кровати, посреди мрака. Словно серебристо белая нить вплелась в почти десять лет их жизни.

Цинь Цзин перевернулся и посмотрел в глаза Шэнь Ляншэна. Он провел рукой по линии роста волос мужчины и мягко проговорил: «Не видел у тебя ни одного седого волоса».

«Скоро появятся. Я должен буду попросить тебя помочь мне выдергивать их, – Шэнь Ляншэн догадывался, что было в голове Цинь Цзина, и ответил таким же мягким голосом. Тоже потянувшись рукой, он коснулся родинки у глаза мужчины, продолжая шутить. – Но я не смогу помочь с этими двумя морщинками».

Цинь Цзин обожал шутить и улыбаться. Вероятно, из-за того, что он слишком много улыбался, в уголке его глаза образовались две едва заметные складки.

«Вау, ты уже думаешь, что я старый, да? – Цинь Цзин состроил несчастное лицо, но в следующий момент он, кажется, подумал о чем-то еще и хихикнул. – Помнишь, как говорилось в романе….»

Большинство книг, что читал Цинь Цзин, Шэнь Ляншэн читал вместе с ним, поэтому последний точно знал, на какой роман ссылается учитель. Как и предполагалось, Цинь Цзин стал говорить о прозе некого автора-женщины под именем Чжан из Шанхая, которая стала весьма популярной в последние годы. Это была метафора к любви и браку, что были и игривыми, и беспощадными:

«Вероятно, у каждого мужчины в жизни будут две такие женщины, как минимум две. Если он жениться на красной розе, рано или поздно, красная станет кровавым пятном от комара на стене, пока белая остается лунным светом у постели. Если он женится на белой розе – она станет зерном риса, прилипшим к его одежде, пока красная становится алой родинкой на его груди».

«Да ладно, как будто я когда-нибудь плохо о тебе думал», – слыша, как Цинь Цзин упомянул эту историю, Шэнь Ляншэн был чрезвычайно счастлив: он рассматривал их фото как запоздалую свадебную фотографию, а мужчина видел в себе его жену. Даже если это было лишь шуткой, она наполнила Шэнь Ляншэна радостью.

Как он мог плохо думать об этом? Все, чего он желал, это – веселиться.

Возможно, и в самом деле, хорошая карма, что он накопил в прошлой жизни, позволила ему быть вместе с этим человеком, пока их волосы не побелеют, и пока смерть не разлучит их, чтобы он мог позаботиться обо всех морщинках смеха, что появятся на лице мужчины.

Из-за этого счастья он ближе придвинулся к Цинь Цзину. Посреди беспрерывного переплетения лунного света и времени, он поцеловал родинку у его глаза и произнес нежным и ласковым тоном: «Ты – моя алая родинка, миссис Шэнь, и мой свет луны тоже».

Шэнь Ляншэн помнил, что названием истории о замужестве было «Красная роза, Белая роза». На автора обрушилась огромная волна известности, в связи с опубликованием серии в «Вань-сян», но они прочли ее работы только после того, как различные главы были собраны и переплетены вместе. Все собрание состояло из нескольких историй на тему счастья и воссоединения, но носило захватывающее название.

Оно называлось «Легенда».

Примечания

Чжоу Эньлай (5 марта 1898 года – 8 января 1976 года) – политический деятель Китая, первый премьер Госсовета КНР с момента её образования в 1949 до своей смерти; потомок в 33-м колене основателя неоконфуцианства Чжоу Дуньи.

«Легенда Мечников Шу Шань» – один из наиболее известных в истории у-ся трудов, выходивший в 1932-1948 гг. Автор перестал писать после прихода к власти на материковой части Китая Коммунистической партии, которая запретила данный жанр. Фильм и теле-адаптация вышли под названием «Легенда о Зу». Уся́ (у-ся) – приключенческий жанр китайского фэнтези (литература, телевидение, кинематограф), в котором делается упор на демонстрацию восточных единоборств. Уся в кино представляет собой насыщенную фантастическими элементами разновидность фильма с боевыми искусствами. Термин «уся» образован путём сращения слов ушу (боевое искусство) и ся (рыцарь). Сянь-ся – жанр, получивший развитие из у-ся.

Стихотворные строки взяты из сонета №22 сборника Элизабет Барретт Браунинг «Сонеты с португальского», в переводе Л.Л. Рогожевой.

Лао мянь – хотя на Севере, этот вид блюд обычно называют бао мянь, традиционно для Тяньцзиня – Тяньцзиньский лао мянь (смешанная лапша в обоих случаях). Так же есть и другое название – да лу мянь: да лу – соус или подлив, которым заливают обычную лапшу, его и готовил Шэнь Ляншэн.

Лапша долголетия – блюдо, подающееся на дни рождения и Новый Год, символизирует пожелания долгой жизни. Считается не к добру обрывать такую лапшу в процессе приготовления, перед употреблением, поэтому, хотя обычно концы лапши, свисающие из чашки, обламываются палочками, с лапшой долголетия этого делать не следует.

Чжан Айли́н, также известная как Э́йлин Чанг (20 сентября 1920 – 8 сентября 1995) – китайская писательница (хотя бо́льшую часть жизни Чжан прожила в США, все свои основные произведения она написала на китайском языке, будучи в Китае).

========== Глава 26 ==========

Во второй раз Шэнь Ляншэн с Цинь Цзином посетили студию для совместного снимка ранней весной в год освобождения*. Цинь Цзин не хотел идти, но сдался, так как мужчина настаивал.

После войны с Японией наступила гражданская война, длившаяся четыре года. Естественно, Цинь Цзин был рад, что борьба, наконец, закончилась, но все еще чувствовал неясную тревогу.

Квартира, в которой они жили, всегда принадлежала Цинь Цзину, но в прошлом октябре Шэнь Ляншэн внезапно захотел переоформить собственность. Шэнь Ляншэн был тем, кто купил ее, и Цинь Цзин давным-давно предлагал передать право собственности. Однако, из-за сопротивления Шэнь Ляншэна, он бросил это дело, после нескольких попыток.

Внезапная перемена мнения Шэнь Ляншэна, конечно же, пробудила в Цинь Цзине любопытство, но мужчина отвечал только «береженного бог бережет», полагая, что все будет хорошо, пока они делают, как он говорит.

Цинь Цзин лучше, чем кто-либо, понимал Шэнь Ляншэна, прожив с ним вместе столько лет. Шэнь Ляншэн был ответственен за все проблемы в семье, большие и маленькие, и Цинь Цзин уже привык к этому. Изначально обладая мягким нравом, он не спорил с ним из-за того, что мужчина принимает за него решения. Он не задавал слишком много вопросов, но это дело тяжким грузом повисло в его сознании.

В действительности, Шэнь Ляншэн знал, что освобождение Тяньцзиня было неизбежным. Происхождение каждого цента и червонца в чековой книжке Цинь Цзина было ясным, но этот дом появился из ниоткуда. По этой причине он решил, что будет лучше, переписать собственность на свое имя.

Честно говоря, он не ожидал особенно суровой жизни после освобождения. С другой стороны, в Тяньцзине были и те, кто встревожились и начали искать пути для побега. Большинство из них имело различные с Коммунистической Партией политические курсы. Что до предпринимателей, которые не касались политики и даже те, что проворачивали собственные операции – все, которые, вероятно, должны быть помечены как «капиталисты» – многие из них были спокойны, или, возможно, признавали, что волнение ничего не даст. Было невообразимо сложно уехать в тот момент. Вообще-то, побег мог привлечь неприятности туда, где их прежде не было – это доказывало, что выгоднее оставаться на месте, чем действовать.

Люди со временем привыкают к окружающей обстановке. Пока он оставался в Тяньцзине, чувства Шэнь Ляншэна к городу постепенно росли, и мужчина стал относиться к дому Цинь Цзина как к своему собственному. В ходе войны намерение уехать не раз приходило ему в голову, но время всегда казалось неудачным для этого. Спустя столько лет, он, наконец, нашел место, которое может назвать домом, и кого-то, с кем может разделять каждый прожитый день. Как только его сердце нашло приют, нежелание уезжать тоже усилилось. Сравнивая с тем, чтобы отправиться навстречу неизведанному, даже Шэнь Ляншэн не мог не думать, неважно, как банально это звучало, что нет другого такого места, как дом. Со временем, возможность отъезда становилась все более сомнительной, так что сейчас, даже, если он поставил бы все на карту, было неясно, возможно ли это. Поэтому, он решил оставаться на месте и выжидать. В худшем случае, он пожертвует все, что может, и даст государству чего оно хочет, не скрывая и не тая ничего о своих средствах. Партия, в конце концов, была для народа: она, конечно, оставит им выход.

Однако он не хотел, ни при каких обстоятельствах, делиться этими соображениями с Цинь Цзином. Мужчина провел большую часть своей жизни в школе и имел в значительной степени более наивное мировоззрение по сравнению с ним. И находясь столько лет под присмотром Шэнь Ляншэна, Цинь Цзину, на самом деле, никогда не приходилось использовать голову для чего-то помимо преподавания. Расскажи он обо всем этом учителю, тот только потерял бы покой.

Позже Тяньцзинь был осажден. Лао-Чжоу сдал в аренду одно из своих помещений генералу Гоминьдана и не мог избавиться от мужчины. Когда он мучился от страха, Шэнь Ляншэн в ответ успокаивал его.

«Вы правы, – вздохнул Лао-Чжоу, нахмурив брови. – Поговаривают, что они планируют сдаться, когда прибудет армия коммунистов, и не станут привлекать партизан…. Ходили слухи, что с ними все будет в порядке, если они сдадутся. Я полагаю, с нами тоже все будет хорошо, если уж с Гоминьданом – да, верно?»

Ситуация в Тяньцзине после освобождения не была далека от прогнозов Шэнь Ляншэна: политики были скорее снисходительны. Поэтому, он был в настроении пойти сфотографироваться с Цинь Цзином на память. Двое мужчин на фото были облачены в костюмы-туники, и, как и тогда в 1945, он приобнял рукой мужчину, а их губы изогнулись в улыбке от искренней радости.

Сначала, Цинь Цзин был слегка встревожен, но успокоился, когда несколько месяцев прошли мирно. После того, как Китай был полностью освобожден, Лао-У был переведен обратно в Тяньцзинь, руководить делами образования, и в один день он устроил встречу с ними двумя.

Лао-У не было еще пятидесяти, когда он уехал, но вернулся он уже с побелевшими волосами. Он пребывал, однако, в прекрасном настроении и шутил с Цинь Цзином, что все еще молод, и есть еще порох в его пороховницах.

У него были подозрения насчет их отношений еще тогда, и кусочки мозаики сами сложились в картинку, когда он услышал, что ни один из них не женился. Однако он не сделал ни одного замечания и казался даже не обеспокоенным этим, только восклицал: «Несмотря ни на что, нам повезло, что мы сделали это и стали свидетелями освобождения Китая. Я прав, Сяо-Цинь?»

«Боже правый. Почему Вы все еще зовете меня так? Взгляните на меня…» – неловко ответил Цинь Цзин. Он не знал, что еще сказать, от нахлынувших эмоций.

Не сдерживаясь, Шэнь Ляншэн успокаивающе положил руку на плечо учителя, прежде чем повернуться к Лао-У, дабы обсудить более серьезные дела, что были у него на уме. В предыдущем месяце Административный Совет ввел «Временные положения по регулированию государственно-частных совместно

управляемых промышленных предприятий». Хотя бизнес Шэнь Ляншэна не был достаточно велик, чтоб отвечать критериям для совместного управления, у него была горстка жилой и коммерческой собственности, насчет которой он хотел проконсультироваться с пожилым мужчиной. Он планировал пожертвовать ее государству, без напоминания Партии, в знак преданности.

Шэнь Ляншэн никогда не обсуждал это с Цинь Цзином, так что последний мог только слушать в тихом шоке.

«Сяо-Шэнь, – Лао-У когда-то называл его «мистер Шэнь», но теперь говорил совершенно другим тоном, словно был его старшим. – Я думаю ты верно решил, – продолжил он после паузы и сказал прямо, раз уж они втроем были одни. – Нужно что-то отдать, чтобы что-то получить. Ты умный человек, а наше правительство непредубежденно. Будь уверен. Плюс, я даю тебе слово. Можешь прийти ко мне, если столкнешься с какой-либо проблемой, и я сделаю все возможное, чтобы решить ее для тебя».

Лао-У сказал «отдать чтобы получить», и Шэнь Ляншэн не мог не согласиться. Следуя тенденции формирования совместного управления, Шэнь Ляншэн быстро разобрался с этим делом, и надо же, результат был таким, каким и ожидалось. Партия не доставляла ему никаких проблем, а вместо этого похвалила.

Однако активные пожертвования не означали, что нужно отдать все, что имеешь: цель Партии не заключалась в том, чтобы преобразовать всю частную собственность в государственную. Проблема была в том, что каждая вторая квартира в здании Маокэнь была возвращена владельцами правительству, с теми же намерениями, что и у Шэнь Ляншэна, так что естественно они не могли больше держать здесь апартаменты.

Цинь Цзин тихо паковался для переезда: в последнее время он был скорее замкнут. Шэнь Ляншэн знал, о чем думал мужчина, но не говорил об этом вслух. Он знал, что если сделает это, мужчина будет чувствовать себя еще хуже.

«Шэнь…» – когда сборы были почти окончены, Цинь Цзин больше не мог молчать. Его горло было слегка охрипшим, когда он начал говорить, так что он опустил голову и прокашлялся.

«Сходи, посмотри, не осталось ли чего на кухне, – решительно прервал Шэнь Ляншэн, и когда мужчина не сдвинулся с места, поторопил. – Иди же».

Слыша это, Цинь Цзин, и впрямь, свернул на кухню, но не мог найти ничего больше, чтобы упаковать. Он тупо стоял на одном месте, и скоро его руки начали бешено трястись.

«Цинь Цзин, – он услышал, как мужчина зовет его сзади, и обернулся. Учитель увидел Шэнь Ляншэна у входа на кухню, его прямая фигура была такой же, как всегда, а тон – спокойнее, чем когда-либо. – Ты знаешь сколько мне в этом году?»

Шэнь Ляншэн был Собакой, рожденной в 1910 году. Сейчас был декабрь 1949, а они встретились в 1936. Не считая двух лет, что они не видели друг друга, они были вместе уже больше десятилетия.

«Цинь Цзин, – Шэнь Ляншэн просто стоял там, не приближаясь, и спросил его медленно и ясно. – В сорок у мужчины нет сомнений*. Думаешь, эти вещи еще важны для меня?»

Шэнь Ляншэн мог произнести самые очаровательные из всех слов, когда был молод, но не стал бы больше делать этого в его возрасте. Он только взял Цинь Цзина с собой и переехал в маленький домик на Пэтит дэ Сэнтюр, проживая день за днем, насколько это было возможно. В 1952-м правительство начало Анти-пять Кампанию*, это затронуло многих, кто был капиталистом до освобождения. Шэнь Ляншэна, однако, это не коснулось, так как прежде он получил похвалу и даже был одним из первых, названных «Образцом законопослушного предпринимателя», из-за своего скромного ресторанного бизнеса и честной оплаты налога.