Текст книги "Пока смерть не разлучит нас (ЛП)"

Автор книги: Tangstory

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Казалось, их история началась давно, или, может, она началась только сейчас.

Но все истории двух людей, начинались с первым сонетом…

… и стыла кровь;

Как вдруг незримая чужая Сила

Меня, рванув, за волосы схватила

И стала гнуть: «Смирись, не прекословь!»

«Ты – Смерть?» – изнемогая, я спросила.

Но Голос отвечал: «Не Смерть, – Любовь»*.

Примечания

Цао Жу-линь, или Као Рулин (1877-1966) – премьер-министр Иностранных Дел Бэйянского правительства, и важный член про-японского движения в начале 20-го века.

У Пэй-фу (1878-1939) – военный правитель центрального Китая, чье правление пресек Северный поход. Глава так называемой чжилийской клики северных милитаристов. Во внешней политике ориентировался на Великобританию.

Циньхуай – главный приток Янцзы в нижнем течении. Река имеет два рукава. Один окаймляет город (Нанкин), а затем впадает в реку Янцзы, его называют Внешняя Циньхуай. Второй рукав – Внутренняя Циньхуай – пересекает город с востока на запад. Протяженность Внутренней Циньхуай – 5 км, эту реку еще называют «Циньхуай в десять ли». Этот отрезок реки считается самым живописным. По берегам разбиты парки, здесь повсюду зеленые набережные и разнообразные достопримечательности.

Вонтоны, или хуньтунь – разновидность пельменей в китайской кухне. Вонтоны обычно подаются в супе, но иногда и жарятся. Их заправляют не только мясом, но и грибами сянгу и стеблями молодого бамбука.

«Зло» в жизни Шэнь Ляншэна:

В китайском буддизме, как и во многих других формах буддизма, считается, что твое существование охватывает бесконечное число жизней, и карма всех твоих жизней рассматривается как общая. «Зло», или более дословно «злобные духи» – форма расплаты за кровавые грехи Шэнь Ляншэна, совершенные им в прошлой жизни. Он родился с этими злыми духами, привязанными к его существованию, и они навлекут на него угрожающие жизни бедствия в этой и последующих жизнях, дабы вернуть всю кровь, пролитую им в предыдущих.

* Стихотворные строки взяты из сонета №1 сборника Элизабет Барретт Браунинг «Сонеты с португальского», в переводе Г. Кружкова.

========== Глава 24 ==========

Второй мужчина, казалось, спал, когда Цинь Цзин проснулся. Он помедлил, изучая его лицо, прежде чем проворчать: «Брось притворяться». И, как и ожидалось, губы Шэнь Ляншэна дернулись – он уже не спал.

Прошлой ночью они не закрыли окна, и занавески колыхались от дуновения утреннего ветерка. На дворе было лето, поэтому шторы сменили на те, что были более холодных тонов – бледно-зеленые, они, казалось, выцвели под солнцем, смешавшись с бежевым оттенком. Часть, вздутая от ветра, выглядела, как жирная, круглая золотая рыбка. Цинь Цзин смотрел на нее какое-то время, а затем внезапно заговорил: «Как насчет того, чтобы вообще никуда не ехать?»

«Меня устроит любой вариант. Только ты подумай об этом хорошенько, ладно?» – у Шэнь Ляншэна была назначена встреча этим утром, так что он не остался в постели с Цинь Цзином. Одеваясь, он ответил в обычной манере и вовсе не выглядел счастливым, словно его нисколько не волновало, каким было решение учителя.

Шэнь Ляншэн попросил Цинь Цзина подумать над этим, но в этом не было нужды, потому как он знал: жизнь в Шаньбэй будет трудна. Большинство людей были такими: сами по себе они могли справиться со всем, но не могли вынести, когда объект их любви проходит через то же.

Поэтому, он выложил свои предыдущие планы перед Шэнь Ляншэном, когда мужчина вернулся домой этой ночью: «По этой причине я не могу заставлять тебя ехать со мной. Давай просто останемся здесь, да?»

Шэнь Ляншэн только кивнул. Он притянул мужчину в свои объятия и поцеловал его в лоб.

Шэнь Ляншэн знал, что у учителя были свои идеалы и стремления, и был согласен с тем, что любить кого-то значит помогать ему в их воплощении. Однако присутствующий в конкретном случае риск был больше, чем он мог вынести.

Если бы мужчина умер – приходило однажды ему в голову, но теперь, когда он снова думал об этом, то осознал, что это не было совершенно невозможным для него – продолжить жить без Цинь Цзина.

Жизнь просто превратится в процесс ожидания: пойманный в тюрьму, он будет ждать визита призрака, что может вовсе не прийти в самые темные часы ночи.

Шэнь Ляншэн любил этого человека и хотел провести с ним всю оставшуюся жизнь. Он не мог воплотить идеалы мужчины, поэтому стремился найти компромисс и сделать все возможное для него.

Первое, что сделал Шэнь Ляншэн, придя в офис следующим утром, позвонил Кобаякаве и рассказал ему о своем намерении продать завод.

Последние два года фракция Сигэкавы вытирала ноги о Кобаякаву, не позволяя ему многого достичь. Отец был недоволен им и планировал отправить

его обратно в Пекин, ждать дальнейших указаний. Уведомляя его первым, Шэнь Ляншэн хотел оказать последнюю услугу японцу, чтобы расплатиться с ним по счетам.

Приобретение фабрики Шэней считалось пусть и малым, но достижением, поэтому Кобаякава был всеми руками за это. Конечно, он снизил цену, в счет урона, нанесенного наводнением. Шэнь Ляншэн не хотел терять времени, торгуясь, но также боялся вызвать подозрения, согласившись слишком быстро. Спустя несколько дней переговоров, они, наконец, достигли обоюдно приемлемой суммы. Они подготовили документы и завершили сделку подписями и печатями обеих сторон.

Проводив Кобаякаву, Чжоу последовал за боссом назад в офис. Закрыв за собой дверь, секретарь замешкался у дивана, по всей видимости, размышляя: говорить или нет. Компания была основана в значительной степени, чтобы управлять фабрикой, и сейчас, когда последняя была продана, больше не было необходимости в ее существовании. Шэнь Ляншэн думал, что секретарь беспокоился о своей работе, поэтому первым заговорил: «Не волнуйся. Я разговаривал с японцами, и им нужен менеджер-китаец, знакомый со всем оснащением. Это – великолепная возможность, так что я порекомендовал тебя на управленческую…»

«Сэр, – неожиданно прервал босса Чжоу и неуверенно продолжил. – Я понимаю, к чему Вы клоните…. И именно об этом я хотел поговорить с Вами. Я не горю желанием браться за эту работу».

«Лао-Чжоу, – начал шутливо Шэнь Ляншэн. – Ты работал на меня все эти годы. Не нужно быть вежливым со мной».

Он знал: секретарь был бойким и пронырливым человеком, и подумал, что тот пытается сохранить лицо начальника, симулируя преданность. Шэнь Ляншэн искренне желал напоследок помочь мужчине, учитывая, что тот служил ему целых восемь лет.

«Нет, сэр… – слабо усмехнулся Чжоу. – Я не стараюсь быть вежливым».

«Тогда, что? Можешь сказать мне, если есть какая-то проблема», – Шэнь Ляншэн считал, что разбирается в людях. Он не только знал, что Чжоу – тот еще льстец, но и что глубоко внутри мужчина, как и он сам, думал только о выгоде. Все эти годы верности были преимущественно из-за того, что работать на Шэнь Ляншэна оказалось очень прибыльно. Он сильно сомневался, что секретарь не заинтересован в потрясающей возможности, которую ему сейчас предлагали. Бизнесмен предположил, что должна быть какая-то причина, останавливающая мужчину, поэтому требовал честного ответа, чтобы решить проблему и покончить с этим.

«Я знаю, как Вы смотрите на меня, сэр, – Чжоу начал говорить более твердо. – Прошу прощения за то, что говорю это, но Вы, вероятно, смотрите на меня свысока. И, если быть до конца честным, я вроде как смотрю на себя свысока тоже…»

«Не говори так, Лао-Чжоу», – Шэнь Ляншэн нахмурился, услышав признание секретаря, и, встав со своего места, подошел к мужчине. Одновременно, он зажег сигарету и затем передал другую Чжоу. Он, правда, думал об этом человеке, как об умном второстепенном персонаже на заднем

плане, который участвовал в сомнительных сделках за его спиной. Однако было просто разглядеть, что все это делалось для его семьи, так что Шэнь Ляншэн закрыл глаза на теневой бизнес секретаря, пока он был обоснованным. Чем говорить, что он смотрел на Чжоу свысока, точнее было бы сказать, что он никогда даже не рассматривал мужчину как равного.

«Что я пытаюсь сказать: я работал на Вас и делал то же, что делали Вы, сэр. Теперь, когда Вы уходите, я тоже ухожу, – выражение на лице Чжоу, полное сомнений всего пару минут назад, сейчас казалось решительным. – Пожалуйста, не смейтесь над этим почти сорокалетним мужчиной, только сейчас старающимся найти в себе твердость духа. В конце концов, я – китаец, так что не соглашусь на эту работу».

Шэнь Ляншэн был слегка застигнут врасплох, и двое мужчин стояли в тишине. Закончив курить, Шэнь Ляншэн похлопал его по плечу и сказал: «Раз так, хорошо. Мы разберемся с остальным в свое время».

Шэнь Ляншэн выслушал много буддийских наставлений с отцом и знал о просветлении, но он не верил в Будду, и поэтому не верил в пути буддизма. Однако в этот день он словно открыл глаза и наблюдал – возможно, не просветление, а просто факт: после того, как он испытал боль сопереживания во время наводнения, завесы на его глазах стали подниматься, одна за другой, и, наблюдая, он видел самого себя, видел других, свою страну и свой дом.

Этой ночью дома Шэнь Ляншэн рассказал Цинь Цзину, что подписал бумаги и продал фабрику. На всякий случай, ему пришлось воздержаться от использования полученных от продажи денег, но у него имелось несколько офшорных счетов, что он приготовил на случай переезда из страны. Бизнесмен подумывал пожертвовать часть этих средств, используя в качестве прикрытия зарубежного китайца, если существовал осторожный способ устроить сделку.

«Шэнь Ляншэн… – Цинь Цзин только закончил с их постельными занятиями и лежал там, запыхавшись, когда мужчина начал разговор на серьезную тему. Он не знал, что сказать. – Если это из-за меня…просто знай, ты не должен….»

«Когда ты уже успокоишь свое буйное воображение?» – пошутил Шэнь Ляншэн, притянув к себе мужчину. Затем продолжил рассказывать о Чжоу, и спросил, что учитель думает об этом.

Цинь Цзин молчал, даже когда Шэнь Ляншэн закончил. Затем резко объявил о своем открытии: «Прежде ты никогда так со мной не разговаривал».

И это действительно было так. Шэнь Ляншэн был недоверчивой душой и даже, когда у них двоих был лучший этап в отношениях, он по большей части был осторожен и сдержан в словах. Но теперь он говорил все, что было у него на уме, и стал таким откровенным, что Цинь Цзину было немного трудно приспособиться.

«То было прежде. Теперь все иначе, – Шэнь Ляншэн понял, что подразумевал мужчина. Он стрельнул на Цинь Цзина озорным взглядом, затем склонился к его уху и подразнил. Понадобилось время, чтобы до Цинь Цзина дошло, и он резко возразил: «Кто сказал? Я никогда не соглашался на это».

«Согласен ты или нет,… так оно и будет…», – Шэнь Ляншэн внезапно сменил позицию и раздвинул ноги мужчины, снова погружаясь своим возрожденным органом в проход, что был еще скользким. Нацелив толчки на чувствительную точку внутри, он наблюдал, как член Цинь Цзина задрожал, требуя внимания. Затем он приложил руку мужчины к месту их соединения и спросил на ушко: «Ты, правда, не согласен? Сможешь жить без этого?»

Цинь Цзин выпустил непристойный стон и поднял бедра, чтобы мужчина мог войти еще глубже. Он поласкал мошонку мужчины, прежде чем посмотреть ему прямо в глаза: «Ты – тот, без кого я не могу жить».

Шэнь Ляншэн остановился и поцеловал его в глаза, скользя языком по ресницам, пока нежно не коснулся алой точки у глаза.

– Конечно, теперь все было иначе.

Он любил его и хотел провести с ним всю оставшуюся жизнь.

В конце сентября Цинь Цзин привел Шэнь Ляншэна на тайную встречу с Лао-У. После того, как они втроем обсудили главные вопросы, взглянув на Цинь Цзина, Шэнь Ляншэн снова заговорил: «Мистер У, есть еще одна услуга, о которой я хотел попросить Вас».

Из-за наводнения в Тяньцзине у Лао-У не было шанса заговорить о переезде осенью с Цинь Цзином. Но только то, что заместитель директора не поднимал эту тему, еще не означало, что Цинь Цзин мог притвориться, будто проблемы не было. Он должен был сказать старшему мужчине, что не собирается уезжать, но чувствовал себя таким виноватым, что не знал, как начать.

Понимая это, Шэнь Ляншэн хотел воспользоваться возможностью и сделать это за него: «Буду честен с Вами, сэр. Мы с Сяо-Цинем на самом деле дальние родственники, и ему бы, правда, следовало соответственно называть меня бяокэ*. Моя тетя перед своей кончиной просила приглядеть за ним, но он никогда не утруждается обсудить все со мной, прежде чем решать. Касательно того, о чем Вы с ним говорили до этого, я серьезно слишком беспокоюсь, чтобы позволить ему быть так далеко от дома. Здесь нет вина, но вместо этого, пожалуйста, позвольте мне попросить прощения чаем».

Цинь Цзин упоминал Лао-У только о том, что Шэнь Ляншэн – друг, заслуживающий доверия, поэтому он был поражен, слыша, как молодой господин так бесцеремонно лжет. Он должен был оставаться спокойным, так что просто опустил голову и пил свой чай.

В свою очередь, Лао-У не отреагировал негативно и, в действительности, обменявшись любезностями с Шэнь Ляншэном, сказал Цинь Цзину: «Сяо-Цинь, наша школа собирается немного расшириться, будет неплохо, если ты останешься. Можешь работать со мной, делая нашу школу больше и лучше. Когда это поколение подрастет, они станут свежей кровью для нашей страны».

«Слышал это? – Шэнь Ляншэн снова взглянул на учителя. – Не хочешь слушать меня, так послушай своего завуча, ладно?»

Тем временем, Цинь Цзин сидел там как на иголках, опасаясь, что заместитель почует что-то неладное. Он знал: несмотря на открытые и веселые отношения с коллегами, у Лао-У был чертовски острый глаз, после стольких

лет работы в подполье. Боясь даже вздохнуть слишком громко, он пробурчал в подтверждение.

«Моя мама попросила тебя приглядеть за мной? Видимо кишка у тебя не тонка такое говорить, – только, когда они были уже на обратном пути к Кембридж Роуд, Цинь Цзин начал шутя бранить Шэнь Ляншэна. – Если бы моя мать узнала о тебе, она била бы тебя так, будто завтра не наступит!»

«Нет, она не стала бы, – ответил спокойно Шэнь Ляншэн. – Разве не говорят: чем больше смотрит женщина на своего зятя, тем больше любит его?»

Не получив никакой реакции, он оглянулся и увидел, что учитель тихонько посмеивается.

«Над чем это ты смеешься?»

«О, бяокэ, хватит пререкаться и смотри на дорогу. Ты пропустил поворот!»

Ложь оставалась ложью, но Шэнь Ляншэн правда хотел позаботиться о нем. Продав завод, он не желал больше барахтаться в легкой промышленности, так как, безусловно, связался бы с японцами, подберись он хоть чуточку ближе к этой области. Шэнь Ляншэн обсудил это с Чжоу и решил начать какой-нибудь повседневный бизнес, как, например, универмаги, не с целью получения прибыли, но чтобы просто заняться чем-то.

И, так как он решил покинуть светский мир и вести стабильную жизнь, то нашел поместье на Кембридж Роуд слишком бросающимся в глаза. Шэнь Ляншэн хотел переехать с Цинь Цзином в Маокэнь. Права на собственность не были переданы, когда они расстались ранее, и все еще принадлежали Цинь Цзину. Спустя целых два года, там, вероятно, было несколько слоев пыли на простынях, покрывающих мебель. В один день Шэнь Ляншэн привез туда Цинь Цзина. Как и ожидалось, когда они открыли дверь, воздух был таким спертым и затхлым, что заставил их обоих кашлять.

Первым вошел Шэнь Ляншэн и сразу направился к окнам, чтобы открыть их. Пол тоже был покрыт пылью, и мужчина оставлял следы при каждом шаге. Цинь Цзин последовал его примеру и, повернувшись, чтобы закрыть дверь, услышал, как тот говорит:

«Я найду кого-нибудь, чтобы снести стены между двумя секциями. Так у нас будет больше места».

«Хорошо», – ответил Цинь Цзин, присоединившись к Шэнь Ляншэну в открывании всех окон, какие только можно было открыть. Неожиданно он натолкнулся на небольшой стеллаж и нерешительно сдернул с него простыню. Мужчина потер кончиками пальцев по резному краю.

«Ну вот, посмотри. Ты всю грязь на руки собрал», – подошел Шэнь Ляншэн и стал поучать его, словно ребенка, стряхивая пыль с ладони учителя.

«Я помню, как мы выбирали его вместе, – смеялся Цинь Цзин. – Но я даже не видел его внутри дома».

Шэнь Ляншэн затих. Он внезапно осознал то расстояние, что они преодолели, чтобы оказаться там, где были сейчас. Он крепко сцепил их пальцы и тихо поддразнил: «Ну, я планировал, чтобы это стало нашим люксом для новобрачных… так, как насчет, повесить пару плакатов «Молодожены»?»

«О, хватит тебе уже», – проворчал Цинь Цзин, но притянул к себе голову мужчины и нежно поцеловал.

Свежий ветер позднего октября хлынул внутрь через распахнутые настежь окна, поднимая пыль в воздух. Пока холодный воздух и пыль танцевали вокруг, они слились в тихом поцелуе, закрыв глаза. Когда глаза снова открылись, их все еще было двое, но пол сверкал чистотой, а на стеллаже стояла фарфоровая ваза. Цинь Цзин протирал ее тканью, а закончив, вытер также и стеллаж. Шэнь Ляншэн выходил из кабинета, чтобы взять стакан воды, когда заметил, как мужчина тщательно протирает полки, и нашел это забавным. Он обхватил учителя рукой и поцеловал его.

«Чжоу – наши друзья. Они приходили на ужин несчетное количество раз. Тебе обязательно начищать дом, когда бы кто ни пришел? Обычно ты не такой старательный».

«Если не собираешься помогать – прекрасно, но, по крайней мере, не мешай тогда, – упрекнул Цинь Цзин. Он уже был недоволен стеллажом в стиле барокко. Пыль любила оседать в углах и кромках, и устроившуюся там однажды, ее было трудно вычистить оттуда. – Ступай за своей водой на кухню. И пока ты там, проверь, не готовы ли дунгу, и если да, положи их в дуршлаг».

Было лето Тридцатого года Республики. Дорога снаружи была увешана пышными зелеными ветвями деревьев, полными шумных цикад, сменяющих друг друга в пении.

Покончив с прошлыми деловыми операциями, Шэнь Ляншэн перестал общаться с большинством друзей, встреченных на ярмарке тщеславия. Поначалу, некоторые, все еще хранившие воспоминания о былой славе Дома Шэнь, с жалостью говорили о неудачах Шэня Старшего. У мужчины было два сына, но оба оказались бесполезными. Один умер, а другой потерял свое состояние. Однако, когда прошло достаточно времени, не осталось никого, кто бы помнил Дом Шэнь, ныне несуществующий.

В последние два года Шэнь Ляншэн и Чжоу объединили усилия и открыли два ресторана среднего размера. Он предоставил финансирование, а Чжоу был ответственен за руководство. В этом не было ничего грандиозного, они просто искали стабильности. Неважно, что происходило – людям всегда нужно было есть и пить. Кроме того, с американским другом, живущем в Китае, он начал импортировать некоторые иностранные товары, в основном, для отвода глаз.

Чжоу всегда было известно об отношениях мужчины с Цинь Цзином, а теперь об этом знала и миссис Чжоу. Она выросла в достаточно обеспеченной семье и позже вышла замуж за Чжоу. Никогда не сталкиваясь с большими трудностями, она и в свои сорок сохранила некоторые девичьи черты. Слушая историю от своего мужа, благодаря его красочному и преувеличенному описанию, у нее создалось впечатление, что это было своего рода легендой. Впервые встретившись с Цинь Цзином, она смотрела на него с совершенным благоговением, наблюдая за двумя мужчинами, словно те были героями

рассказа. Она даже сказала мужу, что смотреть на них было так же нереально, как и смотреть пьесу.

К сожалению, как только две семьи сблизились, актеры покинули сцену, и ее благоговение перешло в восхищение. Каждый раз, когда они навещали пару, она жаловалась своему мужу: «Посмотри на мистера Шэнь. Видишь, как добр он к мистеру Цинь? Тебе следует лучше обходиться со мной».

«Что ты имеешь в виду? – недовольно отвечал Чжоу. – Мистер Шэнь совсем не помогает по дому – я хотя бы посуду мою».

По правде говоря, Чжоу немного приврал. В начале, Шэнь Ляншэну не хотелось держать в доме лишнего человека: жилье было не таким просторным, и он оставил только молчаливую русскую женщину. Она убирала дом несколько раз в неделю, но не жила с ними. Прошло около года, и женщина уволилась. Шэнь Ляншэн не стал нанимать другого работника и охотно помогал Цинь Цзину по хозяйству: убирал дом, покупал продукты, мыл посуду. Они жили, как любая другая пара, и он не находил трудной жизнь без прислуги.

И все же, как ни крути, они оба были мужчинами, а такие отношения – запретны. Они полностью ограничили свой круг общения и регулярно встречались только с Лю и Чжоу.

Сяо-Лю женился в прошлом году и несколько месяцев назад привел в этот мир малыша Лю. Цинь Цзин и Шэнь Ляншэн стали крестными отцами ребенка, и последний дал порядочную сумму в подарок на Сотый День мальчика. Сяо-Лю продолжал говорить, что не может принять эти деньги, но ему пришлось сделать это после того, как Шэнь Ляншэн сказал своим обычным спокойным тоном: «Это – для ребенка. Незачем быть вежливым со мной сейчас».

Позже новоиспеченный отец при личной беседе спросил друга детства: «Если у вас так и будет продолжаться…ну, я знаю тебя, но что насчет него? Ты будешь наблюдать, как его род вот так закончится?»

Цинь Цзин не ответил, но это не значило, что этот вопрос не остался в его сознании. С одной стороны, ему претила мысль, что у Шэнь Ляншэна не будет детей, унаследовавших его фамилию, и он действительно хотел спросить мужчину, что тот думает. С другой стороны, он не имел понятия, как спросить об этом.

«Смотри за ножом. Не порежься».

Так как Чжоу должны были прийти сегодня на ужин, Шэнь Ляншэн присоединился к Цинь Цзину на кухне.

Обычно он не готовил, но кулинарные навыки Цинь Цзина не так уж далеко ушли. Шэнь Ляншэн не жаловался, но сам время от времени экспериментировал с кулинарными книгами, а затем просил совета и рекомендаций от шеф-поваров из ресторанов. В результате, к этому времени он мог готовить получше Цинь Цзина. Поэтому, когда бы они ни ждали гостей, Цинь Цзин только подготавливал ингредиенты, а затем передавал все в руки Шэнь Ляншэна.

Закончив обрезать ножки дунгу, Цинь Цзин стал наблюдать, как мужчина нарезает ветчину. Шэнь Ляншэн ловко покрыл мясо мелкими надрезами крест-

накрест, прежде чем добавить в поддон Шаосинского вина и воды и поместить все в пароварку. Цинь Цзин выпустил преувеличенный вздох: ветчина и дунгу Шэнь Ляншэна были объедением, но мужчина просто не утруждался готовить это для него постоянно.

«Что? От того, что ты смотришь, оно быстрее не приготовится», – подразнил Шэнь Ляншэн, видя пристальный взгляд мужчины, обращенный к пароварке.

«Ничего. Просто подумал, что кто-то наверху несправедливо позволил мне получить в этой жизни все самое хорошее, – сразу стал подлизываться к Шэнь Ляншэну Цинь Цзин, дабы обеспечить себе вкусную еду в ближайшем будущем. – Наш А-Лян не только хорош собой, но также умен и схватывает все без особого труда. О, как блестяще».

Шэнь Ляншэн взглянул на мужчину краем глаза и, не желая поощрять подобное поведение, решил повернуться к столу, чтобы приготовить соус для тушеной рыбы.

«Чего это ты косишься на меня? Я говорю правду, – Цинь Цзину было почти тридцать, но из-за того, что был обожаем Шэнь Ляншэном два прошедших года, он вел себя как ребенок с ним даже больше, чем раньше. Обойдя мужчину сзади, он обнял его за талию, говоря ему на ухо. – Скажи, есть ли что-нибудь, чего ты не можешь?»

Мужчина позволил избалованному негоднику проворачивать шалости позади, а сам закончил перемешивать соус. Он зачерпнул полную ложечку и сунул ее Цинь Цзину в рот: «Слишком соленый?»

«Нет, в самый раз», – ответил Цинь Цзин, все еще с ложкой во рту. Увидев, что Шэнь Ляншэн повернулся к нему лицом, он не мог остановить себя и, наклонившись вперед, ткнул концом ложки в лицо мужчины.

«Ты – прав. Нет ничего, чего бы я не мог, – Шэнь Ляншэн вытащил ложку у него изо рта и склонился для поцелуя. А затем пошутил. – Но я не могу иметь детей, так что я рассчитывал в этом на тебя».

Сейчас, когда Шэнь Ляншэн упомянул об этом, Цинь Цзин вспомнил, о чем ему говорил друг. Он затих и решил, что вот он – подходящий шанс обсудить это с мужчиной. Учитель неуверенно начал: «К слову об этом, посмотри на нашего крестника. Он уже ползает. Ты никогда не думал о….»

«О чем? – Шэнь Ляншэн слегка шлепнул его по заду и продолжал дразнить, сохраняя серьезное лицо. – Только не говори, что хочешь детишек от меня. Это вообще возможно?»

«Вообще-то, я серьезно», – пробубнил Цинь Цзин, опустив голову.

«Оставь это, – Шэнь Ляншэн не знал, что сказал ему Сяо-Лю, но очевидно это беспокоило Цинь Цзина. Он добавил еще строже. – Не переживай о вещах, о которых тебе нет нужды переживать. В конечном счете, ты только изведешь себя».

Видя, что Цинь Цзин притих с опущенной головой, Шэнь Ляншэн слегка потрепал ее:

«И ты же знаешь, я не люблю детей. Маленькие шумные создания, не оставляют тебе ни капли покоя и тишины. Плюс ко всему, мне достаточно и заботы о тебе. Меня не хватит на еще одного ребенка в семействе».

«О, это ветчина», – сделал Шэнь Ляншэн по-видимому беспечное замечание, принюхавшись, но Цинь Цзин почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. Он уткнулся лицом в шею мужчины и приглушенным голосом спросил: «Когда уже будет готово?»

«Хмм, когда, ты спрашиваешь? – уловив сильные гнусавые нотки в голосе мужчины, Шэнь Ляншэн притянул его в свои объятия, словно, в самом деле, успокаивал ребенка. Он гладил его волосы, болтая обо всем подряд. – Мясо должно потушиться с час… потом добавляешь дунгу суп и тушишь еще час… а потом…»

Цинь Цзин слушал мужчину, низким, успокаивающим голосом объясняющего ему, как приготовить блюдо, и вскоре его слезы нашли выход. Ему казалось смущающим, что он ведет себя так в его-то возрасте, но его наполняло такое счастье, что последнее, о чем он заботился, были слезы.

Он и правда считал, что получил все, что может дать этот мир.

И это все содержалось в четырех словах:

Они встретили друг друга.

Примечания

Бяокэ – обращение к сыну тети со стороны отца или матери, старшему по возрасту.

Плакат «Молодожены» – в оригинале имелась в виду традиция, приклеивать на стену фигуру, вырезанную из красной бумаги и состоящую из двух иероглифов со значением «счастье», с различными украшениями вокруг.

Дунгу – вид грибов шиитаке высокого сорта, почти всегда высушенный, а затем замачиваемый перед употреблением.

Тридцатый год Республики – 1941.

Во время празднования Сотого Дня ребенку желают прожить сто лет. По традиции родственники и друзья дарят подарки.

========== Глава 25 ==========

В тот год японцы запустили кампании для усиления безопасности по всему северному Китаю под слоганом: «Освободи Восточную Азию, уничтожь Коммунизм в целях самозащиты и работай старательно, чтобы повысить производительность». В результате, напряжение в Тяньцзине также возросло.

Массовые налеты были проведены весной и в конце лета. Хотя прикрытие Лао-У не было раскрыто, переживая за его безопасность, администрация организовала ему отступление из Тяньцзиня. За последние два года Шэнь Ляншэн несколько раз делал денежные переводы в поддержку тыла через связи Лао-У. Последний ценил его вклад, но было слишком рискованно говорить об этом вслух во время их прощания. Позже, он попросил Цинь Цзина передать послание: «Не знаю, когда смогу вернуться. Вы должны быть очень осторожны в будущем. Не взаимодействуйте с кем-либо еще. Я благодарю Вас от лица

партии, и Вице-председатель Чжоу также просил меня поблагодарить Вас лично».

Цинь Цзин доставил все сообщение слово в слово и добавил: «Если подумать, то Вице-председатель Чжоу наполовину тяньцзинец».

«О, собрат тяньцзинец».

«Я должен говорить это – не ты».

Шэнь Кечжэнь переехал в Тяньцзинь после падения Бэйянского правительства, и предки Шэнь пришли с Северо-Востока – Шэнь Ляншэн не был настоящим тяньцзиньцем. Однако услышав это, мужчина лишь перевернул страницу газеты и парировал: «Но я женат на уроженце Тяньцзиня. Отчего б мне не назвать себя тяньцзиньцем?»

Забавляясь тем, насколько нахальнее мужчина становился с возрастом, Цинь Цзин с улыбкой покачал головой и сел возле него. Он проглядел страницу, только что прочитанную Шэнь Ляншэном, но не нашел нужной ему колонки. Затем, осознав, что она была в руках мужчины, требовательно протянул свою руку.

«Я все еще читаю. Жди своей очереди».

Цинь Цзин просто посмотрел на него с улыбкой на лице. Вскоре, Шэнь Ляншэну пришлось выбросить белый флаг и передать ему газету. Он задал вопрос, на который не ждал ответа: «И кто тут у нас самый несносный, а?»

Газета, которую читал Шэнь Ляншэн, была «Новой Тяньцзиньской Газетой», прежде известной как «Тяньфунбао». Особой страницей, из-за которой они дрались, была литературная колонка, где опубликовали самые новые главы «Легенды Мечников Шу Шань». Цинь Цзин являлся преданным фанатом Хуань Чжу Лоу Чжу, поэтому не пропустил бы ни одной главы.

Изначально, Шэнь Ляншэн не читал в свободное время, но осев с Цинь Цзином и начав вести домашнюю жизнь, его вкусы тоже стали меняться. В свободное время они вдвоем ухаживали за комнатными растениями то здесь, то там, а в особо праздные дни, бывало, заваривали чайник чая и сидели напротив друг друга, каждый с книгой в руках, часами напролет.

Вероятно, у всех мужчин в крови тайная любовь к у-ся*. Видя, как Цинь Цзин следит за каждым выходом «Легенды Мечников Шу Шань» и превозносит ее сюжет, Шэнь Ляншэн подумал, что мог бы так же купить напечатанные в «Лили пресс» книги и прочесть историю с самого начала. Догнав его, он стал вместе с Цинь Цзином следить за новыми публикациями, а после даже втягивал мужчину в дискуссии.

Легенда была сянь-ся новеллой с детально продуманным миром. Имелись и добрые, и злые персонажи, и у каждого была более мощная техника, чем у предыдущего. Они могли парить в небесах и бурить землю. Они могли путешествовать на своих мечах. Их способности были чуждыми и пленительными, никогда не разочаровывая читателя. Несмотря на то, как сильно изменились его вкусы, Шэнь Ляншэн не утратил своей разборчивой и методичной натуры. Даже если это была новелла, он заставлял Цинь Цзина разбираться вместе с ним в отношениях между постоянно увеличивающимся количеством героев, споря у кого лучшая техника и более полезные магические

предметы, и кто одержит верх: добро над злом или же наоборот. В этом Цинь Цзину не хватало усердного отношения, как у мужчины, но он находил такой серьезный способ чтения фантастики даже интересным. Он с радостью присоединился к дискуссиям, и прежде чем осознал, тоже стал весьма серьезен. Иногда они оба были противоположных мнений, и ни один не мог переубедить другого. В этих случаях Цинь Цзин мог угрожающе припугнуть: «Не согласишься со мной еще раз и будешь мыть посуду всю неделю!» Когда он говорил это, ему и в голову не приходило, насколько это незрело: двое взрослых мужчин ссорятся из-за вымышленной новеллы.