Текст книги "Пока смерть не разлучит нас (ЛП)"

Автор книги: Tangstory

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Шэнь Ляншэн не знал, был ли ребенок на самом деле от его брата – ему было все равно в любом случае, так как он уже избавился от мужчины, и он перешел сразу к делу: «Назовите цену».

«Нет, я не хочу никаких денег», – Цуй Чжао-ди была обречена на тяжелую жизнь из-за своей мягкой натуры. Каким-то образом она осталась с братом Шэнь Ляншэна после того, как он воспользовался ею. Сейчас она вся в слезах говорила, что не хочет денег, но сама не была уверена, чего хочет взамен.

Шэнь Ляншэн был беспощаден к своему собственному брату, но не хотел обижать женщину. Он позволил ей выплакаться и молча курил на своем месте. В конце он мягко предложил: «Не плачьте. Давайте поедим сначала».

Он проявил к ней подобную доброту по той единственной причине, которую не хотел признавать сам. Это была всего лишь маленькая родинка у ее глаза. Она вовсе не выглядела, как некто определенный, но из-за родинки он не мог вынести слез, падающих из ее опущенных глаз.

«Я… я не хочу многого… – услышав вежливое предложение мужчины, она перестала рыдать, но слова все еще беспорядочно выходили из ее рта. – Я сама буду растить ребенка. Я стану лучшей матерью…. Мне просто нужен билет домой».

Цуй Чжао-ди никогда не ходила в школу, и в ее речи и поступках не было логики. Она не искала встреч с Шэнями два месяца, потому что думала, что они заберут у нее ребенка, дабы воспитывать самим. Она заплатила кому-то, чтобы написать письмо семье, проживающей к югу от города, и мать согласилась принять ее назад. Она не хотела просить об этом семью, но ей негде было одолжить денег. Только тогда она стала искать Шэнь Ляншэна. Расспрашивать, где он живет, было, вероятно, самым храбрым поступком в ее жизни.

Слушая ее историю, Шэнь Ляншэн почувствовал редкостный позыв к доброте. Это не имело ничего общего с кем-то определенным, скорее с настойчивым тоном, которым она говорила о своем еще нерожденном малыше. Неважно, кто был отцом, материнская забота о ребенке нашла отклик в сердце Шэнь Ляншэна. Узнав, что ей негде остановиться, он решил идти до конца. Он планировал поселить ее в гостевой комнате на несколько дней, пока не купит билет и не найдет кого-нибудь, чтобы сопровождать ее.

Цуй Чжао-ди не была волевой личностью и согласилась бы со всем, что бы ни решил молодой господин. Она устроилась в поместье с маленькой сумкой вещей, не выходя из комнаты без необходимости. О том, чтобы есть за одним столом с Шэнь Ляншэном, естественно не было и речи. Однако она искренне думала, что он был хорошим человеком, в отличие от своего старшего брата.

Конечно, Шэнь Ляншэну было далеко до хорошего человека. Он не ожидал такого, когда убивал мужчину, и косвенно навлек на нее все это. Все, что он мог – возместить ей это деньгами.

Сначала, она отказывалась брать их, но Шэнь Ляншэн настаивал: «Просто возьмите их».

Она так и сделала, и ее мнение о нем только улучшилось.

Билеты на поезд были на двадцать второе января. Сильный снегопад обрушился на город в ночь двадцать первого января, что «Вон Лик» точно предсказывал как Дахань*.

Двадцать второе выпало на воскресенье, и Шэнь Ляншэн, за неимением лучшего занятия, собрался ехать на станцию.

Сопровождающий, найденный Шэнь Ляншэном, был секретарем, чей дом также находился к югу. Он был в совершенном восторге, услышав, что отпущен вплоть до Китайского Нового Года и, что лучше всего, ему продолжали платить. В день отъезда он прибыл с двумя громоздкими чемоданами на буксире и сияющей улыбкой. Даже Шэнь Ляншэн поддразнил его: «Переезжаешь в пригород?»

«Вовсе нет. Просто возвращаю кое-что семье».

Секретарь был дружелюбным человеком в свои двадцать с небольшим. Он должен будет провести остаток поездки с мисс Цуй, так что сразу начал разговаривать с леди и даже помог ей с багажом, не дожидаясь шофера. По правде, багаж у нее был небольшим, но Шэнь Ляншэн добавил еще пару вещей, узнав, что она заложила всю свою зимнюю одежду.

Может она и была беременна, но ей только исполнилось девятнадцать. Слишком застенчивая, чтобы говорить, но и чересчур смущенная, чтобы не ответить молодому человеку, бедная девочка стояла с опущенной головой и отвечала, только если с ней заговаривали.

Наблюдая все со стороны, Шэнь Ляншэн подумал, что эти двое немного смахивают на очаровательных молодоженов. В этом году ему исполнялось двадцать восемь, но он внезапно почувствовал себя старым. Смотреть на них было, словно смотреть на следующее поколение, и это заставляло его ощущать себя старшим.

Положив сумки, они сели в машину. Секретарь уселся на пассажирское сиденье, в то время как босс составил компанию Цуй Чжао-ди сзади.

«Будь осторожна по дороге», – добавил Шэнь Ляншэн как старший, которым он себя ощущал.

Девушка кивнула. Автомобиль миновал ворота поместья и свернул налево, когда Шэнь Ляншэн неожиданно повернулся, чтобы посмотреть назад.

«Останови машину!» – приказал он.

Шофер нажал на тормоза, но из-за снега машина проехала еще несколько ярдов, прежде чем остановиться. Застигнутая врасплох, Цуй Чжао-ди рванулась вперед, и ее руки поспешили закрыть выпирающий живот.

Она не имела представления, что произошло. Хотя она и не провела много времени с Шэнь Ляншэном, в голове она уже возвела его на пьедестал, как бодхисатву в храме. Он был высоко в небе, в лучах света, над смертными, лишенный всех эмоций.

Она наблюдала, как мужчина, почти спотыкаясь, выскочил из машины и неподвижно встал возле нее. В редком порыве смелости от шока она придвинулась к окну, силясь что-нибудь разглядеть.

Они отъехали рано утром, чтобы успеть на поезд, а Кембридж Роуд всегда была тихой улицей. Кроме их машины там был только один человек, стоявший в углу, дальше по улице.

Она догадалась, что Шэнь Ляншэн смотрел на этого человека. Должно быть, это был кто-то, кого он знал, но тогда, почему он просто стоял там? Почему не пошел поприветствовать его?

Примечания

Временное правительство Китайской республики – марионеточное прояпонское правительство, созданное японцами на оккупированной ими территории Северного Китая во время Японо-китайской войны. Номинально оно контролировало территории провинций Хэбэй, Шаньдун, Шаньси, Хэнань и Цзянсу.

* Стихотворные строки взяты из сонета №15 сборника Элизабет Барретт Браунинг «Сонеты с португальского», в переводе Якова Фельдмана.

Двадцать Восьмой год – 1939.

Чжао-ди – «чжао» означает «призывать», а «ди» – «невестка», но созвучно с «младшим братом». Многие семьи называли так своих дочерей, если хотели, чтобы после них родился мальчик.

Дахань – солнечный период, буквально означает «наибольший холод».

========== Глава 20 ==========

Цинь Цзин пришел к Шэнь Ляншэну по вопросу жизни и смерти, но это было скорее для Сяо-Лю, чем для него самого.

На самом деле Сяо-Лю не сделал ничего вопиющего. Мужчина всегда улыбался, словно Майтрея, но также был храбрым и преданным. И только из-за преклонного возраста матери и трех незамужних сестер он должен был оставаться «добропорядочным гражданином» и взвалить на свои плечи бремя семьи. Цинь Цзин никогда не рассказывал, чем занимался со своим другом, и даже перестал так часто навещать Лю из-за страха, что втянет их в неприятности, в которые мог угодить.

Слову все-таки удалось пробиться в оккупированные районы, вопреки японским рычагам управления в новостях и выступлениях. Преступлений японской армии в Нанкине* было достаточно, чтобы заставить всех и каждого из них умирать мучительной смертью тысячу раз подряд. Однако Сяо-Лю правда ничего не мог сделать и просто хранил обиду внутри. Позже, они с коллегами по бизнесу решили написать пьесу, дабы высмеять японских грешников и китайских предателей. И актеры, и публика знали, что на самом деле изображала «вымышленная история, происходившая в древние времена», но не говорили об этом, а лишь кощунственно проклинали в гневе.

Потом, в прошлом октябре, в чайный дом приехала «полиция» и без каких-либо твердых доказательств забрала Сяо-Лю в участок для допроса, очевидно ожидая выкупа. Напуганные сестры Сяо-Лю попросили Цинь Цзина о помощи, и тот помчался с деньгами и вызволил своего друга парой сладких фраз и фальшивой улыбкой. Сяо-Лю был осторожен и не показывал больше таких опасных пьес, но неожиданно его снова арестовали, спустя два спокойных месяца.

В этот раз дело было посерьезнее, и Сяо-Лю не был единственным, кто попал в беду без причины. Японцы обнаружили подпольные маршруты поставки продовольствия и медикаментов, организованные Коммунистической Партией в регионах Пекина и Тяньцзиня, и требовали раскрытия местоположения убежища преступников. В попытке угодить японским господам, «полиция» начала арестовывать людей направо и налево, и в конечном итоге чайный дом попал под их радар. Даже денег было недостаточно, чтобы выкупить его в этот раз. Поспрашивав в округе, Цинь Цзин выяснил, что эти арестованные были переведены в японское полицейское управление. Убедившись, что его крестная с дочерьми в безопасности, он отправился к Шэнь Ляншэну за идеями.

Двадцать второго рано утром Цинь Цзин пришел на Кембридж Роуд, но, увидев знакомые металлические ворота, остановился на углу улицы, чувствуя себя немного виноватым за то, что делает. Он был тем, кто провел черту между ними, и даже не навестил мужчину, когда скончался его отец. Сейчас он был здесь только потому, что нуждался в помощи этого человека. Учитель не знал, что Шэнь Ляншэн о нем подумает.

Будь это проблемой самого Цинь Цзина, он никогда не стал бы беспокоить Шэнь Ляншэна, но на кону стояла жизнь его друга. Подумав какое-то время, Цинь Цзин уже собирался идти дальше, когда ворота открылись, и выехала машина. Он не знал, был Шэнь Ляншэн внутри или нет, и все еще размышлял, что делать, как вдруг машина остановилась. Мужчина вышел из транспорта и посмотрел на него, стоя у автомобиля.

Улицы были тихими. Цинь Цзин плохо видел лицо мужчины на расстоянии больше ста ярдов, но проследил каждую его деталь в своем сознании.

Ничего нельзя вернуть, раз выбор уже сделан. Он никогда не сожалел об этом, но ясно осознавал, что все еще неравнодушен к мужчине. Не должен бы был, но был, тем не менее.

Чувства не казались сильными, так как он не видел его. Каждодневная рутина не давала ему часто думать о мужчине. Но в тех редких случаях, когда все-таки думал, он напоминал себе, что сам выбрал это, и снова приходил в норму.

Однако сейчас, когда он вновь смотрел на него…

Цинь Цзин ощутил внезапную боль в груди. Это был не плод воображения, а реальная боль, следующая за каждым ударом его сердца. У него закружилась голова, а в глазах все стало белым, как солнечный свет в день их прощания, как улица впереди, вымощенная снегом.

Цинь Цзин смотрел на мужчину минуту или две, когда, наконец, пришел в себя и пошел навстречу.

Шэнь Ляншэн уже отбросил панику, охватившую его, когда он остановил машину. Пока Цинь Цзин подходил, он тоже начал идти, засунув руки в карманы пальто. Его шаги были быстрее обычного, но оставались уверенными. Дойдя до мужчины, он надлежащим образом поприветствовал:

«Давно не виделись».

«… ага».

Собравшиеся было кусочки Цинь Цзина, рассыпались вновь, когда он услышал голос мужчины. Он был ошеломлен и даже не подумал сказать что-то подходящее случаю.

«Ты меня ищешь?»

«Ага…»

«Поговорим внутри».

Умный секретарь последовал за боссом из машины и стоял возле нее. Он видел, как Шэнь Ляншэн махнул рукой, и понял: босс хочет, чтобы они ехали без него. Нырнув обратно в машину, он сказал Цуй Чжао-ди:

«Мисс Цуй, у начальника другой гость. Поедем дальше, чтобы не опоздать на поезд».

«Эм, Вы можете подождать всего секунду, пожалуйста?»

«Извините?»

Секретарь подумал, женщина хотела подождать Шэнь Ляншэна, и собирался отговорить ее от этого, но она уже вышла из машины. Затем,

постояв, вероятно, с полминуты возле автомобиля, без его напоминания она вернулась внутрь.

«Простите, что заставила ждать», – тихо сказала она, затем опустила голову и погрузилась в молчание.

У нее не хватало смелости любить его. Он был так высоко в небе, в сиянии, что она даже не смела таить надежду. Однако она знала, что у нее больше не будет шанса снова увидеть его в этой жизни, так что набралась смелости посмотреть на него в последний раз. У нее также была крошечная надежда, что он может взглянуть на нее и помахать на прощание.

Шэнь Ляншэн правда видел, как Цуй Чжао-ди вышла из машины, но не имел желания придерживаться даже элементарных манер. Проходя с Цинь Цзином обратно в ворота, он заметил свисающую с его стороны руку мужчины и красные от холода пальцы. Он почувствовал раздражение, которое побуждало его отругать мужчину за то, что тот не носит перчатки в середине зимы, но потом осознал, что не имеет права говорить такие вещи. Ощущая разочарование, он не мог думать ни о ком другом.

Шэнь Ляншэн видел ее, так что, вполне естественно, Цинь Цзин заметил ее тоже. Он никогда не встречал Цуй Чжао-ди и не знал, кем она приходилась Шэнь Ляншэну, но он видел, как она, покинув транспорт, смотрела в их направлении, положив руку на живот. Ее глаза были полны нежности, но она робко опустила их, когда их взгляды встретились, и вернулась в машину, не произнеся ни слова.

Он женился? Вероятно, нет. Если бы женился, это должно было быть в газетах. Возможно, он не мог вступить в брак, так как еще не прошло и года после кончины его отца. Но если они ждут ребенка, то, по крайней мере, позже будет банкет*.

Мысли Цинь Цзина постоянно вращались, когда он прошел в дом с Шэнь Ляншэном. Чуть раньше в его груди болело, но сейчас все было нормально, все прошло.

Когда двое вошли в гостиную, горничная была в шоке, увидев Цинь Цзина, и не могла не улыбнуться учителю, подавая чай. Цинь Цзин улыбнулся в ответ, и улыбка не сошла с его губ, когда он повернулся к Шэнь Ляншэну, чье сердце от этого вида пропустило удар.

«Что я могу для тебя сделать?» – бизнесмен зажег сигарету, чтобы, более или менее, скрыть это сопротивление, и ровно спросил.

Цинь Цзин прямо объяснил ситуацию и наблюдал за реакцией на лице Шэнь Ляншэна.

«Я понимаю. Будь спокоен и жди хороших новостей», – Шэнь Ляншэн согласился помочь, не предъявляя никаких условий и не задерживая его всякими глупостями.

«Извини, что прошу о такой большой услуге».

«Ерунда».

После важного разговора, в комнате на мгновение воцарилось молчание, и оба одновременно начали говорить:

«Я…»

«Почему бы тебе не остаться на обед?»

«Нет, – Цинь Цзин замотал головой. – Мне нужно идти».

Шэнь Ляншэн пристально смотрел на учителя. Цинь Цзин смотрел в ответ несколько секунд, прежде чем повторить: «Я пойду. Еще раз спасибо».

«Тогда я не буду тебя провожать, – Шэнь Ляншэн встал и указал рукой. – Сюда, пожалуйста».

Хотя, когда они расстались, Шэнь Ляншэн и думал «легко найти – легко и потерять», правда была так горька, что гордость не позволяла ему признать ее. Он бы солгал, сказав, что не надеялся, что был более важен для Цинь Цзина, чем кто-либо или что-либо, и что мужчина выберет остаться с ним.

Теперь, возвращаясь в настоящее, Шэнь Ляншэн не винил мужчину за то, что тот пришел только за помощью. Он также не винил его за желание уйти сразу после решения дела. Шэнь Ляншэн правда не ощущал досады. Скорее, чувствовал радость: с одного только взгляда он мог сказать, что у мужчины все еще есть чувства к нему. Потом, когда Цинь Цзин увидел вышедшую из машины Цуй Чжао-ди, Шэнь Ляншэн прекрасно знал, что это приведет к недоразумению. Однако не стал ничего объяснять, чтобы вопрос взвешивался в сознании мужчины еще несколько дней.

«Цинь Цзин, – Шэнь Ляншэн сказал, что не станет провожать мужчину, но все же прошел до входной двери и даже доброжелательно напомнил. – Ты выглядишь еще более тощим. Впредь береги себя».

Цинь Цзин был на шаг впереди бизнесмена, но запнулся от произнесенных нежных слов. Однако он не обернулся и только пробубнил что-то в ответ.

Шэнь Ляншэн ничего больше не сказал и весело размышлял, пока другой мужчина шел через сад по направлению к воротам: Цинь Цзин, ты только причиняешь себе боль, стараясь двигаться дальше, когда очевидно, что ты не можешь.

Цинь Цзин оставил позади поместье и продолжал идти по тихой улице, даже не остановившись, пройдя перекресток, ведущий к трамвайной остановке.

Остаток вчерашнего снега все еще висел в мрачных тучах, фильтруя солнечные лучи так, что просвечивал лишь голубоватый свет. Он навис над покрытой снегом землей, словно гигантская опрокинувшаяся чаша, удушающая запертых под ней.

Цинь Цзину не было так уж плохо. Его логика была ясной, и в голове не помутнело, когда он разговаривал с Шэнь Ляншэном.

Только сейчас, оставив некоторое расстояние позади и позволив нервам успокоиться, он почувствовал, что слегка сбит с толку. Прошел год, или около того, с их последней встречи, и теперь у мужчины была жена и ребенок. В конце концов, они были в положенном для этого возрасте. Он должен был ожидать такого поворота и не удивляться, когда непосредственно столкнется с новостями. Как глупо с его стороны.

Потом он вспомнил, как мужчина сказал ему, беречь себя, так словно… так словно….

Следующее, о чем подумал Цинь Цзин, была его мать, говорящая ему, в то время, когда еще была способна узнать его: «Мой дорогой, ты теперь сам по себе». Позже, она позабыла, кем он был, и впала в беспамятство. Она ушла, даже не взглянув на него снова.

Внезапно Цинь Цзин почувствовал себя обиженным. Однако это не было из-за Шэнь Ляншэна. Прежде всего, он был тем, кто оставил мужчину, и было бы нелепо ждать, что тот продолжит тосковать по нему. Он просто чувствовал обиду, и коль скоро не мог винить Шэнь Ляншэна, он шел, плачась маме, словно капризный ребенок:

«Как вы хотите, чтобы я справлялся сам, когда оба – ты и папа – покинули меня?»

Обижен то он был, но сердце его не болело вовсе. Он прошел еще немного и внезапно ощутил боль в животе. Это не было обычными спазмами, как раньше. Он не так уж много съел этим утром, но все больше и больше чувствовал тошноту.

Он поспешил к дереву в стороне и, как только коснулся коры, его вырвало. В его желудке не было ни еды, ни кислоты. То, что вышло, было небольшим коричневатым комком. Понадобился момент, чтобы Цинь Цзин осознал: это была кровь.

Это не была свежая, алого цвета кровь, скорее старый ржавый кусок, укрывшийся в прежде нетронутом снегу под деревом.

Словно что-то внутри него, погибнув, исчезло из поля зрения, и только теперь трухлявое мертвое тело встретилось с дневным светом.

Цинь Цзин ощущал головокружение ранее, но после того, как его стошнило, в голове снова прояснилось.

Держась за дерево, Цинь Цзин недолго смотрел на кровь. Он размазал пятно кончиком туфли, присыпал снегом поблизости и затем продолжил свой путь.

Хотя Шэнь Ляншэн и планировал оставить Цинь Цзина томиться из-за собственной горечи, он не медлил в более серьезном деле – Сяо-Лю был освобожден рано утром во вторник.

Цинь Цзин не хотел, чтобы друг чувствовал себя обязанным, и не рассказал ему, что получил помощь от Шэнь Ляншэна. Он только сказал своему другу, что деньги творят чудеса. Сяо-Лю думал, что друг отдал за него все свои сбережения, так как был все еще в состоянии шока и не мог трезво мыслить. С красным от стыда лицом, мужчина продолжал извиняться и даже сказал, что продаст чайный дом, чтобы оплатить долг. Цинь Цзин остановил его одним риторическим вопросом:

«Как ты собираешься справляться без чайного дома?»

«Тогда … я… ты….»

«Поверь мне, я не заплатил так уж много, – Цинь Цзин знал, друг не поверит, если он скажет, что это деньги крестной, так что он назвал среднюю сумму, похлопывая по его лбу. – У меня всего один рот, который нужно

кормить, и не на что использовать завалявшиеся деньги. Они не потребуются мне в скором времени. Будешь думать об этом, когда сестры выйдут замуж, а ты найдешь себе жену».

Разговор напомнил Цинь Цзину, что он также не мог отплатить за услугу Шэнь Ляншэну, и нужно будет попытаться компенсировать это финансово. Он не имел представления, как мужчине удалось вызволить его друга, но был уверен, что потребовалось больше, чем просто некоторые связи. Учитель не знал, какой точно была сумма, а мужчина, вероятно, тоже не будет честен на этот счет, но он считал, что должен вернуть столько, сколько сможет.

Вечером того же дня Цинь Цзин пришел к поместью Шэнь, чтобы выразить свою признательность. Он специально решил пойти прямо перед ужином, когда, по его мнению, Шэнь Ляншэн вероятнее всего будет дома. Однако оказалось, что у бизнесмена были планы, и его не будет дома какое-то время. Прислуга хотела подать Цинь Цзину ужин, пока он ждет, но тот подумал, что будет неуместным ужинать в отсутствие хозяина. Поэтому он отказался от этой идеи и прождал до половины десятого.

Первое, что увидел Шэнь Ляншэн, когда вернулся домой, был Цинь Цзин, сидевший на диване с горничной, с которой учитель был близок. Двое оживленно болтали.

Внимание горничной отвлеклось от беседы, и тогда она заметила Шэнь Ляншэна в гостиной. Она тотчас же встала и попятилась к краю комнаты: «Молодой господин».

Учитель встал вместе с ней и с улыбкой кивнул мужчине.

«Когда ты пришел?» – холодный уличный воздух все еще льнул к Шэнь Ляншэну, но он ощущал что-то теплое внутри. Допытываясь, он шагнул ближе к мужчине, а его тон уже не был таким сдержанным, как в прошлую их встречу.

«Только что».

«Ты уже поел?»

«Да».

«Что?»

«Э-э…»

Шэнь Ляншэн на самом деле не верил словам учителя и просто хотел поиграть с ним. Он стрельнул вопрошающим взглядом на горничную в стороне, которая поняла его вопрос и в свою очередь честно помотала головой.

«Давай поедим еще. Я и сам не так уж много съел на ужин», – не разрывая лжи, Шэнь Ляншэн попросил слуг приготовить еду. Тем временем, он сел рядом на диван.

Цинь Цзин не хотел ужинать с мужчиной, так же как и не хотел сидеть так близко к нему, но не пересел, так как должен был поговорить с ним.

«Оставим это, пока не поедим, – вмешался Шэнь Ляншэн. Он мельком глянул на мужчину и сделал, по-видимому, обычное замечание. – Мне кажется, или ты еще больше похудел с нашей последней встречи?»

«Я не знаю…» – комментарий заставил Цинь Цзина чувствовать себя еще более неудобно, и, в конечном итоге, он отодвинулся, создавая некоторое расстояние между ними.

Шэнь Ляншэна это не обеспокоило. В конце концов, между ними все еще существовало недопонимание, а учитывая характер учителя, было бы странным, если б он не отстранился. Кроме того, Шэнь Ляншэн действительно думал, что Цинь Цзин неважно выглядит, и начал жалеть, что нарочно дразнил его. Теперь Шэнь Ляншэн захотел все рассказать мужчине, чтобы тот не навыдумывал лишнего и не грустил в одиночку.

«В прошлом году мой отец…. Уверен, ты видел это в газетах».

Так, он начал с кончины отца и рассказал о смерти брата. Он явно не собирался быть откровенным насчет этого и сказал Цинь Цзину, что его брат скончался от курения опиума. Потом он рассказал о еще не рождённом ребенке, которого оставил его брат, объяснив все о Цуй Чжао-ди.

«Шэнь Ляншэн… – Цинь Цзин не сомневался в его словах. В Наньши было много опиумных притонов, и время от времени, находились тела, лежащие у дороги. Он предложил свои искренние соболезнования. – Мне очень жаль слышать это».

Цинь Цзин звучал весьма правдиво, но Шэнь Ляншэн был не очень доволен: не такой реакции он ожидал. Ничего не изменилось на лице учителя, когда он услышал, что Цуй Чжао-ди никак не была связана с мужчиной, и даже трудно было сказать, был ли он рад или нет.

«Цинь Цзин… – начал Шэнь Ляншэн, но был прерван горничной, накрывающей на стол. – Давай поедим».

Цинь Цзин ходил к врачу по поводу своего желудка и взял лекарство. Он следовал предписаниям врача: оставаться с пустым желудком полдня, прежде чем плавно перейти к простой каше. Он колебался, стоит ли начинать есть различные блюда со стола, но не хотел, чтобы Шэнь Ляншэн знал, что у него проблемы с пищеварением. Он съел всего понемногу, но перестал, когда ему стало нехорошо.

Видя, что мужчина остановился с побледневшим лицом, Шэнь Ляншэн подумал, что еда расстроила его желудок, так как он слишком долго был голодным. Он не заставлял мужчину есть, а подал ему чашку супа. Затем мягко спросил, наблюдая, как мужчина доедает суп: «Все еще болит?»

«Больше нет, – осознав, что мужчина видит его насквозь, Цинь Цзин кивнул, отодвигая чашку, и встал. Он решил сказать то, что нужно было сказать и уйти. – Еще раз спасибо за то, что ты сделал для Сяо-Лю. Наверное, я не смогу отплатить тебе за эту услугу, и это не единственное, за что я тебе должен…»

«Цинь Цзин, – Шэнь Ляншэн тоже встал и обошел вокруг стола, его глаза были прикованы к мужчине все это время. – Я уже говорил тебе. Ты мне ничего не должен».

В прошлый раз, когда он говорил подобное, это означало прощание, но на этот раз это было сказано с намерением снова быть вместе.

Шэнь Ляншэн думал, что этот инцидент с Сяо-Лю был толчком. Пламя в его сердце снова вспыхнуло, словно подбросили дров в затухающий костер. Теперь, когда у него была цель, его мысли наткнулись на проблему. Он колебался, как начать, когда другой мужчина заговорил:

«Знаю, что «спасибо» в карман не положишь, но мне больше нечего предложить…. В любом случае, спасибо за слова, что я тебе ничего не должен. И, ну, есть ведь еще и деньги…. Я мог бы….»

«Нет, все в порядке».

«Нет, не в порядке. Я не могу позволить тебе тратить свои деньги на это».

«Почему… – Шэнь Ляншэн хотел разъяснить, что он не потратил ни пенни, вызволяя Сяо-Лю, но его очень сильно расстроило, что Цинь Цзин настаивал на проведении границы между ними. В итоге, он спросил напрямую. – Почему ты ведешь себя со мной, словно незнакомец?»

На что Цинь Цзин только помотал головой, и значение этого жеста осталось для Шэнь Ляншэна загадкой. Двое погрузились в молчание на несколько секунд, прежде чем Цинь Цзин заговорил: «Уже поздно. Мне надо идти».

«Я отвезу».

«Нет, спасибо».

«Я…»

«Нет, все нормально».

Шэнь Ляншэн не был уверен, что еще сказать, и стал немного нервным. Он прошел с мужчиной до входной двери, как в прошлый раз, и хотел идти дальше, но Цинь Цзин снова заговорил:

«Спокойной ночи».

Отопление было включено, но гостиная была просторной, и не было слишком жарко. Несмотря на это, тонкий слой пота скопился на лбу Цинь Цзина, после столь долгого пребывания в хлопковой одежде. Шэнь Ляншэн не хотел выпускать его на холод в таком состоянии и схватил его за руку.

«Хотя бы подожди, пока не обсохнешь», – сказал он, стараясь быть терпеливым, насколько это было возможно.

«Я просто воспользуюсь своим шарфом», – Цинь Цзин дважды обернул шею шарфом, отрывисто поклонился мужчине и продолжил свой путь к выходу.

Зимняя ночь была холодной. Покрытая снегом улица была прежней, но в этот раз Цинь Цзину не было так тяжело идти по ней.

Он распознал стремления Шэнь Ляншэна снова быть вместе, и осознал, что с Цуй Чжао-ди возникло недоразумение. Однако он решил не возвращаться к былому. Это недоразумение стало своеобразным превью для Цинь Цзина. Рано или поздно, Шэнь Ляншэн должен будет жениться и обзавестись детьми. Посреди пылкого романа он полагал, что сможет игнорировать это и закрыть глаза на многие вещи, но этот мираж рассеялся от мимолетного взгляда.

Что касается отношений Шэнь Ляншэна с японцами, Цинь Цзин понял, что больше не был тем, кто вправе судить, так как сам воспользовался этими отношениями. Однако он не планировал прекращать свою текущую работу. В итоге все свелось к тому, что они были из разных миров.

С самого начала они никогда не были одинаковыми. Они, в самом деле, любили, но у этой любви не было будущего. В конце концов, она тихо умерла

изнутри, и ее мертвое тело было изгнано вместе со сгустком крови цвета старой темной ржавчины.

Цинь Цзин шел легким шагом по улице, тело согрелось, а голова была ясной, как день. Шарф на его шее связала для него мама перед тем, как он уехал из Тяньцзиня учиться. Он был сделан из лучшей пряжи и оставался плотным и теплым после долгих лет носки.

На самом деле, его семья никогда не была далеко. Они до сих пор нежно держали его, согревая.

Желая отплатить Шэнь Ляншэну деньгами, Цинь Цзин решил продать свой дом. По правде, у него было не так уж много сбережений, да и те, что были, он уже пожертвовал. Теперь, если хотел собрать этот капитал, у него не было другого выхода кроме продажи дома.

Школа была на зимних каникулах, но сотрудники все еще контактировали. Услышав новости, коллеги стали расспрашивать вокруг в поисках покупателей. Цинь Цзин тоже думал, что лучше продать через общих знакомых. Так, он даже мог бы приходить навещать дом в будущем.

В начале февраля Фан Хуа вышла замуж за бестактного, но, тем не менее, стойкого, коллегу. Как говорится, «кто ждет – тот дождется», и мужчина, наконец, получил то, за что так долго боролся.

Гости на свадьбе в основном были из семьи, друзей, и, конечно, коллег, которые сформировали отдельный стол. Цинь Цзин присоединился к веселью, но не прикасался к алкоголю. Он знал, что не может и дальше раздражать свой желудок.

«Цинь Цзин, ты можешь не пить за все остальное, но должен выпить за мой тост».

После нескольких кругов, жених подошел к Цинь Цзину и обхватил его рукой: «Спасибо тебе… Мне, правда, нужно поблагодарить тебя. Если бы не ты…»

«Остановись на этом, – Цинь Цзин знал наверняка, что мужчина пьян, и что тот собирался сказать. Он быстро прервал его и чокнулся с ним стопками. – Просто оставь это при себе, а я выпью».

«Нет, я настаиваю. Теперь слушай… – это вовсе не отбило у мужчины охоту, в доказательство его опьянения. Выпив свою рюмку, он схватил руку Цинь Цзина и искренне произнес. – Если бы не ты, у меня не было бы шанса жениться на ней».

«Вам нужно перестать пить, мистер», – усмехнулся Цинь Цзин, похлопав мужчину по спине.

На самом деле, Фан Хуа заметила, когда он расстался с Шэнь Ляншэном, и сделала еще одну попытку, но Цинь Цзин снова отверг ее. После этого она, наконец, сдалась.

Цинь Цзин сожалел, но он также и не хотел разрушать ее будущее. Несмотря на то, что уже решил не возвращаться к былому, Цинь Цзин все же думал, что, вероятно, не сможет снова полюбить кого-то другого в этой жизни.

Если он не мог влюбиться в нее, тогда он не должен стоять на пути к ее счастью. Человек, за которого она выходила сейчас, на самом деле был хорошим. Мужчины – создания гордые, и, несмотря на его пьяное состояние, нужно было действительно искренне любить, чтобы сказать то, что он сказал.

К концу банкета группа гостей планировала штурмовать комнату молодоженов*. Цинь Цзин не желал принимать участие и решил постоять в сторонке, наблюдая за их забавами.