Текст книги "Пока смерть не разлучит нас (ЛП)"

Автор книги: Tangstory

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

«Ты видишь то, что вижу я, Цинь-кэкэ? Вокруг пляшет большое зеленоглазое чудище».

«Будь я проклят, ты права!»

«Бедняга, вероятно, просто тоже хочет называться кэкэ».

«Да, я убежден».

«Но если он хочет, чтобы люди называли его кэкэ, то не должен вести себя, как крутой парень все время. То есть, кто наберется смелости сказать это, когда у него такое лицо?»

«Хах, хватит уже. Он сейчас заплачет!»

«О-о, ладно тебе. Не плачь. Мы будем звать тебя Шэнь-кэкэ, если это осчастливит тебя, о’кей?»

«Давай, Шэнь-кэкэ, покажи нам жемчужно-белые».

Конечно, так называемое зеленоглазое чудище не стало утруждать себя возражениями, или, может, оно было слишком расстроенным для этого.

Теперь Шэнь Ляншэн, стоя у кровати, смотрел, как Цинь Цзин укутал себя, словно весенний ролл, только голова торчала наружу. Видя его дико парящие волосы и слыша игривый тон, когда тот назвал его кэкэ, он совсем не хотел оставлять мужчину.

К сожалению, но даже так, он должен был идти. Тяньцзинь был не совсем Китаем, но и не совсем заграницей. Они отмечали Грегорианский Новый Год, но обычаи были, более или менее, китайскими. Все гости ожидали внизу, чтобы Шэнь Ляншэн произнес новогодний тост, отмечая еще один удачный год в бизнесе, предвкушая еще больше дохода и благополучия в наступающем году.

«Цинь Цзин, – Шэнь Ляншэн потянулся пригладить непослушные волосы. – Я увижу тебя снова уже в следующем году».

«Что? – Цинь Цзин замялся, но, подумав об этом, усмехнулся. – А да, ты прав».

«Увидимся в следующем году».

«Ага, увидимся в следующем году».

Когда Шэнь Ляншэн ушел, Цинь Цзин лежал на кровати, и вот уже сонливость угрожала завладеть им. Чтобы остаться бодрствующим, он начал искать, о чем бы поразмышлять.

В итоге все, о чем он мог думать, был Шэнь Ляншэн: он лежал на его постели, завернутый в его одеяла, ощущая его запах – каждая мысль вращалась вокруг него.

Он по-прежнему был полураздетым, и легкое трение о мягкие простыни снова возбудило его.

Ублажая самого себя, он перевернулся и обнял одеяла, пахнущие мужчиной. Он думал о нем, лежа среди его запаха, потираясь бедрами и досадуя на новую эрекцию, но отказываясь использовать руки для облегчения.

Он хотел дождаться его возвращения, его рук и ощущения его достоинства глубоко внутри…

Цинь Цзин вздохнул с покрасневшим от смущения лицом и нырнул назад под одеяло. Он действительно становился бесстыдным, и ничто не могло ему помочь.

Возможно, уже пошел обратный отсчет, так как внизу стало очень шумно от поздравительных возгласов и криков, которые почему-то казались чужими и далекими.

Цинь Цзин высунулся и посмотрел в окно. Это было словно картина в рамке за мерзлым стеклом: одна из тихих ночей, с тусклыми звездами и убывающей луной.

И тогда, среди одиноких небесных тел расцвели цветы: вероятно, кто-то зажег фейерверки в саду. Некоторые взорвались высоко у окна, освещая ночь.

Огненные цветы распустились, цветя и увядая в течение нескольких секунд существования, в ночи и его глазах. Позже, когда он возвращался к этой сцене, она казалась такой же короткой, как все, что было между ними, и такой же длинной, как остаток их жизни.

Однако в этот момент он мог думать только о том, что Шэнь Ляншэн сказал ранее: «Увидимся в следующем году».

Почему-то его глаза заболели, и ему захотелось плакать, но в конце на его лице появилась улыбка.

Улыбнувшись, он вспомнил классическую поэму.

Древние давно умерли, но их поэзия наращивала новое кольцо с каждым прочтением. Каждая буква и каждое слово, казалось, в совершенстве подходили.

В особенности:

Находясь с ним месяц за месяцем, год за годом

Долгая ночь кажется даже еще дольше*.

Примечания

Кэкэ – употребляется при обращении к старшему брату.

О поэме*: Это строка из поэмы У Жуня (469 – 520). Вся поэма повествует о мертвом дереве утун, из которого была сделана изысканная пипа (кит. лютня). Инструмент был найден императором. С этих пор пипа, осыпанная великолепием рядом с ним, забывает о своем происхождении. Это – политическая сатира на аристократию, которая выглядит величественно и элегантно, но на деле является мертвым деревом. Строка, которую цитирует Цинь Цзин, может быть воспринята, как утверждение о любви, но в оригинальном контексте «с ним» относится к императору.

========== Глава 14 ==========

Хотя Республика ввела Грегорианский календарь с момента образования и установила первое января как День Нового Года, для людей год не заканчивался, пока не миновала традиционная дата. Только тогда новый «Вон Лик»* сменял старый.

Шэнь Ляншэн собирался провести канун Нового Года у своего отца – воссоединяющий ужин конца года. У Цинь Цзина тоже были свои планы: с тех

пор, как его родители скончались, он проводил последний день года у Лю, и этот год не был исключением. Поэтому двое встретились в двадцать седьмой день*, перед тем как отправиться каждый по своим делам.

В канун Нового Года Шэнь Ляншэн приехал в особняк отца после полудня. Как только он вошел, слуга, взяв его пальто и шляпу, известил: «Хозяин у алтаря. Он просит Вас встретиться там».

Шэнь Ляншэн кивнул и направился к алтарю. Он постучал и вошел, получив разрешение Шэнь Кечжэня. В тот же миг он был атакован густым и слегка жгучим запахом благовоний.

Возможно, Шэнь Кечжэнь осознал давние прегрешения и начал ценить свою жизнь в последние годы. Он знал способности младшего сына и видел в нем наследника своего достояния, поэтому постепенно отпускал бразды правления. Он занял позицию преданного буддиста, дабы избежать плохой кармы и прожить еще несколько лет.

Нет нужды говорить, что Шэнь Ляншэн не верил в вещи такого рода, но, чтобы угодить отцу, он с большим уважением поприветствовал его и уселся для разговора, только преподнеся благовония Будде.

Шэнь Кечжэню было далеко за шестьдесят, но он не набрал много веса, как большинство в его возрасте, и прибывал в хорошем настроении, так как следил за своим телом. Сначала, он не был высокого мнения о Шэнь Ляншэне, по большей части из-за родословной: иметь любовницу и воспитывать сына – это две разные вещи – и позволил жене изгнать мальчика очень далеко ради хорошего образования. Теперь, однако, этот мальчик был единственной надеждой продолжения дела Шэнь, поэтому он должен был отбросить свои «пуританские» убеждения и играть любящего отца, независимо от того, что было уже немного поздно.

К счастью, европейская кровь Шэнь Ляншэна не была так очевидна. Он преимущественно унаследовал цвет лица матери, но в нем определенно присутствовала схожесть с Шэнь Кечжэнем. Это удовлетворило старика и, вместе с намерением исправить собственные ошибки, сделало доброту, которую он показывал последние несколько лет, искренней.

Отец и сын сначала поговорили о сегодняшней политике и бизнесе, начиная от их собственной текстильной фабрики, до недавних действий японцев в Тяньцзиньской Торговой Палате. Они перечислили все компании, которые установили отношения с так называемой «Синчжун компани» и японскими дзайбацу, во главе с Восточной Разрабатывающей Компанией. Затем, они проанализировали положение дел на грядущий год, и только потом Шэнь Кечжэнь неловко начал: «Так, из того, что я вижу…»

Но так и не закончил предложение. А думал Шэнь Кечжэнь о том, что работа с японцами – неизбежна, если они хотят сохранить приток денег. Он хотел подкинуть сыну пару советов, но был осторожен в выборе слов. Его смелость с возрастом поубавилась, а так как он обратился к буддизму, и бодхисатва, в конце концов, смотрел с алтаря, он боялся, что такое вероломство выйдет ему боком.

«Будь уверен, – Шэнь Ляншэн знал все, о чем думал мужчина, и взял инициативу на себя, – я посмотрю и буду действовать по обстоятельствам».

Шэнь Кечжэнь был рад, что его сын так наблюдателен, и кивнул с одобрением: «Я никогда не волнуюсь, если речь идет о тебе». Потом внимание перешло на личные дела Шэнь Ляншэна: «Это напомнило мне, я слышал, ты проводишь время с дочкой Вана».

«Мисс Ван – занимательная персона», – хотя эти двое были так далеки от романа, как только возможно, Шэнь Ляншэн не прояснил этого, а только бегло ответил.

«Я видел эту девочку. Симпатичная девушка, надо сказать, – Шэнь Кечжэнь, улыбаясь, пил свой чай. – И очень оживленная. Восполняет то, чего тебе не хватает».

«Мхм».

«Тебе исполнится двадцать семь в этом году. Самое время остепениться… – Шэнь Кечжэнь опустил чашку и взглянул на сына. – Но опять же, я был таким же в твоем возрасте. Я просто хочу сказать: игры – это только игры. Лучше не позволять им мешать более важным делам».

Собственная прислуга Шэнь Ляншэна никак не была связана с отцовской, но между резиденциями происходили доставки туда-обратно, и какой-нибудь любитель посплетничать сболтнул лишнего. Его отец, более или менее, был осведомлен о новом «друге» и думал, что это был кто-то из оперного театра. Он не обращал на это большого внимания, даже не утруждаясь спросить имя этого «друга». Когда-то он тоже был плейбоем и забавлялся с актерами и так далее. Он просто хотел предупредить сына: ему было наплевать на его игры, но те не должны были мешать его жизни.

И Шэнь Ляншэн все понимал, но он также знал, что его отец не так уж переживал об этом. Иначе, пожилой мужчина не коснулся бы этой темы так неосторожно. Так что, он просто кивнул и напустил беспечный вид.

«В любом случае, я полностью тебе доверяю, – еще раз подчеркнул отец, прежде чем выдохнуть. – В отличие от твоего брата…»

Затем он погрузился в молчание, думая, что это – карма. Этот кусок дерьма – старший сын – был послан кармой, чтобы отомстить ему.

Шэнь Ляншэн нехотя успокоил своего отца, когда раздался слабый стук в дверь. Слуга объявил о прибытии старшего сына Шэнь Кечжэня с женой.

«Хозяин, прибыли молодой господин и госпожа».

Брат Шэнь Ляншэна был почти на десять лет его старше. У него и его первой жены была дочка, но она умерла, будучи еще в подгузниках. Это привело к развитию у жены депрессии и к ее последующей кончине.

На старшего сына, который никогда не переставал доставлять ему неприятности, Шэнь Кечжэнь тратил больше времени и усилий. Он устроил для него еще один подходящий брак, но, к сожалению, спустя восемь лет у новой пары все еще не было детей. Было очевидно, что эти отношения – лишь номинальные, ради сохранения лица обеих семей.

Несмотря на многочисленные провалы сына, Шэнь Кечжэнь не хотел портить веселого настроения в праздники. В ожидании ужина четыре члена семьи уселись играть в маджонг, можно сказать, весьма мирно. Имя женщины в девичестве было Ли Вань-сянь*, но оно не подходило ни ее внешности, ни характеру. Она определенно могла быть описана, как умная и скупая женщина. Развод был маловероятен, но двое жили каждый своей жизнью и даже имели разные чековые книжки.

Пока они играли за столом, Шэнь Ляншэн заметил ее роскошный наряд и был почти ослеплен светом, танцующем на ее бриллиантовом кольце. С другой стороны, его брат, казалось, даже не потрудился приодеться к Новому Году. Его костюм был староват, а воротник даже не был отглажен. Было очевидно, что он не только бездельник, но также не пользовался уважением дома.

Шэнь Ляншэн сидел напротив своего брата и бросил на него пренебрежительный взгляд. Старший брат заметил и посмотрел на младшего в ответ.

Они сцепились глазами, и первым отступил старший, улыбнувшись. Он знал, что брат смотрел на него свысока, но не осмеливался противостоять ему. Интересно, но он все еще помнил юного Шэнь Ляншэна с кукольным личиком, редко говорившего или смеявшегося. Мальчик сидел у него на коленях и не плакал, как бы сильно он не щипал его за щеки забавы ради.

К сожалению, эти дни давно прошли. Сейчас он не мог ударить его. Все, что он мог – лизать его ботинки, но даже не знал, как начать. Брат действительно вселял в него ужас.

После семейного ужина брат Шэнь Ляншэна неуверенно попросил старика о разговоре в кабинете, скорее всего о деньгах. Шэнь Ляншэн остался в гостиной с невесткой, не ведя никакой беседы.

Ли Вань-сянь чинно сидела на диване, очищая арахис красными накрашенными ногтями. Она осторожно счищала слои, совершенно игнорируя Шэнь Ляншэна. Не желая этого фиктивного брака, который был словно тюремным заключением, она презирала каждого члена семьи Шэнь.

Шэнь Ляншэн также не пытался начать беседу и листал газету. Затем он нахмурился и взглянул в сторону кабинета.

Ли Вань-сянь тоже услышала шум, похожий на ссору. Ее губы скривились в усмешке, и она, казалось, предвкушала шоу.

«Вон! Убирайся с глаз моих! Все вы!» – дверь в кабинет, наконец, распахнулась и представила шумный концерт криков Шэнь Кечжэня.

Ли Вань-сянь не была заинтересована в просмотре продолжения. Она встала, стряхивая ореховую шелуху, и попросила прислугу принести пальто, следуя приказу своего свекра.

Исключением был только невиновный Шэнь Ляншэн, но он не мог утешить отца. У мужчины был ужасный нрав – если курок был спущен, никто не мог его успокоить, и он не собирался даже пытаться. Он просто сидел на своем месте, пока его брат не выбежал в гостиную. Тогда он встал и небрежно предложил: «Сестра уже уехала с шофером. Может, подвезти тебя?»

Мужчина вздохнул, поразмыслил минуту и слабо кивнул.

Это действительно было странно: у него хватало духа спорить с Шэнь Кечжэнем, но не с Шэнь Ляншэном. Ясно, что он не дошел бы до этого, останься Шэнь Ляншэн за границей, но у него не хватило решимости протестовать. Потом, в конце концов, он утратил мужество, даже чтоб злиться

Сегодня Шэнь Ляншэн приехал на своей машине. Два брата сели в нее и ехали некоторое время молча. Шэнь Ляншэн взял сигарету, и когда он зажал ее губами, брат дал ему прикурить.

В свете зажигалки он глянул на старшего брата. Шэнь Кечжэнь и миссис Шэнь были красивыми людьми, и сын пошел в них, несмотря на неудачи в жизни. Хотя ему было за тридцать, и он все еще мало чего достиг, он был симпатичным мужчиной. Можно сказать: красиво снаружи, да гнило внутри.

Шэнь Ляншэн знал, почему его брат подлизывался к нему сейчас, и нашел его потуги казаться маленьким и жалким немного комичными. После короткого молчания он заговорил: «Загляни ко мне в офис после праздников. Я выпишу чек».

«Я знал, что могу рассчитывать на тебя, А-Лян», – возможно ген бесстыдства был присущ этой семье. Мужчина сверкнул оскалом и добродушно продолжил: «А-Лян, ты скинул вес?»

Шэнь Ляншэн нахмурился с сигаретой во рту. Он терпеть не мог, когда его так называли, поэтому не ответил.

Было уже за десять вечера, когда он вернулся домой. Большая часть прислуги разошлась по домам на праздник, оставив поместье пустым и лишенным сезонного духа.

Шэнь Ляншэн не придерживался обычая встречи традиционного Нового Года. Он принял ванну и отправился в постель, но не смог сразу уснуть. Он вспоминал разговор с отцом и размышлял о наведении порядка в поместье после праздников.

Шэнь Ляншэн обладал исполнительной властью в бизнесе семьи Шэнь, но собственность и акции были все еще оформлены на имя его отца. Изначальным планом Шэнь Ляншэна было: брать то, что дают, но сейчас, в этих многообещающих обстоятельствах, он бы не был спокоен, пока не прибрал все себе.

Шэнь Ляншэн не пошел бы открыто против воли отца, поэтому брак был неизбежен. Это могло произойти уже в этом году. День помолвки также стал бы днем их с Цинь Цзином расставания.

Думая об этом, он не испытывал большой грусти: чтоб что-то обрести, нужно что-то потерять. Когда одна чаша весов перевешивала другую, он должен был отпустить последнюю. Он знал это правило лучше кого-либо, и всегда мог отпустить без колебаний.

Он также знал, что нельзя продать корову и продолжать пить молоко, но и чувствовал скоротечность времени. Они с ним жили в одном городе четыре года, но, увы, встретились слишком поздно.

От этих мыслей он подскочил и, посидев немного в темноте, снова оделся и поехал в Наньши.

Цинь Цзин ужинал у Лю, затем встретил Новый Год и поел пельмени в честь праздника. Потом, после фейерверков, он полупьяный поковылял домой. Мужчина зажег печку и оставил форточку открытой, для циркуляции воздуха, перед тем как приготовиться ко сну.

Он расправлял постель, когда услышал снаружи стук в ворота. Цинь Цзин приостановился, подумав, что ослышался, но повторный стук подтвердил его подозрения. Почему-то он догадался, что это был Шэнь Ляншэн, и побежал открывать ворота, с бешено бьющимся сердцем.

«Уже поздно, ты должен, как минимум, спросить, перед тем как открывать», – рассерженный неосторожным поведением, Шэнь Ляншэн начал с ругани вместо объяснения, почему он появился.

«С Новым Годом, господин Шэнь», – полностью проигнорировав выговор, Цинь Цзин с усмешкой склонился и громко чмокнул мужчину в щеку.

«Думаю, собака здесь – ты», – от вида учителя, подбегающего к нему, словно щенок, настроение Шэнь Ляншэна улучшилось, и он сгреб мужчину в объятия, приподняв. Он не преминул оценить, занося его в дом: «Кажется, вся еда, что мы тебе скармливаем, пропадает зря. Скажи, когда ты потолстеешь достаточно, чтобы продать на рынке?»

«Хмм… еще пару дней, я думаю, – Цинь Цзин ответил на шутку, приземлившись на твердый пол в доме. – Но за меня много не дадут, так что просто оставь меня себе. Не будь таким скрягой».

«Ты много выпил?» – догадался Шэнь Ляншэн по хихиканью и красным щекам.

«О-о, парень, да разве я когда-нибудь? – Цинь Цзин был разговорчивым, когда напивался, и начинал жаловаться мужчине. – Ты знаешь мою крестную. Боже мой, эта леди умеет пить. Она хлещет эрготоу*, будто это сок. Потом, после ужина, она заставила меня пить с ней, пока мы ели пельмени, сказав что-то типа «пельмени и водяра – лучшая пара». Как если б это было…»

Шэнь Ляншэн нашел нечленораздельное бормотание мужчины весьма забавным и прервал его поцелуем.

«Ты скучал по мне, малыш?» – из-за поцелуя слова были приглушены.

«Ух-гум, – еще одна вещь, которой мог похвастать выпивший учитель – чрезвычайная испорченность. Он буквально повис на мужчине, бормоча сквозь его губы. – Скучал, мой милый Шэнь-кэкэ, сильно-сильно».

Это было явной ложью, так как он был занят, как пчелка, последние несколько дней, убирая собственный дом и дом Лю, покупая праздничную еду и напитки. У него не было времени скучать по Шэнь Ляншэну, но сейчас, когда мужчина был здесь, он чувствовал, что соскучился. Возможно, потому что он хотел вместо этого провести праздники с ним.

«Ты очаровательный маленький дьявол», – слова пьяного мужчины превратили желания Шэнь Ляншэна в рычащие языки пламени. Мужчина страстно поцеловал его, и когда Цинь Цзин начал пылко отвечать, а их руки сообща раздевали друг друга, они упали на кровать.

Цинь Цзин оставил включенной только прикроватную лампу, так как готовился лечь спать. Теплый желтый свет освещал маленький круг в комнате.

Шэнь Ляншэн был сверху и натянул стеганое одеяло, чтобы прикрыть их нагие тела. Они терлись кожей друг о друга под темным, теплым укрытием, обмениваясь легкими поцелуями, пока их лица попадали под маленькое пятно света от лампы.

Цинь Цзин испустил стон, осознав, что это был их первый раз в его доме, и его лицо стало еще краснее. Возможно, это было потому, что все в этом доме: стол, стулья, кровать, простыни – все было знакомым. Забавы в месте, где он вырос, заставили его ощущать неловкость.

«Тебе хорошо?» – Шэнь Ляншэн играл с его сосками под одеялом. Видя мужчину, извивающегося под ним от желания, он окончательно возбудился, но был вынужден прерваться: «Как я, по-твоему, должен войти, если у тебя дома ничего нет?»

Цинь Цзин не ответил, но Шэнь Ляншэн не унимался. Он спросил его на ушко: «Разве ты не говорил, что трогаешь себя, думая обо мне? Как ты это делаешь? Хмм?»

И когда мужчина не ответил, он подтолкнул.

«Потрогай себя для меня».

Шэнь Ляншэн отодвинулся назад и потянул ноги мужчины в стороны:

«Раздвинь свои ноги…. Сильнее.… Теперь, держи их так».

Цинь Цзин делал, как было велено, выставляя все напоказ другому мужчине. Правой рукой он начал ласкать свой орган, а левой крепко стиснул простынь. Под пристальным вниманием этих глаз, в месте, что он звал домом, он был поражен большей, чем когда-либо чувствительностью. Весь его ствол болел, как сумасшедший.

Шэнь Ляншэн с минуту или две наблюдал, перед тем как подсказать: «Что насчет этого места?»

«Когда снова будешь делать это, – он схватил левую руку Цинь Цзина и поднес к своим губам. Он тщательно облизал пальцы, приподнял бедра мужчины и скользнул увлажненными пальцами в проход. – Не забудь об этом».

Дыхание Цинь Цзина прервалось, когда мужчина облизывал его пальцы, и он даже перестал мастурбировать. Образ был слишком провокационным для него, и он уже сейчас хотел кончить.

«А-а-а…мхм…»

Было уже за полночь, и единственным звуком в безмолвной ночи являлись прерывистые стоны, раздающиеся из этой комнаты. Под продолжительным взглядом мужчины, он гладил свой член и в то же время двигал пальцами внутри прохода. В конце концов, он достиг предела: «Я не могу…. Хочу…»

«Кончи для меня. Я посмотрю».

Шэнь Ляншэн сам был тверд, как камень, но воздерживался и не трогал себя. Он просто смотрел на разбухший орган учителя, как он дрожал, когда сперма стреляла из отверстия. Он ждал конца оргазма, чтобы нагнуться и слизать оставшийся на головке млечный сок.

«А-а!» – Цинь Цзин выкрикнул от воздействия на его все еще чувствительный член.

Шэнь Ляншэн собрал всю его сперму и использовал, чтобы присоединиться к пальцам мужчины, расширяющим проход. Ощутив, что тот растянулся, он вытащил пальцы и слегка похлопал его по заднице: «Оседлай меня».

«Я ненавижу тебя, Шэнь Ляншэн», – Цинь Цзин понял: мужчина не хотел ничего иного, как увидеть его скачущего на своем члене, но, пробубнив слова протеста, он все же взобрался на мужчину. Он встал над Шэнь Ляншэном на колени и направил его достоинство в собственный проход, прежде чем сесть, нанизывая себя на отвердевший ствол.

«Больно?»

«Не сильно…»

Шэнь Ляншэн на самом деле заботился о нем. Смазки было недостаточно, и эта поза была легче и менее болезненной для принимающего партнера.

«Если нет, тогда начинай двигаться», – Шэнь Ляншэн одной рукой ласкал талию мужчины, а другой играл с его соском.

С руками, обвитыми вокруг шеи мужчины, краснолицый Цинь Цзин осторожно раскачивал свои бедра. Он ускорился, как только дискомфорт исчез, и втайне пытался горящим стержнем найти то место внутри себя, как делал другой мужчина бесчисленное количество раз до этого. Когда же, наконец, нашел, то почувствовал, как сила покинула его, а оседлавшие Шэнь Ляншэна ноги начали дрожать.

«Теперь лучше? – Шэнь Ляншэн знал, что мужчина сам начал наслаждаться, судя по вновь окрепшему члену. Он слегка погладил его по голове. – Ты – врунишка, тебе нравится это. Почему сказал, что ненавидишь меня?»

К этому времени Цинь Цзину не было нужды стесняться, так что он склонился и прошептал на ухо Шэнь Ляншэну: «Потому что ты – слишком большой».

Прежде мужчина сдерживался, но это стало последней каплей. Он начал ругаться на английском, выбрасывая бедра вверх, практически врезаясь в мужчину, снова и снова. Видя мужчину, выгибающего в экстазе шею, он вцепился в его скачущее вверх-вниз адамово яблоко, оставляя на нем розовые укусы любви.

«О, и сейчас тоже? Я думал: чем больше, тем лучше?»

«Ммм, я не… ненавижу…а-а….»

«Скажи, что любишь это».

«Я, а-а, лю…люблю это».

Их слова любви и стоны удовольствия отдавались эхом в комнате. Они испробовали все возможные позиции в постели, но этого было недостаточно. Шэнь Ляншэн стащил Цинь Цзина и поставил возле зеркала шкафа, перед тем как включить свет. Затем, он вошел в мужчину сзади, яростно толкаясь.

«Вы-выключи… выключи его… соседи уви…»

«Они все спят. Никто не смотрит».

Шэнь Ляншэн был абсолютно прав. Было два или три часа утра – единственные, кто еще не спал – эти двое.

Цинь Цзин уже дважды кончил и мог стоять только потому, что мужчина поддерживал его за талию. Под ярким светом, он видел в зеркале, как его довели до оргазма еще раз. Две струи спермы лениво стекали по его органу, и бросающиеся в глаза красные пятна на его шее были, словно несмываемые отметины, которые, вместе с домом, служили записью всей дикой страсти между ними.

Шэнь Ляншэн не просыпался почти до одиннадцати следующим утром, так как поздно лег прошлой ночью. Цинь Цзин все еще спал, положив голову на его грудь. Нежные дуновения воздуха на его коже пробудили в нем сентиментальность.

Шэнь Ляншэн тихо лежал под старомодным хлопковым одеялом. Оно было тяжелым и не таким теплым, как импортные, но казалось более земным.

Он видел, как первые лучи нового года крадутся внутрь через подоконник. Через какое-то время он закрыл глаза, и солнце стало круглым пылающим пятном на обратной стороне его век, разбиваясь потом на тысячу точек, танцующих, как маленькие мухи.

В этот момент, признаться, он чувствовал вину: он должен был оставить Цинь Цзина однажды, и он сожалел об этом.

Но, что толку от его сожалений? Это было бы только нелепо.

«Цинь Цзин, Цинь-сюн, ты не спишь?»

Шэнь Ляншэн подумал, что голос, доносившийся с улицы, звучал, как Сяо-Лю, и тут же отбросил свои чувства. Он пихнул локтем Цинь Цзина, пока искал их одежду: «Эй, вставай».

Цинь Цзин был в минутах от суеты, и громкий голос Сяо-Лю с толчком Шэнь Ляншэна сразу разбудили его. Он быстро выкрикнул в ответ: «Еще нет. Подожди минутку».

Проблема заключалась в том, что оба совершенно забыли закрыть ворота прошлой ночью, пока забавлялись. Сяо-Лю тоже был частым гостем и зашел во двор без разрешения хозяина. Он начал возмущаться еще снаружи:

«Иисусе, поторопись. Тут так холодно, что мой нос вот-вот отвалится…. Давай, я знаю тебя всю жизнь, видел тебя в-чем-мать-родила миллион раз, ладно? Не захотел бы увидеть это, даже если б ты мне заплатил…. Теперь, не мог ты мне объяснить, почему ты не запер ворота и дверь? Не боишься… грабителей….»

Не в силах терпеть холод, Сяо-Лю покрутил дверную ручку и, обнаружив, что не заперто, пригласил себя войти. Тем временем, Цинь Цзин и Шэнь Ляншэн умудрились более или менее одеться, но не успели прибрать кровать. Учитель хотел сказать другу снаружи не входить, но не мог придумать причину. Пока он колебался, Сяо-Лю уже вошел и увидел все, что можно было увидеть. Нужно было быть полным дураком, чтобы не понять данную ситуацию.

«Я, э-э, мне нужно вернуться назад. Я загляну позже», – это был первый раз, когда Сяо-Лю не обратился вежливо к бизнесмену «Молодой Господин Шэнь». После этой натянутой фразы он повернулся кругом и выпроводил сам себя, предоставляя всем выход из ситуации.

«Думаю, я тоже пойду», – Шэнь Ляншэн откровенно не был обеспокоен произошедшим, но он знал, что только добавит проблем, если останется дольше. Перед уходом он потянулся к голове учителя, но мужчина бессознательно отвернулся.

На какой-то момент рука Шэнь Ляншэна зависла в воздухе, прежде чем он убрал ее, добавив: «Я буду занят новогодними делами несколько дней, но я зайду в воскресенье после обеда».

«Ага», – в этот момент у Цинь Цзина в голове пробегало множество мыслей, и он не осознавал, что избегал Шэнь Ляншэна. Он также не воспринял, что тот сказал, и нехотя ответил:

«Я здесь, если тебе что-то понадобится».

«Ага».

Шэнь Ляншэн не нашел, что еще сказать, и издал глубокий вздох. Он хотел обнять его, но боялся, что мужчина опять увернется. Не находя никакого удовольствия в насильственном объятии, он оставил все, как есть.

Однако была одна вещь – он бы не расстался с Цинь Цзином из-за этого, даже если бы тот захотел.

Несколько минут назад, он чувствовал вину, что должен будет в один день оставить его, но сейчас он не был благоразумен. Его иррациональное решение заключалось в том, что Цинь Цзин не мог оставить его из-за кого-то или чего-то еще, пока не настанет тот день.

Он просто не позволил бы этого.

Примечания

Китайский новый год, который после 1911 года в дословном переводе называется Праздник весны, с давних времен является главным и самым продолжительным праздником в Китае и других странах Восточной Азии. Традиционный Новый год приурочен к зимнему новолунию по завершении полного лунного цикла, состоявшемуся после зимнего солнцестояния (то есть на второе новолуние после 21 декабря). В григорианском календаре это соответствует одному из дней между 21 января и 21 февраля. События в новелле происходят в 1937 году, когда Китайский новый год выпал на четверг, 11 февраля. Двадцать седьмой день – это 27-й день 12-го месяца по лунному календарю, т.е. 7-е февраля, 1937 года.

«Вон Лик», или «Хуан Ли» – разговорное название для «Дун Шин» – астрономический ежегодник и календарь, широко используемый в Китае.

Дзайбацу – японский термин, означающий «денежный клан» или конгломерат.

Маджонг или мацзян – китайская азартная игра с использованием игральных костей для четырёх игроков (каждый играет за себя). Широко

распространена в Китае, Японии и других странах Восточной и Юго-Восточной Азии. Игра ведётся костями, напоминающими костяшки домино, по правилам подобна покеру, требует от играющих таких качеств, как опыт, память и наблюдательность. В игре присутствует также случайный фактор. Цель игры – набрать как можно большее количество очков, собрав наиболее ценную комбинацию из заданного количества костей.

«Вань» – значит «сдержанный», «сянь» – «утонченный» – это черты, традиционно присущие хорошей жене.

Эрготоу – алкогольный напиток (около 56%), наиболее распространённый сорт байцзю.

========== Глава 15 ==========

Когда позже Сяо-Лю вернулся, он выглядел спокойнее. Возможно, холодный ветер и круги по окрестности помогли ему. Он плюхнулся на стул и напрямую выпалил: «Цинь Цзин, пожалуйста, скажи мне, что это было не то, о чем я подумал».

«Было…» – пробормотал Цинь Цзин в ответ. Он знал, что его друг пришел сюда за объяснением.

«Значит так, я не справился со своей работой, – мужчина соскочил с места и начал измерять комнату шагами. – Я полагаю, что могу искупить вину, только убив себя на могиле твоих родителей, не иначе!»

Лицо Цинь Цзина побледнело при этом заявлении. Он прекрасно понимал, что огорчал своих родителей связью с мужчиной, и Сяо-Лю попал в самое его уязвимое место.

Но Сяо-Лю был, как и его мать, с мягкой, доброй душой под твердой скорлупой. После долгого молчания он повернулся и, увидев друга, сидящего на кровати с ошеломленным выражением, сразу подумал, что его слова были слишком резкими. Он сел рядом с ним и попытался объяснить: «Я не собирался…. Я не хотел….» Он вздохнул: «Проклятье!»

«Прости».

«Почему ты просишь у меня прощения?! – это извинение снова взбесило Сяо-Лю. Он схватил друга за руку и выстрелил очередью вопросов. – Ты мне скажи, что здесь происходит? Что это? Есть ли у этого будущее? Ты дурак? У него есть все, что ни пожелает. Он просто играет с тобой! Так ты себя ценишь?»