Текст книги "Пока смерть не разлучит нас (ЛП)"

Автор книги: Tangstory

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

«Утречка», – поприветствовал он и удивился, когда Шэнь Ляншэн не ответил. Мужчину редко можно было увидеть в таком оцепенении, что кофе завис в воздухе. Казалось, он не читал газету, а думал о чем-то.

«Что-то не так?» – спросил Цинь Цзин, подойдя ближе. Придя в себя от фразы Цинь Цзина, Шэнь Ляншэн оставил чашку и газету на столе, перед тем как встать.

«Почему…» – Цинь Цзин собирался спросить, почему он еще не ушел, когда его глаза наткнулись на содержание газеты. Прошло несколько секунд, прежде чем он схватил ее, чтоб посмотреть поближе.

Наверно, это был дополнительный экстренный выпуск, и времени на иллюстрирование не было.

Наша армия будет жить и умирать у моста Лугоуцяо – если мы должны умереть, этот мост станет нашей могилой.

Пусть сопротивление будет ответом вторжению, а кровь – защитой для нашей страны.

Напряжение в Северном Китае за последние полгода на самом деле было меньше, чем до этого. Газеты сообщали о военной демонстрации японских войск в Фэнтай в июне, но ни одна не осмелилась сказать, что это было сигналом надвигающейся войны. Теперь, когда все дошло до этого, было даже неясно, останутся ли Пекин и Тяньцзинь под китайским контролем.

«Оставайся сегодня дома, если тебе не нужно в школу. И никуда не ходи», – Шэнь Ляншэн не хотел оставлять Цинь Цзина одного дома, но у него были собственные проблемы, требующие решения. Его отец уже начал дергаться и позвонил ему, прося приехать.

Цинь Цзин, который все еще пялился на газеты, не ответил.

«Цинь Цзин…» – не получив ответа, Шэнь Ляншэн ощутил легкое раздражение, но не хотел сказать что-нибудь резкое. Он только усадил мужчину и успокаивающе, словно ребенку, сказал: «Ты же можешь сделать это для меня, правда?»

«Угу…» – наконец отреагировал Цинь Цзин и натянуто кивнул.

Шэнь Ляншэн не был уверен, воспринял ли мужчина всерьез его слова, но телефон в гостиной опять стал трезвонить. Горничная ответила, но не позвала молодого хозяина.

Спустя несколько секунд, служанка вошла и, оценив ситуацию в комнате, доложила:

«Они спрашивали, уехал ли уже молодой господин, – аккуратно заговорила она. – Я сказала, Вы только что уехали, сэр…»

«Спасибо», – прервал ее Шэнь Ляншэн. Цинь Цзин все еще сидел там как статуя, но Шэнь Ляншэн не знал, что еще сказать. Спокойно оставив слугам распоряжение не спускать с него глаз, он поехал в поместье отца.

Изначальным планом Шэнь Ляншэна было взять как можно больше денег и бежать, но существовал лимит на количество наличности, которое он мог иметь при себе. Он не собирался так легко упускать шанс забрать все предприятие Шэнь с собой. Все это время он понемногу копил, убеждая отца перевести активы за пределы страны. К сожалению, Шэнь Старший придерживался мнения, что Шэни будут успешны в Китае до тех пор, пока наблюдают за приливами и плывут в соответствие с ними, в то время как к другой стране это может быть неприменимо. Однако сейчас, когда началась война, по-видимому, без предупреждения, он начинал жалеть, что не вывез все раньше. Собственность, инвестиции и приносящий прибыль завод – ни с чем из

этого он не хотел расставаться, и все это было непросто продать за короткое время.

Его не покидала тревога до встречи с сыном, но, увидев спокойствие Шэнь Ляншэна, его собственные нервы тоже пришли в порядок. Отец с сыном поговорили в кабинете и пришли к соглашению, что оба северных города определенно будут потеряны, если не будет заключен мирный договор. Шэнь Ляншэн также прямо сказал, что как только падут Пекин и Тяньцзинь, будет бесполезно пытаться обезопасить свои фонды, если они работали против японцев. Он также считал, что завод может продолжить работу, так как уже дважды имел дело с японцами, но прибыль должна быть разделена с ними. Как только они будут контролировать весь Север, сырье не продвинется дальше без их разрешения, и о производстве не будет и речи.

Услышав все это, Шэнь Кечжэнь почувствовал больше уверенности. Семья Шэнь не будет страдать, так как Шэнь Ляншэн был способен установить хорошие отношения с японцами в эти времена. Производство на заводе будет идти дальше, деньги продолжат поступать, а он все также будет богатым офицером в отставке – на что еще он может жаловаться? Чем больше он думал, тем больше был уверен, что будущее фамилии Шэнь было в безопасности. Единственной заботой был страх, что бодхисатва наблюдает, но он быстро убедил себя: это все, что он мог сделать в данных обстоятельствах, при том, что это были дела коммерческие – не политические, ничего, что не могли бы исправить несколько подношений благовоний в будущем.

Утешив своего отца, Шэнь Ляншэн не мог пока вернуться домой. Когда прибыл в офис, он увидел Чжоу, расхаживающего перед зданием, не находя себе места. Первым, что сказал секретарь, было: «Почему Вы так долго, сэр?» Чжоу также доложил, что люди из Торговой Палаты ждут уже больше получаса. Низким голосом он добавил, что там был японец, которого он прежде не видел.

Такой же спокойный, как и всегда, Шэнь Ляншэн кивнул и вошел в здание, не останавливаясь.

Обычно Чжоу всегда делал заметки в стороне во время встреч, но сегодня лишь проследовал за своим боссом, чтобы долить чая, прежде чем закрыть дверь, предоставив им уединение. Конференц-зал оставался закрытым почти час. Он не знал, как прошла встреча, но у всех было добродушное выражение на лицах. Помогая боссу провожать посетителей, он заметил, как японец остановился, прежде чем сесть в машину. Мужчина пожал руку Шэнь Ляншэну и заговорил по-английски, не нуждаясь в переводчике:

«Поболтаем как-нибудь в другой раз».

После того, как две машины уехали, Чжоу последовал за Шэнь Ляншэном обратно в здание. Хотя ему и было очень любопытно насчет этого «поболтаем», упомянутого японцем, он не осмеливался затрагивать этот вопрос. Чжоу закрыл дверь, когда они оказались в офисе Шэнь Ляншэна.

«Так что, сэр… – пытался подобрать слова Чжоу, но даже не знал, как хотел начать. В конце он выдохнул. – Так что, это – война, да?»

Шэнь Ляншэн никогда не скрывал от секретаря своих намерений сотрудничать с японцами. Чжоу тоже не был наивной душой, но новости этого утра все еще казались странными и нереалистичными.

В помещении стояла тишина, пока разум Шэнь Ляншэна где-то блуждал. Несколько минут спустя он сорвался с места.

«Ты понаблюдай здесь. Позвони мне, если что-нибудь произойдет. Я поеду домой».

Перед отъездом этим утром Шэнь Ляншэн волновался о гражданских беспорядках в Японской концессии после грянувших новостей. Зная характер Цинь Цзина, он опасался, что мужчина будет действовать опрометчиво. И когда он вернулся пораньше домой, его страхи стали явью. Естественно, Цинь Цзин не остался сидеть на месте.

Слуги клялись, что не могли заставить мистера Цинь остаться, а когда Шэнь Ляншэн свирепо посмотрел на них, они объяснили, что звонили в офис, но он был занят на встрече. Делая все возможное, дабы сдержать свой гнев, Шэнь Ляншэн развернулся и поехал в Шэн Гун, а затем к Цинь Цзину домой. Не обнаружив учителя ни в одном из этих мест и не имея другого выбора, Шэнь Ляншэн решил попытать счастья в Чайном доме, так как точно не знал, где живут Лю. К его ужасу, Чайный дом даже не был открыт, но к счастью, работник из сельской местности жил здесь и ответил на стук Шэнь Ляншэна. Получив адрес семьи Лю, он, наконец, нашел Сяо-Лю.

Однако Сяо-Лю понятия не имел, где его друг, и мгновенно тоже разволновался. Отбросив в сторону затаенную обиду, он начал перечислять места, где мог быть Цинь Цзин.

«Поговорим по дороге».

В нетерпении, Шэнь Ляншэн посадил Сяо-Лю в машину, и они поехали к другу Цинь Цзина, чей адрес был известен Сяо-Лю. В Японской концессии был временно введен закон военного времени, но дороги, ведущие в концессию, все еще были тихими, и они не видели протестующих за баррикадами масс. Только позже они узнали об активной демонстрации японскими войсками более ста орудий и трех дюжин танков близ бульвара Цзиньтан во Втором Особом Округе.

В итоге, Шэнь Ляншэн так и не нашел мужчину. Когда он, наконец, отвез Сяо-Лю назад в Наньши, он заглянул к Цинь Цзину домой и увидел, что ворота еще закрыты. К этому времени они уже знали о танках, и Шэнь Ляншэн чувствовал, как самообладание покидает его.

«Если он вернется, скажи ему никуда не уходить. Я снова приеду завтра».

Оставив Сяо-Лю с этим сообщением, Шэнь Ляншэн вернулся на Кембридж Роуд, чтобы обнаружить мужчину, которого искал весь день, сидящим в его гостиной. Его тревоги исчезли, но гнев вспыхнул языками пламени. Даже не обращая внимания на присутствие слуг, он поприветствовал Цинь Цзина оскалом и лаем:

«Что я говорил об уходе?! Ты слышал хоть слово из того, что я сказал?!»

Шэнь Ляншэн так долго носил свою маску, что эмоции никогда не проявлялись на его лице. Никто в комнате прежде не видел его в такой ярости, и все застыли от шока. Цинь Цзин раскрыл было рот, но в итоге был слишком напуган, чтобы говорить.

«А потом просто вот так возвращаешься, – у Шэнь Ляншэна было еще что сказать, но видя опущенную голову мужчины, он сдержался. Помолчав несколько секунд, он сам развеял напряжение. – Давай поужинаем сначала».

Только сейчас парализованные слуги вернулись к жизни и начали подавать еду. Медленно и осторожно, они старались не создавать лишнего шума и суеты, страшась гнева молодого господина.

Ужинали в молчании, и тема не затрагивалась снова. Цинь Цзин ждал, когда пойдут спать, и Шэнь Ляншэн, по его мнению, остынет, чтобы сказать ему: «Завтра я пойду в школу».

«Прекрасно, – Шэнь Ляншэн не собирался держать мужчину взаперти, но добавил. – Когда ты вернешься? Я заберу тебя».

«Нет, не нужно, – Цинь Цзин сделал паузу, прежде чем объяснить. – Думаю, у меня будет много дел в школе в эти дни. Так что я не буду приходить».

Конечно же, Шэнь Ляншэн не разозлился снова, а его тон также оставался нейтральным: «Разве учебный год почти не закончился? Какие такие дела у тебя могут быть?»

Цинь Цзин не подготовил подходящего оправдания. Так уж вышло, что днем он навещал своего друга, который преподавал в Средней Школе Нанькай. Многие в его окружении разделяли те же мысли. Они не могли бороться с орудиями и винтовками японцев мясницкими ножами, но чувствовали, что должны сделать хоть что-то, что угодно, в поддержку сопротивления.

«Цинь Цзин, – видя его смятение, Шэнь Ляншэн догадывался о его намерениях, но все же оставался спокойным. – Ты волен делать все, что хочешь, но если не останешься здесь в это время, тогда тебе не стоит возвращаться вовсе. То, что ты сделал сегодня, не думаю, что меня хватит на другой раз».

Сказав это, Шэнь Ляншэн направился в ванную, оставив Цинь Цзина сидящим на постели с таким спутанным сознанием, что тот не мог свободно дышать.

Приняв ванну, Шэнь Ляншэн нашел учителя все в том же положении и смягчил свой тон: «Я сказал это под влиянием момента. Не воспринимай все так серьезно». Он поднял его на ноги: «Не сиди тут просто так. Иди мыться».

Этой ночью оба лежали в постели и не спали даже после того, как погас свет. Оба осознавали серьезность сказанного Шэнь Ляншэном и просто спихивали все на «влияние момента», что было выходом для обоих. Цинь Цзин уставился на навес над кроватью, тонкий, как паутина и белый, словно кокон.

На следующее утро газета по-другому осветила события. Японские войска выбрали стратегию «не обострять ситуацию и решить стоящую перед ними проблему» и активно устанавливали связь с Хэбэйско-Чахарским политическим

советом для встречи. Одиннадцатого июля пришли новости из Пекина, что был подписан черновой вариант соглашения, но, прежде чем кто-либо успел среагировать, японцы внезапно изменили решение. Они отказались от всех оговоренных условий и увеличили численность войск, размещенных в Китае. Двенадцатого июля в Тяньцзинь прибыли две независимые смешанные бригады из Канто и одна дивизия. Тринадцатого добавились еще два пехотных полка, и все транспортные узлы были оккупированы. Военные учения в Японской концессии, казалось, не прекращались, и повсеместно начались строительные работы.

В таких обстоятельствах даже Английская и Французская концессии притихли, обычная экстравагантность исчезла навсегда. Студенческий Союз Тяньцзиня и различные националистические организации еще не собрали студентов, учителей и других членов общества для открытого противостояния японской армии, но рассылали телеграммы 29-ой Армии в поддержку сопротивления вдобавок к сбору и пожертвованию денег и ресурсов по мере возможностей. Цинь Цзин время от времени помогал в Студенческом Союзе со своими друзьями, а оставшееся время проводил дома. Шэнь Ляншэн не останавливал его, и двое достигли компромисса.

Ситуация оставалась напряженной день за днем. Где-то к следующей неделе Шэнь Ляншэн услышал, что аэропорт Дунцзюйцзы теперь был заполнен японскими боевыми реактивными самолетами, и предложил, чтобы Лю переехали в его пустой дом во Французской концессии, так как Французская и Английская концессии были наиболее безопасными на данный момент.

Сяо-Лю отклонил идею, как только Цинь Цзин предложил это, потому как не хотел, чтобы тот был чем-то обязан бизнесмену. Он знал, что за услуги надо платить, рано или поздно. А так как у него не было ничего, в чем нуждался молодой господин, его лучший друг был тем, кому придется расплачиваться. В свою очередь, Цинь Цзин не собирался спорить с ним. Он перешел к делу и сказал, что они переедут, хочет того Сяо-Лю или нет. Мама была стара, а у Сяо-Лю было еще три сестры, о которых нужно было заботиться. Что он собирался делать, когда война доберется до них?

В итоге они переехали. Собственность на Пэтит дэ Сэнтюр изначально была отдана компании в оплату долга. Дом был далеко не новым и экстерьер не сильно привлекал внимание, делая его идеальным для временного укрытия. Шэнь Ляншэн хотел помочь с переездом на своей машине, но Цинь Цзин сразу отказался. Он сказал своей крестной, что дом принадлежит его коллеге, но если Шэнь Ляншэн появится и будет плясать вокруг, старая леди, конечно же, раскроет обман. Услышав это, Шэнь Ляншэн не настаивал и потрепал учителя по голове:

«Я давно не видел твоей улыбки».

«Ну, это не из-за тебя…» – Цинь Цзину стало не по себе, и он поцеловал мужчину в щеку.

Эти двое давно не были близки, потому что Цинь Цзин был не в настроении. Шэнь Ляншэн притянул мужчину для более глубокого поцелуя и начал ощупывать руками, но у Цинь Цзина были планы с другом. Скоро надо было уходить, и он сказал мужчине приберечь это для ночи.

Друг был старшим Цинь Цзина в университете. Они не были близки в то время, но вернувшись в Тяньцзинь, Цинь Цзин обнаружил, что мужчина не возвратился домой в Шаньдун. Вместо этого он начал преподавать в Нанькай, и с тех пор двое постепенно сблизились.

Шаньдунцы известны своей дерзостью и прямотой. Когда они обедали вместе, он всегда заставлял Цинь Цзина пить. Цинь Цзин боялся этого больше всего, так как очень быстро пьянел. Однако в последнее время у них были дела посерьезнее, и его друг перестал спаивать его – до этого дня, то есть. Местом их встреч было общежитие его друга в Нанькай. Цинь Цзин заметил уже приготовленные на столе закуски и алкоголь.

«Что ты сегодня замышляешь?» – спросил он с любопытством.

Мужчина усмехнулся и усадил Цинь Цзина выпить, прежде чем ответить: «Я записался вчера».

От произнесенного Цинь Цзин оцепенел. Он осознал, что его друг присоединился к армии.

«Никакого давления. Просто хотел, чтобы ты знал. Плюс, они принимают лишь тех, кто прошел военную подготовку и знает, как стрелять. Ты бы только зря потратил время».

Ничего не сказав, Цинь Цзин лишь поднял рюмку за своего друга. Он выпил одну, потом еще, и еще одну. Ликер обжег его желудок, но голова была ясной, как никогда.

Большинство трамваев перестало ходить. Цинь Цзин приехал на велосипеде, но теперь просто катил его. Не потому что был пьян. По сути, он был весьма трезвым и просто хотел пройтись.

В последнее время отец Шэнь Ляншэна часто вызывал сына для разговора, и тот приезжал домой даже позже Цинь Цзина. К этому часу учитель уже смыл алкогольный смрад и пот, а его лицо выглядело по-обычному.

Но когда приблизилось время сна, и Шэнь Ляншэн попытался поцеловать его, мужчина не стал содействовать. Раздраженный изменчивым отношением Цинь Цзина, он спросил, теряя терпение: «Что на этот раз?»

Цинь Цзин колебался, не зная, как начать. Шэнь Ляншэн никогда не был терпеливым человеком, и его терпение износилось за последнее время. Без промедления он перешел прямо к поцелую, держа челюсть мужчины.

Цинь Цзин не мог повернуть лицо, поэтому начал бороться всем телом. Как кожу больше показывают в летнее время, так и чем больше страдал Цинь Цзин, тем больше возбуждался Шэнь Ляншэн, еще немного и последний насильно овладел бы мужчиной. У Цинь Цзина не было времени объяснить раньше, но теперь он даже не хотел объяснять. Алкоголь, казалось, проявил себя сейчас, и он был чрезвычайно взволнован. Он начал отбиваться изо всех сил, пока мужчина не сжал его шею и не навалился на него. В конечном счете, у него закончился воздух, и он обмяк, как мертвая рыба.

Шэнь Ляншэн отпустил, когда мужчина перестал сопротивляться, и почувствовал, что был слишком груб, услышав болезненный кашель. Но он не желал извиняться.

«Чего еще ты хочешь от меня, Цинь Цзин?»

Чего он хочет от него? Отдышавшись, Цинь Цзин только помотал головой. Шэнь Ляншэн все еще был тверд и искал удовлетворения. Он быстро нанес лубрикант и сам вошел. Его движения уже не были столь жестоки, как прежде, и минут через десять, потянувшись к члену мужчины, он нашел его очень даже оживленным. Поэтому перестал сдерживаться.

Хотя прошло больше половины месяца с их последнего раза, тело Цинь Цзина привыкло к процессу и, после первоначальной тупой боли, начало получать от него удовольствие. Звуки от соприкосновения кожи о кожу наполнили темную и душную комнату. Цинь Цзин лежал на кровати лицом вниз. Он знал постель под ним. Знал мужчину сверху. Знал и желание внутри самого себя.

И все же, у него снова возникло странное ощущение потерянности в пространстве и времени. Словно он блуждал по дороге с завязанными глазами, ощупывая каждую травинку и каждый ствол дерева до места назначения, но когда повернулся посмотреть на пройденный путь, картина отличалась от той, что нарисовало его воображение.

Ранним утром 29-го июля началась полномасштабная война. Китайские войска в Тяньцзине наконец получили приказ обороняться и накануне вечером разработали военную стратегию: атаковать, пока японцы сфокусированы на Пекине.

Небо перешло от темного к светлому, но японцы одерживали верх. Самые напряженные бои развернулись близ Хайгуансы, и звуки стрельбы и орудий, достигая Кембридж Роуд, приглушались. Цинь Цзин и Шэнь Ляншэн сидели напротив друг друга в гостиной с середины ночи до середины дня, не обменявшись и словом.

Как и ожидалось, японские самолеты достигли Тяньцзиня только после двух. Концессии были странами внутри страны, и японцы не смели и не могли бомбить их. Но даже так, Шэнь Ляншэн приказал слугам заранее освободить погреб в саду. Когда он услышал самолеты в небе, то решил, что в доме небезопасно. Он распорядился закрыть двери и пока укрыться в подвале.

Цинь Цзин не возражал и вышел вслед за ним наружу, но выглядел как бездушная кукла: его сознание уже блуждало где-то далеко отсюда.

Видя его состояние, Шэнь Ляншэн схватил его за руку. Когда они добрались до сада, наконец, была сброшена первая бомба.

Взрыв был слышен с любого расстояния. В этот момент Цинь Цзин застыл как вкопанный. Словно вновь обретя душу, он посмотрел в направлении грохота. Шэнь Ляншэн тащил его, но тот не двигался с места. Мужчина собирался заговорить, когда увидел выражение на лице учителя.

Он будто вернулся к жизни вместе с взрывом на какое-то мгновение, перед тем как умереть снова.

Потом, со следующим, он ожил вновь – только чтоб умереть еще раз.

Лампочка малой мощности была единственным источником света в погребе. Цинь Цзин не садился, так что Шэнь Ляншэн тоже стоял и вместе с ним рассматривал металлическую дверь. Но это была просто дверь. Ничто не проникло бы сквозь нее, только от того, что они смотрели.

Единственным ответом, который они получали, были продолжающиеся взрывы.

На протяжении четырех часов.

29-го июля китайские войска непрерывно бились пятнадцать часов. Из-за тяжелых потерь и увеличения японских войск в Тяньцзине следом за падением Пекина, китайская армия отступила из центра города в 4.30 дня к Цзинхаю и Мачану.

30-го июля Тяньцзинь пал.

Примечания

Шушу – обращение к дяде, чаще всего к младшему брату отца. Сейчас используется для всех взрослых (среднего возраста) мужчин, более старшего поколения.

Сяошу – одиннадцатый из 24-х солнечных периодов, буквально означает «наименьшая жара». В 1937 году это было 7-го июля.

«Один крик цикад, две ветви на дереве пагоды» – строки из стихотворения Бо Цзюйи.

Розовое шелковое дерево – в европейских языках «шелковое дерево», т.к. римляне считали, что от него произошел шелк. Два распространенных китайских названия: «закрывающийся ночью», потому что цветы дерева закрывались по ночам, и «счастливы вместе» – из-за чего цветок часто представляет любовь в китайской литературе.

Инцидент на мосту Марко Поло (Лугоуцяо) – стычка между солдатами японской Гарнизонной армии в Китае и ротой китайских войск, охранявших мост Лугоуцяо, произошедшая 7 июля 1937. Этот инцидент послужил для японцев формальным поводом для начала Второй японо-китайской войны.

Фэнтай – район Пекина.

Бульвар Цзиньтан – главная дорога в бывшей Австро-Венгерской концессии. Второй Особый Округ – название, данное китайцами этой концессии после возврата контроля над ней.

Средняя Школа Нанькай – одна из первых современных средних школ в Китае.

Пэтит дэ Сэнтюр – улица во Французской концессии, сейчас – Синьсин Роуд.

Хайгуансы – область в Японской концессии (рядом с храмом Хайгуан).

Цзинхай – район Тяньцзиня к юго-западу от центра города. Мачан – знаменитая военная база, расположенная в 60 км к югу от Тяньцзиня.

========== Глава 18 ==========

Жизнь должна была продолжаться, неважно насколько трудные наступили времена.

Японские войска следовали своей стратегии контролировать Китай, используя его же народ. Оккупировав Тяньцзинь, они основали марионеточную организацию под названием Тяньцзиньский Комитет по Сохранению Мира с такой быстротой, что это было бы невозможно, не спланируй они все заранее. Торговая Палата была под контролем японцев задолго до этого, и посетители 7-го июля хотели увидеться с Шэнь Ляншэном, чтобы уговорить его стать членом Комитета. Японцы пришли за именем Шэнь Кечжэня. Список членов Комитета полностью состоял из бывших военачальников, скрывающихся в Тяньцзине после падения Бэйянского правительства. Эти люди и их неосуществленные амбиции, наконец, имели возможность получить власть и богатство, и они все были рады согласиться. Те же, кто не был достаточно хорош, чтобы войти в список по японским стандартам, даже чувствовали себя ущемленными.

Японцы приехали, ища Шэнь Ляншэна, но тот любезно отказался, так как был еще хитрее японцев. Он знал, что эта блестящая возможность чертовски дорого обойдется; как наркотики: начать – легко, а бросить – трудно. Поэтому он использовал преклонный возраст отца и собственные ограниченные возможности якобы только бухгалтера в качестве предлога, чтобы отказаться от должности.

«Вы скромничаете, мистер Шэнь, – член правления Палаты пришел, чтоб убедить Шэнь Ляншэна, и боялся расстроить японского начальника. Он быстро постарался посодействовать. – Все в деловой сфере знают, что Вы – выпускник престижного английского университета. Вы просто изображаете скромника перед нами. Хаха…»

Пока он неуклюже смеялся, японец вмешался на английском: «Мистер Шэнь, Вы учились в Кембридже?»

Хотя и был несколько удивлен, Шэнь Ляншэн сохранил невозмутимый вид и кивнул: «Вы тоже там учились, мистер Кобаякава?»

«Вы уже выпустились, когда я учился у профессора Бергера, – лицо Шэнь Ляншэна показалось Кобаякаве знакомым, и теперь, когда это подтвердилось, он добавил, улыбаясь. – Я видел Ваше с профессором фото. Он о Вас очень высокого мнения».

«Это не похоже на профессора Бергера – показывать свои личные снимки всем подряд. Должно быть, о Вас он также высокого мнения», – Шэнь Ляншэн умело орудовал словами и весьма порадовал Кобаякаву. Во время обучения японец также прочитал несколько докладов Шэнь Ляншэна, и у него сложилось хорошее впечатление о мужчине. Поэтому он не стал принуждать его присоединиться к Комитету и решил отложить это дело, пока японская армия не получит полный контроль над Тяньцзинем.

Другие из Палаты заметили, что Кобаякава не был расстроен, и вздохнули с облегчением, узнав, что двое на самом деле были собратьями по университету. Они с улыбкой говорили, что впереди – длинный путь, и будут

еще возможности снова поработать вместе. Вот почему атмосфера казалась дружелюбной, когда Чжоу снова увидел группу.

Шэнь Ляншэн даже не сказал ничего своему отцу об этом, поэтому естественно, что Цинь Цзин тоже ничего не знал. В день бомбардировки японские войска сравняли с землей всю территорию школы Нанькай, включая среднюю и начальную школы, из-за националистической позиции этого заведения. К счастью, учителя и студенты, присоединившиеся к армии, сформировали отдельное подразделение, чья работа в основном заключалась в направлении грузов. Положительным моментом стало то, что потери были незначительными, и друг Цинь Цзина также остался невредим.

В такое печальное время Цинь Цзин, конечно же, помогал своим друзьям всем, чем мог, и находился вдалеке от дома большую часть дня на протяжении всей недели. Шэнь Ляншэн был строг с ним прежде, но сейчас, казалось, его больше это не волновало, он лишь напоминал ему быть осторожнее и есть регулярно. Он убеждался, что кухня готовит ему супы каждый день. Цинь Цзин ценил этот акт доброты, но не благодарил его. Он думал, что слова благодарности были бы неуместны в столь близких отношениях.

Была и другая вещь, о которой Цинь Цзин не говорил, но которая тяготила душу Сяо-Лю. Наньши был зоной беззакония, но в силу своей приближенности к Японской и Французской концессиям, пережил бомбежку в целости и сохранности. Видя, что улицы приходят в норму, а его дом – нетронут, Сяо-Лю сказал Цинь Цзину, что собирается вернуться, и заодно спросил, когда Шэнь Ляншэн будет свободен. Пэтит дэ Сэнтюр располагалась в дальнем западном конце Французской концессии, и он видел множество семей, желающих найти здесь убежище, но их не пускали. Лю были многим обязаны Шэнь Ляншэну – даже не зная, как отплатить ему, Сяо-Лю хотел отблагодарить его лично.

Цинь Цзин был умным человеком. Он знал, что Шэнь Ляншэн был добр к нему, настолько, что заботился о его друге. Даже если не благодарил, он не мог принимать это как должное. Поэтому, той ночью он передал послание Шэнь Ляншэну. Он также сказал спасибо от имени друга и добавил, что Сяо-Лю хотел бы сказать это сам, если он свободен завтра.

«Нет необходимости, – ответил Шэнь Ляншэн, выключив лампу и ложась на постель. – Не такое уж большое дело».

Цинь Цзин не был с этим согласен, но знал, что Шэнь Ляншэн не любит повторяться. Если мужчина сказал, что в этом не было необходимости, значит, ее не было. Но ему все еще было не по себе, и он думал, как еще преподнести это.

«Если он действительно хочет поблагодарить меня, – добавил Шэнь Ляншэн, будто прочитав мысли учителя. – Скажи ему, как только они снова откроют свой чайный дом, пригласить меня на ваше с ним выступление».

«И все? – Цинь Цзин был удивлен этой просьбой, прозвучавшей как шутка. Он легко усмехнулся в первый раз за долгое время. – Тебе все еще так просто угодить».

Шэнь Ляншэн улыбнулся, но Цинь Цзин не увидел этого, так как они лежали плечом к плечу в темноте. Он лишь услышал, как мужчина сказал: «Я слышал тебя только тот единственный раз».

«О, умоляю, тебе ведь на самом деле это не нравится, – в последнее время у них редко бывали моменты такой расслабленности, так что Цинь Цзин продолжил легко шутить. – Ты думаешь, что я – слишком болтлив».

«Вообще-то, я так не думаю. Ты – занимательная личность».

«Это – комплимент?»

«В тот раз, я искал тебя и увидел, как ты стоишь за кафедрой, весь из себя такой учитель. Потом ты был так хорош в сяншэн представлении. Мне было интересно, каким бы ты был в постели, а с этим твоим быстрым язычком, как хорош ты был бы орально».

Слова Шэнь Ляншэна становились все более непристойными, но из-за его голоса, тихого, ностальгического и немного задумчивого, они казались чистыми и простыми. Казалось, мужчина вспоминал время из далекого прошлого, что уже не вернется, и это наполняло душу Цинь Цзина грустью.

Оно никогда не вернется. Тогда все тоже могло быть плохо, но, по крайней мере…. Эта мысль причинила Цинь Цзину боль. Он повернулся и обнял Шэнь Ляншэна за талию, пряча лицо у его шеи. Помолчав немного, он пришел в себя и продолжил разговор: «Мы только встретились, а у тебя уже были такие неприличные мысли».

«Ради всего святого, это – лето! – Шэнь Ляншэн, казалось, не хотел продолжать и погладил руку на своей талии. – Ложись обратно и спи».

«Ладно», – Цинь Цзин тоже думал, что будет слишком соблазнительно, если он продолжит липнуть к мужчине. Он не был в настроении с самого начала, поэтому лег обратно и закрыл глаза, готовясь ко сну.

«Цинь Цзин, – поворочавшись, Цинь Цзин уже почти уснул, когда услышал бормотание сзади. – Тебе не нужно отплачивать за услугу, и также не нужно переживать об этом».

Обычно, было бы в норме вещей сказать такое, и прозвучало это абсолютно нормально. Однако, услышав это, Цинь Цзин потерял всякое желание спать. Его сердце ёкнуло, а потом он почувствовал пугающую пустоту, причину которой он не знал. Он размышлял, но не нашел ответа. В итоге, мужчина пришел к выводу, что наполовину уснул, и что-то случилось с его головой.

После переезда Сяо-Лю обратно, Цинь Цзин подумал, что теперь самое время привести в порядок свой собственный дом. Он сказал Шэнь Ляншэну, что будет ночевать дома несколько дней, пока полностью его не вычистит. Мужчина не возражал и предложил помочь, но когда Цинь Цзин отказался, тот не настаивал.

Честно говоря, было не так уж долго подлатать жилье, но Цинь Цзин боялся, что Шэнь Ляншэн сочтет проживание за пределами концессии слишком опасным и заставит его переехать в Маокэнь. Цинь Цзин, правда, не хотел переезжать, но и не желал появления между ними еще больших разногласий. Поэтому он думал: было бы неплохо сделать в доме капитальный ремонт. Даже