Текст книги "Утекая в вечность (СИ)"
Автор книги: Taliana
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)
–Мы пустим голос за кадром, – подыгрывает ему Серпов.
–Удивлен лишь одним. Не тем что мой сын изволил посетить скромное застолье отца впервые за столь продолжительное время, а тем, что его появление в новом качестве не удивило госпожу Проскурину. Вы что же, секретничаете за моей спиной?
–Госпожа Проскурина невероятно прозорлива, Ваше Величество, – вместо женщины отозвался Амир. – Она вывела нас на чистую воду давно, но подтверждение получила недавно.
–От вас?
–Нет, от вас.
–Я оказался слабым звеном цепи. Какая досада! И чем я себя выдал, уважаемая Калина Владимировна?
–Вы частите моей присказкой про зубочистки, отец.
–Вообще-то вы сами провалили собственный продуманный и бесконечно коварный план, – вступила в дело журналистка. – Не стоило подписывать эту фразу словами вашего отца. Я бы так и не узнала. И вы бы оба вдоволь насладились моим до края обескураженным лицом. Я бы восклицала: «Как такое возможно?! Как это может быть?!». А вы бы смеялись.
–Никто не планировал над вами смеяться, – поморщился государь.
–Не торопитесь расписываться за сына, Ваше Величество. Он бы желал так развлечься. И как раз ему немного радости в лице не повредит. А ничто иное не порадует его так, как мой очередной позор. Не правда ли, Ваше Высочество?
Амир сидел за столом, холодный и недоступный лицом. Словно его и нет в общем ряду.
–Ваш сын не в настроении как я погляжу, – повторно настояла на своем журналистка.
–Преемник не терпит, когда к нему обращаются с упоминанием титула. Хоть Ваше Высочество, хоть Ваша Светлость…
–И как к нему обращаться?
–Преемник. Только так. Но это по долгу службы. Думаю, вам как даме он простит фамильярное обращение при помощи имени. Но ручаться не могу. Непредсказуемая личность.
–Непредсказуема хмурая личность, – подразнила Проскурина.
–Он всегда в таком настроении, – наблюдая за сыном, констатировал государь. – Начальником службы безопасности он мне нравился больше. По долгу службы, пусть и воображаемой, ему приходилось улыбаться мне. И вот с тех пор как я его уволил с воображаемого поста, он снова скуксился и опять ходит с этой хмурой миной. Он с ней и родился.
–Да, я в курсе и соски не сосал. Сразу подался отрывать головы куклам.
–Танум паршивец! – хохотал государь. – Сынок, прости его! Калина Владимировна, что вы наделали?! Мальчишка редкий гордец, он же сживет несчастного со свету за то, что дал повод позорить его!
–Вам весело, отец? – спросил с противоположного края Амир.
–Очень. От чего же не веселы вы, сын мой?
–У меня нет вашей веселой собеседницы. Не поделитесь?
–Найдите себе свою, сын, и развеселитесь! – улыбнулся Вишнар.
–Я претендую на вашу, – к всеобщему шоку заявил Амир и добавил: – Даю вам слово, Калина Владимировна, что малыш Танум не пострадает за свой длинный язык. Более того, я куплю ему новых кукол. Целый десяток. Не понаслышке знаю, он этим по-прежнему грешит...
–Все вы этим грешите. Только малыш Танум играет не живыми куколками, – как-то странно отозвалась женщина без всякого энтузиазма и покинула беседу, демонстративно углубившись в поедание пищи. Не понравился ей этот диалог. Ой, не понравился! Опять кровососы что-то задумали. И опыт подсказывает, у нее будут неприятности. Раз они так демонстративно стали делить ее на глазах у съемочной группы.
В разговорах Проскурина больше не участвовала, впрочем, ее никто и не вовлекал. Вишнар общался преимущественно с Серповым. Преемник вообще молчал. Даже когда к нему обратилась одна из сидящих за столом дам. Она пару раз пытались привлечь его внимание чисто женскими трюками – взгляды искоса, жеманные улыбочки. Но Амир лишь безучастно прислушивался к беседе, и непонятно было, реагирует ли он на флирт или нет. То, что он его осознавал, сомневаться не приходилось. На даму он поглядывал, потому она и старалась для него улыбаться, хотя его молчание в ответ на вопрос, даму слегка смутило. Но выражение лица Амира – закрытая холодность – не менялось весь вечер. Словно он шахматист и сидит за клетчатой доской, обдумывая очередной ход.
В самом конце он поднялся и, адресовав всем собравшимся небольшой кивок один на всех – делитесь, как хотите, скрылся за дверью, в которую ранее вошел.
–Это обычно означает – всем доброй ночи, рад был видеть вас в добром здравии и надеюсь увидеть еще, – откинувшись в кресле, пояснил государь, невозмутимо и с легкой долей веселья.
–Как много информации удалось вместить в один жест, – оценил Серпов не без понимания.
–Да, он оттачивал искусство кратких бесед годами.
–А я могу спросить, сколько преемнику лет?
–Безусловно. Тридцать пять.
Все сидящие за столом немало изумились.
–Тридцать пять?.. Но он…
–Именно так и выглядит? – усмехнулся Вишнар.– Так и есть. Загадки нашей внешности необъяснимы, да?
Увы, развивать тему государь не стал и вскоре сам откланялся. Точнее, пожелал всем доброй ночи и ушел в сопровождении охраны.
Членов съемочной группы проводили кого куда, а Проскуриной досталась старая добрая комната. Когда телевизионщиков разделяли, подчеркнув во всеуслышание, что госпожа Проскурина будет размещена в комнате подле государя, оператор группы хохотнул:
–Отец и сын не подерутся?
–Успешной ночи, Проскурина! – холодно попрощался Серпов.
–Не ожидала подобной доверчивости от вас, Михаил Юрьевич! – взбесилась она на весь коридор, что бы все услышали. – Происшедшее за столом очередной спектакль! Мне обидно до глубины души, что вы верите!
–И какова его цель? И почему мне не верить? Я все вижу и сам, и днем прыгать в шароплан к преемнику тебя никто не заставлял.
–Я работала! Информацию собирала! Вы не думали, что они умышленно решили дискредитировать меня в ваших глазах? Старый трюк! Показать вам конфликт между отцом и сыном, которого нет, – приблизившись к Серпову, тихо сказал журналистка. – Они явно хотят, что бы мы думали, что между ними кошка пробежала. А на самом деле они действуют слажено, как один организм, один дополняет другого. Вы, правда, думаете, что сын станет противопоставлять себя отцу из-за человека, да еще на глазах у всех? Глупая приманка, а вы поверили!
–И зачем им вводить нас в заблуждение?
–Не знаю. Кроме того что бы вы перестали мне верить, иной причины не вижу. Иначе не могу все это понять…
–Вот когда будешь точно знать, тогда и приходи, а пока шуруй. Тебя явно заждались.
Очень досадный конец вечера, страшно оскорбительный. Коллеги не то что бы порицают, но взгляды, которыми они обмениваются, удаляясь, более чем живописны. А Володя так еще и по кулаку ладошкой ритмично постучал, что-то шепнув шефу, и тот закивал в ответ. Живописный, оскорбительный жест.
–Идиоты, – досадливо шептала Калина, удаляясь со своим сопровождающим.
Интересно, что за дверью он не остался стоять, тут же удалился. И другой на смену не пришел. Проскурина проверяла каждые пять минут. И это казалось зловещим предзнаменованием.
Калина нервно прохаживалась комнатой туда обратно и косила на входные двери. А потом на потайной ход в стене. При проверке дверь оказалась неактивна.
–Черт его знает, может быть тут все стены можно так шевелить! – ругнулась она, и пошла пошлепывая вдоль стены. Но ничего «не нашлепала» в результате, только ладонь отбила. Та слегка покраснела и немного онемела в конце.
Но к счастью на счет визитеров она переживала напрасно. Ни один из членов государственной семьи к ней не пришел, вопреки ее страхам.
–Вот именно, – шептала она, прохаживаясь комнатой, – ни один из двух членов…
Это говорило только об одном. Присутствующие за столом как она и предполагала, были всего лишь зрителями... Очередного спектакля. В результате которого она вновь дискредитирована в глазах коллег, той небольшой группы представителей ее мира, уважение которых ей удалось найти с таким большим трудом. А теперь и эти станут ее презирать. Хоть домой не возвращайся!
Как же легко нейтрализовать женщину…
Когда время перевалило за полночь, и она удостоверилась, что теперь визитеров можно не опасаться, Калина засобиралась на ночную прогулку. С какой-то сентиментальной радостью она прошлась коридорами, без труда минуя посты и охрану на этажах.
–Как в старое доброе время, – тихо иронизировала она.
Но, увы, обнаружилось, что к этому мероприятию хозяева подготовились превосходно. Дверь на нулевой уровень теперь надежно хранил замок. Причем такой не поковыряешь ногтем или шпилькой, что случайно или не случайно забылась в волосах. Замок был частью самой двери. Точнее, это была новая дверь которая открывалась непонятно как, потому как ни замка, ни ручки, ни того где именно дверь открывалась, ни зрительно, да и на ощупь определить не удалось.
–Миленько… – пресно оценила она и вернулась по лестнице вверх на первый уровень дворца. Проскурина долго бродила этажами в поисках чего-то, хотя бы чего-нибудь и ничего не нашла, кроме злополучной каменной залы.
–Опять ты! – как старому врагу злобно прошипела она, открыв двери и тяжко вздохнула, когда донеслось эхо – «ты-ты-ты». – Чертова каменная бесконечность!..
Искать тут было нечего. Оставалось возвращаться в комнату. На следующем же этаже она нос к носу столкнулась с Серповым. Который так дрогнул, увидев внезапное появление чьей-то тени из-за угла, которая оказалась лишь одним из его сотрудников, что Проскурина прыснула со смеху.
–Проскурина? – обретая невозмутимое спокойствие, постно уточнил шеф. – Я думал, ты на бархатных простынях вальяжно валяешься в обществе высоких персон.
–Уже обслужила обоих и ищу теперь вас. Вы следующий, – язвит она кривляясь.
–Тогда идем, – оглядываясь по сторонам, отшучивается он. – Делать тут все равно нечего. Все двери закрыты. Все без исключения под замком.
–Каменная зала не закрыта, желаете посетить? – указав рукой в нужную сторону, уточнила журналистка. Серпов так от нее шарахнулся после этих слов, что Калина снова засмеялась и еще пару раз по пути наверх пугала «впечатлительного» руководителя этим страшным словосочетанием – «каменная зала».
–У меня такое чувство, что они нас ждали, – морщится Серпов. – Я пару раз едва не засветился перед постовым. И у меня сложилось чувство, что он специально отвернулся, что бы я мог на носочках незаметно пройти мимо.
Калина расхохоталась уже в третий раз.
–Так и есть. И нечего удивляться. Нас ждали и подготовились. Вишнар развлекается. Знаете, как переводится это прозвище – «Проказник». Воображаю, как они с сыном сейчас смеются, наблюдая за нами.
–Думаешь тут камеры? – оглянулся Серпов. – Не вижу…
–А вы ждете такую как наша для съемок фильма, на пол стены? – хохотнула Калина. – Они у них, наверное, как спичечная головка или как пыль. Распылили тут по полу и смотрят мне под юбку. А я в брюках! – сказала она и не без злобного задора шмякнула ногой по воображаемой камере. И тут же побелела как полотно.
–Что, камера дала сдачу? – усмехнулся Серпов.
–Михаил Юрьевич, мне тут в голову пришло…
–Не распылили ли они такую пыль в наших комнатах? Или скажем, душевых? – посмеивался он, наблюдая за ее мучительными гримасами. – Вот видишь, как опасно иметь такое богатое воображение? Теперь ночь не будешь спать, и купаться станешь одетой.
–Вообще не буду. Стану позорно смердеть, – скуксились журналистка.
–Знаешь, что и правда, интересно? Где остальные? Не заблудились ли?.. – морщился Серпов.
–Вы что, все на разведку пошли? А оператор с камерой?
–С маленькой, – кивнул шеф и улыбнулся. – Одна Рыжова побоялась. Забилась всем телом под подушку, словно ее в комнате вообще нет.
–Тогда бессмертные просто в истерике уже. Надеюсь, они, правда, за нами следят. Не найдем же потом никого из группы. Тут с непривычки можно и заблудиться лет на сто.
–На двести, если без поводыря войти в каменную залу…
Они расхохотались и все еще посмеивались, минуя очередной пост. Солдат так изумился их наглости идти в открытую, что просто открыл рот. Так и поворачивался за ними одной головой – сияя дуплом с идеальными зубами. А Проскурина еще и вернулась, и добила несчастного вопросом:
–А у вас случайно нет ключей от нулевого уровня? Или еще каких-нибудь, где полно секретиков? Мне очень нужно…
Солдат цокнул зубами, резко закрывая свой рот и решительно крутнул головой, убеждая, что таковых у него «нет».
–Я так и думала, – вздохнув, сокрушалась Калина и перед тем как удалиться добавила: – Но мы походит тут еще? Поищем, хорошо?..
Она измывалась так над каждым постовым и, в конце концов, попала на такого же, как сама шутника.
–Есть, – подмигнул он и тихо шепотком добавил: – Только вы меня государю не выдавайте.
Солдат и, правда, тут же протянул ей электронный ключ, и когда женщина с интересом повертела его в руках и спросила: «И от какой он двери?», ответил:
–От моей.
–От вашей? – удивилась журналистка.
–Да, приходите под утро, когда я сменюсь, и я шепну вам на ушко пару забавных секретиков, – сказал и еще раз недвусмысленно подмигнул.
Серпов даже поперхнулся смеяться над выражением лица сотрудницы. А потом добавил для солдата:
–Молодец!
–Я вообще не поняла, вы, на чьей стороне? – возмутилась Проскурина, когда они двинулись коридором дальше.
–Это было просто блестяще. Думаю, к утру этого молодца приставят к награде. За то, что нашел, что тебе возразить и поставил на место.
–Как дело касается мужского эго, так все вы коллеги.
–В каком смысле?
–Упыри!..
–Где вы были и почему вы вообще тут?!
Вот и для Проскуриной настало время удивленно округлить глаза и к стыду своему – открыть рот. Точно как постовой. И шока в глазах не меньше.
Этим вопросом в ее собственной, точнее – отведенной для ночевки комнате встречает сын государя. И лицо у него при этом, такое не доброе-не доброе, почти злое.
Калина оглянулась себе за спину соображая оправдываться или нет? И если да, то не правдой же о походе на нулевой уровень.
Решила вообще ничего не говорить. Сложила руки на груди и нахмурилась.
–Зачем пришли?
–Я прождал вас не один час в гостинице в вашей комнате. Вы не пришли, – строго укорил ее он.
–Да, я в курсе, – подчеркнув, таким образом, этот очевидный факт, согласилась гостья.
–Я сразу понял, что вы тут, – продолжил Амир.
–Сразу? – ухнула Калина. – Аналитик от Бога. Уже начало четвертого, Амир. Сразу было бы часов пять тому назад…
–Я тут уже около часа, – замыкаясь лицом, холодно ответил он. – Где вы бродите? Весь дворец закрыт на замки! Нельзя быть такой наивной. Зачем бы вас оставили ночевать да еще без охраны?
–Сколько тайн вы мне только что открыли! – округлила она глаза. – Только про цель своего позднего… хотя, пожалуй, что уже раннего, визита так и не сообщили.
–Вы редкая язва и не каетесь. Так и помрете девственницей, – слегка теряя терпение, ругнулся капитан и присел на стул.
–Вынуждена вас разочаровать…
–Уже разочаровали! – резко перебил Амир. – И не пытайтесь, как всегда острить, демонстрируя свой богатый опыт. Подозреваю, его кот наплакал. Или даже мышь! Ваш хронический случай, образ бешенной сучки которая норовит тяпнуть всякого в радиусе километра, меня заинтересовал. Но вы правы, в вашем досье ничего, что могло бы дать ответ, не было. Пришлось капнуть, пока я был там среди вас, у людей.
–И напрасно потратить время. Сучка взбесилась сама по себе. Такое у сучек бывает, – холодно кривлялась Калина.
–Я не называл сучкой вас, сказал «образ сучки», это подразумевает притворство, – терпеливо пояснил капитан.
–Я знаю, что это подразумевает. Говорите, что вы там нарыли? Мне и самой уже интересно, отчего я как бешенная. Ходили в поликлинику собрали мои справки? Как там общий анализ моей мочи? Что интересного в кале?..
–Не интересовался ни тем, ни этим, – игнорируя насмешки, спокойно ответил ночной визитер. – Вы так уверенно держитесь, потому что думаете, что я ничего не мог найти, потому что искать нечего. Но это не так. Ответ был всегда на поверхности, и он очень прост. Ваш отец, Калина, всегда сильно давил на вас. С детства порицал за все. Вы росли с внутренним гневом, и вылилось это в том, что вы во всем стали противопоставлять себя ему. Всегда все делая на зло. Если ему не нравился какой-то мальчик вы непременно с ним начинали дружить. Если он настаивал, чтобы занимались танцами, вы их бросали и занимались стрельбой из лука, или борьбой. И приходили домой вся в синяках. Чтобы он постоянно давил на вас, и вы в очередной раз что-то ему доказывали. Эта привычка противопоставлять себя мужской воле у вас с детства, происходит она из ваших отношений с отцом. Он не хотел, чтобы вы стали журналистом, и вы стали именно им! Он мечтает видеть вас чьей-то женой, и вы изо всех сил отталкиваете от себя всех желающих. Вы так его ненавидите или просто желаете его любви с таким отчаянием? Что бы он принял ваш мятежный дух, принял такой, какая вы есть и перестал порицать?
–По себе судите? По своим отношениям с отцом? – холодно спросила Калина.
–Вот и доказательство. Лучшая оборона – нападение. Потому и отвечаете всегда вопросом на вопрос. Даже этим подтверждаете мою догадку. Знаете что в этом всем самое ужасное? Вы могли бы стать чьим-то счастьем. А стали наказанием самой себе. Потому что из-за придирок отца, в вас жив страх не оправдать доверие. А как с таким грузом на сердце пустить в него кого-то и поверить?
–Уж, не о любви ли вы мне сейчас говорите? – иронизирует Проскурина.
–О вашем страхе любви. Так и есть.
–У меня нет никакого страха любви.
–Есть. Именно поэтому, Калина, вы так отчаянно кусаете тех, кто вам по-настоящему нравится.
–На себя намекаете? – усмехнулась женщина.
–Именно. Я нравлюсь вам. И вы держите это в тайне.
–Даже от себя? – смеется она.
–Прячься за иронией сколько угодно. Правду это не изменит. Я нравлюсь тебе, оттого ты и играешь со мной, – внезапно перешел он на «ты». – Хочешь чувствовать, что в своем желании ты не одинока. Но ближе подойти не даешь. Тебе страшно.
–Забыться от любви к вам? – насмешливо уточнила женщина.
–Подпустить вампира к своей шее. Думаешь, укушу. И это настолько сильный страх, что он затмевает собой все.
–Я что-то запуталась, так чего я больше боюсь, полюбить или быть укушенной?
–Потерять себя. Отдать себя другому. Не в банальном смысле, а по настоящему – довериться и ошибиться. С любовью в сердце это больно. Так у тебя было с отцом, и ты не желаешь пережить это снова. Но пока ты не отдашь себя, преодолев этот страх, счастья не будет.
–Все, вы разгадали меня. Теперь можете идти к себе и спать спокойно, – сказала она пренебрежительно и отвернулась, расстилать постель.
–Если бы ты меня не боялась, то давно уже стала моей. Потому что желаешь этого не меньше, чем я. Но я для тебя настоящая угроза, потому что больше чем просто нравлюсь тебе, верно? И тебе страшно, что это станет очевидно, если ты позволишь мне приблизиться и прикоснуться. Но это уже очевидно. Я же не ребенок, Калина…
–Амир, вы прирожденный психоаналитик, уж не вы ли нашептали Фрейду основы психоанализа?.. Все это занятно, но я устала и хочу спать. Не будете ли вы столь добры, убраться отсюда ко всем чертям? Если вам так натерпится пошелестеть сегодня простынями, сходите к милой даме что весь вечер делала вам глаза. Если боитесь сложностей, найдите прототипа. Я дам вам конфет, – любезно попросила она.
Капитан подошел вплотную, и Калина едва сдержалась, чтобы не отступить, но устояла, упрямо поджав губы. Не хотела показывать ему свою слабость.
–Каждое утро последние пол года я усиленно тренировался, – тихо поведал он.
–В искусстве любви? – поддела она.
–Обливался кислотой. Так что твоя ирония мне не обидна.
Калина хохотнула и сделала веселые глаза:
–Ничего не припалили кислотой?
–Все целехонькое, – уверенно кивнул он.
–Тогда рада за вас. И доброй ночи, наконец!
Амир откланялся и пошел к секретному ходу.
–А зачем вы приходили?
–Сказать, что вы ревнуете напрасно, – беспечно признался капитан.
–Ревную? Я?
–Да. Поэтому я пришел вас заверить…
–Что у вас ничего нет с той дамой. Все, идите! – теряя терпение от абсурдности ситуации, скомандовала женщина.
–Нет, почему же, было и не раз. Но это совсем ничего не значит для меня. Чисто для разрядки. Как пройтись по снаряду после разминки, что бы сноровку не потерять. Все свои эмоции я берегу для вас! – уверил он, слегка переигрывая с искренностью. – Поэтому спите спокойно.
–Какой хвастун. Ваш отец бы вас устыдился. Не представляю, что бы он так же хвастал своими победами.
–Этому я научился как раз у него. Он же сам продемонстрировал вам свой розарий. Не сомневайтесь все эти цветочки он понюхал и не раз.
–Фу, какие мерзкие ассоциации возникли, – скривилась Калина. – Амир, вы добились желаемого, я потеряла покой от ревности. Все! Идите уже спать, хвастун!..
–Да, свет очей моих, я слушаю тебя? – закатив глаза, паясничала журналистка. Капитан смотрел предельно серьезным взглядом, словно собирался сообщить что-то очень важное, так сказать – пролить свет истины.
–Я регулярно делаю так, как ты меня учила. И проблем, и правда, больше нет. – После этих слов капитан бессовестно улыбнулся.
Журналистка в недоумении вскинула брови, изучая собеседника серьезными газами, пока не осознала, о чем именно он говорит. В результате она живописно закатила эти самые серьезные зеленые глаза.
–Я тронута вашей неожиданной откровенностью, о том, как вы поднаторели в искусстве оральных ласк, но это признание было излишне...
–Может быть, пройдемся по мучному, Проскурина? Булочки, кексик...
–А вы еще не нализались на этом конвейере?
Ответом был тихий задорный смех. И преемник, наконец, ушел…
