Текст книги "Цена молчания (ЛП)"

Автор книги: Spyrel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Сердце стучало у нее в горле.

– Пердикус, она не знает о том, что здесь произошло. Если бы Зен... если бы Завоеватель знала, этот офицер был бы мертв к утру. Завоеватель сурова, да, но беспристрастна. По-своему. Письмо...

– Хорошо.

– ...наш единственный шанс. Все пойдет только хуже, если мы этого не сделаем...

Губы поглотили ее слова, когда он прижал ее к кровати, и под длинным настойчивым поцелуем, она постепенно успокоилась. Мужчина отодвинулся и, хотя она не могла видеть его лица, она могла чувствовать широкую улыбку.

Глубокий вдох.

– Если это попытка успокоить меня...

Мягко:

– Я сказал, что подпишу его. Завтра, – слова были подкреплены другим поцелуем, в соленую от пота шею. Он снова начал двигаться, и она молча обвила его талию ногами, ее мысли были в тысяче километров отсюда.

Холодный металл сжался вокруг запястий, возвращая ее обратно к тусклому коридору больницы. Шрам держал открытым ошейник. Гладиатор равнодушно подняла подбородок и стояла так, пока солдат запирал замок, а потом повернулась, чтобы устало тащиться обратно в темноту.

Вместо этого охранник направился к лестнице, сделав паузу, когда она не последовала за ним. Раб непонимающе посмотрела на него, но дрожащие ноги понесли гладиатора к свежему воздуху помимо ее воли. Солдат придерживал ее за локоть, пока они не достигли верха лестницы.

Внутренний двор был большим. Больше, чем у сенатора, но менее грандиозным из-за скромной архитектуры, отсутствия цвета и художественного оформления. Арки в римском стиле сформировали лоджию, защищавшую от яростного белого света, отражавшегося от плотно утоптанной земли. Раб сжалась от нападения яркости, опустила голову, прикрывая лицо руками, и отступила назад, пока не уперлась спиной в стену. Даже под закрытыми веками, ее глаза пульсировали от света. Бриз, щекотавший кожу, принес запахи моря, города, лошадей, людей, еды. Раб сползла по стене и опустилась на каменные плиты пола, она всем своим телом впитывала свежий воздух, отдыхая в тени портика, пока глаза привыкали к свету.

Ее конвоир устроился на расстоянии длины цепи и пристально смотрел на нее, отыскивая любые намеки на неприятности. Гладиатор не показала никаких, держась непринужденно, чтобы у него не было причин сократить эту привилегию. Ей это нравилось. Прошло долгое время с тех пор, как охрана наблюдала за ней без презрения, желания, страха или ненависти. Солдат дал ей свободное место и ждал так спокойно и тихо, что она почти забыла о его присутствии, и могла бы представить себе, что она сидит на лоджии как свободная женщина, наблюдая за суетой мира.

Грохот сандалий по ступеням разрушил иллюзию; во двор вырвалась женщина, отчаянно обыскивая взглядом пространство, пока не заметила раба и ее конвоира:

– Что ты тут делаешь? Пытаешься убить себя?

Раб узнала короткие курчавые волосы блондинки из ее сна, женщины, которую она приняла за свою хозяйку.

В долгой тишине Шрам прочистил горло:

– Она выглядит намного лучше.

Женщина выгнула бровь.

– Так ты стал лекарем, Дракон?

Гладиатор могла слышать жесткий контроль над голосом в его ответе.

– Нет, ученик, но свежий воздух вернул цвет ее лицу. Я собирался вскоре отвести ее обратно в больницу.

Ученик обдумывала его слова, разглядывая своего пациента. Леопард смотрела на землю, и не собиралась и пальцем шевелить без команды солдата.

Со вздохом женщина присела рядом с гладиатором и положила руку ей на лоб, впиваясь в нее взглядом, когда та отодвинулась в сторону. Она протянула руку к перевязанной руке раба, терпеливо ожидая, но не прикасаясь.

Гладиатор посмотрела на забытую рану, с любопытством согнула руку. Кисть была болезненной и зудела. Зуд – это хорошо. Она разбинтовала руку, сжала кулак. Наполовину излеченная кожа выглядела тугой и белой на тыльной стороне кисти.

Целитель взяла ее руку, прижала кончики мозолистых пальцев к запястью, к почти прозрачной коже предплечья.

– Инфекция прошла.

Она взяла другую руку, исследовала три линии шрамов, пары крошечных черных отверстий, где стежки когда-то связывали плоть. Гладиатор приподняла подол туники, обнажая аналогичные отметки на ноге, мышцы двигались с минимальным дискомфортом. Лихорадка явно длилась более одного дня.

Ученик целителя отодвинулась, глядя на нее, потом покосилась на солдата.

– Не оставайтесь тут надолго. Завоеватель поместит нас обоих в больницу, если с ней что-то пойдет не так.

Гладиатор вытянула шею, с любопытством наблюдая, как она уходит. На сей раз мысли унесли ее к грубым ладоням и жесткой хватке женщины. Леопард пытаясь представить, откуда это у лекаря.

Появление ученика уничтожило настроение. Скоро ошейник двинулся; Шрам встал, показывая, что пора уходить, перед тем как приказать. Гладиатор неохотно оставила соленый воздух и яркий свет средиземноморского солнца, возвращаясь за ним по лестнице к затхлости больницы. Когда они подошли к двери, она рискнула положить ладонь на локоть солдата, быстро отступив, когда его рука дернулась к рукояти меча. Раб подняла руки, чтобы показать, что она не собиралась нападать. Как передать то, что она хотела сказать? Она напряженно кивнула, не зная, как еще...

– Не за что. – Мягкие слова упали с невыразительных губ, голос почти казался другим. Солдат достал ключ и открыл кандалы. – Это единичный случай, так что не привыкай.

Гладиатор снова кивнула со слабой улыбкой. Он уже дал ей больше, чем она могла надеяться.

Но на следующий день он появился в дверном проеме, когда она завтракала, показав из-за спины ошейник. Раб охотно подошла к нему, доверчиво глядя на его лицо, пока Шрам застегивал металл на ее горле. Солдат через ее плечо кивнул ученику целителя, и снова повел ее к лестнице на внутренний двор.

На сей раз, они оставались больше свечи. Гладиатор успела осмотреть каждый уголок прямоугольного двора, впитывая лица, замечая роли и взаимодействия, изучая структуру охранения, когда и где ходят караулы. Старая привычка, которую она приобрела годы назад, когда только стала рабом, в поисках пути к спасению.

Ее внимание все чаще приковывали солдаты в центре площади, которые тренировались и отрабатывали построения. Особенно гладиатору нравилось наблюдать за спаррингами – как далеко они держались друг от друга, чтобы не попасть в диапазон действия этих длинных мечей, какие позиции предпочитали, какую тактику использовали для нападения и обороны. Хотя обучение не было таким последовательным, как у римских солдат, в общем было кое-что сходное. И даже после того, как охранник возвращал ее в больницу, скучая по тому времени, последним трем годам, когда могла тренироваться, Леопард мысленно отрабатывала различные приемы и маневры, новые метода, чтобы свести на нет сильные стороны противников и воспользоваться их слабостями. Никогда не знаешь, когда эта информация пригодится.

Мысли о Завоевателе отступили, хотя они никогда не были достаточно далеко. Каждый день напоминал ей о том, что она заключенная во дворце Завоевателя Греции, что она остается рабом Разрушителя Наций и в любой момент эта иллюзия свободы может закончиться, тогда она снова окажется перед непостоянной женщиной – вставая лицом к лицу с последствиями их последнего горячего столкновения.

Ванна. Цезарь. Раб позволила ей подтолкнуть себя, было глупостью схватить ее так. Одним богам известно, что воин теперь о ней думает, не говоря уж о том, что она сама думала о себе. Она схватила Завоевателя, чтобы показать свое мнение или чтобы предложить?

Гладиатор вздохнула, желая, чтобы боль позади ее глаз ушла. Ей нужно объясниться...

Беседа. Боги, как она скучала по этому. Нет, не по этому. Она не чувствовала никакого желания разделять свои мысли с конвоиром, хотя он мог бы понять. Нет, компания Завоевателя, вот по чему она скучала. Почему слова, казавшиеся слишком ценными, чтобы отдавать их кому-то еще, просто изливались, когда они были наедине? Очень долгое время раб вообще отказывалась говорить, даже мысленно, доверяя только своим глазами, чувствам и реакциям. Почему все было иначе с Завоевателем?

Находясь в конфликте с собой, она не могла ответить на этот вопрос. После резни в Потейдии, после Скупи и Цезаря, после последний нескольких дней жестокого обращения нормальный человек возненавидел бы эту женщину. Но она не находила в себе этих эмоций. Вместо этого ее сердце болело от желания узнать, почему, и от желания объясниться в ответ. Опыт подсказывал, что такие желания и мысли опасны. Когда сердце и разум шли вместе, рот следовал за ними. Еще одна причина бояться столкновения с Завоевателем. Гладиатор чувствовала, как ее сдержанность ускользает, и боялась того, какую реакцию вызовут ее импульсивные слова в опасной женщине.

Или в ней самой.

20 Iustitia Harena

Правосудие Арены

Когда Шрам пришел, никто в больнице не казался удивленным, и меньше всего она. Гладиатор нетерпеливо подставила шею и запястья под кандалы, чтобы скорее пойти к лестнице на пыльный тренировочный двор. После недели заключения трудно было сидеть на месте; она потянулась, разминая мышцы и суставы, затекшие от недостатка использования. Ох, помахать бы мечом снова.

Хотя ее конвоир и держался вдалеке, но цепь из рук не выпускал. Гладиатор вернулась к тренировкам и упражнениям боя без оружия, чтобы выпустить избыток энергии. Короткая цепь между ошейником и наручниками вынудила ее изменить многие движения, что несколько разочаровывало, но все равно размяться было приятно. И такие тренировки окажутся полезными, если ей придется сражаться в этих проклятых цепях.

Что, возможно, случится довольно скоро. Двое солдат, которые наблюдали за ее разминкой, неторопливо шли к ней, и слово “неприятности” сквозило из их ухмылок.

– Милая, не так ли? Она мне напоминает котенка, запутавшегося в пряже.

– А мне она напоминает о моей последней сучке, которая выгибала крепкую задницу, пока я трахал ее.

Первый нервно рассмеялся над пошлой фразой друга.

Леопард игнорировала их обоих, продолжая тренировку, но краем глаза она замечала поведение второго, самоуверенную позу и то, как он облизнул зубы. Ни на одном из них не было отличительной формы ее конвоира – полированного стального нагрудника и синей туники, которые носили воины личной охраны Завоевателя.

Высказывание второго становились все более похабными, хотя большую часть его слов гладиатор просто не слышала. Подобные словесные нападки были столь же обычны, как и дыхание. Она не принимала комментарии на свой счет, зная, что солдат просто смотрит на нее так же, как смотрел бы на любую другую женщину, кроме, разве что, его матери. По крайней мере, она могла защитить себя. Гладиатор лишь чувствовала жалость к другим женщинам, которые попались на его пути. К таким, как Орения, судомойка, которой он, как он выразился, с улыбкой продемонстрировал мужественное искусство насилия.

– Достаточно, сэр. – Ее конвоир выступил вперед, отвращение явно читалось в том, как налился багровым его шрам. – Вернитесь к своим тренировкам.

Гладиатор не вмешивалась в спор, позволяя своему телу отрабатывать обычную программу движений и связок, столь же естественную для нее, как сон. Но солдаты стояли слишком близко, чтобы можно было их игнорировать.

– Джоксер? Я и не знал, что тебя понизили до тюремщика.

Если он и отметил оскорбление, то никак этого не показал.

– Возвращайтесь к своим делам, лейтенант, так будет лучше для вас.

– Да ладно, мы просто хотели немного позабавиться с нею, – ответил более молодой, пытаясь сгладить агрессию своего друга.

Краем глаза гладиатор заметила, как Шрам посмотрел на нее.

– Я уверен, что это было бы ошибкой, Эвристетес. По многим причинам.

Молодой солдат вмешался, попытался оттащить более смелого товарища, но лейтенант только отмахнулся.

– Нет, нет. Я думаю, Джоксер стал слишком самодовольным, забыл о своих корнях. Ему дали причудливый доспех, и он уже думает, что он лучше своего старого командира, а?

– Сэр...

– Помнишь того тощего мальчишку из Афин, который не мог вытащить меч без того, чтобы зацепиться за ножны? Ты только посмотри на него сейчас. Он вышел в отборную охрану и думает, что не должен своим старым товарищам услугу или две. Мы только хотим посмотреть, из чего сделана эта девчонка, и знает ли она, что творит. Неужели это так уж плохо?

Для ее ушей это звучало как безвыигрышная ситуация. Отказаться сражаться и быть избитой или сражаться и встать перед гневом Завоевателя за убийство двух ее солдат, а может и больше, если их товарищи решат вмешаться. Она дернула за цепь, и когда конвоир обернулся к ней, кивнула на лестницу, ведущую в больницу.

Охранник посмотрел в глаза офицеру.

– Вы слишком долго стояли на жаре, лейтенант. Остыньте. – Он развернулся и жестом приказал ей двигаться.

Выйдя под портик, гладиатор почувствовала облегчение, избавившись от палящего солнца и угрозы.

Грохот и рывок цепи заставил ее обернуться. Лейтенант прижал ее конвоира к земле и пытался вырвать цепь у него из рук. Леопард дернула цепь на себя, пиная нападавшего в висок, чтобы оглушить. Он свалился на ее лежащего конвоира и не двигался.

Его молодой товарищ больше не улыбался, он открыл рот от удивления, глядя на лежащего без сознания офицера, и вытащил свой меч. Гладиатор встала между ним и ее лежащим без сознания конвоиром, небрежно раскручивая тяжелую цепь, привыкая к ее весу и невозможности вытянуть руки. Цепи и ее свирепого взгляда оказалось достаточно, чтобы заставить молодого солдата отступить. Краем глаза гладиатор заметила, что многие солдаты сбегаются к ней со стороны тренировочных стендов.

Шрам застонал, медленно спихнул с себя лейтенанта и сел. Подкрепление быстро приближалось. Желание сбежать заставило ее задрожать; окруженная массой вооруженных солдат в неконтролируемой сваре – это звучало как самоубийство. Ее конвоир не нуждался в защите. Они шли не за ним. Но куда ей бежать? В больницу? Едва ли там можно найти защиту. В несколько прыжков она могла бы оказаться на вершине стены и снять часового. Но куда потом? Она не знала ничего о дворце, не знала, куда можно пойти вне четырех стен ее открытой тюрьмы. Кроме того, отсутствие оружия – это полбеды. Кандалы – вот беда. Нет, ее единственный шанс – защищать его, надеясь, что он может справиться с ситуацией.

– Что, Тартар вас раздери, тут происходит?

Или быть спасенной сварливой блондинкой, учеником целителя.

Глаза Эвристетеса расширились, он нервно оглядывал место действия.

– Эфини, она пыталась сбежать, напала на своего конвоира и лейтенанта Рамиса.

– И почему мне трудно в это поверить?

Или неким темноволосым воином.

Разрушитель Наций целеустремленно пересекла внутренний двор, перевела глаза с лейтенанта на Дракона, лежащего на земле, наконец, остановив взгляд на гладиаторе. Толпа любопытных слуг и свободных людей отрезала любые пути к отступлению. Оставалось только одно. Леопард опустилась на колени, положив конец цепи у ног своей хозяйки. Женщина смотрела на нее холодными глазами, равнодушно, как на старую мебель.

– Джоксер, что все это значит?

Шрам встал, вздрогнул, коснувшись ладонью наливающейся шишки на лбу, выпрямился, когда понял, кто к нему обращается.

– Завоеватель. Это пустяк. Эти люди видели, как ваш раб тренировалась, и решили сразиться с нею. Я не думал, что это будет мудрым выбором, без вашего разрешения.

– Это так? – Она посмотрела на лица молодого солдата и трясущего головой лейтенанта.

– Ваш раб? – Молодой человек побледнел. – Завоеватель, мы не знали...

– Разрешение получено. – Злорадная усмешка скользнула по ее лицу, оставив чувство тошноты в желудке Леопарда. – Лейтенант Рамис, встань. Джоксер, сними с нее кандалы.

Гладиатор задержала дыхание, сердце быстро стучало в груди. Знакомые руки ее конвоира возились с наручниками и ошейником, привычный уже вес пропал. Все еще стоя на коленях, она смотрела на хозяйку, пытаясь по выражению ее лица понять правила этой игры.

Завоеватель направила этот взгляд злорадного удовольствия на нее, и повысила голос, чтобы все могли слышать:

– Не убивай их.

Солдаты хором рассмеялись, устраиваясь в тени вокруг будущих поединщиков.

Значит шоу. Гладиатор встала и повернулась к паре противников, шум двора превратился в слабый гул на грани слуха. Эвристетес не улыбнулся шутке, конец его длинного меча нервно подрагивал. Рамис оставался спокойным, хотя стоял еще немного неровно; он вытащил меч, самонадеянность вернулась к нему вместе с возможностью спасти лицо.

Ее руки зудели от тревоги и пустоты. Правило номер один: никогда не сражайся против вооруженного противника без оружия.

Лейтенант первым сделал ход, на пробу пытаясь ткнуть ее мечом в грудь. Она отпрыгнула назад, не достаточно рано, чтобы это движение выглядело ожидаемым, не слишком далеко, чтобы это не выглядело легким. Потребовалось еще несколько отступлений, чтобы соблазнить его. Даст ли ей круг место для отступления? Быстрый взгляд назад; похоже, зрители собирались стоять на месте, задерживая ее в малом пространстве.

Правило номер два: никогда не позволяй загонять себя в угол.

Выпад Рамиса прошел ближе, чем ей бы хотелось, с характерным звуком разрезая на животе ее коричневую тунику. Толпа одобрительно зашумела. Гладиатор прижала руку к животу и посмотрела вниз, обнаруживая тонкую красную линию, окрасившую ее ладонь. Лейтенант оскалил зубы как волк, почуявший добычу. Еще один прыжок назад, и ее лопатки прижались к широкой груди солдата, упорно блокирующего ее отступление. Она сжала зубы.

Правило номер три: никогда не сражайся с двумя, если можешь сражаться с одним.

Лейтенант рубанул снова. Гладиатор поднырнула под свистящий меч и ударила кулаком в подмышечную впадину мужчину, не закрытую броней, захватила его стопой под колено и дернула на себя, отчего его коленная чашечка встретилась с землей со звучным треском. Когда офицер упал, она схватила его меч, выворачивая его из нагрудника хрипящего наблюдателя, которого лейтенант зацепил, промахнувшись мимо нее в этом диком рывке, и отскочила в сторону, скрещивая мечи с молодым солдатом.

Он моргнул, удивленный, когда гладиатор внезапно оказалась прямо перед ним. Когда он моргнул снова, она выполнила подсечку и уронила мужчину на спину, меч выпал у него из руки.

В следующее мгновение влажное красное лезвие снова смотрело на лейтенанта, который поднялся на ноги, вытащил меч из ножен раненого солдата и встал перед нею. Ему нужно было отступить сейчас, подсчитав свои потери в виде кровоподтека на ребрах, распухшего колена и раненого эго. Если бы он поднял палец, признавая поражение, она могла бы оставить его в покое. Могла бы. Но он сказал кое-что и сделал кое-что, слишком близко задевшее ее чувства; то, что мужчина не должен делать с женщиной против ее желания. Даже раб.

Она боролась с гневом, вынудив себя опустить тяжелый меч к земле, давая отдых рукам, легко удерживая его за рукоять. Пусть солдат сам придет, если хочет. Она не станет нападать первой.

Его ноздри вспыхнули с угрожающей надменностью. Его меч отправился за ее сердцем.

Несмотря на его уверенность, он промахнулся. Гладиатор повернулась боком, меч коснулся меча лишь самым краем. Кончик ее лезвия скользнул между его ног, вонзился в плоть и полетел дальше, бросив дугу темной жидкости на круг наблюдателей.

Тишина упала на импровизированное собрание, достаточно громкая, чтобы проникнуть даже сквозь ее боевой туман. В тишине его меч с грохотом упал на каменные плиты. Он замер, открыв рот в беззвучном “О”, одеревеневшие колени были единственным, что удерживало его на ногах. Хладнокровно, она повернулась, вставая пред лицом Завоевателя, опустила окровавленный меч и снова встала на колени, наблюдая за ее реакцией. Воин выгнула бровь, повторно оценивая гладиатора. Она была наказана? Конечно, толпа будет требовать этого, как только поймет, что она сделала.

Завоеватель не сказала ничего. По ее жесту ошейник и наручники вернулись на свои места, и ключ оказался в ожидающей руке.

Тишина сменилась бормотаниями.

– Мертв... убила его... убийца...

– Эфини?

Голос ученика целителя был напряженным.

– Он жив, Завоеватель, но мне нужно немедленно доставить его в больницу, может есть еще надежда спасти...

Гладиатор знала, что она хочет спасти, и знала, что шансов на это мало. Опасный ропот прошел по толпе, когда они поняли, о чем речь.

– Мясник... Амазонка... Кастратор...

– Вы, помогите ей. – Бледно-синие глаза Завоевателя оглядывали толпу в поисках неприятностей.

– Она искалечила его! – Безликий крик.

– И что с того? – Отрезала Завоеватель. – Он жив; это все, чего я требовала.

– Лучше бы он умер! – Еще один возглас.

Завоеватель вытащила меч.

– А остальные? Вы бы тоже предпочли умереть? Кто хочет выяснить? – Все отводили глаза, не желая принимать вызов. – Я так и думала. А теперь, возвращайтесь к своим делам, если не хотите тоже оказаться в железе!

Движение меча Завоевателя разогнало большую часть толпы. Ее пальцы врезались в руку Леопарда, рывком поднимая раба на ноги, и потащили ее прочь, но не к лестнице в больницу, а в сторону дверного проема, ведущего вниз в темноту. Оттуда сильно пахло старой кровью, протухшим мясом и сточными водами. Гладиатор дернулась от мерзкого запаха, но Завоеватель даже не сбавила шага. Шрам снял со стены горящий факел и пошел за ними по длинному коридору вдоль камер.

– Мэйкон!

Силуэт, появившийся в конце коридора, метнулся к ним. Грязный солдат быстро отпер дверь и держал открытой, пока Завоеватель втаскивала раба внутрь.

– Оставьте нас!

Тюремщик усмехнулся, обнажив гнилые зубы, отсалютовал и ушел.

– Ты тоже, Джоксер. Жди наверху.

Солдат неохотно установил факел в держателе на стене снаружи камеры и пошел назад тем же путем, которым они пришли. Скоро единственными звуками здесь остались треск огня факела и стук пульса гладиатора у нее в ушах.

– Это было глупостью.

Ее голос звучал недовольно и сожалеющее, и на мгновение гладиатор не была уверена, говорила ли она о выборе Леопарда или о своем собственном. Она выпрямилась в полный рост, не оправдываясь перед лицом Завоевателя.

– Эти люди дружны. Я их так обучала. Раны являются ожидаемым исходом, но стать евнухом – судьба осужденных насильников...

– Каким он и был.

– Он изнасиловал тебя?

Леопард фыркнула.

– Нет. Я убила бы его за это, несмотря на твой приказ. Он насиловал других и хвастался этим.

– Хвастовство – не доказательство!

Гладиатор холодно пожала плечами.

– Это было сражение. Ошибки случаются. У него был выбор. Он решил начать это, принять твой вызов, продолжать сражаться, когда уже был побитым. Я решила игнорировать его слова, просить твоего вмешательство, дать тебе и ему множество возможностей, чтобы прекратить это. Он продолжал нападать. Разве у меня был выбор?

– Ты, прах побери, прекрасно знаешь, что у тебя был выбор! “Ошибка?” Ты не делаешь ошибок. Не таких. Ты планировала это, подбила его на это...

– И сделала бы это снова.

Губы Завоевателя сжались в тонкую линию.

– Ты вынуждаешь меня...

Ее характер вышел из-под контроля.

– Нет, это ты вынуждаешь меня. Ты говоришь мне сражаться, я сражаюсь. Ты говоришь мне убивать, я убиваю. Это все, что я знаю. И если я избавлю мир от нескольких существ, похожих на него, то я получу от этого небольшое утешение. Если ты хочешь наказать меня за то, что я точно выполнила твое распоряжение – валяй. – От гнева сжало грудь. Когда воин не ответила, гладиатор вынудила себя выдохнуть, смаргивая пятна, пляшущие перед глазами.

Завоеватель продолжила, ее голос был низким и ровным.

– Ты вынуждаешь меня поместить тебя сюда для твоей же собственной безопасности. Люди захотят отомстить, а в больницу слишком легко пробраться. Только у Мэйкона и у меня будут ключи от твоей камеры. Твой конвоир, Джоксер, будет приходить каждый день, чтобы проверить, как у тебя дела и приносить тебе еду и воду, пока люди не успокоятся.

Она сняла с раба ошейник и наручники, отметила порванную тунику и сочащуюся кровь, быстро глянула на рану и махнула рукой.

– Это только царапина. Просто держи ее в чистоте. – Воин посмотрела на грязную солому на полу, отверстие для нечистот в углу. – Я пошлю кого-нибудь завтра, чтобы принять меры. – Завоеватель вышла и закрыла за собой дверь камеры. Там она сделала паузу. – Ты хорошо сражалась сегодня.

Возможно, неожиданная похвала Завоевателя дала гладиатору немного уверенности. Или, возможно, опасность их дискуссии подтолкнула ее к тому, чтобы поднять эту тему.

– Зена? Недавно я...

Острые глаза пробуравили ее.

– Я велела тебе не называть меня так.

Раб потеряла храбрость, облизнула губы и изменила свое мнение.

– Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты спасла меня от сенатора.

– Спасла? Я не спасала тебя. Я купила тебя, ясно и просто.

– Зачем? У тебя даже нет Арены.

Лицо Завоевателя оставалось пустым.

– Тогда, видимо, мне придется построить ее.

Охлажденная таким ответом гладиатор перешла на нейтральный тон.

– Значит ли это, что Завоевателю будет угодно спарринговать со мной снова?

Уголок рта Зены дернулся, как будто в улыбке, но это движение быстро исчезло, воин подозрительно сузила глаза.

– Это то, чего ты хочешь?

Гладиатор мысленно пнула себя за то, что не промолчала. Рабы не просят о сражении со своими хозяевами.

– Мои пожелания не имеют значения. Я принадлежу Греции. Я служу Греции так, как она считает нужным.

Неправильный ответ, судя по тому, как Завоеватель сжала челюсть.

– Даже если это означает для тебя смерть на Арене?

Некая напряженность покинула ее плечи.

– Я не ожидаю ничего другого.

Бровь Завоевателя потерялась под ее челкой.

– Хорошо, Леопард. Ты получишь то, чего желаешь. – Она взяла факел и направилась к выходу, утопив камеру в темноте.

21 Custodia

Узник

Девочка наслаждалась снами. Они переносили ее в места, о которых она только слышала в историях, в страны галлов, фараонов, персов и более дальние земли, которые она даже не представляла. В них она находила свободу или, по крайней мере, бледную тень свободы. После этих снов ее сердце болело от тоски, но они приносили также радость и надежду. Ее реальная жизнь была бы ничем без надежды. Сны поддерживали ее душу.

Девочка позволяла женщине, которой она стала, иметь дело с кошмарами. Подобными тому, от которого она проснулась, накрытая болью и тошнотой. Ее трясло от жестокости кошмара, глаза невидяще смотрели в темноту, в ушах все еще звенел крик. Ее крик.

Она сжала челюсть, но обнаружила, что ее рот уже закрыт. Ни звука не слетало с ее губ, это было только эхо кошмара.

Постепенно память о ночном ужасе исчезла. Она перевела рваное дыхание, уверяя себя, что ее изломанное в кошмаре тело было целым и невредимым. Она пыталась справиться с дрожью. Конечности плохо подчинялись, тело все еще реагировало на кошмар. Она свернулась клубочком, плотнее заворачиваясь в одеяло.

Еще один крик. Женский, высокий и бесполезный. Дрожь прошла по хребту гладиатора. Она знала этот звук так же хорошо, как знала собственное тело: вой боли, гнева и ужаса.

Дикое создание внутри нее встряхнулось, пульс и дыхание ускорились, шерсть на загривке стала дыбом, когти врезались в пол, каждый нерв напряжен. Когда крик затих, она резко расслабилась, дрожа.

Следующее завывание заставило ее зажать уши ладонями, но потом она сжала зубы и опустила руки. Такие крики заслуживали того, чтобы быть услышанными. Такую боль необходимо с кем-то разделить.

Раб вынудила себя подобраться к двери и прижаться щекой к прутьям решетки. В том направлении, откуда она пришла, царили темнота и тишина ночи. С другой стороны, в самой глубине узкого коридора, слабо мерцал огонь факела. Как она не напрягала глаза, но в слабом отблеске света могла разглядеть только решетки ближайших камер, двери которых были открытыми и голодными.

Новый крик, хриплый, сорвавшийся, ненамеренный ответ на агонизирующую боль, которая была ей знакома. И никаких других звуков, мурашки пробежали по коже. Ни щелканья кнута, ни хруста плоти и костей, никаких голосов, задающих вопросы или презрительных, никаких вздохов от усилия или удовольствия. Она подавила дрожь, напряженно прислушиваясь.

Слабое бряцанье металла, падающего на песок. Скрежет шепота, низкого и тихого. Скрип натянутой кожи. Все звуки утонули в этом ужасающем вопле.

Девочка внутри нее зажала уши.

Эхо шагов заставило ее отшатнуться от двери. Она сжалась в самом темном и дальнем углу камеры и задержала дыхание, когда фигура в плаще прошла мимо. Когда шаги стихли на лестнице, она перевела дыхание, откидывая мокрые от пота волосы со лба. Руки тряслись, дрожь отказываясь униматься.

Гладиатор почти пропустила появление другого тайного посетителя, более стройного, чем первый, и более осторожного. Мягкие сандалии шелестели по каменным плитам, фигура двигалась стремительно и тихо. Ни один из визитеров не нес факела; как и прежде, незнакомец прошла мимо, не почувствовав ее взгляда. Человек направлялся к источнику звуков, и так неожиданно пропала из поля зрения и слуха, что Леопард не смогла сопротивляться побуждению, снова подползти к двери камеры.

Две фигуры тянули третью по коридору, оставив свой груз в камере на противоположной стороне, находящейся достаточно далеко, так что раб могла видеть только ее угол. Но это все равно бы не имело значения; прочная металлическая дверь скрывала внутреннюю часть камеры. Тюремщик ушел, вернувшись со свечой, и запер посетителя внутри вместе с заключенным.

В тишине раздался тихий напев, странные бесформенные звуки, которые превратились в печальную мелодию. Это могло бы быть успокаивающим, если бы не скрежещущий голос певца.

Измотанная, гладиатор оперлась затылком на стену и слушала, ускользая за простой песней прочь из дворца к диким счастливым местам, которые снились девочке.

22 Adventi

Посетители

Скрежет ключа разбудил ее. Спросонья ей потребовалась секунда, чтобы вспомнить, как она попала в камеру и почему ее голова прижата к прутьям решетки. В поле ее зрения оказались колени, грязные ноги и обшарпанные ботинки, слегка освещенным дневным светом, сочащимся со стороны лестницы. Гладиатор отпрыгнула в сторону и присела, готовая броситься, пока Шрам не встал перед тюремщиком.

Дверь закрылась позади него, оставив их одних.

– Принес тебе еду. – Солдат достал из-за спины миску и ложку. Вязкая каша выглядела холодной, но, едва попробовав, гладиатор тут же с жадностью накинулась на еду. Дракон усмехнулся, выражение его лица стало почти смешным из-за шрама. – Тебе лучше есть помедленнее. Ты только поощряешь повара, поедая это так, будто тебе нравится.

Раб замедлилась, и отметила, что солдат пристально смотрит на нее, заставляя ее чувствовать себя неуютно. Мрачные зеленые глаза встретились с его глазами, и мужчина отвел взгляд.