Текст книги "Седьмой прыжок с кульбитом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Глава 3

Глава третья, в которой нам не дано предугадать, как слово наше отзовется

Партактив собрался вовремя. У людей в форме иначе быть не может – приходят четко, чуть ли не строем, строго к назначенному часу. В актовом зале присутствовали все приглашенные, то есть полный цвет уездного бомонда. Конечно, за исключением тех, кому не повезло внезапно заступить на дежурство или убыть в командировку. Впрочем, может и повезло, это еще как посмотреть.

Люди приехали со всей страны, и не всем прибывшим хватило места. Часть сотрудников усадили на приставные стульчики, как это делают в театре во время аншлага. Президиум на сцене отсутствовал, как и не было традиционного длинного стола под красным кумачом. Руководство конторы сидело в первых рядах зала, а за трибуной возвышался единственный докладчик. Это удивляло – обычно партийный актив открывался зажигательной речью парторга.

Поблескивая стеклами очков, Арвид Янович Пельше вглядывался в зрительный зал. Здесь собралось начальство центрального аппарата КГБ, а также руководство республиканских и областных управлений. Всех этих людей он знал – если не лично, то по личным делам точно. Ничего не поделаешь, на руководящие должности просто так не назначают, правило микроскопа никто не отменял.

– Ну что ж, начнем, товарищи, – произнес докладчик, инициатор этого мероприятия.

Зал замер в предвкушении, все-таки не каждый день здесь выступает член Политбюро ЦК КПСС. Начал Пельше не с традиционных лозунгов и цитат классиков марксизма, а с подробного разбора международной обстановки. Мир переживал непростые времена, и сказать было о чем. Продолжалась бойня во Вьетнаме, Ирландия пылала в огне, тлеющий конфликт между Индией и Пакистаном грозил взрывом, грызня Греции и Турции за остров Кипр плавно перерастала в нечто большее, на Ближнем Востоке зрела очередная война Израиля с Египтом, четвертая по счету.

Упомянул докладчик и встречу Мао Цзэдуна с Никсоном, что означало возможную дружбу заклятых врагов против Советского Союза. Событий много, и все они малоприятные. Говорил Пельше живо, избегая формальных оборотов, но председатель КГБ генерал Ивашутин слушал докладчика не очень внимательно. Собственно, именно эту обстановку он постоянно изучал и докладывал руководству страны.

Покончив с обязательной частью, докладчик перешел к делам внутренним. Похвалил сотрудников Комитета за разгром вражеской агентуры вместе с тайными пособниками, а также за упорную борьбу с разгильдяями, вредителями и казнокрадами.

– Комитет госбезопасности СССР сумел предотвратить более тридцати летных происшествий, пять аварий на подводных лодках и кораблях, и целый ряд техногенных катастроф. Многие из вас будут представлены к государственным наградам. Это большой успех, однако останавливаться на достигнутом нам не к лицу. Работы еще непочатый край.

Арвид Янович деликатно обошел свою заслугу в этих делах, и не стал упоминать большой вклад военной разведки. Это детали, пусть люди порадуются – доброе слово и кошке приятно. А потом он коснулся недостатков, коих набралось немало. По всем службам прошелся. Ничего не поделаешь, большая страна – большие хлопоты.

И если песня утверждает, что «жила бы страна родная, и нету других забот» – это не так. Забот полон рот. За рамками внимания осталась лишь одна служба – отдел «Ф» Первого Главного Управления, именуемый «Фирмой». Засекреченная даже от своих, служба занималась экономикой и финансовой разведкой.

Но это общие слова для тех, кто слышал звон. В реальности отдел «Ф» держал руку на финансовом пульсе мира. Сотрудники «фирмы» умели создавать предприятия в передовых странах Запада (и не в передовых тоже, где полно своих нюансов), вкладывать капитал в оффшорные компании, знали толк в банковских операциях и финансовых потоках. Легко пользовались услугами не только официальных брокеров, но и неформальных финансово-расчётных систем типа Хавалы. Офицеры «фирмы» глубоко проникали в каналы отмывки грязных денег – от торговли оружием и наркотиками до хитрых схем финансирования террористов. Они разбирались в алмазах, реальных ценах на золото и котировках акций.

К работе отдела привлекались отдельные гражданские эксперты: Виктор Геращенко, советский банкир и сын банкира; Евгений Примаков, заместитель директора института мировой экономики и знаток Ближнего Востока; Николай Патоличев, министр внешней торговли СССР. Привлеченные специалисты не только консультировали сотрудников отдела, но и сами получали секретную информацию редкой ценности.

Самыми конфиденциальными операциями отдела «Ф» являлись поручения Политбюро ЦК и лично Леонида Ильича, сплошь и рядом деликатные. Многие из них поступали устно, в приватной обстановке, и точно так же шел доклад о проделанной работе. Курировал работу Председатель КГБ, и только он владел полной картиной. Даже Брежнев не был полностью посвящен во все аспекты деятельности секретного отдела – писать в отчетах можно было не обо всем, пусть они и шифрованные.

Упоминать финансовую разведку и комментировать ее успехи докладчик не стал, не время и не место. Обошел он и чистку, которую затеял генерал Ивашутин. О таком говорить не принято, хотя всем известно: новая метла по-новому метет. Любой начальник тянет за собой свою команду. И в этом вопросе, совершенно неожиданно, товарищ Пельше препятствовать не стал. Даже внес длинный список предложений – кого передвинуть, кого услать подальше, а кого и вообще уволить.

Что-то Ивашутину удалось, что-то пришлось отложить. Генерал Крючков уехал послом в Польшу, генерал Бобков возглавил дипмиссию на Шри-Ланке, генерал Чебриков надолго застрял на Камчатке. Список этим не ограничивался, и работа с кадрами продолжалась в непрерывном режиме. Естественно, под руководством товарища Пельше, поскольку генсек больше лежал в Центральной клинической больнице, чем появлялся в Кремле. Брежнев отчеты, конечно, просматривал – «работал с бумагами». Только практическими делами занимался Арвид Янович.

Несмотря на постоянные встряски и реорганизации, Комитет госбезопасности представлял собой мощную и серьезную структуру. Многоуровневый айсберг решал массу разнообразных задач внутри страны и на международном уровне. Его агенты действовали всюду, проникая в самые затаённые уголки. Выражение «тотальный контроль» в данном контексте – мягкое слово. Проверяли всех. И хотя в советской стране были те, кому верят, их тоже проверяли – те, кому доверяют. А за проверяльщиками приглядывали те, кто не привык доверять никому.

Контролировались все процессы. И вредные тенденции, конечно, пресекались. Но не всегда – за некоторыми процессами лишь велось внешнее наблюдение. Случалось и так, что инакомыслящих, сионистов и прочие недружественные силы поддерживали, тихо и ненавязчиво. Здесь начинались агентурные игры и высокая политика с далеко идущими целями.

Прямо говоря, подпольный кружок разгромить несложно. Наивные болтуны, мнящие себя заговорщиками, понятия не имели о конспирации. Но вот так всех разгонишь, а потом что делать? Ловить реальных шпионов сложно, китайскую границу охранять не тянет. Гораздо проще за этим огородом ухаживать, а сорняки временами пропалывать. Государственная безопасность – тонкая штука, где не все одинаково понимают слово «интересы». И потом, любая армия должна воевать. Чтобы она не зажирела, нужен враг. Или хотя бы его образ.

Партия смотрела свысока, но внимательно, то есть держала Комитет под постоянным контролем. Для этого в органы госбезопасности командировались опытные партработники – «укреплять и направлять». Кадровые чекисты не могли понять, каким образом партийный говорун может укрепить разведку. Может, истинная цель засланцев иная, «смотреть и не допущать»? Предположение резонное, и это рождало внутренний конфликт. Профессионалы не переваривали выходцев из партийного аппарата, впрочем, как и сам партийный аппарат, что порождало острое желание избавиться от балласта. Иногда это получалось, чаще выходило наоборот.

Только однажды маршалу Берии удалось почистить госбезопасность от партийных чинуш. «Эти засранцы не знают чекистского дела, – сказал он тогда. – Надо им подобрать что-то попроще». И поехали партийные выдвиженцы по стране – кто в органы милиции, кто в особые отделы армии, а кто и ссыльных лишенцев охранять. Редкие счастливцы обрели себя на привычной партийной работе. Однако постепенно всё вернулось на круги своя – партия и мысли не допускала, что такую силу можно оставить без вожжей.

Верхушка партии настойчиво совала свой нос в дела Комитета. Здесь надо сказать о тенденции. Руководить системой пытались многие, по старинке считая КГБ боевым отрядом партии, и путая его со своим княжеским отрядом. Желающие имелись и в секретариате ЦК, и в Общем отделе, и среди членов Политбюро. Выступая поодиночке и группами, партийные аппаратчики придумывали своему карающему мечу разнообразные проверки, разносы и разбирательства – дабы обуздать и взнуздать горячего коня. Иногда доходило и до крайних мер.

Интриги дело тонкое. Но причину для карательных мер найти несложно, в большой стране постоянно что-то случалось. Мир тоже не стоял на месте, подкидывая свои ребусы. В таких сложных условиях Комитет мужал, терял бойцов и рос. Закаленный в боях организм Комитета приобрел навыки отбиваться, уходить с линии огня и выстраивать контригру.

При этом внутри системы постоянно возникали собственные группы, желающие порулить самостоятельно. Это не уникальное явление, о подобном весьма ёмко сказал писатель Фрэнк Герберт: «Планы внутри планов, и в них опять планы, и в них – новые планы. Не стали ли мы теперь сами частью чьих-то планов?». Ничего не поделаешь, в каждой избушке свои погремушки.

Внешне оставаясь в русле партии, лидеры тайных групп внутри КГБ понимали отдельные задачи по-своему. Они видели существующие недостатки, намереваясь их устранить. И при этом соблюсти свои интересы, подвинув противников и прибрав кое-какие ресурсы. Глупо было бы иначе… Звания и регалии еще никому не мешали, но это как бы второстепенное. Главное в их риторике, направляемой на тайных соратников – это желание помочь стране. То есть избавиться от врагов внутренних, и ослабить кольцо врагов внешних.

Последние годы КГБ провел под знаком Юрия Андропова. Личность эта загадочная, и сведения о нем обрывочные. Впрочем, у Юрия Владимировича была возможность почистить свою биографию. В смысле, переписать начисто и положить в личное дело. Из открытых источников известно, что Андропов пошел работать, не успев закончить школу. Трудовой путь начал учеником киномеханика, работал телеграфистом. Служил моряком в речном пароходстве. А затем двинулся по комсомольской линии и быстро добрался до кресла первого секретаря Карелии. В годы войны возглавлял партизанское движение. Без личного героизма, находясь в тылу, но руководил. Далее работа в аппарате ЦК КПСС, и вдруг ссылка – посол в Венгрии. Далее снова в ЦК и затем, совсем неожиданно, должность председателя КГБ. Новая ссылка? Как сказать.

Андропов добился больших успехов, это признают все. Особенно когда занял позицию, весьма близкую к телу товарища Брежнева. Юрий Владимирович плотно держал руку на пульсе социалистических стран, при этом не забывая об остальном мире. Бывали дни, когда генсек разговаривал с Андроповым по нескольку раз. И с глазу на глаз, и на совещаниях, и по телефону. Человеку, сведущему в политике, одного этого факта было достаточно: фаворит.

При Андропове КГБ не стремился стать самостоятельным островом, он и так являлся государством в государстве. Орденом. Царством непорочных рыцарей плаща и кинжала. При этом Юрий Владимирович не замыкался в узком мире власти, шпионажа и интриг. Он интересовался литературой, искусством и общественной жизнью. Слыл эстетом, полиглотом и меценатом.

– И когда он только успевал работать? – недоуменная мысль мелькнула в голове Ивашутина далеко не первый раз.

Но теперь Центральному Комитету не до КГБ. Точнее, поползновения и руководящие указания стали какие-то вялые. Монолитное здание ЦК партии покрылось трещинами, а отдельные кирпичи просто исчезли, пропали без следа. Потом начались перестановки, увольнения и аресты. Кадровики принялись заполнять вакантные места, однако вмешался Комитет партийного контроля. На многих проверенных кандидатов вытряхнули такой компромат, от которого Леонид Ильич судорожно закурил, Общий отдел пришел в ужас, а партийный контроль заинтересовался теми, кто настойчиво двигал новичков.

Когда исчезновения высокопоставленных чиновников прекратились, это не внесло спокойствия в ряды сотрудников ЦК КПСС. Перестановки и аресты продолжились как в той сказке, где сначала намечались торжества, потом аресты, а потом решили совместить. Слово «коррупция в высших эшелонах власти» еще не прозвучало, но оно давно витало в воздухе.

Свой доклад товарищ Пельше закончил постановкой задач. Их было много, и самой удивительной оказалась предстоящая реорганизация Пятого управления.

– Борьбу с идеологическими диверсиями никто не отменяет, – сказал Арвид Янович. – Защита конституционного строя крайне важна. Наряду с этим в рамках Пятого управления будут созданы подразделения специального назначения по борьбе с диверсантами, угонщиками самолетов и прочими террористами. Работы прибавится, конечно. Однако, с другой стороны, ее станет меньше. Я имею в виду наружное наблюдение, прослушку и анализ.

С затаённой хитрецой оглядев всколыхнувшийся зал, Пельше продолжил:

– За Александром Солженицыным ведется плотное наблюдение. Фиксируются контакты, фотографируются лица, пишутся переговоры… Пятое управление участвует в слежке чуть ли ни полным составом. Зачем? – докладчик выдержал паузу. – Далее. Ни для кого не секрет, что у нас образовалась целая прослойка населения, которое называют «отказники». Люди годами дожидаются выезда, перебиваясь случайными заработками. Они сбиваются в организованные группы, где обмениваются негативными новостями и слухами, слушают вражеские «голоса», учат иностранные языки.

Оценивая реакцию, докладчик сделал еще одну паузу.

– В Центральном Комитете партии сложилось мнение, что идеологических врагов надо выслать из страны. Собрать всех этих бузотеров, критиканов и воинствующих сионистов, да отправить на историческую родину. Всех скопом.

– Как⁈ – охнул кто-то в зале. Негромко, но его услышали.

– Вычеркнуть и забыть, вот как. Строго между нами сообщу: готовится закрытое постановление Политбюро ЦК по этому вопросу. Если вкратце, то будет ослаблен режим выезда из страны. Значительно ослаблен, для всех желающих – евреев, немцев, крымских татар…

Зал загудел, Арвид Янович налил себе воды из графина.

– Товарищи, речь не идет обо всех недовольных подряд. Обрезание следует проводить очень аккуратно. Одно дело злобное охаивание советской власти, призывы к ее свержению, и совсем другое – критика имеющихся недостатков. Чего скрывать, упущений и недоработок у нас хватает. Если люди хотят не ломать, а улучшать, то почему нет? К таким критическим замечаниям следует прислушиваться, а не давить своим авторитетом. Будем отделять мух от котлет, если говорить коротко.

По залу прошел легкий ропот – ранее было несколько иное целеполагание. Именно давить и не допущать. Ибо нечего.

– Коммунисты Комитета призваны бороться за каждого советского человека, даже когда он оступился, чтобы помочь ему встать на правильный путь. Это банальная мысль, но мы должны ее помнить постоянно. В прошлом году в нашей стране утвердили присягу врача, главным принципом которой стало непричинение вреда пациенту. Комитет госбезопасности должен действовать именно так. Надо обойтись без перегибов, чтобы не выплеснуть с водой ребенка. Понятно, надеюсь, всем? Подробные инструкции Председатель КГБ получил, на ближайшей Коллегии доведет до заинтересованных лиц.

Будучи участником Октябрьского переворота, товарищ Пельше понимал опасность идеологических диверсантов. И помнил слова Сталина о силе пропаганды накануне революции: «Главная задача – пропаганда необходимости свержения существующей власти. Мы еще недостаточно подготовлены к этому. Но надо готовиться». И еще одну умную вещь сказал Сталин: «Организовать можно то, что имеешь. Нельзя организовать власть, которой владеют другие». Опасные знания, ведь враги тоже умеют читать классиков, было бы глупо их недооценивать.

Ничего этого вслух он не сказал. Поэтому, когда кто-то в первом ряду поднял руку, сразу отреагировал:

– Товарищи, вопросы потом. У меня мало времени, прошу прощения. Завтра, в это же время, я приеду сюда для партийной дискуссии в более узком кругу. Посидим, поговорим, обменяемся мнениями. Готов выслушать предметную критику и предложения.

После этой ремарки до самых непонятливых дошло: никакой это не партийный актив, а самая настоящая программная речь. Предвыборное выступление кандидата на пост Генерального секретаря партии. По залу прокатился вздох понимания, но Пельше не позволил собравшимся переглядываться и шептаться. Он вновь овладел вниманием:

– Проблему вижу так: у каждого человека Родина может быть только одна. Эта цифра возможна только в единственном числе, как единственной может быть мать. Да, в жизни полно нюансов, и судьба частенько бросает людей как щепки. Но второй родины быть не может, как не бывает осетрины второй свежести. Когда советский гражданин, проживая здесь, морально готов принести клятву Израилю, учит для этого язык и гимн, он не советский гражданин. Мысленно он уже гражданин другой страны. Зачем его насильно удерживать?

Свою речь Пельше заканчивал в гробовой тишине, уж очень неожиданные новости он вывалил на головы чекистам.

Глава 4

Глава четвертая, в которой выясняется: если вы ищите справедливости, то вы пришли не туда

По завершению партийной конференции Председатель КПК пожелал испить чаю в компании Председателя КГБ. И едва сделав глоток, сразу перешел к делу:

– Если вы помните, Петр Иванович, недавно Ростов-на-Дону посещала делегация германского города Дортмунд.

– Да, конечно, – кивнул генерал. – Мы следим за всеми процессами в стране.

Лицо его оставалось невозмутимым, хотя кто-то иной мог бы увидеть иронию в глазах.

– Надеюсь, – в таком же серьезном тоне ответил Пельше.

– Это мероприятие обеспечивалось особо, все-таки города-побратимы – крупное культурное событие. Наша служба вроде бы справилась. Или есть замечания?

– Замечания есть, но об этом в другой раз, – отмахнулся высокий гость, продолжая мысль: – В составе германской делегации выступала Мария фон Вагнер, общественный деятель и дирижер студенческого оркестра. Вам известна ее тайная роль в Германии?

– Я в курсе, – едва заметно генерал покривился.

– Но не одобряете эту поездку, – догадался Пельше.

Ивашутин не стал говорить, что некоторым бойким дамочкам лучше бы сидеть дома и не искать приключений на одно место. Шило там, что ли? Сидела бы, как и раньше, на попе ровно, и передавала агенту ГДР Гюнтеру Гийому сведения из семьи канцлера Вилли Брандта. Секреты невеликие, но мелкие детали очень важны, когда из многих штрихов складывается картина. Да и в куче мелочей постоянно попадаются алмазы ценной информации.

А эта неуёмная особа вдруг рванула не куда-нибудь, а в Советский Союз. Вот зачем светиться? Поступок трудно назвать профессиональным, однако инициативниками особенно не поруководишь.

Вслух коротко бросил:

– Нет у нее понятия о дисциплине, даром что немка. Да и приказывать мы ей не можем.

– Мы вообще ничего не можем, – согласился Пельше. – Работает добровольно, по идейным соображениям. Хоть и не коммунистка. Кажется, она вообще ни в какой партии не состоит. А терять такой кадр не хочется, сведения дает ценные…

– Насколько понимаю, товарищи из штази готовят эвакуацию Гюнтера Гийома и его жены. Возможно, еще двух человек придется выводить. Сама Мария фон Вагнер вне подозрений – связь не поддерживает ни с нами, ни с Восточным Берлином. Вознаграждения не получает.

Пельше сверкнул очками:

– Постойте, а как же товарищ Иванов, представитель министерства культуры, с которым она вступила в романтические отношения? Разве это не ваш человек?

– Подполковник Иванов выполняет мой приказ: не препятствовать, – пожал плечами генерал. – Вербовочные подходы запрещены, его инкогнито не раскрыто. Легкая культурная интрижка. Ну и пригляд, само собой.

– А может это любовь? – отставив стакан тонкого стекла в мельхиоровом подстаканнике, Пельше еле заметно улыбнулся.

На щеках играл румянец, а глаза за стеклами очков блестели хитринкой. Ивашутин даже позавидовал такой бодрости человека, который черти когда делал революцию. А еще воевал в Гражданскую, и видел Ленина не только в Мавзолее.

– Если это любовь, тогда надо заслать Иванова куда подальше, в какой-нибудь Занзибар, – буркнул генерал. – От греха подальше.

– Русские народные танцы среди аборигенов продвигать? – хмыкнул Пельше. – Не спешите, для этого найдем кого попроще.

– Но офицер КГБ не может жениться на германской баронессе! – воскликнул Ивашутин. – Им только волю дай! Дурной пример заразителен, знаете ли.

– Ну почему же, – прищурился Пельше. – Помнится, нарком иностранных дел Максим Литвинов был женат на буржуйке, подданной британской короны. И ничего, никто не помер от ужаса.

Генерал осторожно возразил:

– Литвинов – это другое. Соратник Ленина, старинный приятель Сталина. Завсегдатай салонов английской богемы, непонятные деньги… Мутный тип, мутная семейка и вся эта история мутная.

– У меня другое мнение, – далее полемизировать на тему, табуированную даже для своих, Пельше не стал. – Вдова Литвинова, Айви Лоу, подала документы на выезд.

– Я в курсе, – кивнул председатель.

Ничего удивительного, такие вопросы мимо госбезопасности не проходят, как и мимо партийного контроля.

Пельше сухо бросил:

– Прошу не препятствовать.

– Но…

– Без комментариев, – надавил Пельше, многозначительно обрывая вопросы. – Понятно выражаюсь?

Генерал понимающе кивнул:

– Так точно.

– А где его внук, Павел Литвинов?

– В ссылке, – без запинки ответил Ивашутин. – Работает электриком в Читинской области. Продолжает бузить.

– Так-так, – посмурнел Пельше, – этого отправить первым же рейсом.

Генерал виновато развел руками:

– Арвид Янович, пассажиры первых трех самолетов уже назначены. Как вы и велели: журналисты, сионисты и прочие писатели.

– Да, эти блогеры нам нахрен тут не нужны, – непонятно отозвался Пельше. – Мыслители современности, господи прости! Развелось, понимаешь, идиотов, говорящих правильные слова… Пусть оттуда повопят о кровавом режиме, обивая пороги хедхантеров. Посмотрим, как быстро о них забудут.

Ивашутин запнулся, только зыркнул удивленно. Затем продолжил:

– Дело в том, что ведомость сформирована из расчета трех рейсов, и всеми инстанциями утверждена. Вылет – сразу после выхода постановления Политбюро.

– Жаль. Значит этого – в следующей партии, четвертым рейсом, – решил Пельше. – А что там с каналами движения нелегальной литературы и денег?

– В Москве и Ленинграде каналы взяты под контроль.

– А контакты?

– Все контакты иностранных дипломатов зафиксированы, тайники и «камни связи» выявлены, и так же плотно контролируются. Чтобы раскрутить всю цепочку, требуется еще немного времени.

– Хорошо, работайте. Время пока терпит, – покладисто согласился Пельше. – Хотя время не любит, когда его убивают.

Ивашутин намек понял:

– Максимум две недели, Арвид Янович.

– Добро. Но возвратимся к нашей немке. Насколько я понял из доклада своих помощников, она хочет заполучить к себе в Германию ростовский оркестр студентов?

– Да, очень настойчиво хочет, – сморщился генерал. – Прилетает в Москву уже третий раз, и начинает бегать по инстанциям: министерство образования, министерство культуры, отдел пропаганды ЦК. Достала… В смысле, – быстро поправился он, – мои сотрудники утомлены ее энергией.

– А в чем проблема?

– Внешне все выглядело стандартно, в рамках договоренностей: у нас побывала немецкая делегация, теперь готовится ответный выезд. В заявку включен студенческий оркестр «Надежда», ростовский обком сделал это с самого начала. Тут вопросов нет.

– И где же вопросы?

– Все упирается в культурную программу визита. По ней предусмотрены совместные концерты немецких и советских студентов, с записью на радио и телевидении. Как дирижер оркестра, Мария фон Вагнер настаивает на предварительных репетициях. Уши всем прожужжала!

– Репетиции – это разумно. Это даже нужно, чтобы потом не обделаться перед публикой, – Пельше по-прежнему не видел, где здесь сложности. – И что?

– Бюрократия. Если делать, как она требует, то образуется отдельный выезд группы наших студентов в капиталистическую страну, причем раньше остальной делегации. Ломается график, требуется согласование на многих уровнях. Дело усложняется тем, что министр культуры Фурцева категорически против. Даже разговаривать не хочет. Вы же знаете: если раз сказала «нет», значит отрезала.

– Понятно, – задумался Пельше, машинально помешивая чай ложечкой. – А что вы думаете по этому поводу?

– Студенты проходят по третьему отделу Пятого Управления, культура – по первому, – уклончиво ответил Ивашутин. – Как мне докладывали руководители темы, и без этого имеются технические трудности по сопровождению, размещению и обеспечению. А по ряду кандидатур возникли сомнения.

В такие мелкие детали Председатель особо не вдавался. Ну, не всем одобрят выезд в Дортмунд, кого-то забреют. Обыденное дело. Месяцем раньше, месяцем позже… Выбывших заменят, или вообще плюнут. Да какая разница? Вслух Ивашутин этого не сказал, но Пельше понял.

– Так-так, – усмехнулся он. – Ясно. Никому не нужна лишняя головная боль, и вашей службе тоже. Текущая задача, которых множество. Логично. Что у вас есть на Фурцеву?

Ивашутин ткнул в кнопку селектора:

– Виктор, зайди с материалами по министерству культуры.

Через пару минут, спросив разрешения, в кабинет просочился моложавый подполковник. Положив папку на край стола, вытянулся. Ивашутин кивнул, и подполковник испарился.

Полистав толстую папку, генерал нашел нужный лист. Высказался кратко:

– Имеется сигнал. Поступил из надежного источника. Екатерина Алексеевна положила глаз на стройматериалы, предназначенные для ремонта Большого театра. Краски, доски, паркет.

– Зачем ей доски?

– Собралась дачу строить.

– У министра культуры нет дачи? – поразился Пельше. – Как же она живет?

– Дача у нее есть. Участок в Жуковке оформляет для дочери, а кое-какие материалы велела отложить. Список прилагается. Рядовое дело, в общем-то.

– Почему я не знаю?

– Так она не простой чиновник, Арвид Янович! Член ЦК КПСС, депутат Верховного совета. Проверим сигнал, зафиксируем факты, тогда и будем вам докладывать. Пока это лишь намерения, высказанные устно. А если сигнал не подтвердится? Некрасиво выйдет.

– Да, так бывает, – согласился Пельше. – Не все сигналы подтверждаются, далеко не все. И поскольку это пока предположения, поговорю с ней сам, лично. И заодно попрошу за ростовский оркестр студентов. Пусть ребята едут на свои репетиции. Заодно с германскими сверстниками пообщаются.