Текст книги "Седьмой прыжок с кульбитом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Другие недостатки просматривались так же явно: губки не накачаны, ушки не прижаты, носики не сглажены оперативно. Но ничего, может, и заработают еще на лифтинг лица и тюнинг тела в косметической клинике. Удивительно, но яркую расцветку тканей системы «вырви глаз» бабочкам избежать удалось. Однако какие платья могут быть у бесстыжих девиц? Только бесстыжие.

– Дед, ты стал смотреть на мир глазами Алены Козловской. Особенно на девушек. Внимание, вопрос: почему? – ехидно поинтересовался Антон.

– Потому что она умнее вас всех, вместе взятых, – буркнул я. – И с Аленой есть о чем поговорить.

А если серьезно, то не понимаю эту породу куриц, стремящихся превратить каждый день в личный карнавал. А ведь у нас безработица! И я не настаиваю, чтобы они шли на бетонный завод. Даже на стройку не зову, хотя штукатурам платят большие деньги. В городе остро не хватает медсестер, воспитателей детских садов и вагоновожатых. Водоканал вопиёт: требуются диспетчеры! Открытых вакансий нет только в райкоме партии, но это уже другая песня.

И что мы видим здесь? Возможность увидеть, как месячная зарплата учителя легко улетает за один вечер. «Дамы полусвета» не понимают, что являются обслугой праздника, а не его участниками. Они стоят в ряду тех, кто варит, носит и моет. Но бенефициары банкета вон они – небритые парни. А что, ранние огурцы с помидорами успешно проданы, имеют право.

Гляделки с оппонентом могли перерасти в крик и предложение выйти, чтобы там «поговорить». Прислушался к себе: чуйка игнорировала предполагаемый конфликт, то есть молчала молче рыбы. А кто я такой, чтобы ей не верить? Собственно, волноваться нечего, в пистолете «Оса» как раз четыре патрона. Хватит ровно на четыре лба.

Моих расчетов Антон не слушал, он был занят собственными.

– Восемь ног, – сказал парень. – Удачно совпадает.

– Почему восемь?

– Куриц не считаем. А патронов в обойме травмата «Макаров» как раз восемь.

– Стоять, Зорька! – прошипел я. – Не вздумай вылезти поперед батьки!

– А то что?

– А то! Ты голубцы доел? Тогда пей какао и думай сам: что, если они успеют провести хотя бы один удар и попасть тебе в живот? Тогда всех поразит твой богатый внутренний мир, который вырвется наружу.

Шум за соседним столом нарастал. Баронессе такой движ показался излишним – выражая недоумение, она подняла бровь в сторону бывшего представителя министерства культуры. Тот взглядом маркиза де Сад глянул за колонну, при этом мотнув головой в адрес неприемлемого шума. Мужчина в сером костюме понятливо кивнул и, не глядя по сторонам, исчез без хлопка. Вся пантомима проходила беззвучно, тем не менее уже через минуту в проходе появился метрдотель в строгом костюме. Двигался он не лунной походкой Майкла Джексона, но красиво. Люди этой профессии, видимо, такими и рождаются – в блестящих штиблетах и с прямой спиной. Следом шагал старший официант. Лишенный пиджака, но зато в бабочке, он тоже выглядел импозантно.

Однако восхищало не это, а удивительная расторопность персонала.

– Товарищи, произошло досадное недоразумение, – с легким поклоном сообщил метр. Говорил он невозмутимо, и никакой досады в холодном тоне не ощущалось. – Прощу прощения, но этот столик заказан.

Подтверждая слова босса, на столе возник соответствующий знак. Табличку «Reserved. Стол заказан» водрузил старший официант и, завершив недружественный маневр, снова спрятался за спину метра.

Если кто не знает, в царские времена профессия полового считалась престижной. Обслуге в обеденном зале жалованье не платили от слова «совсем», однако устроиться на работу было невозможно. Кандидаты заранее платили взятки! Доход полового составлял чаевые, что давали клиенты. Хорошим прибавком к заработку был обсчет, усушка, утруска и прочие хитрости, вроде левого алкоголя. Главный над официантами, метрдотель, тоже работал без оклада. Поэтому часть чаевых половой отдавал ему. Метрдотель делился с директором, хотя у того оклад уже был. Цепочка денег шла на самый верх, это железное правило работало без исключений. В советское время мало что изменилось. Осталось только понять: а как будет при коммунизме? Станут ли эти люди бодяжить коньяк?

Антон заинтересовался темой, но наши мысли перебил крутой перец.

– Эй, подожди, какой такой заказан? – он повел рукой, указывая на полупустой зал. – Куда взял недоразумение?

– Мест нет, – отрезал метр. – Прошу следовать за мной.

Вечерние бабочки зашушукались, только тихо, на уровне шума.

Вторя товарищу, мудрое слово попытался вставить другой гость:

– Зачем мест нет?

Сердитые вопросы остались без ответа. Видимо, перешли в категорию риторических. А что тут скажешь? По ходу, неожиданное решение метра закрывало тему кардинально, хотя пренебрежение статусом дорого гостя смахивает на оскорбление. На этом месте мог бы разгореться спор, и всё к тому шло. Например, острый диспут о проблемах семантики в социальной психологии. Ковбои любят смело спорить, ведь коллективный буллинг – их фирменный конек. При этом эмоциональный фон соседнего стола полыхнул таким раздражением, что ярче мог быть только взрыв вулкана «Желтый камень».

Однако вдали, в дверях, показался милицейский патруль. И за ним шли двое из ларца, что в серых костюмах. Красавчики, однако! Эту бы энергию, да на мирные цели… А подобные проблемы лучше давить в зародыше, там, на их родине. Только кому? Никому это не надо. Для подогрева коррупции у горцев полно денег, изъятых у населения честным путем. Поэтому ковбои будут всегда, пока не кончатся помидоры. А они не кончатся, потому что после ранних помидоров появятся клубника и черешня, а после них – персики. Потом инжир и хурма… И утомленные горцами граждане могут лишь ныть и нудить.

Тем временем веселая компания, смирившись с неизбежным и ставшая не такой уж веселой, направилась к выходу. Вечерних бабочек нарушители культуры забрали с собой вместе с недоумением, переходящим в возмущение. Ничего, еще не вечер, времени полно. Найдут себе место для насеста – там, где не так сильно борются за звание дома высокой культуры. На прощанье крутой перец обернулся – буркнул мэтру что-то резкое. Он пытался сохранить выражение лица «подбит, но не сломлен», только это уже была агония.

Так вышло, что именно у выхода сидел таксист Иван. С чашкой чая он поднялся, демонстрируя готовность выйти на свежий воздух, чтобы там быстренько начистить рожу кому надо. А что, этот может… Только я покачал головой: без нас справятся. А вот когда будем уходить, на улице надо держать ушки на макушке, ибо гости города могут задержаться и догнать по спине. А у нас еще не всё там вылечено!

Бывший представитель министерства культуры проводил гостей глазами. Те пересекли линию выхода, и это радовало. Что же, ничего не поделаешь: вселенная расширяется, и мы постоянно удаляемся друг от друга. Отметив приемлемый порядок на территории, Иванов закурил Мальборо как свой. А затем, разгоняя дым перед собой, взял быка рога.

– Значит так, Бережной…

Парень состроил внимательное лицо. А я занял удобную позу роденовского мыслителя, готовясь выслушать руководящие указания нового босса. Удобную, насколько это возможно было сделать лежа в голове у Антона.

– Времени на раскачку нет! – начал Иванов с искрометного лозунга. – Промедление смерти подобно. Некогда ждать у моря погоды, действовать надо решительно! Отпуска и увольнительные отменяются. Больничные закрываются. Вечерние прогулки побоку, переходим на казарменное положение. Общага на замок! Быстро сдаем сессию и…

– Ничего не выйдет, – сказал Антон.

Товарищ Иванов сбился с мысли.

– Почему?

– Мы и так живем хуже, чем в казарме, который уже день. Нам песня строем ходить помогает! А до занятий и после них тренируемся бегать.

– Зачем музыкантам бегать? – баронесса вытаращила глаза. Очевидно, что шлифовку музыкального мастерства с этой стороны алмаза она не рассматривала.

Парень хлебнул какао.

– Как зачем? Межвузовские соревнования. В пятницу нам предстоит защищать честь института на стадионе «Трудовые резервы».

Дирижеры переглянулись. Предупреждая очередной вопрос, Антон добавил:

– Больше некому, мы лучшие.

От такой неприкрытой правды товарищ Иванов крякнул. А парень продолжил изливать пояснения:

– Безвылазно репетируем. Сидим в Малом зале, как рабы на галерах. Жужжим, как пчелки над цветком! А на первомайские праздники уезжаем в Элисту.

– А в Элисту зачем?

Оба педагога с интересом уставились на Антона. В глазах их зрела догадка: наверно, бегать по улицам столицы Калмыкии, защищая честь института?

Парень независимо пожал плечами:

– Такая выпала работа: танцевальный конкурс. Мы быстро, туда и обратно.

– Так вы еще и пляшете, – недоверчиво нахмурился товарищ Иванов. – Чего еще я не знаю?

– Еще мы боремся за чистоту природы, – сообщил Антон. – На базе нашего оркестра создано молодежное движение «Защитим дикие тюльпаны».

Он не стал упоминать, что в ближайших планах у активистки кружка юннатов Ули Тулаевой стоит оборона коробочек дикорастущего мака, а в перспективе – охрана диких верблюдов.

Впрочем, перечень разносторонних талантов музыкальной группы и без того вышел настолько впечатляющим, что товарищ Иванов сдал назад.

– Ладно, потом поговорим, – махнул рукой босс. – А пока, на время моего отсутствия, будешь исполняющим обязанности.

– Хм, – закашлялся Антон.

А товарищ Иванов продолжал нагнетать пафос:

– Бережной, назначаю тебя старшим в оркестре!

Ну а что, почему бы и нет? Физруком нас уже назначили. Отсмеявшись, я продекламировал Антону интонациями товарища Иванова:

– Властью, данной мне богом, нарекаю тебя старшиной!

На это Антон горько вздохнул:

– Вот именно. Немного прошагал, пока не генерал. Но, может быть, я стану старшиной?

Мимоходом взглянув на крохотные часики, баронесса перевела взгляд на маркиза.

– Не пора ли нам пора? – предположил я финал встречи, и угадал.

Иванов без всякого сожаления произнес:

– К сожалению, время не терпит. У нас встреча по идеологии через полчаса.

– Спасибо, что пришел, Антон, – опираясь на трость, баронесса величаво кивнула головой.

– Вам спасибо! – парень поспешил вскочить.

Увидев такое дело, к столику подлетел официант:

– Счет, фрау Мария?

– Да, Миша. Запиши на номер Влада, – раскрыв сумочку, она достала пару пачек жвачки «Ригли». – Вот тебе сувенир.

Товарища Иванова такое волевое решение не обрадовало, однако он промолчал. А я настаивать на платеже даже не подумал. Еще чего! Не обедняют. Пусть контора за какаву платит, представительские расходы чекистов и не такой удар должны выдержать.

Антону баронесса протянула кусочек картона, похожий на визитку.

– На обороте номер телефона в этой гостинице. Позвони мне вечером, поболтаем насчет бабушки и ее компрессов.

Глава 29

Глава двадцать девятая, в которой не надо откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня

Площадка перед кинотеатром «Ростов» не впечатляла. Серые квадраты тротуарных плит казалась унылыми и обшарпанными, как собственно, и фасад, затонированный черным стеклом. Лишившись живых глаз билетных касс, ранее расположенных по краям, кубик здания стал еще более безликим. У кинотеатра давно не змеились очереди, «тут горький дух, тут пылью пахнет». Стыки ступенек и плит поросли травой, что подтверждало низкую проходимость этих мест. Пустыня в центре города…

Когда-то сей храм кино гремел славой, заслуженно гордясь огромным залом, кафе-мороженым на втором этаже и широким экраном в двести квадратных метров. Но всё проходит, прошло и это. Теперь здесь не показывают фильмов – невыгодно. А ведь сто лет назад лидер русской революции вел разговор не о барышах! И предлагал не пенки снимать: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Когда речь идет о влиянии на массы, трудно возражать вождю.

Впрочем, даже в страшных снах Владимиру Ильичу не могло привидеться, что кино это будет сплошь заграничное. Бездуховное рубилово с Джоном Рембо в полной красе, а не торжество блокбастеров уровня «Чапаева». Такой вот выверт отмены идеологии с беззастенчивой пропагандой буржуазного образа жизни. И более всего удивительно, что умерло и это киноискусство – пошло ко дну ледоколом «Титаник».

Завсегдатаи интернета шепотом поговаривали, будто внутри «Ростова» еще теплится жизнь. Вроде там идет отличная от кино движуха, почему-то именуемая культурной, а не загробной. Новый хозяин здания всячески поддерживал мутные слухи, мол, вместо кинотеатра открылось уникальное арт-пространство под видом коворкинга. И там, внутри – полно культурности. Вот только одним из проявлений коворкинга стала сезонная распродажа белорусской обуви и ивановских трикотажных трусов.

Куда катится этот мир? Создается впечатление, что даже боги сие не знают. Выйдя из неброского автомобиля «БМВ», полковник Подопригора выпрямился в полный, более чем двухметровый рост. Повел плечами, но потягиваться не стал, просто отбросил глупые мысли и взглянул на часы. Точность – вежливость королей, и это удалось, несмотря на пробки! Удовлетворенно кивнув себе, начальник Центра по борьбе экстремизмом неспешно огляделся.

Никаких проблем не наблюдалось, по тротуару текла обычная городская толпа. Разношерстное многолюдье, разбавленное хулиганами на самокатах, вызывало привычный вопрос: откуда их столько? Не самокатчиков, нормальных людей. Потому что не очень похоже, что одни устало тащатся с работы, другие же спешат по вторую смену. Впрочем, если не придираться, то глаз радовали короткие юбки, которые прекрасно сочетались с весной. А снующие в разные стороны доставщики еды подтверждали тезис, что жизнь продолжается. Как ни крути, «а жизнь моя течет, течет и катится, течет и катится ручьем и колесом».

Полковник Подопригора оставил без внимания коворкинг с белорусской обувью, а также стремительные марш-броски электрических самокатчиков. На ходу подтягивая черные джинсы «Босс», он направился по диагонали – прямиком в чайхану, что распласталась на краю площади.

Приземистое здание так и называлось: «Чайхана». Незатейливая вывеска двойного толкования не допускала, вроде бы русским языком написано предназначение. Но для иностранных гостей по стене пустили лайтбокс с крупными буквами перевода: «Lounge Cafe». Типа, заходи, дружок, расслабься. Посиди, покури кальян. В конце концов, поюзай свой личный парогенератор под кофеек с коньячком. И заплатишь дороже, чем в других местах, потому что релакс денег стоит.

На стеклянной входной двери болталась яркая табличка «Закрыто», которую для надежности дублировал крепкий вратарь в костюме. Решение верное, потому что наш народ любит подергать закрытую дверь. После чего как-то проникнуть внутрь и удивленно поинтересоваться: «А вы что, не работаете?».

Сейчас же желающих полной расслабухи не наблюдалось. Полковник оказался единственным человеком, стремящимся в чайхану, и это удалось с ходу. Костюмированный мужчина молча распахнул дверь, впуская гостя, а затем щелкнул замком за его спиной. И нерушимой скалой замер снаружи в позе морского пехотинца USMC – ноги на ширине плеч, руки сомкнуты за спиной, голова гордо поднята.

Ничего похожего на чайхану полковник внутри не обнаружил. Ни достархана тебе, ни ковров, ни разбросанных везде парчовых подушек. Не было даже тихой музыки и танцовщиц с голыми животами. Весь интерьер составляли деревянные столы и массивные стулья – обычное убранство забегаловки с претензией на солидность. Поэтому Подопригора снимать обувь у порога не стал, а прошел в угол, где расположился единственный посетитель заведения. Перед ним стоял пузатый стакан с чаем и несколько розеток с медом, вареньем, кусковым сахаром, а также просто засахаренными фруктами.

Где-то вдали тонко пропикало, и торжественный голос диктора объявил: «Московское время пятнадцать часов. В Петропавловске-Камчатском – полночь».

– Здравствуйте, уважаемый Гасан Рамизович, – сказал полковник, присаживаясь напротив. На стол он выложил сжатые кулаки нехилого размера, с пивную кружку каждый.

Пожилой мужчина вежливо поздоровался в ответ. С его характерной восточной внешностью как-то не вязался пресловутый ярлык «лицо кавказской национальности» – лицо это отражало явный интеллект. Бородка мужчины была аккуратно стрижена, щеки гладко выбриты, рубашка богата, только вот прожитые годы все эти приемы скрывали плохо.

Седой как первый снег, но всё еще крепкий, вставать он не стал. Вместе с этим, приложив руку к груди, предложил покушать, что душа желает. Меню лежало на столе, полковник взглянул. Там значился стандартный набор: суп с тефтелями кюфта-бозбаш, пельмени хингял, шашлык шиш-кебаб, каша кускус, голубцы системы долма, шах-плов с бараниной и вездесущая шаурма.

Подопригора пожал плечами, а сухой старик со значением в голосе произнес:

– Люди старались, готовили. А, Сан Саныч?

Как по мановению руки рядом с ними возник чайханщик в переднике – круглолицый, плотный, но не толстый. Он приветливо улыбался.

– Я бы с удовольствием поел, только некогда, – в голосе полковника сквозило искреннее сожаление. – Однако с собой возьму по три порции всего, кроме супа и шаурмы. Боюсь, жидкое разольется, а шаурма не полезет – приелась по будням.

Чайханщик кивнул, выставляя новые вазочки и блюдца с лепешками:

– Доставим, куда скажете.

– Не надо доставлять, вон моя машина стоит, – полковник показал пальцем в окно. – Водитель примет.

– Чай черный, красный или зеленый?

Старик пил черный, поэтому Подопригора счел разумным двигаться в потоке:

– Пожалуй, не воздержусь от черного.

Для восточного человека чаю испить – только предложи. В любое время будет в самый раз. Чай на столе означает, что жизнь еще не закончилась, и по правилам азербайджанского этикета любое застолье начинается с чая. А когда очередь доходит до десерта, снова подают чай. На Востоке часто повторяют: «Страсть, которая всегда с тобой – это чай. Если хочешь – есть чай, если любишь – есть я, а если уходишь – есть путь».

Зная правила, Подопригора подцепил на ложку орех в меду, посмаковал, потом откусил кусочек пахлавы. Так можно, говорить сейчас не его очередь. Ощутив сладость, он пригубил янтарной жидкости из пузатого стакана армуду. Такой сосуд в Турции зовется «бардак», а хитрая форма посуды позволяет сохранять оптимальную температуру чая.

Это важно, потому что старик начал издалека. В рамках программы «жирна ли шерсть у ваших баранов» поинтересовался здоровьем жены, детей и внуков полковника, высказал удовлетворение положительным ответом. Сообщил, что похвастать здоровьем родных не может. Помолчал, подливая себе чай.

– Прошу прощенья, что отрываю от важных дел, – блеснул он очками в оправе тонкого серебра. – Но жизнь, Сан Саныч, несется вперед, и каждый день меняет свои правила…

Эту прелюдию полковник мягко прервал – слушать он умел, только не сегодня.

– Я тоже прошу меня простить, уважаемый Гасан Рамизович, но времени нет ни на обед, ни на любезности, – он взглянул на часы. – Однако ваши старейшины задерживаются.

– Они не придут.

– Чего так? – полковник удивился, а потом догадался: – Неужто заболели вместе со всеми?

– К сожалению.

– Мои соболезнования.

Старик кивнул, поглаживая бороду:

– Болеть всегда плохо.

– Да уж, ничего хорошего.

– С другой стороны, вопросы стало легче решать, – неожиданно признался старик.

– Как это может быть?

– Я остался один и полностью уполномочен. Спорить не с кем.

– А я думал, у вас такие же порядки, как в Единой России. В смысле, голосуете единогласно, – хмыкнул полковник. – А если кто против, как Наталья Поклонская, так тех в ссылку отправляете.

– Всяко бывает,– невозмутимо ответил старик и двинул по столу сложенный лист бумаги. – Но ближе к делу, Сан Саныч, раз вы спешите. За внука огромное спасибо, но родственники очень просят за этих людей.

Подопригора нахмурился. После повальной инфекции возле автосалона «Тойота», что случилась с «мирными» протестующими, всех пострадавших разместили в аксайской городской больнице. Сам город накрыли панические слухи и последующий карантин. Потом под видом врачей МЧС в палатах появились секретные ученые из-за Урала. Они никого не лечили, зато отбирали множество биопроб, исследовали одежду и воздух. Даже пробы почвы и воды в округе взяли.

Проблема начала решаться, когда в помощь химикам-токсикологам прибыл десант военных медиков из Москвы. Те умели не только анализы брать. А за тяжелобольным турецким бизнесменом прилетел специальный борт, оборудованный санитарами, реанимационными приборами и нутрициологами. На воздушный чартер было дано высочайшее разрешение. Лечение антидотами внутри самолета произвело определенный эффект, поэтому богатому буратине разрешили вылет домой для продолжения лечения. На текущее дело о пьяном ДТП с наездом просто закрыли глаза.

Под шумок в самолет загрузили несколько «тяжелых», включая внука старика. Начальство не возражало, и понять их было можно: больница переполнена, ресурсов не хватает, персонал запуган слухами о полонии и веществе «Новичок». При этом эксперты не подтвердили химико-биологическое заражение. Не то что бы ядовитого дуста, вообще ничего. А когда не обнаружили даже намека на дизентерию, тогда решили: да пусть летят куда подальше, раз хотят! Отказ от всяких претензий подписали все больные пассажиры.

– Родственники очень просят, – повторил старик, чем отвлек от раздумий.

Полковник развернул лист и вчитался. Некоторые фамилии заставили его поднять бровь.

– Послушайте, но тогда всё было иначе. В смысле, сразу отпустить вашего внука было проще, – засомневался полковник. – А теперь, когда оформили протоколы и возбудили уголовные дела?

В подобных ситуациях судебная власть действует просто: основную массу азербайджанцев, что нарушили закон, ждет депортация на родину. Зачинщикам безобразий впаяют реальные сроки. Но позже, скорее всего, отбывать их отправят домой. Естественно, въезд в Россию подобным типам закроют. Обладателям российских паспортов присудят условные сроки и штрафы. А организаторов митинга никто искать не станет, такова жизнь. Объяснение здесь простое: организаторов не было, а были дети гор, травмированные интернетом. У всех навороченные телефоны! И закрытые группы в социальных сетях, где призыв о помощи разносится мгновенно. Конечно, они не террористы. Обычная банда хулиганов. И конечно, они сожалеют.

– Беспорядки на несанкционированном митинге, незаконное пикетирование, сопротивление при задержании, – протянул полковник, – нарушение сохранности зеленых насаждений. Даже не знаю.

– У немцев есть замечательная поговорка: «Geizhals zahlt doppelt», – ответил старик, – что в переводе означает «скупой платит дважды». Придется и нам так сделать.

– Вот как? – задумался полковник. – Что ж, я тоже подумаю, что тут можно предпринять.

– Надо сделать сегодня, Сан Саныч. – старик оставался невозмутимым, но полковник почувствовал скрытое напряжение.

– Я чего-то не знаю?

– Видимо, до вас еще не довели. Получено разрешение на очередной медицинский рейс, который прилетит ночью. Этих людей надо включить в список «тяжелых». Родственники будут очень рады и, я думаю, втройне благодарны.

– Хорошо, – согласился полковник после некоторых раздумий. – Придумаем чего-нибудь для самых тяжелобольных. Вам, я гляжу, удалось избежать заражения?

– К сожалению, не удалось, – старик покрутил морщинистой шеей, будто ворот льняной рубашки от Бриони давил горло. – Но меня вылечили.

– Так-так, – тихо произнес полковник. – Прошу вас, еще раз и подробнее.