Текст книги "Седьмой прыжок с кульбитом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Глава 24

Глава двадцать четвертая, в которой мы в город изумрудный идем дорогой трудной

Машинально кивнув Антону, товарищ Иванов плюхнулся на стул. Потом схватил чужую кофейную чашку и махом выдул напиток. Одним глотком, будто воду. Баронесса на это не обратила никакого внимания. Более того, она озабоченно воскликнула:

– Влад, что случилось? На тебе лица нет.

Потеря лица считается страшным делом в китайском менталитете. Только насчет товарища Иванова я мог бы поспорить – во-первых, он далеко не китаец, скорее наоборот, а во-вторых, лицо у него имелось. Это лицо было похоже на лицо рыбы, выброшенной на берег. Однако отмечать такое сходство вслух я воздержался, лишь для Антона сообщил:

– Изменившимся лицом маркиз бежит пруду.

Парень не отозвался. Покончив с яйцом, он без промедления устремился вглубь салата, буквально погружаясь во внутренний мир блюда. Наверно, ищет там мишленовскую звезду. Отвлечь от этого занятия его могло что-то серьезное, нечто более важное, чем похождения лица представителя министерства культуры.

Выдохнув, Иванов ответил на вопрос исчерпывающе:

– Ты не поверишь, но мне приказали собираться в Германию.

– Да что ты говоришь? Как это мило! – обрадовалась она. – Очень неожиданно хорошо. Ты будешь у нас атташе по культуре?

Эта гипотеза Антона развеселила:

– Атташе по физкультуре, – буркнул он мне. – Тоже мне, нашелся культурный советник.

Товарищ Иванов как будто мысли прочитал:

– Не атташе, – возразил он, – буду у них руководителем оркестра.

И ткнул пальцем в Антона.

– Хм, – задумалась дирижерша.

– Хм, – зеркально отозвался парень, почесывая стриженую макушку.

Как и мне, баронессе такое назначение показалось странным. Когда представителя министерства культуры отправляют руководить провинциальным студенческим оркестром, хочется уловить логику. Она не улавливалась. И товарищ Иванов тоже в тему не врубался. Состояние пораженной Марии понять можно: управлять музыкальным коллективом непросто, здесь же надо что-то уметь. И знать, как оно работает. Это вам не советской культурой руководить.

А вот Антон информацию о назначении нового начальника принял более спокойно. По крайней мере, жевать не перестал. Видимо, после худрука в лице парторга, новость в лице Иванова ударом не стала. А что? Товарищ Косач был хорошим смотрящим, на сцену Малого зала не рвался. Да он из кабинета не вылезал, красавчик!

Девочкам такой подход нравился. Это просто здорово, когда начальство ни разу на репетиции не появилось. Шлифуй себе русские народные песни, а между ними, для души, монгольский рок разучивай. Может, и новый босс себя так поведет? Хотелось бы верить. Ладно, жизнь покажет.

Черт побери, а с чего это я так распереживался? Нас с Антоном словно местами поменяли – я волнуюсь, будто барышня перед первым свиданием, а он сидит спокойно, только жрет как голодный УАЗ «Патриот». Помнится, читал я фантастический роман о девочке, которая проснулась взрослой. В смысле, тело взрослое, а мозги прежние, детские. Она там, в рассказе, стремительно рушит свою жизнь. А я, в отличие от этой девочки, впал в детство. Но тоже рушу.

Тем временем Иванов, подозвав официанта, бросил:

– Стакан воды.

– Холодной? – официант, видимо, почувствовал резкое повышение статуса представителя министерства культуры, поэтому вел себя крайне предупредительно. – Без газа?

– Да, – кивнул новоиспеченный босс. И тут же поправился: – Нет, давайте бутылку боржоми. И еще кофе даме.

Таким голосом обычно объявляют не кофе, а «всем шампанского!», но Иванов выдал приказ тихим голосом, без всякой помпы. А затем обернулся к Марии:

– В среду, сразу после первомайских праздников, я должен прибыть в ростовский музыкально-педагогический институт, чтобы представиться руководству. Приказ о назначении отправлен фельдъегерской связью на имя ректора. В министерстве культуры я больше не работаю.

– А где ты работаешь? – баронесса выпрямилась и почему-то оглянулась.

– В музпеде, – увидев непонимание, Иванов повторил: – В ростовском музыкально-педагогическом. Там я теперь работаю педагогом.

Переварив сказанное, Мария фон Вагнер уподобилась товарищу Иванову. В смысле, тоже стала похожа на ту рыбу, что выбросили на берег. Короче, краше только в гроб кладут.

Антон перестал жевать и отложил вилку:

– Дед, я не ослышался?

– Вот, руководитель вашего оркестра товарищ Иванов, – подтвердил я. – Прошу любить и жаловать.

Парень поднял глаза на человека, ставшего центром внимания:

– Педагог от какой кафедры, простите?

Иванов нахмурился, вспоминая:

– Кафедра хорового дирижирования.

Пребывая в недоумении, баронесса жевала губами. И даже не поинтересовалась, умеет ли товарищ Иванов работать по специальности? А ведь управлять хором в оркестровой яме дано не каждому.

– Капец вам, ребята, – сообщил я Антону. – Станете ходить строем, а этот тип будет вами дирижировать.

Развернув накрахмаленную салфетку, свернутую в красивый конус, Антон промокнул губы. И прикрылся ею, чтобы не заржать. Тем временем товарищ Иванов гулко пил боржоми. Газ пузырился в стакане и шипел из носа, но он выпил всё. Видимо, вспомнил песню ирландских цыган «Down in one, down in one», что в переводе означает «Пей до дна, пей до дна».

Иванов выпил до дна, и налил еще.

– А что сказали неофициально? – Мария покрутила пальцем, словно набирает на диске номер телефона.

– Кто сказал? – насторожился Иванов.

– Ну, начальство из министерства твоей культуры.

– Ах да, министерство культуры! Это был начальник управления… по связям с общественностью, – облегченно выдохнул Иванов и приготовился врать вслед за этой ложью. Странно только, что передал он чистую правду: – Начальство сказало, что репертуар оркестра утвержден, надо следить исключительно за дисциплиной. С музыкой там всё в порядке – Надежда Козловская в декретном отпуске, но руководит оркестром по телефону. Антон Бережной все инструкции четко выполняет.

– Музыка хорошая, – согласилась баронесса. – Очень хорошая.

– Так-так, – буркнул мне Антон интонациями Коли Уварова, – значит наш парторг – всё? Мимо Германии пролетает, как пуля у виска?

– Да, – горько согласился я. – Как пуля над Парижем.

Такой ход сверху, что сделал товарищ Пельше, мне и в страшном сне не мог присниться. Хотелось как лучше, а получилось как всегда – из огня да в полымя. А ведь я многого не просил: всего-навсего не лезть в дела оркестра!

Наступила пауза, в которой все предались раздумьям. То есть Мария курила Мальборо, Иванов пил боржоми, Антон добивал свой обед, а я пытался понять, чего этим гамбитом хотел сказать Арвид Янович. И ведь прямо не спросишь! Свою роль в оркестре мне хотелось сохранить в тайне.

Тем временем к нашему столику приблизился небритый парень. Выглядел он лихо, лохмато и навеселе. Судя по всему, югослав и, скорее всего, хорват. Могу ошибиться, их там не разберешь. Как граждан Советского Союза за границей не различали и везде называли русскими, так и у нас народы Югославии называли кратко – югами.

И только юги могли шататься по гостинице вот так, по-простецки – в мятой футболке, спортивных штанах и гостиничных тапочках. Не все, конечно, но многие. Юги даже в подвал, где располагался ультрамодный ночной бар, ходили в таком босяцком виде. Тусили беззаботно, и девчонок клеили. Насмотрелся я в свое время, даже как-то в потасовке участвовал. Вот только Антону этого знать не надо, особо здесь гордиться нечем.

– Простите, фройляйн, у вас не найдется закурить? – на приличном немецком языке спросил прилично поддатый югослав.

Он даже поклонился, пижон. И ведь не знает, что год назад, в феврале 1971 года, обращение «фройляйн» запретили – в рамках борьбы за гендерное равноправие. По мнению феминисток ФРГ, слово среднего рода «фройляйн» с ласкательным суффиксом «ляйн» указывает не некоторую незрелость, и даже неполноценность дамы. Теперь величать «барышнями» разрешалось разве что операторов телефонных станций. Причем независимо от возраста, все они стали «фройляйн». А в германском обществе осталось одно обращение к женщине – «фрау», то есть «госпожа».

Однако возмутительна не отсталость югослава, а его дерзость. Мальборо на столе разглядел, стрелок хренов! А официанту заказать, значит, слабо? Или валюту на разживу копит, чтобы потом пропить? Нет, таких наглых надо учить. Мальчик приперся в ресторан исключительно бухнуть, ага.

Мария подняла затуманенный взор. Неожиданная новость от Иванова повергла ее глубоко в себя, вопроса югослава она не услышала.

Опережая баронессу, я небрежно заявил:

– Ноу смоки.

И махнул рукой, подзывая официанта. Одновременно с ним нарисовался мужчина в сером костюме и со стальными глазами. Ничего не предпринимая, он встал за спиной пижона в трениках. Хорошая позиция – если что, можно стукнуть по башке кулаком. Или по шее, это уже неважно.

– Вот этому господину пачку «Новости» и спички, – распорядился я. – Запишите на мой счет.

А что, «Новость» – нормальные сигареты за восемнадцать копеек. Беленькие, с бумажным фильтром, такие сам Брежнев покуривает. Правда, для Леонида Ильича сигареты «Новость» делают на фабрике «Ява» по отдельной технологии, и набивают отборным табаком из листа верхних побегов вирджинии. Но это уже детали не для широкой аудитории.

Официант повел югослава к буфету. Глядя вслед, я раздумывал: а не придавить ли стрелка испугом? Ну, чтобы наглец не вздумал вернуться. Но не стал этого делать, испытывая некоторое сожаление. Все-таки люди здесь отдыхают и кушают, лишние запахи им ни к чему.

– Эй, полегче на поворотах, – отвлекся Антон от наслаждения антрекотом. – А ежели дружки этого перца набегут, да начнут в мою сторону руками махать? Вон их целый столик сидит. А у меня, между прочим, спина еще побаливает. И нам скоро дистанцию на стадионе бежать. Борьба за честь института важнее твоей борьбы за справедливость!

Вот тут парень прав. Хватит уже скандалить, иногда это череповато фейлом. Неприязнь к наглецу сменилась злым раздражением на самого себя. В разведшколе учат управляться с эмоциями, только кто ж меня туда пустит? А к штатному психологу Зое Острожной обращаться не хочется, тайной для Уварова такой визит не останется.

Вот чего я лезу не в свое дело? Поиски справедливости всегда заканчиваются плохо для любителей этого спорта, а больше всего зла достается любителям делать добрые дела. Это железный закон, и второе уравнение Максвелла верно не только для физики. Как ни крути, но увеличение магнитного поля справедливости порождает вихревое поле зла. Так что проехали, пусть юг живет.

Товарищ Иванов проследил мой взгляд, и покосился удивленно. Видимо, почуял внутренне напряжение и вовне направленную агрессию, у спецов такое умение развивают. Но решил оставить всё как есть. Повинуясь его незаметному жесту, мужчина в сером костюме испарился.

– Не любишь стрелков? – хмыкнул Иванов.

Мне хотелось уточнить, что не люблю нахалов, но отвечать не стал. Антон же вопрос просто проигнорировал – с видом занятого человека он кушал.

Нет, стрелков я понимаю и сам бывал в их шкуре. Просить закурить у товарища – рядовое дело. Даже Леонид Ильич частенько перехватывает сигаретку у охраны. Так бывает, свои часто кончаются. А курит он много, каждые полчаса. Короче, если бы подошел сам Брежнев, стрельнуть сигарету можно. Но вот так, в тапочках, внаглую подкатывать к баронессе – явный перебор.

– Дед, да ну его нафиг, – индифферентно отозвался Антон. – Никто не умер, и сигареты эти не твои.

А в самом деле… Нет, с нервами надо что-то делать. В последнее время меня мало кто понимает, и я сам не особо врубаюсь. Какое мне дело до югослава? Пусть живет, ему воевать еще. Пройдет немного времени, этот парень сильно состариться не успеет, как Югославию начнут рвать на куски. Страна распадется на цепь пылающих островов, где бывшие братья по разуму примутся резать друг друга со страшной силой. Под руководством ООН, естественно. И мир забудет о югославских строителях, славящихся своим мастерством. Быстро, качественно, надежно – кому это надо?

Иванов мысли читать не умел, однако хмуро прищурился:

– Не простой ты парень, Бережной. Ох, не простой…

– А я тебе что говорила? – перебила его баронесса, по-новому взглянув на Антона. – Нет, нечего с ним хороводы крутить, надо все прямо излагать. Тем более, ты теперь его начальник и педагог.

– Чую, наплачусь я с ним…

Закончить мысль Иванов не успел. Из-за колонны вынырнул мужчина в сером костюме и зашептал что-то ему на ухо. Как ужаленный, Иванов подскочил.

– Прости, но меня снова вызывают к телефону.

– Опять Кремль? – ахнула Мария.

– Какой еще Кремль? – удивление Иванов выглядело совершенно неубедительно.

– Ну не Смольный же!

– С чего ты решила?

Конечно, телефонировали оттуда. Только высокий начальник может припомнить важную мысль, недосказанную пять минут назад. Вспомнить, и перезвонить.

Запихивая в карман чужой «Мальборо», Иванов глянул на дирижершу дикими глазами:

– Скажешь тоже, Кремль, Смольный… Просто важный звонок по работе.

А затем умчался.

Глава 25

Глава двадцать пятая, в которой мысли непростые волнуются в отваге

Антон допил какао и сожалением отодвинул стакан. Ничего не поделаешь, всё хорошее когда-нибудь кончается. На что Мария усмехнулась:

– Понравился напиток?

– Грех ругать, отличная вещь.

Баронесса вертела в руках серебряный брикет «Зиппо», потертую и явно редкую зажигалку.

– Я вижу. А вот кофе здесь – так себе, надо было мне брать какао, – она прищурилась. – Знаешь, как в Дортмунде называют такой вот горячий напиток, разбавленный коньяком?

Антон не знал, и она раскрыла тайну:

– Русский шоколад.

Так надо было сразу брать какао! Напиток хороший, здесь парень не кривил душой – советский порошок «Золотой ярлык» делали из натуральных какао-бобов высших сортов. Вот и весь секрет. Помнится, качество марки отмечал еще Владимир Маяковский. «В нашей силе наше право! А в чем сила? В этом какао!».

Что же касается «русского шоколада», то само название выглядит весьма странно. С чего это немцы так решили? Ни какао, ни коньяк никогда не являлись исконно русскими продуктами.

– Русский шоколад? Ну, еще не вечер, – философски заметил Антон.

– Да, ты прав, – кивнула она. – На ужин Влад обещал донской зеленый борщ и жареную донскую селедку. Сказал, мне понравится местный колорит. Вот тогда, после ужина, русский шоколад и попробую.

Упоминание жареной селедки не впечатлило, уже несколько дней мы ели это блюдо. Утром, днем или вечером, неважно. Не от нас зависело – как только рыбак Федор привозил свежак, так Вера бежала на улицу с тазиком. Потом я чистил и жарил рыбу на всю семью, включая кота Лапика и дикого зверя Катану, а Вера в другом тазике готовила овощной салат с зеленым луком. Свежие витамины эта девушка запихивала в себя целыми горами, но с жареной селедкой салаты улетали веселей.

И сейчас Антон вряд ли клюнет на здешнюю рыбу, снабженную редиской и луком. Однако сама мысль показалась ему интересной.

– Дед, – замялся он, – а можно еще чего-нибудь пожевать? Порции здесь какие-то детские.

Рацион показался мне вполне нормальными, только спорить не стал. Парень молодой, организм растущий и, что важно, выздоравливающий. Поэтому сделал предложение, от которого трудно отказаться:

– Не надо себя сдерживать. Умерщвление плоти и прочий аскетизм – не наш семейный стиль.

– В твоих словах слышится горечь, – заметил он. – А это означает обиду за то, что молодой, красивый и умный – это не ты.

– Вот кто здесь не умный, так это ты. Потому что я моложе всех ваших молодых!

– Меня любит Вера, лучшая девушка в мире, – привел он, казалось бы, убедительный аргумент, – а кто любит тебя?

– Вера.

– Погоди, – возмутился парень. – Она же обещала тебя убить?

– Вот! Какие еще нужны доказательства? Равнодушный ко мне человек такое не заявит никогда.

До этой перепалки я взмахнул поднятой рукой, и официант уже стоял рядом.

– Желаете еще чего?

– Да, именно еще чего-нибудь, такого же вкусного, – кивнул я с поощряющей улыбкой.

Прямого обещания чаевых не прозвучало, но официант понял всё правильно.

– Хм, – задумался он. – Пельменями вас, наверно, не удивить. Хотя они собственной лепки…

Крафтовые пельмени в наш век машин как раз редкость. Только Антон восторга не проявил.

– Нет, – быстро сказал он. – И жареную селедку тоже не надо.

– Тогда голубцы, тушеные в сметане, – решил официант. – Просто и вкусно. Для этого блюда наш повар использует фарш из говядины, свинины и кролика в секретных пропорциях. Рис с взбитыми яйцами придают мясу сочности, а особый шарм вносит перец пяти видов, жгучий и сладкий.

– В секретных пропорциях? – уточнил я.

– Фирменный рецепт, – с придыханием подтвердил официант.

– Голубцы? – буркнул Антон. – Дайте два.

Намек я уловил, поэтому вслух добавил:

– Двойную порцию, пожалуйста. А какао.

Официант поднял глаза от блокнота:

– Два?

Нашего разговора он не слышал, однако вышло прикольно – я даже заржал. Неожиданно Мария вмешалась в гастрономическую беседу.

– Знаете что? Мне тоже принесите голубцы. Говорят, капуста очень полезна, в ней полно витаминов.

– Хороший выбор, – официант склонил голову. – Клетчатка очищает организм от шлаков. Кстати, могу предложить вам новинку, недавно в нашем меню: капуста, маринованная по корейскому рецепту, с морковкой и чесноком. Попробуйте, хрусткая капусточка! Будто по снегу шагаешь в морозный денек.

– Хм… Ну, тогда, чтобы разогнать шлаки, принесите мне сто грамм водки, – завершила заказ Мария. Надо сказать, вполне логично завершила.

Пока официант бегал на кухню, она закурила сигарету. Для этого пришлось распечатать новую пачку, которая нашлась в сумочке.

– Должна тебе признаться, я немного влюбилась в Ростов. Совсем недавно здесь гремела война, но теперь этого почти не видно. Город сумел восстать из пепла, и жизнь обрела новый вкус и новый смысл. Мне говорили о неброском очаровании Дона, и том, что Ростов считают столицей женской красоты России. Я походила по улицам, всё увидела своими глазами, а местные жители привили мне эту любовь. Ростовчане хорошие люди. Они естественно открыты, вежливы и гостеприимны.

Слушая Марию, я мысленно кивал. Конечно, люди – это самый важный капитал. В любой стране. А в Ростове собралось около 150 национальностей, причем обосновались они давно и без особых проблем. Живущие здесь люди свои корни помнят, но подавляющее большинство считает себя русскими. Именно русскими, а не казаками – этих удальцов практически под корень проредили две войны и революция. Сейчас на улицах не видно ярких лампасов – гремя фальшивыми медалями, ряженые усачи вынырнут только в пене перестройки. И под видом казачьих патрулей начнут собирать свою долю дани.

Кстати говоря, у женщин Радиных – Веры, Нины Ивановны и Степаниды Егоровны – в жилах бежит персидская кровь. Немного, конечно, но по характерным восточным глазам это четко видно. В прошлые века донские казаки частенько приводили из похода иноземных красоток. Кого в услужение брали, а кого и в женки. Но если восточные ясырки все-таки считались полонянками, то уже их дети имели все права. Только давно это было.

Тем временем официант выгрузил поднос и наполнил крохотные рюмки. А Мария произнесла короткий тост, по немецкой традиции глядя в глаза:

– Ну, цум воль!

– Будьте здоровы, – вежливо отозвался Антон.

Пить он не подумал, только чокнулся. И не потому, что сидел на таблетках, хотя это тоже. Парень вообще не фанател от выпивки, а ведь в его годы я таким не был! Нет, что ни говори, этот мир точно другой…

– Ростовчане любезны, и сами дортмундцы во многом похожи на вас. Так же активны и дружелюбны, – сообщила Мария, активно хрустя корейской капустой. – Но если что-то им не по душе, выскажутся «auf gutem Deutsch» – «без обиняков, прямо в лицо».

– И что же вам не понравилось?

– Ваши чиновники. Особенно в Москве. Как одному из руководителей немецкой делегации, мне пришлось решать кучу разных вопросов. В частности, связанных с культурным обменом делегациями. Я умею быть настойчивой, но досрочный выезд вашего оркестра выбить не смогла!

– А зачем? – вилка замерла у рта Антона.

– Для совместных репетиций, – Мария говорила с перерывами, кушать не забывала. – Еще зимой, перед тем как ехать в Россию, я подготовила материал для пластинки. Ну, знаешь, такой диск-гигант. Ничего особенного, концерт студенческого симфонического оркестра. Композиции мои, тщеславие тоже. Но когда я услышала группу «Надежда», мой мир разделился на две половины – до визита, и после. И я поняла: этот концерт записывать нельзя, его надо переделать. В моей голове зародилась новая обработка вещей, в современном стиле. Благодаря вам я открыла для себя симфо-рок! А потом захотела, чтобы на пластике была композиция «Ду хаст».

– Да играйте на здоровье, – буркнул Антон.

– Уже играем, я даже свою аранжировку сделала, и новую увертюру написала, – серьезно кивнула она. – Ощутив в себе здоровую жадность до успеха, я подумала: а почему бы нам не сварганить хит?

– Хит? – прищурился парень.

– Хит – это такой шлягер, гвоздь музыкального сезона. И записать я хочу его именно с вами. Но главное, что наше совместное выступление будет снимать телевидение. А к таким серьезным вещам надо готовиться заранее. Фирштейн?

– Понимаю.

– А ваше московское начальство не фирштейн! Но ладно, это всё лирика. Возвращаемся к нашим баранам: параллельно я озадачила своего юриста насчет авторских прав.

– И что?

– И он ничего не нашел! Хотя я была уверена, что это твоя песня.

– Не моя, – отбоярился Антон, и это было чистой правдой. – Народная песня.

Рассказывать о том, что настоящий автор сейчас проживает в ГДР, мы не стали. Мальчик Тилль Линдеманн только в школу пошел, какая ему, нафиг, ду хаст? Мал еще.

А Мария припомнила нашу зимнюю беседу.

– Вот только не надо мне рассказывать, будто ты ее по радио услышал!

– А что? – прокомментировал я для Антона эту замечательную версию. – Такое крутят на «Немецкой волне». Ну, или скоро будут крутить.

– Какая она немецкая? – возразил Антон, скрывая ухмылку. – Она американская волна, от немецкого там только акцент.

Слышать наш разговор Мария не могла, однако скрытую иронию почувствовала. Или, что вернее, физиономист хороший. Она подняла бровь:

– Я сказала что-то смешное?

Во избежание обид пришлось сглаживать углы. А для того рассказать, в какое интересное время живем. Сейчас советские чиновники активно борются за дружбу народов и мир во всем мире. Они охотно подписывают воззвания в поддержку Анжелы Дэвис, меморандумы о разоружении и всякие конвенции в защиту авторских прав. Правда, Всесоюзное Агентство по авторским правам еще не родилось – проект пребывает в планах. Поэтому присоединиться к международному обществу CISAC, объединяющему авторов и композиторов, пока трудно.

Что касается практики, то науке неизвестно, как в Советском Союзе защищают интеллектуальную собственность. У нас мало кто силен в патентном деле. Заметно лишь, что к песенному творчеству власти относятся весьма спокойно. И у нас, и в странах социалистического содружества.

К примеру, венгры с югославами немедленно перепечатывали все западные новинки. Что-то официально, а чаще всего нет. Тогда вместо знака лицензии на лейбле лепят наглый штампик «запись по трансляции». Или еще проще: «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Этой продукцией торгуют магазины «Мелодия» вполне легально. Современный рок является страшным дефицитом, честно купить такие пластинки нереально. Но это уже другая песня. Речь-то о правах на интеллектуальную собственность: нет у нас права на атрибуцию, и мало права на неприкосновенность произведения.

Это спич я выдал для Марии с некоторыми купюрами, избегая резкостей. И не надо ей знать, что у Антона на полке среди прочих пластинок стоит миньон фирмы «Мелодия», на белом бумажном кружке которого написано: «Песню „Девушка“ исполняет квартет Битлс. Музыка и слова народные». Если кто не понял, речь идет о композиции «Girl» Джона Леннона и Пола Маккартни. На соседней пластинке написано более честно: «Вокально-инструментальный ансамбль Битлз (Англия). Встреча. Дж. Леннон и П. Маккартни. На английском языке». Редкие вещи, мой подарок в коллекцию. Кстати, ни о каких лицензиях там слова не сказано. А зачем? Музыка и слова народные…