Текст книги "Седьмой прыжок с кульбитом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Глава 26

Глава двадцать шестая, в которой выясняется: Дантес не стоил выеденного яйца Пушкина

Баронесса повернула голову, однако официанта поблизости не оказалось. Собственно, его и вдали не наблюдалось. Непорядок, однако! Скорее всего, потом это отразится на размере чаевых. А сейчас капризничать не стала, налила себе сама. Между прочим, в третий раз. Однако сто грамм в округлом штофике никак не кончались – слишком уж мала оказалась рюмка.

Кто-то скажет, что европейцы жадины. Пригласив к себе домой, они предлагают чай на полном серьезе, это надо понимать буквально. Чтобы вам подали полноценный обед, в лесу должно сдохнуть что-то крупное. Да, для жителей Запада характерна аккуратность и бережливость. Именно этим они кардинально отличаются от нас: не умеют напиваться. Ну а что, классная привычка, достойная уважения. Многие из них могут провести всю вечеринку с одним стаканом руке. Ходить туда-сюда могут, разговоры вести могут, а выпивку подливать забывают. Не ощущают такой необходимости. Наверно, умение делать кайф легким – это правильно.

Пока Баронесса закусывала капустой, я удивленно заметил:

– И никакая она не сухарь! Глянь: очень приятная женщина от тридцати до сорока. Хотя поначалу оно так не выглядело, строгая дама в сером деловом костюме казалась букой. А сейчас вон как глазки блестят!

– Щечки розовеют, – согласился парень, а потом поправил меня: – Однако возраст ближе к сорока.

– И что? Женщина в самом соку. Вот только колено надо подлечить.

Антон оторвался от глубокой тарелки, где оставалось достаточно голубцов. Плавая в сметане, они манили взгляд поджаренными боками. Парню пришлось пересиливать себя, чтобы поменять приоритеты. То есть высказать мнение, отличное от гастрономии. Он даже губы промокнул.

– Дед, а оно тебе надо?

– Надо, Федя, – уверенно ответил я. – Надо всем нам. Хороший дирижер не должен быть хромым.

Тем временем Мария провозгласила очередной тост «прост» и лихо хлопнула половину рюмку. Если ее учили пить по-русски, то сейчас она должна занюхать рукавом. Но нет, до этого не дошло – баронесса приложила к носу кусочек ржаного хлеба, а затем удовлетворенно выдохнула.

– Если я правильно поняла, то за пиратство мне здесь предъявлять не будут. Это радует и окрыляет. Но я не собираюсь выступать в России! А что мне делать на Западе, где из любого угла могут выкрикнуть претензии от реального автора «Ду Хаст»? Я не люблю скандалы.

– Нет автора, – терпеливо напомнил я. – Так и пишите: «слова и музыка народные», аранжировка Марии фон Вагнер.

– А если?

– Думать о хорошем полезно, – вздохнул я. – И жить надо на позитиве.

– Да ты философ! – воскликнула она с неприкрытой иронией.

Невзирая на насмешку, я перешел к хорошему:

– Я слышал ваш оркестр, это мощная машина. А «Ду Хаст» – реальная бомба. Коллектив «Надежда» тоже не плох. Соединив вместе эти три величины, мы получим грандиозный триумф.

– Хм…

– И вот тогда проснутся ваши недоброжелатели и завистники! Желтая пресса всегда готова поднасрать в душу любого успешного исполнителя. Журналюги за любой кипиш… И это тоже хорошо! Ведь для раскрутки годится любая шумиха.

Согласно кивнув, Мария осведомилась:

– Откуда ты это знаешь?

– Слушаю радио, – пожал я плечами.

Действительно, ведь интернет – это радиосвязь и есть. И там всякая дребедень кучами валяется. К примеру, скандал вокруг знаменитой «лунной походки» Майкла Джексона.

– Сеню надо обучить такому аллюру, – задумчиво вставил Антон мимоходом. – Красивая штука, сделай зарубку на памяти. А что с лунной походкой не так?

– Это не оригинальный трюк Майкла Джексона, он позаимствован у Дэвида Боуи. В свою очередь, Дэвид срисовал движения у мастера пантомимы Этьена Декруа, чтобы использовать эту походку в пантомимных сценках. А лишь потом перенёс на рок-сцену.

– Мутные дела, – оценил парень. – А если и наш «Ду Хаст» тянется вот так, веками? Засада…

– Пока не откроешь позицию, не узнаешь спрэд, – отрезал я. Следующую фразу произнес вслух, потому что обращался к Марии: – А если после релиза трека вылезут настоящие авторы, они должны будут это доказать. И только потом вы начнете отчислять им роялти.

– Ага, – возмутилась баронесса. – Не слишком ли просто у тебя выходит? Речь идет не о компенсации, а о моей репутации!

– Ни капельки ваша репутация не пострадает.

Продолжая гнуть свою линию, я слегка придавил ее в смысле убеждения. А что, авторитета во мне стало хоть отбавляй, «пусть тяжесть благородная вскипает как волна». А она пусть думает о хорошем.

Антон хмыкнул, а я продолжил:

– Короче говоря, вы просто не знали. И не собирались присваивать песню, верно? Скажете, что услышали ее в России. А мы скажем, что услышали по радио.

– Хм, – отозвалась Мария, вгрызаясь в голубец.

Ишь ты, как вошла вкус! По примеру Антона, вместо вилки она применила столовую ложку и кусок хлеба. А что, отказываться от сметанной подливы было бы глупо. Парень тоже не забывал кушать, вкусно и неторопливо.

Один я работал оратором:

– Послушайте, все очень просто, а сказки обман. Вместо «слова и музыка народные» на лейбле потом напишут имена и фамилии авторов. Если это «потом» наступит. Но это так, теория.

– А практика – критерий истины.

Упорствования баронессы мне надоели, я даже мысленно рукой взмахнул. Антон меня поддержал, и мы резко усилили нажим:

– Будьте уверены, фрау Мария! До этого не дойдет.

Кроме этого я добавил мощный посыл: «Прочь печаль! Даже мысленно, на уровне эгрегоров, надо поддерживать позитивные процессы. И поменьше общайтесь с людьми, которые подрывают вашу веру в себя».

– Хорошо, – покладисто кивнула она.

Вообще-то вмешиваться в сознание других людей – грех. И в навязанных поступках нет ничего хорошего. От этого портится карма, а линии судьбы путаются. Бабушка Мухия утверждает, что любое волевое воздействие опасно для всех участников процесса. Якобы колесо Сансары, делая очередной оборот, может замереть не на том же самом месте, откуда началось движение. Естественно, что нас давно уже не будет на этом свете, но мир все равно ощутит дисгармонию. А откат догонит нас в другой, следующей жизни. Как ни банально, но ничто на земле не проходит бесследно.

И самое страшное: какими бы добрыми намерениями ментальное насилие не прикрывалось, это всё-таки зло. Однако я уже столько наделал плохих поступков во благо, что может и эта мелочь мне простится? В любом проекте может проявиться сопутствующий ущерб, такова жизнь. В конце концов, химера совести молчит, что означает: чувство вины не пришло. Значит, делаем всё правильно.

Не успели мы с Антоном пожать друг другу руки, как баронесса удивила, элегантно прикуривая:

– Ты знаешь, кто такой Лев Лещенко?

– Конечно, – кивнул Антон. – Показывали по телевизору.

– И как ты к нему относишься?

– Хм… Эстрадный певец, лауреат различных конкурсов. Восходящая звезда, – парень задумался, и я добавил инфы в строку: – Работает солистом Гостелерадио СССР, где иногда исполняет арии из опер. Молодой, но уже известный. До недавнего времени служил в театре оперетты.

– Ах, вот оно что, – прошептала она. – Теперь понятно.

– Что понятно? – Антону как раз было непонятно.

– Восходящая звезда! Таких обязательно кто-то продвигает. Когда в министерстве советской культуры я просила прислать ваш оркестр для записи пластинки, меня плохо слушали. Но настойчиво рекомендовали Льва Лещенко. Мол, талант, разносторонняя личность и все такое.

– Конечно, трудно спорить. Не мой кумир, но талант, – согласился Антон. – Недавно с Большим симфоническим оркестром он исполнил ораторию Родиона Щедрина «Ленин в сердце народном». Говорят, спел ярко и броско.

Мария хмыкнула:

– А мне принесли другую ораторию – магнитофонную запись песни «Не плачь, девчонка». Прослушав два раза, я отказалась от него.

– Почему?

– А как он будет исполнять «Ду Хаст»? Нет, моему симфоническому оркестру стиль оперетты не подходит!

Что ж, логично.

Хотя попробовать все-таки стоило. То есть записать на германском телевидении концерт для истории. Я представил себе Льва Лещенко на сцене в косухе, с гитарой наперевес, рычащего «ду хаст мищ», и беззвучно затрясся. Антон закрылся салфеткой с видом, будто кашляет, а на самом деле маскируя хрюканье.

– А Муслима Магомаева вам не предлагали?

На вопрос со скрытой подколкой она ответила вполне серьезно:

– Почему не предлагали? Очень даже предлагали. Только где я со своим обычным студенческим оркестром, и где божественный Магомаев, весь в белом? Смешно сравнивать, не по Сеньке шапка.

Показав высоту полета звездного певца и свою позицию а окопе, баронесса продолжила: – Но в самом начале, еще до Лещенко, в кремлевских кабинетах мне стали навязывать… впихивать…

– Навяливать, – подсказал я.

– Да, хорошее слово. Надо будет запомнить. Сначала мне стали навяливать Иосифа Кобзона. Я захотела с ним переговорить, назначила дату. Но не случилось, он сам отпал – у этого артиста образовались какие-то срочные неотложные дела.

Мария замолчала. Пауза возникла не специально – она наливала очередную рюмку.

– Если говорить о разносторонних личностях, – задумчиво произнес я для Антона, – то Кобзон личность, тут к бабушке не ходи.

– Думаешь?

– Посуди сам: спортсмен, известный боксер, чемпион Украины. Лауреат разных конкурсов. В будущем депутат, живая легенда и смелый человек. Почетный гражданин трех десятков городов. Простой факт: после армии Кобзон устроился на работу в бомбоубежище. Не знаю, как называлась та должность, но там он протирал противогазы спиртом. Представляешь, какие нервы надо иметь человеку, ежедневно переживающему атомную бомбардировку? Неважно, что всего лишь в воображении.

– Да уж… Может, таким образом устанавливают тотальный контроль?

– То есть?

– Что, если с помощью боксера Кобзона хотели усилить безопасность Марии, чтобы бдеть, так сказать, на пределе возможностей?

– Насчет стальных яиц ты понял неожиданно, – хмыкнул я. – Хотя еще один факт тебе скажет о многом: в святые девяностые на Кобзона работал генерал армии Чебриков, бывший председатель КГБ.

– Интересно, а кем может работать генерал армии?

– Личным охранником.

Некоторое время Антон переваривал инфу.

– Что-то я не догоняю: какой охранник из председателя КГБ? Что Кобзон хотел этим сказать?

– Наверно, хотел напугать всех до усрачки.

– Выходит, певец завербовал Чебрикова с самого начала? – озадаченно пробормотал парень. – И подобрал генерала, когда чекистов разогнали? Силен, бродяга.

Общая пауза затягивалась. Проявляя нетерпение, Антон поднял взгляд на баронессу:

– Вы говорили, что у Кобзона образовались дела, и…?

Мария встрепенулась:

– И мы остановились на Юрии Антонове.

– Теперь еще и Антонов? – оторопел парень.

– Странно, – пробормотал я исключительно для себя. – О чем они там думают?

По каким правилам идет отбор? Географический принцип явно нарушен, ведь Лещенко с Кобзоном ростовчанами не являются. Антонов, хоть и не узбек, но родом из Ташкента. А за Муслима Магомаева, подлинного уроженца Баку, речи вообще не может быть! Или я чего-то не понимаю, или в кремлевских коридорах царит жесткий топографический кретинизм.

Дорогие читатели, по многочисленным просьбам трудящихся я вернулся. Не здоровый, но живой. Прошу прощения. А вот вам желаю здоровья и мирного неба над головой.

В тексте исправлены многие слова и запятые, некоторые главы изменены, и также добавлены новые главы: 11, 25, 26.

Глава 27

Глава двадцать седьмая, в которой хорошо быть девушкой в розовом пальто. Можно и не в розовом, но уже не то!

Дирижерша щелкнула крышкой зажигалки.

– Зачем я тебе это говорю?

– Вот именно, зачем? – заерзал Антон.

Вместе с ним качнуло и меня: да-да, очень интересно.

– Потому что Влад был против, когда я решила открыть все карты.

– Так-так, – мысленно пробормотал я интонациями Коли Уварова. – Я медленно снимаю с себя всё лишнее… Только не безразличие.

И завеса тайны начала подниматься.

– В кремлевских коридорах мне шепнули по секрету, что очень скоро многое изменится, – она понизила голос до инсайдерского шепота. – Новая оттепель и всё такое. Железный занавес приподнимется, то есть выезд за границу станет проще. Не только в смысле эмиграции, лимиты на туристические поездки тоже отменят.

– Пляжи Болгарии станут доступны для всех? – хмыкнул Антон мысленно. – Дайте две!

– … А это означает, что я могу позвать тебя в Германию, учиться по студенческому обмену! На Западе обмен – обычное дело. А почему нам нет? Английский язык у тебя на высоте. А там глядишь, и немецкий подтянешь. Обучение языку методом погружения работает очень быстро, знаешь ли.

– Хм, – заперхал Антон. – Культурный обмен? Погружение методом Ленина в Инессу Арманд?

А я тоже раскрыл рот – ошалело и мысленно, конечно. На память пришли знаменитые строки:

Погруженья больше нет,

Сто шагов назад, тихо на пальцах.

Погруженья больше нет!

Я не умею жить по-другому.

– … Пока на год, а там будет видно. Естественно, это не должно выглядеть как приказ, и мне важно твое мнение.

– Хм, – проскрипел парень несмазанной телегой. – Речь только обо мне?

– Ну почему? Нам интересны все музыканты оркестра. Очень хорошие девочки! С каждой потом поговорим отдельно. В Москве мне прямо намекнули: ростовские студенты должны поехать по культурному обмену добровольно. Настаивать нельзя, потому что СССР – свободная страна.

– Свобода не в том, чтоб не сдерживать себя, – буркнул я, – а в том, чтоб владеть собой.

Антон хлебнул какао и снова закашлялся. Не потому что свобода лучше, чем несвобода, а потому что эмоции душили и переполняли его. Вон как какао в животе булькает…

– Послушай меня, парень, – сказал я серьезно, без гнусавых интонаций переводчика видеофильмов. – Я знаю, что ты думаешь.

– Что?

– Ты хочешь взять время на «подумать».

– Подумать надо!

– Конечно. Но в данном случае это ошибка. Пока будешь раздумывать, ковыряясь в носу, колесо судьбы поедет дальше. Оно уедет, а ты останешься на обочине дороги жизни. Брать надо в тот момент, когда это предлагают. Сегодня вроде оно твоё, но завтра ситуация может измениться кардинально. И твое станет чужим. Свято место пусто не бывает, а незаменимых людей нет. Вспомни, что говорил адепт революции товарищ Ленин: «Вчера было рано, завтра будет поздно, сегодня некогда».

– А как же Вера?

– А что в твоей жизни изменится? Здесь ты весь день торчишь в институте – то учеба, то библиотека, то репетиции. Там будет то же самое. А вечером повесишь на дверь гостиничного номера табличку «не беспокоить», и отвалишь домой. Или на мне, или на Нюсином черном одеяле. Утром доставим тебя обратно. А в воскресенье тебя не найти, потому что ушел гулять. Никаких проблем, разговоров больше. Что касается Веры, то она умная девочка.

– Хм, – задумался Антон.

– Или ты намерен слоняться по барам, борделям, стриптиз-клубам и прочим злачным местам?

– Дед, хватит прикалывать и колоться! Дело серьезное.

– Вот и я тебе толкую: рассуждай комплексно, по-взрослому. Кстати говоря, когда ты перестанешь халявить?

– В смысле?

– Когда ты уже озаботишься собственным черным одеялом?

– Постоянно пробую вызвать его, – мысленно он развел руками. – Но у меня не получается.

– Надо работать над собой. Помнишь, что написано у вас на стене библиотеки, этого храма знаний? «Комсомольцы! Настойчиво овладевайте комсомолками!».

– Мне некогда.

– И чем же занят долгими вечерами? – хмыкнул я.

– Козами, – вздохнул Антон.

– Козами⁈

– Да. У Риммы дочки подросли, и она увеличила стадо. И еще коз держат ее братья в деревне. Когда горит, они за мной на мотоцикле приезжают.

В такие мелочи я раньше не вникал, ну бегает парень к Римме, и пусть бегает. А сейчас стало интересно:

– И как, получается?

– После моих визитов козы редко болеют, – загордился он.

– Постой, если козы не болеют, тогда нафиг ты нужен?

– Постоянно что-то вылезает: травмы, инфекции, роды, драки… Проблем хватает. И за это хорошо платят продуктами. Чистый органик! Если ты не забыл, у нас Вера на сносях. А кушать ей надо за двоих. И еще собачка Рекс любит кости с мослами.

О том, что сам пожрать не дурак, Антон вспоминать не стал. Скромность и немногословность – вот наша семейная черта.

– Ладно, бог с этими козами, – мысленно махнул рукой я, – вернемся к нашим баранам. Какой будет твой положительный ответ?

– При зрелом рассуждении, – сказал Антон, – я согласен.

– Тогда осталось, как говорится, «утрясти мелкие детали». Спрашивай обо всем. Нам надо знать условия питания, проживания и обучения. Экзамены, концерты и каникулы. Культурная программа тоже должна быть – опера, театр и всё такое. Форма одежды, обычная, выходная и спортивная. Всё спрашивай! Потому что дома Вера запытает тебя до смерти.

– Хм… Вообще-то вопросов туча, всё сразу не упомнишь.

– У тебя в рюкзачке блокнот «молескин». Не хочешь рыться – бери салфетку, пиши. И не хмурься, отказаться мы всегда успеем! Дурное дело не хитрое.

– Так вот, – сказала Мария. – Что ты об этом скажешь?

– Думаю, поеду, – кивнул парень.

– А девочки?

– Мне кажется, они будут только рады.

Баронесса улыбнулась:

– Тогда осталось начать и кончить. Но до этого надо выполнить программу-минимум, черт побери! То есть организовать выезд вашего оркестра в ближайшее время. Нам давно пора работать! Если ты понимаешь о чем я, то репетиций мало не бывает.

– Я чем-то могу помочь?

– Если бы, – улыбка стала горькой.

В этот момент я напомнил о себе:

– Фрау Мария, есть одна бабушка, очень толковая. Давайте посмотрим ваше колено?

– Ах, Антон, – вдохнула она. – Меня смотрели лучшие врачи Швейцарии. Смотрели и делали. Но склеенная ваза – это не целая ваза. А склеенное колено еще и болит.

– Наша бабушка не простая знахарка, она дипломированный медик, – мягко возразил я. – Вы ничего не теряете, кроме времени. А если ее советы помогут?

И в этот момент на свой стул плюхнулся товарищ Иванов. Лицо его сияло, глаза блестели. Аж завидно стало, неужто повторный секс по телефону дает такой животворящий эффект? Вилкой Марии он подхватил горку капусты, другой рукой цапнул рюмку Антона и, не медля, жахнул. Как воды напился, без тостов и не морщась.

– Ну что, товарищи дорогие, у меня хорошие новости, – воскликнул он, оживленно вращая глазами. – Лед тронулся. Очень даже тронулся!

– Да? – баронесса подняла бровь.

Невнятной мимикой она требовала ясности и конкретики, без лишних слов. И маркиз ее понял:

– Маша, ты победила! Мы едем на коне!

– Влад, пожалуйста.

Баронесса поджала губы, требуя четкости, и маркиз перешел к существу.

– Оркестр ростовских студентов выделен в отдельную делегацию с открытой датой отъезда – то бишь, по готовности. Обслуживающий персонал подобран и ждет одобрения. Я назначен руководителем делегации в ранге дипломатического советника, с выплатой разницы в окладах.

Мария нахмурилась:

– А как же работа дирижером в музпеде?

– Остается. Ты пойми: педагог на кафедре – должность, а руководитель делегации – звание!

– Да, но не останется ли это словами? – засомневалась баронесса.

Видимо, не только у меня в жизни был печальный опыт. Но товарищ Иванов уверенно смотрел в светлое будущее:

– Слова – это совещание в обкоме партии. Потом партактив на Сельмаше, и твой творческий вечер с трудящимися города.

Баронессу кивнула, подтверждая расписание. И маркиз развел руками:

– Завтра я с тобой. Но послезавтра, извини, вылетаю в Москву. На встречу с самим… хм… министром. Так что всё серьезно, на таком уровне словами не бросаются.

Глава 28

Глава двадцать восьмая, в которой творцам коммунизма трудно достичь цели, пребывая в душной атмосфере безденежья

В кармане Антона коротко звякнул телефон, сигнализируя о входящей смс.

– Дед, что за дела? – возмутился он такому нарушению секретности. – Свой аппарат я оставляю дома!

– Пошли в туалет, – предложил я выход. – Там посмотрим.

Желанию Антона помыть руки никто не возражал, потому что педагогам было о чем посекретничать. В кабинке туалета обнаружилось, что телефон и в самом деле мой. А этот девайс по пустякам не прилетает! Проверено не раз, вот только в чужом кармане он оказался впервые. А сообщение пришло от медсестры Кати:

– «Больная требует вас. Приходите».

Тут же я отстучал обратно:

– «Проблемы?».

– «Нет, просто капризничает. Больные женщины, они такие».

– «Больной женщине цветы, тебе мороженое. Принесу вечером».

Катя возразила:

– «Не надо мороженое, от него толстеют. Давайте колбасу».

Колбасу так колбасу. Мне по душе докторская – она хороша на ржаном хлебе. А если придавить сверху ломтиком голландского сыра, то особенно хороша. Кстати говоря, рецептуру докторской колбасы на Первом колбасном заводе разрабатывали для больных. Точнее, для больных, «имеющих подорванное здоровье в результате царского деспотизма». Это не я сказал, это цитата. Состав колбасы несложен: мясо высшего качества, немного яиц и капелька молока. Лучше докторской была только телячья, а самой крутой из вареных сортов считалась колбаса «Член политбюро». Но это не точно, на уровне слухов – сам никогда не видел.

Послабления и добавки в колбасу начнутся в конце семидесятых, и при этом качество покатится вниз лавинообразно. Причин тому множество, одна из них благородная: желание правительства накормить народ хоть чем-нибудь. В колбасу стали добавлять сою, морковную клетчатку и молотые в пыль копыта – для увеличения объема и снижения цены. Накормить не удалось, а вот качество потерялось навеки веков. Аминь.

Заканчивая переговоры, я отстучал:

– «Будет тебе колбаса, сыр и хлеб. Иди работай, и по делам воздастся».

Кстати о хлебе: с качеством такая же фигня. Пока что его делали из правильной муки, без модных добавок, разрыхлителей и консервантов. А вот то, что мы едим сейчас, хлебом назвать трудно. Хотя, с усилителями вкуса и ароматизаторами, населению заходит и даже вставляет.

Пока я рассуждал за жизнь по-стариковски, Антон отбил сообщение Вере, заодно, раз такая оказия. Мол, всё в порядке, работаем по плану. И мы отправились обратно.

Я уважаю те рестораны, где заполнена парковка, а в гардеробе толкутся посетители. Это означает, что блюда могут восхитить и не сильно, зато хоть продукты будут свежими. Еще один важный критерий выбора – сортир. Если ты зашел в незнакомый ресторан и увидел людей в зале – не спеши садиться, иди мыть руки. Помыл с удовольствием, в чистоте и порядке? Только теперь можно искать место и требовать меню.

Но это в мое время. Сейчас же ресторан «Интурист» считается очень дорогим заведением – меньше рубля за блюдо здесь не берут. За осетрину или севрюгу придется выложить все полтора. Порция черной зернистой икры, дополненная кубиком масла и веточкой зелени – рубль восемьдесят. А цыпленок табака, поданный с жареной картошкой и горкой зеленого горошка – аж два пятьдесят! Впрочем, оно того стоит. И не за зеленый горошек, который страшный дефицит. Просто таким цыпленком можно двоих накормить.

Когда-то я водил сюда девушек – распуская хвост, пускал пыль в глаза. Они пищали. Здесь ужинают солидные спекулянты, важные бандиты и командировочные боссы разной толщины. Богема тусуется постоянно. И конечно, простые горожане тоже прорываются. Кто-то с целью учинить банкет, у кого-то свидание. А студенты со стипендии ломятся просто потанцевать. При желании можно уложиться в пять рублей на пару, если не шиковать. Но лучше десять, тогда получится и выпить, и вкусно закусить. А когда хочется не просто ужинать с дамой, а гулять широко – готовьте все двадцать рубликов.

Однако сейчас время было детское, то ли поздний обед, то ли ранний ужин. Оркестр не играл, даже магнитофон забыли включить. Звенела посуда, люди ели, болтали и смеялись, а персонал куда-то попрятался. Видимо, в целях подготовки к очередному бурному вечеру. Так что разливать водку пришлось товарищу Иванову, после чего она благополучно закончилась. Баронесса произнесла очередной короткий тост, маркиз согласно чокнулся.

Однако разговор по существу не возобновился – в монотонный гул ресторанного зала вмешались посторонние звуки. Так бывает в здании вокзала, когда невнятный голос из-под потолка сообщает вдруг о прибытии поезда. Я обернулся. Весело гогоча, за соседний столик усаживалась авантажная группа кавказцев, законодателей моды на трехдневную небритость и яркие гавайские рубашки.

Жители нашего города, как и в случае с югославами, особо не вникали в истоки кавказских гостей. Поэтому звали их всех просто и коротко: даги. Хотя если разобраться, то слово «даги» – не простая фигура речи и не простое сокращение. Дагами называют народ, который когда-то давно жил в Персидской империи.

Так же как и даги, всегда существовали продавцы цветов и ранних помидоров. Даже в моем продвинутом мире, где костлявая рука супермаркета крепко взяла торговлю за горло, кавказцы умудряются выживать со своими вечными товарами. За примером далеко ходить не надо, аксайский овощной рынок не даст соврать. Правда, злые языки постоянно намекают на тайный импорт контрабанды, вроде наркотиков и оружия. Но это лишь слухи, никем не доказанные.

Что касается этих ковбоев то, судя по счастливым улыбкам, сегодня они досрочно закончили трудовые будни. А что, расторговали свои фишки и пришли отдыхать. Помнится, с давних пор по глубинам ЦК КПСС бродит теория, будто национальные окраины страдают от безработицы. Поэтому местную промышленность в республиках следует развивать, то есть строить там заводы, фабрики и дороги. Тогда, мол, местные жители будут обеспечены зарплатой, и не будут рваться в Центр. Ага. Вот эту четверку гнедых заставишь пахать на заводе!

Образом жизни истинного горца всегда считался грабеж. Не надо быть знатоком экономической теории Адама Смита, чтобы понять: ходить в набеги гораздо выгодней, чем заниматься созидательным трудом. У каждого мужчины в горах имелось родовое гнездо, куда он тащил награбленное. Домашним хозяйством занимались жены и дети, и горец отдыхал в тени между набегами. По-другому жить он не умел, да и не хотел. Ведь в горах хорошо растут только овцы, но одними овцами сыт не будешь. Чтобы выжить, надо грабить!

Пролетарская революция наложила запрет на это занятие. А тем, кто не понял, дала по рукам. И тогда горцы переключились на другое, более легальное дело – торговлю. Возить овощи и фрукты в метрополию оказалось делом прибыльным. Тут купил – там продал. Бизнес тяжелый, похуже, конечно, чем грабеж. Но лучше, чем смена у станка. Вот интересно, а будет ли торговля при коммунизме?

– При коммунизме не будет денег, – авторитетно заявил Антон. – Какая, нафиг, торговля? Приходи и бери что надо.

– А как ты думаешь, – без паузы поинтересовался я. – Будет ли проституция при коммунизме?

– Вот это тема, – слегка опешил он. – Глубоко копаешь!

– Нет, ты скажи: разве проституция – это не общественно-полезный труд?

– Хм… Вроде бы да, раз на благо других людей.

– Вот смотри, граф Толстой, когда покраснел и стал советским писателем, не перестал любить жирную курочку под игристое цимлянское вино. При этом не злоупотреблял, как запойный Фадеев, а культурно заливался в обществе доступных муз. Говорят, что именно женское влияние помогало писателю в создании повести «Золотой ключик, или Приключения Буратино».

– Да ладно!

– Вот те крест. Теория марксизма говорит, что при коммунизме люди будут заниматься той деятельностью, к которой более всего предрасположены. То есть трудом, от которого обществу достанется более всего пользы.

– Ты думаешь, работа проститутки полезная?

– Вопрос не новый и дискуссионный. Фридрих Энгельс считал, что устранение частной собственности приведет к ситуации, когда отношения полов станут частным делом. Мол, проституция основана на частной собственности, и исчезнет вместе с ней.

– Я помню, – согласился Антон. – Причина всех бед – это право на предмет собственности. Достаточно выгнать буржуев, и жизнь чудесным образом наладится.

– И мы подымем их на вилы, – припомнил я угрозу Блока. – Мы в петлях раскачаем их тела.

– Где-то так, – согласился Антон. – Маркс еще толковал что-то про общность жен, только это слишком сложно для меня.

– Это не то что бы сложно – это неверно. Вот сейчас у нас социализм, полвека уже. Частная собственность устранена, а проституция есть!

Антон пристыжено замолк, а я добил его лозунгом двадцатых годов:

– «Каждая комсомолка обязана идти навстречу половому вопросу, иначе она мещанка»! – а после добавил еще одну спорную мысль: – Революция разрушила оковы. И свободная любовь – это тоже завоевание революции. Как считаешь?

– Погоди, – нащупал он тонкую ниточку. – Я уже говорил, что при коммунизме не станет денег. Значит, исчезнет и продажная любовь!

– Это вряд ли. Если ты думаешь, что девушки, желающие стать проститутками, так и останутся преисполненными целомудрия – ты ошибаешься. Проститутки вам не Энгельс, они выкрутятся и чего-нибудь придумают обязательно.

Чуваки в цветных гавайках чувствовали себя раскованно, явно не в первый раз здесь гулеванят. Официант к ним всё не шел, поэтому они вертели головами. И с самым крутым перцем мы зацепились глазами. Он силился припомнить Антона, а тот его сразу узнал:

– Опа-на, Дед! Глянь, а вот с этим пижоном мы на «Палубе» пересекались. Помнишь, как ты его отвадил?

Конечно, я помнил. Тогда ясному перцу не повезло, его в процессе знакомства сморило. И сегодня фарс повторяется – как в кино про ковбоев, где ганфайтер дуэлирует маунтинмена. Сцена классическая: стрелок замер напротив горца, расслабленно и в то же время напряженно. Пальцы висящей руки шевелятся над открытой кобурой, едва касаясь затылка револьверной рукояти. Взгляд – глаза в глаза, и никакие слова не нужны. Неясно, кто уйдет отсюда живым, понятно лишь – он будет один. Играет тревожная музыка в стиле «кантри», вдали ржут верные кони.

Только наши ковбои пришли не одни, они заранее запаслись подругами. Широко известна крылатая фраза, будто в СССР не было секса. Полностью цитата звучит так: «Секса у нас нет, и мы категорически против этого!». Еще одна версия выглядит несколько иначе: «Секса у нас нет, а есть любовь». В подтверждение этой гипотезы говорит инфа, совершенно секретная: ученые ФРГ в научных исследованиях выяснили, что женщины ГДР испытывают оргазм в два раза чаще, чем женщины капиталистического лагеря.

– Социалистический оргазм все-таки лучше? – хмыкнул Антон.

– А то! Но, не вдаваясь в полемику, замечу дальше: проституция в Советском Союзе была точно.

И вот эти вечерние бабочки представляли собой вариант «что под руку подвернулось». Целая грядка нарядных девочек оглядывала зал вальяжно, но не нагло – взгляды бросали, скрывая интерес. Боевая раскраска на личиках присутствовала, как и модные прически с начесом. Такой огромный начес можно было бы сравнить с петушком на палочке. Только тогда название леденца следовало бы заменить «курочкой на палочке».