Текст книги "Седьмой прыжок с кульбитом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Глава 20

Глава двадцатая, в которой не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым. Вечно молодым, вечно пьяным

Глаза Жанны начали расширяться. А когда они достигли невиданного размера, девушка вскочила:

– Я думала, что только горские евреи умеют девушек воровать! Киднеппинг – это вообще еврейское слово. А в Калмыкии, выходит, есть степные евреи?

– Откуда им в степи взяться? – хитро усмехнулась Уля. – Если раньше и были, то две тыщи лет назад. А сейчас все евреи здесь, в городе. В степи остались только калмыки.

Народ возбужденно загалдел.

– Так, товарищи, – опомнился Антон, – успокоились все! Никто Сеню не украдет, потому что рядом буду я!

– Кто ж тебя туда возьмет? – возразила Зина.

– Она же памятник, – ехидно добавила Алла.

А Зина закончила собственную мысль:

– Люльку на чужбину отправляют одну. Совсем одну.

– Ну и что? Самолет в Элисту летит быстро, меньше часа, – буркнул Антон. – За шесть рублей по студенческому билету. Фигня вопрос.

– Как это одну? – Варвара подошла ближе. – А кто ей там аккомпанировать будет?

В подтверждение своих слов она стукнула по кубинскому барабану.

– Подумаешь, большое дело, – Алла отмахнулась смычком. – Уж пианино на сцене найдется, как и умельцы колотить по клавишам – как-нибудь ритмично сбацают. А чемодан с костюмом и саблями Сеня сама поносит.

– Нет, так-то Люлька не одна поедет, конечно, – дополнила ее Зина. – В нашей делегации будет еще два человека: Альбина Петровна, что заведует кафедрой вокального мастерства, и председатель профкома Хромовая. Только вряд ли они станут аккомпанировать – уважаемые люди обычно заседают в президиуме жюри.

Уля Тулаева неожиданно встала и, шевеля растопыренными пальцами, вскинула руки. Такие загадочные движения, завораживающие и привлекающие внимание, делал зловещий шаман в фильме «Земля Санникова». Уле явно не хватало бубна, но до этого дело не дошло.

– А знаете что? – сказала она.

– Что? – заинтересовалась Варвара.

– Я, наверно, поеду в Элисту. Не с ними, а своим ходом, на автобусе. Восемь часов всего. Зато родных повидаю, и Люльке заодно саккомпанирую.

– Весенняя Калмыкия, тюльпаны, кумыс, кальян, – задумчиво пробормотала Ада Гольдберг. – И смелые степные парни. Это так романтично! Надо ехать.

– Ты чо? – поправила ее сестра. – Кальян – это древняя забава индусов и других восточных богачей. А калмыки больше уважают молочную водку и вяленую колбаску «махан».

– Моя бабушка курит трубку, – внесла Уля свои пять копеек. – Хоть говори, хоть стреляй.

– Все равно надо ехать, – стояла на своем Ада. – Только не на автобусе, а на поезде – у нас багаж. Правда, дорого это, четыре рубля туда, четыре обратно. Да и там рубль в день на столовку. Это десятка. А где жить? В местную общагу нас не пустят без направления. То есть готовь еще рубль на койку.

Сеня забыла расхаживать по сцене. Кажется, она перестала не только распеваться, но и дышать – лишь вертела головой, глядя на ораторов глазами дикой лани. Спикеры сменялись калейдоскопом, один за другим.

– Постойте, – возмутилась Жанна. – Хорошенькое дело! А праздничная демонстрация? В комитете комсомола всё давно расписано: Антоша идет с гармошкой, я с тромбоном, а Варя с походным кубинским барабаном.

Вот здесь она попала в точку. На демонстрации в это время ходили добровольно и стройными рядами, потому что желания никто не спрашивал. Наоборот, потом интересовались причиной отсутствия у тех, кто не пришел. И повод должен быть весьма убедительным, иначе не поймут. Пикник за городом здесь не проканает, как и самолетно-автобусный туризм. А недомогание без справки будет воспринято за чистый саботаж.

Мероприятие под названием «народная демонстрация» готовилось заранее, составлялись списки. И это логично, любой экспромт должен быть тщательно подготовлен. Естественной выглядела и инициатива снизу – втихую собирались деньги на разогрев и закуску. Поручалась эта тайна самым серьезным товарищам, которые больше ничего не несли, кроме котомок с провизией и стаканами. Остальным демонстрантам распределяли шарики, транспаранты и флажки. Нагрузка строго по силе – девочкам попроще, мальчикам потяжелей.

И чаша сия нас не минет, здесь надо чего-то решать. Я задумался: может, оформить справки? Пачка пустых бланков, со штампами и круглыми печатями, лежит в ящике стола. Или оформить девчонкам больничные листы? Пищевое отравление – это вообще не проблема. Бабушка Мухия поможет, даже подделывать ничего не придется.

– Коммунистический субботник, посвященный дню рождения Ленина, я пропустил благодаря тебе, – влез в мои мысли Антон. – По уважительной причине, но я был один! А весь оркестр, заболевший враз, это перебор.

– Логично, – пришлось согласиться мне.

– А может, просто пойти к декану, и честно сказать правду?

Пока я раздумывал над ответом, в диспут вступила Анюта.

– Так, девки, слушай сюда, – потребовала она. – Сеню одну отправлять опасно.

– А я что говорю! – вскинулась Уля Тулаева.

– Не потому что калмыки украдут.

– А кто украдет? – закаменев лицом, Жанна замерла с круглыми глазами.

Анюта не стала церемониться, и обломала девичье ожидание скачек с Сеней наперевес, то есть поперек лошади, а также последующие приключения с погоней:

– Уля Тулаева прикалывается над Жанной, а вы уши развесили. Особенно Тоша. Вроде взрослые люди… Не стыдно так вестись?

– Да понял я это палево, – повинился Антон, и сразу выдал себя: – А в чем опасность?

– Там же будут москвичи! – поведала Нюся.

– И что? Они всюду.

– Москвичи страшнее калмыков.

– Чем это?

– Наглостью. Москвичи посмотрят, послушают, и переманят Сеню в свой институт. Они везде борзые и ушлые, особенно в спорте. Все лучшие игроки в Москве играют! В консерватории то же самое – мигом охмурят девчонку, чихнуть не успеет.

Оркестрантки переглянулись, а Нюся вкрадчиво поинтересовалась:

– Люлька, хочешь в Москву?

– Ну-у, не знаю, – задумалась Сеня. Разве что ножкой не шаркнула, и в носу не заковырялась.

– Видите? – припечатала Нюся. – Ведется! Самое обидное, что сманят, и всё будет почти что без обмана. У них там условия точно получше, все-таки столица.

Дав народу оценить московское коварство, Анюта продолжила с новой силой:

– Поймите, девки, это не только ее танец. Это наш танец! Между прочим, я там тоже выступаю с нагайками. Но главное не в этом.

– А в чем главное? – фыркнула Зина, не прекращая канифолить смычок.

– Люлька оперная певица, – терпеливо пояснила Нюся. – По всем параметрам классического меццо-сопрано. Сколько там октав в диапазоне, педагоги на кафедре вокала спорят до сих пор. В любом случае, Сергей Пенкин отдыхает.

– А кто такой Сергей Пенкин? – немедленно оживилась Алла.

– Подрастающий гений, – отмахнулась Анюта. – Дело не в нем, а в музыке. Мы играем симфо-рок, и Сеня поет в оперной манере. Это стильно и круто. Кто в Москве позволит ей такое? Не знаю. Рок-музыка у нас не в почете, мягко говоря. Закончит Люлька московскую консерваторию, и поедет по распределению куда-нибудь в калужскую оперетту. На вторые роли, естественно. Ну, если не нырнет в койку к кому надо.

– Я не нырну! – возмутилась Сеня. – Еще чего. И в оперетту не хочу!

– А чего хочешь? – лукаво усмехнулась Нюся.

– Ничего не хочу! Я здесь стану звездой, с нашим оркестром. А если Тоша в Элисту приедет, я в него двумя руками вцеплюсь!

Двусмысленное заявление, после которого Алла обменялась с Зиной понимающими взглядами. Не в том смысле, что оперетта является пристанищем пассивных геев. На эту тему разговоров мало, и девочки о таких деталях вряд ли догадываются. Дело в другом.

Естественным образом у нашего оркестра образовались фанаты, а у Антона – собственные фанатки. Они приставали при встрече и хотели дружить после лекций. Внутри оркестра открытую симпатию проявляли скрипачки, только Антон намеков не понимал и уходил вместе с Нюсей. Это вызывало недоумение, ревность и рождало волну сплетен и слухов.

А Сеня отшивала ухажеров по причине полной занятости. Учеба давалась трудно, все свободное от лекций время занимали учебники, гимнастика, танцы, репетиции в оркестре и снова учебники. При этом в себе она не сомневалась ни капельки, и была совершенно права. С этим оркестром или нет, но звездой она станет.

Да и остальные оркестрантки тоже приличные музыканты. Только на людях надо почаще выступать, нарабатывать опыт. Эту мысль я углубил для Антона:

– Что касается поездки в Элисту, так у нас свободная страна, верно? Конечно, комсомол имеет значение, и парторг рулит. Но что они вам сделают, если вы вдруг не явитесь на демонстрацию?

– Мозг вынесут.

– И что, это смертельно? Чудовища живут под кроватью, брат, как и все детские страхи.

– Хм…

– Однако ты прав, до скандала лучше не доводить. Надо идти к парторгу, и честно сообщать: мы едем в Элисту. План у нас такой, понятно? Не просить, а уведомлять. Ну, побурчит, ну скажет, что вы его огорчили. Дальше что? Так девочкам и сообщи. Деньги на билеты дам. Подумаешь, шесть рублей на самолете.

– Это в один конец!

– Ну, сто рублей в итоге. Не обедняю. Так что танцуют все.

– А колонки? Усилители? Барабаны?

– Наймем грузовик. Денис с Риммой концы знают, да и у Ивана в автохозяйстве всё подвязано. Не дрейфь, прорвемся.

– Значит так, товарищи, – решился Антон. – В Элисту едут все. Праздники, а перед этим суббота с воскресеньем, выходит четыре дня. Почему бы и нет? С парторгом вопрос решу. За билеты не беспокойтесь, деньги есть.

О том, что есть не только деньги, но и способ более быстрый и совсем бесплатный, вслух говорить он не стал. Черное одеяло не резиновое, все не влезут. Особенно если с инструментами, колонками концертными костюмами в чемоданах.

– Насчет покушать… Не вижу проблем. Уля нас научит, где кормят прилично и недорого. Теперь насчет костюмов. Если мы разучили несколько монгольских песен, то почему бы нам не найти монгольские наряды?

– Ты знал… – прошептала Зина, прижимая руки к лицу. – Ты давно знал про Элисту! И поэтому заставил девок учить монгольский язык? А ведь калмыки пришли в нашу степь из Монголии…

Отнекиваться Антон не стал – лишнее это. Более того, версию Зины следовало развить и усилить.

– Нам запретили играть рок. Так? Велели обратить самое внимательное внимание на народные песни, чтобы выступить в Германии достойно. Однако монгольские народные песни нам никто не запрещал, верно? Мы тут с Улей Тулаевой посоветовались, и решили назвать их калмыцкими.

– Языки отличаются, конечно, – кивнула она. – Но понять можно. А особо трудные слова можно заменить.

– Замени, – одобрил Антон и принялся раздавать распоряжения: – Зина с Аллой завтра сходят в костюмерную, посмотрят наряды. Не обязательно точно монгольское или калмыцкое, понятно? У нас не историческое кино, достаточно что-то похожее.

– А кто разрешит взять? – пискнула Зина. – Там учет и контроль.

– Анюта договорится, Наталья Николаевна поможет, – отдал он еще одно поручение. – У нас на этой неделе куча дел: спортивные соревнования на стадионе «Труд», подготовка к визиту в Германию, а теперь еще и танцевальный форум в Элисте. Особенно неудачно вышло с беготней по стадиону. И не откажешься ведь, блин. Такое ощущение, что у них на кафедре физры подгорает со страшной силой. Придется тренироваться. У физруков вон какие глаза выпученные… Как у какающей собаки.

На это я мысленно возразил:

– Спринтер, стайер, марафонец – какая, нафиг, разница? Назови как хочешь, только в терновый куст не бросай. Музыкально-педагогический институт – это сплошь и рядом женский пол, ботаники в очках, отягощенные проблемами лишнего веса. На этом фоне вы богатыри. А если на межвузовских соревнования в призы не попадете, так и невелика потеря.

Антон озвучил эту мысль вслух, однако Анюта смотрела на ситуацию жестче:

– Да я их там порву!

– Зачем? – поразился я.

– Спортивный принцип, Тоша. Я в волейболе с десяти лет, и у нас было так: вышел – сражайся. Не умеешь сражаться – не выходи. А сдаваться еще до соревнований способны многие, это удел слабых.

Оркестрантки загомонили, поддерживая Нюсю.

– А я всех обгоню, и тебя, Тоша, тоже, – пообещала Сеня. – Ноги у меня не кривые, и с дыхалкой все в порядке.

И ведь не поспоришь! Ноги у нее длинные и очень не кривые. Даже наоборот. И еще мы не приучены сдаваться. Это про Сеню поэт сказал: «Ей не нужен воздух, чтобы жить, и ей не нужны легкие, чтобы петь – она поет сердцем». Хорошая девочка. Слушая таких как Сеня, астма сдыхает в страшных муках.

– Придется поработать, – вздохнул Антон.

– Просто выйдете, и порвете всех? – хмыкнул я. – На стадионе, в Элисте или в Германии?

– Да везде!

Я не стал комментировать этот юношеский максимализм, промолчал. А про себя подумал: наверно, так и надо. Ведь мы не приучены бояться и злорадствовать. Это не наш стиль, радоваться пожару в чужой заднице. У физруков подгорает? Пожар штука опасная, может затронуть всех подряд. Значит, надо помочь в пожаротушении.

Глава 21

Глава двадцать первая, в которой домоуправление сообщает: гражданка Авдеева не аварийная, но требует капитального ремонта

Полномочный представитель президента хмуро осмотрел собравшихся. В повестке дня значилось несколько вопросов, но в пресс-релиз для журналистов попал только один пункт: проблема обеспечения населения питьевой водой. Да, загвоздка острая, и хорошо известные факты не радовали никого. Ни руководство, ни прессу, ни население, поскольку только ненормальные люди рисковали пить обычную водопроводную воду.

Сам полпред считал себя нормальным человеком. А адекватные люди предпочитают исключительно натуральную минералку, что доставляют в бутылках. Неважно откуда: из Непала, Голландии, Женевы, или извлеченную из недр острова Фиджи. Да хоть ледниковую исландскую! Лишь бы не из-под крана.

Печальные факты насчет питьевой воды излагались давние и настолько хорошо известные, что журналисты уже устали мусолить эту бодягу. Однако воз оставался на месте, потому что конь валяться не приходил. Как говорится, ВОЗ и ныне там. Вообще-то можно было ничего и не проверять – достаточно кран повернуть, чтобы полюбоваться на упомянутую ароматную «бодягу». А как хотелось крикнуть: «ВОЗ тронулся, господа присяжные заседатели!».

Не тронулся, даже не шелохнулся. Темпы ремонта водопроводных сетей стремились в минорную тональность, характерную для песни «спи, моя радость, усни». Санитарная охрана источников питьевого водоснабжения отсутствовала как класс, а техническое состояние водопровода и очистных сооружений называлось одним мягким словом «неудовлетворительное».

В этих дрязгах самыми восхитительными оказались официальные заявления руководства ростовского Водоканала: «Сообщения о зеленой воде из-под крана – преувеличение. Вода находится на уровне норматива, хоть и имеет неприятный запах. Но вода безвредная, пользоваться ей можно». Далее шел перл, достойный Пулитцеровской премии: «Набирая воду из знаменитого источника Нарзан, никто не испытывает страха по причине его специфического запаха. Так же и запах водопроводной воды безвреден. Тем не менее, органолептические свойства (привкус, цвет и запах) водопроводной воды в санитарных нормах прописаны. Сейчас параметр „цветность“ увеличился почти в два раза. Конечно, даже невооруженному глазу разница может быть видна, но норма санитарных норм при этом не превышена».

Прелестное заявление, не правда ли? Население почти что нарзаном поят, а вы нос воротите. А если без иронии и сарказма, то вода из крана текла дрянная. Однако эксперты полпредства резюмировали обтекаемо: «В отдельных городах области большая часть населения не обеспечена качественной питьевой водой из систем централизованного водоснабжения, по причине устаревшие технологии очистки и крайней изношенности сетей».

Для прессы была сформулирована избитая дежурная фраза: «Полпред отметил годами нерешаемые проблемы и выразил озабоченность сложившейся ситуацией. Он призвал руководителей региона принять срочные меры». В пресс-релизе отмечалось, что полпред назвал Ростов непростым городом, и попросил чиновников области не витать в облаках.

В действительности всё происходило несколько иначе, и слова звучали немного иные. К сожалению, цензура заблокировала этот текст, а автоматический переводчик оказался бессилен. Так что автор релиза не виноват – он просто сложил в красивые фразы те заготовки, что ему дали.

Упомянул полпред и недоработки в кадровом вопросе. Картина печальна для Юга России – характерным здесь остается кумовство, клановость и коррупция. А это ставит крест на эффективной внутренней политике и снижает доверие граждан к выборному процессу. Так заявил полпред, и попал в точку: без казнокрадов не было России, и нет сейчас. Это хроническое заболевание, заразное и трудноизлечимое. В прежние времена лечилось отделением головы от тела, но облегчение давало лишь кратковременное. А сейчас другие ветры дуют, из которых слышны лишь лозунги да уговоры.

Покончив с официальной повесткой дня, полпред отправил всех причастных к питьевой воде заниматься этой насущной проблемой. А затем, налив себе минералки из пузатой бутылочки, обратился к моложавому полковнику ФСБ:

– А где Егор Кузьмич?

– Генерал в госпитале, – ответил тот с печалью в голосе. – Что-то с ушами. Внезапно заболел вместе с помощником, майором Ильиным. У того глухота уже во второй раз, врачи подозревают заразную инфекцию. Лежат вместе, в инфекционном отделении.

– Жаль, – полпред закинул в рот таблетку и сделал несколько глотков. – Как это не вовремя… Надеюсь, вы в порядке?

– Прошел обследование, – полковник кашлянул. – Нас всех обследовали.

– Очень хорошо. То есть плохо, конечно. Сотрудники органов должны быть на посту…

– Мы сомкнули ряды. За редкими исключениями отклонений не обнаружено.

– А это хорошо, – полпред допил воду. – Вы в курсе текущих дел?

– Так точно. Болезнь генерала не помешала мне держать руку на пульсе, так сказать.

– Тогда начнем по порядку, – вкрадчиво начал полпред. – Что удалось выяснить по факту гибели бизнесмена и депутата Солдатченко?

– Он утонул в Карибском море. Вместе с сопровождающими лицами. Прогулочная яхта потерпела крушение, кубинские товарищи по горячим следам провели расследование. Следственные материалы присланы в полном объеме, у нас нет оснований сомневаться в выводах.

– И какие выводы?

– Несчастный случай на море.

Ничего нового моложавый полковник не сообщил но, сохраняя спокойствие, полпред кивнул:

– Спасибо, теперь стало понятней. А что с сотрудниками частного охранного предприятия «Песец», которые остались здесь и не полетели с Солдатченко?

– После стрельбы в центре города они пропали из поля зрения. Видимо, залегли на дно. Ну, за исключением тех, кого расстреляли в автомобиле «Гелендваген».

– Да, этим залечь было трудно, – согласился полпред. – Пулеметчика нашли?

– Никак нет. Возбуждено уголовное дело, ведется следствие.

Полпред повернул голову в сторону начальника полиции:

– Ищут пожарные, ищет милиция… А пулеметчики бегают по городу, как у себя дома. Когда будет результат?

Начальник полиции побагровел:

– Работаем в этом направлении, совместно с прокуратурой и следственным комитетом. Разработан комплексный план следственных мероприятий…

– Тогда прокуратуру и следственный комитет даже спрашивать не буду, – решил полпред. – Зачем? Все равно топчетесь на месте общей кучей. Следующий вопрос: что с бесконечными пожарами на городских складах?

Не дождавшись внятного ответа, он задал очередной вопрос:

– Что со взрывом в загородном ресторане?

– Этим занимается ФСБ, – облегченно выдохнул полицейский начальник. – Мы лишь оказывает посильную помощь.

– Отчеты я видел. Полный ноль, – резюмировал полпред. – Работнички с помощниками… Между тем пожары случаются с завидной постоянностью. Одно радует, что без жертв.

Радоваться отсутствию жертв, а также комментировать пожары, никто не пожелал. Требования найти преступников сыпались со всех сторон, однако неуловимые поджигатели следов не оставляли. Да и какие следы могут быть на пожарище? Над следователями не потешались только наркоманы – отлаженная система оборота наркотиков сбоила, вызывая еще и повышение цен.

– … И последнее: что со стрельбой в автосалоне «Тойота»?

Этого момента ждали с опаской и тревогой. Стрельба в салоне стала событием, прогремевшим на весь мир. Вездесущие журналисты сняли несколько репортажей, от которых московское начальство пришло в оторопь. И довело это сильное чувство до местного начальства. Полпреда, естественно, коснулось тоже – из администрации президента потребовали четкого ответа.

Моложавый полковник ФСБ раскрыл папку:

– Вчера в автосалоне «Тойота» произошла перестрелка между посетителями. Трое убито, одиннадцать человек ранено, в основном битым стеклом. Автосалону нанесен значительный ущерб. Убитые установлены, это сотрудники охраны овощного рынка. Среди прочих пострадавших тяжелых нет, это работники магазина и посетители.

– Чикаго отдыхает, – буркнул полпред. – Плохо живем, да? Даже в очереди за автомобилями у нас мордобой и стрельба.

– Не в очереди…

– Тогда в чем причина?

– Причина не в чем, а скорее в ком, – полковник достал фотографию. – Хильда Вагнер, начальник сервиса компании «Тойота».

– Это ее сбил пьяный турецкий бизнесмен? – припомнил полпред, дальнозорко отодвигая руку с карточкой. – Собачка, помнится, тоже пострадала.

– Так точно.

– Крику было много, – поморщился полпред.

– Так точно, – подтвердил полковник. – Орала эта Вагнер именно из-за собачки.

Полпред машинально отодвинул телефон:

– Скандальная дамочка с бешеным адвокатом! Все нормальные адвокаты гасят проблему, этот же раздувает… И что, потерпевшая снова влезла в конфликт?

– Так точно.

– И где же она?

– Скрылась, – полковник достал еще три листа. – После скандала со стрельбой сбежала вот с этими личностями.

– Почему фоторобот? Или в автосалоне нет камер?

– Камер там полно, но…

Полпред возмущенно махнул рукой:

– Технология российской компании по распознаванию лиц VisionLabs признана лучшей в мире! И у вас, я знаю, полно программ других распознавания лиц! Двадцать первый век во дворе, а они фотороботы рисуют. Ладно, о причинах конфликта потом, не суть. Что за стихийный митинг у автосалона?

– После стрельбы в магазине рыночные торговцы быстро организовались. Прибежали, попытались ворваться внутрь.

– Зачем?

– Забрать трупы убитых и расправиться с обидчиками. Но полиция с помощью местной охраны натиск удержала. Потом вызвали подмогу, которая прибыла оперативно. Нападавших удалось оттеснить, пришлось применять дубинки.

– А резиновые пули? – возмутился полпред. – Мне докладывали о пострадавших.

Моложавый полковник возразил:

– Это спецназ. Им поставили задачу, они выполнили.

Спорить никто не стал, с задачей спецназ справился.

Полковник пожал плечами:

– А ночью митинг прекратился – все демонстранты заболели. Мы предполагаем, что кто-то распылил в толпе газ.

– Вот здесь понятно, – снова кивнул полпред. – Поэтому из Москвы прилетели военные врачи с мобильным комплексом анализа и диагностики?

– Так точно. Одновременно прибыли химики РХБЗ.

– Что за газ, определили?

– Нет данных, эксперты работают. У больных зафиксированы приступы рвоты, диареи и икоты. Также следует отметить массовые случаи потери слуха и проблем со зрением. Аксайская горбольница переполнена. Статистика странная – среди пострадавших в основном азербайджанцы.

– Так это не отравляющие вещества, а генетически ориентированный вирус? – нахмурился полпред. Его аж передернуло.

Силовики тоже переглянулись с внутренним трепетом. Опасения их были понятны – совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, находилась Украина. На территории этой независимой страны размещено более двух тысяч биологических лабораторий, из них два десятка чисто американских. Что они там исследуют, является секретом. До сведения обывателей доведена лишь туманная фраза: «программа предотвращения распространения биологического оружия». При этом местное население пережило вспышки холеры, свиного гриппа, гепатита и вирусной пневмонии.

Список неполный, и поделать ничего нельзя, поскольку американский научный персонал финансируется Пентагоном, обладает собственной охраной и пользуется дипломатической неприкосновенностью. По сути, все эти объекты выведены из-под юрисдикции Украины. Являясь полностью независимыми от независимой Украины, они и вирусами владели по праву полной собственности. Доступ к информации закрыт, но где вирусы, там и утечка – это дело известное.

– Версия об отравляющих веществах рабочая, но данных нет, – повторился полковник. – Идет сбор материала.

– Что скажет полиция? – полпред обернулся к полицейскому начальнику.

– Место преступления оцеплено. Исследуются следы, отпечатки пальцев, гильзы, ДНК и прочие генетические материалы. Изымаются вещественные доказательства. Фотороботы подозреваемых лиц разосланы во все отделения полиции и больницы области, поскольку подозреваемые ранены. Розыск успеха пока не дал.

– «Розыск успеха не дал», – повторил полпред, и печально опустил уголки губ. Так наблюдатель-натуралист скорбит вслед улетевшей бабочке. – Экипаж машины боевой, блджад! А вы его члены. Конский топот поймать не способны! Зато на рынках шороху навели знатно. Мои источники докладывают, что полиция задержала двести человек. Жалуются, будто полковник Подопригора лютует. Почему?

Начальник полиции побагровел еще более, думая при этом, что спокойствие полпреда не к добру. Лучше бы орал так, что стены трясутся! Все начальники умеют это делать, выбивая дрожь похлеще осенней промозглой сырости. По крайней мере, дело привычное. А этот голос не повышает, изверг…

Так думал он, допивая воду из стакана. Вслух же ответил четко:

– Проверка паспортного режима, стандартная процедура. Выявлены лица без разрешения на работу. Обнаружены товары, завезенные с нарушением санитарных норм, изъято оружие и наркотики. Проводятся допросы, по фактам нарушений возбуждены административные и уголовные дела.

– Ну да, это вы умеете, – с сарказмом заметил полпред. – А почему у вас нет фото с видеокамер?

Незаметно вздохнув, начальник полиции перевел взгляд на соседа из ФСБ.

– Низкое качество изображения, – ответил моложавый полковник. – Лиц не разобрать – сплошные мутные пятна, что не позволяет проводить идентификацию.

– Плохая запись со всех камер?

– Так точно. Мутная картинка шла отовсюду, и от обычных аналоговых камер, и от цифровых, и от прочих широкоугольных. Специалисты проверили, камеры работают нормально. А записи перестрелки испорчены.

– «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан», – пробормотал полпред известную цитату.

– Что, простите? – не понял моложавый полковник. Книгу Нового Завета он явно не читал.

Полпред вдаваться в детали не стал, он лишь отмахнулся:

– Это было давно и неправда. А у нас что, диверсия? Взлом хакеров, которые расфокусировали и смазали лица?

– Взлом не обнаружен. Проверено всё оборудование магазина.

– А копии?

– Записи камер наблюдения хранятся на сервере службы безопасности. Резервная копия поступает в центральный офис. И, наконец, передача в онлайн-режиме идет на компьютер директора салона. Мы проверили все три источника. Вывод экспертов: монтажа нет, техническая обработка кадров не производилась.

– То есть кино настоящее?

– Так точно.

– Но послушайте, сейчас компьютеры умеют не только пикселить лица, но и восстанавливать мутные изображения! Фильтры «умная резкость» и все такое даже дети знают!

– Так точно, – кивнул полковник, – но нашим специалистам добиться успеха не удалось.

Скорбь полпреда дошла до предела:

– Значит, записи есть, а лиц нет. Такое кино нам не нужно, – вздохнул он. Гробовая тишина была ему ответом. – Что ж, подведем итоги, товарищи генералы: сначала пожары и взрывы. Потом пулеметчики в центре города. Теперь война в салоне «Тойота». И в завершение разборок в Бронксе – химическая атака. Не многовато ли для одного города?

Присутствующие сохраняли нейтралитет – в том смысле, что не возражали, но и не соглашались. А полпред продолжил:

– Через два дня я лечу туда, – он поднял глаза к потолку. – И может оказаться так, что ваша деятельность, а вернее бездеятельность, будет признана преступной халатностью. И тогда речь пойдет не об отставке.

Многозначительная пауза продолжалась бесконечно долго.

– Когда говорят о любви, обещают звезду с неба. Но сейчас речь о любви не идет: вас ожидает звездопад с ваших погон. И не мечтайте о почетной пенсии! Думайте о возможном подсчете нанесенного вами ущерба. Понятно выражаюсь? Идите, работайте. Сроку вам – два дня.

* * *

Совещание давно закончилась, но полпред продолжал оставаться на месте, во главе стола для совещаний. Думая о своем, он наблюдал за помощником, который наводил порядок в кабинете после заседания. Внезапно полпред оживился:

– Сережа, найди мне полковника Подопригору. Надо переговорить неспешно, желательно сегодня. Можно совместить это дело с ужином.

– Есть! – подтянулся помощник. – Визит в театр отменять?

– Отменяй. Кстати, ты не знаешь, почему Подопригора до сих пор не генерал?

– Характер паршивый. И на язык не сдержан, – не задумываясь, сообщил помощник. И неожиданно высказал философскую мысль: – Молния бьет в самое высокое дерево. Хочешь молнии – будь самым высоким: деревом ли, человеком, личностью. Хочешь прожить жизнь с удовольствием – будь обычным человеком.

– Да уж, – подумал полпред. – Обычные люди думают только о себе. Это нормально, потому что важные вопросы решают важные начальники. Начальники назначены для того, чтобы заботиться о населении. А они заботятся? Ага, конечно. О себе они заботятся! Они же тоже народ, пусть и маленькая его часть.

Тем временем российский Водоканал испытывает кадровые трудности. За взятку в 57 миллионов рублей арестован водоканальный директор в городе Нижний Новгород. Директор сочинского Водоканала задержан за превышение полномочий. Арестован директор петербургского Водоканала, ему вменяется ущерб в миллиард рублей. Арестован директор Водоканала в Буйнакске, где люди пили плохую воду из-под крана. В результате острой кишечной инфекции в больницу попали 359 человек, включая 251 ребенка. По делу о мошенничестве арестован директор хабаровского Водоканала. Директор Водоканала Улан-Удэ также злоупотреблял полномочиями, за что и задержан. Список не полный, однако достаточный. А эти деятели в ростовском Водоканале о чем думают? Решили, что схватили бога за бороду?

Сплошь и рядом во главе коллектива оказывается не тот, кто круче и умнее, а тот, кто сильнее этого хочет. Деловые качества отступают на второй план, когда претендент рвет подметки на ходу, шагает по головам и умело лижет задницу начальника. К сожалению, кумовство, клановость и коррупция характерны не только для Ростова и Юга России. Напыщенных говнюков везде полно, а как до дела дойдет, так делать некому. Таковы законы жанра, а полковник Подопригора, видимо, слишком упрям и прямолинеен. Полномочный представитель президента не мог менять начальника полиции, не было таких полномочий. Как говорится, он всего лишь глаза и уши Его. Но поговорить с теми, кто решает, можно. Никто же не запрещает, верно?