Текст книги "Седьмой прыжок с кульбитом (СИ)"

Автор книги: Сербский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

С тех пор, как руководство партии возомнило себя новыми дворянами, хороший инструмент превратился в профанацию. Идеология только для народа? Нет, это так не работает. Когда электорату предлагают обезжиренный социализм, а себе забирают все сливки, это вызывает раздражение. И сколько ни развешивай призывов на кумачах «мы с тобой одной крови» – будет только хуже.

А когда элита партии запретила подглядывать за собой и осуждать правонарушения, эта фальшь стала особенно наглядной. Да, после смерти Сталина партийно-советская номенклатура стала активно грести под себя. Не забывая вещать о народе и партии, которые едины и, может быть, единоутробны, советская элита действовала в рамках постулата «Как же далеки они от народа». Хотя когда-то они вышли отсюда, но вливаться в его ряды не собирались. Даже стоять рядом дураков не было.

Отгородившись от всех высоким забором, лучшие парни страны принялись там, внутри, строить для себя сгущенное счастье. А жизнь они видели исключительно в телевизоре и через бронестекло лимузина. Только вот картинка на экране и реальность перед глазами сильно отличаются. Формализм и самолюбование стали нормой жизни в собственной теплице, а идеологические догмы покрылись плесенью. Определяющим стал вечный принцип чиновника – получить как можно больше власти при минимуме ответственности.

Отдельные лидеры партии настольно оторвались от трудового народа, что пыльное облако растаяло далеко вдали. Что характерно, пелетон возглавляли не первые лица. Тон задавали чиновники среднего звена, зубастые акулы вроде товарища Седых. Оседлав финансовые потоки, они стремительно строили светлое будущее детей. Своих, разумеется.

Ничего не поделаешь, таковы законы природы – результаты прогресса по праву принадлежат чиновникам. Ведь царствующие особы сияют, а страной правит партийный аппарат. И только мозг советского чиновника мог додуматься до такого лозунга: «Красота женщины не в бровях, а в трудоднях».

Социализмом в том смысле, как его понимал Ленин, после его смерти и не пахло. Да и сам Мавзолей, воздвигнутый соратниками вождя, никак не сочетается с социалистическими лозунгами. С церковными догмами не сочетается тоже. Как ни крути, но мумия Ленина – это не святые мощи, а бунт против церкви. Впрочем, Христа также погребли неправильно, а перед этим предали, судили и распяли.

Что касается достижений революции, то они были. Безо всяких сомнений. И что несомненно, в достигнутых преобразованиях было много чего хорошего, начиная от восьмичасового рабочего дня и заканчивая бесплатным жильем, здравоохранением и образованием. И конечно, многого не было.

Но вернемся к Ленину. Отдельные специалисты в области физиогномики утверждают, будто Владимир Ильич Ульянов был евреем. Посмотрите на него, говорят они, всё на лице написано. К тому же мелкий, плешивый, картавый. Полиглот. Трудоголик. Самое важное: умный. И что вы имеете возразить? Так выглядят исключительно евреи.

Да, хорошо сформированные уши говорят о счастливом детстве. Слегка выдающиеся вперед мочки сигнализируют о душевности, их величина говорит о мудрости, а высокий и выпуклый лоб только подтверждает ум. Но сам Ленин в одной из анкет партийной конференции записал себя великороссом, попросту говоря, русским.

Здесь следует отметить стереотип, характерный для имперского общества. Ориентированные на религиозную идентичность, великороссы считали себя люди православного вероисповедания, к которым формально относился отец Владимира Ульянова и он сам. Сохранились документы деда, Николая Ульянова, где указано «коренное российское происхождение».

Библиографы говорят о немецких и шведских корнях Ленина. Отсюда, мол, и прекрасное знание языка… Логично. Кто-то готов спорить, что Ленин был башкиром: взгляните ему в глаза! Тепло, тепло… И только читатель, изучивший труды Ленина о государстве, и оценивший неоднозначность мыслей вождя, поймет: Ленин был степным человеком, калмыком.

Глава 47

Глава сорок седьмая, в которой будет день и будет песня

Итак, праздник завершился. Усталые, но довольные, туристы возвратились домой, и сразу Антон попал под раздачу. Святая простота! Он ожидал оваций и поздравлений, однако в таких случаях расслабляться опасно. Все успехи должны быть организованы мудрым руководством, а не возникать сами по себе. Это аксиома.

Антон осознал. И когда профессор Гузий поставил свой вопрос, казавшийся острым, парень был готов.

– Почему оркестр «Надежда» оказался в Элисте, если мы их туда не посылали? Я точно помню, что мы отправляли одну Люльку.

Проректор сверкнул лысиной, и Антон не заставил его ждать:

– Ботаническая экспедиция.

– Хм, – опешил профессор настолько, что у него запотели очки. – Экспедиция чего?

– Это когда с сачками по степи бегают, – напомнил ему парторг. – А потом бабочек на булавки насаживают.

Осмысливая информацию, педагоги дружно уставились на Антона. В их глазах читалось недоверие. Какая, нафиг, ботаника, когда мы все здесь музыкальные педагоги? Исключением выглядел лишь новый руководитель оркестра товарищ Иванов, который знал о кружке любителей тюльпанов, а о предстоящей обороне диких верблюдов догадывался.

– Ботаническая экспедиция в степи Калмыкии, – терпеливо пояснил Антон. – Уля Тулаева с детства борется за чистоту природы, и на базе нашего оркестра организовала молодежное движение «Защитим дикие тюльпаны».

– Да что ты говоришь? – закончив протирать очки, профессор Гузий пришел в себя. – Защитили?

– Да, – подтвердил Антон. – Мы написали статью и сделали фотографии. Материалы отправлены в журнал «Юный натуралист».

Все это время руководитель оркестра красноречиво молчал. Но теперь он встал, чтобы вставить свое веское слово:

– Товарищи, у нас мало времени, – сказал босс сухо. – Владимир Михайлович, прошу вас.

На это я мысленно усмехнулся – оказывается, командовать может не только проректор!

– Да-да, – встрепенулся профессор. – Итак, товарищи, перед нами стоит сложная задача: организовать досрочную сессию для студентов разных курсов, входящих в оркестр «Надежда». И времени на это у нас очень мало…

– Времени на раскачку нет! – подтвердил товарищ Иванов.

Судя по его боевому настрою, он уже сегодня был готов ехать в Германию. Хоть один, но ехать! Как в той боевой песне: «И как один умрем в борьбе за это».

Профессор выглядел менее категоричным:

– Поэтому прошу вас, товарищи, уже сегодня изменить свои планы, чтобы отнестись со всей серьезностью, – он обвел глазами собравшихся. – И последнее. Сейчас я подпишу приказ о назначении студента Бережного старостой группы «Надежда».

– Как это? – не понял парень.

– Временно, – пояснил Гузий. – На время поездки в Германию. Ничего сложного здесь нет: староста должен вести журнал посещаемости и следить за порядком во время занятий. У вас там учебных занятий не будет, зато будут репетиции и выступления. Вот ты и будешь следить за порядком, до и после этих занятий. Понятно? В случае чего имеешь право делать устные замечания, а о серьезных проступках должен сообщать в деканат.

– И встретишь ты, когда не ждешь, и обретешь, не там где ищешь, – пробормотал я растерянно.

– Дед, как думаешь, а деньги мне выдадут? – хмыкнул Антон.

– Если ты о стипендии, то рассчитывай на прибавку в пятнадцать рублей. А если о командировочных, то вряд ли. Валюта на расходы будет только у руководителя делегации.

– А как я буду сообщать? Деканат здесь, оркестр в Германии. Чтобы доложить о проступках, мне надо будет позвонить. Или телеграмму дать. Так что извиняйте, насчет «постучать» декан пролетает.

Тем временем Гузий объявил о завершении совещания, и педагоги повалили на выход. По пути они бурно обсуждали дополнительные хлопоты, свалившиеся им на голову. Вот можно подумать, им больше делать нечего, как экзамены после занятий устраивать!

Товарища Иванова текучка интересовала мало, он никуда не спешил. И Антона придержал, отведя того в угол. Держался босс уверенно и выглядел прекрасно. Костюм гармонировал с рубашкой, а ремешок часов сочетался с туфлями и галстуком. Даже парфюм казался мягким и приятным.

– С утра я разговаривал с Марией по телефону, – доверительно сообщил новый руководитель оркестра. – Она уже дома, у нее там всё готово и она нас очень ждет! Колено почти не болит, но ты говорил, что нужен массаж…

– Нужен, – кивнул Антон.

– Вот! Это одна причина для спешки. Вторая – билеты давно заказаны. Это секрет, но заказаны на всех по списку. Загранпаспорта готовы… Поэтому срок в две недели не годится! У тебя есть семь дней на эту Люльку и на все остальное. А я уже со своей стороны организую зачеты и экзамены. Понятно?

– Хм, – задумался Антон.

– Конечно, Люлька поедет, – угадал невысказанный вопрос Иванов. – В Германию поедут все девочки, только это должно оставаться тайной. Незачем людей расслаблять. Между нами, понятно? Я могу проявить власть и волю, но ломать вашего парторга на кафедре истории КПСС не хочется. Как там у поэта? «И мать грозит ему в окно». Пусть воображает и грозит. Тем временем вы быстро и хорошо сдаете экзамены. Договорились?

А почему нет? Деловой подход товарища Иванова нам по душе.

В пустой приемной Антона придержала секретарша ректора:

– Бережной, иди сюда! Распишись вот здесь и здесь. Журнал посещений получишь в деканате. И зайди в профком, к председателю. Она ждет.

А вот это что-то новенькое! Никаких дел с профсоюзом Антон не имел. Только нет таких препятствий, которые не могут преодолеть большевики, вооруженные правильной теорией. В профкоме Антон бывал, но не дальше общей комнаты. Здесь заседали две женщины и активистки из числа студенток, которые и занималась текучкой. А логово руководителя находилось дальше, за их спинами.

– Здрасте, – приоткрыв дверь, Антон заглянул внутрь.

Кабинетик председателя профкома впечатлял мало, что не удивительно после хоромин ректора. Канцелярский стол чуть больше стандартного, сейф, шкаф, стулья вдоль стен. И множество кубков, вымпелов и знамен. Лидер профсоюза Хромовая, пребывая в одиночестве, взирала на мир с казенным выражением лица. Более важным в своей жизни я видел лишь лицо начальницы паспортного стола.

– Заходи, Бережной, – буркнула Храмовая, и взялась бесцеремонно разглядывать парня. Тому ничего не оставалось, как зеркалить ее действия, ведь первому затевать разговор со старшей по возрасту и званию было бы невежливо.

Кудряшки на голове лидера сильно напоминали парик, взятый из моды галантного восемнадцатого века. Парик, на вершине которого соорудили гнездо. Ничего не поделаешь, строить гнезда на голове в это время было повальным увлечением. Причем чем старше объект, тем мощнее полет фантазии. Да уж, не светская львица уровня Ксении Собчак, а прямо-таки львица из мультика.

Крупная дама позднего бальзаковского возраста, лидер профсоюза имела нос картошкой и круглое лицо, ярко крашеное в соответствующие цвета: черные брови и ресницы, алые губы и румяные щеки. Солидный нос выделялся щедро припудренным белым пятном, а портрет завершали усики. Местами выщипанные, они подчеркивали образ львицы. Ниже портрета громоздилась грудь, одетая в блузку с рюшами и воланами. Мощно возвышаясь, грудь напирала в попытке доминирования.

– Знаешь, что меня удивляет, Бережной? – сказала профорг глубоким грудным голосом. Порывшись в бумагах на столе, она ловко выдернула лист. – Никто не согласовал со мной вашу поездку! Почему?

Логика в ее словах была, потому что любое путешествие советского человека начиналось в месткоме. Эта всесильная организация милостиво разрешала вояжи и карала отказом. Прогульщикам, пьяницам и любителям адюльтера поездки за границу не светили априори.

А вот почему с ней не согласовали выезд в Германию, это нужно не у парня спрашивать. Вопрос выглядел риторическим и, взмахнув листком бумаги, лидер профсоюза засунула его обратно в стопку, под Ленина. Бюстик вождя являлся обязательным элементом на столе любого чиновника, помимо чернильного набора, естественно. Когда-то бронзовый бюст выполнял функции пресс-бювара, только сейчас им придавливали бумаги, чтоб они не улетели.

При этом голова Ильича недоуменно хмурилась. Конечно. Вот зачем потомки придумали эту моду изображать вождя без рук? Круглая голова, узенькие плечики… И как ему теперь указывать то направление, в котором лежит верная дорога?

Еще один важный атрибут начальника, лампа с зеленым абажуром, стояла с правого краю. Картина была бы неполной, если не упомянуть стакан для карандашей, бокал для перочистки, скрепницу для скрепок и спичечницу для спичек. Вишенкой на торте являлась пепельница, глубокая и мощная. Такой хорошо от хулиганов отбиваться. Ну, если они ворвутся в кабинет председателя профкома.

– Значит, староста группы «Надежда», – прищурилась она, элегантным жестом раскрывая коробку папирос «Герцеговина Флор». – И со мной опять не согласовали! Хорошо.

Ничего хорошего в ее голосе не было. И когда-то она это обязательно кому-то припомнит. Скорее всего, профессору Гузию, когда он придет сюда за льготной путевкой на море. А ведь он придет!

Антон молчал, пока лидер профсоюза прикуривала и взмахом руки тушила спичку. Выдохнув клуб дыма, она пошла дальше, выражая серьезную озабоченность:

– И как я не сообразила насчет профорга? Пусть временного, но все равно это ошибка. Ты хоть догадываешься, какую роль играет профорг в группе?

– Собирает членские взносы? – предположил Антон.

– Если бы всё было так просто, – вздохнула она, – с этим бы справилась любая курица в оркестре. Нет, Бережной, профорг – это лидер группы, лучший студент. И ни одно мероприятие без него не обходится! Он всегда впереди социалистического соревнования, понимаешь? Профорг занимается защитой прав студентов и решает их социальные проблемы. В случае необходимости запрашивает у профкома материальную помощь студентам. А ты говоришь: «собирает профсоюзные взносы». Эх…

– Хм, – начал догадываться Антон.

– Вот тебя назначили старостой группы. Напомню, что староста – это промежуточное звено между студентами и администрацией учебного заведения. Выступая лидером группы, староста отстаивает ее интересы. То же самое делает профорг. Так что не будем плодить сущности, сразу перейдем к фабуле: завтра принесешь протокол собрания оркестра в произвольной форме. На заседании профкома утвердим.

– Кого, меня? – практически угадал Антон.

– Тебя, конечно. Кого же еще? И не волнуйся так, это временно.

На обратном пути у парня возник закономерный вопрос.

– Вот скажи, Дед, – начал он. – В Германии материальная помощь не помешает никому. А как, находясь там, можно получить необходимую материальную помощь? Предположим, дам телеграмму. И они вышлют западногерманские марки почтовым переводом?

Казалось бы, события на этом завершились, но нет. На большой перемене, когда Антон и Анюта заканчивали трапезу, к ним подсели две бойкие девицы-старшекурсницы.

– Привет, – сказала одна. – Знаете нас? Нет? Я Света, а это Оля. Мы из комитета комсомола.

Антон этих девушек не знал, но о причине визита догадываться начал сразу. Тем более что первая девица выложила на стол исписанный лист бумаги.

– Неважно, – сказала она. – Вот протокол комсомольского собрания оркестра. Здесь все написано, девочкам осталось только подписать. Будешь комсоргом. Это временно, Бережной, но не подведи нас! Комитет комсомола верит в тебя. И еще одно. Предупреди девочек: чтобы никаких импортных презервативов!

Анюта поперхнулась и закашлялась. А Света из комитета комсомола пояснила:

– Недавно наши студенты ездили в Прагу на фестиваль фортепьянной музыки. И две пианистки каким-то образом поменяли там черную икру на презервативы, вышло по полчемодана. Очень некрасиво вышло.

– А вы как узнали? – поинтересовалась Анюта.

– Неравнодушные люди на таможне это заметили и просигнализировали в институт.

– Так это запрещено?

– Товар медицинский, прямого запрета нет… Но зачем это комсомолке? И потом, зачем так много?

Сдерживая смех, Анюта заерзала:

– А сами девочки что сказали?

– Сказали, что резина не икра – быстро не испортится… – задумалась Света. – Мол, пусть лежит.

Оля ее перебила:

– Так вот, Бережной! Проведи собрание и объясни комсомолкам: скромнее надо быть! Сувениры приобретать можно, а икрой и водкой торговать стыдно! Тем более таким образом. Что о нашем институте подумают местные немцы?

Искры иронии плясали в глазах Анюты. Всем известно, что «вещизм» не украшает строителя коммунизма. Это факт. И, наверно, это не главное в жизни. Но ведь каждой комсомолке хочется иметь качественные презервативы! С ними не так хорошо, как без них плохо.

Глава 48

Глава сорок восьмая, в которой хочу счастья всем рэперам, потому что не могу слушать их нытье

Коктейль-бар на улице Пушкинской считался местом культовым. Кто здесь не бывал, тот Ростова не видал! В молодежной среде коктейль-бар величался просто: «бар на Пушкинской». На моей памяти это было так давно, что казенное название напрочь выпало из головы. Располагался бар на первом этаже панельной девятиэтажки, и красные неоновые трубки над окнами светились всегда. Скорее всего, именование было какое-то нейтральное, поэтому и не помню.

Если бы дело происходило в Техасе, такое заведение назвали бы по-американски ярко: салун «Крученая голубая устрица». В Мехико – замысловато, типа бистро «Перекрученные сиськи», на Брайтон Бич это могли назвать в национальном стиле: кафе «Открученные бейцы».

А у нас всё просто и ясно – коктейль-бар «Березка» или, к примеру, «Ромашка». Да даже если «Дубки», это ничего не меняет в смысле склероза. Хотя название имеет значение, маркетинг и реклама не нами придуманы. С другой стороны бар и бар, мало ли их было в той жизни? Полно, даже если не считать кафешек и ресторанов. Но на Пушкинской улице бар был один, поэтому перепутать с чем-то другим не представлялось возможным. В моем мире эта девятиэтажная панелька до сих пор жива, стоит, как ни в чем не бывало. А вот коктейль-бара там нет – на первом этаже расположилась «Пятерочка» и «Фикс прайс».

Сейчас же заведение процветало, а табличка на стеклянных дверях впечатляла. Кроме названия треста столовых и ресторанов с режимом работы и перерывов, текст извещал посетителей о «комсомольско-молодежном заведении», что вызывало некоторую оторопь. Хм…

Комсомольцы прекрасно сочетаются с молодежью, это нормально. И всякие там комсомольско-молодежные кафе я допускаю – еще куда ни шло, в кафешках люди хоть кушают. Но как комсомол может увязываться с алкогольными коктейлями в баре, лично мне было непонятно. Это как рюмочную назвать комсомольско-молодежным досугом.

Тогда, в прошлой жизни, мы больше интересовались девчонками и футболом, об этих мелочах не задумывались. А сейчас возникла шарада: или это социалистический сюрреализм, или одно из двух. Ведь сами слова «бар» и «коктейль», что вместе, что по отдельности, несут в себе яркий буржуазный оттенок!

Кстати о рюмочной. За это чисто советское изобретение классно высказался писатель Гранин: «Славное это заведение – запах водочки, сигарет, одни мужики… без приставаний, липких тягучих разговоров. Опрокинул стопочку, закусил бутербродом, культурно, коротко».

– Ага, – согласился с ходом моих мыслей Антон. – Центр досуга и питейной культуры какой-то, господи прости.

Панорамные окна «центра досуга» смотрели на общагу мединститута, что располагалась ровно напротив, через двойную дорогу. Приглушенный свет внутри вертепа ничего не скрывал, более того, он манил внутрь. Однако здесь гудели не только будущие медики – завсегдатаями бара считались студенты университета и инженерно-строительного института. Всем прочим прохожим, что дефилировали по Пушкинской улице, прожигать жизнь тоже никто не запрещал.

Но фишкой считалось не это – сей комсомольский и молодежный коктейль-бар имел скандальную славу. Лихое место привлекало многих, хотя напитки здесь нагло бодяжили, официантки умело прятались в подсобке, а неприступный швейцар требовал рубль даже при наличии свободных столиков.

Впрочем, швейцар требовал один рубль со всей компании, и свободные столики случались редко. И после шести вечера такого не бывало никогда. Как говорится, вздорное место пусто не бывает. Даже в дни сессии народу хватало, поскольку одни шли отметить удачу, другие же спешили залить горе провала.

Минералка и лимонад здесь всегда «кончилась», кофе подавали неохотно, и то исключительно с ликером, а чая даже в списке не было. Само недлинное меню состояло из коктейлей, где средняя цена вращалась около полутора рублей. Только на практике чаще выходило плюс, чем минус, а это дорого. Если пришел с девушкой, то надо брать ей фирменное мороженое в красивой креманке. И не забыть заказать пару пирожных. В сумме это уже пятерка на двоих, большие деньги. В общем, каждый день сюда не походишь.

В модном баре студенты не только выпивали и ржали – здесь имелся танцевальный зал. Собственно, этот второй фактор и явился основной причиной выбора места. Виновником торжества оркестрантки назначили Антона, причем быстро, во время подписания протоколов различных комсомольских и профсоюзных собраний.

– Староста группы просто обязан проставиться, – на полном серьезе заявила скрипачка Зина. – Пятнадцать рубликов навара к стипухе – это вам не хухры-мухры, а серьезные деньги.

– И их надо пропить, – добавила скрипачка Алла. – Таков старинный обычай, иначе успеха не видать.

С гласом народа не поспоришь. Только организация коллективной гулянки задача непростая – в бар удалось попасть лишь на следующий день. Анюта подсуетилась. Сбегала и заказала места на всю ораву, хотя и явились туда неполным составом. Вова Свиридонов не смог, потому как, выпучив глаза, носился с зачеткой по своему институту, досрочно сдавая сессию. У братьев Сиротиных оказались более важные дела. И еще Сара Гольдберг загремела в больницу с аппендицитом, а Ада Гольдберг осталась дежурить при ней сиделкой.

Кроме того две девочки, пианистка и скрипачка, тихо исчезли. Недавно назначенные в оркестр волевым решением парторга, своими умениями они не вызывали сомнений. Хорошие музыканты. Однако их не включили в список на досрочную сдачу экзаменов, и это означало только одно: в Германию они не едут. Зиночка сказала, что от этого у парторга возникли проблемы в обкоме партии, но его трудности.

А Ксения Люлька ушла в монастырь – обложившись конспектами и учебниками, она засела зубрить историю КПСС. Любовь к этой науке мы пробудили в ней сообща, вместе с Анютой. Усадили напротив себя, посмотрели укоризненно, и застыдили девчонку негуманным давлением. Кто ты такая, если не знаешь основы марксизма-ленинизма? Неуч? Неандерталка? Стыд и позор. Да даже в Африке материалы последнего съезда партии на каждой пальме висят! А ты?

– Силы внушения хватит па пару дней, – заметила потом Анюта. – Еще раз так давить нельзя, опасно для всех сторон. И что будем делать дальше?

– А дальше Дед, – сказал Антон. – У него есть план.

– Да, – согласился я. – План у меня есть, а времени на раскачку нет! Я не буду с Люлькой в шахматы играть, как это делал Владимир Ильич с Инессой Арманд. Я ей сразу шах и мат вставлю, одним ходом. Я эту Люльку от зари до зари… От заката до рассвета…

– Живые мертвецы? – деловито уточнил Антон. – Сделаешь из этой рутины потрясающее приключение? «Just wade the edge of your mind, and you won’t need money any more»!

Ага. Невзирая на страшную занятость, он все-таки посмотрел культовый фильм Тарантино «От заката до рассвета», слоганом которого являлась эта фраза. В контексте нашей беседы перевод должен звучать так: «Вкусив истории КПСС, просто переступи через порог своего сознания, и тебе больше никогда не понадобятся деньги».

Да, а что? Антону своим выпадом сбить меня с мысли не удалось. Я если сказал, считай, отрезал. Да к концу недели эта история КПСС у Люльки от зубов будет отскакивать! Как отче наш. Как свои пять пальцев об асфальт. На английском языке будет чесать историю КПСС без запинки, как Ленин умел на немецком! Вприпрыжку!

– А если? – засомневалась Анюта.

– А в случае оценки «неудовлетворительно» я публично съем свою шляпу! Потому что долг платежом красен, и я его исполню.

Вечером в баре народу полно, но танцуют не все. Поэтому молодежно-комсомольская тусовка выглядит разделенной на пассивно сидящих курцов и активно танцующих живчиков. Антон не относился ни к одной категории, потому что не пил, не курил и не танцевал. И на раскованных девок не глазел, что их уязвляло. Моя школа: примерный семьянин, почти что отец. Временами он доставал из-под стола трехлитровую банку, и разливал сок по стаканам тонкого стекла.

Свои коктейли девушки уже приговорили. А теперь подбегали лишь затем, чтобы хлебнуть глоток влаги и снова бежать на танцпол. Местная посуда для коктейлей очень напоминала стаканы, в которых подают чай в поездах дальнего следования. Только в отличие от поездных проводников, здешний бармен зажилил мельхиоровые подстаканники.

С комсомольским задором магнитофон орал зажигательные композиции голосом «Юрай хип», так что общему угару дансинга поддалась даже Анюта. При этом Антон ощущал себя неким падишахом, который привел свой гарем на водопой. И пьяный воздух свободы сыграл с гаремом веселую шутку.

– Да, – сказал парень. – Хорошо они придумали с танцевальным залом. Лишние калории выжимает только так. И девчонки развеются, а то зубрежка и зачеты, зубрежка и зачеты…

– В одном из интервью Артемий Троицкий как-то заявил, что танцы – это сплошной секс, – припомнил я известную цитату.

– Может быть. А кто такой Троицкий? – Антон задумался, а потом махнул рукой: – Твою историю совсем не знаю. Или запамятовал, или одно из двух.

– История эта и твоя тоже. Алена, по крайней мере, знает.

– И что же она знает?

– Алена утверждает, что Артемий Троицкий – великий рок-журналист, – не стал темнить я.

– Интересное слово, – хмыкнул парень. – Рок-журналист, это работа такая?

– Если деятельность приносит деньги и кормит – значит, это работа. Хотя с рок-музыкой у Артемия Кивовича не сложилось сразу, жестокая реальность разрушила мечты. Успешному пению помешал скрипучий голос, а стать танцором помешало что-то другое. Поэтому он пошел в музыкальную журналистику. Опыт, что сын ошибок трудных, начал нарабатывать с младых ногтей. И первую критическую заметку, посвященную творчеству группы «Битлз», написал в 12 лет.

– Не рановато ли? – засомневался Антон.

– Сам он так не считает. Едва родившись, Троицкий стал отцом русского рока, повивальной бабкой русского рока и критиком русского рока. Ну и организатором концертов русского рока, естественно.

– Он сказал «поехали», он махнул рукой – и рок-музыка началась?

– Именно. Он был везде. Он вел дискотеки и участвовал в конкурсах. Не лично пел, конечно, он осуждал рок-пение других. С заседанием в конкурсном жюри вышло с переменным успехом, ведь русский рок, по его словам, это про меланхолию и слушается с тоской. А вот чего у Артемия получилось, так это жены. В их количестве запутались все причастные – и сам плейбой, и его библиографы.

– Ну, если считать, что танцы – сплошной секс… – задумчиво протянул Антон, – ничего удивительного.

– Троицкий говорил прямо: «У меня всё плохо лежит, зато хорошо стоит».

Однако вернемся к нашим баранам в танцевальном зале. Данная фича являлась огромной изюминкой на фоне прочих пивных и закусочных заведений. Этот козырь перебивал все недостатки заведения одним ударом, хотя на танцполе легко было «встрять» за косой взгляд или внимание к чужой девчонке.

Технология разборок изысками не отличалась. Желающие «поговорить» отходили к мусорному баку за угол панельной девятиэтажки, на первом этаже которой бар и располагался. Дружинники сюда не совались, предпочитая тусоваться в холле общаги мединститута. Вроде бы и при деле, и в тепле, и со студентками позаигрывать можно.

Пикантности добавляло то, что бар находился на фронтире. Не все об этом знают, но проспект Театральный разделяет зоны влияния центровых и нахичеванских. Поэтому бесшабашные армяне постоянно заглядывали сюда склеить девчонку. И, само собой, потанцевать и побузить.

Впрочем, даже знающих людей эти детали не пугали. Объяснением всему может быть два слова: «поиск приключений». Кто не был молодым, тот забыл этот вид спорта. А ведь он и сейчас есть. Именно о таком бедовом баре грустили модные рэперы Александр Алиев и Наваи Бакиров:

Пустите меня на танцпол пьяным подвигаться.

Я сам по себе, я навеселе, на лайте подвигаться.

Судя по голосам этих популярных исполнителей, перед пением парни не только наклюкались, они еще и кальян покурили. Вот так вызов серым будням… Впрочем, их стиль так и называется: кальян-рэп. На Востоке это не грех, ведь речь о рэперах азербайджанского происхождения. С другой стороны, поют они на русском языке, и продвигают сомнительные идеи пьянства в головы наших неокрепших умов.

Песней о пятнице и пьяных автомобилях вторит им Макс Барских:

Лей-пей, не жалей, лей. Я потерял ориентир,

Мы растворялись в танце, начали сближаться.

Нацепивши терновый венец, сам клипмейкер утверждает, будто пятница не отпускает грехи, и сия песенка – танцевальная зарисовка о свободе и отсутствии границ. Мастер против стереотипов! Что тогда сатанизм, если не это?

Реперы братья Гаязовы, в своей композиции с говорящим названием «Пьяный туман», идут дальше:

А на губах уже растаял амфетамин,

Раскроем танцы с тобой ещё до замуток.

Ща потанцуем, наведём здесь кипиша,

В напитки наши скорости ещё я подмешал.

Амфетамин, насколько известно, сильный наркотик. Далее в тексте упоминается «скорость», что на сленге тоже наркота. То есть милые ребята пропагандируют пьянство и употребление наркотических препаратов прямо посреди танцев. Куда катится этот мир?

Впрочем, что-то я разбрюзжался… У нас свободная страна. Алишер Валеев, он же Моргенштерн, не даст соврать. У него «план крутая тема», и этот деятель культуры тоже толкует о розовом вине и фиолетовой вате то ли на танцполе, то в баре.

Но сам термин «бар» пришел в Россию не с Востока, а с дикого Запада. Первопроходцы прерий обрезали французское слово «барьер», означающее препятствие, до короткого слова «бар». Собственно, именно барные стойки в салунах, огораживающие продавца, являлись таким препятствием. В отличие от других питейных заведений, продавцов здесь называли не буфетье, а бартендерами. Позже переименованные в барменов, бартендеры сервировали и подавали напитки. Особым шиком у них считалось катнуть стакан по столешнице, не расплескав при этом ни капли.

Как и в любом деле, здесь полно тонкостей. Кроме знаменитого «смешать, но не взбалтывать», бармены умели делать всякие штуки, о которых не любят говорить вслух. То есть не доливать, заменять дорогие ингредиенты более дешевыми и, что характерно, лить из-под полы совершенно левый алкоголь.