355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Савченко » Лариса Мондрус » Текст книги (страница 17)
Лариса Мондрус
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 03:18

Текст книги "Лариса Мондрус"


Автор книги: Савченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Ну это лингвистические тонкости. А как запись пластинки прошла? Петь, наверное, труднее, чем говорить, особенно на немецком?

– Я уже говорила тебе, что, как обезьянка, схватываю все на лету. Гёте-институт, который посещали в основном румыны и поляки, мне мало что дал. Я старалась сама как можно быстрее выучить язык, чтобы никто меня не мог укорить: "Ага, неинтеллигентный человек!" Я этого очень боялась. Ведь надо было о себе постоянно что-то рассказывать, а запаса слов не хватало. Конечно, я не первая такая. Мирей Матье приехала, выучила только "гутен таг" – и все захлопали в ладоши. Мы с Эгилом поставили задачу: если хотим интегрироваться в Германии, с языком нужно разобраться быстро. И не тянуть кота за хвост. Здесь, в Мюнхене, на радио "Свобода" работали годами вполне интеллигентные русские люди, немецкий давался им тяжело, так они махнули рукой, общались на английском.

Эгил всплескивает руками, хлопает себя по колену:

– Вспомнил одну встречу. Как раз в апреле 74-го. Я договорился с Вайрихом, приезжаю к нему в студию и вдруг в глубине зала, у рояля, рядом с нашим продуцентом, вижу, стоит – глазам своим не верю! – Эдди Рознер. Я краем уха слышал, что он тоже эмигрировал и вроде бы находился где-то в Германии. Через Реброва он нашел Вайриха и пытался продать ему или как-то пристроить свои старые шлягеры, еще с польских времен. Когда я появился в студии, он как раз играл Вайриху свою "Тиху воду". Вайрих был очень вежлив с ним, они говорили по-немецки не чета нам...

Я забрал Рознера, привез его к нам на Монтгелас-штрассе. Он переживал, судя по всему, нелегкие времена. Во-первых, Эдди Игнатьевича раздражало, что у него, родившегося в Германии и получившего здесь образование, немцы, прежде чем предоставить гражданство, требовали каких-то доказательств, заставляли искать родственников по крови. Он якобы отвечал: "Сколько вам еврейской крови еще нужно?" В конце концов ему предоставили квартиру, дали положенные льготы, и жил он, быть может, не хуже, чем на Каретном. Но статус никакой. Был известным артистом, стал никем. Это его подавляло. Во-вторых, Рознер переживал, что нигде не мог устроиться на хорошую работу. Денег не хватало. Он нашел какого-то немца, тот писал ему тексты на его старые песни "Тиха вода", "Мандолина, гитара и бас"... Я подумал: ну что он опять со своим старым самоваром носится? Он на этих вещах еще в Союзе тридцать лет жил... В общем, был нервным, расстроенным, хватался за любую работу. Угнетало Рознера и то, что двоюродная сестра, жившая, по его словам, в Аргентине, отказалась помочь ему деньгами, а он лелеял мечту выпустить пластинку.

Через год он умер. Как нам рассказывали, чуть ли не в туалете. Получил инфаркт и не вышел из туалета.

– Я слышал, что в Западном Берлине он пытался организовать "Рашен шоу". Но стал метрдотелем в ресторане "Баян".

– Да-а? Я не знал этого. Для его жены Гали я потом давал свидетельское показание для получения пенсии Рознера, на которую она претендовала как вдова.

– Ну а как ваши дела с Вайрихом?

– В мае Вайрих наконец-то обрадовал нас: "Гамбург дает зеленый свет. Начинаем работу над большой пластинкой". Это было уже кое-что. "Вот видишь, Лара,– говорю я,– в России за десять лет мы так и не выпустили "гигант", а здесь добились этого всего за год..."

Мало кто помнит, даже из ярых поклонников эстрады, что весной 1974 года на конкурсе Евровидения гран-при завоевала с песней "Ватерлоо" шведская группа "АББА". Собственно, тогда и началась ее популярность, до того об "АББА", особенно у нас, никто и понятия не имел. И уж совсем, думаю, никому неизвестно, что шведская группа выступала под эгидой "Полидора". На раскрутку "АББА" фирма бросила крупные силы. Риск оправдался. Но при этом "Полидор" – честь и хвала ему! – не упустил из своего поля зрения и Мондрус. Доверить еще толком неизвестной певице, начинающей в Германии заново свою карьеру, запись "гиганта" – это, согласимся, аванс большого доверия.

Могла возникнуть серьезная проблема с репертуаром, но этого, слава богу, не случилось. Вайрих предложил сразу несколько текстов, которым нужна была музыка.

Ремарка в сторону. Илья Резник, я слышал, считает себя большим поэтом и очень обижается, когда его называют "текстовиком". На Западе же, на который так любят оглядываться наши нынешние песенники, ничего зазорного в кличке "текстовик" никто не видит. А если соавтор, кроме этого, пишет еще и стихи, то и вовсе прекрасно. Только стихи сейчас и там и здесь мало кто читает.

Однажды Вайрих показал Шварцу листок с новым текстом.

– У меня тут такой каламбурчик получился, даже не пойму, хорошо это или плохо. Послушай:

Ейдер нетте летте

Хетте герне айне нетте

Леттин цюр фрау...

(В переводе звучит так: "Каждый порядочный латыш хотел бы с удовольствием взять в жены симпатичную латышку..." – Авт.)

Шварц оценил и фонетику "скороговорного" текста, и заводной ритм, и, главное, содержание – историю, способную вызвать у балтийских немцев ностальгию по прошлому.

– Оригинальная штучка!

– Если тебе нравится, не хочешь ли ты написать к этим стихам музыку?

Шварц никогда бы не осмелился предложить свои услуги: у продуцента, да еще такого, как Вайрих, всегда имелись на подхвате первоклассные композиторы. Аранжировку сварганить еще куда ни шло, но сочинять музыку... Этого, он считал, еще не заслужил. Одно дело писать "под Запад" в Союзе и совершенно другое – поймать "органику" другой культуры, придумать мелодию, которую хотя бы немцы считали "своей". Но за работу он взялся, не раздумывая.

Автором большинства других песен стал известный в Германии композитор Ганс Блюм. Самым красивым его шлягером на пластинке, по моему мнению, стала песня о девушке, потерявшей вместе с прежней родиной свои любимые цветы, и теперь на чужой земле она начинает новую жизнь и мечтает посадить дикий виноград и дикие розы – "Вильдер вайн унд вильде розен".

Обретет популярность в исполнении Мондрус и другая записанная на диске вещь – "Ин дойнен армен" ("В твоих объятиях").

Аранжировщиком произведений выступил музыкант югославского происхождения Борис Йоич, работавший до того с Удо Юргенсом (наверное, единственный в 60-х годах западногерманский певец, которого знали в СССР; он записал тогда "Май шери" и стал победителем Евровидения). Вероятно, в целях "ненавязчивой" пропаганды в дни работы Мондрус над альбомом по всем каналам крутили "Грикише вайн" ("Греческое вино") в исполнении Юргенса и аранжировке Бориса Йоича.

Символично, что из двенадцати произведений, попавших на первый "гигант" Мондрус, особая роль выпала именно "Йедер нетте летте" – песне, написанной Шварцем в форме любимого немцами лендлера ("деревенского вальса"). Именно с этого шлягера началась популярность Мондрус и в самой Германии, и далеко за ее пределами (кроме, разумеется, стран соцлагеря). Впрочем, фамилия певицы была "Полидором" навечно забыта. Альбом вышел под названием "Ларисса".

Очередной промоушн "Полидор" вел с завидным размахом. Концертные поездки Мондрус и презентации пластинки во всех крупных городах, широкая реклама в печати. В качестве фотографа на этот раз был приглашен Гвидо Мангольд (известный в мире своими снимками обнаженной натуры для "Плейбоя"). Для пластиночного конверта Ларису в голубом платье засняли на фоне зеленого поля с красными маками. Отпечатали огромное количество автограмных карточек. В прессе появились биографические материалы о Мондрус. "Ларисса у нас! Выдающийся голос с Востока!" – пестрели заголовки газет и журналов. "Россия, прощай! Наконец-то я могу петь то, что хочу!.."

Вся Германия узнала непростую историю бывшей советской певицы.

"На пестрой обложке ее первой немецкой пластинки она раскрашена, как елочная игрушка. В жизни же это красивая женщина в конце двадцати лет... У нее черные волосы, большие миндальные глаза и изящная фигура. Это Ларисса девушка из холодного края, типичный образ из русской литературы от Толстого до Евтушенко. Воплощение русской души и одновременно символа Советского Союза сегодня...

Русская звезда эстрады пожертвовала всем, чтобы петь в Германии. У себя на родине она купалась в славе и зарабатывала до 2 тысяч рублей в месяц при зарплате рабочего в 150 рублей. И тем не менее Ларисса захотела на Запад. Совершенно без средств к существованию она с мужем прибыла в Федеративную Республику. Ее единственный капитал – очаровательный голос, природный шарм и железная воля.

Именно из-за популярности Лариссы Мондрус в народе ее не отпускали в эмиграцию. "Номенклатура меня упрекала за то, что я делаю,– это западный декаданс, это не культура. Поэтому мы покинули страну, где люди, лишенные духовной и культурной свободы, становятся нервными и черствыми..."

После отъезда Лариссы коммунистические "Известия" писали, что она на Западе оказалась без работы и вынуждена петь в дешевых кабаках. В стране распространили слух, что Ларисса Мондрус в Америке утонула.

Ларисса пока еще не была в Штатах, а на самом деле она поет для самой большой германской фирмы грампластинок "Полидор". Ее пластинки, на которых рядом с песнями Эгила Шварца работы ведущих немецких мастеров Ганса Блюма, Бориса Йоича и других, на прилавках не залеживаются.

Она с мужем живет в Мюнхене и, по ее словам, наслаждается свободой. "Довольно странное чувство,– говорит она,– при добром здравии гулять по Мюнхену, в то время как на родине думают, что ты утонула в Америке. Мюнхен – замечательный город, и мы здесь быстро нашли новых друзей, которые нам очень помогли". На вопрос, что ее раздражает на Западе, ответ: "Те, кто восхищаются социализмом. Кто советскую систему испытал, знает – это плохая система, злая система! И это говорю я, русская!"

Кого интересует: день рождения Лариссы 15 ноября, она хорошо готовит русские блюда и во всех поездках с ней ее черный пудель Дизи".

Как известно, популярность артиста имеет и негативные моменты. Самый распространенный – назойливость и бесцеремонность поклонников. Случаются иногда и неожиданные курьезы. И причем неприятные, как это имело место в случае с Мондрус.

Получая приличные доходы за свою работу, Лариса и Эгил не забывали регулярно наведываться и в Арбайтерсамт за полагавшимся им пособием по безработице. Эта денежная помощь, именуемая "арбайтлозенгелдом", выплачивалась каждому отдельно и имела довольно внушительный размер. Благодаря "двойному" притоку капитала Шварц смог купить вполне сносный "мерседес".

И вдруг при очередном визите за халявой сотрудница Арбайтерсамта встречает его иронической улыбкой:

– Как же так, герр Шварц? Ваша жена по телевизору сейчас поет, и очень хорошо поет, а вы за пособием пришли? Так не принято.

Для наглядности фрау подвела Шварца к телевизору, где он – совсем не к радости – увидел свою Ларису.

"Ну все, конец,– екнуло сердце у Эгила,– сейчас заставят вернуть все деньги..."

Большого скандала никто устраивать не стал, но "арбайтслозенгелд" тут же с обоих сняли. Только выйдя на улицу, Шварц сообразил: юридически пособие можно было снимать лишь с Ларисы, доказательств же его работы они не имели. Но рыльце-то все равно в пушку, так что путь назад отрезан. Тем более гонорар за альбом "Ларисса" они получили такой, что в промежутке между записью пластинки и выходом ее на рынок позволили себе чуток расслабиться и съездить в отпуск, к тому же на собственном авто.

ЭГИЛ. Друзья подсказали, что самое дешевое взморье для немцев – в Югославии. Мы поехали своим ходом через Италию. В Триесте сделали остановку, чтобы осмотреть достопримечательности. Но Ларису, как всегда, потянуло в магазины, прибарахлиться. Едем по городу, смотрим – большой универмаг. "Станда" называется. Вообще в Италии с парковкой проблемы, везде любой клочок забит машинами. Тем более перед магазинами. А перед фасадом "Станды" совершенно пустая площадь. Вот, думаю, повезло. Как короли, подъезжаем на своем "мерсе". Выходим смотреть, где что купить.

ЛАРИСА. Я еще в Сочи приметила, что иностранцы пользуются на пляжах большими яркими полотенцами. Мне ужасно хотелось купить такие.

ЭГИЛ. Полотенца-то мы купили. Выходим из магазина, площадь по-прежнему пуста, ни одной машины. И наш "мерс" исчез. Что такое? Угнали? Бежим к полицейскому, объясняем: так, мол, и так, пока делали покупки, у нас угнали машину. А на площади, оказывается, стоянка запрещена, там дежурит эвакуатор, отлавливает нарушителей вроде нас. Нашу машину очень шустро убрали на специальную стоянку. Полицейский дал нам адрес, поехали на автобусе искать.

ЛАРИСА. Штраф мы платить не хотели. Я сразу начала понтить: "Руссо эмигранте... Но меньте лирос... но парла итальяна..." Притворилась дурочкой. Но они не реагируют. Тогда говорю: "Ла руссо кантаре, кантаре..." Они улыбнулись. Ага, соображаю, что-то их задело. И запела: "Ион пенсаре а ме..." Они рты пооткрывали. Русская певица, говорить не умеет, а поет на их языке. Итальянцы – народ очень теплый. Просят: "Еще песенку спой". Я пошла гнать репертуар. Там сбежалось столько карабинеров – не хватало только накрытого стола, была бы маленькая малина. В итоге я "отмазалась", чего в Германии у меня бы никогда не получилось. Тут полицейские строгие.

ЭГИЛ. Из Триеста мы направились в Югославию, по побережью Истрии, высматривая место для отдыха. Добрались до Врсара, но там подходящих комнат не нашли, попадались либо старые, либо сырые. Апартаменты же дорогие. Двинулись дальше. Не проехали и пяти километров, как попали на какую-то территорию с забором: домики, бунгало, а дальше необозримый палаточный городок, сотни машин с кемпинг-вагонами...

ЛАРИСА. Я говорю: "Эгил, ты куда меня завез?" Смотрю – навстречу голые мужики идут с кошелками, пакетами, такие пузища – по две-три складки, и этот инструмент болтается у каждого до колен. Зрелище то еще. И в "Ресепшн" такие же голые ходят, все, кроме обслуживающего персонала. Выяснилось, что мы попали в самое знаменитое местечко в Югославии Коварсаду, где проводят свой отдых нудисты. Подозреваю, что Эгил знал, куда мы едем. Ну мы с ним в Эстонии видели в дюнах нечто похожее, но не в таком количестве, сами загорали голые. Самое трудное – перешагнуть этот порог. Но если ты отказался от условностей, сразу становится легче. Они там, на этой Коверсаде, все без комплексов. И без эротики. Им, по-моему, все равно было, поскольку красивых людей я на берегу не видела.

Мы сняли бунгало. Кругом сосны, маленькие приватные ресторанчики, мясо на угольях, подведена проточная вода, все удобства. Чистый песчаный пляж. Я быстро привыкла к костюму Евы.

ЭГИЛ. И это был наш протест против собственной пуританской лжеморали. Очень важный нюанс – полная анонимность. Ты никого не знаешь, и тебя никто не знает. Купальники, плавки кажутся ненужными излишествами. Конечно, разные ситуации бывали. Муж с женой заходят в ресторан, и она ему: "Ты куда смотришь?" А там все в чем мать родила. Я однажды иду один с мороженым, глаз не на ком остановить, вдруг вдали замечаю женщину с приятной фигурой. Как-то воодушевился: даже тут есть красотки. Подхожу ближе, а это моя Лара...

От автора. Какие странные многозначительные совпадения происходят иногда в нашей жизни. Ведь в том же 74-м году, почти в то же время я провел три дня (турпоездка Венгрия – СФРЮ) в Опатии, небольшом курортном местечке на Истрийском полуострове; только Коверсада находится на западном побережье, а Опатия – на восточном, и расстояние между ними, судя по карте, не более пятидесяти километров. В принципе, если бы я знал, что и где, то мог взять такси и, потратив заначенные доллары, встретиться с Ларисой и даже увидеть ее на пляже – опасное клише! – голой. Это теоретически. А практически я понятия не имел ни о какой Коверсаде, ни о нудистах, ни о близости к Мондрус. Мы отдыхали скромно, по-советски, ходили по магазинам "пятерками", загорали на камнях, чуть не на единственном ничейном пляже. Так что гипотетическая встреча с Мондрус вышла бы мне боком.

ЛАРИСА. Три недели пролетели быстро. В сентябре мне предстояла поездка с Вайрихом по радиостанциям и телередакциям, рекламные встречи с прессой. Когда мы вернулись домой и я открыла почтовый ящик, оттуда вывалилась целая куча писем от моих новых поклонников. Это в Германии-то, где я появилась на телеэкране пока только с "Йедер нетте летте". В России я столько писем не получала. Ну стояли у меня под окнами на Преображенке девушки. Писали иногда письма, открытки, поздравляли... Но чтобы такой вал сразу... В нескольких конвертах содержались предложения организовать "Клуб поклонников Лариссы". Мы доверили это право одной из девушек, по имени Дорис, чье письмо меня особенно тронуло. Посылали ей всякую информацию обо мне, фотографии... А она держала в курсе моих поклонниц по всей Германии. Это очень важный момент, потому что они писали заявки на ТВ и радиостанции: хотим слышать Лариссу! Сейчас Дорис уже дама солидного возраста. Мы ее, правда, никогда не видели, она живет в городе Эутин, но изредка пишет нам, потому что у нее остались какие-то теплые воспоминания о молодости.

Осенью Хельга Адлер предложила Мондрус выступить наконец в престижном телевизионном "Ребров-шоу", названном так по имени колоритного ведущего этой программы.

"Русский медведь с берегов Эльбы",– отрекомендовался в 1989 году Иван Ребров российскому зрителю на концерте в Москве. Правда, родину предков он посещал еще в начале 70-х (с Мондрус знакомство тогда не состоялось). Министр культуры Екатерина Фурцева с холодностью отнеслась к его идее относительно гастролей в СССР, даже несмотря на то, что репертуар Реброва не содержал никакой угрозы в идеологическом плане. В отличие, скажем, от "блатных" (по мнению запретителей) песен другого "эмигранта" – Бориса Рубашкина, Иван Павлович Ребров предлагал нам популярные и безобидные русские песни. Выступать ему все равно не разрешили, наверное, просто из принципа.

Иван Ребров родился в 1931 году в Берлине в русско-немецкой семье. Мать выучила сына родному языку, привила любовь к русской культуре.

Такого голоса мы не слышали со времен Шаляпина, и я, признаться, не подозревал, что он существует.

Долгое время Иван Ребров вел на германском телевидении свою программу, пользовавшуюся неизменным успехом. Когда волна шлягерной музыки на основе русского фольклора, достигнув апогея в конце 60-х, стала в ФРГ резко спадать, передачу решили закрыть. На 1 января 1975 года планировался последний эфир "Ребров-шоу", и участие Мондрус как бы придавало передаче ностальгический шарм, делая ее финал исключительно красивым и запоминающимся.

Программу снимали заранее, в декабре 74-го, причем в двух городах: в Кёльне записали фонограмму дуэта Реброва и Мондрус и песенку про мечтающего жениться "порядочного латыша", а в мюнхенской "Баварише-штудио" сняли остальное: публику, оркестр, балет. Здесь репетировали до полной "перфекции" и работали четырьмя камерами.

Мне показали запись этой телепередачи. Там выступали известные немецкие исполнители Катя Эпштейн и Михаил Шанце. Пели блестяще, но это, как говорится, не грело душу. Наконец Ребров, уверенно и вальяжно выступавший в роли хозяина, объявляет:

– Сегодня у нас замечательная премьера. Речь идет о моей почти что землячке, одной советской коллеге, которая совсем недавно стала настоящей мюнхенкой.

На сцене появляется Мондрус. Впрочем, бывшую советскую "стар" узнать практически невозможно – настолько изменилась ее внешность.

– Добрый вечер, красавица!.. Небольшая осечка, я ведь хотел мою коллегу представить, как это принято на немецком телевидении, то есть как будто мы сейчас встречаемся в студии впервые... Добро пожаловать, красивое дитя! Я полагаю, что это вы – моя гостья из России?..

– О! Разве я выгляжу как русская?

– Нет-нет, необязательно. Но по моим часам теперь ваш выход

– Я вовремя?

– С точностью! Так вот, дамы и господа, это Лариса!

Раздаются аплодисменты.

– Скажи, пожалуйста, а что ты делаешь, когда не поешь?

– Тобой восхищаюсь.

– Замечательно.

– Ты же поешь песни о тайге с баяном и балалайкой, про березы на полях и дремучие леса, про Крым и Урал...

– ...уже в пятисотый раз!

– У тебя казаки скачут по ночам, Аннушка обвораживает нежной талией, ты глушишь водку до упаду, как настоящий русский бросаешь через плечо...

– Все стаканы об стену!

– Одеваешься, как царь, в соболя, приглашаешь покататься на тройке, не имея при этом водительских прав... на тройку.

– Ты еще забыла про черную икру, которую я лопаю ложками, борщ и все другое, чем русские ублажаются...

– И смелой хваткой гребешь вверх по Волге...

– Э-эй, ухнем...

– Но не спеши. А как с тобой по правде?

– Кто знаком с прессой, знает, что я родился в колыбели на Шпрее.

– Все же ты мечтаешь о тайге, любишь звуки балалайки, Крым и, наконец, Аральское море. Но, глядя на тебя, я думаю, ты любишь не только борщ...

– ...А также свиное жаркое и колбасу! Ну да, тем не менее в моих жилах течет и русская кровь. Но давай-ка теперь, голубушка, расскажи что-нибудь о себе. Твой немецкий звучит что-то весьма умело. Где же ты увидела свет божий?

– Так как я родом из Латвии, то пою про свой родной край. То, что по-немецки это порой комично звучит, меня не тревожит.

Вступает оркестр, и Лариса начинает "заводить" зал:

Йедер нетто летте

Хетте герне айне нетте

Леттин цюр фрау...

Ребров взял в передачу и другую песню из альбома Мондрус – "В твоих объятьях". Между прочим, на имеющейся у меня пластинке Лариса поет: "Ин дайнен армен мёхт их мал штербен...", что означает: "В твоих объятьях хочу когда-нибудь умереть". Редакторам "Ребров-шоу" не понравилось слово "умереть", это показалось слишком "жестким" для лирической песни. Вайрих тут же произвел удачную замену: "Ин дайнен армен мёхт ихфервайлен..." ("В твоих объятьях хочу остаться навсегда"). Но Ларисе из-за этой правки пришлось исполнять всю песню заново и "живьем".

Небезынтересная параллель. Когда подготовка к "Ребров-шоу" шла полным ходом и Мондрус жила ощущениями новых перспектив, в СССР пропагандистское ведомство Лапина рассылало по всем территориальным управлениям теле– и радиовещания предновогодний циркуляр-напоминание: "Список композиторов, поэтов и исполнителей, записи которых в настоящее время (на 1.01.1975) по различным причинам сняты с вещания: Александрович М.– певец, Войнович В.поэт, Галич А.– поэт, Горовец Э.– певец, Дувалян Ж.– композитор, певец... Каган С.– пианист, композитор... Леонидов П.– поэт... Мондрус Л.– певица... Татлян Ж.– певец... Федоровы (сестры) – вокальный квинтет... Чижик В.трубач... Шварц Э.– композитор, дирижер..." Всего 63 фамилии.

С перечисленными именами все более-менее ясно, непонятно только, каким образом в перечень неугодных попали сестры Федоровы. К сожалению, мне так и не удалось выяснить, в чем они провинились и куда исчезли. Если кто знает, дайте знать.

Целиком программу "Ребров-шоу" Лариса и Эгил смотрели 1 января, находясь за праздничным столом у своих друзей. А уже со 2-го января у Мондрус начинались недельные гастроли, и первый концерт должен был состояться в районе Кёльна, с оркестром Западногерманского радио. Рассказывает Шварц:

– Прошедший год закончился для нас удачно. И так же счастливо начался новый. Единственное, что омрачало жизнь,– это непростые отношения с родителями Лары. Она часто посылала в Ригу письма, рассказывала, как у нас все хорошо, какие тут радужные перспективы, словом, пыталась заманить их к нам. Но мама ее не верила ни в какую. Особенно ее напугала злополучная статья в "Известиях", когда мы еще находились в Италии. Лидия Григорьевна звонила нам и спрашивала: "Правда ли, что у вас так страшно?" Дочери не верила, верила какой-то газете, где что ни слово, то ложь. Потом она сообщила, что в России пустили слух, будто Мондрус утонула. В такой обстановке Лидия Григорьевна и слышать не хотела ни о каком отъезде, только сокрушалась, что ее дочь куда-то увезли.

Когда мы обосновались в Мюнхене, Лариса продолжила свои уговоры, но теперь весь пыл перенесла на Гарри Мацлияка: "Папа, ты же знаешь немецкий, почему вам не перебраться к нам? Ты еще молодой (ему было лет 55), сможешь с Аликом (братом Лары) открыть автомастерскую". У Мацлияка имелся какой-то приятель, друг детства, свояк, который эмигрировал в Германию раньше нас. И Гарри написал Ларисе: "У меня в Ахене есть друг. Если бы вы его нашли и он рассказал мне, что хорошо устроился, тогда, может быть, мы подумали бы..."

Второго января я привез Ларису в Кёльн, "передал" ее организаторам гастролей, а сам с Дизиком отправился в Ахен, что у самой границы с Голландией. Разыскал этого приятеля. "Знаешь Мацлияка?" – спрашиваю. "А-а, Гарри, как же, помню..." Поговорили немного. Мне надо выполнить задание Лары, чтобы он написал ее отцу и уговорил приехать сюда. Времени маловато, а приятель меня отпускать не хочет. Стал свой "мерс" показывать да нахваливать. Потом ему вздумалось по Голландии меня покатать. Тогда еще такого понятия, как "шенгенская зона", не существовало, так что был определенный риск. "Давай быстро туда-сюда,– говорит,– никто ничего не проверяет". Поехали. Посмотрели немного Голландию: мельницы, тучные коровы... Неинтересно было. Вернулись назад. Опять уговоры. В общем, он обещал написать Гарри. Я спрашиваю: "Как кратчайшим путем добраться до Ольпе, где сейчас Лариса выступает?" А он и понятия не имеет, потому что сам всего год живет в Ахене. Развернули на полу карту, начинаем смотреть. Нашли. Это городок по другую сторону Кёльна, надо делать крюк километров сто тридцать. Судя по часам, я уже опаздываю. Самому мне выступать не нужно, но мы договорились с Ларой встретиться после концерта.

Сел в машину, Дизик со мной, и рванул по автобану. Уже стемнело, время-то зимнее. Ну, у меня двигатель – шесть цилиндров, может запросто давать до двухсот километров. Интересно же хоть раз испытать, что это за скорость такая. А на спидометре только сто двадцать – для автобана, как мы уже говорили, езда не быстрая.

Периодически пытаюсь ориентироваться по карте, где-то надо свернуть на Ольпе. Автобан кончился, а я по причине темноты этого не заметил и попал в такой серпантин, что чудом выкрутился. Опять еду по прямой, кого-то обгоняю, кажется, что дорога все время идет прямо. И вдруг крутой поворот направо. Торможу, поворачиваю, передо мной вырастает какая-то зеленая стена. Выворачиваю руль влево, меня выносит на противоположную сторону улицы. И мой "мерседес" с полного хода врезается в угол дома. Приехали!.. Первая мысль, когда я выбирался из машины: "Как хорошо быть пристегнутым". Дизик тоже в порядке. Вскоре появилась полиция. Приехал тягач и оттащил мою разбитую вдребезги машину. Я даже как следует перепугаться не успел, обрадовался, что руки-ноги целы... Другим транспортом добрался до Ольпе, рассказал все Ларе. Она отреагировала в своем стиле: "Так, за один концерт столько-то марок, за другой столько-то... Замечательно, сейчас я пою просто бесплатно, чтобы купить еще одну машину". Да, Борис, страховкой-то еще не обзавелись, неопытные были. Потом мы всегда страховались. Жаль ту машину первая была, красивая, но прослужила только полгода...

В середине сентября Фред Вайрих сделал с Мондрус запись сингла "Последняя ночь в Яффе", рассчитанного с дальним прицелом на "русскую" эмиграцию, но так получилось, что основные успехи Ларисы, помимо немецкой аудитории, были связаны больше с латышами.

В эмигрантской латышской газете, выходившей в ФРГ, появилась заметка о "вырвавшейся из лап СССР" певице Лариссе, которая, по словам корреспондента, в новогоднем шоу Ивана Реброва "прославила нашу маленькую родину", причем заявила, что "она и сама родом из Латвии".

Сообщение в латышской прессе имело продолжение. Крупная эмигрантская организация "Даугавас ванаги" ("Соколы Даугавы") обратилась к Мондрус с предложением устроить концерт для латышей в Кёльне.

Принцип работы Мондрус и Шварца на Западе уже определился: никогда ни от чего не отказываться. За два месяца Лариса подготовила сольную программу в соответствии с вкусами и пожеланиями заказчиков. Посильную помощь по части репертуара оказал их новый знакомый Улдис Грасис (автор текстов). Основной костяк программы составили латышские бытовые песни еще довоенных времен с заметным германским окрасом, раздобытые Эгилом в старых эмигрантских изданиях и слегка подправленные под танцевальные ритмы. Латыши ведь так любят танцевать.

Вообще в этой затее Шварц выступал как менеджер, а всю концертмейстерскую работу он предложил Игорю Кондакову, тоже осевшему в Мюнхене.

Концерт в Кёльне имел такой резонанс среди эмиграции, что "Даугавас ванаги" решились спонсировать издание пластинки Мондрус с записью ее песен на латышском языке. На этот проект выделили десять тысяч марок. Производство "гиганта" стоило в четыре раза дороже, но Лариса и Эгил с энтузиазмом взялись за дело. Чтобы уложиться в смету, прибегали к некоторым ухищрениям. Пять песен, чисто латышских, записали в студии с небольшим ансамблем типа "комбо", а другую половину диска делали (с разрешения "Полидора") на основе фонограмм "гиганта" "Ларисса". В частности Улдис Грасис изменил на латышский манер подстрочник немецкого шлягера "Вильдер вайн унд вильде розен". Лариса тогда не подозревала, что песня "Дикий виноград и дикие розы" станет чуть ли не национальным гимном всей латышской эмиграции, а в Советской Латвии, естественно, сразу же попадет в разряд запрещенных.

Когда пластинка вышла и стараниями "Даугавас ванаги" стала продаваться, наряду с сувенирами, книгами и янтарем в эмигрантских магазинчиках Европы, Америки, Канады и Австралии, латыши во всем мире будто спохватились – они хотели как можно больше узнать об этой симпатичной певице, они хотели видеть и слышать Ларису Мондрус.

Глава 4

ПРОГУЛКИ ПО МЮНХЕНУ

Швабинг с птичьего полета.– "Английский сад" – натура для Тинто Брасса.– Там, где стоял Гитлер.– Бывший госпиталь на Эттингерштрассе.Советский шпион на "Свободе".– Биргартен "Гудсхоф Ментершвейге".– Рудольф Мозхаммер.– Письмо Юлиана Панича.

–...Ну, это понятно, "БМВ", гигант автопромышленности Германии,говорю я срывающимся от ветра голосом, показывая вниз на поблескивающие крыши цехов и гигантские цилиндры административных корпусов с узнаваемым логотипом наверху.

– Да, но это не весь завод, Борис. Здесь основной, исторический центр "БМВ", откуда все пошло...

Мы с Эгилом стоим на верхотуре мюнхенской телебашни и с высоты двухсот метров обозреваем сквозь никелированную решетку панораму города.

Прямо под нами хорошо видны подвесные, на металлических растяжках, спортивные сооружения: стадион, бассейн, трек, напоминающие о Мюнхенской олимпиаде 1972 года и внешне похожие на таинственные космические шатры.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю