Текст книги "Только об этом не пишите! (СИ)"

Автор книги: Sally KS

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Глава 9

Волонтёры приехали к полудню. Разбирать завалы в старом храме Илии Пророка обычно начинали рано утром, но это в выходные, когда потрудиться готовы много людей. Приезжают на нескольких машинах, разбивают лагерь, и так у них здорово получается… Отец Алексий и сам любил встать в ряды простых работников: надевал старые брюки и рубашку, рабочий фартук, толстые рукавицы. Нагружал битым кирпичом полную тачку, таскал мешки со строительным мусором. Женщины готовили на всех еду… Храм Илии Пророка находился немного в стороне от деревни, на отшибе, он был прикрыт небольшим лесочком. Такая отцу Алексию выпала забота – заняться его восстановлением. Сначала привести в порядок территорию, очистить, а потом уже епархия обещала начать искать деньги на проект реставрации.

Но сегодня больших трудов не предполагалось. Просто Юра и Никита привезли мебель для второго храма, Покрова Пресвятой Богородицы, действующего, где служил отец Алексий. Как он говорил про себя с улыбкой, «сам читаю, сам пою, сам кадило подаю».

Глядя, как мужчины выходят из машины поздороваться, батюшка невольно улыбнулся. Знал, что эти делают на совесть, и еле сдерживался, чтобы вести себя степенно, а не подняться на цыпочки и не заглянуть в кузов пикапа. Хотелось поскорее полюбоваться работой.

Владелец небольшой мебельной мастерской, Никита Колесников появился среди волонтеров в прошлом году. Высоченный, светловолосый, бородатый не хуже самого отца Алексия. Из-за бороды и вечной сосредоточенности Никита издалека выглядел мужчиной под сорок, но вблизи становилось понятно, что ему вряд ли есть и тридцать. Неразговорчивый, несуетливый, не воцерковленный, отмечал про себя священник. За благословением никогда не подходит, крестное знамение не творит, но работает много. Видно, человек решает свои внутренние вопросы, не надо лезть к нему… Иногда ему помогал младший брат Юра, студент. Они необычно смотрелись вместе: плечистый Никита в рабочем комбинезоне поверх клетчатой фланелевой рубашки и худощавый Юра в модной толстовке с капюшоном.

Скамью и аналой отец Алексий осторожно попросил у Никиты полгода назад. Скамью – для пожилых прихожанок, которые уже еле ходят даже с палочкой, но всё равно добираются до храма и сидят на шатких кривых стульях, то и дело порываясь подняться: непорядок это, службу надо слушать стоя… А прежний аналой просто был очень старый, с облупленной краской. И неловко обременять того, кто и так много помогает, но уж очень хотелось заменить старую утварь на новую, пусть даже самую простую, но ладную. Никита полистал картинки в телефоне (видно, не знал, что такое аналой), что-то прикинул в уме – и согласился. Быстро сделать не обещал, но обнадёжил. И вот как раз вчера позвонил, что привезёт.

Утреннее появление Лавы так ошеломило отца Алексия, что он даже позабыл о назначенной встрече, но получил смс «будем через 15 мин.» и поспешил к храму, стараясь сохранять пристойную чинность и здороваясь на ходу с односельчанами. Хотя храм Покрова и располагался в том же посёлке, пришлось ускорить шаг. Если бы не переоделся в рясу, чтобы своим видом вразумить и укротить Лаву, можно было ехать на велосипеде. А заводить ради поездки на другой конец села свой старый автомобиль отец Алексий постеснялся. Какой пример прихожанам, если священник двух шагов пешком пройти не может, барствует. Прогулки и для здоровья полезны.

Поначалу он беспокоился, разумно ли оставить опасную гостью в доме без своего пригляда, но быстро убедился, что она хорошо вошла в роль. Тёща Анна Валерьяновна удивленно распрямилась, забыв поставить на землю лейку, когда увидела, что отец Алексий привёл незнакомку странного диковатого вида. Но тихий рассказ про мужа, избивающего и отобравшего все вещи, очень впечатлил добрую женщину. За ночь Лава, видимо, где-то не раз падала и ударялась, поэтому как бы невзначай оставила на виду пару свежих синяков и ссадин. После такого не поверить ей было просто невозможно. Когда тёща гостеприимно пригласила бедняжку за стол, та, скромно опустив глаза, покачала головой.

– Мне бы помыться, – шепнула она. – Не могу за стол сесть в таком виде… – и словно смутилась ещё сильнее, чем привела Анну Валерьяновну в умиление.

В доме отца Алексия был водонагреватель и душ, но Лава, а ныне Валентина, попросилась в баню, стоящую отдельно от дома.

– Вчера как раз топила, – обрадовала её Анна Валерьяновна. – И девочек намыла, и сама напарилась! На огороде так угваздаешься… Сегодня в баньке тепло, хорошо, не жарко. Иди, милая, смой с себя всё плохое…

Лава благодарно улыбнулась и, кажется, даже слезинка блеснула во взгляде.

– Я тогда сначала у вас в огороде рыбу почищу, – сказала скромно. – Ее пожарить можно. Если разрешите, я после бани займусь. Мне немного муки, соли и масла капельку.

Глядя, как она возле бочки с водой для полива споро чистит маленьких рыбёшек, Анна Валерьяновна сказала отцу Алексию:

– Видно, что настрадалась женщина. Ей даже рыба эта за счастье. А поселить её где думаешь?

– Не знаю, – признался отец Алексий. – У меня места нет, да и нехорошо. В выходные она хотела с волонтерами потрудиться, я их попрошу ее взять к себе в лагерь. А на одну-две ночи… может, к вам в дом, раз вы у нас? Я за неё ручаюсь, она проблем не создаст.

– Знакомая твоя? – удивленно спросила тёща.

– Не сказал бы, – сухо ответил он. – Но я лицо духовное, людей вижу.

– Надо – пусть остается на ночь, у меня брать нечего, – согласилась Анна Валерьяновна.

– Она вас надолго не побеспокоит, – заверил отец Алексий. Карман жгли деньги, которые отдала ему Лава у реки.

Когда она внесла в дом блюдо с почищенной рыбой, опалила хозяина загадочным взглядом и ушла в баню с выданным полотенцем, он поспешно удалился в спальню, чтобы хоть немного собраться с мыслями. Хотя тёща, казалось, отнеслась к гостье без особого подозрения, ему казалось, все видят, что Лава – иная. Не такая, как обычные люди. Он содрогался так, будто ее волосы могут зашевелиться, как змеи, а глаза исторгнут губительное зеленое пламя. В таком состоянии, как сейчас, она может совершить что-нибудь жуткое, непоправимое, привлечет к себе внимание и… В ушах зазвучал голос двадцатилетней Лавы – прямиком из того дня, когда они простились навсегда: «Надеюсь, Лёша, когда все пойдут на меня с вилами и факелами, тебя среди них не будет». Он зашептал молитву Богородице о заступничестве и укреплении веры:

– Госпоже Всемилостивая! Умилосердися на ны, обуреваемыя грехи многими, простри ко Христу Господу Богоприимныя руце Твоя и предстательствуй за нас пред благостию Его, просящи нам прощения прегрешений наших, благочестнаго мирнаго жития, благия христианския кончины и добраго ответа на страшнем Суде его…

…Когда отец Алексий, немного запыхавшись, подошёл к храму, то увидел, что кузов пикапа братьев Колесниковых отрадно полон. Оба вышли из машины и почтительно дождались, пока священник первым протянет руку для рукопожатия. С прихожанами отец Алексий подобным манером не здоровался, но эти ребята так много делали для храма, что он был готов их обнять и расцеловать. Он отпер дверь, ведущую в подсобные помещения. Братья выгрузили затянутую плёнкой мебель и внесли куда указал священник.

– Это сосна, это берёза, – коротко кивнул Никита на свою работу.

– Спаси Бог, – с искренним восхищением отозвался отец Алексий. Он не мог удержаться, чтобы любовно не погладить и аналой, и скамью. Выглядели они просто, лаконично, но так добротно, что даже сквозь плёнку он чувствовал тепло тщательно отшлифованной древесины. Никита привез еще несколько тяжелых прочных табуретов и разобранный книжный шкаф, такой большой, что его крепили в кузове специальными приспособлениями. Даже со стеклянными дверцами! Они лежали в деревянной обрешётке. Шкаф отец Алексий не просил, но упомянул как-то, что в мебельных магазинах не может найти ничего подходящего под книги, коих у него дома их очень много. А Никита, значит, запомнил.

– У меня лежал на складе без дела. Никому под книги не надо. Вот, привез, – так же лаконично сообщил он. – Могу сейчас собрать.

– Ох, как хорошо, – вырвалось у отца Алексия. Никита закрыл борт пикапа и кивнул, чтобы брат садился на заднее сидение – там было гораздо меньше места, чем впереди. Священник, осторожно подобрав полы рясы, забрался вперёд. Сам он ездил на пятидверной «Ниве» и уже раздумывал, что его увеличившейся семье нужен более вместительный транспорт. Да где взять деньги? Тут и велосипед новый за счастье.

Тёща видела братьев Колесниковых не в первый раз и сразу же захлопотала возле стола. Лавы нигде не было видно, но по дому разносился аромат жареной рыбы.

– А где… Валентина? – спросил отец Алексий. Как непривычно и неприятно лгать, особенно близким людям.

– В летней кухне рыбу жарит, – сообщила Анна Валерьяновна. А гостям пояснила: – У нас сегодня молодая женщина попросила убежища от мужа. Избитая, без документов… Ужас, что творится… Надо бы помочь, да чем тут поможешь? Тут только адвокат хороший.

– Она сбежала? – спросил с интересом Юра.

– Да, прямо ночью, без вещей, без документов, – понизив голос, охотно доложила Анна Валерьяновна и оглянулась на летнюю кухню. Вообще она была не сплетницей, но история Лавы, видимо, сильно её поразила. Младший Колесников сочувственно покачал головой. – Садитесь чай пить.

– Сначала соберу шкаф, – решительно сказал Никита. – Куда ставить будете?

Отец Алексий стеснительно указал в угол, где книги громоздились на шаткой древней этажерке. Пока они с тёщей наспех освобождали место, братья всё так же организованно внесли разобранный шкаф, Юра начал снимать упаковочную плёнку, а Никита открыл чемодан с инструментом. Вскоре зашумел электрический шуруповерт, а отец Алексий с нескрываемой радостью смотрел, какой этот шкаф вместительный, надежный… Дорогая вещь, сделанная добрым человеком.

Когда сборка была закончена, в комнату вошла Лава с блюдом золотистой жареной рыбы. Попятилась при виде незнакомцев, но Анна Валерьяновна, страшно довольная подарком от мебельщика, удержала ее за рукав.

– Не бойся, это наши волонтеры, очень хорошие ребята! – сказала громко. – Это Никита, это Юра. А это Валя, наша сегодняшняя гостья. Какая у тебя рыба получилась – глаз не оторвать!

Отец Алексий чуть по-бабьи не охнул. Он не понимал, как Лава это делает, но после бани (надо же, сколько всего успела!) она выглядела совсем не так, как у реки, хотя и платье было то же самое, и рубашка. Но платок она повязала как бандану, и густые темные пряди выбивались на волю, струились волнами по груди и спине, её кожа вновь стала чистой, белой, и на этом фоне светлые зеленые глаза в черных ресницах смотрели особенно пронзительно. Закатанные из-за кухонной работы рукава открывали изящные руки. Нет, не красавица. Но невозможно было перестать смотреть на неё. Даже в нелепом старомодном платье это была никакая не забитая Валентина, несчастная и отчаявшаяся, а самая настоящая Лава – смелая, независимая, решительная. И очень одинокая.

Юра уставился с на неё с интересом, а вот Никита смотрел без всякого выражения. Но так долго, что отец Алексий вдруг понял, какая сейчас может приключиться беда. Лава не стала бы колдовать в его доме, но что-то тревожное и опасное происходило прямо сейчас.

* * *

Он не помнит, чтобы еще был так счастлив, как в те несколько месяцев, что они встречались с Лавой. Нежная, сияющая, весёлая – вот какая она была тогда. И ничто её не раздражало, не задевало. Они встречались после лекций. Если были деньги – ходили в кафе. Если нет – брали по пирожку в киоске и бродили в Соловьином парке. В рюкзаке у Лавы всегда был маленький термос с чаем. Они отпивали по очереди из крышки. Потом учебный год закончился, и они пропадали из дома на целый день. Иногда даже не разговаривали, а просто сидели в каком-нибудь красивом месте, прижавшись друг к другу, и думали каждый о своём. Но стоило одному бросить пару фраз – другой сразу же знал, что ответить, словно они и не замолкали.

Даже Настя, дочь маминой подруги, не могла им ничего испортить. Родители почему-то были убеждены, что Алексей и она могут когда-нибудь стать идеальной парой. Умная девушка, занимается танцами и фитнесом, учится на факультете иностранных языков, год прожила по обмену в Европе, красотка, Лёша ей нравится – что ещё нужно? Семьи давно дружили, обе были хорошо обеспечены, и этот брак выглядел желанным и естественным. Напрасно Алексей убеждал, что его сердце отдано другой девушке. Он был уверен, что и Настя не испытывает к нему никаких чувств, но сам факт, что парень, на которого она обратила внимание, предпочел ей какую-то нелюдимую мышь с филфака, её больно ранил. И она ринулась в бой.

Алексей боялся, что когда-нибудь Лава взорвётся. Кто бы на ее месте удержался? Гуляют они по набережной, вдруг навстречу – Настя, пахнущая духами, на высоких каблуках, роскошная от гладких длинных волос до кончиков пальцев с идеальным маникюром. Ноги от ушей, одежда явно не из кротковского универмага и не из интернет-магазина.

– Лёша, как я рада! – кричит ещё издалека, подходит и обвивает руками его шею. – Твоя мама звала к вам в гости в выходные, но ты, наверное, будешь занят (тут пренебрежительный взгляд на Лаву), поэтому давай лучше в пятницу вечером! Я принесу французское вино.

И он, дурак, видел ее лицо близко-близко, смотрел прямо в соблазнительно шевелящиеся алые губы и не понимал, как поступить в таких ситуациях, чтобы не выглядеть грубым. Что-то мямлил невразумительное, хотя не считал себя нерешительным. Он же сильный, уверенный. Он мужчина. Но пока пытался найти ответ, Настя делала вид, что получила согласие, и гордо удалялась походкой модели. Прохожие смотрели ей вслед.

– Лава, ты только не подумай… – бормотал он, но Лава спокойно отвечала:

– Я всё вижу. Это пустяки. Поехали вечером в пятницу на дачу, – и её тонкая рука снова доверчиво ложилась в его большую ладонь.

Насте хотелось быть нездешней – слишком красивой, слишком глянцевой, повидавшей иную жизнь и имеющей куда больше шансов на счастье, чем все прочие. Но в глазах Алексея нездешней была Лава в обычных джинсах и футбоках.

Конечно, сразу было понятно, что она немного сумасшедшая. Это ее ночное купание в реке! Она входила в воду, обнаженная, и уверяла, что ей совсем не холодно. Ее кожа была горячей после ледяной воды… В грозу и ветер исчезала – говорила, что идёт гулять. Всегда просила его уйти в укрытие, а сама будто растворялась в ливне или вихре сорванной с деревьев листвы. Однажды, бесцельно бродя в окрестностях дачного поселка, они потревожили гадюку. Алексей невольно дернулся в сторону, а Лава ласково сказала ей: «Прости, мы тебя не заметили», – и змея уползла.

Единственное, что его по-настоящему беспокоило, – светящиеся пятна, которые появлялись каждый раз, когда они любили друг друга под потолком мансарды… «Лава, что это?» – «Лёша, просто у меня такая особенность, я не могу тебе объяснить… Тебе страшно?» – «Нет, конечно», – отвечал он. И врал. Мерцающие шары, как полдюжины маленьких лун, быстро растворялись в воздухе, но ему казалось, что он сходит с ума. Такого же не может случаться в реальности?

Настя появилась на вечеринке у Германа в начале августа.

– Зачем она здесь? – тихо спросил Алексей у Лавы, которая с обычным отстраненным видом разливала глинтвейн – на этот раз из белого вина с апельсинами и лимонами.

– Герман где-то ее откопал. Сказал, что практикуется с ней в английском. Он же хочет работать за границей, – ответила неохотно.

– Ты не сказала ему, что знаешь ее?

Она покачала головой.

– Может, нам лучше уехать тогда? Вызовем такси, – предложил Алексей.

– Это дом моих родителей, – холодно сказала Лава. – Если она будет плохо себя вести, очень об этом пожалеет.

Алексей в ту минуту понятия не имел, о чем она говорит, но он никогда раньше не слышал в ее голосе таких опасных интонаций. Опять была музыка, танцы, веселая болтовня, Лава даже смеялась над чем-то… Он почти забыл про Настю, которая будто бы старалась не попадаться на глаза. Видимо, переключилась на Германа… А около полуночи двери распахнулись от пинка. На пороге стояли двое мужчин с пистолетами. С черными бородами. В камуфляже. Кто-то из девушек взвизгнул. Настя тут же подбежала и спряталась за спину одного из них.

– Кто? – спросил этот незваный гость.

– Он, – Настя указала на Алексея.

– А что происходит… – начал Герман, который выключил музыку и поставил свой стакан, но прибывший грубо оборвал его:

– Заткнись, до тебя очередь дойдет, – он подошел к Алексею и ткнул ему в грудь пистолетом. – Тебя научить обращаться с женщинами?

Чувствуя, как на спине выступает ледяной пот, а руки охватывает мерзкая мелкая дрожь, он ответил, стараясь сохранять достоинство:

– Вы меня с кем-то спутали.

– Я тебе сейчас прострелю кишки и будешь всю жизнь с пакетом на боку ходить, – сказал незнакомец, скаля зубы. У него были очень страшные глаза. Алексей видел в них наслаждение властью и какую-то животную жажду жестокости. – Так что вставай на колени и проси прощения у девушки. Если хорошенько раскаешься, мы уйдем и никто не пострадает.

– За что? – Алексей нашел глазами Настю, и она ему гаденько улыбнулась. Вот в чем дело… Она нашла этих головорезов, чтобы они унизили его у всех на глазах. И ему отомстить, и Лаве. Замершие от ужаса участники вечеринки будто выстроились вдоль стен комнаты. Алексей и Лава оказались – у правой, остальные – у левой. Герман остался в центре, у столика с напитками. Путь на улицу преграждал второй человек с оружием.

– За хамство, – ответил незнакомец. – Давай, выходи сюда на середину и говори: «Настя, я был последним дерьмом…»

Алексей стоял, окаменев. Он чувствовал, как дуло пистолета смещается к его животу, и вдруг горячая ладонь стоящей рядом Лавы сжала его холодные пальцы. Вокруг наступила мертвая тишина.

– Подождите, парни! – громко окликнул Герман и сделал вперед два шага со стеклянным кувшином в руке. – Зачем сразу угрожать? Может, выпьете и поговорим?

– А ты не понял нормальных слов, – второй незнакомец, заслонявший собой выход, подошел к нему и замахнулся пистолетом. В этот момент в освободившийся дверной проем рванулись те участники вечеринки, которые стояли слева, незнакомец дернулся в сторону, пытаясь не допустить бегства, и Герман ударил его кувшином по голове. Они оба упали на пол. Завязалась борьба.

Дернулся и тот, кто держал Алексея на мушке. Увидев, что товарищ повержен, а остальные намерены ему накостылять, он почему-то не попытался выстрелить хотя бы в воздух, а тоже бросился к выходу.

– Это муляж! – крикнул один из гостей, подобравший отлетевший в сторону пистолет. – Тьфу, напугали, уроды! С игрушечным оружием пришли! Туда, где десять человек. Мы вас сейчас сами отпинаем!

Герман, тяжело дыша, удерживал на полу сопротивляющегося противника. А Лава черной стрелой (на ней были черная футболка и черные джинсы) метнулась следом за Настей, которая с растерянным видом несколько секунд наблюдала за происходящим, а потом тоже поспешила к выходу.

Алексей бросился в погоню за вторым, мечтая бить, бить и бить… От мысли, как чудовищно над ним хотели поиздеваться на глазах у всех (и за что – за уязвленное Настино самолюбие!), он испытал такую ненависть, что плохо помнил дальнейшее. Вот настиг подонка, набросился, чувствовал, как по лицу течет кровь, почему-то холодная, хотя в книжках писали, что она должна быть горячей… Противник был сильнее и смог вырваться, но Алексей бросался на него снова и снова, не давая уйти. Их, кажется, растаскивали. Наконец, Герман встряхнул его как следует и крикнул:

– Лёха, пусть уходят! Я камеры поставил, они всё пишут! Весь первый этаж и улицу. В полицию отдам. Да и свидетелей полно. Успокойся, у тебя кровь на голове.

Только сейчас Алексей понял, что Герман уже давно пытался ему что-то втолковать, но он не слышал, пока тот не закричал. Он сидел на земле, кто-то прикладывал платок к его голове, кто-то принес воды и помог ему подняться. Неподалеку зарычало и взвизгнуло – это поспешно уезжали незваные гости. Герман тем временем успокаивал девушек:

– Все в порядке, опасности нет. Мелкий инцидент с участием двух дебилов. Лёшу перевяжем – и будет как новый. Он просто лоб разбил, голова целая, клянусь… Кому помочь вызвать такси? Тут не все операторы ловят. Как говорится, приношу извинения за доставленные неудобства! – его голос звучал со знакомыми шутливыми интонациями, но Алексей понимал: что-то не так. Прямо сейчас что-то происходит, и Герман не хочет, чтобы это видели.

– Герман, почему такой шум? – закричал женский голос с противоположной стороны улицы. – Ночь на дворе, хватит гулять! Я ведь полицию вызову!

– Извините, тетя Галя! – крикнул Герман в ответ. – Мы уже расходимся! – а Алексею тихо посоветовал: – Ты посиди пока в беседке, чтобы тебя никто не видел, а то ведь и правда вызовут полицию. А я родителям обещал, что жалоб не будет.

Когда два такси увезли трех девушек и четырех парней, Герман быстро побежал в глубь сада. Алексей поспешил за ним, чувствуя легкое головокружение. Только сейчас он вдруг вспомнил: Лава! Где она?

А она сидела на земле под яблоней, покачиваясь, как в трансе. Перед ней на спине лежала Настя и хрипела, а Лава прижимала к ней ладони и тихой скороговоркой бормотала:

– Будет гнев мой чернее ночи, глубже колодца, тяжелее камня, горячее солнца… Будет жизнь твоя лес дремучий, непроглядный… Заблудись, удавись, в болоте утони, в пасти звериной пропади…

Под её руками раздавалось шипение и от одежды Насти поднимался дым. Алексей видел, что лицо у неё красное, будто обожженное, и её корчит безмолвная мука. Он хотел окликнуть Лаву, но Герман зажал ему рот рукой. И только когда бормотание Лавы затихло, а ее жертва перестала дергаться, они вышли из тени.

– Лава, что… Что ты делаешь⁈ – еле смог выговорить Алексей.

Она поднялась с земли, отряхнула джинсы и обычным своим спокойным голосом ответила:

– Я её догнала.

Герман присел рядом с Настей и приподнял ее голову.

– Дышит, – сказал с облегчением.

– Конечно, – равнодушно подтвердила Лава. Машинально, как неживая, уткнулась в плечо брата, он обнял ее бережно, как тяжелобольную, гладил по голове и шептал что-то успокаивающее.

Алексей чувствовал, как его трясет. Красивое лицо Германа было печальным и строгим. Они немного постояли в тишине, а потом брат и сестра, будто забыв про третьего среди них, взяли Настю за руки и за ноги и понесли в дом. Над ними разливался свет полной луны.

… – Отец Алексий, я не смею вас обременять… У вас и времени нет на каждого… Но подскажите, как бы мне купить телефон? Я ведь совсем без связи, ни на работу не позвонить, ни родственникам, – сказала Лава вроде бы тихо и почтительно, но священник поёжился под её настойчивым взглядом.

Никогда он не мог предвидеть даже погоду на день, но теперь даже не сомневался, какой будет следующая реплика за столом, где все с таким аппетитом поглощали жареную рыбу, и только Лава к ней не прикасалась, да и ему кусок в горло не шёл.

– Я могу вас отвезти, – сказал Никита.