Текст книги "Только об этом не пишите! (СИ)"

Автор книги: Sally KS

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Глава 4

– Она не дает мне видеться с сыном! Я сейчас ей дам деньги – а она потратит все на себя! Я буду судиться, чтобы забрать ребенка! Еще и журналюг привели!

Да, для таких кадров выдержка нужна железная, признал Стас. Но он видел, как глаза Лавы азартно блеснули.

– Расскажите, пожалуйста, поподробнее, какие веские причины побуждают вас ограничивать бывшую супругу в алиментах, – почти ласково и подчеркнуто вежливо предложила она, как будто ничего агрессивного не было сказано. – Что с ней не так?

…«На дело» поехали в машине судебных приставов. Были уже у нескольких должников, но там ничего интересного не происходило: кто-то по месту регистрации не проживает, где-то не открыли двери, некоторых не было дома, и пристав Светлана вручала родственникам должника извещения о необходимости явиться в отдел. Один оказался дома, но в настолько нетрезвом виде, что к какому-либо общению сделался непригоден. С ним была и дама – как выяснилось, тоже злостная алиментщица, но ее дело находилось у другого пристава. Везде их компанию встречали без радости, но никто не возмущался, не кричал, не ругался. Стас скрыто, без вспышки, фотографировал, как было велено. «Да, прошли времена, когда должники прятались в шкафу», – прокомментировала Лава.

И вот приехали на предпоследний адрес. Стас уже думал, что весь вечер будет заниматься скучной рутиной, из которой непонятно как Лава должна сделать интересную статью, но тут судебный пристав рассказала, что с большим удовольствием посадила бы следующего должника, настолько он вымотал все нервы. У этого неплательщика долг был небольшой, не в пример прочим, но каждую выплату его бывшая жена получает со скандалом и унижениями. Официально мужчина не работает, и добился, чтобы ему разрешили платить алименты наличными, напрямую жене под расписку, так как пластиковых карт он, видите ли, не признает и ими не пользуется. Жена не раз уже пыталась обязать его через суд выплачивать алименты на счет, но он протестует и доказывает, что права ребенка не нарушаются.

– Он за три года добровольно ни разу не заплатил! – возмущалась Светлана. – Жена напоминает ему про алименты два-три месяца подряд, а он требует, чтобы она приходила к нему домой. Она приходит и уже стоит под дверью – а он присылает смс, что сейчас не дома, сильно занят, пусть зайдет позднее, часа через два…

На третий раз уставшая от этих выпрашиваний бывшая жена идет к приставам, они вызывают должника на прием – он не является. Приходится им самим идти к нему…

– А что он? – с интересом спросил Стас. Кажется, становится повеселее.

– Он открывает и начинает орать, что деньги давно приготовил, а жена специально их не берет, чтобы его опорочить и устроить лишнюю головную боль уважаемым судебным приставам… – с кривой усмешкой рассказала Светлана. – Сейчас мы, скорей всего, снова получим всю сумму наличными, но наслушаемся… Как он только бывшую жену не оскорбляет. А она женщина тихая, робкая, и до смерти боится, что этот негодяй и правда отберет у нее ребенка. Кажется, уж лучше не связываться с таким, как он – и вонять не будет, но без алиментов ей очень тяжело – зарплата маленькая, а на руках еще и лежачая мать, и бабушка с деменцией.

– А за оскорбления его никак не привлечь? – спросил Стас, невольно сопереживая женщине, которой не посчастливилось оказаться в такой ситуации.

– Он же не нас оскорбляет, – ответила Светлана с явным отвращением к должнику. – Но каждый раз у него жена и шлюха, и бомжиха, и воровка, и истеричка. Однажды она на взыскание поехала с нами – так убежала в слезах…

– А уклонения тут точно нет? – спросила Лава. – И злостность просматривается, мне кажется.

– Нет, не думаю, – покачала головой пристав. – Понятно, что он хочет жену помучить, но формально с ним ничего сделать нельзя: есть смс, подтверждающие, что он звал взыскательницу за деньгами, но они просто как бы разминулись… Если и попробовать привлечь – он будет обжаловать. Соседи не идут в свидетели, что он на самом деле дома и нарочно жену не пускает: он мужик скандальный, может ночью и колеса у машин проколоть. Никто не хочет связываться. Вот мы и катаемся сюда по четыре раза в год. Имущества на нем никакого не записано, чтобы можно было подкопить долг, а потом арестовать. Все имущество на его родителях. Придраться не к чему – родители у него небедные, им есть на что купить и машину, и квартиру…

– А сейчас он точно дома?

– Думаю, да. Такое ощущение, что он всегда дома, – кивнула пристав. – И нам, в отличие от жены, двери всегда открывает.

– Скорей всего, он зарабатывает ставками на спорт, а деньги выводит на подставных лиц, – предположила Лава.

Светлана только развела руками:

– А что тут можно сделать? Работать должник не обязан, обязан только платить по судебному решению.

– Какой это по счету выезд к должнику? – деловито начала расспросы Лава и быстро застрочила в блокноте. – А сумма долга какая? А когда поступил исполнительный лист?… А ограничительные меры какие-то накладывались?

До этого был адрес, где живут явно люди небогатые, а говоря прямо – и неблагополучные, с окурками и бутылками под балконами, с покосившимися скамейками и такими заржавевшими детскими качелями, что оставалось лишь надеяться на благоразумие родителей, которые детей сюда не приведут. А следующий дом оказался новый, красивый, с ухоженными газонами.

Когда вся большая компания – судебный пристав, пристав по соблюдению законности и порядка, Стас и Лава – поднялась в квартиру должника, на лице журналистки будто бы не было того отвращения, которое Стас только что видел, когда Светлана рассказывала, как должник мучает жену. Главная подозреваемая демонстрировала удивительные перемены облика: разгладилась морщинка между бровями, угрюмо опущенные уголки губ приподнялись, а глаза стали как будто даже больше и наивнее. И вот уже все видят не раздраженную недовольную девицу, а милую и доброжелательную.

Должник, круглолицый неприятный мужик в дорогих спортивных штанах, но с голым торсом, поначалу заявил, что журналистов в квартиру не пустит. Но когда Лава мягко и даже приветливо попросила рассказать, чем плоха его жена, вдруг посторонился. Лава тут же проскользнула внутрь вслед за приставами. Алиментщик достал заранее приготовленные деньги и начал рассказывать:

– Я всегда был человек добрый, отзывчивый… Парень, не ходи дальше, у меня и так столпотворение, – это Стасу, который остался стоять в прихожей, но видел, как пристав села за кухонный стол заполнять бумаги, а Лава скромно встала в уголке. – Вот деньги, можете пересчитать, всё до копейки, – это уже Светлане. – Встретил эту курицу… Забитая, тупая, из какой-то деревни, и мне ее жалко стало… Думал, пусть у меня поживет немного – будет кому еду готовить и в квартире прибираться. А она хитрая оказалась, взяла и забеременела…

– А почему вы не выбрали более достойную девушку? – невозмутимо интересовалась Лава. Поразительно, но на ее лице явственно читалась симпатия к собеседнику! Словно они беседуют о поэзии Серебряного века и читают друг другу любимые стихи.

– Достойные только кажутся такими, – охотно ответил мужик. – А на деле у всех запросы… Все феминистки стали – по дому помогай, с ребенком помогай… Я решил: пусть будет бесприданница, но без запросов. Если что не по мне – голая пришла, голая уйдет.

– То есть она вообще не вкладывалась в совместное хозяйство?

– Нет, конечно! Что ей было вкладывать? Работа копеечная.

– И по дому она ничего не делала?

– Делала, конечно, – удивился должник. – Всю женскую работу, как положено. Я сразу сказал: чтобы было чисто, наготовлено, поглажено, постирано. Увижу на унитазе хоть пылинку – носом натычу… А в койке чтоб…

– Павел Сергеевич, можно без пошлостей? – перебила пристав Светлана. У нее, в отличие от Лавы, никакой симпатии на лице не читалось.

– Может, журналистам интересно! – возмутился он. – Я в своем доме могу говорить что хочу!

– Мы в газетных публикациях темы половых отношений обычно не затрагиваем, чтобы нас не оштрафовали, – мягко сказала Лава. – Сейчас с таким контентом очень строго.

– Так вы про это писать собрались, что ли⁈ – вскочил хозяин.

– А вы для чего это рассказываете? Я же представилась…

– Да просто для понимания! Идите-ка отсюда!

– Павел Сергеевич, я напоминаю вам об ответственности за уклонение от уплаты алиментов на несовершеннолетнего ребенка, – мрачно сказала пристав. – Вот здесь подпишите, что вы предупреждены.

– Предупрежден, не волнуйтесь, – огрызнулся должник и двинулся к Лаве. – Эй, лохматая, а ну-ка диктофон отдай…

Было интересно, сможет ли Лава провернуть фокус, как в кафе, и на этот раз, но пристав по обеспечению порядка не шелохнулся, чтобы защитить журналистку, а Лава вдруг оглянулась и так пронзительно посмотрела своими зелеными глазищами, что Стас, не успев себя остановить, шагнул вперед и преградил хозяину квартиры путь.

– Руки от девушки уберите, – сказал он тем особым холодным непререкаемым тоном, каким говорят только представители власти, а никак не студенты-стажеры. Мужик встретился с ним взглядом и, видимо, прочел там что-то, что его обеспокоило.

– Проваливайте из моей квартиры, – велел он, наконец. – Будете писать про меня – в суд подам.

Стас был рад, когда они все оказались на улице. Светлана бормотала, с каким удовольствием она бы отправила этого Павла Сергеевича мести улицы за злостное уклонение от уплаты алиментов или хотя бы наложила арест на имущество, чтобы он сам побегал на прием к приставам, а не они за ним.

– Спасибо за поддержку, – сказала Лава Стасу и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Светлана вынула из сумки пачку сигарет.

– Опасная у вас работа, – подал голос пристав по обеспечению порядка – мощный мужчина с дубинкой. – А если бы он отобрал диктофон?

– Я бы расстроилась, – сухо ответила Лава. Необязательно было родиться колдуном или экстрасенсом, чтобы понять: она тоже считала, что вооруженный человек в форме должен был за нее вступиться хотя бы потому, что статья в газете будет про работу приставов. – Но вообще это обычная история. Сначала журналисту выкладывают всё, как есть, а потом спохватываются: «Только об этом не пишите!» Как будто журналисту эти откровения нужны для расширения кругозора.

Пристав поспешно сделала несколько затяжек и, затушив сигарету, бодро скомандовала:

– Давайте поскорее закончим с последним адресом! Может, ты не поедешь, Лава? Там барак нехороший.

Видимо, они были давно знакомы и не первый раз работали вместе. Стас бы тоже уже прекратил это нудное шныряние из дома в дом, где их не ждут.

– Нет, пока мало информации, – заупрямилась Лава. – Ты же говорила, что в бараке будешь описывать имущество у охотника – чучела, рога лося, шкуры. Хоть что-то для репортажа.

– А, точно, ты хотела посмотреть, – согласилась Светлана. – Ладно, едем. Я должника уведомляла, обещал быть дома. Но тогда вы с коллегой и понятыми при описи будете. Мы других там не найдем.

Последний адрес был на самом краю города – двухэтажный длинный деревянный дом не меньше, чем столетней давности. Окрестные деревяшки выглядели нежилыми, а старый киоск на углу двух улиц уже начали разбирать какие-то хозяйственные люди: это и стройматериалы, и металл.

Когда-то, должно быть, этот дом казался величественным и прекрасным и мог поразить гармонией линий, необычными арочными окнами и резными украшениями, но сейчас остатки этой красоты еле виднелись на облезлом покосившемся фасаде, изрисованном разноцветной краской почти до самой крыши. Даже интересно, как любители малевать на стенах забрались на такую верхотуру. Впрочем, второй этаж – не такой уж и риск, особенно если вылезать через окна. Поражала скорее густота покрытия – как будто целая толпа уличных художников с баллончиками поставила своей целью не оставить на обшарпанном доме ни куска неизрисованным. Картинок не было – только буквы, иероглифы, надписи нечитаемым шрифтом… Целых стекол в доме осталось немного, часть окон пялилась на улицу пустыми темными дырами, другие кто-то затянул пленкой и заколотил фанерой.

– Какой же это барак, это дворец, – заметила Лава.

– Если для тебя это дворец, то в телефонную будку даже не заходи, – нервно засмеялась Светлана.

– В телефонной будке я уже была, – задумчиво сказала Лава. – А здесь еще нет.

Светлана не пошла к входной двери, а сначала достала телефон и набрала номер.

– Гектор Арнольдович, вы дома? Откройте, мы подъехали, – скомандовала она, а другим пояснила: – Он живет один, поэтому запирается.

– В таком большом доме живет один человек? – уточнил Стас. Он не удивился, что у последнего должника нет соседей. Удивительным, скорее, было то, что этот последний все еще здесь живет.

– Да, остальных давно переселили, а ему почему-то всё никак не могут выделить жилье от города, – шепотом ответила Светлана. Она явно волновалась.

Тяжелая входная дверь загремела и открылась. На пороге стоял седой старик с пронзительными черными глазами. Тут Стас очень хорошо понял фотографа Гришу. Кто бы ни был этот человек, заходить в его логово не хотелось.

* * *

– Я тебя помню, – проговорил хозяин дома низким голосом, растягивая слова, которые под собственной тяжестью будто бы проваливались глубоко в землю. Он смотрел на Лаву.

– А мы встречались? – Стас почувствовал, как насторожилась Лава.

– Моя фамилия Черепанов, – сказал старик все так же неторопливо и веско.

– Вспомнила, – подтвердила Лава уже более спокойным голосом. – Сколько лет прошло? Десять?

– Я не считал. Что же… заходите, раз пришли, – старик развернулся и исчез в темноте.

За порогом дома света не было совсем. Где-то слышались шаги хозяина, но Светлана растерянно покрутила головой: куда идти?

– Идите за мной, – раздалось из мрака. – Свет отключили на прошлой неделе. Сказали: опасный режим работы, оставлять нельзя.

Лава достала из своей бездонной сумки фонарик, Светлана и Стас подсвечивали дорогу телефонами. Пристав по обеспечению безопасности просто взял дубинку наперевес. Они шли по длинному коридору, вдоль которого виднелись полуоткрытые и явно сломанные входные двери бывших квартир. Доски пола кое-где отсутствовали, и Светлана чертыхалась, попадая каблуком в дыры. Гектор Арнольдович (ну и имечко!) шел впереди, и фонарик иногда ловил кусочек его покачивающейся тени. А Лава тем временем тихо поясняла Стасу:

– Это очень грустная история. Его сын погиб больше десяти лет назад, а он все еще выплачивает долг по алиментам бывшей жене…

– Такая большая сумма?

– Космическая…

Они долго шли по этому коридору прямо, никуда не сворачивая, но тут шаги впереди затихли, а старик подождал, пока гости приблизятся, и резко дернул тяжелую двустворчатую дверь перед собой. Стало гораздо светлее от мягкого вечернего света за окнами.

В комнате Гектора Арнольдовича все окна были целыми. Сумерки еще не сгустились, и можно было разглядеть обстановку: тяжелые темные шкафы, на одном из которых лежали друг на друге два старых, еще с советских времен, чемодана, сервант с треснувшим стеклом, в нем сложенная стопкой посуда, рядом кастрюля и несколько магазинных упаковок – сахар, соль, макароны, гречка, овсянка, бутылка подсолнечного масла. Рядом с сервантом на отдельной тумбочке стояла электрическая плитка, а возле нее – неожиданно красивая новая турка для кофе, покрытая затейливым орнаментом.

В углу Стас заметил старинную ширму с сильно потемневшей репродукцией фрески «Сотворение человека», а за ширмой – высокую кровать с металлической спинкой и луковичными украшениями на углах. Лоскутное покрывало на кровати было новым, разноцветным, сшитым какой-то искусной рукодельницей. Но больше ничего нового в этой большой комнате зоркий взгляд Стаса не разглядел. И стулья с гнутыми спинками, и массивный стол, хаотично заполненный книгами, газетами и бумагами, и пара разношерстных кресел давно потеряли свой изначальный цвет.

– Если вам отключили свет, как же вы готовите? – спросила Лава. – Ведь газ, наверное, еще раньше отключили?

– У меня генератор, – усмехнулся старик. – Готовлю на плитке, когда есть что готовить.

– Имущество для описи здесь? – спросила Светлана неуверенно.

– Оглянитесь, – засмеялся хозяин.

Светлана оглянулась – и вскрикнула. Вслед за ней быстро обернулись и Стас с приставом. Возле входа, скрытый вешалкой, стоял на задних лапах настоящий медведь – выше человеческого роста, с длинными страшными когтями. Чучело скалило зубы в своей последней угрозе этому миру.

– А над дверью – рога лося, – указал старик. – Тоже можете забрать.

Дверь была высоченная – не меньше двух с половиной метров, а потолки здесь, наверное, больше трех, оценил Стас.

– Стремянка нужна, – со знанием дела сказал пристав по обеспечению порядка.

– Так приносите, снимайте, вывозите, – кивнул старик равнодушно. – Была бы у меня стремянка, я бы на этих рогах повесился давно.

– Тааак… – Светлана прошлась по комнате, но, как и Стас, не увидела ничего, что можно было бы описать в счет долга. – Я пока наложу арест, и оставлю вам имущество на ответственное хранение. А шкуры где? Вы говорили, есть еще шкуры – лиса, песец, рысь.

– В чемодане, – кивнул старик в сторону шкафа. – Забирайте и их.

– Стас, вы не могли бы мне помочь? – к Светлане вернулся деловой настрой. – Нужно встать на стул и дотянуться. Я сама не смогу, не хватит роста.

Стас с сомнением посмотрел на пыльный шкаф и на свой светлый пиджак.

– А этот, бронированный, что же? Не сможет? – еще более ядовито усмехнулся старик.

– Не положено, – буркнул пристав.

– Ну как знаете, – старик сел на самый большой стул, сложил руки на груди и вытянул ноги, словно собирался посмотреть интересное представление. А Лава вдруг подошла к нему и села рядышком. Они переглянулись как сообщники и даже улыбнулись друг другу.

Поняв, что другого варианта не будет, Стас подставил к шкафу стул, показавшийся самым крепким и осторожно поднялся. Как он и предполагал, чемоданы были пыльными и шершавыми.

– Верхний, – уточнил старик.

Стас привстал на цыпочки, чтобы удобно ухватиться за края чемодана, и вдруг отпрянул: на него в упор смотрели чьи-то глаза. Когда сердце перестало колотиться, как сумасшедшее, он понял, что это не глаза: на шкафу стоял круглый черный поднос, украшенный металлическими листьями и ягодами. И две ягоды не успели сильно потемнеть от времени…

– Готово, – Стас спрыгнул и тяжело бухнул на пол чемодан.

– Несите сюда, осмотрим, – распорядилась Светлана. – Ставьте на этот стул.

Со старым замком пришлось повозиться (все равно руки уже пыльные), но дерматиновый чемодан со щелчком открылся, и в комнате запахло сухими травами.

– Лаванда и розмарин? – спросила Лава. – От моли?

– Умная девочка, – засмеялся старик. Кажется, происходящее забавляло его даже сильнее, чем предыдущего должника.

Светлана вынула из чемодана шкуру, которая лежала сверху. Лава протянула руку и погладила мех, а потом перевернула его и потрогала изнанку. Стас вытирал руки влажными салфетками.

– Какая роскошная была лиса, – задумчиво сказала Лава. – Видимо, здесь ей и оставаться.

– Почему? – насторожилась Светлана. – Шкуры мы можем забрать, это не пугало медведя.

– Чучело, – поправила Лава. – А шкуры уже довольно старые, сухие. Не купят.

– А где ваше ружье, Гектор Арнольдович? – строго спросила пристав.

– Давно потерял, – старик прижал руку к сердцу – мол, простите, не сберёг для вас. – Я уже и штраф за него заплатил. Пятьсот рублей.

Тут уже засмеялась и Лава.

– Что, снова писать про меня будешь? – спросил хозяин и подмигнул.

Она покачала головой.

– Жалеешь меня? – нахмурился он.

– И да, и нет, – с какой-то ранее не замеченной Стасом легкостью ответила она.

– Лава, а ты раньше писала про Гектора Арнольдовича? – спросила Светлана. – Я, признаться, знаю только, что ему присужден большой долг по алиментам – и больше ничего. Взыскательница раз в год приходит, требует активизировать взыскание, а мы можем только из пенсии вычитать до прожиточного минимума. Еще имущество поискать хоть какое-нибудь.

– Так ты расскажи, не стесняйся. Статья у тебя хорошая была, а я про себя еще раз послушаю, – предложил старик. – У меня и вырезка где-то сохранилась, я ее берёг. Садитесь, гости дорогие.

Светлана бросила лисью шкуру в чемодан и села с явным облегчением, что больше не придется выискивать в пыльных закромах должника ценности на продажу. Стас выбрал стул почище и тоже сел. Он поначалу даже забыл, что нужно сделать хотя бы несколько фото, но теперь, когда Лава сказала, что этот эпизод в статью не войдет, спрятал телефон в карман. Пристав по обеспечению порядка остался стоять в сторонке. И Лава тоже садиться не стала. Она бережно поправила шкуру в чемодане и, опершись на спинку стула, начала свой рассказ.

– С первой женой у Гектора Арнольдовича детей не было. Они прожили вместе тридцать лет, потом он овдовел. А когда стал пенсионером, встретил молодую женщину, у которой был сын от первого брака. Несмотря на разницу в возрасте, решил жениться и усыновить ребенка. Так сильно влюбились?

Старик печально кивнул:

– Бес в ребро.

– Мальчик был проблемный, с ранних лет хулиганил, учиться не желал, воровал, а когда ему было четырнадцать, подсел на наркотики. Однажды парень напал на своего приемного отца с ножом, чтобы отнять его пенсию, и сильно его порезал. После этого Гектор Арнольдович поставил жене ультиматум: либо они отправляют сына на принудительное лечение, либо разводятся. Лечить его она не стала. Развелись. Но поскольку усыновитель обязан платить алименты, Гектор Арнольдович решил так: подарит жене квартиру, в которой они жили, сам переедет сюда – это жилье ему от матери осталось – а она напишет расписку, что получила с него алименты до совершеннолетия сына…

– Она написала? – удивилась Светлана.

– Как же, – снова кивнул старик. – Я расписку не прятал, хранил в ящике стола. А года через два она пришла ко мне сюда в гости, плакала, говорила, как хорошо нам было вместе… Осталась ночевать. Утром просыпаюсь: ни ее, ни расписки. И на следующий день она мне выкатывает иск по алиментам: и такой я, и сякой, сыном не занимаюсь, поэтому он и вырос наркоманом, прошу взыскать алименты и половину средств на лечение… А она его и не лечила. Но у ее матери знакомства были в столичном здравоохранении, и она в суд принесла документы, что платила очень много денег за его лечение и реабилитацию. Только я-то знаю, что она никогда его не лечила, а бегала по знахаркам, которые воду заговаривают – думала, колдовством его спасти от наркомании. Туда много денег отдала, это правда…

– А вы в суде не требовали проверить подлинность документов, отследить денежные потоки? – спросил Стас.

– Требовал, – кивнул старик. – Да только суд мне в ходатайстве отказал. Не любят там алиментщиков. Сказали: документ из клиники есть, печать настоящая, даже чек есть. А деньги она, может, наличностью отдавала, поэтому через банк не проследить. Откуда она его взяла, чей это был чек на самом деле – кто теперь скажет? Десять лет прошло. Меня в суде тогда так позорили и попрекали, что я даже обжаловать не стал. Думал: пусть их, что с меня взять? Кто бы знал, что жизнь так подорожает… Я даже курить бросил ради экономии.

– А восемь лет назад парень погиб от передоза, – закончила Лава. – Успел до этого много всего натворить… Но долг остался.

– Я только не пойму – ты-то откуда это всё знаешь? – спросил ее старик. – Другие журналисты писали, что в регионе появился новый крупный должник по алиментам, который окрутил молодую женщину и бросил в трудной ситуации, а ты – что дело темное, непонятное. И про квартиру, и про пропавшую расписку… Мы с тобой не встречались раньше никогда, я первый раз вчера утром тебя по телевизору увидел, а имя все эти годы помнил – «Лава Кирьянова». А ты знаешь про меня. Это как?

– Вы были известный охотник, многие в городе знали вас… – начала Лава, но ее перебила Светлана.

– У вас есть телевизор? – заинтересовалась она и хищно огляделась.

– У меня нет. Я к другу-охотнику хожу, на соседнюю улицу. Какие у вас, гости дорогие, будут ко мне еще вопросы?

– А почему у вас стулья такие странные? – спросила Лава. – Один удобный, остальные гнутые.

– А чтобы гости не засиживались!

Старик так смеялся, что даже закашлялся.

– Ну что, поехали по домам? – подытожила Светлана.

– Вы поезжайте, а я, пожалуй, останусь, – вдруг сказала Лава. – Я бы хотела, Гектор Арнольдович, если вы не против, немного походить по дому, пофотографировать, пока не стемнело.

– Тебе можно, – согласился старик. – Походи, посмотри, а захочешь – возвращайся, я тебе кофе сварю. Еды у меня никакой особой нет, одни макароны, а кофе хороший. Он мне вместо сигарет теперь.

– Лава, я тогда с вами, – сказал Стас. Ему не нравилось это место, но он должен был поближе познакомиться с главной подозреваемой. А еще надеялся получить ключи от квартиры Германа Кирьянова сегодня.

Он думал, она станет возражать, но она даже не удивилась его желанию и только кивнула. Когда приставы уехали, оставив бумаги об аресте чучела медведя и лосиных рогов, Лава включила фонарик и тихими, неслышными шагами вышла в коридор. Стас двинулся за ней. Они прошли несколько открытых комнат, пока Лава не свернула в одну из них. Там окна были заколочены, так что свет исходил только от ее фонарика. Лава подождала, когда Стас войдет, и попробовала закрыть тяжелую дверь. Не вышло.

– Дерево так сильно рассохлось, вы не поможете? – спросила буднично.

– Могу попробовать, – ответил Стас и, поднапрягшись, заставил толстую деревянную створку плотно встать в дверной проем. – Но здесь же ничего не видно. Как вы будете снимать?

– За это не беспокойтесь, – изменившимся до неузнаваемости тоном ответила Лава. В её голосе зазвучал раскаленный металл. – Кто вы такой на самом деле? – и она направила свет фонарика прямо ему в лицо.

Стас услышал, как в двери снаружи повернулся ключ.