Текст книги "Только об этом не пишите! (СИ)"

Автор книги: Sally KS

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Глава 3

Поразительные все-таки бывают душегубы, думала Лава рассеянно, дописывая статью. Сидели вшестером, выпивали, и вдруг гражданину ударила в голову не только водка, но и другая известная жидкость. И он сначала вывел в огород и до смерти избил одну собутыльницу, спрятав тело в теплице, а затем решил прикончить и остальных, чтобы не проболтались… Двоим из пятерых удалось выжить. При этом спроси подонка, по какой причине он взбесился, – выяснится, что ему либо на ногу наступили, либо посмотрели косо. Чем меньше интеллект – тем легче оскорбить эти тонкие чувства… Восприимчивые звероподобные натуры. Описывать их жизнедеятельность – будто ждать, пока стоматолог досверлит тебе зуб. Вроде бы ты и обезболен, а ощущения так себе.

Обезболивающее журналиста – цинизм. Понимание, что всё страшное и болезненное – прежде всего, хороший сюжет. Да, читатели любят уверять, что преступления и проблемы давят им на психику и разочаровывают в человечестве, а они хотят читать о порядочных людях и благородных поступках. Просто им кажется, что так они выглядят более респектабельными, этичными и высокоморальными. Но где они видели столько благородных поступков, чтобы хватало восхищаться ими раз в неделю? Когда перед Восьмым марта вышел номер, целиком посвященный добрым и светлым историям о женщинах, его охотно покупали только родственницы героинь, а остальные читатели реагировали очень вяло. Зато эксклюзивное интервью с начальником следствия об интернет-педофиле перепечатали все региональные СМИ.

Лава всегда чувствовала, что в неё этого обезболивания впрыснуто больше, чем в других. Даже когда поехала на своё первое задание – в деревню, где по недосмотру матери погибло трое детей – испытала лишь лёгкую грусть. Но в мире должно быть равновесие, и если где-то убыло, в другом месте прибудет… За обезболивание в стоматологии берут деньги. Вот и Лаве Небесный Стоматолог выписал особый счёт: вместо сопереживания она получила иной вечный зуд.

Иногда другие люди казались ей невыносимыми. Даже если они не преступники. Люди чавкали, громко слушали музыку, жевали жвачку, мусорили, поливались духами, шумели в своих квартирах так, будто живут на острове, и криво парковались. Только привыкнешь к одной их привычке, как к ней добавляется другая… Огромная пестрая толпа, надвигающаяся на тебя везде, где бы ты ни оказалась. И объяснять что-то бесполезно, и бороться с этим невозможно. Хорошо, наверное, когда у тебя есть способ не терпеть.

Почему лучше не привыкать, а сбегать, или гнать от себя всех, кому кажется, что это твои проблемы, ей еще в университете рассказал Герман: «Это ловушка, – сказал он. – Сначала тебе велят не осуждать других людей за то, что они плохо воспитаны и создают другим беспокойство. Потом тебе говорят, что это твои проблемы, потому что эти люди больше никому не мешает. А потом тебя начнут осуждать за то, что тебе что-то не нравится. Они сделают из тебя ненормальную, а себя – грубых, невоспитанных, неотесанных – представят как нормальных. И потребуют, чтобы ты их любила или даже постаралась заслужить их любовь. И заявят, что если тебе не нравится шум или чавканье – ты должна сама уйти и не мешать».

«Если вина 39-летнего мужчины будет доказана, его могут приговорить к пожизненному лишению свободы», – дописала Лава последнее предложение. Всё, теперь чай!

Такой редкий бесценный момент: в кабинете никого. Андрей Андреевич совещается с редактором, стажер ушел на свое первое задание в городскую администрацию, где решается судьба Соловьевского пруда, Гриша уехал с экономическим обозревателем Борей обозревать какой-то завод.

Гришка в целом был нормальный фотограф, только ужасно не любил ездить с Лавой на задания. Особенно после того, как они бежали через поле в лес по грязи от трактора, которым управлял бухой агрессивный мужик. Возмутился, что Лава пишет, как он мешает жить соседям. Гриша говорил, что в тех неприятных местах, где она добывает информацию, его обувь едва может вынести один сезон и мечтает не дожить до следующего. Как будто Лаве нравится пережидать в лесу, пока тракторист устанет и уедет. Зато какой прекрасный получился материал! И фотки просто огонь – как из хоррора. Гришка же сам потом за них получил награду, как лучший репортажный фотограф! И вообще, в резиновых сапогах надо в деревню ездить, а не в матерчатых кедах.

Вчера, говорят, в редакции было на редкость весело: Стас устроил настоящую вечеринку и не пожалел угощения. Даже Данилов пришел потусоваться с коллективом. Рано ушли только Лава – из-за встречи с мамой Кристины – и Ева, которой нужно было забирать дочку из садика.

«Умеет эта молодежь отрываться, поэтому я в жизни не замучу с ровесником», – сказала сегодня утром Марго и мечтательно улыбнулась. Видимо, ухаживания за стажером продвинулись.

Лава заметила, что малышка Ева тоже смотрит на этого мажора, как мультяшная принцесса – нежно и доверчиво. Типа, «а уж не рыцарь ли ты, добрый молодец?». Интересно, чья возьмет в итоге. Может, с кем-нибудь из коллег ставки сделать? Выбор непростой. Ева, конечно, юна и прелестна, зато Маргарита умеет добиваться своего. Сама Лава на работе хотела только одного: чтобы ее не доставали сверх меры. Марго всегда говорила, что она неспособна жить в удовольствие…

В маленький синий чайник Лава высыпала травяную смесь, добавила горсть шиповника и красной рябины. Покупной шиповник был продолговатый, глянцевый, красивый и мягонький. А тот, что рос на родительской даче, получался маленький, круглый, а после сушки сморщенный и жесткий. Для заваривания такой только дробить. Бабушка в детстве повторяла: «Дерево латинское, лапы богатырские, когти дьявольские». Лава его любила. По осени брала газету «Реальный Кротков» и заваливала всех убийц и мошенников круглыми оранжево-красными плодами. Придавленные, они сдавались и исчезали. Когда родители вырубили колючие заросли возле дома, чтобы посадить кусты, которые будут добрее к людям, Лава почти перестала к ним ездить. Без шиповниковой невысокой, но густой и колючей стены дом стал голым. Лишился защиты. Теперь это чужое место.

К ней шиповник всегда был добр, и когти его её как-то обходили. Уезжая в город в сезон цветения, она находила розовые лепестки то в ботинке, то в кармане куртки, то в сумке. Лава и сейчас, закрыв глаза, могла вспомнить те ароматы – сначала дурманящий от цветов, затем успокаивающий от сушеных плодов. Еще был запах ночной реки и зов Германа: «Лава, без тебя мы не можем замкнуть круг!» Смех, прохладные ладони, успокаивающая темнота…

Из последних плодов родительского шиповника Лава смогла вырастить новые кустики у себя в квартире на балконе. Они цвели, но больше не плодоносили. Им было нужно гораздо больше земли.

А теперь, когда покончено с работой, снова к нашим проблемам…

Итак, вещи Кристины вывезены с похвальной быстротой. Когда она вчера помогала Надежде Ивановне их собрать, сначала разговор не клеился. Мама Кристины упомянула, что девочка проходит лечение от пережитого стресса, а любые попытки задать уточняющие вопросы возмущенно пресекла: какая разница бывшей арендодательнице, что случилось, если теперь их деловые отношения закончены, а личные даже не начинались⁈ И тогда Лава показала ей видео.

Вот Кристина и Саша поднимаются на лифте в квартиру, Саша вскоре уходит. Как только он открывает двери подъезда, с улицы заходит некий человек в низко надвинутом на глаза капюшоне. Лица не видно, непонятно даже, мужчина это или женщина. Фигура невысокая, плотная. Человек поднимается на шестой этаж и подходит к квартире Лавы. Звонит. Кристина открывает не сразу. Видно, как человек что-то ей говорит через дверь. Наконец, она впускает его.

– Кристина ничего вам не говорила? Кто этот гость?

– Нет, – Надежда Ивановна с таким страхом и изумлением смотрела видео, что Лава сама испугалась: вдруг и этой потребуется помощь медиков? Еще не хватало…

– Обратите внимание на время, – продолжала она решительно, не давая женщине опомниться. – Незнакомец выходит из квартиры в пять двадцать. А Кристина отправила Саше прощальное смс в пять ноль восемь – он мне сам показал. То есть она писала это сообщение – если это вообще была она сама! – когда гость был еще в квартире. Он сделал всё возможное, чтобы мы не видели его лица. Хорошо бы расспросить Сашу, вдруг он запомнил хоть какую-то примету, всё-таки они столкнулись в дверях.

– И как это понимать⁈ – воскликнула Надежда Ивановна. – Кристина сказала: она не знает, что на неё нашло, не помнит, что делала после ухода Саши. Вот она закрыла за ним дверь – а потом уже стоит на окне, кричит, ей холодно, она же была в одном платье, ей страшно, но она почему-то не может перестать кричать.

– Вы на наркотики её проверяли?

– Наркотиков она не принимала, врачи смотрели анализы, – уверенно сказала женщина без малейшей паузы. – Было немного алкоголя в крови… Вы можете мне это видео скинуть? Я покажу Кристине, возможно, она что-то вспомнит… Вы думаете, этот человек опасен?

– Думаю, что очень, – задумчиво сказала Лава.

– Может, тогда лучше ничего ей не говорить? Забыла его – и хорошо…

– Дело ваше, конечно, а если он её не забыл?

– Мне что, надо обратиться в полицию?

– Если бы у меня была дочь, которую неизвестное лицо за час смогло почти что довести до самоубийства, я бы обратилась, – кивнула Лава. – Больше всего этот человек похож на наркодилера, но если у Кристины чистые анализы – то я не знаю, что предположить. Какая-то секта? Или какая-то игра, где молодые люди выполняют задания?

Надежда Ивановна некоторое время складывала свитера Кристины, пытаясь взять себя в руки, а потом посмотрела очень подозрительно.

– Скажите… А вы собираетесь об этом статью писать?

– Нет, конечно, – буркнула Лава. – Мне это и в голову не приходило. Меня соседи со свету сживут. Решат, что я привела в этот дом сатану и наркоманов.

Надежда Ивановна от радости даже не обиделась.

– Я к вам отправлю свою уборщицу, – сказала она с облегчением. – Не надо вызывать клининг – сразу начнутся вопросы после сюжета по телевидению, нас и так уже замучили расспросами. Ещё в интернет просочится рисунок этот ужасный и наша фамилия… А уборщица будет молчать, она в нашей семье давно работает, Кристину хорошо знает.

Лава достала из сумки китайскую помаду.

– Рисунок был сделан вот этим. Покажите Кристине – может быть, она вспомнит что-нибудь.

– Вы думаете, это она рисовала?

– Нет, – твердо сказала Лава. – Думаю, это была не она.

Надежда Ивановна вдруг аж просветлела лицом.

– Это же прекрасно! – воскликнула она. – Значит, мне не надо компенсировать вам ущерб!

Черт, как же так! Прокололась. Хорошо эти блондиночки умеют устраиваться, обалдеть просто! Лава чуть не зарычала.

И вот, когда редакция веселилась, а Лава, добравшись, наконец, до своей квартиры, делала успокаивающую ванну с травами, мама Кристины позвонила и ничем не обрадовала: Саша вообще не помнит человека, с которым столкнулся рано утром у подъезда. Не обратил внимания. Сначала уверенно сказал, что это был мужчина, но потом усомнился. Человек был невысокий, плотный, в темной одежде, в капюшоне – вот и все приметы. Гриша тоже не смог обработать изображение настолько, чтобы видно было хоть какие-то внятные черты. Таинственный гость хорошо подготовился, чтобы его было невозможно опознать.

И Лава поклялась себе, что непременно его разыщет. Хотя бы для того, чтобы он заплатил за ремонт. Бесшовные флизелиновые обои премиального качества это не гусь натоптал. У нее самой на такие никогда денег не хватит. И пусть она, Лава, сама по себе не премиального качества, но это никого касаться не должно.

Вчерашний сумасшедший день к вечеру свалил её с ног, но она всё равно спала плохо. Мерещились странные люди в капюшонах, которые пытаются проникнуть в ее квартиру. Ночью проснулась со пугающей и нелепой мыслью: тот человек, который приходил к Кристине, нацелился на Кристину или… на неё? Вдруг он оставил в квартире, кроме рисунка, что-то очень плохое? Надо еще раз всё проверить… Ругая себя за паранойю, в два часа ночи Лава снова и снова смотрела камеры подъезда, но к квартире Германа никто не подкрадывался, и у входа подозрительные личности не топтались, тайные знаки не рисовали…

* * *

Стас вернулся из администрации будто бы оглушенный с непривычки.

– Не думал, что какой-то пруд может вызвать такую реакцию в людях, – сказал с нескрываемым удивлением. – Все так кричали и перебивали друг друга, что мэр даже стукнул кулаком по столу.

– Представляю, – кивнула Лава. – А что решили в итоге?

– Мэр сказал: не могут пруд засыпать, в нем есть редкие растения, – с готовностью доложил стажер. – Но пообещал поставить ограждение.

– Забор вокруг пруда в парке? – фыркнула Лава. – Идиоты… Кстати, звонили приставы. Они перенесли свой рейд на сегодня, а Гриши все равно нет. Поедете со мной? Или надо хотя бы первые впечатления переварить?

– Поеду, – согласился стажер без раздумий. – Никогда не был в рейде и вряд ли когда-то еще буду.

– Вам временное удостоверение уже сделали?

– Да, – Стас показал красные корочки с надписью «пресса».

– Прекрасно. Если у вас спросят, на каком основании находитесь и еще и фотографируете, скажете коротко: «Оперативное сопровождение» и махнёте корочками так, чтобы слово «пресса» было не видно. Постарайтесь выглядеть старше и строже. Будто вы не журналист, а… допустим, сотрудник госбезопасности. В конце концов, материнство и детство – вопрос государственный, – объяснила Лава и улыбнулась.

– Но мне же не надо будет представляться… сотрудником?

– Нет, конечно! – заверила она. – Врать словами через рот не стоит. Но придать себе солидности, чтобы никто не пытался помешать, – это обязательно. Я бы съездила и одна, но тяжело одновременно разговаривать с людьми, которые не хотят с тобой общаться, и снимать людей, которые не хотят, чтобы ты их снимала. У приставов будет человек, который должен следить, чтобы никого не побили, но его зона ответственности – другие приставы, а за нас у него голова не болит, нас ему не жалко. Поэтому снимайте лучше на телефон. Оперативному сотруднику фотоаппарат вообще ни к чему. Да его и нет, его Марго забрала, у нее интервью с артистом.

– А вас когда-нибудь били на заданиях? – полюбопытствовал Стас и, кажется, смутился от бестактности своего вопроса.

– Пока нет. Тот неадекватный таксист был максимально близок к этому, но уголовку получить пока никто не хочет, – ответила Лава сдержанно. Вспоминать таксиста было неприятно.

Она наблюдала, как Стас аккуратно развешивает на спинке кресла свой красивый песочного цвета льняной пиджак. Сегодня мажор… то есть стажер пришел в какой-то замысловатой темно-синей футболке-поло с вышитым бежевым логотипом. Подходящая одежда для визита в администрацию (пусть знают, что в редакции не одни босяки работают!), но не в притон к алкоголикам. Сама она была всё в тех же чёрных джинсах и косухе, но уже не в футболке, а в свободной серой рубашке, и ботинки выбрала грубые, на толстой подошве. Зато с утра успела немного укротить непослушные волосы и накраситься.

– А фотографии, которые я сделаю, пойдут в газету? – спросил стажер.

– Обязательно, – подтвердила Лава. – Только все лица замажем. Не имеем права показывать.

– Зачем тогда их фотографировать?

– Чтобы были иллюстрации к материалу. Всегда в них есть какие-то интересные детали – майка растянутая или бутылка пива в руке, или жест какой-нибудь угрожающий… Ну, и приставы добавляют колорита. Без картинки с места событий статья теряет половину интереса. Даже если фото не очень, оно лучше, чем портрет пристава хорошего качества, – пожала плечами Лава. – Но по закону мы не имеем права публиковать лица людей и домашнюю обстановку без их согласия.

– Но у того таксиста, который умер, вы лицо не замазывали на фото?

– Мы собирались, но потом решили оставить. В конце концов, он на камеру признавался, что специально обманывает стариков, а при наличии такого видео можно было доказать, что журналист действовал в общественных интересах, – Лава вздохнула. – Только все равно никакого толку. Этот умер, так другие остались. А людей как ни предупреждай, чтобы не садились к бомбилам на вокзале, – все равно будут садиться… Вы сейчас отдохните часок – и будем к приставам собираться.

– Так рано? Всего пять часов. Я думал, рейды поздно вечером проходят, когда все дома.

– А мы и пробудем допоздна, – подтвердила Лава.

– Может быть, тогда сходим с вами во вчерашнюю кафешку, перекусим перед долгой работой? – предложил стажер. – Мне там очень понравилось. В Питере кофе лучше, но так вкусно не готовят.

– Вы сходите, а мне еще кое-что нужно доделать, – уклонилась Лава. А мысленно добавила: «Я не дочь Рокфеллера, чтобы каждый день ходить в недешевое кафе».

– Жаль, – огорчился Стас. – Я не могу в общепитах есть один, обязательно нужна компания. Думаете, Ева согласится?

– Сходите к ней в кабинет и узнайте, – улыбнулась Лава. Кажется, Марго ждет разочарование.

Через полчаса после ухода стажера, когда она вдоволь отдохнула с музыкой в наушниках, наслаждаясь одиночеством и тишиной, в кабинет влетел редактор Игорь Данилов, огляделся и запер дверь на ключ.

– Есть разговор! – объявил он.

– Ладно, – Лава даже не сильно удивилась. Данилов любил обставлять такие вещи драматически, будто происходит что-то из ряда вон выходящее. – Чай будешь? Остыл, зато шиповник настоялся.

Он махнул рукой: наливай. Лава взяла маленькую синюю чашку из своего набора и не без удовольствия налила ее почти доверху. Данилов подсел к ее столу и отхлебнул предложенный напиток с таким лицом, будто это не лучший плодово-травяной чай, который он когда-либо пил, а рядовое пойло из пакетика.

– Что случилось? – поторопила его Лава.

– Угомони свою подругу, – сказал Данилов недовольно. – Я не хочу скандалов и склок. А она вчера на бедного стажера чуть ли не верхом залезала. Мессалина завелась какая-то, а у нас не эротическое издание. Не баба, а ведьма натуральная. Даже неудобно перед посторонним человеком!

– Мешать Марго ухаживать за мальчиком? Нетушки, – возмутилась Лава. – Они оба люди взрослые, разберутся.

– Он не знал, куда от нее деваться! – возмутился редактор. – Ей уже за сорок, ему двадцать с небольшим! Где это видано?

– А меня-то ты почему отчитываешь⁈ Он, конечно, молоденький, но все же совершеннолетний! И судя по тому, как свободно общается, явно не тихоня, которого легко ущемить. Захочет – купит себе железные штаны с сейфовым замком. Захочет – трахнет старушку. Или отошьет ее без лишних телодвижений. Или обратно в Питер сбежит.

– Не поможет ему бегство, – усмехнулся Данилов. – У Марго в Питере дочка учится, она там тоже все ходы и выходы знает.

Лава засмеялась.

– Игорь, я тебе сочувствую, конечно, но не от всего сердца. Когда Боря с Леной встречались, а потом расстались, никто ведь не бегал вокруг них с воплями: что творится, взрослые люди вступают в отношения!

– Так это Боря с Леной, – развел руками редактор. – Он адекватный, она адекватная. Правда, она потом уволилась, когда их отношения закончились, но тихо же, спокойно, без нервов. А Марго… ты меня прости, конечно, но она в чем-то весьма патологическая личность. Ей прямо удовольствие доставляет, когда она мутит воду и кого-то нервирует. А я не хочу, чтобы в коллективе начались распри. И ты можешь на это повлиять!

Лава вскочила и забегала по кабинету.

– И слушать не хочу! Игорь, ну ты совсем, что ли? Ты хочешь, чтобы я уговаривала Марго не приставать к мальчику⁈

– Лава, ты пойми… Там уже драма начинается! Надо ее как-то потушить!

– Какая еще драма? – раздраженно спросила Лава. Лучше бы сама вторую чашку чая выпила, чем тратить её на редактора и слушать этот бред. Весь мир детсад, а я в нем воспитатель…

– Ну, слушай, – Данилов понизил голос и покосился на дверь. – Андрей Андреич сказал, что вчера, пока вы со стажером ходили в кафе, а Маргарита здесь зачитывала письмо, он видел, как Ева подошла к столу стажера и что-то положила ему в ноутбук, а Марго потом это достала и положила что-то свое! Если наши девицы сцепятся из-за этого Стаса, то даже после его отъезда работать им вместе будет невозможно. А я не хочу терять ни одну, ни другую. У нас и так дефицит кадров, что бы ни говорил учредитель. Стажер этот покрутится здесь месяц-другой и уедет. Но если Марго уведет у Евы кавалера, Ева расстроится и уволится. И её возьмут в любое другое издание.

– Это еще почему? – осведомилась Лава. – Когда наша малышка стала нарасхват?

– Не хотел тебе пока говорить… – Данилов помялся и взглянул на свою сотрудницу даже как-то немного испуганно. Будто боялся ее реакции. – Через неделю ей вручат премию за лучший социальный очерк.

– Так уже и результаты конкурса известны? Что там завещал покойный Тихомиров? Я пролетела?

– Ты – пролетела. Репортаж из такси был отличный, ты сама знаешь, но жюри…

– И кому же дадут «лучшего репортера»? – перебила Лава.

– Сотникову из «Кротковского вестника». За статью из детского дома.

Лава с деланным равнодушием вернулась за компьютер и пожала плечами.

– Конечно, как не дать премию за текст с фразами типа «детские глаза, наполненные слезами»… Жюри обмочилось, наверное, от умиления. Брр, даже не верится, что мужик может писать такие сентиментальные тексты. Отличная работа – съездить к сиротам, всех пожалеть, ничего нового не сказать – но ты лучший репортер, потому что дети бедные, а ты высокоморальный! Ладно, обойдусь, – она сама удивилась, как холодно и тяжело стало в груди. Уже в который раз ее обходят и премией, и званием. Данилов кивал в знак согласия, но явно не хотел продолжать этот неприятный разговор. – Слушай, Игорь, давай ты больше не будешь мне говорить про этот треугольник, ладно? И Марго, и Ева неподходящая пара этому Стасу, и они это тоже понимают. Ева, конечно, милая, но она… как бы тебе объяснить… совсем не в стиле таких вот мажоров. Это и в сериалах выглядит ненатурально, а в жизни и тем более. И она хоть и самая молодая из нас, но его все-таки старше, и у нее дочке пять лет. Зачем ему девушка с таким приданым? Ему надо такую же беззаботную и модную. И они обе, и Ева, и Марго, понимают, что он здесь не останется, так что рассчитывать на него как на спутника жизни ни одна не будет. Марго это в принципе не надо, а Ева хоть иногда и кажется глупышкой, но она достаточно практичная, и понимает, что не увезет он ее в Питер с дочкой в светлое будущее. Максимум сводит в кафешку разок-другой, переспит и отчалит. Поэтому не будут они ссориться с Марго. Не из-за чего.

– Вот ты, вроде, женщина, а я будто с роботом разговариваю, – Данилов с досадой отодвинул пустую чашку. – У нас барышни могут поцапаться из-за того, что одна другой бусики раскритиковала. А тут целый мужик. Лава, я же не прошу тебя им там свечку держать! Просто поговори с Марго осторожно… Пусть делят стажера, как хотят, но чтобы она девочку не заклевала потом. Нам Ева самим нужна.

– Ладно, – нехотя буркнула Лава. – Как-нибудь поговорю.

Снаружи кто-то дернул ручку двери, а потом деликатно постучал. Данилов отпер кабинет и широко улыбнулся Стасу:

– А у нас тут совещание!

– Я готов к рейду! – объявил стажер.

Из-за его спины в свой кабинет прошла улыбающаяся белокурая Ева.