Текст книги "Только об этом не пишите! (СИ)"

Автор книги: Sally KS

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Глава 20

– Я не знаю, что такое ведьмино рясно, поэтому взял за основу кельтский торквес, шейное кольцо, – взволнованно сказал Артём. – Но там, если по уму всё делать, работы немало. Если бы ты мне дала хотя бы недели две…

– Нет у меня двух недель! – нетерпеливо перебила Лава. – И у тебя их нет! Сколько можно тебе объяснять! Показывай.

Он откинул край лежавшего на столе чистого льняного полотенца. Вот и готовое ведьмино рясно: кручёный разомкнутый обруч с завитками на концах. Что же… Просто, грубовато, но вполне даже аккуратно. Она думала, будет хуже. Но видно, что кузнец старался как мог, времени не терял.

– У меня шлифовальный станок для таких вещей не очень подходит, там надо другой тип, я украшения никогда раньше не делал, – оправдывался Артём, который, видимо, пытался угадать по выражению её лица, принимает ли она работу. – Но я…

Лава остановила его движением руки.

– Сейчас мы его проверим, – решила она. – Где петух?

– Отмокает в ведре третий час, как ты велела.

Да, времени потеряно много, а все из-за этого предателя. Впрочем, ситуация обернулась гораздо лучше, чем могла бы.

Пришлось выбираться из леса самостоятельно, от помощи Никиты она, конечно, отказалась. Когда он сказал, что отвезет ее обратно к Артёму, резко ответила:

– С тобой – никогда и никуда. Сама доберусь.

Теона стояла рядом с такой печальной понимающей улыбкой, что хотелось ей врезать. Наверняка она ощутила запах лаванды и липы и смогла сложить два и два.

– Ты заблудишься, – заявил этот негодяй снисходительным тоном. – Хватит обижаться, садись. Можешь сама Артёму всё рассказать, я тогда не буду.

Добрый какой. Лава с возрастающей ненавистью посмотрела ему в лицо и, четко разделяя слова, сказала:

– У нас, у журналистов, отличное чутье на человеческие беды, слабости, проблемы. Лучше всякого навигатора! Я себе антеннку подкручу в голове и доберусь куда мне надо.

– Но мы довольно далеко от Погорелова, – напомнил Никита. – Антеннка возьмет такое расстояние?

Да пошел ты… Лава резко развернулась и решительно пошла по тропинке. Понять, где пролегает трасса, было несложно – звуки, пусть слабые, долетали и сюда. Все-таки здесь не чаща и не бурелом, а дальше перелесок и поле, разъезженное сельскохозяйственной техникой, по нему и добирались сюда, а там уже и нормальная дорога. Лава убедилась, что скрылась из зоны видимости Теоны и Никиты, и вместо того, чтобы двигаться в сторону асфальта, зашла глубже в лес. Пусть они думают, что она идет на шум машин. Не может быть, чтобы у этой речки не было хоть пары глубоких мест…

Сделав крюк, она вернулась к весело бегущей воде и теперь двигалась вдоль берега. Когда дошла до большого серого камня, сердце радостно забилось: ну вот же! Камень был слегка нагрет майским солнцем, а зеленый мох лишь слегка лип к его подножью. Это место подходит. И здесь, похоже, довольно глубоко для такой речушки.

Она без колебаний разделась и постояла босыми ногами в траве. Слушала ступнями, как шумят земные соки, как суетятся в почве ее маленькие обитатели, как деревья и растения готовятся пустить по ветру семена… У реки дно песчаное и течение быстрое – значит, ила и водорослей мало. Очень хорошо…

Осторожно вошла в воду. Только бы хватило глубины… Сначала умылась, стоя лицом к солнцу, потом погрузилась в колючий холод до середины бедер, по пояс, по грудь, по шею и позволила реке нести себя по течению. «Пречистая река, прошу не шутя, прими меня как свое дитя, смой с меня щипоты, ломоты, хитки, притки и ветрены переполохи, дай мне сил твоих крохи… Бед моих семьдесят семь, унеси их все…» От знакомых с детства слов по коже побежало тепло, разглаживая мурашки и давая ощущение покоя и счастья. Она теперь чувствовала не холод, а лишь легкую прохладу, которая приятно освежала ставшее горячим тело. Ощутила, как дно ускользает, и осталось совсем чуть-чуть до полного погружения в воду. Чтобы только волосы, как темные водоросли, шевелились на поверхности. А потом нырнуть и исчезнуть на несколько мгновений…

«Река, река, в русле беги, меня береги, врагов моих не пусти, убери с моего пути и коренья, и каменья, и острые стрелы, и худое дело, и злые капканы, и черные раны…»

Она вынырнула, развернулась против течения и, продолжая повторять наговор, свернула к берегу. Вышла, отжимая волосы, растрепала их, чтобы быстрее сохли, и сладко потянулась. Теперь еще полежать на камне, подставляя обнаженное тело солнцу и ветру, пока не высохнет последняя капелька воды… Какое блаженство – смыть с себя все бесполезные запахи, чувствовать, как кровь начинает бежать быстрее, кожа задышала, руки и ноги стали горячими, сильными, а голова наполнилась особой сияющей пустотой, от которой даже перед глазами проносятся маленькие звездочки. И теперь, на что бы ни упал взгляд, всё обретает новые цвета и краски – более яркие, сочные, глубокие. А препятствия становятся полупрозрачными, малозначительными.

Из счастливого ощущения полёта её вернул телефонный звонок. Кузнец.

– Куда ты пропала? Я тут… ах, ты, чтоб тебя… петуха давно принес, этот черт меня клюнул уже трижды, сидит в мешке, орет, бьется, – говорил он, а голос его звучал то громче, то тише – видимо, пытался как-то справиться с агрессивной птицей.

– Решаю нашу проблему, – лениво проговорила Лава, еще не опомнившись окончательно. С каким-то особенным удовольствием она слушала недовольные птичьи вопли и возню. – Шкурай и потроши петуха пока и замочи его в какой-нибудь посудине поглубже.

– А ты где?

– Набираюсь сил. Не отвлекай меня еще час или лучше два. И привези из кузницы рясно – как есть, что успел.

– Ладно, сделаю, – согласился кузнец, уловив новые интонации в ее голосе. Он явно был разочарован, что придется одному возиться с петухом, но что он думает, она какой-то Джек-Потрошитель? Она тоже раньше никогда такого не делала. Все когда-то бывает в первый раз.

Еще немного подремав на камне, оделась, обулась в тяжелые ботинки и не спеша пошла в сторону трассы. Слушала, как шумят деревья и птицы, подходила к соснам, чтобы вдохнуть аромат капелек свежей смолы на стволах. Сорвала пару набухших почек и с наслаждением разжевала. Чуть не засмеялась, когда ее щеку задела стайка бабочек-голубянок. Любовалась, как цветут сирень, черемуха, акация, дикая яблоня… «Ты заблудишься». Ха! Не было случая, чтобы ведьма заблудилась в лесу.

На автотрассе подняла руку, чтобы поймать попутку до Погорелова.

– Опять вы, волонтерка? Далеко гуляете!

Тот же водитель, который подвозил их с Лёшей, когда она первый раз появилась в этих краях.

– Вы к Илье Пророку? – уточнил он, уверенный, что она едет убирать территорию старой церкви.

– Нет, я сегодня чуть подальше, в Погорелово, – Лава улыбнулась, даже не стараясь выглядеть застенчивой. Как приятно перестать притворяться! – Можно с вами?

– А садитесь! Только я вас до самого Погорелова не повезу, на отворотке высажу, ладно?

– Конечно, я с удовольствием прогуляюсь.

Над дорогой светило яркое солнце, но Лава видела: вдалеке небо наливается не видной пока большинству людей свинцовой серостью. Значит, к ночи будет гроза, и они едут ей навстречу. Неужели ей до такой степени сегодня везет?

Грозу любят не все ведьмы, но Лава во время разгула стихии чувствовала прилив энергии и необъяснимую радость. Ничто так не наполняло ее силами, как моменты, когда молния ударяла совсем рядом, а гром оглушал всех, кто не успел спрятаться. Каждый грозовой разряд добавлял ей радости. Значит, все-таки будет Илья Пророк и его грохочущая колесница!

Когда она, наконец, добралась до Артёма, он уже заметно нервничал. Тушка петуха замачивалась в ведре, а прочие бренные останки лежали в мешке из-под картошки. На столе, уважительно закрытый чистым льняным полотенцем, покоился Предмет.

– Как ты будешь его проверять? – спросил кузнец.

– У тебя есть железный бак?

– Да, в огороде.

– Не дырявый?

– Вроде нет.

– Тогда тащи его куда-нибудь за дом, где соседи не увидят, кидай шкуру, перья и внутренности петуха, положи пару маленьких сухих поленьев и поджигай.

– У меня сегодня нет кузнечного огня, ты же не просила, – растерялся Артём.

– Сегодня хватит обычных спичек, – Лава завернула рясно обратно в полотенце, и они вышли на улицу.

В отсутствие жены огород свой кузнец запустил. Видно было, что кое-где натыкал лук и чеснок, засеял чем-то еще пару грядок, а несколько штук капустной рассады одинокому отцу явно дали сердобольные соседки.

Несколько самых красивых черных перьев покойного петуха Лава забрала себе, остальное кузнец вытряхнул в бак и поджег. Лава высыпала сверху взятые из редеющей на глазах коллекции сушеных трав малиновые гроздья амаранта, веточки ясеня, лавровый лист, гвоздику и полынь. Огонь, который разгорался неохотно, забегал веселее. Шепнула: «Духи огня, закалите оружие мое, сила огня, развяжи все узлы мои, правда огня, обожги всех гонителей моих… Я одна не сгорю, своё зелье сварю, от беды себя заговорю…» – и бросила туда (кузнец только охнул от неожиданности) ведьмино рясно.

– Не смотри, – велела Артёму. – Пусть горит.

Так и сидели возле бака на низенькой скамеечке. В нем что-то потрескивало, стучало, гудело и даже позвякивало. Всполохи огня сначала были алые, затем оранжевые, наконец – светло-желтые, почти без дыма, словно в баке лежали не дрова, а мощный фонарь с дневным светом.

Кузнец так внимательно рассматривал Лаву, что она спросила сама:

– Почему ты так странно смотришь?

– Ты вернулась какая-то… не такая. Светишься, – ответил он и улыбнулся.

– А почему улыбаешься?

– Костян сказал – ты с Никитой уехала. А ты сказала – решаешь проблему… Я сразу заметил, что вы друг другу нравитесь.

У нее было такое хорошее настроение, что даже не хотелось резко отвечать.

– Забудь, – сказала коротко. – Никита тут ни при чем.

Очень скоро огонь начал затухать. Когда из бака заструился светло-серый дым и запахло чем-то горьким, но при этом свежим, Лава встала и низко наклонилась над сгоревшими останками. В золе лежало ведьмино рясно – новенькое и гораздо более блестящее, чем раньше. Она протянула руку и дотронулась: чуть теплое, даже не горячее. Вынула свой полностью готовый Предмет, сдула с него крупинки золы и сразу же надела на шею. Ах, какие искры побежали внутри! Как сладко заныло все тело: наконец-то, наконец-то можно сбросить оковы обычной жизни и стать собой!

Артём растерянно смотрел на то, что осталось в баке: горсть пепла и больше ничего.

– Как такое может быть? – растерянно спросил он, вороша в баке веткой. – Не могло же всё сгореть в пыль, перья вообще плохо горят, для них нужна температура гораздо выше… И как ты не обожглась? Это же против законов физики? Что это значит?

– Значит, что ты настоящий кузнец! – Лава расхохоталась над изумленным выражением его лица и погладила свое украшение. А про себя добавила: «…а я – настоящая ведьма». Она скомандовала:

– Сейчас идем в дом готовить петуха. Если вы с сыном захотите есть – придется терпеть. Я заварю вам кое-какие травки, чтобы сбить чувство голода. Но оно все равно будет сильным.

* * *

Предупредила: телефоны перевести в беззвучный режим, а лучше выключить. Ни с кем посторонним не разговаривать, пока варится лекарство.

– Электромагнитные волны плохо влияют на магию, типа как на пчел? – спросил Артём.

– Нет, – ответила она эрудиту. – Просто меня раздражает и отвлекает. Все окна надо плотно зашторить. Там, где нет занавесок, или они короткие, прикрепи простыни.

Кузнец пошел исполнять.

Бульон из черного петуха был готов через три часа. Пока он важно и неторопливо бурлил в самой большой кастрюле на медленном огне с целой луковицей, морковью, лавровым листом, двумя зубчиками чеснока и перцем горошком, Костя весь извелся: «Пап, а когда будет готово?» Артём плотно закрыл дверь в комнату сына.

Весь последний час аромат был просто непереносимо вкусный. Никакая курица такой плотный, крепкий бульон не даст. Если бы можно было раздобыть стебель сельдерея, хотя бы веточку тимьяна или розмарина, немножко листьев шалфея… Но идти по соседям Лава кузнецу запретила. Лечение сына – дело такое, что нужно обходиться своими силами и средствами. В том, что касается участия посторонних людей, нужна полная стерильность: никогда не знаешь, с каким чувством и намерением даст тебе немножко из своих запасов чужой человек. Может, он жадный, но отказать не может из чувства приличия. Или у него сегодня голова болит, и он дает, лишь бы от него отвязались. Рисковать нельзя.

За стол сели в радостном предвкушении. Правда, Костя, изголодавшийся с утра, разочарованно уставился в тарелку, где плавали кусок луковицы, целая морковь, лавровый лист и несколько горошин перца. Варёный петух лежал в большом блюде.

– А лапши сюда нельзя было добавить? – жалобно спросил он. – Или картошечки?

– Нельзя, – отрезала Лава.

– А хоть хлеба кусок можно?

– Ты сначала попробуй, – поспешно сказал Артём, видя, как брови Лавы сдвигаются. В отличие от сына, он точно знал, что этой женщине нельзя противоречить.

В молчании все трое взяли ложки и осторожно зачерпнули прозрачный бульон теплого солнечного цвета в первый раз. Дальше движения едоков ускорились. Кузнец первым съел морковь и лук, а бульон выпил из тарелки через край. Костя увлеченно орудовал ложкой, больше не заикаясь о добавочных продуктах. Лишь один раз робко уточнил:

– А лук обязательно весь съесть? Нет, очень вкусно, правда, но лук…

– Необязательно, – улыбнулась Лава. Она ела неторопливо, наслаждаясь каждым глотком. Никогда не варила петуха, и не думала, что это настолько целебно. Она и сама порядком изголодалась, особенно после плавания в холодной воде. В отличие от них, ей необязательно было голодать, но не хотелось никакой случайной еды. Лучше потерпеть. Сейчас мужчины почувствуют, как по жилам растекается новая сила. Они ощутят то непередаваемо счастливое и эфемерное, что зовется надеждой. Лава протянула кузнецу острый нож.

– Теперь надо разделать птицу. Костя, тебе – ноги, – объявила она. – Ты должен твердо встать. Артём, тебе – тушку. Для выносливости. А крылья мне. Чтобы дальше лететь.

– Мы его целиком должны съесть? – кузнец выглядел озадаченным – все-таки у него был самый большой кусок.

– Нет, конечно, – терпеливо объяснила Лава. – Ешь, пока не почувствуешь сытость. Остальное потом, и дальше это уже будет просто еда, поэтому добавляйте что хотите – лапшу, картошку. Хоть что.

Когда и с мясом было покончено, Костя довольно заулыбался.

– Давно с такой охотой ничего не ел, – сказал он. – Я еще вчера вечером заметил, что еда будто бы вкуснее стала.

– У тебя же сил прибавилось, – подтвердил кузнец.

– Теперь всё, я буду здоровым?

И оба посмотрели на Лаву.

– Мы окна завесили плотно не для того, чтобы никто не увидел, как мы едим, – усмехнулась она. – Сейчас я снова буду варить… кое-что. Ты, Костя, пока посиди или полежи.

Когда парень послушно ушел в свою комнату, Артём проводил его взглядом и радостно заметил:

– Сегодня он ходит еще увереннее, чем вчера! И я уже год не видел, чтобы он столько ел за один раз! А что теперь?

– Теперь я буду делать то, о чем мы договаривались, а ты займись чем хочешь. Можешь пока с ним посидеть, мне помощь не нужна.

– А можно посмотреть, как ты… работаешь?

Лава кивнула. Обычно такое не позволяется, но Артём – кузнец, а у неё на шее ведьмино рясно, дело его рук.

Она раскладывала травы, крутила свечи. Жаль, нет времени сделать масляную вытяжку из самых эффективных растений. Да и запас ее неполный, лежал на работе на случай экстренных спешных ситуаций. Из актуального – лаванда, полынь, зверобой, крапива, чертополох… А из масел только грецкий орех, который здесь бесполезен, слабенький лемонграсс и розмарин, сам по себе очень полезный, но в компании с белым шалфеем было бы лучше… И вощины только на шесть свечей. А нужна ещё седьмая. Иногда можно сэкономить и сделать свечу потоньше, разделить на две части, но сейчас не тот случай.

– Артём, у тебя дома свечи есть какие-нибудь?

– Жене на Новый год дарили, – сказал он без удивления и полез в нижний ящик кухонного гарнитура, куда скидывали, видимо, все ненужное. Он выставил перед Лавой небольшие цветные свечки в виде бегемота, зайца и собаки. Лава придирчиво понюхала каждую и оставила зайца.

– Это пчелиный воск, – объяснила она. – Остальные парафиновые, не нужны.

В зайца нужно как-то втопить немного полезной травы… Ладно, попробуем. Подрасплавить свечку в чашке, насыпать сухоцветы, дать застыть… Кружок «умелые ручки», мать его! Но куда деваться? Кузнец свою часть уговора выполнил. Рясно лежит на шее хорошо, уютно, будто сделано точно по ее мерке.

Когда приготовления были закончены, и Лава поднесла горящую спичку к первой свече, за окнами вдруг раздался шум сразу нескольких машин, а в дверь решительно постучали. Никогда такой стук не означает, что бабушка прислала посылку с домашними заготовками или соседка просит в долг пятьсот рублей.

Артём посмотрел в щель между штор.

– Какие-то люди в черных футболках с красными солнцами, – сказал недоуменно. – Бородатые. Человек десять. Может, ошиблись домом?

– Дерёт их леший, – яростно выругалась Лава и стиснула свечу. – Это «Отряд единой правды».

– Кто такие? – настороженно спросил кузнец.

– Борцы за все хорошее. Неважно. Им тут не место.

Ах, ты, Теона… Вот как ты решила со мной расправиться. Тварь. А Никита, сдавший все явки и пароли, – ну и дурак! Чтоб ему пусто было.

– Хозяева, откройте! – послышалось с улицы.

– И что делать? – Артём непроизвольно сжал кулаки.

– Открывать нельзя, я уже начала, – сказала Лава мрачно. – Тяни время, отвлекай их как-нибудь.

– Как отвлекать?

– Думай сам. Ты – к дверям, я – за дело.

Он постоял еще пару секунд – потемневший лицом, суровый, с нехорошо заблестевшими темными глазами. Потом из какого-то угла взял железный лом и пошел к входной двери. Громко спросил:

– Что надо?

– Мы пришли с миром! – ответил ему мужской голос. – Это «Отряд единой правды». Мы защищаем наших братьев и сестер от дурных людей! Мы узнали, что в этом доме может находиться злоумышленница, практикующая черную магию. Выдайте нам её, и мы сразу уйдём, никому не причинив вреда!

– Тут нет никаких злоумышленников, у меня больной сын, уходите! – крикнул кузнец.

– Впустите нас проверить! Если вы с сыном дома одни, мы извинимся и уйдём!

Лава решительно вошла в комнату Кости с чашкой настоя и приказала:

– Пей.

– А кто стучит? – испуганно спросил он, спуская ноги с кровати.

– Отец разберется. Пей.

Он сделал маленький глоток и скривился.

– Горько!

– Пей.

– Не могу!

Лава безжалостно удержала его руку, которой он пытался оттолкнуть чашку.

– А ты представь, что твоего отца там убивают, и единственное, чем ты можешь ему помочь, – выпить это.

– Убивают⁈ – закричал парень и попытался встать, но Лава грубо толкнула его обратно.

– Да, такое время наступило, – и жестко повторила:

– Пей!

Тщетно пытаясь услышать, о чем отец через дверь говорит с незваными гостями, Костя зажмурился и начал поглощать настой большими глотками. Последний сделал с огромным трудом и откинулся на подушку, тяжело дыша. Лава зажгла свечу и поставила в опустевшую чашку у изголовья кровати.

– Почему… так… душно? – проговорил Костя, задыхаясь.

– Скоро будет гроза, – ровным голосом объяснила Лава. – Рано душе из тела уходить, рано телу с душой прощаться, ставлю вокруг тебя каменную гору, будет охранять по моему приговору…

Костя закрыл глаза и заметался по постели.

– Ставлю на гору железные ворота, те ворота твой отец ковал, меня призвал, я пришла твои хвори целить, тело из оков отпустить…

Лава слышала, как кузнец повысил голос:

– Я в полицию сейчас позвоню!

– … силой моей десницы не долетит сюда гриф-птица, не будет тебя клевать, твои силы отнимать… Удаляю твою боль-хворобу, очищаю утробу…

Костя задышал спокойнее. Лава сделала вокруг него несколько движений свечой, наклонила ее, чтобы воск капнул ему на шею. Он вздрогнул, но глаза не открыл. Крепко спит. Хорошо.

Когда она вышла за второй свечой, вбежал обеспокоенный кузнец.

– Они там с ума посходили, силой хотят ворваться! Может, полицию вызвать?

– Ты им пригрози, но вызывать нельзя, – сурово сказала Лава. – Но, может, соседи уже вызвали, все-таки шума много.

– А нам как тогда? Я звонил Никите, но он почему-то трубку не берет… Как они вообще узнали, что у меня дома что-то происходит⁈

– Я знаю, как, но сейчас уже неважно. У тебя оружие есть?

– Откуда⁈ Я не охотник. Только лом железный, топор, еще пара тяжелых предметов…

Лава взяла вторую свечу, зажгла и коротко сказала:

– Это твой дом. Это твой сын. Защищай их, как можешь.

Артём резко развернулся, когда с улицы забарабанило сразу несколько кулаков. Схватил тяжелую тумбу и, не обращая внимания, что у нее открылась дверца и оттуда вылетают хозяйственные мелочи, потащил, чтобы загородить путь, если выломают двери. Лава слышала, как он чем-то гремит – добавляет преград. Хорошо, что вход в дом только один.

А дышать и правда стало трудно.

Когда еще четыре свечи укрепились в четырех углах комнаты Кости, забарабанили в стекло на кухне. В щель между простыней и окном Лава увидела, как кто-то вскарабкался на подоконник и проверяет, прочно ли заперто. Ах ты, дрянь… Времени на раздумья не было, и она взглядом прицелилась захватчику в пах. Есть! Он съежился, будто пронзенный невидимой стрелой, и рухнул вниз – на второго человека, который помогал ему забраться высоко. Мера временная, но ненадолго отвлечет.

Последняя, свеча-зайчик, стояла перед ней. Нет, хоть и с можжевельником и лавандой, но это все еще не была ведьминская свеча. С такой колдовать невозможно. Но чем заменить? Это же не пирог печь, когда если мясо для начинки закончилось, можно сделать с яйцом или капустой… Она достала одно из черных перьев, острым ножом отрезала у него кончик. Попробовать?.. Над окном снова замаячила чья-то фигура. Что они делают? Что-то упало вниз… Понятно, они срывают москитные сетки. А зачем – не пришлось даже гадать. В стекло ударилось что-то небольшое и твердое. Камень! Еще один! Еще! Когда стекло разбилось, Артём, запыхавшийся от своих попыток сделать баррикаду у дверей, вбежал и рванулся к окну. В руке у него был небольшой топор на длинной ручке.

– Стой! – закричала Лава. – Нельзя отодвигать простыню! – и тут же осеклась, потому что голоса незнакомцев стали слышнее, а значит, – и их теперь тоже слышно.

– Выходите, у вас нет выбора! – закричали с улицы. – С нами правда!

– Я вызвал полицию, вас всех посадят! – заорал Артём и добавил несколько непечатных слов. А потом тихо спросил: – Как Костя?

– Не должен проснуться до утра.

Лава приняла решение.

– Бери топор и вставай у окна, чтобы комнату было не видно, а топор видно, – распорядилась решительно. – Я иду к Косте, тебе туда пока нельзя. И никому нельзя. Будут лезть – руби пальцы. Только по голове не попадай. А за пальцы много не дадут.

Артём только кивнул, тяжело дыша.

С ножом, пером и чайным блюдцем Лава вошла в комнату мальчика. Он спал в той же позе. Отключить бы себе слух, чтобы не слышать, как Артём ругается с «отрядом правды». Она закатала рукава рубашки… Бояться нельзя.

Костя спал в футболке, и Лава одним движением ножа разрезала ее сверху вниз, обнажив худую грудь подростка с редкими волосками. Нашла в шкафу простыню и разорвала ее на полосы. Протянула руку над блюдцем, потрогала запястье холодным лезвием. Придётся. Она сделала короткий глубокий надрез. Темная венозная кровь неохотно закапала в блюдце. Когда ее стало вполне достаточно, Лава приложила к ране плотно свернутую тряпку и, помогая себе зубами, забинтовала запястье. Чёрт, больно как…

… – башку проломлю топором, я кузнец, я работаю с железом всю жизнь! – кричал Артём из кухни. – Я тебя вместо наковальни использую, придурок!

Входная дверь тряслась под напором нескольких тел.

Некогда отдыхать.

Лава взяла перо, обмакнула в кровь и начала рисовать на Костиной груди большой круг со знаком воздуха в центре, а вокруг – знаки меча, костра, белую звезду, воду и глаз. Закончив, сама села рядом на кровать, и, чувствуя, как самой не хватает воздуха для вдоха и нечего выдохнуть, еле дождалась, пока письмена подсохнут. Осторожно коснулась рисунка – на пальце следа не осталось. Закинула парня одеялом и вышла, плотно закрыв дверь. Нож и блюдце бросила в мойку и включила воду, которая быстро смыла кровь в водосток.

Артём оглянулся от окна. Она успокаивающе кивнула и подошла к нему ближе.

– Я сейчас к ним выйду, – шепнула, чтобы не услышали с улицы.

– Ты с ума сошла⁈

– Здесь нельзя ничего трогать, пока свечи не догорят полностью. Это часа три-четыре. Надо отвлечь их, – объяснила Лава так же тихо. – Я выпрыгну в окно, а ты его сразу же закроешь.

– Я тебя никуда не выпущу или пойду с тобой, – решительно сказал Артём.

В стекло врезался еще один камень, и осколки по простыне скатились на пол.

– Тебе надо охранять сына, а не меня. Ты мне больше ничего не должен.

– Я не пущу тебя!

Лава с нежностью погладила его по плечу.

– Артём, ты… хороший человек… но сейчас надо закончить дело. В твой дом не должны войти посторонние, пока не догорит последняя свеча. Я ведьма, я справлюсь, не сомневайся. Не убьют же они меня, в конце концов. А позвони-ка ты знаешь кому? Отцу Алексию. Общаться с бесноватыми – его прямая обязанность.

Она подошла к соседнему окну и сделала знак рукой: подходи. Залезла на подоконник, открыла окно и спрыгнула вниз. Ее сразу же схватило несколько сильных рук.

– Попалась, ведьма!

Окно над ней захлопнулось. Значит, Артём выполняет всё как велено. Лава увидела перед собой несколько бородатых мужчин и подняла голову. Небо хмурилось всё сильнее. Ещё немного – и будет гроза. Скорей бы.