Текст книги "И каждому воздастся...(СИ)"

Автор книги: QueenFM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

– Я же уже сказал, что просто не подумал об этом!

– Ладно, хватит болтать! Сколько там их еще у тебя?

– Этот – последний, – Эммет принялся надувать воздушный шар, но тот, наполнившись воздухом лишь наполовину, вырвался из объятий его губ и, совершив небольшой полет, нахально врезался в лицо Джасперу.

– Прости, – приняв самый покаянный вид, протянул Эммет.

От страшной мести его спас только мобильник Джаса, в этот момент издавший громкий звуковой сигнал.

– Элис прислала сообщение, – потыкав в кнопки телефона, сказал тот. – Пишет, что они с Роуз заглянут еще в один бутик, а затем сразу поедут домой.

– Один бутик – это примерно на час, как думаешь? – начиная нервничать, спросил Эммет.

– Плюс дорога домой, так что у нас в запасе осталась еще пара часов, – уточнил Джаспер. – Вот скажи мне, Эм, ты не мог придумать что-нибудь менее хлопотное?

– Что, например? Кольцо в бокале с шампанским? Извини, но мне это не подходит! – усмехнулся Эммет. – Разве что утопить кольцо в стакане с соком, но это, сам понимаешь, не очень-то романтично. Мы с отцом вчера первую половину дня ходили по ювелирным, а вторую половину разрабатывали план действий.

– Значит, я должен сказать «спасибо» шефу Свону?

– Нет, идея с шарами принадлежит мне, – не без гордости заявил Эммет. – Идея со свечками – это уже заслуга Чарли. Кстати, все собираюсь тебя спросить, а как ты делал предложение Элис?

– Своих друзей, в отличие от некоторых, я не эксплуатировал, – хохотнул Джас. – Я стоял на перилах балкона, сжимая в одной руке кольцо, в другой – букет ее любимых полевых цветов, и произносил речь под названием «Если ты откажешь мне – я спрыгну!»

– Это же безумие! – округлив от изумления глаза, Эммет покрутил пальцем у виска.

– А я и был безумцем! До сих пор не понимаю, как Элис согласила выйти замуж за такого психа, как я. Просто тогда я жил, все время двигаясь по самому краю. Когда это длится год, два, три, и с тобой ничего не происходит, чувство опасности притупляется, начинаешь думать, будто ты неуязвим, будто с тобой ничего не может случиться. Я думал так ровно до того момента, пока мой мотоцикл не перевернулся три раза, подмяв меня под себя, сломав мое тело и искалечив душу, – Джаспер замолчал, но уже через минуту воскликнул нарочито-бодрым тоном: – Но сейчас не время для грусти, так что не будем об этом! С шарами мы разобрались, что там у нас дальше по плану?

– Розы! – Эммет подорвался с места и выбежал из спальни Розали, но тут же вернулся, неся в руках огромную охапку белых и красных роз. – Нужно оборвать с них лепестки.

– А я-то думал, что это я псих! – шутливо закатив глаза, простонал Джаспер.

Роуз перешагнула порог квартиры и с облегчением выпустила из рук кучу пакетов. Переведя дух, она с благоговейным стоном стащила с ног босоножки на высоченных каблуках и только после этого щелкнула выключателем. Вспыхнувший в коридоре свет на какое-то время ослепил девушку, но когда она снова открыла глаза, то увидела на полу дорожку из лепестков роз, ведущую в сторону спальни.

Вмиг забыв про усталость, Роуз, терзаемая любопытством, осторожно ступила на этот манящий путь, пролегающий между журнальным столиком и диваном. Ее сердце то крохотной птичкой трепыхало в груди, то сладко замирало в предчувствии чего-то сказочного.

Пройдя через полумрак гостиной, освещенной лишь светом из прихожей, девушка остановилась возле закрытой двери спальни, не торопясь отворять ее. Она положила ладонь на прохладную металлическую ручку и перевела сбившееся дыхание. Закрыв глаза, Розали попыталась представить то, что ждет ее за дверью, но мысли разлетались в стороны, словно стая потревоженных бабочек.

Наконец, повернув ручку, Роуз рывком распахнула дверь и не смогла сдержать восторженного вздоха: темноту спальни освещали лишь робко подрагивающие на сквозняке свечи, выложенные на полу в виде сладкой для каждой влюбленной женщины фразы «Выходи за меня».

Розали смахнула с глаз непрошеную слезинку и, закусив губу, чтобы окончательно не разрыдаться, нашарила рукой выключатель. Но увиденная девушкой в следующее мгновение картина не оставила ей никакого шанса – слезы счастья хлынули из глаз Роуз безудержным потоком. Прижав ладони к пылающим щекам, она плакала и смеялась одновременно.

Вся спальня была заполнена разноцветными надувными шарами, а в центре комнаты, позади свечей опустившись на одно колено, стоял Эммет с розой в зубах. Одна его ладонь была прижата к груди там, где билось любящее сердце, а на другой ладони, протянутой к Розали, в свете люстры призывно блестело золотое колечко.

Огромным усилием справившись с нахлынувшими эмоциями, девушка приблизилась к Эммету и опустилась рядом с ним на колени. Вытащив у него изо рта цветок, источающий сладкий аромат, она нежно поцеловала любимого в губы, туда, где из крохотной ранки, нанесенной острым шипом, выступила капелька крови.

– Я люблю тебя всем своим сердцем, всей душой! – тяжело дыша от волнения, хрипло прошептал парень. – Ты заполнила собой все мои мысли, придала моей жизни особый смысл, указала верное направление для того, чтобы двигаться дальше. Но без тебя я не смогу, мы должны пройти этот путь вместе. Розали Каллен, согласишься ли ты сделать меня самым счастливым из мужчин, став моей женой?

– О, да! Конечно, да! – не раздумывая ни секунды, выдохнула Роуз.

– О, да! Да! ДА! ДА!!! – воскликнул обезумевший от счастья Эммет, прижимая любимую к себе и кружа ее по комнате.

Поставив заливисто смеющуюся девушку на пол и затаив на миг дыхание, он осторожно надел на ее пальчик кольцо, которое пришлось точно в пору, хотя Эм и не был уверен в правильности размера, определив его на глаз.

– Оно прекрасно, Эммет! – восхищенно выдохнула Роуз, обвивая руками шею своего будущего мужа. – Я люблю тебя! Не знаю, чем заслужила такого мужчину, как ты, но я люблю тебя и обещаю сделать все для того, чтобы ты был счастлив!

– Буду! Нет, МЫ будем счастливы! С этого самого мгновения и до конца жизни мы будем счастливы, потому что будем вместе, больше ничего и не нужно! Ну, или почти ничего… – многозначительно добавил Эммет.

Роуз согласно кивнула, прекрасно понимая, что именно он имеет виду. Она и сама очень хотела детей, но в глубине души затаился навязчивый страх, что случившаяся с ней несколько лет назад трагедия может иметь печальные последствия.

Девушка поспешно отогнала от себя эту мысль, просто решив в ближайшее время собраться с духом и пройти все необходимые обследования. Сейчас же был тот счастливый момент, который бывает лишь раз в жизни, и Розали не собиралась омрачать его ни себе, ни Эммету…

Двое любящих друг друга до кончиков пальцев людей стояли посреди спальни, наслаждаясь друг другом и острым чувством счастья, переполнявшим их, не подозревая, что прошлое не готово так просто отступить, уже нависнув над ними черной грозовой тучей…

====== Глава 28. Судьбы захлопнулась ловушка ======

Мы ночами уходим в наши тёмные страны,

Белым пеплом посыпав раскаленные раны.

И за все наши грёзы нас Небо накажет,

Но никто не услышит, и никто не прикажет.

И никто нам не нужен, никого мы не любим.

Мы не будем такими, как все прочие люди.

По дешёвке продали мы теням наши души.

Кто-то тихо вливает яд молитвы нам в уши.

Белый пепел полоской – наша вечная плаха.

Там, куда мы уходим, нет ни боли, ни страха.

Наше время сквозь пальцы водой утекает.

Там, куда мы уходим, нас никто не поймает.

Там лишь тот выживает, кто подвержен сомненью,

Тот, кто мог притворяться своей собственной тенью.

Не терпеть состраданья, не испытывать жалость –

Это всё, что мы можем, что нам делать осталось.

Otto Dix «Белый пепел»

Холодно. Холодно и страшно. Откуда этот страх, накрывающий траурным саваном? Душно… Но судорога, внезапно скрутившая мышцы, заставила на минуту забыть о внутренней дрожи и скользких щупальцах паники, шаривших по закуткам полуразрушенного сознания. Нужно было поторапливаться, пока не стало совсем хреново.

Не обращая внимания на капельки пота, стекающие по лицу, и мелко трясущиеся руки, Джеймс Хейл перетянул ремнем ногу, нащупал на ней вздувшуюся вену и поспешно ввел в нее острую иглу шприца…

Раз, два, три, четыре… достаточно сосчитать до сорока, и сладкая теплота разливается по телу, будто радуга струится по венам, смешиваясь с кровью. Эта теплота зарождается внутри, словно ласковая чужая жизнь заползает тебе под кожу, наливает тело приятной тяжестью. Нет больше никакого холода, страха и боли, ты словно качаешься на мягких волнах теплого океана, постепенно растворяясь в его соленой воде.

Джеймс блаженно откинулся на спинку дивана, лениво скользнув по комнате затуманенным эйфорией взглядом. Его внимание привлекла копна светлых волос, мелькнувшая у него перед самым лицом.

Мужчина выпрямил спину и попытался стряхнуть с себя героиновый сон, постепенно окутывающий его дурманящей дымкой забвения. Только сейчас он вспомнил о девушке, все это время терпеливо наблюдавшей за ним из дальнего угла комнаты.

Блондинка опустилась перед Джеймсом на колени, ее ледяные пальцы заскользили по его груди, а в лихорадочно блестящих глазах застыла мольба. Ради дозы она была готова на все, и мужчина знал это.

Влекомый желанием унизить ее, смешать с грязью, в которой девушка и так увязла по уши, напомнить ей, что она всего лишь ничтожество, ползающее у его ног, Джеймс медленно, будто нехотя, потянулся к молнии на своих шортах. Блондинка, имени которой он не знал или просто забыл, почти равнодушно наблюдала за его манипуляциями, даже не думая возражать или сопротивляться.

Внезапно передумав – эта бледная особа совершенно не возбуждала его, – мужчина дернул вверх уже расстегнутую молнию и снисходительно улыбнулся. С трудом преодолевая вялость в конечностях, он подошел к высокому комоду, открыл верхний ящик и, достав оттуда шприц, наполненный коричневатой жидкостью, положил его на стеклянный столик.

Девушка шумно сглотнула и, как завороженная, уставилась на столь необходимую ей дозу героина, но взять ее не решилась, ожидая подвоха во внезапной щедрости стоящего рядом мужчины.

– Ну же, бери, пока не передумал, – начиная злиться, поторопил ее Джеймс.

Еще раз судорожно сглотнув, трясущимися руками блондинка схватила шприц и, прислонившись спиной к дивану, проделала все те же манипуляции, что и Хейл десятью минутами раньше. Презрительно скривив губы, он наблюдал за ее хаотичными, неумелыми действиями, без труда определив в ней начинающую наркоманку.

Девушка застонала и запрокинула голову назад. Обнажившаяся длинная шея блондинки, ее заостренный профиль и длинные золотистые волосы, разметавшиеся по черной коже дивана, вдруг показались Джеймсу манящими, притягательными, даже сексуальными. Приблизившись к девушке, он склонился над ней, с все нарастающим вожделением вглядываясь в ее лицо, озаренное блуждающей улыбкой.

Внезапно блондинка распахнула глаза и уставилась на Хейла ничего не видящим взглядом. Только сейчас он заметил, что они глубокого зеленного цвета с золотистыми лучиками вокруг неестественно узких зрачков. Блондинка с зелеными глазами…

Джеймс почувствовал, как внутри него поднимается тяжелая волна удушливой ярости, накрывая с головой, стальные цепи, удерживающие его внутреннего зверя, с оглушительным скрежетом рвутся, выпуская на свободу кровожадного монстра. Схватив девушку за волосы, Хейл рывком поднял ее с пола и, что было сил, швырнул на диван.

Что-то острое уперлось Джеймсу в грудь, причиняя, скорее, неудобство, нежели боль. Он с трудом приоткрыл отяжелевшие веки и встретился взглядом с пронзительно голубыми глазами – холодными и колючими, словно кусочки льда. Острая шпилька кричаще-красных туфель нависшей над ним Виктории сильнее впилась ему в кожу, окончательно стряхивая с Джеймса густой туман забытья.

– Чего тебе? – раздраженно поморщился он, скидывая ногу девушки со своей обнаженной груди.

– Я ненавижу, когда ты подолгу не берешь трубку! Это меня бесит! – процедила Виктория, вполсилы пнув под ребра Джеймса, который в ответ приглушенно охнул и перевернулся на бок.

– После дозы я всегда надолго отрубаюсь, ты же знаешь, – пробормотал он, прикрывая рукой слезившиеся глаза.

– Я же просила тебя звонить мне каждый раз перед тем, как уколоться! – голос девушки наливался металлом. – Я должна быть уверена, что нам ничего не грозит, и копы не схватят твою обдолбанную задницу!

– Я всегда осторожен, – Хейл с трудом сел на полу и попытался сфокусировать свой взгляд на идеальном лице в обрамлении густых огненно-рыжих кудрей, пружинящих при каждом движении Виктории.

Услышав оправдание Джеймса, она захохотала, запрокинув голову назад, от этого демонического смеха по спине мужчины пробежали мурашки, он втянул голову в плечи и замер, почти перестав дышать.

Виктория была единственным человеком во всей вселенной, к которому он испытывал животный безотчетный страх. Хейл видел в ней почти свое зеркальное отражение, слишком хорошо знал, на что та способна, но при всем при этом она завораживала его – грациозная, непредсказуемая и опасная, как львица, вышедшая на охоту.

– Что ты называешь осторожностью? – резко оборвав свой смех, процедила сквозь зубы Виктория. – То, что сейчас валяется на диване позади тебя?

Оглянувшись через плечо, Джеймс увидел распластавшуюся на черной коже обнаженную девушку с широко распахнутыми глазами и посиневшими губами – даже с такого расстояния не оставалось и тени сомнений в том, что она мертва.

Брезгливо скривившись, Джеймс поспешил отвернуться:

– Позвони Лорану, скажи, чтобы приехал и убрал отсюда… это, – он неспешно поднялся и, пошатываясь, направился к барной стойке, где так заманчиво искрилась янтарная жидкость в пузатой бутылке.

– Какого хрена, Джеймс?! – с нажимом произнесла Виктория, наблюдая за тем, как тот жадно отпивает виски прямо из горлышка, проигнорировав стоявший рядом стакан.

– Что, Вик?! – Хейл с грохотом опустил бутылку на барную стойку и бросил на девушку яростный взгляд.

Теперь он чувствовал себя достаточно хорошо для того, чтобы дать ей отпор. Страх, что мужчина испытывал всего минуту назад почти полностью растворился в обжигающем внутренности алкоголе.

– Какого хрена ты творишь?! – указав наманикюриным пальцем в сторону мертвой девушки, повторила свой вопрос Виктория.

– Не знаю! Не помню! – раздраженно передернув плечами, Джеймс хотел достать из кармана пачку сигарет и только сейчас понял, что полностью обнажен.

Грязно выругавшись, он поднял с пола свои шорты, но прежде чем натянуть их, дрожащими руками достал сигарету, с четвертой попытки прикурил ее и блаженно затянулся.

– Мертвые блондинки становятся твоей дурной привычкой, – сменив гнев на милость, уже тише произнесла Виктория, насмешливо скривив чуть полноватые губы, которые вкупе с россыпью золотистых веснушек придавали ее лицу обманчиво-наивное выражение. – Какая эта по счету?

– Не знаю… кажется, четвертая… – Хейл снова приложился к бутылке и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Только за последние полгода, – уточнила Вик и, притворно вздохнув, добавила: – С этим надо что-то делать, в последнее время от тебя слишком много проблем.

Джеймс дернулся и опасливо покосился в ее сторону.

– Почему бы тебе просто не убить меня? – вдруг хищно улыбнулся он, с вызовом глядя на Викторию. – Бах! И все… – сложив пальцы пистолетом, Хейл поднес их к своему виску и сделал вид, что выстрелил.

Девушка поморщилась, будто от зубной боли, и медленно покачала головой. Они оба отлично знали, что она никогда не сделает этого. Джеймс был единственным живым существом, которого Вик никогда бы не убила, даже страстно желая его смерти в глубине своей черной души.

Однажды, много лет тому назад, он спас Викторию и кардинально изменил ее жизнь.

Череда трагичных событий, о которых она приказала себе забыть раз и навсегда, привела к тому, что девушка пополнила ряды дешевых проституток, обитающих в самых мерзких районах Чикаго.

Хейл нашел ее, избитую до полусмерти очередным обдолбанным наркотой клиентом, возле мусорных баков в какой-то темной подворотне.

Он не просто подобрал Викторию и принес к себе домой, словно бездомную кошку, искалеченную жестокими детьми, Джеймс распахнул перед ней дверь в новую жизнь. Теперь не нужно было заниматься ненавистной древней профессией, потому что не нужно было думать о том, что съесть, чтобы не подохнуть с голоду, где переночевать, чтобы не замерзнуть на промозглых улицах Чикаго.

Тогда еще Хейл был совсем другим человеком: не было той необузданной власти, что лишает рассудка, тех легких денег, из-за которых все остальное – включая и человеческую жизнь, – быстро перестает иметь хоть какую-то ценность.

Тогда еще Джеймс не был наркоманом, в отличие от нее, Виктории. Но и она достаточно легко «соскочила», ведь наркотики нужны были ей лишь для того, чтобы ничего не чувствовать, не помнить, не думать. В обновленной жизни необходимость в этом отпала, а силой воли и жаждой жизни Бог наградил ее сполна.

Даже когда Джеймс, вдруг захотевший новых ощущений, начал «баловаться», а затем и вовсе «подсел на иглу», Вик смогла удержаться: ей хватало той «чистой» эйфории, что она испытывала от вседозволенности и безграничной власти, заключенной в ее руках; от банковского счета, на котором так быстро множились ноли, превращаясь в упоительно «красивую» сумму.

В самом начале между Викторией и Джеймсом возникли романтичные, а точнее сказать, сексуальные, отношения, но, к счастью, они быстро поняли, что сохраняя определенную дистанцию и оставаясь лишь партнерами, будут куда полезнее друг для друга.

Сейчас от прежнего Хейла остались лишь руины, присыпанные кокаиновой пылью, и если бы не она, Виктория, он давно потерял бы все и сдох в вонючей тюремной камере или в какой-нибудь грязной канаве.

Презирая Джеймса, Вик все же не могла избавиться от въедливой мысли, что если бы не он, она закончила бы свою жизнь еще много лет назад примерно так же, как эта блондинка, что сейчас лежала перед ней на диване. Эта мысль вместе с неизменно сопутствовавшей ей чувством благодарности и были той нерушимой преградой, которая не позволяла Виктории оборвать никчемную жизнь Джеймса. Единственное, что девушка себе позволяла – это мечтать о том, что однажды, придя к Хейлу, она обнаружит его умершим от передоза, но раз за разом ее ждало горькое разочарование.

– Боюсь, что ты убиваешь не тех, кого в действительности хочешь убить, в этом все дело, – Вик приблизилась к Джеймсу и провела рукой по его спутанным волосам, словно мать, желавшая утешить своего ребенка. – Нужно, наконец, разрубить этот узел.

Хейл знал, что она права: все дело в Розали. Каждый раз, произнося это имя вслух, он непроизвольно морщился, словно откусил невозможно кислое яблоко, – оно набивало такую же оскомину, мерзко скрипело на зубах, как речной песок.

Прошло уже больше двух лет, а Джеймс все равно продолжал думать о Роуз, правда, со временем ему становилось все сложнее различать истинные обрывки воспоминаний и иллюзорные картинки, созданные его одурманенным наркотиками подсознанием.

Хейл до сих пор помнил ее запах, гладкую кожу под своими пальцами, зеленые, как у кошки, глаза, в которых плескалась необузданная страсть. Иногда в полубреду Джеймсу казалось, что он слышит охрипший от желания голос Роуз, нашептывающей ему на ухо непристойные глупости, от этого щекочущего тепла губ девушки все его тело покрывалось мурашками, а мышцы напрягались и звенели, словно натянутые стальные канаты.

Если бы Хейл умел любить, то непременно полюбил бы Розали, хотя то чувство, что он испытывал к ней, и так оказалось слишком сильным, почти неуправляемым. Ему хотелось властвовать над ней, подчинять, покорять, испить ее всю по капли, без остатка.

Джеймс испытывал почти физическое удовольствие, просто наблюдая за Роуз, когда та грациозно двигалась по квартире, делая уборку, при этом плавно покачивая бедрами, пританцовывая и напевая себе под нос какую-ту итальянскую песенку. В такие моменты по телу Хейла разливалось искрящееся тепло, как от самого дорого и чистого героина, которым он в те времена еще только начинал «баловаться».

Прежде ни одна женщина не задерживалась возле него дольше, чем на полгода – вполне достаточный срок, чтобы пусть даже и сверх сексуальное тело пресытилось. С Розали Джеймс был почти четыре года, но она так и осталась для него неутоленной жаждой путника, бредущего по раскаленной пустыне. Это было много больше, чем просто страсть – он вожделел Роуз, был одержим ею.

А затем она предала Хейла, решила бросить – еще никто и никогда не бросал его! – и сбежать вместе со своим братцем. Когда Джеймс узнал об этом, он возненавидел ее с той же силой, с какой до этого вожделел.

И все же эта сука имела над ним какую-то особую власть, которой Хейл был не в силах сопротивляться. При всем своем огромном желание убить Розали, он не мог сделать этого сам, невозможно было даже вообразить, что именно его руки, знающие каждый изгиб тела Роуз, остановят в нем жизнь. От одной только мысли об этом Джемса начинало мутить.

Отдать девушку в качестве трофея в карточной игре показалось ему идеальным решением, потому что люди, с которыми он играл, были достаточно умны и влиятельны для того, чтобы вдоволь насладившись, сохранить ей жизнь. Одним выстрелом Хейл убивал сразу двух зайцев: во-первых, это была идеальная месть Розали, а во-вторых, он мог доставить удовольствие своим партнерам «по бизнесу», что непременно зачлось бы ему в будущем.

Но в какой-то момент все пошло не так. Джеймс не смог уехать, оставив ее там, что-то внутри него яростно противилось этому, заставляя его вернуться и забрать Роуз. Это не было раскаянием или хотя бы жалким его отголоском. То, что испытывал тогда Хейл, было схоже с чувствами ребенка, который в каком-то необъяснимом порыве отдал любимую игрушку своему другу по песочнице, и когда тот ушел, унося ее с собой, вдруг понял, насколько та была хороша и необходима ему самому.

К счастью для Розали и к несчастью для самого Джеймса, его способность рационально мыслить и здраво оценивать ситуацию к тому моменту почти сравнялась с нулевой отметкой, в противном случае, он оставил бы девушку там, дабы не нажить себе смертельных врагов в лице далеко не последних людей преступного Чикаго.

Эта глупость стала для Хейла роковой, ознаменовав собой начало конца. С того самого дня, та империя, что создавлась им и Викторией не один год, стала безудержно рушиться: продажные копы отказались от дальнейшего сотрудничества ровно так же, как и подавляющее большинство поставщиков «товара»; их с Вик людей принялись поголовно истреблять, словно дичь в охотничий сезон. В довершение ко всему Джеймса и Викторию объявили в федеральный розыск, заставляя их поспешно бежать из Чикаго, насегда прощаясь с прежней жизнью.

Но в одном Хейлу тогда все же повезло: когда случилась вся эта история с Розали и Эдвардом, Вик не было в городе, так что ему удалось скрыть от нее истинную причину той войны, что объявили им их недавнии партнеры. Если бы та узнала правду, то, не задумываясь, убила бы Джеймса, из-за какой-то блондинитсой сучки разом перечеркнувшего все, на что было потрачено столько сил. Но Хейлу удалось внушить Вик, будто Эдвард и Джаспер прежде чем сбежать, доложили «кому надо» о тех махинациях, что Джеймс и Виктория совершали за спиной у своих влиятельных друзей.

Хейл опасливо покосился на Вик, будто опасаясь, что она сейчас сможет прочесть его мысли и узнать правду, но та отвернулась от него, разговаривая по телефону с Лораном – единственным, кто остался верен им, не смотря ни на что.

– Он сейчас приедет и избавит нас от этой мертвой шлюшки, – нажав кнопку отбоя, Виктория снова повернулась к Джеймсу и выжидающе посмотрела на него. – Ну, так что?

– Что? – переспросил тот. Вынырнув из пучины воспоминаний, он уже не мог припомнить, о чем его спрашивала Вик всего несколько минут назад.

– Каллены, сладкая месть…уже давно пора, тебе не кажется? – от ее взгляда внутренности Хейла болезненно сжались.

– Да-да, – поспешно кивнул он, – но их еще нужно как-то найти.

Хищная улыбка заиграла на губах девушки, вмиг обезобразив ее красивое лицо.

– Роуз говорила, что у них есть дядя по имени Карлайл, помнишь? – спросила она, приблизившись к Джеймсу вплотную.

Конечно же, он не помнил. Воспоминания, словно видения, настигали его внезапно, заставая врасплох, но стоило ему попытаться вспомнить что-то намеренно, как те разлетались в сторону, будто стая пугливых птиц. Хуже всего дела обстояли с именами и цифрами, порой Хейл не мог вспомнить даже дату своего рождения и имена ближайших родственников, которые, впрочем, тоже предпочли забыть о его существовании.

Джеймс сомтрел на Викторию, продолжающую что-то говорить, но не мог уловить смысл ее слов, полностью сосредоточившись на борьбе с рвотными позывами, спровоцированными приторностью духов девушки, нависшей над ним, – испоганить светло-зеленый костюм Вик было бы большой ошибкой с его стороны.

– …спасибо благословенному интернету! – закончила свой монолог Виктория, наконец, покинув личное пространство Хейла. – Кстати, там так же упоминалось о скорой свадьбе единственной племянницы Карлайла Каллена и сына шефа местной полиции. Розали выходит замуж! Как тебе это?

Джеймс не сразу понял, что это значит, каждое слово по отдельности было вполне понятно ему, но вместе они казались совершенной бессмыслицей, бредом обдолбанного наркомана.

Осознание пришло внезапно вместе с горячей, удушливой волной ярости – Роуз не просто сбежала от него, разрушив его жизнь, она посмела быть СЧАСТЛИВОЙ! Хейл отдал бы сейчас все наркотики мира за то, чтобы сомкнуть свои руки на ее шее и душить, душить, душить. От ярко вспыхнувшей в голове картинки Джеймс почувствовал, как его тело охватывает сексуальное возбуждение, присущее слетевшим с катушек маньякам.

Хейл бросил взгляд в сторону мертвой девушки, лежавшей на диване, и усмехнулся – да ведь он действительно превратился в маньяка, черт возьми! И в этом тоже виновата ОНА!

– Так где, говоришь, мы можем найти Калленов?..

Судьба коварна и сурова,

Её удар настолько скор, Что мы порою не готовы Воздать достойнейший отпор.

В маленькой уютной кофейне витал терпкий аромат кофе, сквозь который пробивались едва уловимые нотки корицы и марципана. Теплый желтый свет от висевшей над столиком лампы отражался в темном проеме окна, по стеклу которого струились дождевые капли, то собиравшиеся в крохотные лужицы, то снова растекавшиеся в стороны, оставляя за собой изогнутую дорожку воды, словно сама природа рисовала на холодном стекле печальную картину осени.

Белла бездумно вглядывалась в сгустившуюся за окном темноту, крепко сжимая в руках чашку горячего шоколада, чтобы согреть замерзшие руки. Веселая болтовня сидевшей напротив Розали, разбавляемая уютным позвякиванием посуды и детским смехом, доносившимся из-за соседнего столика, вызывала у нее блуждающую улыбку и приятное умиротворение, растекавшееся по телу. Единственным, что нарушало гармонию, были «гудящие» от усталости ноги, с которых хотелось как можно быстрее стянуть сапожки на высоченных каблуках, которые Белз так неосмотрительно одела сегодня утром, собираясь помочь Роуз с предсвадебными хлопотами.

Пошевелив пальцами ног, Белла вздохнула и отправила в рот последний кусочек тирамису. Было так удивительно вкусно, что она не удержалась и на секунду зажмурилась от удовольствия.

– Эй, сладкоежка, ты меня слышишь?! – коснувшись ее руки, со смехом воскликнула Розали, перед которой стояла лишь чашка черного кофе.

– Прости, я задумалась, – улыбнулась Белла, переводя взгляд на Роуз.

– Ты, наверное, устала, я сегодня тебя совсем замучила, – виновато протянула та.

– Ну, что ты! Мне все это только в радость! – поспешно успокоила ее Белла. – Обязательно позови меня с собой, когда пойдешь на примерку платья. Думаю, ты в нем будешь восхитительна!

Розали улыбнулась и нетерпеливо поерзала на стуле, ей казалось, что она теперь лишится сна до тех пор, пока не увидит на себе свой свадебный наряд.

Сегодня они с Беллой провели не один час в одном из лучших свадебных салонов Сиэтла, листая увесистые каталоги с платьями. Воистину, чем богаче выбор, тем труднее его сделать! После долгих метаний, терзаний и борьбы с сумасшедшим желанием одеть на себя все и сразу, Роуз остановилась на платье нежного сливочного цвета с удлиненным корсетом, вручную расшитым дорогим фактурным алансонским кружевом «Alencon», обрамляющим и фестончатые края лифа.

Многослойная юбка платья, расширяющаяся книзу, была образована сияющим атласом, из-под которого проглядывали все те же алансонские кружева. Атласный пояс на бедрах венчал юбку и шнуровку сзади изысканной брошью. Подержав в руках образец этого уникального кружева, Розали влюбилась в него раз и навсегда, отбросив в сторону последние сомнения.

– Спасибо, Белз! Даже не знаю, что бы я без тебя делала! – благодарно прошептала Розали. – Эсми и так вся с ног сбилась, а Элис вот-вот родит, так что ей не до меня. До свадьбы осталось меньше месяца, а у нас и половины не сделано.

– Рене обещала приехать на следующей неделе, – успокоила ее Белла. – Энергию моей мамочки бы да в мирных целях!

– Думаешь, я ей понравлюсь? – немного помолчав, все же решилась поделиться Роуз тем, что с каждым днем, приближающим знакомство со свекровью, она волновалась все сильнее и сильнее.

– Конечно, понравишься! – ни секунды не сомневаясь, ответила Белз. – Она уже заочно влюблена в тебя по восхищенным рассказам Эммета.

За последнее время Розали сильно изменилась, сейчас в ней не осталось и следа от той мрачной девушки, с которой полгода назад познакомилась Белла. Она оттаяла, как оттаивает природа после долгой зимней стужи, и сейчас настала пора цветения – расцвета ее женственности.

Как-то Эдвард с чуть грустной улыбкой на лице сказал Белле, что Роуз все больше напоминает ему их мать: энергичную, веселую, чуть эксцентричную женщину, готовую обнять и согреть жаром своего сердца, кажется, весь мир. Впервые в жизни Розали была так счастлива, и это счастье сквозило в каждом произнесенном ею слове, в каждом взгляде и улыбке.

– Я постараюсь не разочаровать Рене. В любом случае, она живет далеко от нас, так что ей не придется терпеть мое присутствие слишком часто, – нервно рассмеялась Роуз.

– Не говори глупостей, – одернула ее Белла и произнесла по слогам: – Ты ей по-нра-вишь-ся!

Розали кивнула и, допив из чашки уже остывший кофе, жестом подозвала официантку.

– Ну, что? Поедем домой? – спросила она у Беллы.

– Да, уже поздно, – Белла выпрямила спину и потерла ноющую поясницу.