Текст книги "И каждому воздастся...(СИ)"

Автор книги: QueenFM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

– Эммет, тебе нужно уехать куда-нибудь на время, – властным тоном произнес Эдвард, нарушая затянувшееся молчание. На этой фразе Белла мысленно застонала и впилась ногтями в ладонь любимого, но тот никак не отреагировал на это, продолжая сверлить тяжелым взглядом Эммета.

– Может, хватит уже в тысячный раз повторять одно и то же?! – прорычал тот. – Я уже говорил тебе и повторяю снова: я не собираюсь бежать куда-то, сломя голову, не собираюсь забиваться в нору, словно крыса!

– Что ж, умирать или жить – это дело твое, – раздраженно передернул плечами Каллен, – но, оставаясь здесь, ты подвергаешь опасности Роуз и Беллу. А если с ними что-то случится…

– Я все равно не оставлю Эммета! Если он уедет, я поеду с ним! – резко перебила Розали своего брата.

– Ты знаешь, – уже более спокойным тоном начал Эммет, – я много думал об этом в первый день после случившегося и понял, что я не смогу бегать, прятаться, жить, постоянно оглядываясь на каждого прохожего за спиной, бояться собственной тени и вздрагивать от каждого хлопка на улице. Это не жизнь, Эдвард, и тебе, как никому другому, известно об этом, ведь в свое время ты не стал бежать далеко, ты просто вернулся домой, не думая, что здесь тебя найти не составит труда… Если выбирать между таким существованием и смертью, то я выбираю последнее…

– Я просто не хочу, чтобы кто-то… пострадал… – едва слышно пробормотал Эдвард, обреченно покачав головой.

– Прошло четыре дня, а ничего не происходит, – почувствовав, что Каллен начинает сдаваться, более воодушевленно продолжил Эммет. – Все это время вы жили своей обычной жизнью, я тоже не отсиживался дома, а вчера ночью, когда Розали уснула… – Эм на секунду замолчал, бросив на любимую виноватый взгляд. – Я вышел на улицу и бродил там часа два. Я плутал в темноте, покрываясь липким потом и мурашками и каждую минуту ожидая, что вот сейчас… нет, сейчас… но я знал, что должен переломить себя… и я смог!

– Ты просто псих, – улыбнулся Эдвард.

– Возможно, – улыбнулся в ответ Эммет. – К тому же, нельзя исключать вероятности того, что это был не Бирс, а Джеймс.

– Я думал об этом, – вмешался в разговор Джаспер. – И мне пришла в голову мысль, что всем нашим девушкам лучше на месяц-другой уехать из города…

– Нет! – хором воскликнули те, вмиг встрепенувшись.

– Тогда, почти три года назад, – прищурившись, заговорила Элис, – я поклялась себе, что это первый и последний раз, когда я от кого-то бегу. Я знаю... я чувствую, что ни со мной, ни с моим ребенком ничего не случится, поэтому я буду жить так же, как жила месяц, неделю назад! Я не собираюсь менять свои планы из-за какой-то мрази, которая, возможно, добивалась как раз того, чтобы заставить нас трястись от страха, постепенно превращаясь в параноиков! – девушка замолчала, чтобы отдышаться, но тут же добавила, растянув губы в улыбке: – Кстати, кое у кого через два дня день рождения…

– Да ты чокнутая, как я посмотрю! – задохнувшись от возмущения, воскликнул Эдвард, вскакивая с дивана. – Все отменяется! Очнись, в нас стреляли! – Каллен приблизился к Элис и пощелкал пальцами возле ее лица. – Ну, да! Давайте не будем отмечать твое день рождения, через месяц – мое, затем Беллино, потом День Благодарения, Рождество, Новый год и так далее! – Эммет тоже вскочил на ноги, возмущенно всплеснув руками.

– Да такими темпами ты можешь и не дожить до своего Дня Рождения! – злобно усмехнулся Каллен, ткнув указательным пальцем Эму в грудь.

– Значит, такова моя судьба! – не растерявшись, парировал тот.

– Как ни беги, Эдвард, все равно случится то, что должно случиться, – твердо произнесла Белла, все это время молча наблюдавшая за происходящим. – Полностью согласна! – вставила свое слово Розали.

– Джас? – с надеждой в голосе спросил Каллен, поворачиваясь к другу.

– Если все равно никто не собирается уезжать или отсиживаться дома, то я просто не вижу смысла не ехать на пикник, – после небольшой паузы осторожно ответил тот.

– Господи, да меня окружают одни сумасшедшие! – хватаясь за голову, прорычал Эдвард.

– Не будь параноиком, – сквозь зубы процедила Роуз.

– Но нужно быть готовыми ко всему, – выразительно изогнув брови, добавил Джаспер. – Кстати, я вчера расчехлил свой Beretta и немного пострелял. – Ну, и? Как всегда, десять из десяти? – с любопытством поинтересовался Каллен, все еще звенящим от гнева голосом. – Один раз промазал, – раздосадовано хлопнул ладонью по коленке Джаспер.

– Завтра тоже надо будет пострелять по мишеням, – поморщился Эдвард.

– Я отлично стреляю! – не без гордости заявил Эммет.

– По железным банкам? – добродушно рассмеялся Эдвард и, враз посерьезнев, добавил: – Эм, ты просто не представляешь, насколько трудно убивать, даже если от этого зависит твоя собственная жизнь.

– Первые раза два-три, – уточнил Джаспер.

– Нет – всегда, – покачал головой Каллен.

– Мне – нет, – пожал плечами Джас. – Друг, ты просто ужасный человек, – улыбнулся Эдвард.

– Я знаю, друг, – на полном серьезе ответил Джаспер.

Каллен стер с лица улыбку и, обменявшись с Джасом взглядом, коротко кивнул, но тут же снова натянуто улыбнулся и нарочито беззаботным голосом спросил, окидывая взглядом присутствующих:

– Значит, природа, палатки, сосиски на костре и стая москитов?

– Так точно! – едва не хлопнув в ладоши, воскликнула Элис, остальные же просто закивали головами в знак согласия.

– Что ж, – подвел итог Эдвард, обнимая за плечи Беллу, – День Рождения, так День Рождения… Даже если оно станет последним в моей жизни…

====== Глава 24. С душевных ран не смоешь соль ======

Любовь твоя жаждет так много....

Рыдая, прося, упрекая,

Люби его, молча и строго,

Люби его, медленно тая!

Свети ему пламенем белым:

Бездымно, безгрустно, безвольно!

Люби его радостно телом,

А сердцем люби его больно...

Пусть призрак, творимый любовью,

Лица не заслонит иного, –

Люби его с плотью и кровью –

Простого, живого, земного...

Храня его знак суеверно,

Не бойся врага в иноверце...

Люби его метко и верно –

Люби его в самое сердце.

POV Белла

– Убил бы того, кто создал всю эту конструкцию, – уже, кажется, в десятый раз за последний час процедил сквозь зубы Эдвард, поливая себе на голову воду из пластиковой бутылки.

Второй день стояла невозможная жара, солнце нещадно палило, прогревая воздух до ста градусов по Фаренгейту, так что он становился густым и вязким, почти осязаемым. Даже здесь, в лесу, дышать было трудно, хотелось просто лечь на мягкую, густую траву в тени деревьев и не шевелиться.

Собственно, именно этим мы все и занимались, за исключением Эдварда, вот уже битый час воюющего с палатками, и Джаспера, пытающегося ему помочь в силу своих возможностей.

Щурясь на солнышке, я наблюдала за действиями любимого, стараясь сдержать смех, когда он неловко путался в темно-синем нейлоне, бормоча себе под нос неприличные слова.

Но вот, наконец, его старания принесли желаемый результат: третья палатка, оказавшаяся самой «капризной», была поставлена рядом с остальными двумя.

– О, да! Я сделал это! – победоносно воскликнул Эдвард, вскинув руки вверх.

Сейчас впервые со дня нашего знакомства он был похож на мальчишку, коим, собственно, и являлся. Я невольно залюбовалась его веселой улыбкой и дурашливым выражением лица, так не свойственным ему.

– На этом моя миссия закончена, – выхватывая из рук Эммета запотевшую бутылку пива, заявил мой любимый и с наслаждением сделал два больших глотка. – Костер и еда уже с вас, тунеядцы!

– Как в такую жару можно даже думать о еде? – доставая еще одну бутылку пива, лениво поморщился мой братец.

– В отличие от вас, я потратил за последний час непозволительно много калорий, так что сейчас чувствую просто зверский голод! – Эдвард подошел ко мне, с легкостью приподнял с земли, словно я была тряпичной куклой, поставил на ноги и, взяв за руку, потащил в сторону леса, бросив ребятам через плечо: – Мы пошли гулять, к нашему возвращению все должно быть готово!

Эдвард надежно удерживал мою руку, слегка поглаживая большим пальцем внутреннюю сторону моей ладони. Я не спрашивала, куда мы идем, безгранично доверяя ему, и скажи он, что мы идем в бездну, я бы, без сомнений, пошла за ним.

Мы углублялись все дальше в лес. Дорожка петляла, кружа между раскидистыми деревьями, то выводя нас на залитые солнцем пролески, то увлекая в заросли. Мне казалось, что я попала в волшебный лес: было слышно, как перешептывается трава и тихо бормочет листва в те мгновения, когда прерывался щебет лесных птиц, прячущихся в гнездах на роскошных темно-зеленых кронах, сквозь паутину которых проникали тончайшие лучи солнечного света.

– Куда мы идем? – все же любопытство взяло надо мной верх.

– В том году Джаспер с Элис ездили сюда на уикенд, у них сломалась машина, и я приехал за ними. Они все тянули и тянули время, поэтому, от нечего делать, я побродил по лесу и наткнулся на одну красивую поляну, – пояснил любимый.

Когда я почувствовала, что идти почти не было больше сил, Эдвард удовлетворенно произнес:

– Мы на месте!

Тогда, наконец, я оторвала свой взгляд от созерцания травинок под ногами и посмотрела прямо перед собой.

Мы стояли на небольшой полянке, спрятанной в глубине леса, она была окружена старыми вязами и дубами, которые, словно древние стражи, хранили свой маленький секрет… Их густые кроны образовывали своеобразный кружевной купол, сквозь который проникали лучи солнца, и там, где они задерживались, касаясь поцелуями земли, расцветали небольшие островки полевых цветов. Вся поляна напоминала большое лоскутное покрывало, где причудливо смешались кусочки нежно-салатовой зелени и разноцветные заплатки маргариток, васильков и диких ромашек. В воздухе парил аромат лета, тепла и солнца. Казалось бы, солнце не имеет запаха, но это не так – оно пахнет травами, стрекотом насекомых, переливчатыми трелями птиц и имеет неповторимый флер моей любви к Эдварду.

Созерцая открывшуюся пред мной картину, я не заметила, как Эдвард опустился на колени, обхватив мою талию руками, а его губы мягко коснулись узкой полоски моего тела, что была обнажена между тонкой рубашкой и поясом джинс. Он опоясывал меня влажной лентой своих поцелуев, его пальцы дразнили вдоль боков, играя на ребрах и извлекая стоны и спутанные гортанные звуки, у меня подкашивались ноги, но любимые руки не давали мне упасть. Язык очертил контур моего пупка, скользнул в углубление, подразнивая, было такое чувство, словно кончиками пушистых крыльев меня касалась бабочка. Ловкие пальцы расстегнули пряжку ремня и пуговку джинсов, а руки проворно нырнули за преграду ткани, обхватывая мои ягодицы и прижимая меня все ближе к Эдварду.

Он вырисовывал круги кончиком носа на моем животе, влажным языком пробовал вкус моей кожи, едва ощутимо касался зубами полоски кружев на моем белье – он искусно дразнил меня, распаляя огонь желания, что уже грозил поглотить меня без остатка. Ладони гладили мои бедра, почти незаметно стягивая с меня джинсы, и я ощущала, как мои бедра оплетаются узорами вьющихся дорожек поцелуев. Казалось, ни один участок моей кожи не был оставлен без внимания.

Дыхание сбивалось, сердце звенело в груди, как колокольчик, мои пальцы запутывались в бронзовых локонах, цеплялись за сильные мужские плечи – я пыталась удержаться на подкашивающихся ногах, – мои колени дрожали, а всю меня пронизывала дрожь.

Эдвард обнажал меня для себя, одежда слетала с меня, как лепестки облетают с роз, внутри меня бушевал водоворот чувств – зной летнего ветра, жар поцелуев любимых губ, прикосновения пальцев и поглаживание ладоней…

Нежный захват – и я уже лежала на просторе тела Эдварда, он был полностью одет, и лишь несколько волосков на его груди бессовестно дразнили мое воображение, выглядывая сквозь расстегнутый ворот. Солнечные зайчики отплясывали в его бронзовых волосах, отчего они казались почти золотыми, глаза, подернутые поволокой распаленного желания, были почти черными. Я тонула в этих бездонных омутах, и не было ни сил, ни желания выбираться – я хотела быть поглощенной им без остатка.

Стоило Эдварду на минуту ослабить хватку рук на моей талии – и я перехватила инициативу, повторяя его же движения – пуговки, одна за одной, падали под напором моих пальцев. Распахнув полы рубашки, я пробежалась быстрыми поцелуями по обнаженной груди, задевая зубами соски, слегка оттягивая их, прикусывая, а затем, словно принося извинения, оставляя несколько мягких поцелуев. Я очертила каждый шрам на его совершенном торсе кончиком языка и обвила их тесьмой поцелуев, мои пальцы знали каждый бугорок этих шрамов – кожа на них всегда была чуть прохладней, нежнее, даже ее цвет был розовато-белым. Когда я видела эти рваные полоски, мне всегда хотелось забрать давно испытанную Эдвардом боль своей любовью и ласками навсегда изгнать все грустные воспоминания, залюбить его до потери пульса, чтобы его сердце больше никогда не испытывало боли...

Весьма проворно расправившись с джинсами любимого, я проделала тот же фокус с его бельем, на миг оторвавшись, чтобы рассмотреть всего его – обнаженного, распростертого предо мной, со сбившимся дыханием, залитого солнечным светом и подернутым тенями, отбрасываемыми раскидистыми травами, что прятали нас от всего мира, оберегая наш секрет.

Лучи очерчивали каждую мышцу подтянутого тела, путались в тонких нитях волосков на его груди, цеплялись за изгибы и прятались в углублениях, порхали по щетинистому подбородку, дразня поцелуями, словно крича мне «мы тоже можем». Мои ладони гладили тело любимого, словно запоминали его снова и снова, я будто познавала скрытые от меня ранее черточки, маленькие родинки, царапинки, видела едва заметные шрамы. Он был почти совершенен, прекрасен и он был МОИМ.

Ладонь уверенно скользнула вниз его живота, туда, где, – я знала, – он ждет, что я коснусь его. Пальцы пробежались вдоль всей его длины – мягко, почти деликатно, легко задевая кончиками ногтей, лишь давая понять, что чуть сильнее – и будет слишком быстро, интенсивно. Я медленно скользила вверх и вниз ладонью, считывая каждое изменение в Эдварде, прислушиваясь к откликам его тела, к тому, как меняется ритм его дыхания. Когда оно стало почти рваным, я скользнула вниз по его бедрам, склоняя голову и обхватывая его губами, повторяя дорожки, что прокладывали мои пальцы. А затем мягкое скольжение языка, аккуратное покусывание зубами, легкие удары кончиком языка, новый захват губами – сильнее, увереннее, чуть ощутимее давление, удары языка немного хаотичнее, обхват – отпустить, но только для того, чтобы вновь обхватить его, снова очертить языком всю его длину, – от начала до основания, – зная, что легкое оттягивание нежной, словно рисовая бумага, кожи доводит Эдварда до исступления, почти толкая его за край. Моя ладонь мягко обхватывала его длину, а губы оставляли беспорядочные порхающие поцелуи – выше, ниже... Пальцы чувствовали его напряжение в моей руке, почти пульсацию, и я знала, что в следующий миг Эдвард обхватит мою ладонь, перехватит инициативу и подтянет меня на себя – он никогда не хотел переступать через край один, мы всегда падали вместе.

Уверенный обхват любимых рук образовал тугое кольцо на моей талии, пара смешинок слетела с моих губ, когда я устраивалась поудобнее на бедрах Эдварда, немного ерзая, словно чертенок. Рука любимого мужчины коснулась моего лица.

– Играешь? – усмехнулся Эдвард. – Я с тобой!

Родные руки обхватили мои щиколотки в тот момент, когда наши тела слились в единый клубок, и быстрым движением его рук я оказалась сидящей на нем. Одной рукой он поддерживал мои ягодицы так, чтобы направлять ритм, а другая рука в это время ласкала мою щиколотку. И он умудрялся целовать пальчики моих ног, щекотать их кончиком носа, прикусывать зубами так, что все тело пронзала судорога удовольствия.

Когда я потерялась? В какой момент весь мир превратился в нечеткую акварельную картинку, раскрашенную всполохами зелени, золотистого солнца, синевой васильков, что стыдливо отворачивали растрепанные бутоны, дабы не стеснять нас, и нахальным пурпуром маргариток, бессовестно подглядывающими за нами?!

Спрятанные под склонившейся над нами травой, мы тихо лежали, обнимая друг друга, я вся была распластана на его теле, и понять, где я, а где он, было невозможно. Руки любимого нежно гладили мою обнаженную, согретую солнцем спину, он накинул свою рубашку на мои бедра, и сейчас его пальцы касались краешка белой ткани. Эдвард тихо напевал мне песню, что я слышала в ресторане в тот день, когда еще не знала его, но уже тогда его голос показался мне таким родным, близким…

В этот миг я чувствовал себя принадлежащей любимому, как никогда ранее, словно была обвенчана с ним тишиной леса, кружевами раскидистых крон древних вязов, шепотом цветов и шелестом трав. Эдвард нежно ласкал меня чуть шершавыми губами, царапал колючим подбородком кожу, и в эти чудесные мгновения он был весь мой: от жара его тела, что защищало меня от прохлады земли, до мелких бисеринок пота, покрывавших его тело.

Жизнь – не прогулка, не роман,

Не вечный отдых созерцанья,

Есть у Судьбы один изъян –

Она нам дарит испытания.

Полжизни – бой, полжизни – боль,

И только радости – мгновенья,

С душевных ран не смоешь соль,

Но в этих ранах исцеленье.

Прежде чем выйти на поляну, где были разбиты их палатки, Эдвард крепче сжал руку Беллы. Не то чтобы что-то особенное привлекло его внимание, да из-за густо разросшихся кустов он и не мог еще ничего увидеть. Дело было в чем-то другом. Просто на какую-ту сотую долю секунды сердце парня кольнуло, словно острой иглой, кольнуло и отпустило, не дав Каллену возможности прислушаться к этому странному чувству, холодной змейкой проскользнувшему вдоль позвоночника.

– Что-то я не чувствую запаха костра и готовящейся еды! – возмущенно воскликнул Эдвард, продираясь сквозь кустарник и делая шаг на залитую ярким солнцем поляну. – Ребята, вы совсем ох…

Парень замолчал резко и неожиданно, будто последнее слово застряло в горле, сузившемся вдруг настолько, что по нему едва проходила струйка воздуха. Впрочем, Эдвард и не пытался сделать вдох. Он словно окаменел, превратился в мраморное изваяние, а разве каменная глыба испытывает потребность в кислороде?

В центре поляны, в окружении вооруженных парней, прижавшись друг к другу, сидели Эммет, Розали, Джаспер и Элис, а чуть поодаль стояло два черных Хаммера, горделиво блестевших своими глянцевыми боками в лучах палящего солнца.

Лицо Джаса было разбито в кровь, и даже с такого расстояния Эдвард видел, что каждая его мышца напряжена до предела. Парень прижимал к себе жену, спрятавшую свое лицо у него на груди. Возле Элис сидел Эммет, на его раненном плече сквозь бинты и рубашку снова проступила кровь. Он сжимал в своей руке ладонь Розали, которая затравленно оглядывалась по сторонам, прекрасно осознавая всю плачевность их положения.

– Не сердись на друзей, это я своим появлением помешал им, – хищно улыбнулся шатен лет сорока и сделал шаг в сторону Каллена.

Его вкрадчивый, чуть хрипловатый голос вывел Эдварда из оцепенения. Он сделал вдох, заполняя воздухом легкие, уже начинавшие гореть от нехватки кислорода, и посмотрел на Беллу, замершую рядом с ним. Лицо девушки сделалось неестественно бледным, а рот приоткрылся, словно в немом крике. Каллен еще крепче сжал ладонь любимой – та вздрогнула и в ответ пожала его руку, давая понять, что с ней все в порядке.

– Я знаю, что неприлично заявляться на день рождения без приглашения, да еще к тому же без подарка, – продолжая гадко улыбаться, протянул мужчина, снимая пистолет с предохранителя, – но я не смог удержаться. Согласись, что умереть в собственный день рождения – это очень красиво и эффектно.

Каллен сделал шаг вперед и заслонил собой Беллу, которая прижалась к нему всем телом, обхватив его руками и положив ладони ему на грудь, словно это действительно могло уберечь его, спасти.

– Пытаться защитить друг друга – это так трогательно, но совершенно бессмысленно, – сокрушенно покачал головой мужчина, но тут же, посерьезнев, добавил: – Я очень рад снова встретиться с тобой вот так вот, лицом к лицу, Эдвард Каллен-младший, – он произнес имя Эдварда медленно, почти по слогам, словно пробуя его на вкус и прислушиваясь к собственным ощущениям.

– Не помню, чтобы мы встречались прежде, – как можно равнодушнее ответил парень, каждой клеточкой ощущая волны опасности и неистовой ненависти, исходившие от противника, стоящего перед ним. Но Эдвард не мог понять их причину, так как этот почти красивый мужчина с черными глазами, в которых затаилась ядовитая злоба, действительно был совершенно незнаком ему.

– Ты разбиваешь мне сердце, – прошелестел он, отступая в сторону, – но я напомню тебе. А пока проходите и присоединяйтесь к своим друзьям.

К ним приблизился здоровенный парень на голову выше Каллена и почти в два раза шире его в плечах. Он грубо схватил Эдварда, ткнув ему под ребра дуло пистолета и отрывая его от взвизгнувшей Беллы.

– Это лишнее, – медленно процедил сквозь зубы Эдвард, глядя в совершенно бездушные и пустые глаза громилы.

– Оставь его, Феликс, – скомандовал все тот же мужчина, безусловно, являвшийся тут самым главным, – он все равно никуда от нас не денется.

Феликс послушно отступил в сторону, заняв, судя по всему, привычную позицию справа от своего хозяина.

Эдвард обнял за плечи дрожащую всем телом Беллу и направился к ребятам, со страхом наблюдавшим за происходящим.

– Ты, – «большой босс» указал дулом своего пистолета на Белз, – садишься к этой кучке неудачников, а ты, – кивнул он в сторону Каллена, – садишься чуть в стороне: я хочу видеть тебя, у нас с тобой будет особый разговор.

Белла опустилась на траву рядом с Роуз, тут же сжавшей ее ладонь, то ли стараясь поддержать ее, то ли ища у нее поддержки.

Эдвард сел на раскаленную летним зноем землю напротив своих друзей. Мысли в его голове плавно перетекали из одной в другую, но среди них не было ни одной, хоть сколько-нибудь утешительной. Девять вооруженных парней – это слишком сильный противник, справиться с которым было практически невозможно, и единственное, на что они все могли рассчитывать, так то чудо, в вероятность которого Эдвард, привыкший всегда и во всем полагаться только на себя, никогда не верил.

Хозяин этой своры головорезов, поставив пистолет на предохранитель и засунув его за пояс, занял наиболее удобную позицию, чтобы видеть сразу всех.

– Неужели ты действительно совсем не помнишь меня? – обращаясь к Каллену, спросил он, в его голосе слышалось ничем не прикрытое разочарование и даже досада. – Я был уверен, что ты никогда не забудешь меня, что я буду сниться тебе каждую ночь, и ты будешь просыпаться от собственного крика, покрываясь холодным потом. А оказывается, даже сейчас, глядя мне в глаза, ты не можешь вспомнить, кто я такой!

– Это Райли Бирс, – подал голос Эммет, который, к собственному удивлению, почти не чувствовал сейчас страха. Злоба и ненависть затмевали его разум, адреналин раскаленной лавой струился по венам, заставляя напрячься каждую мышцу, опьяняя острым, доселе неизведанным чувством, определение которому Эммет не мог дать.

– Кажется, я сейчас не с тобой разговариваю! – рыкнул на него Бирс. – Но можешь не сомневаться: очередь дойдет и до тебя, мой похотливый друг! К тому же ты зря старался: Эдварду все равно ничего не скажет это мое имя. Несколько лет назад я сменил фамилию отца на девичью фамилию матери… по нескольким причинам, скажем так. Когда-то меня звали Райли Маршалл…

Бирс сделал многозначительную паузу и выжидающе посмотрел на Каллена, но тот по-прежнему переводил недоумевающий взгляд с него на своих друзей, словно в надежде на то, что хоть они смогут объяснить ему, что именно он должен сейчас вспомнить.

Эдвард, который не встречал за свою жизнь ни одного человека по фамилии Маршалл, не видел в происходящем решительно никакого смысла. Да, Каллена не удивило внезапное появление Райли Бирса и его людей, но он никак не мог взять в толк, что же этой мрази нужно от него, Эдварда.

Но вдруг взгляд парня зацепился за лицо Розали, в котором читалось что-то близкое к пониманию, и постепенно тень догадки на нем превращалась в некую убежденность. Каллен видел, как высоко стала вздыматься грудь его сестры, как ее глаза наполнились слезами ужаса и боли, и, наконец, с губ девушки слетел приглушенный стон, болезненно отозвавшийся в сердце Эдварда и прошедший по его позвоночнику подобно электрическому разряду.

Парень все еще не понимал сути происходящего, но это лицо, это имя… Какая-та картинка из прошлого яркой, обжигающей вспышкой промелькнула в голове и тут же пропала, не дав Эдварду возможности вспомнить что-то очень важное, ухватиться за тоненькую ниточку, ведущую в потаенные уголки подсознания.

– Кажется, Розали уже сложила два и два, что неудивительно: она всегда была очень умной девочкой, – Райли присел на корточки перед Калленом и заглянул ему в глаза. – Теперь твоя очередь. Ну же, давай, вспоминай, я хочу, чтобы ты вспомнил, я хочу увидеть это в твоих глазах!

Эдвард лишь усмехнулся в ответ и покачал головой.

– Хорошо, я помогу тебе, – глаза Бирса, продолжавшие буравить парня, сузились, а голос стал жестче, и сейчас в нем вибрировали натянутые струны безотчетной злобы и ненависти. – Самая темная и самая длинная ночь в году, освящаемая лишь частыми вспышками молнии, оглушительные раскаты грома, от которых вибрируют оконные стекла… Страшно, особенно маленькому мальчику, идущему по коридору в спальню своих родителей в надежде найти там надежное укрытие. Но разве глупыш мог знать, что эта дьявольская ночь уже поглотила все, что он так любил? Знаешь, как красиво сказал Стивен Кинг, «Все, что ты любил когда-то, ветром унесет»… Ты читал когда-нибудь Кинга? Хотя нет, не отвечай – это неважно…

Эдвард вслушивался в чуть хрипловатый голос Райли, но смысл слов, произносимых им, с трудом доходил до парня, словно все его естество восстало против той жуткой картинки, что так старательно сейчас рисовал перед ним Бирс. И все же осознание настигло его, схватило за горло, сдавив его огненным обручем, сердце затрепыхалось раненой птицей – нет, Каллен так и не смог вспомнить и не вспомнил бы, даже если от этого зависела бы его жизнь, но он все ПОНЯЛ!

– Хотя, конечно, ветер тут не при чем – это был Я! – с придыханием произнес Райли. – Я убил твоих родителей той ночью.

Даже тысячи самых красноречивых эпитетов не смогли бы передать и сотой доли того, что почувствовал в этот момент Эдвард. Сколько всего намешано было в этом вихре, закружившем его… Четкое осознание того, что он не виноват, действительно НЕ ВИНОВАТ; все та же острая боль от потери самых дорогих и близких людей, что и двенадцать лет назад; мучительное бессилие от того, что ничего нельзя вернуть, исправить, и то, что он успел натворить под непомерным грузом вины и отчаянного страха перед возможной «правдой», так и останется навсегда с ним, – все это разом обрушилось на Эдварда, раздавив и почти уничтожив. Глубокая рана, так и не зарубцевавшаяся до конца с годами, снова разошлась и закровоточила, образовав в груди парня огромную дыру. Это была адская боль, от которой ему хотелось выть, он метался в агонии, но его тело каким-то непостижимым образом оставалось неподвижным, словно став каменной гробницей для души, горящей, будто на погребальном костре. Каждый из темных демонов Каллена сейчас злобно смеялся над ним, и этот дьявольский хохот звенел у него в ушах, взрывая мозг.

Во всем этом безумии Эдварду вдруг удалось зацепиться за совершенно новое для себя чувство, с безудержной силой нарастающее в нем, – жажда мщения, желание убить, растерзать того монстра в человеческом обличье, что сейчас неподвижно замер перед ним, растянув губы в кривой полуулыбке.

Каллен инстинктивно сжал кулаки, вцепившись в густую траву, и с корнем вырвал ее из земли. Острые, словно лезвия бритвы, края стеблей до крови порезали ладони парня, и только эта неожиданная, отрезвляющая боль остановила его от крайне опрометчивого шага: кинуться на Бирса и свернуть ему шею. Сделай сейчас Эдвард хоть одно резкое движение, и каждый из окруживших их людей Райли тут же, не задумываясь, выстрелит в него. Нужно было хотя бы выиграть время и усыпить бдительность противника.

– За что? – прохрипел Каллен, взглядом впиваясь в Бирса.

– Ничего личного, малыш. Либо моя свобода, либо жизнь твоего отца. Выживает всегда сильнейший, – Райли выпрямился и отступил на шаг назад, кинув недовольный взгляд в сторону Розали и Беллы, которые сдавлено рыдали, прижавшись друг к другу плечом к плечу. – После окончания университета я устроился на работу в банк Эдварда Каллена-старшего и сделал все возможное, чтобы он заметил меня. Выделиться среди многоликой толпы служащих – вот что было самым трудным, заслужить же затем доверие, расположить к себе, понравиться оказалось куда проще, чем я ожидал. В банке ходило много легенд о твоем деде, о его жесткости, врожденном недоверии к кому бы то ни было и тотальном контроле над служащими… Но, к счастью для меня, Эдвард Каллен не сумел перенять у своего отца ни одного из этих качеств. При всем своем таланте экономиста и финансиста он не обладал необходимыми чертами характера.

Твой отец быстро взял меня под свое теплое крылышко, познакомил с семьей, и я стал время от времени наведываться к вам в гости. И именно в один из таких визитов я сделал слепки с ключей от входных дверей. Тогда у меня еще не было мыслей об убийстве, но они так призывно лежали на тумбочке около входа, что устоять было просто невозможно.

Я с легкость понравился Лауре Каллен, которая, кстати говоря, была очень красивой и интересной женщиной, а твоя сестра, будучи тринадцатилетней девчонкой, неумело строила мне глазки. Все это было так забавно, – Райли улыбнулся и покачал головой, но тут же снова посерьезнел. – Я всегда был, в своем роде, гением, беспрестанно разрабатывал стратегии, просчитывал ходы и в итоге сумел перевести кругленькую сумму денег на свой счет за границей. Но твой отец тоже не было дураком и, заподозрив что-то неладное в финансовых документах, стал настойчиво докапываться до сути происходящего. Я знал, что еще совсем чуть-чуть, и он поймет, кто именно обворовывает его. Разве я мог допустить это? Конечно же, нет! И я принял самые радикальные меры, чтобы обезопасить себя.

Если честно, мне было жаль убивать Лауру, но, зная, насколько близкие и доверительные отношения были у твоих родителей, я не мог так рисковать, ведь Эдвард Каллен, наверняка, делился с женой всеми своими подозрениями и догадками.

Это было мое первое убийство, но я все тщательно спланировал и продумал, купив на «черном» рынке старенький «Кольт» с глушителем.