Текст книги "И каждому воздастся...(СИ)"

Автор книги: QueenFM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

– В нас стреляли, – бесцветным тоном ответил Эдвард, устало опускаясь на пол у ног Беллы. – Только не спрашивайте: «Кто?» Я не знаю ответа на этот вопрос, как и на многие другие вопросы, – парень ненадолго замолчал, а затем снова продолжил, обращаясь к Карлайлу: – Пуля застряла у него в плече, но этот упрямец отказался ехать в больницу: не хочет, чтобы Чарли узнал о случившемся. Мне не к кому больше обратиться… ты поможешь?

– Конечно, – кивнул тот в ответ, – я всегда готов помочь тебе, Розали или вашим друзьям, ты же знаешь…

– Да-да, спасибо, – поспешно оборвал его Эдвард. – Эммет, приятель, пойдем-ка в мой кабинет, – с помощью Розали Карлайл приподнял раненого с дивана, и все трое направились к ближайшей двустворчатой двери. – Нужно потерпеть еще совсем чуть-чуть, и станет гораздо легче, вот увидишь... – Прости за это ночное вторжение, за то, что напугали вас до смерти, – виновато пробормотал Эдвард после длительного молчания, обращаясь к тете.

– Это ничего… главное, что никто не пострадал… слишком сильно… – с запинкой ответила Эсми, сидевшая на диване с неестественно прямой спиной, зажав ладони между коленей.

– А что здесь делала Роуз? – вдруг осенило Каллена. – Какие-то женские разговоры?

– Нет, не только, – ответила женщина, немного оживившись, – мы говорили о многом: о прошлом, о ваших родителях, о тебе…

– Эсми, пожалуйста, не сейчас, – мучительно скривив рот, протянул Эдвард, но, быстро взяв себя в руки, уже мягче добавил: – Как-нибудь в другой раз, прости… Сегодня я не в состоянии, я устал. Господи, как же я устал! Я ведь думал, что теперь у меня все будет, как у нормальных людей, но, видимо, не будет, уже никогда не будет!

Каллен уткнулся лбом в колени Беллы, обхватив их руками. Та вздрогнула и едва слышно застонала, закусив нижнюю губу.

– Что с тобой? Тебе больно? – встревожено спросил парень, внимательно вглядываясь в лицо любимой.

– Нет-нет, это ерунда, – через силу улыбнулась Белла.

– Не ври мне, – строгим тоном произнес Эдвард, поднимая платье девушки чуть выше колен. – О, Господи, Белла, родная, тебе очень больно? Это я во всем виноват! Нужно немедленно обработать раны!

– Нет, это всего лишь царапины и они могут подождать, – твердо произнесла девушка, с тревогой поглядывая на дверь, за которой уже довольно давно скрылся Карлайл вместе с Эмметом и Роуз.

– Упрямство – это ваша с братом семейная черта, – легонечко дуя на ссадины девушки, проворчал Каллен.

Эсми смотрела на Эдварда с Беллой и не могла сдержать слез. Сколько же чувств она сейчас испытывала: страх за жизнь этих детей; ужас от того, что все это в действительности происходит с ними; горечь от того, что им пришлось пройти в своей, еще короткой, жизни через ад; робкая радость, что, наконец, ее приемные дети обрели любовь, а вместе с ней и надежду на счастье; умиление от того, каким же трогательно-нежным мог быть это ершистый мальчишка, и, конечно, материнская любовь к Эдварду и Роуз, которая навсегда поселилась в ее сердце, с того самого дня, как они остались сиротами.

– Всё в порядке, – устало выдохнул Карлайл, выходя из кабинета, – там нет ничего страшного. Я вколол обезболивающие, извлек пулю, обработал рану и наложил повязку – это все, что требовалось. – Спасибо, – искренне поблагодарил его Эдвард, поднимаясь с пола. – А сейчас всем нам нужно успокоиться и немного отдохнуть.

– Думаю, что вам лучше остаться на ночь здесь, – в голосе Эсми прозвучали тревожные нотки.

– Да, ты права, – ободряюще улыбнулся ей Каллен.

– И что, совсем никого не интересует вопрос, кто же в вас стрелял?! – возмущенно воскликнула Розали, поддерживающая под руку Эммета. – Роуз, – нахмурился Эдвард, – мы обязательно все обсудим, но не здесь и не сейчас.

– Наверняка, это Райли Бирс добрался для меня, – пробормотал Эммет сквозь стиснутые зубы, – я знал, что все этим кончится…

– Я вообще не уверен, что стреляли в тебя, – покачал головой Каллен.

– Думаешь, кто-то стрелял в тебя, но промахнулся? – уточнила у брата Розали.

– Или затеял какую-то дьявольскую игру… – многозначительно добавил Эдвард, – время покажет…

====== Глава 23. Немножко нежности, и одно роковое решение. ======

Сложно описать словами нежность...

Это то, что невозможно передать...

Это – чувства переходят в бесконечность... Это… хочется кому-то все отдать. Это… хочется вот так, без объяснений, Подарить частичку солнца и тепла... Это… хочется, стоя в тиши за дверью, Мыслью греть, не нарушая сна... Это... хочется коснуться, не касаясь, Это... хочется сказать, не говоря... Это... хочется, глазами улыбаясь, Посмотреть, чтобы в душе взошла заря... Это... хочется понять без объяснений, Это... хочется поверить без причин, И заполнить пустоту, что от потери... В душу свет пустить, ну хоть на миг один... Это... хочется по капле раствориться, Это... хочется от боли оградить. Ну а впрочем... я могу и ошибиться, – Это... просто невозможно объяснить.

POV Эдвард

Я, не в силах сдержать улыбку, наблюдал за тем, как Роуз практически тащит на себе вверх по лестнице Эммета, не слишком убедительно пытавшегося сделать вид, будто ему не нужна чья-либо помощь. Глядя на этого парня, с самым серьезным видом бормотавшего что-то улыбающейся и постоянно кивающей в знак согласия Розали, я поймал себя на мысли, что успел полюбить его, и, случись с ним сегодня что-то непоправимое… На этой мысли меня пробрал озноб, словно я неожиданно оказался под пронизывающим ледяным ветром.

– Эдвард, – ладонь дяди легла на мое плечо, отвлекая меня от жутких мыслей. – Если ты позволишь, я все же посоветую тебе рассказать о случившемся Чарли. Во-первых, он отец Эммета и имеет право знать, что его сыну угрожает опасность. А во-вторых, Свон – шеф полиции, а значит, может оказать вам реальную помощь… Сынок, я тоже хочу помочь вам хоть как-то, я не могу допустить, чтобы с вами что-то случилось, я не смогу… я… – он замолчал и с силой сжал мое плечо.

– Карлайл, я прошу тебя, не суйся в это дело, – как можно тверже произнес я, не имея права впутывать во все еще и его. Ни он, ни Эсми не должны были хоть как-то пострадать…

– Эдвард… – в глазах дяди промелькнуло что-то едва уловимое… безнадежность? Тоска?

– Нет, послушай, – поспешно перебил его я, – все это слишком опасно, ты же сам видишь! Только представь, что будет с Эсми, если с тобой случится беда!

Мы посмотрели друг другу в глаза, кажется, впервые за много лет. Карлайл любил меня – это открыто читалось в его взгляде. Как же я мог раньше с такой легкостью отвергать тот факт, что они с Эсми, фактически, наши единственные родные люди, отдавшие нам без остатка все, что у них было?

– Карлайл… – пробормотал я, положив свою руку ему на плечо, и вдруг замолчал, не находя в себе силы продолжить сложившуюся в голове фразу о том, как много они с Эсми значат для меня. Но, кажется, тот понял все без слов: дядя притянул меня к себе и крепко обнял, похлопав по спине. – Я знаю, – прошептал он, отстраняясь от меня. – А теперь иди, ты нужен Белле.

Господи, Белла! Моя маленькая, хрупкая девочка, пережившая сегодня настоящий кошмар! Я поспешно кивнул Карлайлу и подошел к Белз, все еще сидящей в кресле.

– Пойдем наверх, моя сладкая? – прошептал я и подхватил ее на руки, не дожидаясь ответа, которого, впрочем, и не последовало.

Я поднимался вверх по лестнице, мягко прижимая к себе всхлипывающую Беллу, и сквозь промокший от ее слез хлопок рубашки я ощущал ее прерывистое дыхание, моя маленькая смелая девочка бормотала что-то о своей неуклюжести и зачем-то постоянно извинялась.

– Тшш, моя хорошая, не надо, – шептал я ей на ухо, оставляя легкие поцелуи на нежной, почти прозрачной коже ее шеи и чувствуя, как под моими губами бьется тонкая синеватая венка.

В моих руках покоилось драгоценное создание, подаренное мне в искупление моих грехов. Остановившись у своей старой спальни, я открыл дверь боком и внес Белз. Мне стоило больших трудов разжать ее пальчики, цеплявшиеся за ворот моей рубашки: она не желала меня отпускать. Окинув взглядом съежившуюся фигурку любимой, робко сидевшей на краешке кровати, я вновь ощутил волну всепоглощающей меня боли и вины, я хотел подарить ей красивый вечер, а вон как все обернулось.

Опускаясь перед Беллой на колени, я отмечал каждую ее царапину, ссадину, измятую тафту элегантного платья. Увидев сегодня его на ней, я замер от восторга: так хороша она была в нем! А сейчас измученная ткань будто кричала мне: «Ты виноват, виноват, виноват!..»

На тонких руках, худых запястьях любимой были видны несколько кровоподтеков, небольших, почти не кровоточащих, но болезненных. Мой взгляд заскользил вниз, к ее ногам… Увидев изорванные чулки и исцарапанные коленки, я сжал руки в кулаки от бессильной ярости – не уберег!

– Маленькая, тебе надо обработать раны, я сейчас, – тихо сказал я, оставляя Белз на минуту одну в комнате. Вернувшись с аптечкой, я увидел, что она не шелохнулась за время моего отсутствия, и только руки жались в замок у нее на коленях.

Как можно нежнее, я скатал с ее ножки чулок, аккуратно расстегивая замочек подвязки. Когда холод перекиси коснулся ссадины, Белла зашипела от боли, и из ее глаз скатилась слезинка, упавшая на мою щеку. В этот момент я почувствовал, как меня накрывает волна испепеляющей нежности, словно прохлада крохотной капли ее слезы привязала меня к ней еще сильнее, чем прежде.

Обработав раны на второй ножке, я замер, рассматривая любимую в темноте спальни: белоснежная кожа слегка светилась каким-то таинственным, почти волшебным светом, на щеках мерцали бриллиантовые дорожки выплаканных слез – не такой я хотел видеть Беллу в этот вечер. Мне хотелось подарить ей мир, сделать счастливой, слышать искрящиеся переливы ее смеха, смотреть в глубокие глаза и видеть там танцующие смешинки…

Мои руки гладили израненные ноги Белз мягко, деликатно, замирая у каждой ссадины и очерчивая ее, словно прося прощения. Я легонечко дул на каждую ранку, оставляя подле нее поцелуй. Нежа ножки любимой в своих руках, я упустил тот момент, когда она положила мне на плечи ладони, склонила ко мне голову и прошептала: – Люби меня, прошу… Кончиками пальцев я коснулся подбородка Беллы, приподнимая ее голову так, чтобы взглянуть ей в глаза. Несколько коротких мгновений мы смотрели друг на друга, безмолвно признаваясь в любви и нежности, выражая заботу и преклонение, обожание и потребность. Белз протянула ко мне руки, хватая за рубашку, порывисто, быстро, почти отчаянно расстегивая пуговицы. Я коснулся ее руки, останавливая:

– Не надо, маленькая, позволь я все сделаю сам, – я разжал ладони любимой, оставив по поцелую на каждом розовом ноготке. Она мгновенно расслабилась, безропотно подчиняясь моей просьбе.

Я медленно ласкал ее ножки, нежил поцелуями хрупкие щиколотки, слегка покусывал пальчики, щекотал пяточки, скользил губами вдоль стопы, устремляясь вверх, к израненным коленям, целовал, едва касаясь губами каждой царапины, слегка дул на нее, отчего на сливочной коже расцветали россыпи крохотных мурашек.

Обхватив ладонями округлые бедра любимой женщины, я выводил только мне одному веданый узор на их упругой мягкости, добавляя акценты своими губами, видя, как нежная кожа оттаивает под моей лаской, окрашиваясь в розовый цвет, подобный самому красивому румянцу.

Белла откинулась на постель, ее пальцы захватили в свой плен синий атлас покрывала, терзая его, сминая, словно требуя чего-то. С ее губ слетали бессвязные звуки, в которые загадочным образом вплеталось «Эдвард». Только Белз произносила его так, что сердце в моей груди начинало петь, словно мое имя, омытое ее голосом, было самым важным, что я когда-либо слышал.

Осторожно я обнажал тело любимой, наблюдая, как она предстает предо мной в первозданной красоте. Сиреневая тафта ее платья поддавалась моим рукам, как любящая женщина подчиняется мужчине. Маленькие крючки сдавались моим пальцам, и, расстегивая их один за другим, я не забывал оставлять поцелуй на открывающемся моему взору великолепии мягкой кожи. Иногда я встречался с чем-то гладким, атласным, моему взору открывался кусочек кружева, маня, призывая раскрыть весь его затейливый рисунок. Белла выгнула спину, помогая мне снять сиреневую тафту, и то, что было спрятано под ней, захватывало дух – точеное тело моей девочки было облачено в самое пикантное белье, что я когда-либо видел. Каждый изгиб был подчеркнут кружевными и атласными полосками ее корсажа, а тонкие косточки подчеркивали элегантные изгибы, делая их еще более манящими. Я очерчивал губами узоры кружев, обводил языком атласные ленты, захватывал зубами косточки корсажа сквозь тончайший кружевной простор. Я чувствовал тепло и мягкость кожи обожаемой женщины, слышал, как трепещет ее сердце; оно отбивало звенящий ритм, словно цимбалы пели в руках танцовщицы, подчиняясь ловкости ее рук, сплетая мелодию восточных звуков. Шитье белья загадочным образом переплеталось с атласом, устремляясь вниз тела любимой, словно зовя меня, но прежде я должен был отдать дань упругой мягкости плоти груди Белз. Слегка поддев кончиком пальца гладкую чашечку лифа, я оттянул ее, приоткрывая сливочную кожу и выпуская на волю розовый сосок, расцветший подобно розовому бутону. Обхватив его губами, перекатывая, сжимая, отпуская, и точно зная, как нравится Белле, я читал ее тело, вызывая отклик каждым своим действием.

Белз была вся в моих любящих руках, она раскинулась на синеве покрывала, ее голова запрокинулась, а каскад спутанных каштановых кудрей разметался подобно шелковому водопаду, в котором искрились золотистые, медные и почти черные пряди.

Мои губы скользили вдоль шелковых вставок на боди любимой, стремясь вниз. Ладонь ласкала ее естество сквозь полупрозрачное кружево, которое почти не создавало преград: сквозь него я ощущал каждую складочку, возвышение и углубление, чувствовал ее жар, зовущий меня, просящий утолить потребность Беллы в моих ласках.

Когда мои губы сменили пальцы, с губ Белз слетел протяжный стон, пронзивший каждую клетку моего тела, вибрируя в глубине моего сознания, окутывая волнами наслаждения – доставляя удовольствие любимой, я парил на грани экстаза. Язык очерчивал все изгибы естества моей девочки сквозь паутину кружева, и я знал: нужно расстегнуть три крохотных застежки, создававшие преграду между моими губами и манящей плотью Белз, но намеренно оттягивал этот момент. Мои руки властно удерживали дрожащее тело любимой, она металась под моими руками. Бессвязное бормотание, мольбы, мое имя – все смешивалось в тех звуках, что слетали с ее искусанных губ. Пальчики Беллы то вцеплялись в мои волосы, подтягивая все ближе и ближе к себе, то разжимались – ее руки безвольно падали на постель, отдаваясь, сдаваясь.

Когда терпеть не было сил, одним ловким движением я расстегнул три заветных крючка, слегка потянул кружева, оставляя их на талии Белз, обнажая ее для себя, дабы повести к экстазу. Мои губы сомкнулись на вершине естества любимой, а пальцы выводили дразнящие круги вдоль складок, мягко поглаживая их, легонечко сжимая, язык повторял движения моих пальцев – я был окружен ароматом Беллы, который усиливался с каждым моим движением. Легкой удар кончиком языка по розовой вершине, и протяжный стон слетел с губ Белз, мои пальцы обволакивал жар ее лона, которое пульсировало, сжималось: любимая балансировала на тонкой грани реальности и блаженства.

Отстранившись лишь на несколько коротких мгновений, чтобы избавиться от своей одежды, я устремился к своей девочке, которая мгновенно распахнула свои руки, обнимая меня. Кончики ее пальцев порхали вдоль моей спины, она слегка щекотала меня вдоль боков, ноготки едва ощутимо царапали кожу, оставляя почти незаметный след, исчезавший спустя пару мгновений. Ножки обхватывали мою талию, сцепляясь в замок, скользя вдоль ягодиц, лаская меня мягкими пяточками, надавливая, словно говоря: «Медлить нет смысла. Она желает меня так же сильно, как и я ее, наша потребность друг в друге обоюдна».

Приподнявшись на локтях, я обхватил ладонями личико Беллы, большим пальцем обвел контур рубиновых губ, которые тут же приоткрылись и схватили его в свой плен. Легкое посасывание, дразнящий язычок, умелые прикосновения – блаженство… Миллионы поцелуев вдоль каждой любимой черты ее лица, тысячи порхающих прикосновений ее рук, мириады приглушенных звуков слетающих с наших губ, сливающихся в гармоничную линейку звуков… Обхватив рукой ножку Белз, я боготворил ее своими губами, обводя изящную щиколотку, повторяя линии, не забывая о ссадинках и царапинах, которые я бережно очерчивал, слегка дуя на них. Я расположил ножку драгоценной девушки на своем плече так, чтобы касаться губами каждого пальчика, розовой пяточки, обожая ее маленькие стопы, которые так идеально ложились в мои ладони и были сладкими, как конфетки.

Моя Белла была подобна самой изысканной сладости, и я терял разум от присущего только ей аромата, сотканного из свежести полевых цветов, орошенных утренней росой, едва ощутимых ноток майский роз и сладости фрезий, от гладкой кожи, шелка волос, теплоты дыхания, глубины ее души и открытости сердца – все это было моим, созданным для меня, как и я был создан для лишь для нее. И сейчас наши тела сливались воедино, подобно тому, как сплетаются кусты жасмина с дикими розами, образуя неразделимый тандем.

Маленькая, хрупкая, любимая девушка, распростертая подо мной, отдающая мне всю свою страсть, любовь, была самым совершенным, что я когда-либо видел. Эмоции захлестнули меня всего, остались лишь ощущения: паутинки прикосновений, дурман поцелуев, обреченность слов и признаний, нега воссоединения двух половинок, и наши разделенные души вновь обретали друг друга, чтобы связаться навеки…

POV Розали

Эммет был таким тяжелым, большим… нет, он был огромным! Моя фигура почти полностью была скрыта его телом, когда я тащила любимого наверх, в свою старую спальню в доме дяди. Эм возмущался, что может сам дойти, но стоило мне отпустить его, как он тут же начинал подозрительно быстро заваливаться набок, так что я, махнув рукой на все его протесты, поддерживала любимого, как могла.

С горем пополам мы добрались до места назначения, где я с облегчением усадила свою драгоценную ношу на кровать. Эммет принялся неловко стаскивать с себя остатки рубашки – с его губ слетали шипящие звуки, и на лице отражалась вся гамма испытываемой им боли. В этот момент мне хотелось сделать все, чтобы забрать боль любимого себе, мне было не привыкать к ранам, крови, боли, ощущению того, что твое тело истерзано – в голове вихрем пронеслись страшные воспоминания, которые я торопливо отодвинула: сейчас было не время жалеть себя. Подняв на меня глаза, Эммет ободряюще улыбнулся, стремясь показать, что все не так уж и плохо, но вышло не слишком убедительно.

Перевязанный Эм казался беззащитным, почти мальчиком, словно за короткое время он растерял всю свою браваду, и сейчас мне хотелось только ласкать, жалеть, извиняться и просить прощения за то, что я втянула его во все это, за то, что любила его, не желая отпускать ни на один, даже короткий, миг. Мне был нужен он и только он, словно в его объятиях я была целой, нетронутой, зацелованной и залюбленной. Эммет давал мне ощущение зыбкого покоя, подернутого туманом страсти, влечения, но скованного именно принадлежностью друг другу. Лишь обретя Эммета, я поняла: жизнь не закончилась в тот день, когда мое тело и душа были растерзаны. Да, я и прежде отчаянно собирала разрозненные останки себя самой, но склеить их смогла только в тот день, когда обрела Эма.

Мне хотелось ежесекундно гладить самого родного моему сердцу мужчину, я желала поцеловать его всего, проговорить каждой ранке, что я прошу у нее прощения, шептать в его губы, как сильно люблю, желаю, нуждаюсь в нем...

Мои руки торопливо расстегнули пуговки на блузке, скидывая ее с плеч, шуршание молнии ознаменовало потерю юбки, щелчок крючка прокричал о расставании с лифом, тихий шелест кружева бормотал о том, что я была полностью обнажена пред любимым. Ладони касались каждой дорогой черты, гладили упругое, подернутое загаром тело. В первые секунды Эммет с недоумением смотрел на меня широко распахнутыми глазами, словно спрашивая, что же я творю, но я не позволила ни единому звуку слететь с его губ, накрыв их своими, даря первый обжигающий поцелуй, в который вложила все то, что испытывала в этот момент. Я узнавала Эммета заново: раньше наша близость была другой, именно он нежил меня в своих руках, лаская губами, ладонями, теплым дыханием, шепча, как я дорога, любима, бесценна, а сегодня мы поменялись ролями, и я хотела быть той, кто ведет, направляет, отдает, не прося ничего взамен.

Легкое движение, едва ощутимое касание к здоровому плечу, и Эммет был распростерт на темно-зеленом покрывале, я целовала его грудь, кружа губами вдоль каждого следа от произошедшего, пальцы поглаживали контур белых бинтов – я дышала им, словно хотела забрать его всего, впитать в себя. Уткнувшись носом в шею своего мужчины там, где была еще одна ссадина, я прерывисто прошептала:

– Люблю, я так сильно люблю тебя… Мои слова отозвались дрожью в его теле, я чувствовала своей разгоряченной кожей, как сердце Эммета бешено отбивает стройный ритм. Ладонь скользнула на его грудь, накрывая, легонечко надавливая, словно говоря сердцу: «Успокойся, слышишь? Успокойся…»

На мою талию легла огромная ладонь здоровой руки Эма – он с силой прижал меня к себе, намереваясь перехватить инициативу. Наивный! Любимый еще не понял, что он мой, и в эту ночь Я буду безраздельно любить его, доставляя удовольствие не только телу, но и душе, Я буду преклоняться пред ним, отдавая дань всему тому, что он сделал для меня!

Кожа к коже, дыхание, опаляющее каждую клетку, сбившийся шепот, торопливые руки, стремящиеся охватить все сразу, но задерживающиеся на каждом кусочке обнаженной кожи.

Мои пальцы обвели контур его груди, ноготок, дразня, задел сосок, сорвав шипящий стон удовольствия с губ Эммета – это было как одобрение. В одно мгновение мои пальцы сменили губы, я ласкала его грудь, твердый пресс, медленно и почти коварно повторяя каждый изгиб мышц Эма, идя по дорожке волосков, что прятались под ремнем его брюк – ненужной деталью, которую мои руки торопливо убирали. Ловко и быстро расстегнув пряжку, я одним движением стащила с Эммета брюки – теперь он был полностью обнажен, не было никаких преград между нашими телами. Мои ладони упирались в его упругие бедра, с легким, но ощутимым надавливанием я скользила руками вдоль ног любимого, устраиваясь на коленях. Волна дрожи окутала родное тело, когда мои губы заскользили вдоль его длины. Ритмичные поступательные движения плавно, но уверенно, мягко, но чувствительно, вверх-вниз; отпустить и вновь захватить в плен губ, оставить легкий поцелуй на самой чувствительно точке его плоти и вернуться к мягкой коже; чуть сильнее сдавить зубами, очертив вновь всю длину, и сорвать безрассудный стон с губ Эммета, почувствовать, как его пальцы зарываются мне в волосы, перебирая пряди, направляя, поощряя... Я снова и снова обвивала его губами, оставляя легкомысленные дразнящие поцелуи то там, то здесь, а затем уже овладевала им всем, давая понять: я подведу его к самому краю. Когда дрожь охватила тело Эма, а рука, ласкающая мои пряди, замерла, я услышала сдавленный шепот: – Роуз, иди ко мне… – меня не нужно было просить дважды. Я подняла глаза и встретилась с его затуманенным желанием взглядом – он звал меня к себе. В этот миг я почувствовала какую-то незримую связь, что парила между нами, подобно разряду электричества.

Большая, но удивительно мягкая и нежная ладонь погладила мое лицо, палец коснулся распухших губ, я незамедлительно обхватила его губами, слегка касаясь языком, немного кружа и посасывая, зная, что это сводит Эммета с ума. Немного ласк, чуть-чуть оттянутого удовольствия, новая просьба, почти мольба…

Мое тело медленно заскользило вверх, несколько острых влажных поцелуев на обнаженной груди любимого, уверенный захват ладонями моей талии, порхающие поцелуи на каждом кусочке кожи, до которого он мог дотянуться, ловкий маневр руки, сжимающей мои ягодицы, и я была захвачена им… ритм, движение, медленное владение друг над другом. Одна моя ладонь упиралась в грудь родного мужчины, другая ласкала любимое лицо, очерчивая контур губ. Стоило мне коснуться чуть приоткрытого рта Эммета, и пальчики были захвачены в теплый плен его рта. Это сводило с ума, вознося в небо, казалось, я парю, качаясь на волнах вместе с любимым. Наши тела, став единым целым, двигались в унисон, я опутывала Эммета собой, подобно тому, как нити опутывают тесьму, сплетая затейливый сложный узор. Обоюдный стон, пересеченная черта, падение в пропасть, умирание и воскрешение – вместе, едино, одномоментное воссоединение тел и душ…

Не помню, как сон накрыл нас, но когда я распахнула глаза, то за окном уже мерцали первые робкие лучи солнца, ознаменовывая собой рассвет. Я была прижата к Эммету, его здоровая рука обвивала мой стан так крепко, что, казалось, еще немного, и я буду раздавлена им, но жар его объятий был самым желанным, жизненно необходимым.

Во сне Эммет что-то неразборчиво бормотал, его губы то обиженно сжимались в тонкую линию, то расслаблялись, и по ним скользила легкая улыбка. Я осторожно коснулась ямочки на щеке Эма, шепча:

– Я люблю тебя, мой герой, защитник, моя опора…

Пара мгновений упоительного созерцания дорогого лица, и волна легкой паники накрыла меня: я вспомнила все то, что случилось накануне. Слегка освободившись от объятий Эммета, я осмотрела все его раны и облегченно выдохнула, когда поняла, что все хорошо: бинты чистые, ссадины не кровоточат. Это было подобно глотку прохладной живительной влаги посреди раскаленной солнцем пустыни. Умиротворение накрыло меня, и я вновь посмотрела на расслабленное лицо спящего Эммета, мне было так спокойно в это утро. Аккуратно, чтобы не разбудить любимого, я устроилась у него под боком, ощущая, что защищена им. Уже засыпая, замутненным сознанием я услышала:

– Роуз, я люблю тебя...

– Итак, что мы имеем? – задумчиво пробормотал Джаспер, чертя карандашом в блокноте замысловатые узоры. – Одну кровожадную особу, одного наркомана-извращенца и одного рогоносца, пылающего жаждой мести…

– И одного идиота, которому все нипочем… – процедил сквозь зубы Каллен, бросая на Эммета уничтожающий взгляд, на что тот лишь передернул плечами и демонстративно отвернулся к окну. – Эдвард, давай вернемся к этому вопросу позже, – с нажимом проговорила Роуз, положив ладонь на спину любимого.

– Отлично! Давайте поговорим об этом, когда его снова подстрелят! – пылая праведным гневом, воскликнул Каллен, собираясь вскочить с дивана, но Белла, положившая ладонь ему на коленку, удержала парня на месте.

– Эд, я полностью разделяю твое мнение, но давай сначала я расскажу все, что мне удалось выяснить, ладно? – Джаспер перестал водить карандашом по бумаге и засунул его за ухо.

– Конечно, ведь мы же собрались здесь именно для этого, – коротко кивнул Эдвард, доставая из кармана пачку сигарет. – Итак… Джеймс и Виктория. Никто о них ничего не слышал с тех пор, как после… хм… того, что с вами случилось, за эту парочку, наконец, всерьез взялась полиция, и им пришлось поспешно удирать из Чикаго. Где сейчас Виктория и Джеймс – неизвестно, но их по-прежнему разыскивает ФБР. – Не удивлюсь, если эта мразь уже давно сдохла от передоза, – усмехнулся Каллен.

– Вполне возможно, – пожал плечами Джаспер, – но я бы не исключал вероятность того, что стрелял кто-то из них.

– И Джеймс, и Виктория – прекрасные стрелки, так что никто из них не промахнулся бы с такого расстояния. К тому же, если бы они ждали меня, простым выстрелом, скажем, в голову, я бы не отделался, – усмехнулся Эдвард, переплетая свои пальцы с пальчиками Беллы, вздрогнувшей всем телом на последней фразе Каллена.

– Если только промахнулись намеренно, – резонно заметил Джаспер.

– У меня тоже была такая мысль. Но давай пока оставим наших старых «друзей» и перейдем к Райли Бирсу.

– Интересный экземпляр… – Джас, заглянув в свой блокнот, откинулся на спинку дивана и положил ногу на ногу. – Разбогател, что называется, вдруг. По официальной версии сколотил состояние на биржевых торгах, но лично я сильно сомневаюсь в ее правдивости. Легальный бизнес имеет несколько направлений, криминальный же тщательно замаскирован, так что полиции к нему не подкопаться. В основном, это наркотики и оружие, но проворачивает Райли все через подставных лиц, и вообще, действует осторожно и с умом, в отличие от того же Джеймса. Тем не менее, все всё знают, но доказать ничего не могут. В криминальных кругах его побаиваются и стараются не вступать с ним в конфликты, потому как слывет Бирс весьма опасным извращенцем, наподобие нашего Джеймса, но если последний действует в основном под кайфом, то первый – хладнокровно и продуманно. – И как тебя только угораздило связаться с его женой… – пробормотал Эдвард, обращаясь к Эммету.

– Если бы я только знал, что это жена Райли Бирса, – сокрушенно покачал головой тот.

– Кстати о жене, теперь уже бывшей, – покусывая кончик карандаша, продолжил свой рассказ Джаспер. – Сразу после развода, – то есть месяц назад, – она села на самолет до Мюнхена, прошла там таможенный контроль и… растворилась в воздухе! По крайней мере, ни в одну гостиницу бывшая миссис Бирс не заселялась и своей кредиткой нигде не расплачивалась. Выводы делайте сами.

– А какая версия у полиции? – поинтересовался Эдвард.

– Никакой, – пожал плечами Джас. – Ни родственников, ни близких друзей у дамочки не было, поэтому в полицию никто не обращался. Но это уже не первый случай, когда неугодные Райли люди просто бесследно исчезают.

– Значит, все-таки Бирс явился по мою душу, – убежденно проговорил Эммет, разглядывая свои руки, сцепленные в замок.

– Вероятно, хотя палить в кого-то посреди улицы – это тоже не его стиль, – с сомнением произнес Джаспер. – Следовательно, мы вернулись к тому, с чего начали, – усмехнулся Каллен, подводя итоги.

На какое-то время в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь равномерным тиканьем часов и нервным постукиванием об пол босой ноги неугомонной Элис.

Белла вглядывалась в хмурое лицо Эдварда, пытаясь угадать, о чем тот напряженно думает. За последние четыре дня, прошедшие с того злополучного вечера, девушка, вовлеченная в бесконечные жаркие споры Эммета и Эдварда, сумела побороть свой страх: у нее просто не осталось сил бояться. Сколько Белз не думала о происходящем, она никак не могла принять чью-то сторону в этом противостоянии: доля истины была как в словах ее брата, так и в словах Каллена.