Текст книги "Я инвалид попал в мир магии и меча. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Prosto

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Я инвалид попал в мир магии и меча Том 1

Пролог. Холодный Пепел

Тишина в комнате была почти осязаемой. Густая, вязкая, пропитанная запахом пыли и невысказанного отчаяния. Она въелась в волокна старого ковра, покрывала тонким слоем полки с коллекцией дисков – давно забытые артефакты ушедшей эпохи игр, когда у Кирилла еще были силы держать в руках геймпад часами напролет. Теперь они были лишь молчаливыми надгробиями счастливых времен.

На стенах, выцветшие от времени и равнодушного солнца, висели постеры. Они были его иконами, его единственными святыми. Вот мрачный воин с мечом размером с человеческий торс, Гатс из «Берсерка», вечно идущий против судьбы, истекающий кровью, но несломленный. Кирилл горько усмехался, глядя на него. Какая ирония. Рядом – эмблема Разведкорпуса из «Атаки Титанов», крылья свободы. Свободы, которой у него никогда не будет.

На полке, среди пыльных томов манги, застыла фигурка Лелуша ви Британия в позе триумфатора. Интеллект, стратегия, воля, способная изменить мир... и тело, прикованное к креслу. Кирилл видел в нем родственную душу, искаженное отражение своих собственных амбиций, запертых в бесполезной плоти.

Его трон, его тюрьма – инвалидное кресло – стояло у окна. За заляпанным стеклом разворачивалась жизнь. Детская площадка, полная смеха. Звуки удара мяча, пронзительные крики, споры – все то, что составляло саундтрек его потерянного детства, теперь было для него пыткой. Он смотрел на здоровых, подвижных детей с холодным, отстраненным любопытством энтомолога, изучающего чуждый и непонятный вид. Когда-то он был одним из них.

Солнечный луч, лениво ползущий по стене, достиг прикроватного столика. Там, как памятник безразличию, стояла тарелка. Вчерашний ужин. Гречневая каша превратилась в монолитную бурую массу, а сосиска сморщилась, покрывшись жирной, застывшей пленкой. Он помнил, как вчера вечером вошла мать. Она не посмотрела на него. Ее взгляд скользнул по стене, по окну, куда угодно, лишь бы не встретиться с его глазами. Рука, ставившая тарелку, едва заметно дрожала – не от заботы, а от желания поскорее закончить этот ритуал и уйти. «Поешь», – бросила она, и звук ее удаляющихся шагов был для него громче любого приговора.

Он не притронулся к еде. Дело было не в гордости. Внутри него была выжженная пустыня, где давно умерли и голод, и жажда, и любые другие желания. Осталась лишь всепоглощающая, бездонная апатия.

Десять лет. Иногда ему казалось, что это было в другой жизни, с другим мальчиком. Та жизнь пахла свежескошенной травой на футбольном поле, где он, задыхаясь от восторга, забивал свой первый гол. Она плавилась горячим асфальтом под колесами велосипеда, когда он мчался наперегонки с ветром. Она звенела смехом друзей у костра в летнем лагере.

А потом все запахи сменились одним – стерильным, едким запахом больницы.

Он помнил тот день в мельчайших деталях. Солнце светило так ярко, что приходилось щуриться. Он ехал из школы на своем стареньком, но любимом велосипеде, предвкушая вечер за новой игрой. Радость движения, работающие мышцы, ветер в волосах... Он был абсолютно, безоблачно счастлив.

И тут же – пронзительный, режущий уши визг тормозов. Он обернулся. Огромный, как чудовище, капот грузовика был так близко, что он успел разглядеть трещину на лобовом стекле и искаженное ужасом лицо водителя. Времени испугаться не было.

Сухой, тошнотворный хруст. Не металла, а чего-то внутри него. Ослепляющая вспышка боли в спине, будто в позвоночник вонзили раскаленный лом. Ощущение полета, невесомости... и жестокий, ломающий кости удар об асфальт. Последнее, что он увидел, прежде чем тьма забрала его, – это синее небо и собственная кровь, растекающаяся по серому асфальту причудливым узором.

Он очнулся в палате. Белые стены, белый потолок, белый халат врача. У доктора было уставшее, сочувствующее лицо, которое Кирилл возненавидел в ту же секунду. Он говорил что-то про «обширное повреждение спинного мозга на уровне позвонков Т10-Т11», про «полный паралич нижних конечностей», про «необратимые последствия». Слова были сложными, но смысл Кирилл понял сразу. Он слышал, как за спиной врача глухо всхлипнула мать, видел, как отец сжал кулаки так, что побелели костяшки.

А сам он не чувствовал ничего. Ни страха, ни горя. Только холод. Ледяной, всепроникающий холод, который поселился где-то глубоко внутри и больше его не покидал. Интеллект осознал приговор раньше, чем сердце смогло его прочувствовать. Ноги, которые еще утром несли его навстречу ветру, теперь были просто бесполезным куском мяса. Навсегда.

Сегодняшнее утро ничем не отличалось от тысяч предыдущих. Та же мучительная процедура пересаживания с кровати в кресло, требующая напряжения всех мышц верхней части тела. Та же механическая чистка зубов перед зеркалом, из которого на него смотрел незнакомец с его лицом. Бледная кожа, темные круги под глазами и взгляд старика.

Он подкатил к столу и включил ноутбук. Интернет – его вторая тюрьма, такая же безжалостная. Лента новостей пестрела жизнью. Старый школьный приятель выложил фотографии с похода в горы – сияющее лицо на фоне заснеженной вершины. Кирилл машинально отметил про себя: «Хорошая экипировка. Дорого». Технологический сайт трубил о прорыве в протезировании, но он знал – это не для него. Слишком сложно, слишком дорого, слишком далеко от его реальности. Вышел трейлер нового сезона аниме, которого он когда-то ждал. Сейчас, глядя на нарисованных героев, он не чувствовал ничего, кроме раздражения от их пафосных речей о надежде.

Он открыл пустой текстовый документ. Прощальная записка. Что он мог написать? «Простите, что был обузой»? Слишком жалко. «Вините себя»? Слишком жестоко и несправедливо. Он долго смотрел на мигающий курсор, а потом с силой захлопнул крышку ноутбука. Слова были бессмысленны. Его уход будет громче любых слов.

Решение было принято. Холодное, взвешенное, окончательное. Как финальный ход в долгой шахматной партии.

Он дотянулся до тумбочки. Пальцы, натренированные тысячами часов нажимания на кнопки геймпада, легко вскрыли блистеры с сильнодействующим обезболивающим, которое ему выписывали тоннами. Горсть белых таблеток на ладони. Его ключ к свободе.

Он забросил их в рот. Горький, химический вкус. Запил теплой водой из стакана. Все. Обратного пути нет.

Он откинулся на подушки, закрыл глаза и стал ждать. Сначала не было ничего. А потом мир начал таять. Звуки стали глухими, свет померк. Постер на стене поплыл, и ему на мгновение показалось, что нарисованный воин кивнул ему. Из глубин памяти начали всплывать голоса. Смех матери, когда он был совсем маленьким. Одобрительный бас отца после выигранного матча. А потом – их шепот за дверью: «Я так больше не могу...», «Он никогда не поправится...».

Сознание цеплялось за реальность, но наркотик был сильнее. Он чувствовал, как его «я» растворяется, распадается на части. И в этой последней агонии, в этом финальном акте распада, он сконцентрировал всю свою волю, всю свою тоску и несбывшиеся мечты в одной-единственной мысли. Она была не криком, а отчаянным шепотом во вселенскую пустоту.

«Если есть хоть какой-то шанс... хоть какой-то другой мир... бог... система... что угодно... Дайте мне его. Дайте мне тело, которое может двигаться. Дайте мне цель. Я не прошу о счастье. Я прошу о шансе. О праве бороться...»

Тьма сомкнулась. Холодная. Абсолютная. Безвременная.

А затем из этого небытия родилось ощущение.

Он был в тепле. В тесноте. Со всех сторон его что-то обволакивало, поддерживало. Он слышал глухой, ритмичный стук – тук-тук, тук-тук. Он был живым. Его сознание, острое и циничное, было заперто в чем-то невероятно слабом и беспомощном.

Прошла вечность, прежде чем его вытолкнуло наружу, в ослепляющий свет и оглушающий шум. Первый вдох обжег легкие, и он закричал – тонким, пронзительным плачем младенца.

Мир был калейдоскопом размытых пятен и непонятных звуков. Но его разум уже работал на полную мощность, анализируя. Запах – дерево, дым, травы. Звуки – незнакомый язык, который его мозг почему-то начал расшифровывать. Он почувствовал, как его поднимают гигантские, но нежные руки. Он заставил себя сфокусировать зрение.

Над ним склонилось лицо женщины. Уставшее, но счастливое. За ней виднелся мужчина с густой бородой и добрыми глазами. Новые родители. Новая жизнь.

И тут он почувствовал это. Он послал мысленный импульс к пальцам ног. И ощутил их. Ощутил, как они шевельнулись.

Я могу двигаться.

Эта мысль была подобна взрыву сверхновой в его сознании. Восторг был настолько ошеломляющим, что он едва не потерял сознание снова.

И в этот момент, прямо перед его глазами, в воздухе вспыхнула полупрозрачная синяя табличка. Идеально ровный шрифт, мягкое свечение. Интерфейс, о котором он мог только мечтать, стал реальностью.

Последняя фраза, пронизанная черным юмором, была вишенкой на торте.

Из горла Кирилла, теперь уже в теле безымянного младенца, вырвался странный звук – не то всхлип, не то смех. Его безумная мечта сбылась. Ему дали не просто второй шанс. Ему дали новые правила игры.

И он, чья воля была выкована в десятилетней пытке, собирался стать в этой игре лучшим.

Глава 1 Мир на вкус и запах

Сознание вернулось не вспышкой, а медленным, тягучим рассветом. Первым был звук – глухой, ритмичный стук сердца его новой матери, Элары. Этот звук стал его метрономом, колыбельной, единственной константой в хаосе новых ощущений. В прошлой жизни тишина была его проклятием; здесь же он упивался каждым звуком, жадно впитывая их, как сухая земля впитывает влагу.

Первый год.

Его мир был крошечным и состоял из четырех основных элементов: колыбель, руки матери, потолок и огонь в очаге. Кирилл, чье новое имя было Кайл, проводил бесконечные часы, изучая эти элементы с дотошностью ученого, попавшего в иную реальность. Что, в общем-то, и было правдой.

Колыбель, грубо вырезанная из цельного куска дерева его отцом, Рориком, пахла смолой и чем-то сладковатым, возможно, мхом, которым заделывали щели. Она была его первой крепостью. Потолок – низкий, из потемневших от времени и дыма балок, на которых висели пучки сушеных трав. Их аромат был сложным, многослойным: терпкая полынь, сладковатая мята и что-то горькое, лекарственное. Кайл каталогизировал эти запахи, связывая их с обрывками фраз, которые улавливал. «От кашля», «для сна», «отгонять мокриц».

Огонь был живым божеством этого маленького мира. Он дарил тепло, плясал тенями на стенах, готовил еду. Когда Рорик подбрасывал в очаг новые поленья, пламя жадно рычало, и по комнате разносился уютный треск. Система услужливо подсвечивала объект в его поле зрения.

Система была его единственным молчаливым собеседником, окном в прошлое «я». Она не лезла с советами, лишь сухо констатировала факты, когда он достаточно долго фокусировался на предмете. Это помогало не сойти с ума в теле, которое отказывалось подчиняться взрослому разуму.

Семья была его главным объектом изучения. Элара, его новая мать, была молодой женщиной с уставшими, но невероятно нежными глазами. Ее руки, огрубевшие от стирки в ледяной воде и работы в огороде, были самыми ласковыми на свете. Когда она брала его на руки, от нее пахло молоком, хлебом и едва уловимым ароматом полевых цветов. Она часто пела ему – простые, незамысловатые песни о солнце, реке и лесных духах. Ее голос был негромким, но чистым, и под него Кайл позволял своему взрослому разуму на время уснуть.

«Какой же он тихий, Рорик», – часто шептала она мужу по ночам, думая, что младенец спит. Ее голос был полон тревоги и любви. «Все дети кричат, требуют, а наш... смотрит. Будто понимает все. Иногда мне страшно от его взгляда».

Рорик, его отец, был полной противоположностью. Высокий, широкоплечий мужчина с руками, похожими на корневища старого дуба. Его ладони были покрыты мозолями от топора и плуга. Когда он возвращался с поля или из леса, он приносил с собой запахи земли, пота и свежего ветра. Он редко говорил ласковые слова, но его любовь проявлялась в действиях. В идеально выструганной колыбели. В том, как он осторожно, почти благоговейно, касался пальцем крошечной ладошки Кайла.

«Сильным будет», – отвечал он жене. Его голос был низким и уверенным, как земля под ногами. «Это хорошо, что тихий. Значит, думает. В нашем мире думать важнее, чем кричать. Посмотри на него, Элара. Он смотрит на огонь не как дитя, а как мастер, оценивающий свою работу. Этот мальчик – не простой. Он – наш дар».

Кайл слушал их, и его циничное сердце, покрытое шрамами прошлой жизни, впервые за много лет чувствовало что-то похожее на тепло. Эти люди, простые и бедные, давали ему то, чего он был лишен в прошлой, «цивилизованной» жизни – безусловную любовь и принятие. И он поклялся себе, что однажды отплатит им.

Язык давался ему на удивление легко. Навык «Глаза Геймера» и аналитический склад ума творили чудеса. Он впитывал слова, сопоставлял их с предметами, действиями, эмоциями. «Ма-ма» – это тепло, запах молока и тихая песня. «Па-па» – это сила, запах дерева и чувство защищенности. «Огонь» – это тепло, но если подойти слишком близко, Система выдает предупреждение:

[Опасность! Получение урона!].

К концу первого года он уже понимал большую часть бытовых разговоров и накопил пассивный словарный запас, которому позавидовал бы любой лингвист. Но он молчал. Говорить – значило выдать себя. А он еще слишком многого не знал об этом мире.

Годы 2-3. Исследователь.

Научиться ползать было унизительно. Его мозг отдавал четкие команды, но тело, слабое и нескоординированное, отвечало лишь жалкими, беспорядочными рывками. Он злился, падал, бился головой о пол, вызывая панику у Элары, и снова пытался. Это была его первая битва в новом мире, и он выиграл ее, проявив то же упрямство, с которым когда-то проходил сложнейших боссов.

Когда он сделал первый шаг, держась за протянутый палец Рорика, мир взорвался новыми возможностями. Теперь он мог исследовать.

Дом, который казался ему вселенной, оказался всего лишь одной комнатой, разделенной занавеской на спальную и кухонную зоны. Мебель была простой и функциональной: стол, две лавки, полки для посуды и родительская кровать. Но для Кайла каждый предмет был сокровищем. Он трогал шероховатую поверхность стола, гладил глиняные кружки, вдыхал запах кислой капусты из бочки в углу.

Улица была откровением. Деревня Кленовый Лог состояла из двух десятков таких же, как у них, домов, разбросанных вдоль грязной, разбитой дороги. В центре стоял колодец – сердце деревни, место, где женщины обменивались новостями, а мужчины обсуждали виды на урожай. Воздух был наполнен мычанием коров, кудахтаньем кур и запахом навоза, который на удивление не казался Кайлу отвратительным. Это был запах жизни.

Люди в деревне были простыми и грубоватыми. Они с любопытством поглядывали на «тихого сына Рорика».

«Странный он у тебя, Рорик», – говорил сосед, старый Гром, коренастый мужик с бородой лопатой, когда видел, как маленький Кайл часами сидит на крыльце и просто смотрит, не издавая ни звука. «Мои в его годы уже вовсю горшки били да котам хвосты крутили. А твой... будто старик в теле мальца».

«Зато не плачет попусту», – с гордостью отвечал Рорик, но в глубине души он тоже беспокоился. Он видел, как Кайл смотрит на пролетающую птицу, и во взгляде его сына было не детское любопытство, а оценка траектории полета.

Кайл начал говорить. Он делал это осторожно, подражая другим детям. Простые слова: «мама», «папа», «дай», «больно». Он намеренно допускал ошибки, коверкал звуки, чтобы не выделяться. Это было частью его маскировки. Самым сложным было сдерживать свой интеллект, притворяться обычным ребенком. Когда Элара показывала ему три яблока и говорила «много», ему приходилось подавлять желание объяснить ей основы счета.

Год 4. Мыслитель и Искра.

К четырем годам Кайл стал полноправным жителем деревни. Маленький, худенький мальчик с непроницаемым лицом и глазами, которые, казалось, видели больше, чем положено ребенку. Он помогал матери по дому, кормил кур, но его главной работой было слушать.

Он сидел у очага, когда к отцу приходили другие мужчины, и впитывал их разговоры. Он узнал, что за лесом, в дне пути, находится город Вереск, где есть наместник Барона. Узнал, что в лесу водятся волки и иногда гоблины, поэтому ходить туда в одиночку опасно. Узнал, что налоги Барону растут с каждым годом, и жизнь становится тяжелее. Этот мир не был сказкой. Он был суровым и прагматичным.

Его Система тоже эволюционировала. Появились новые вкладки.

Высокие показатели Интеллекта и Мудрости были результатом слияния его взрослого разума с новым телом. Он был умнее любого взрослого в этой деревне, но понимал, что этот ум – его главный козырь и главная опасность.

Открытие произошло в холодный осенний вечер. Рорик задержался в лесу, а дрова в очаге почти прогорели. В доме стало промозгло и сыро. Элара кутала его в старое одеяло, но холод пробирал до костей. Кайл смотрел на угасающие угли. Он вспомнил то чувство абсолютной беспомощности в инвалидном кресле, когда не мог даже дотянуться до пледа.

И он захотел тепла.

Он не думал о магии. Он просто захотел. Всем своим существом, всей силой своей воли, закаленной годами страданий. Он протянул руку к углям, представляя, как они снова вспыхивают ярким, жарким пламенем.

На кончике его пальца, в миллиметре от кожи, зародился крошечный огонек. Он был размером с искру, но горел ровным, уверенным светом. Он не обжигал. Он был теплым, послушным, живым.

Кайл застыл, глядя на это чудо. Десять лет он был рабом своего тела. Теперь само мироздание подчинилось его воле. Восторг был настолько сильным и чистым, что перехватило дыхание.

В этот момент в дом вошла Элара. Она несла последнюю охапку хвороста. Увидев огонек на пальце сына, она выронила дрова. В ее глазах смешались страх, изумление и... благоговение.

– Духи... – прошептала она, медленно опускаясь на колени. – Матерь-Земля, тебя благословили духи огня, сынок.

Кайл посмотрел на свою мать, потом на огонек, который тут же погас, стоило ему отвлечься. Он понял. Его характеристика «Магическая одаренность: 9» – это не просто цифра. Это его путь. Его оружие. Его шанс стать не просто выжившим, а кем-то большим.

В эту ночь он впервые за свою новую жизнь не спал. Он лежал с открытыми глазами, снова и снова вызывая крошечную, послушную искорку. Он смотрел на нее, и в его детских глазах отражалось пламя – не только магическое, но и пламя амбиций, которое, как он думал, давно погасло в его душе.

Игра началась. И на этот раз он был не просто зрителем. Он был игроком с невероятными стартовыми бонусами.

Глава 2 Шепот у очага и тайные искры

Ночь после открытия была густой и напряженной. Тишина в доме больше не была умиротворяющей; она звенела от невысказанных слов и затаенных эмоций. Кайл лежал в своей маленькой кровати у стены, притворившись спящим. Он замедлил дыхание, расслабил мышцы – навыки, отточенные годами вынужденного бездействия в прошлой жизни, оказались бесценны и в этой. Он был не просто ребенком, спящим в своей постели. Он был шпионом на вражеской территории, и эпицентром этой территории был его собственный дом.

Его уши, привыкшие улавливать малейшие шорохи, были навострены. Он слышал, как потрескивают угли в остывающем очаге, как за стеной тоскливо воет ветер, и как напряженно бьются два сердца его новых родителей.

Наконец, когда молчание стало невыносимым, Элара заговорила. Ее шепот был едва слышен, хрупок, как крыло мотылька.

– Рорик... ты видел?

Ответа не последовало. Кайл услышал лишь, как скрипнула лавка под весом отца, который, видимо, сел, повернувшись к огню.

– Я не сошла с ума, – с отчаянием в голосе продолжила Элара. – Прямо на его пальце. Огонек. Настоящий. Он не обжигал его. Он... слушался.

– Я видел, – голос Рорика был низким и хриплым, как скрежет камней. Он не был напуган, как Элара. В его тоне Кайл уловил нечто иное – тяжелую, давящую задумчивость.

– Что это? Духи? Благословение? Или... – она запнулась, боясь произнести страшное слово, – ...проклятье? Старая Нанна рассказывала про детей, отмеченных хаосом. Их забирают...

– Молчи, женщина! – резко оборвал ее Рорик. Не грубо, но властно. – Не произноси это слово в нашем доме. То, что я видел, не было хаосом. Хаос жжет и разрушает. А этот огонь... он был ручным. Послушным. Это дар.

– Дар, который может нас погубить! – ее голос сорвался. – Что, если кто-то узнает? Сосед, староста... наместник Барона? Ты же знаешь, что они делают с... с такими, как он. Они забирают их в свою Академию. И никто их больше не видит. Говорят, их превращают в живое оружие для войн на севере! Мой сын – не оружие!

Кайл почувствовал, как холодок пробежал по его новой, детской спине. Академия. Живое оружие. Вот и первые крупицы информации о том, как этот мир обходится с магами. Не так уж и радужно.

Снова долгое молчание. Рорик, видимо, подбирал слова.

– Значит, никто не узнает, – наконец произнес он, и в его голосе зазвенела сталь. – Никто. Никогда. Это будет наша тайна. Тайна нашего рода. Ты будешь учить его почитать духов, как и учила. Я буду учить его быть мужчиной, быть осторожным. А он... он сам решит, что делать со своим даром, когда вырастет. Но мы должны дать ему это время. Мы должны его защитить. Ты поняла меня, Элара?

– Да... – выдохнула она. В этом выдохе была и покорность, и страх, и слабая искорка надежды. – Наша тайна.

Кайл медленно выдохнул. Первый рубеж был пройден. Его не сочли демоненком, его не испугались до смерти. Его решили защищать. Это было больше, чем он смел ожидать. Ответственность, которую они на себя взвалили, была огромной. И он не собирался их подводить.

Утро было другим. Воздух в доме все еще был пропитан вчерашним напряжением, но теперь оно было скрытым, подспудным. Элара двигалась по дому с преувеличенной нормальностью, но ее глаза постоянно возвращались к Кайлу, будто она ожидала, что он вот-вот вспыхнет, как факел. Рорик, наоборот, избегал смотреть на него прямо, но Кайл чувствовал его взгляд, когда отворачивался.

Он понимал – игра усложнилась. Ему нужно было быть не просто тихим ребенком, а идеальным тихим ребенком. Он намеренно споткнулся на ровном месте, свалив деревянную ложку. Заплакал, когда мать, вздрогнув, подбежала к нему. Это был calculado спектакль. Детская неуклюжесть, детские слезы. Он должен был убедить их, что вчерашнее было случайностью, чудом, которое и он сам не понял.

– Тише, мой маленький, тише, – шептала Элара, прижимая его к себе. – Все хорошо. Ты просто споткнулся.

Но ее сердце колотилось так сильно, что Кайл чувствовал его удары своей щекой. Они ему не поверили. Они просто хотели поверить.

Когда его оставили одного в комнате, он немедленно погрузился в единственный доступный ему мир, который никто не мог у него отнять – мир Системы.

«Статус», – мысленно приказал он.

Интерфейс вспыхнул перед его внутренним взором, уже знакомый и почти родной. Он проигнорировал характеристики, которые уже выучил наизусть, и сосредоточился на вкладке «Навыки». Там было пополнение.

«Мана». Вот оно. Ключевое слово. Вчера он действовал инстинктивно, но теперь пришло время для научного подхода. Он закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь «почувствовать» эту ману. И почувствовал. Это было похоже на крошечное, теплое озерцо где-то в районе солнечного сплетения. Оно было почти пустым.

В углу его зрения появилась новая полоска. Синяя.

Значит, вчерашняя искра стоила ему почти всего запаса. И за ночь он восстановил всего пять единиц. Регенерация была ужасающе медленной.

«Так, анализ», – приказал себе Кайл, его мозг заработал с холодной эффективностью. – «Проблема номер один: низкий объем маны. Проблема номер два: медленная регенерация. Проблема номер три: высокий расход на простейшее заклинание. Проблема номер четыре: полная секретность. Я не могу просто сесть посреди комнаты и начать тренироваться».

Он начал перебирать варианты. Объем маны, скорее всего, был связан с характеристиками. С Интеллектом? Или с Мудростью? А может, с «Связью с миром»? Это нужно было проверить, но как повысить характеристики, он пока не знал. Уровень у него был все еще первый. Видимо, убийство кур или колка дров за уровень не считались.

Регенерация... возможно, она зависела от отдыха. Или от еды. Или это была просто базовая скорость, которую можно было увеличить навыками или особыми предметами, о которых он пока мог только мечтать.

Расход. Тут все было ясно. Навык был первого уровня. Как и в любой игре, начальные навыки всегда были неэффективны. Их нужно было прокачивать. А для этого нужен был опыт. А для опыта нужна была практика. Замкнутый круг.

И секретность. Это было самое сложное. Ему нужно было найти место и время для тренировок. Ночью, под одеялом? Слишком рискованно. Можно было поджечь дом. В сарае? Туда в любой момент мог зайти отец. Оставался только лес. Но ему было четыре года. Одному в лес его никто не отпустит.

Он открыл глаза. План начал вырисовываться. Многоступенчатый, сложный, требующий терпения – его главного ресурса.

Шаг первый: повысить уровень. Это, скорее всего, решит проблему с объемом маны. Как повысить уровень? В играх это делалось через квесты или убийство монстров. Квестов ему пока никто не давал. Значит... монстры. Волки, гоблины, о которых говорили мужчины. Но для этого нужно было оружие и навыки.

Шаг второй: прокачка навыков. «Манипуляцию огнем» нужно было тренировать. Он решил начать с малого. С невидимого. Он не будет создавать огонь. Он будет просто гонять крошечную, невидимую толику маны по руке. Это не даст видимого эффекта, но, возможно, даст опыт?

Он снова лег, закрыл глаза и сосредоточился. Он зачерпнул из своего скудного запаса одну-единственную единичку маны и заставил ее двигаться от плеча к кончикам пальцев. Это требовало невероятной концентрации.

Неудача. Но информативная. Значит, есть и другие, базовые навыки, которые ему нужно открыть. Как? Вероятно, продолжая попытки.

Вечером, когда Рорик вернулся с поля, он не стал, как обычно, заниматься починкой инструментов. Он сел на лавку рядом с Кайлом, который сосредоточенно строил башню из деревянных кубиков. Отец долго молчал, потом положил свою тяжелую руку ему на голову.

– Огонь – хороший слуга, сынок, – тихо сказал он, глядя на пламя в очаге. – Но плохой хозяин. Он может согреть, а может сжечь дотла. Духи дают свою силу не просто так. Они смотрят, как ты ее используешь.

Это не было допросом. Это был урок. Предупреждение. Завуалированное послание.

– Огонек теплый, папа, – ответил Кайл, поднимая на него свои большие, серьезные глаза. Он использовал ту же фразу, что и в своих мыслях, – простую, детскую, но абсолютно правдивую.

Рорик усмехнулся в усы. Что-то в ответе сына его удовлетворило.

– Верно. Теплый. Помни это тепло, Кайл. Это хорошее тепло.

Этой ночью Кайл не спал. Он лежал под одеялом, вытянув руку. Он снова и снова пытался создать ту самую искорку, но делал ее настолько микроскопической, что ее свечение было невозможно заметить сквозь плотную ткань. Каждая попытка стоила ему 2 единицы маны. Его запаса хватало на две попытки, после чего он чувствовал легкую слабость и ждал, пока мана восстановится.

Это была мучительно медленная, кропотливая работа. Но Кирилл, проживший десять лет в кресле, знал о терпении все. Каждая единица опыта была для него победой. Каждая восстановленная капля маны – даром.

Он смотрел в темноту, но видел перед собой синие экраны Системы. Он был слаб. Он был ребенком в захолустной деревне на краю известного мира. Но впервые за обе свои жизни он чувствовал, что держит судьбу в собственных руках.

В этих маленьких, тайных искорках, рождавшихся под одеялом, было нечто большее, чем просто магия. В них был его бунт против беспомощности. Его обещание самому себе.

Прошла неделя с той ночи, когда тайна Кайла чуть не стала явью. За эту неделю он достиг совершенства в искусстве быть незаметным четырехлетним ребенком. Его дни были наполнены рутиной: помочь матери принести щепок для растопки, отогнать наглую курицу от рассыпанного зерна, часами строить из кубиков замысловатые башни, которые он тут же рушил с нарочито детским восторгом. Но за этой ширмой кипела напряженная интеллектуальная работа. Его разум превратился в аналитический центр, а объектом исследования была сама реальность, препарированная интерфейсом Системы.

Каждый вечер, лежа в кровати, он проводил свои тайные тренировки. Десятки, сотни раз он создавал микроскопическую, невидимую глазу искорку, раз за разом получая драгоценную единичку опыта.

Прогресс был, но он был мучительно медленным. И он не отвечал на главный вопрос, который зудел в его сознании, как заноза.

«Уровень. Почему мой уровень персонажа все еще первый?»

Он сидел на крыльце, наблюдая, как отец рубит дрова. Рорик делал это с отточенной, экономной грацией. Каждое движение было выверено. Топор в его руках казался продолжением его тела. Вжух – и полено разлеталось на две ровные части. Вжух – еще одно.

«Вот он, живой пример прокачанного навыка, – думал Кайл, анализируя действия отца. – Если бы у него был интерфейс, я уверен, там было бы что-то вроде [Колка дров (Мастер) – Ур. 78]. Он занимается этим всю жизнь. Но дает ли ему это опыт для уровня? Сомневаюсь. Иначе он был бы уже сотого уровня, а не простым дровосеком».

Он перевел взгляд на свои руки. Он помогал матери. Он носил воду маленьким ведерком. Он полол грядки. Ни разу Система не наградила его даже крошечной единицей опыта персонажа.

«Хорошо, Система, давай поговорим начистоту, – мысленно обратился он к невидимому интерфейсу, словно к живому собеседнику. – Я выдвигаю гипотезы. Ты будешь их подтверждать или опровергать своими реакциями. Начнем».

Гипотеза А: Монотонные, безопасные действия не дают опыта для уровня.

«Я выполняю рутинные задачи. Помощь по хозяйству. Это полезно для семьи, но для Системы, видимо, это "гринд" без награды. Это логично. В играх ты не получаешь опыт за ходьбу из города в город. Ты получаешь его за действие в конечной точке. Гипотеза А, скорее всего, верна. Опыт дают не за труд, а за преодоление».

Гипотеза Б: Опыт разделен на опыт навыков и опыт уровня.

«Это очевидно. Я получаю опыт для "Манипуляции огнем", когда использую этот навык. Отец, если бы у него была Система, получал бы опыт "Колки дров". Но это не влияет на общий уровень. Это два разных потока данных. Гипотеза Б – подтверждена».

Гипотеза В: Опыт уровня дается за преодоление конфликта.

«Вот мы и подошли к главному. Конфликт. В играх это что? Правильно, выполнение квестов и убийство монстров. Квестов мне никто не давал. Ни одна встревоженная селянка не просила меня спасти ее кошку с дерева. Значит, остается второй вариант. Убийство».