Текст книги "КИМ 1 (СИ)"

Автор книги: Prophet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)

Человеку двадцать первого века подобный ужин мог показаться бы скромным, а учитывая, кем был Киров – то и вовсе аскетичным, но Максим прекрасно знал, что в СССР существует проблема с продуктами питания, а решение об отмене продовольственных карточек и вовсе было принято только несколько дней назад. Так что, по меркам тридцать четвертого года ужин, поданный сегодня Кирову никак нельзя было назвать бедным.

Максим и не думал этого делать. Он с удовольствием уплетал домашние пельмени, отмечая для себя, что мясо в них по своему вкусу выгодно отличается от привычного ему мяса двадцать первого века. Максим вряд ли смог подробно объяснить отличия, но вкус «местной» еды казался ему более насыщенным и… более настоящим, что ли.

К концу ужина, когда домработница убрала пустые тарелки из-под пельменей, и подала самовар, Киров, похоже, дозрел-таки до продолжения разговора.

– Скажите, товарищ Белов… – начал Сергей Миронович.

– Товарищ Киров, обращайтесь ко мне лучше по имени, так как-то привычнее, – предложил Максим.

– Хорошо, Максим, – кивнул Киров. – Я так и не спросил вас о покушении. Этот Николаев, который собирался в меня стрелять – он, вообще, кто?

– Николаев Леонид Васильевич, тысяча девятьсот четвертого года рождения, с двадцать третьего года – член ВКП(б), – после недолгого молчания выдал справку Максим. – Женат на Мильде Драуле, имеет двоих детей…

– Муж Мильды? – удивился Киров. Его рука, снимавшая в это время с самовара заварочный чайник, на мгновение замерла.

– В мое время ходила версия, что у вас был роман с Драуле, а Николаев покушался на вас из ревности, но каких-либо подтверждений этому нет, – заметил Максим, от которого не укрылась мимолетная заминка Кирова. – Неизвестно даже, было у вас что-то с этой Мильдой, и, если было – знал ли об этом Николаев.

– А что лично вы думаете о покушении? – поинтересовался Киров, не став развивать тему его отношений с Драуле.

– Я лично думаю, что Николаев был одиночкой, – ответил Максим, наливая себе чаю в стакан, стоящий в явно «старорежимном» серебряном подстаканнике. – В своих дневниках он даже называет себя «новым Желябовым»…

– А я, значит, в его представлении, Александр Второй, – хмыкнул Киров. – Но я не понимаю, в чем его мотив…

– Видите ли, товарищ Киров, Николаев был человеком нервным, мнительным и, судя по всему, не вполне здоровым психически. К тому же, из-за своего склочного характера он ни на одной работе надолго не задерживался, отчего его семья прозябала в бедности, – сделав маленький глоток обжигающе горячего чая, Максим продолжил. – Однако, как это часто бывает, Николаев не желал искать причины своих проблем в себе и винил во всем партию, отвернувшуюся, как он считал, от нужд простого человека. А своей акцией он желал привлечь внимание к имеющимся, по его мнению, проблемам в партии…

– А как на ваш взгляд, в партии, и в самом деле, есть проблемы? – поинтересовался Киров.

– Безусловно, – кивнул Максим. – Только не те, о которых думает Николаев. Но говорить об этом я прямо сейчас не готов.

– Хорошо, оставим пока эту тему, тем более что говорить о проблемах в партии вам нужно скорее с товарищем Сталиным, а не со мной, – не стал настаивать Киров, вместо этого взяв с тарелки кусок пирога с капустой.

Максим поступил точно также, отдав должное мастерству повара, по слухам, ранее служившего при императорском дворе. Максим не знал, правда это или нет, но пироги у него получались настолько вкусные, что, прожевав кусок, Белов понял, что хочет еще.

– Скажите, пожалуйста, Максим, а что в вашей истории стало с моей семьей после моей смерти? – отдав должное пирогу, спросил Киров.

– Вы уверены, что хотите это знать? – совершенно серьезно спросил Максим, внимательно посмотрев на Кирова.

Тот на секунду задумался, но потом решительно кивнул.

– Что ж, как пожелаете, – отхлебнул чаю Максим. – Ваша супруга, Мария Львовна Маркус, так и не оправилась после вашей смерти. Несмотря на то, что ей было назначено полное государственное обеспечение, здоровье ее становилось все хуже, в конце концов, она сошла с ума и в сорок пятом году скончалась…

– М-да, правы были попы, когда говорили, что во многих знаниях многие печали, – протянул Киров, явно ошарашенный услышанным. – А о моей дочери вы что-нибудь знаете?

– Значит, Евгения Кострикова и в самом деле ваша дочь? – поинтересовался Максим и сделал, глоток чаю, чтобы промочить горло. – Видите ли, никаких документальных подтверждений вашего родства почему-то не сохранилось, и о том, что Женя – ваша дочь известно исключительно с ее слов.

– Получается, Женя все-таки стала известна в вашей истории, раз вы о ней знаете? – как-то неуверенно поинтересовался Киров, то ли из-за того.

– Не так, чтобы очень известна, но да, я кое-что о ней знаю, – кивнул Максим. – Женя воспитывалась в детском доме, затем окончила школу-интернат при одном из «специализированных» детских домов для эвакуированных из Испании детей. В годы войны сначала была медсестрой, затем, после ранения, окончила танковое училище и к концу войны командовала танковой ротой. Личная жизнь у нее, к сожалению, не задалась. В годы войны Женя вышла замуж за какого-то полковника, а потом оказалось, что он уже был женат. Больше она замуж не выходила, и умерла в одиночестве в семьдесят пятом году.

– Вот оно как… – протянул Киров, судя по тому, как он катнул желваками, весьма болезненно воспринявший информацию о судьбе дочери. – Значит, внуков у меня не было…

– Нет, – покачал головой Белов. – Забрали бы вы Женю к себе, а то такая героическая девочка, и в детском доме прозябает…

– Моя жена будет против, – вздохнул Сергей Миронович.

– Вы с целым Ленинградом справляетесь, неужели с женой справиться не сможете? Стукните кулаком по столу, в конце концов! – подавшись вперед, воскликнул Максим, после чего, одернув себя, глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула. – Простите, товарищ Киров, мне не стоило этого говорить, просто я сам детдомовский, и для меня это несколько больная тема.

– Я тоже, – понимающе кивнул Киров. – Когда отец пропал без вести, а мать умерла, моих сестер взяла на воспитание бабушка, а меня отдали в дом призрения.

– А я о своих родителях ничего не знаю, – поделился Максим. – От меня мать отказалась еще в роддоме…

– И вы не пытались узнать, кто она и почему она так поступила? – поинтересовался Киров.

– Нет, зачем? – пожал плечами Максим. – То есть, пока я жил в детском доме, я мечтал о том, что мама меня найдет и заберет к себе, а сейчас… Ну, допустим, встретились бы мы с ней, и о чем нам говорить? Тем более, что в двенадцать лет я, как один из кандидатов на отправку в прошлое, оказался в центре подготовки, где получил довольно специфическое образование.

– Понимаю вас, Максим, – кивнул Киров. – Просто ваши слова как-то не очень вяжутся с твоим советом забрать Женю из детского дома…

– Пока я был в детском доме – у нас с матерью еще была возможность наладить отношения. А сейчас уже поздно, – пояснил Белов. – У вас же еще есть шанс восстановить отношения с дочерью. Вообще, я считаю, что так не должно быть, и наша задача – построить такое общество, в котором родители не будут отказываться от своих детей!

– Понимаю вас, Максим, и подумаю на вашими словами, – помолчав, произнес Киров. – А сейчас давайте определим вас на ночлег. Идемте!

Для проживания Сергей Миронович определил Максиму комнату для отдыха, вход в которую находился в прихожей, возле входной двери. Всю обстановку узкой, как пенал, комнаты составляли несколько шкафов с какими-то бумагами, шкаф для одежды, узкая койка, пара стульев, небольшой рабочий столик с парой кресел и небольшой верстак в углу. Никакой роскоши, но вполне комфортно и, при этом, довольно уютно.

Показав комнату, Сергей Миронович удалился. Оставшись в одиночестве, Максим хотел было что-нибудь почитать, но вскоре почувствовал, как его отпускает напряжение последних часов, отчего его стремительно начало клонить в сон. Подумав, что завтра утром ему предстоит встреча со Сталиным, и лучше бы ему быть бодрым, Максим спрятал свой рюкзак под кровать, пистолет – под подушку, разделся, лег в кровать и тут же уснул.

Часть первая, глава четвертая. НА КВАРТИРЕ У КИРОВА.

«Отбросьте все невозможное, и то, что останется, будет ответом,

каким бы невероятным он ни казался».

Шерлок Холмс, частный сыщик.

2 декабря 1934 года. 08:27.

Квартира С. М. Кирова. Ленинград, улица Красных Зорь, дом 26-28.

Открыв глаза, Максим несколько секунд пялился в незнакомый потолок, не вполне понимая, где он. Помещение, в котором он проснулся, не было похоже ни на его комнату в учебном центре, ни на карантинный бокс, в котором он провел последние две недели. Когда же он сообразил, что находится в гостевой комнате в квартире Сергея Мироновича Кирова в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, на него разом обрушились все события бурного вчерашнего дня.

Переход через врата, предотвращение убийства Кирова, убеждение его в том, что он из будущего, затем ответы на вопросы уже здесь, в квартире… Вчера Максим действовал практически на автомате, выполняя поставленную перед ним задачу и не задумываясь над реальностью происходящего, и только сейчас осознал, что все это взаправду. И встреча с Кировым, и предстоящая встреча со Сталиным – это реальность и в этой реальности ему теперь предстоит жить.

Осознав все с ним произошедшее, Максим выбрался из-под теплого ватного одеяла и, как был, в трусах и майке, принялся выполнять армейский комплекс вольных упражнений. Размявшись, Максим опустился на ковровую дорожку и принялся отжиматься. Выполнив обязательные для себя семьдесят пять отжиманий, Белов встал с ковра и быстро оделся.

Отперев дверь ключом, Максим достал из-под кровати свой рюкзак, собрал принадлежности для умывания, вышел в коридор и по дороге в ванную комнату встретил в коридоре Сергея Мироновича, уже гладко выбритого, причесанного и одетого в выглаженный серый френч.

– Доброе утро, Максим! – поздоровался Киров.

– Доброе утро, товарищ Киров! – кивнул в ответ Белов.

– Завтрак будет через полчаса, – сообщил Сергей Миронович, которого еще никто не мог упрекнуть в отсутствии гостеприимства. – Как умоетесь, присоединяйтесь ко мне в столовой!

– Обязательно, – улыбнулся Максим.

Ванная комната впечатлила Максима древним дровяным водонагревателем. Еще в будущем, во время посещения музея-квартиры Кирова этот агрегат заинтересовал Максима, а сейчас он получил возможность увидеть его в действии. Несмотря на древность, водонагреватель исправно поставлял горячую воду как в душ, так в кран умывальника.

Полчаса спустя Максим, умывшийся и пригладивший свои короткие светлые волосы, сидел в столовой напротив Сергея Мироновича. На завтрак у Кирова была аппетитно шкворчавшая яичница на сале, свежий белый хлеб с маслом и чай. По меркам тридцать четвертого года – почти роскошь.

– Послушайте, Максим, – начал Киров, наливая себе чаю. – Скоро должен приехать товарищ Сталин, и, думаю, будет лучше, если сперва я поговорю с ним с глазу на глаз. Вас же я прошу подождать в своей комнате, а когда я объясню товарищу Сталину ситуацию, я вас позову.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Максим, по примеру Сергея Мироновича плеснув себе в стакан заварки. О том, что он предпочитает по утрам кофе, а не чай, он, будучи человеком вежливым, предпочел не сообщать. – Так и поступим.

Вернувшись в выделенную ему комнату, Максим достал планшет, и усевшись в кресло, добил, наконец, ненавистное ему произведение Островского. Поняв, что он только что прочитал последнюю страницу, Максим облегченно вздохнул и, чтобы расслабиться, решил в очередной раз перечитать «Золотого Теленка».

Однако, не успел он прочитать и пары глав, как в прихожей сперва раздался дверной звонок, за которым последовали шаги Сергея Мироновича и звук открываемой двери. Отложив планшет, Максим подобрался, как перед боем и постарался настроиться на тяжелый разговор с самим Сталиным.

2 декабря 1934 года. 09:45.

Ленинград, Московский вокзал.

Любой человек, оказавшийся на Московском вокзале утром второго декабря, мог с интересом для себя обнаружить, что одна из платформ была оцеплена сотрудниками НКВД. Люди, имевшие отношение к партии большевиков, могли разглядеть среди находившихся за оцеплением людей второго секретаря ленинградского обкома Михаила Чудова, а наиболее осведомленные – еще и начальника ленинградского управления НКВД Филиппа Медведя. Словом, явно ожидалось прибытие кого-то важного, но кого?

Желая посмотреть, кого же все-таки встречают с такими мерами безопасности, вокруг оцепления начали собираться зеваки, державшиеся, в прочем на почтительном расстоянии от сотрудников НКВД. Наконец, возле платформы остановился короткий поезд, состоявший всего из четырех вагонов. Сперва на перрон вышли двое сотрудников охраны, а через минуту из вагона появилась плотная фигура в фуражке, шинели и сапогах. Не узнать вышедшего было невозможно, это был сам товарищ Сталин!

С наслаждением вдохнув морозный ленинградский воздух, Сталин шагнул к встречавшим его товарищам. Чудов также сделал шаг навстречу.

– Товарищ Сталин, от имени ленинградского комитета партии рад приветствовать вас в Ленинграде! – произнес Чудов, чуть робея в присутствии вождя.

– Здравствуйте, товарищ Чудов! – кивнул Сталин, и повернулся к Медведю. – Здравствуйте, товарищ Медведь! Как же ваши люди так сплоховали? По словам товарища Кирова, убийца подошел к нему вплотную, и только вмешательство какого-то молодого человека помешало ему совершить преступление.

– Виноват, товарищ Сталин! – непроизвольно вытянулся Медведь. – Знаю, что меня это не оправдывает, но я выполнял распоряжения товарища Кирова, упорно отказывавшегося от охраны!

– С товарищем Кировым я об этом еще поговорю, – ответил Сталин. – Я надеюсь, вы исправили вашу оплошность? И что это за молодой человек, что так вовремя пришел Сергею на помощь?

– Да, товарищ Сталин, исправил, – подтвердил Медведь. – Парадная и черная лестницы в доме товарища Кирова взяты под охрану, возле дверей в квартиру выставлены посты. Насчет же молодого человека товарищ Киров сказал, что на все вопросы о нем он может ответить только вам лично. И еще, товарищ Сталин, за безопасность товарища Кирова внутри квартиры отвечает тоже этот молодой человек, – счел необходимым сообщить Филипп Демьянович.

– Вот как? – задумчиво произнес Сталин. – Что ж, в таком случае, едем к товарищу Кирову.

Из поезда, тем временем вышли другие пассажиры, среди которых были Генрих Ягода, Андрей Жданов и Николай Ежов. Под усиленной охраной вся делегация покинул здание вокзала. На улице их уже ждали автомобили. Сталин распорядился отвезти товарищей в гостиницу, а сам отправился на улицу Красных Зорь.

Несколько минут спустя колонна из трех машин остановилась перед домом трех Бенуа. Покинув автомобиль, Сталин в сопровождении охраны вошел в парадную и поднялся на лифте на пятый этаж. Увидев, что из лифта вышел сам Сталин, сотрудники НКВД, несшие этим утром дежурство возле дверей квартиры, непроизвольно вытянулись и принялись буквально пожирать вождя взглядами.

Дверь Сталину открыл сам хозяин квартиры и тут же посторонился, пропуская Иосифа Виссарионовича внутрь. Сталин пожал руку своему старому товарищу и, пожалуй, другу, после чего снял шинель и фуражку. Пригладив перед зеркалом волосы, Сталин повернулся к Сергею Мироновичу.

– Здравствуй, Сергей! – добродушно произнес Сталин. – Что такого случилось, что ты, скажем прямо, потребовал от меня прибыть в Ленинград? Это ведь не из-за покушения на тебя, так?

– Случилось, товарищ Сталин, – вздохнул Киров. – Такое случилось, что я до сих пор не знаю, как на это реагировать. Но обсуждать это нужно с глазу на глаз. Ты ведь не один?

– С сопровождением, – усмехнулся Сталин. – Товарищ Власик одного меня бы не отпустил.

– Понимаю, – отразил усмешку вождя Киров. – Меня товарищ Медведь теперь тоже вряд ли куда одного отпустит. Но что же я вас на лестнице держу? Пригласи своих сопровождающих в квартиру, только попроси их подождать в библиотеке. Когда выслушаешь меня – сам решишь, кого посвящать в то, что я тебе расскажу.

– Хорошо, – кивнул Сталин, не понимавший почему Киров разводит такую секретность, но чувствовавший, что в ближайшее время получит этому объяснение.

Позвав Власика и его людей в квартиру, Сталин подождал, пока они разденутся и последовал за Кировым. К некоторому его недоумению, Киров повел его не прямо в кабинет, дверь которого выходила в первую прихожую, а в соседнюю дверь, что вела в библиотеку. Предложив охране Сталина располагаться, Киров пригласил вождя проследовать в дверь, соединявшую кабинет с библиотекой.

– Я закрыл дверь ведущую в коридор на ключ, – пояснил Киров. – Теперь попасть в кабинет можно только через библиотеку, где ожидают твои люди. Так безопаснее.

– Что безопаснее? – не понял Сталин. – Сергей, что у тебя происходит?

– Присядь, Коба, – указал Киров на диван, после чего сел рядом, вполоборота повернувшись к собеседнику. – Такие новости лучше слушать сидя. Как я вчера тебе сообщил, на меня было совершено покушение. Некто Николаев пытался выстрелить мне в затылок из револьвера, а один молодой человек не дал ему этого сделать.

Предотвратив покушение, молодой человек заявил, что ему нужно срочно со мной поговорить. Я согласился, и молодой человек, которого, кстати, зовут Максим Белов, сообщил мне, что он из будущего. Из две тысячи двадцать первого года, если быть точным…

– Из будущего? – не сдержал своего удивления Сталин. – И ты в это поверил?

– Не сразу, – покачал головой Киров. – Но молодой человек показал мне одно устройство, игрушку, по его словам. Коба, я внимательно слежу за техническими новинками, но, поверь мне, такого нет ни в Америке, ни в Европе, ни, уж тем более, у нас!

– Ну, допустим, он тебя убедил, – задумчиво произнес Сталин. – И как же он оказался у нас, в тридцать четвертом году?

– По его словам, в девяностые годы двадцатого века Советский Союз распался, а к две тысячи двадцатому году Россия оказалась практически одна против всего мира. Чтобы это предотвратить, его и отправили сюда.

– Вот как? – скрипнул зубами Сталин. – Ну, хорошо, пригласи сюда этого Белова. И пусть он возьмет устройство, которое тебя так впечатлило. Я хочу сам на них посмотреть.

2 декабря 1934 года. 10:17.

Квартира С. М. Кирова. Ленинград, улица Красных Зорь, дом 26-28.

– Максим, вас хочет видеть товарищ Сталин, – сообщил Сергей Миронович. – И захватите с собой ваш планшет.

– Иду, – кивнул Белов, при появлении Кирова шустро поднявшийся с кресла.

Захлопнув обложку стилизованного под блокнот чехла планшета, Максим последовал за Кировым. Во время всего пути через прихожую в библиотеку он испытывал легкий мандраж, ведь сейчас ему предстоит разговаривать не с кем-нибудь, а с самим Сталиным! И не просто говорить, но и убеждать его в своей правоте, доказывать свою точку зрения и, возможно, даже уговаривать поступить так, как он предлагает!

Перед дверью Максим на мгновение остановился, сделал глубокий вдох и резко выдохнул. Полегчало. Войдя в библиотеку, он увидел Медведя и еще четверых мужчин в форме НКВД, расположившихся на стульях и на небольшом диванчике, стоявшем возле двери в кабинет. На вернувшегося из прихожей Кирова они не обратили особого внимания, так отметили факт его появления, не более, а вот при виде Белова сразу насторожились.

«Так, крепыш с широким крестьянским лицом – определенно, Власик, – подумал Максим, обведя взглядом сотрудников НКВД. – Полный мужчина с бритой головой – вероятно, Паукер, остальных не знаю».

Максим уже собрался вслед за Кировым войти в кабинет, как неожиданно поднявшийся с дивана Власик преградил ему дорогу.

– Сдайте оружие, товарищ… – произнес Власик.

– Белов, – представился Максим, медленным и плавным движением вынимая из кобуры свой «Вальтер» и протягивая его Власику.

– Проходите, товарищ Белов, – приняв пистолет, посторонился Власик.

Оказавшись в кабинете, Максим окинул его беглым взглядом, выискивая различия с реконструкцией, виденной им в музее в две тысячи двадцать первом году, и пришел к выводу, что сотрудники музея восстановили обстановку помещения довольно близко к тому, что он видел сейчас. Рабочий стол был на том же месте, как и стоявший у окна маленький круглый столик с несколькими телефонами. Шкафы с книгами и бумагами также были на своих местах. А вот диван и пара кресел располагались по-другому, к тому же, если в музее они были закрыты белыми матерчатыми чехлами, то сейчас они сверкали черной кожей обивки.

С правой стороны дивана сидел товарищ Сталин, сосредоточенно набивавший свою знаменитую трубку, выкрашивая в нее табак из папирос, коробка с которыми лежала перед ним на полукруглом столике. Услышав шаги, вождь повернулся в сторону Белова и окинул его цепким, внимательным взглядом.

Максим же во все глаза таращился на человека, про которого столько читал. Сталин был плотным мужчиной вполне среднего для этого времени роста, с аккуратно зачесанными назад черными волосами. А вот в его пышных усах уже серебрились редкие пока седые нити. В жизни Сталин заметно отличался от своих портретов и фотографий и казался более простоватым, но только до тех пор, пока не посмотришь ему в глаза. Взгляд светло-коричневых, почти желтых глаз Сталина был настолько тяжелым и проницательным, что некоторые люди боялись смотреть ему в глаза.

– Товарищ Сталин, познакомьтесь, это товарищ Белов, тот самый человек, который вчера спас мне жизнь! – представил Максима Киров, сломав тем самым молчание, начинавшее уже становиться неуютным.

– Здравствуйте, товарищ Белов, – по-доброму улыбнулся Сталин. Взгляд же его по-прежнему был настороженным. – Присаживайтесь!

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – наклонил голову Максим, усаживаясь на предложенное ему кресло.

– Товарищ Белов, прежде всего я хочу поблагодарить вас за то, что вы так своевременно пришли на помощь товарищу Кирову, – произнес Сталин. Говорил он негромко и довольно неспешно. – Очень хорошее дело вы сделали, придя на помощь товарищу Кирову.

– Не за что, товарищ Сталин, – произнес Максим и замолчал, не зная, что еще добавить.

Не признаваться же было, что спасение Кирова было продиктовано исключительно практическими соображениями. Впрочем, Максим предполагал, что Сталин, будучи весьма умным человеком, вскоре и сам об этом догадается.

Вновь повисла неловкая пауза.

– Расскажите о себе, товарищ Белов, – предложил Киров, усевшийся на диван рядом со Сталиным. – А также о том, откуда вы узнали о готовящемся покушении и как попали в Смольный.

– Белов Максим Иванович, две тысячи пятого года рождения, – начал Максим, прекрасно поняв, что именно от него хотят услышать. – Сирота, о своих родителях ничего не знаю. До двенадцати лет воспитывался в детском доме в Санкт-Петербурге, затем стал участником проекта «Хронос», а около восемнадцати часов назад совершил переход из две тысячи двадцать первого года в тысяча девятьсот тридцать четвертый, прямо в уборную на третьем этаже Смольного.

Киров, уже знавший историю Максима, только задумчиво кивнул, а вот Сталин внимательно посмотрел на Максима, не скрывая скепсиса во взгляде.

– Товарищ Максим, вы ведь понимаете, что столь сильное заявление требует не менее сильных доказательств? – прищурившись, спросил Сталин. – Очень серьезных доказательств требует ваше заявление.

– Понимаю, – кивнул Белов, беря в руки планшет, лежавший рядом с ним на диване.

Включив планшет, Максим зашел в папку с видеороликами и задумался, что же такое показать Сталину, чтобы посильнее его впечатлить. Из-за ограничений памяти роликов в планшете было не слишком много. Зацепившись взглядом за название одного из роликов, Максим улыбнулся.

– Вот, взгляните, – произнес Максим, запустив ролик и протянув планшет Сталину. – Это запись парада в честь семидесятипятилетия Победы в Великой Отечественной войне. К сожалению, из-за эпидемии он прошел не девятого мая, как обычно, а двадцать четвертого июня.

– Говорит и показывает Москва! – зазвучал из динамиков голос диктора. – Слушайте и смотрите Красную площадь! Парад Победы!

Услышав голос диктора, Сталин удивленно покосился на Максима. Киров же, уже знавший что планшет может воспроизводить звук, отреагировал гораздо спокойнее. Придвинувшись поближе к Сталину, он вместе с ним начал смотреть парад.

Все полтора часа, что длился парад, Сталин не отрывал взгляда от экрана планшета. Было видно, что он сильно впечатлился видом российских солдат в самой современной форме и экипировке, а также новейшей военной техникой. Когда же ролик закончился, Сталин вернул планшет Максиму, а сам потянулся за трубкой, которую набил табаком еще до начала разговора, но так и не закурил.

– Впечатляет, – проговорил Сталин, раскуривая трубку и с наслаждением затягиваясь. – Трудно в это поверить, но я не сомневаюсь, что увиденного на этом устройстве в наши дни нет и быть не может. Как и самого этого устройства. Поэтому придется признать, что вы, товарищ Белов, говорите правду. Вы упоминали проект «Хронос». Что это?

– «Хронос» – это программа по заброске агента в прошлое, запущенная в две тысячи семнадцатом году по личному распоряжению президента России, – ответил Максим. – Насколько я понимаю, президент решил подстраховаться на случай, если спасти страну более традиционными методами будет невозможно.

– Что же у вас там происходило, если для исправления ситуации понадобилось отправлять агента в прошлое?

– Пандемия, гражданская война на Украине, продвижение США и их союзников к нашим границам и перспектива третьей мировой войны, – пожал плечами Максим, с интересом наблюдая, как вытягиваются лица его собеседников.

– Из какой же преисподней вы к нам попали? – наконец произнес Киров.

– Это еще не преисподняя, – вздохнул Максим. – Вот если начнется прямая война между Россией с США и мы сожжем планету ядерным оружием… вот тогда воцарится настоящий ад на земле...

– Что такое ядерное оружие? – заинтересовался Сталин.

– Это оружие, построенное на принципе распада атомного ядра, – ответил Максим, и видя непонимание в глазах собеседников, добавил. – Бомбы, мощность которых измеряется в тысячах тонн тротилового эквивалента. Страшная вещь…

– Такое оружие уже применялось в вашей истории?

– Да, в августе сорок пятого года американцы сбросили две такие бомбы на города Хиросима и Нагасаки, – кивнул Максим. – А это значит, что нам тоже придется заниматься разработками такого оружия…

– Попозже вы расскажете мне об этом оружии и о вашей истории в целом, – произнес Сталин. – Пока же вернемся к вам. Вы сказали, что вы родились в две тысячи пятом году, а прибыли к нам из двадцать первого. Получается, вам всего шестнадцать лет?

– Шестнадцать с половиной, – улыбнулся Максим, давно ожидавший этого вопроса.

– И что, в вашей России не нашлось никого постарше, кому можно было поручить отправиться в прошлое? – спросил Сталин.

– Найти, наверное, можно было, но проблема заключалась в том, что взрослый человек, совершив переход, получит необратимые повреждения центральной нервной системы и превратится в овощ, – пояснил Максим. – Причины этого я объяснить не могу, я не врач и не физик. Вот сотрудникам «Хроноса» и пришлось готовить кандидатов на отправку в прошлое из детей.

– И вы, значит, оказались в числе этих детей? – понимающе произнес Сталин.

– Да, – подтвердил Белов. – Летом семнадцатого года сотрудники «Хроноса» начали искать курсантов среди воспитанников детских домов Москвы и Петербурга. Нас не посвящали в тонкости отбора, знаю только, что проверяли как физическое здоровье, так и какие-то психологические параметры. Я им подходил, и мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться.

– И как же вас готовили? – поинтересовался Сталин.

– За четыре года мы полностью освоили школьную программу, причем, особое внимание уделялось изучению истории, также прошли курс боевой и оперативной подготовки по самым современным методикам, учили иностранные языки… в общем, учебная программа у нас была крайне насыщенной. По итогам обучения я оказался лучшим и был выбран для отправки в прошлое.

– Хвастаетесь? – чуть прищурившись, улыбнулся Сталин.

– Нет, что вы, просто констатирую факт, – улыбнулся в ответ Максим. – Не был бы я лучшим, с вами бы сейчас разговаривал кто-то из моих товарищей.

– Хорошо, товарищ Белов, как вы оказались в нашем времени, я примерно понял, – кивнул Сталин, вновь раскуривая погасшую трубку. – И какие же задачи поставило перед вами ваше правительство?

Максим глубоко вздохнул. Вот и настал момент истины. Сейчас либо Сталин ему поверит, после чего вся история пойдет по-другому, либо не поверит, и тогда все годы работы проекта «Хронос» окажутся потраченными зря.

– Предупредить вас об ошибках, допущенных при подготовке к войне, подстегнуть развитие СССР, чтобы не только выиграть войну с наименьшими потерями, но и получить максимальную выгоду от этой войны, и не допустить сворачивания СССР с социалистического пути развития, – твердо ответил Максим, усилием воли заставляя себя смотреть Сталину в глаза.

Сталин выслушал Максима с невозмутимым выражением лица. Белову было совершенно непонятно, поверил ему вождь, или нет. Наконец, Сталин отложил трубку и кивнул каким-то своим мыслям.

– Насчет «предупредить» все понятно, товарищ Белов, а вот остальные ваши цели требуют пояснения, – заметил Сталин. – Вот вы сказали, что должны подстегнуть развитие СССР. А каким образом вы собираетесь это сделать? Неужели вы так хорошо знаете развитие технологий ближайшего будущего, что сможете воспроизвести их по памяти?

– Разумеется, нет, – покачал головой Максим. – Вместе со мной в прошлое был отправлен контейнер со всей нужной для этого информацией, находящийся в данный момент на чердаке этого дома. Если товарищ Медведь согласится выделить мне пару сотрудников покрепче, можно будет доставить его сюда.

– Думаю, он согласится, – усмехнулся Сталин. – Товарищ Киров, пригласите сюда товарища Медведя!

Встав с дивана, Киров выглянул в дверь и позвал Филиппа Демьяновича.

– Товарищ, Медведь, дайте товарищу Белову пару сотрудников, – распорядился Сталин. – По словам товарища Белова, на чердаке в данный момент находится контейнер с очень ценной информацией. Пусть проверят, так ли это, и принесут контейнер сюда.

– Понял, товарищ Сталин, – озадаченно ответил Медведь. – Но откуда…

– А вот лишних вопросов задавать не надо, – строго произнес Сталин. – Совсем не надо задавать лишних вопросов. Выполняйте, товарищ Медведь!

– Товарищ Медведь, думаю, будет лучше, если мы поднимемся на чердак по черной лестнице, – заметил Максим. – Одну минуту, я фонарик возьму!