Текст книги "КИМ 1 (СИ)"

Автор книги: Prophet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

– Ваша позиция понятна и я, как финансист, ее одобряю, – улыбнулся Хрулев.

– Хорошо, товарищ Белов, – кивнул Сталин. – У вас еще есть предложения или замечания?

– Да, товарищ Сталин, – кивнул Максим. – Я хочу предложить разработать и принять на вооружение РККА и НКВД самозарядное дробовое ружье.

– Это что-то вроде автоматического ружья Браунинга? – уточнил Киров, неплохо разбиравшийся в охотничьем оружии. – Скажите, а для чего оно нам?

– Во-первых, дробовики являются одним из лучших видов оружия для боев в окопах. Доказано американцами в годы Империалистической войны, – ответил Максим. – Во-вторых же, крупный калибр дробовика позволяет использовать широкий спектр боеприпасов. Тут вам и картечь, и пули, и даже осколочные боеприпасы, правда, это будет очень дорого. Для НКВД же несложно разработать боеприпас с резиновыми пулями.

– Зачем, товарищ Белов? – не понял Киров.

– Для задержания преступников, оказывающих сопротивление, – пояснил Максим. – Резиновая пуля гарантированно сбивает с ног, от боли человек почти не может сопротивляться, однако, попадание такой пули в большинстве случаев не смертельно.

– Интересная мысль, – признал Киров. – Было бы не плохо опробовать ее на практике.

– Неужели это и правда настолько эффективное оружие? – недоверчиво поинтересовался Алкснис.

– Вот смотрите, товарищ Алкснис, основным боеприпасом для дробовика в армии США был патрон, содержащий девять картечин диаметром восемь с половиной миллиметров каждая, – начал объяснять Максим. – На расстоянии в десять метров все девять картечин укладываются в поясную мишень. Это как залп из девяти «Наганов» разом получить! Разлет же картечи позволяет несколько пренебречь точностью и сократить время на прицеливание. Даже если в противника попадут всего четыре или пять картечин – ему, скорее всего, хватит.

– Несмотря на описываемую вами эффективность такого ружья, оно, насколько я понимаю, будет иметь довольно ограниченную область применения, – взял слово Хрулев. – Мне кажется нецелесообразным тратить время и средства на разработку такого узкоспециализированного оружия.

– Я тоже над этим думал, товарищ Хрулев, – ответил Максим. – А потому предлагаю выпускать дробовик в двух вариантах. Вариант с длинным стволом будет поступать в свободную продажу, как охотничье оружие, укороченная же версия будет производиться для Красной армии и НКВД.

– Интересное решение, – признал Хрулев. – В таком случае, у меня нет возражений.

– Хорошо, товарищ Белов, вижу, вы серьезно подошли к вопросу, – удовлетворенно кивнул Сталин. – У вас есть еще предложения?

– Нет, товарищ Сталин, я закончил, – покачал головой Максим.

– В таком случае, подведем итоги, – произнес Сталин. – Товарищ Ворошилов, вам слово!

– Предложения товарища Белова о принятии на вооружение новых винтовочного и пистолетного патронов я считаю правильными, – начал Ворошилов. – Товарищ Сталин, я прошу вас через Наркомат Внешней Торговли узнать о возможности приобретения технологий производства данных патронов.

Сталин кивнул и сделал для себя пометку в блокноте.

– Далее, – продолжил Ворошилов. – Основными видами вооружения Красной армии я предлагаю сделать новую магазинную винтовку и единый пулемет. Для отдельных категорий красноармейцев принять на вооружение пистолет-пулемет, автоматическую винтовку и дробовое ружье.

Также считаю необходимым принять на вооружения два пистолета. Первый, под единый с пистолетом-пулеметом патрон – для пулеметчиков, танкистов и командиров младшего и среднего звена, второй, под патрон уменьшенной мощности – для старшего комсостава и политработников.

– Хорошо, товарищ Ворошилов, – кивнул Сталин и обвел взглядом зал. – Есть возражения или предложения?

К большому удовольствию Максима, возражений не было. По-видимому, его аргументы оказались достаточно убедительными.

– Поскольку возражений нет, поручаю товарищу Ворошилову совместно с товарищем Кировым разработать технические задания на разработку всех указанных видов оружия, – подытожил Сталин. – А поскольку у нас нет возможности постоянно заниматься вопросами перевооружения, убедитесь, что эти технические задания полностью удовлетворяют потребностям обоих наркоматов.

– Сделаем, товарищ Сталин! – с энтузиазмом ответил Ворошилов. Киров же был более сдержан и просто кивнул.

– В таком случае, совещание объявляю законченным, – произнес Сталин. – Можете быть свободны, товарищи!

Часть первая, глава восьмая. ПОЛИГОН.

«Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!»

Остап Бендер, великий комбинатор.

26 декабря 1934 года. 19:17.

Кабинет И. В. Сталина. Москва, Сенатский дворец Кремля.

Следующим вечером Максим был приглашен в кабинет Сталина на продолжение разговора о реформе вооружения Красной Армии. Когда он вошел, в кабинете, помимо хозяина, уже находились наркомы Ворошилов и Киров. Заняв свое место за столом, Максим дождался, пока дежурный секретарь расставит на столе стаканы с крепким грузинским чаем и удалится, после чего вынул из портфеля ноутбук.

– Товарищ Белов, вчера мы обсуждали план перевооружения Красной Армии, так сказать, в общем виде, а сегодня нам хотелось бы поговорить о более конкретных вещах, – начал Сталин. – И первый вопрос, который я бы хотел бы с вами обсудить, касается того, как вы видите процесс разработки новых видов вооружения. Вы ведь понимаете, что если по каждому образцу объявлять конкурсы, мы хорошо, если к сорок первому году закончим?

– Понимаю, – кивнул Максим. – Поэтому предлагаю действовать по-другому. Собрать нужных нам конструкторов в одном месте, например, на каком-нибудь оружейном заводе, или, что еще лучше, на научно-исследовательском полигоне в Щурово, и поручить каждому разработку своего образца. А чтобы им легче работалось, я передам им для ознакомления чертежи наиболее удачных видов оружия.

– И как вы предлагаете объяснить появление данных чертежей? – поинтересовался Киров.

Вопрос был, что называется, с подвохом. Вообще, в последние дни Максим чувствовал, что во время разговоров старшие товарищи словно проверяют его на способность принимать решения, а заодно и учат его, что называется, «без отрыва от производства». Максиму казалось, что его потихоньку к чему-то готовят, но вот, к чему именно – он пока не понимал.

– Часть узлов и деталей уже известна, и их чертежи вполне можно будет представить, как добытые нашей разведкой, – ответил Максим. – А еще неизвестные материалы можно будет выдать за работы конструкторов-энтузиастов, с которыми было решено ознакомить наших оружейников.

– Неплохой вариант, – удовлетворенно кивнул Киров. – А излишне интересующиеся могут обращаться ко мне, я им живо напомню, что случилось с любопытной Варварой!

– С этим все ясно, – кивнул в ответ Сталин. – А что вы думаете насчет места проведения работ?

– Полигон мне видится более удачным вариантом, нежели завод, – ответил Киров. – Но тут, скорее, к товарищу Ворошилову вопрос, все же этот полигон за его наркоматом числится.

– Что скажешь, Клим? – переадресовал вопрос Сталин. – Как, по-твоему, подходит нам этот полигон?

– Подходит, товарищ Сталин, – ответил Ворошилов, решительно рубанув воздух ладонью. – Там и свое конструкторское бюро есть, и опытные мастерские неплохие. Да и конструкторов есть, где разместить.

– Хорошо, – подытожил Сталин. – С местом проведения работ мы определились. А кого из конструкторов товарищ Белов предлагает нам привлечь к разработкам? Про то, что новым пулеметом должен заниматься товарищ Дегтярев, вы вчера упоминали, а по остальным образцам?

– Вот, товарищ Сталин, я подготовил список.

Максим извлек из портфеля лист бумаги и протянул его Сталину. Тот внимательно прочитал список, и, ничего не сказав, передал его Ворошилову.

– Федорова главным конструктором? Ну, возможно, возможно… – пробормотал Климент Ефремович, читая список. – Так, Токарев, Дегтярев, Симонов… этих я знаю, а кто такой Шпагин?

– В настоящий момент Георгий Семенович Шпагин трудится слесарем на Ковровском оружейном заводе и уже успел поработать как с Федоровым, так и с Дегтяревым, – пояснил Максим. – Настоящую же славу ему принесет разработанный им в сорок первом году пистолет-пулемет.

– Его вы, как я понимаю, также хотите поставить на разработку пистолета-пулемета, но на семь лет раньше? – уточнил Ворошилов. – Думаете, он справится?

– Думаю, да, – ответил Максим. – А если что – старшие товарищи ему помогут.

– Ну, хорошо, – согласился Ворошилов. – Шпагина ставим на пистолет-пулемет, Дегтярева – на пулемет, Симонов, как я понимаю, будет заниматься автоматической винтовкой… А кто будет работать над дробовым ружьем, которое вы вчера нам так расхваливали?

– А дробовиком, раз уж мы решили, что он будет производиться и как армейское, и как гражданское оружие, пусть занимается мастерская охотничьего оружия Тульского оружейного завода, – ответил Максим. – Я подготовлю для них чертежи одного неплохого самозарядного ружья начала двадцать первого века, пусть они его изучат и повторят конструкцию.

– А можно как-то взглянуть на это ружье? – поинтересовался старый охотник Киров.

– Да, конечно, сейчас найду фотографии, – ответил Максим.

Пощелкав мышкой, Максим живо нашел фотографии ружья МР-153, производившегося на Ижевском заводе с двухтысячного по две тысячи одиннадцатый годы.

– Чем-то напоминает самозарядное ружье Браунинга, только чуть более изящное на вид, – заметил Киров. – Кстати, Максим, а почему вы не хотите просто скопировать ружье Браунинга?

– Из-за схемы работы автоматики, Сергей Миронович, – пояснил Максим. – У Браунинга она основана на отдаче ствола, а подвижный ствол не позволит установить на ружье штык. В этом же ружье автоматика основана на отводе пороховых газов, поэтому такой проблемы у него нет.

– Это все очень хорошо, товарищи, – заметил Сталин. – Но меня вот какой вопрос интересует. То, что главным конструктором предлагается назначить товарища Федорова, это замечательно. Просто замечательно, что работами будет руководить такой опытный и уважаемый конструктор, как товарищ Федоров. Но ведь кто-то должен курировать разработки по линии НКВД. Скажи, товарищ Киров, как ты смотришь на то, чтобы назначить на эту должность товарища Белова?

– Максима? – переспросил Киров, бросив на Сталина понимающий взгляд. – А что, неплохой вариант. Думаю, он справится.

– А я думаю, что не справлюсь! – поспешил возразить Максим, опешивший от такого предложения. – Товарищ Сталин, ну какой из меня куратор? Весь мой опыт руководства заключается в командовании четырьмя-пятью моими товарищами-курсантами во время командных занятий в Центре.

– А вы что, так и хотели остаться консультантом, который только советует, но ни за что при этом не отвечает? – усмехнулся Иосиф Виссарионович. – Нет, товарищ Белов, это не по-нашему, не по-большевистски!

В поисках сочувствия или хотя бы поддержки он посмотрел сначала на Кирова, а затем на Ворошилова, но и тот, и другой на затравленный взгляд Максима ответили чуть ироничными улыбками.

– Вы разве не знали, товарищ Белов, что инициатива наказуема? – усмехнулся Ворошилов. – Перевооружение Красной армии – это ваша идея, так что вам и следить за ее исполнением!

– Слушаюсь, – вздохнул Максим, понимая, что он попал.

– Это вы правильно делаете, что слушаетесь, товарищ Белов, – кивнул Сталин. – Когда вы сможете приступить к работе?

– Полагаю, недели через две-три, – подумав, ответил Максим. – Думаю, будет лучше, если на встречу с конструкторами я приду уже с готовыми материалами, а их нужно сперва распечатать и склеить, а потом снять с них «синьки». Плюс, я хочу распечатать для конструкторов эскизы и фотографии, чтобы они хотя-бы примерно представляли себе, как должно будет выглядеть новое оружие.

– Мне бы тоже хотелось бы представить себе, как будет выглядеть новое оружие, – пробурчал Ворошилов.

– Вот примерное описание характеристик будущих образцов, – произнес Максим, доставая из портфеля несколько листов бумаги, соединенных канцелярской скрепкой. – Делал я их на основе известных мне моделей оружия из моего времени, поэтому представленные здесь характеристики именно что примерные.

– Так, давайте посмотрим, – пробормотал Климент Ефремович, вчитываясь в документ. – Так, винтовка… пулемет… здесь все более-менее понятно. Пистолет… – тут Ворошилов оторвался от чтения и внимательно посмотрел на Максима. – Товарищ Белов, вы серьезно предлагаете сделать пистолет с магазином на двадцать патронов? Это, вообще, возможно?

– Вполне, товарищ Ворошилов, – ответил Максим, щелкая мышкой. – Вот, взгляните, это автоматический пистолет Стечкина с магазином как раз на двадцать патронов. У предлагаемого мной пистолета магазин будет примерно такой же длины, только чуть-чуть пошире.

– А знаете, мне нравится! – одобрительно кивнул Ворошилов. – Только, если для красноармейцев и командиров на линии фронта такое оружие будет в самый раз, то давать его тыловикам, по-моему, будет перебором. Думаю, для них стоит оставить «Наган», только доработанный. Как, по-вашему, товарищ Белов, можно сделать из «Нагана» современное оружие?

– Можно, почему бы и нет? – пожал плечами Максим. – Калибр увеличим до девяти миллиметров, так мы сможем унифицировать производство патронов хотя-бы по пулям, барабан сделаем откидывающимся вбок и, пожалуй, добавим скорозарядник. Да, неплохо получится! Только кому бы поручить это дело, я что-то не помню у нас специалистов именно по револьверам. Ладно, покопаюсь в ноутбуке и кого-нибудь подберу…

– Хорошо, товарищ Белов, раз с револьвером вы разберетесь самостоятельно, скажите нам, что вам еще понадобится для проведения работ? – спросил Сталин.

– Прямо сейчас было бы неплохо достать немецкие пулеметные ленты и барабанные магазины от пулемета MG-15, чтобы товарищам Дегтяреву и Симонову легче работалось, – ответил Максим. – В будущем же, когда дело дойдет до испытаний, будет необходимо закупить большие партии «маузеровских» патронов, как винтовочных, так и девятимиллиметровых пистолетных. Еще неплохо было бы закупить станки для сверловки и нарезки стволов, хотя бы для того, чтобы оборудовать цех по производству опытных образцов.

– Подумаем над этим, – кивнул Сталин.

– Еще нам понадобится врач-физиолог, – сказал Максим и, увидев, что на нем скрестились недоуменные взгляды, поспешил пояснить. – В моей истории конструктор Грабин активно пользовался помощью физиолога, чтобы повысить удобство обслуживания своих пушек. Я хочу применить его опыт к стрелковому оружию.

– Что ж, попробуйте, – кивнул Сталин. – Свяжитесь с наркоматом здравоохранения и попросите подобрать вам специалиста.

– Мне же лично при подготовке материалов не помешал бы помощник, – заметил Максим, после чего повернулся к Кирову. – Сергей Миронович, вы предлагали по мере необходимости посвящать в тайну товарища Виноградова…

– Думаете, пора? – поинтересовался Киров. – Хорошо, я проконтролирую, чтобы товарищ Виноградов дал все необходимые подписки.

– Есть еще вопросы? – уточнил Сталин.

– Мне вот что интересно, – произнес Ворошилов. – Вы, товарищ Белов, все время говорите о том, какой страшной будет война с Германией, а сами предлагаете закупать все необходимое у немцев. Не получится ли так, что, закупая станки у немцев, мы своими руками усилим своего врага?

– А я, вообще, сторонник максимально тесного сотрудничества с Германией, – ответил Максим, припомнив наставления полковника Ершова. – Хотя бы потому, что, выполняя наши заказы, германская промышленность не сможет работать на себя. А после того, как мы победим, мы сможем вернуть себе все наши вложения в виде контрибуции, или же оставить их в подарок союзной нам коммунистической Германии.

Америка же сейчас находится в состоянии Великой Депрессии, и, торгуя с ней, мы только поможем ей из нее выбраться. Нет, кое-что в США закупать можно, но всегда нужно думать, а не можем ли мы получить то же самое в других местах?

– То есть, товарищ Белов, вы не сомневаетесь в нашей победе? – уточнил Сталин.

– Не сомневаюсь, товарищ Сталин, – ответил Максим. – Вопрос только в том, какова будет цена победы, и что мы приобретем в итоге.

– И что же товарищ Белов хочет получить по итогам войны? – с интересом спросил Сталин.

– В идеале, если нам удастся не пустить англичан и американцев на европейский театр военных действий, я хочу получить коммунистическую Францию и коммунистическую Германию. Вернее, даже Австро-Германию, если Гитлер и в этой Истории присоединит Австрию к Рейху, – ответил Максим. – Насчет Испании и Италии я не уверен, у первых слишком сильны анархистские настроения, вторые же просто непредсказуемы.

– И что же нужно, чтобы не пустить англосаксов в войну в Европе? – спросил Киров.

– Американцы должны плотно увязнуть в войне на Тихом океане, – ответил Максим. – Нам нужно будет вычислить пару японских шпионов в нашем генштабе и через них аккуратно давать Японии подсказки. Тогда и нападение на Перл-Харбор, и сражение в Коралловом море пройдут совсем по-другому. Победить Япония все-равно не сможет, а вот внимание на себя перетянет надежно.

Англичанам же будет неплохо устроить пару восстаний, например, в Индии и Ирландии. Причем сделать это нужно будет году в сороковом, уже после начала войны. Тогда англичанам будет не до Европы, тем более что японцы отберут у них Сингапур и, фактически, выставят их из Китая.

– Да, товарищ Белов, планы у вас, прямо скажем, наполеоновские, – заметил Сталин. – Но мыслите вы интересно и, что самое главное, в правильном направлении. Мы обязательно обдумаем ваши слова.

– Это не мои планы, товарищ Сталин, – скромно улыбнулся Максим. – Это наши аналитики придумали. Сам бы я до такого не додумался бы.

– Это не важно, товарищ Белов, главное, что вы дали нам почву для размышлений на будущее. Пока же, давайте вернемся к текущим вопросам, – заметил Сталин и приступил к подведению итогов. – Клим свяжется с полигоном в Щурово и договорится о проведении работ и проживании конструкторов, товарищ Белов готовит материалы и ищет нужного ему врача, самих конструкторов вызовем через мой секретариат. Думаю, так будет лучше. Товарищ Белов, вы говорили о трех неделях, так что встречу с конструкторами назначим на шестнадцатое января, больше времени мы вам дать не можем. Работайте, товарищи!

Когда Максим уже встал с места и собрался уходить, Иосиф Виссарионович поднял на него взгляд.

– И вот еще что, товарищ Белов, – произнес Сталин. – Вы, помнится, обещали нам, как вы выразились, подстегнуть техническое развитие СССР. Займитесь этим, как только закончите готовить материалы для конструкторов. Я вас не слишком тороплю, но и затягивать с этим не стоит. Совсем не стоит затягивать с этим, товарищ Белов.

– Вас понял, товарищ Сталин, – кивнул Максим. – Займусь!

27 декабря 1934 года. 11:30.

Квартира М. И. Белова. Москва, Большой Кремлевский дворец.

Выписку из приказа о назначении Белова куратором разработок комплекса стрелкового оружия уже на следующий день привез оперуполномоченный Виноградов, имевший при этом откровенно обалдевший вид. Первое время Максим пытался не обращать на это внимания, но потом все-таки не выдержал.

– Насколько я понимаю, товарищ Киров ввел вас в курс дела? – поинтересовался Максим.

– Ввел, товарищ Белов, – сухо ответил Виноградов, и тут его прорвало. – Я еще в Ленинграде догадался, что с вами все не так просто, но такого я не ожидал! Подумать только, вы из будущего! Скажите, товарищ Белов, как оно там, в двадцать первом веке?

– Плохо там, – вздохнул Максим. – Так плохо, что пришлось отправлять меня в прошлое.

– А нам, стало быть, нужно сделать так, чтобы в нашем двадцать первом веке все было хорошо, – кивнул Виноградов, после чего подобрался и заговорил уже деловым тоном. – Товарищ Киров назначил меня вам в помощь. Что мне нужно делать?

– Сейчас объясню, – ответил Максим, подойдя к ноутбуку, и вывел на печать открытый на экране чертеж пулемета ДПМ.

Принтер застрекотал, выплевывая из себя листы бумаги формата А3. Когда принтер замолчал, Максим собрал отпечатанные листы и начал раскладывать их по столу.

– Вот смотрите, товарищ Виноградов, – начал ставить задачу Максим. – Эти листы нужно будет склеить так, чтобы все линии на чертежах точно совпадали друг с другом. Справитесь?

– Вроде, ничего сложного, – пожал плечами Виноградов. – Должен справиться.

– Хорошо, тогда давайте сходим в гараж, разживемся бензином и сырым каучуком. Будем готовить резиновый клей, – предложил Максим.

– А почему резиновый? – не понял Виноградов. – Есть же канцелярский клей!

– Нельзя клеить чертежи канцелярским клеем, от него бумага коробится, – пояснил Максим. – Нужен резиновый.

Через час первая партия клея была изготовлена, после чего работа пошла. Максим отправлял чертежи на распечатку, они с Виноградовым раскладывали их на столе, после чего аккуратно склеивали. Когда клей высыхал, чертежи отправлялись в подготовленную, наконец, Особую Копировальную лабораторию при НКВД, разместившуюся в нескольких комнатах Кремлевского арсенала.

В лаборатории распечатки попадали в руки четырех сотрудников, которые вначале копировали чертежи на кальку, а затем делали с них цианокопии. Оригинальные распечатки после этого уничтожались, кальки отправлялись в спецархив, а «синьки» укладывались в папки для передачи их конечным получателям.

Такие сложности были предприняты для того, чтобы сохранить тайну изначального происхождения чертежей. По этой же причине сотрудниками копировальной лаборатории являлись четверо людей с техническим образованием, приговоренные к высшей мере социальной защиты. Эти люди прекрасно понимали, что живут они ровно до тех пор, пока являются полезными, а потому работали на совесть.

После склейки чертежей в квартире Максима воняло бензином, поэтому по вечерам он открывал форточки в обеих комнатах и, пока квартира проветривалась, уходил гулять по Кремлю. В один из таких вечеров он встретил Кирова, с улыбкой на лице наблюдавшего за игравшими в снежки детьми, среди которых была и его Женя.

– Здравствуйте, Максим, – произнес Киров, завидев на дорожке высокую фигуру Белова. – Тоже гуляете?

– Да, Сергей Миронович, – кивнул Максим, пожимая протянутую ему руку. – Нужно иногда дышать свежим воздухом, а не бензином.

– Бензином? – не понял Киров.

– Для склейки чертежей нельзя пользоваться канцелярским клеем, от него бумага волнами идет, – пояснил Максим. – Нужен резиновый клей, который делается из растворенного в бензине каучука. Вся квартира им провоняла!

Киров помолчал, наблюдая за тем, как Женя ловко подставила более крупному Василию Сталину подножку, отправив его в сугроб. Вид Васьки, полностью облепленного снегом, был встречен веселым смехом других детей.

– Максим, вам, возможно, будет это интересно, – тихо произнес Киров. – Сегодня утром в Ленинграде был расстрелян Леонид Николаев.

– Ну, это было ожидаемо, – также тихо заметил Максим. – А что с его семьей?

– Никаких доказательств их причастности к действиям Николаева обнаружено не было, – ответил Киров. – Им, конечно, придется уехать из Ленинграда, но никаких обвинений им не предъявлялось.

– Это правильно, – кивнул Максим. – Главное, чтобы потом их никто не попытался репрессировать только за то, что они родственники человека, совершившего покушение на товарища Кирова.

– Не репрессируют, – уверенно ответил Киров. – Именно потому, что они родственники человека, совершившего покушение, они будут находиться под негласным надзором НКВД и любые действия в их отношении должны будут согласовываться с центром.

Максим кивнул, довольный тем, что в этой истории ни в чем не повинные люди не пострадали. Это была хоть и маленькой, но все же его победой. Он надеялся, что и в дальнейшем репрессии будут касаться только тех, кто и в самом деле является врагом советской власти.

2 января 1935 года. 13:00.

Квартира М. И. Белова. Москва, Большой Кремлевский дворец.

Тридцать первого декабря в Советском союзе впервые отмечали новый год. Праздник этот пока считался детским, поэтому принятых в более позднее время пышных застолий, длившихся всю ночь, не наблюдалось, тем более что первое января было обычным рабочим днем.

Тем не менее, в квартире Сталина состоялся праздничный ужин, на который были приглашены Киров с Женей, Ворошилов с женой Екатериной Давидовной и приемными детьми Светланой и Тимуром Фрунзе и Орджоникидзе с женой и дочерью Этери. Дети искренние радовались празднику и водили хороводы вокруг елки, взрослые же не спеша ели и пили вино. О работе в этот вечер, по негласному соглашению, не было сказано ни единого слова.

Максим же отмечал свой первый новый год в прошлом в гордом одиночестве, что его ни в малейшей степени не тяготило. Друзьями, совместно с которыми можно было бы праздновать, он еще не обзавелся, а старшие товарищи, по понятным причинам, его не приглашали. Поэтому, он решил устроить первого января себе и Виноградову внеочередной выходной, а второго приступил к реализации еще одного своего плана.

Дело было в том, что вместе с приказом о назначении куратором Максим получил и две тысячи рублей подъемных, часть из которых он решил потратить на то, чтобы обновить свой гардероб. Его брюки и свитер, вполне пригодные для вечерних прогулок по Кремлю, мало подходили на роль официальной одежды, вот и получалось, что на людях он мог появиться только в своей форме сотрудника НКВД, что было не всегда удобным.

Узнав у Власика, который, кажется, был в курсе всех аспектов кремлевской жизни, адрес хорошего портного, Максим вызвал машину и отправился в ателье. Разумеется, к Легнеру, шившему френчи для самого Сталина, Максиму ходу не было, но и порекомендованный Николаем Сидоровичем портной должен был быть весьма неплох.

Соломон Израилевич Розенталь, давным-давно перебравшийся в Москву из Одессы, выглядел типичным представителем своей нации и обладал цепким взглядом мастера. Максиму показалось, что не успел он войти, как портной уже «срисовал» его размеры и был готов приступить к работе.

– Здравствуйте, Соломон Израилевич, мне вас товарищ Власик рекомендовал, как исключительного специалиста, – произнес Максим.

– Ну, товарищ Власик глупостей говорить не будет, – хмыкнул Розенталь, внимательно рассматривая Максима. – И чем же вам, молодой человек, может помочь скромный труженик иглы и ножниц?

– Мне нужен хороший костюм, – ответил Максим. – Видите ли, несмотря на свой юный возраст, я назначен на довольно серьезную должность, и мне нужно выглядеть солиднее…

– Ни слова больше! – поднял руки портной. – Я построю вам костюм, в котором вы будете производить требуемое вам впечатление. Только вы же понимаете, что это будет недешево?

– Не волнуйтесь, Соломон Израилевич, я вполне платежеспособен, – улыбнулся Максим.

– Что ж, молодой человек, – Розенталь встал с места и стянул с шеи портновский метр. – Тогда давайте приступим!

В процессе обсуждения будущего костюма Максим остановился на классической тройке с однобортным пиджаком и, решив превратить свою любовь к черному цвету в одежде в свой индивидуальный стиль, настоял на том, чтобы и костюм, и галстук, и даже рубашки были именно черного цвета.

Розенталь, правда, настоял на том, чтобы помимо двух черных рубашек Максим пошил еще и две белые, а к черному галстуку он заказал еще и красный в тонкую золотую полоску. По словам портного, это позволит ему при сравнительно небольших затратах заметно разнообразить свой гардероб.

Поспорить пришлось и по поводу материалов. Если к хорошей шерстяной ткани на костюм у Максима вопросов не было, то от шелковых рубашек он решительно отказался, посчитав, что это будет слишком уж по-буржуйски. А вот на шелковые галстуки он вынужден был согласиться, увидев, как блестящий черный шелк галстука выделяется на фоне черного хлопка рубашки.

После первого посещения, когда с него сняли мерки, Максим еще дважды приезжал в ателье для примерок и только на четвертый визит он получил вожделенный костюм вместе со второй парой брюк, четырьмя рубашками и двумя галстуками.

Все это счастье обошлось ему в девятьсот рублей, но оно того стоило. Костюм сел на фигуру Максима, как влитой, придавая ему серьезности, а его явно недешевый вид только усиливал это впечатление. В общем, Максим был доволен. Сердечно поблагодарив портного и получив приглашение заходить еще, Максим вернулся в свою квартиру в Кремле.

Две недели спустя…

16 января 1935 года. 10:30.

НИПСВО. Московская область, поселок Щурово.

Максим приехал на полигон за полчаса до начала совещания, назначенного на одиннадцать часов утра. Первым на территорию въехал выделенный ему в качестве служебного черный автомобиль «ГАЗ-6», в котором помимо самого Максима находился и Николай Виноградов, а следом за ним – защитного цвета пикап «ГАЗ-4», в тентованном кузове которого находился ящик с чертежами.

Машины остановились перед крыльцом конструкторского бюро полигона, где их уже встречал его начальник Василий Филиппович Кузьмищев. Выйдя из машины Максим потянулся и прошелся перед крыльцом, Виноградов же закурил папиросу и с отвращением стал наблюдать, как красноармейцы из числа служащих полигона достают из кузова «Газика» большой ящик.

Максим прекрасно понимал чувства своего помощника, он и сам с содроганием вспоминал последние три недели, в течении которых они с Николаем только и занимались тем, что распечатывали чертежи, обрезали края листов и склеивали их резиновым клеем. Вроде бы, работа была несложной, но она требовала постоянного внимания и большой аккуратности, а потому изрядно выматывала.

Наконец, красноармейцы справились с задачей и ящик был занесен внутрь конструкторского бюро. Водители и сопровождающие были отправлены отдыхать, а Максим с Виноградовым вслед за Кузьмищевым направились на второй этаж, где находился зал для совещаний. Следом за ними двое красноармейцев потащили ящик.

В передней Максим снял с себя пальто и кепку, оставшись в своем новом черном костюме. Максим считал, что с конструкторами будет удобнее общаться, будучи одетым в цивильную одежду, нежели в форму. Все-таки ведомство, в котором он теперь служил, обладало весьма специфической репутацией.

Поправив галстук, Максим в компании Виноградова и красноармейцев вошел в зал. Красноармейцы поставили на пол ящик и удалились, Максим же с Виноградовым начали извлекать из ящика папки.

Ровно в одиннадцать в зал вошел Кузьмищев, сопровождавший пятерых мужчин разного возраста. Самому молодому из них, Шпагину, было всего тридцать семь лет, а самому старому, то есть Токареву – целых шестьдесят три. Но несмотря на возраст, все конструкторы выглядели бодро, а на Максима смотрели с интересом и некоторым оттенком недовольства, проистекавшим оттого, что их оторвали от работы в своих КБ и вызвали в Подмосковье.