Текст книги "КИМ 1 (СИ)"

Автор книги: Prophet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

– Такая встреча действительно необходима, – заметил Артузов. – Вам, Григорий Михайлович, необходимо представиться президенту и премьер-министру, как главному военному советнику, мне же очень хочется задать господину Ларго несколько вопросов.

– Товарищу Ларго, – мягко поправил Артузова Розенберг. – Он, все-таки, социалист.

– Вот на месте и узнаем, товарищ он или господин, – хмыкнул Артур Христианович. – Уж больно странно выглядят некоторые его решения.

– Не буду с вами спорить, товарищ Артузов, – вздохнул Мануил Израилевич. – Вы только как-нибудь помягче с товарищем Ларго… не доводите до скандала!

– Постараюсь, – улыбнулся Артузов.

Дальше последовало рассмотрение вопросов, которые необходимо будет обсудить с президентом и премьер-министром, согласование числа красноармейцев и сотрудников НКВД, которые необходимо будет взять с собой в качестве охраны, и другие рутинные моменты. А на следующий день советская делегация, включавшая в себя комдива Штерна, комиссара Артузова, полпреда Розенберга и его личного переводчика Исидора Борисовича Гамшиевича, погрузилась на поезд и отправилась в Валенсию, после бегства правительства из Мадрида, ставшую временной столицей Испании.

В Валенсии представителей Советского Союза разместили в хорошей гостинице, дав им возможность отдохнуть с дороги и привести себя в порядок. А утром двадцать седьмого ноября к дверям гостиницы были поданы автомобили, которые и доставили их во дворец Хенералидад, где, собственно, и размещалось ныне правительство Испанской республики.

В кабинете, ныне занимаемом президентом Испании, Штерна и Артузова ждал не только сам Мануэль Асанья, немолодой полный человек в смешных круглых очках, но Франсиско Ларго Кабальеро, занимавший в правительстве Испании посты премьер-министра и военного министра одновременно. Внешне Ларго Кабальеро выглядел полной противоположностью президента – он был довольно высоким моложавым мужчиной в безупречно сидящем на нем костюме.

После традиционных приветствий стороны уселись за стол переговоров. По одну сторону стола разместились президент Асанья, премьер-министр Ларго и их переводчик. По другую сторону разместись члены советской делегации.

– Прежде всего, господа, я хотел бы поблагодарить Советский Союз и лично товарища Сталина за оказанную нам помощь, – начал Асанья. – Без помощи советских летчиков и танкистов Мадрид мог бы пасть уже в октябре!

– Это наш интернациональный долг, господин президент, – выслушав перевод, ответил Розенберг. – Фашизм угрожает не только испанскому народу, он угрожает каждому человеку, а значит – каждый здравомыслящий человек должен внести свой вклад в борьбу с ним!

– Это правда, – согласился Асанья. – И я весьма рад, что Советский Союз участвует в борьбе с этой угрозой не только поставками оружия, но и своими доблестными солдатами! Господин Штерн, ваша бригада совершила настоящий подвиг, разгромив группировку генерала Варелы и устранив угрозу Мадриду с юга. Скажите, каким образом вы планируете использовать вашу бригаду в дальнейшем?

– В ближайшее время я, совместно с генералом Миахой, планирую выбить силы националистов из Университетского городка, а затем отбросить их по крайней мере на десять километров от Мадрида, – ответил Штерн.

– Но разве не будет лучше перебросить вашу бригаду на другой угрожаемый участок фронта и повторить ваш успех под Хетафе? – поинтересовался Ларго.

– Господин премьер-министр, помимо должности командира бригады я, как вам должно быть уже известно, назначен еще и главным военным советником, – дипломатично начал Штерн. – И, как советник, я бы настоятельно рекомендовал вам сначала довести до конца одно дело, и только потом приступать к следующему. Прежде, чем перебрасывать мою бригаду на другое направление, нужно убедиться, что угрозы взятия Мадрида больше не существует, а для этого нужно сперва отбросить войска националистов от города, одновременно возводя округ него эшелонированную оборону с несколькими рядами окопов и подготовленными артиллерийскими позициями.

– Но... но ведь окопы и другие укрепления неизбежно погасят боевой дух ополчения! – попытался возразить Ларго.

– Кто вам сказал такую глупость? – нарушая все дипломатические протоколы, спросил Штерн. – Вспомните, что происходило в августе под Меридой и Кордобой, когда генералы Франко и Варела устраивали ополченцам настоящие побоища в чистом поле! Нет, господин Ларго, окопы – это основа любой успешной обороны!

– Но кто будет копать эти окопы? – спросил Ларго, несколько обескураженный словами Штерна.

– В ближайшее время в Картахену прибудет большой груз винтовок, пулеметов и пушек для Мадридских ополченцев, но на всех его не хватит. Поэтому, пока наиболее опытные ополченцы будут осваивать новое для них оружие, все остальные будут копать. Также привлечем к работе профсоюз строителей, у них должны быть экскаваторы и другая строительная техника.

– Я вынужден возразить против использования профсоюза строителей на строительстве укреплений, – тут же произнес Ларго.

– Отчего же? – вежливо поинтересовался Артур Христианович.

– Видите ли... – замялся Ларго. – Профсоюз строителей входит в состав возглавляемого мной Всеобщего союза трудящихся, а я обязан следить за благополучием состоящих в нем рабочих. Вы ведь наверняка захотите, чтобы строители работали сверхурочно и на добровольных началах? Это снизит популярность ВСТ среди рабочих и откроет путь к власти анархистам из Национальной Конфедерации труда!

После этих слов Штерн удивленно посмотрел на Артузова, как бы спрашивая, все ли верно он услышал. Артур Христианович ответил ему едва заметным кивком.

– Насколько я понимаю, господин Ларго, Всеобщий Союз Трудящихся не откликнулся на просьбу Коминтерна помочь в выгрузке добровольческой бригады в порту Картахены и доставке ее под Мадрид именно по этой причине? – поинтересовался Артузов. – Потому, что рабочим пришлось бы работать бесплатно? Получается, что возглавляемый вами ВСТ не желает вносить свой вклад в защиту республики, в то время как анархисты из НКТ, вышедшие в свое время из состава Коминтерна и имеющие с нами весьма непростые отношения, без лишних слов включились в работу!

Штерн в это время наблюдал за испанским переводчиком, чьи глаза по мере перевода речи Артузова все более и более округлялись. Было очевидно, что тот и подумать не мог, что кто-то может говорить с премьер-министром в подобном тоне.

– К тому же, господин Ларго, – включился в разговор Григорий Михайлович. – Вы ведь не возражаете против того, что рабочие из вашего Всеобщего союза трудящихся берут в руки оружие и защищают республику? А строительство укреплений – это такой же элемент войны, как и боевые действия.

– И пусть лучше рабочие некоторое время поработают бесплатно, чем националисты захватят Мадрид, – подхватил идею Штерна Артузов. – Падение столицы нанесет такой удар по боевому духу ополченцев, что Франко захватит всю страну за пару месяцев, после чего всему профсоюзному движению в Испании придет конец!

– Господин Ларго, позвольте дать вам еще один совет, – произнес Штерн. – Вам, как опытному политическому и профсоюзному деятелю, стоит заниматься достижением единства между различными политическими силами, выступающими на стороне республики. Военное же дело оставьте профессионалам. Вы и так уже допустили множество ошибок.

– Какие же ошибки я допустил? – по лицу Ларго было видно, что он уязвлен словами Штерна.

– Если начистоту, то единственными вашими правильными поступками были отказ сдать Мадрид, как это предлагал генерал Торрадо, и своевременная эвакуация правительства из столицы, – ответил Штерн. – Но скажите, как можно было поручить отстаивать город Хунте Обороны Мадрида, созданной буквально накануне генерального наступления националистов и состоявшей из одного-единственного председателя?

– И почему на должность председателя Хунты был назначен генерал Хосе Миаха, который после поражения под Кордовой стал считаться слабым и нерешительным командиром? – добавил Артузов.

– Товарищ Артузов, вы меня в чем-то подозреваете? – уязвленно спросил Ларго.

– Пока на знаю, – тонко улыбнулся Артур Христианович. – Если из всего вышесказанного можно сделать вывод лишь о вашей неопытности в военном деле, то, как объяснить вашу телеграмму, посланную вами генералу Миахе. Он несколько раз писал вам о необходимости прислать подкрепление, но все, что вы ему ответили – это слова о том, что «Хунта пытается прикрыть свое поражение». Все это выглядит так, словно вы заранее смирились со сдачей Мадрида, а генерала Миаху назначили председателем Хунты только для того, чтобы было, на кого возложить вину за очередное поражение...

– А генерал Миаха, к слову сказать, оказался вовсе не таким бездарным, каким вы его считали, – добавил Штерн. – Пусть лично он и не блещет полководческими талантами, но он оказался достаточно умен, чтобы собрать вокруг себя сильную команду. А это, поверьте, уже немало!

Чем дальше Штерн и Артузов указывали Франсиско Ларго Кабальеро на его ошибки, тем сильнее тот багровел от возмущения. И в тот момент, когда премьер-министр, казалось, уже был готов взорваться, в разговор вступил Мануэль Асанья, до того молчавший и с довольным видом слушавший разговор.

– Господа, не будьте столь категоричны к господину Ларго, – произнес Асанья. – Он, как вы уже заметили, профсоюзный деятель и не имеет достаточного военного опыта. Но именно потому, что он профсоюзный деятель, он равно устраивает представителей всех партий и способен объединить их в единые вооруженные силы республики. Я уверен, что в дальнейшем он будет заниматься именно этим, оставив боевые действия нашим генералам и военным советникам. И, чтобы подтвердить свои слова делом, я предлагаю вывести Хунту Обороны Мадрида из подчинения Центрального фронта и предоставить ей полную свободу действий в вопросе обороны города. Думаю, получив самостоятельность, генерал Миаха сможет более эффективно взаимодействовать с советскими товарищами.

– Это... возможно, – согласился Ларго, бросив на президента неприязненный взгляд. – Вам же, товарищ Артузов, я хочу сказать, что ваши попытки обвинить меня в измене и готовности сдать националистам Мадрид не имеют под собой ни малейших оснований! Я действительно совершил множество ошибок, но все, что я делал, было направлено на защиту Республики и укрепление ее единства! Лучше бы вы с таким же упорством боролись с «Пятой колонной».

– Прошу прощения, господин Ларго, если мои слова прозвучали как обвинения в измене, – тонко, на грани издевки, улыбнулся Артузов. – Что же касается «Пятой колонны», то по имеющимся у меня в данный момент сведениям, некой единой силы, готовой выступить на стороне националистов, в Мадриде нет. Есть множество сторонников националистов, но все они представляют из себя либо одиночек, либо небольшие группы, никак не связанные между собой.

– Тогда почему они до сих пор на свободе? – удивился Ларго. – Вы должны немедленно арестовать всех подозреваемых в симпатиях к националистам!

– Массовыми репрессиями пусть генерал Франко занимается, а мы себе такого позволить не можем, – возразил Артузов, с лица которого разом исчезла улыбка. – Аресты без веских причин не только испортят отношение к нам со стороны мадридцев, но и спугнут самых опытных и опасных врагов республики.

– Ну, хорошо, – согласился, наконец, Ларго. – Действуйте, как хотите, главное – очистите город от этих предателей!

– Не сомневайтесь, товарищ Ларго, очистим, – спокойно кивнул Артузов. – Тут главное – не торопиться.

– Вот и хорошо, что мы обо всем договорились, – довольно улыбнулся Асанья, подводя итог встрече. – Я рад был познакомиться с вами, господа, и надеюсь, что с вашей помощью мы сумеем отстоять нашу республику!

Заверив президента Асанью в том, что они приложат все усилия к защите Испанской республики, члены советской делегации покинули дворец. Марсель Розенберг, которому предстояло остаться в Валенсии, поближе к правительству Испании, отправился обустраиваться на новом месте, а Штерн и Артузов засобирались обратно в Мадрид.

Несколько позже, когда они уже сидели в купе поезда и коротали обратную дорогу за бутылочкой хереса, Григорий Михайлович решил прояснить для себя некоторые вопросы касательно прошедших переговоров.

– Скажите, Артур Христианович, а почему вы так резко разговаривали с премьер-министром Ларго? – спросил Штерн. – Ваши слова, и правда, можно было трактовать, как обвинение в измене!

– На то есть две причины, – довольно улыбнулся Артузов, глядя на заходящее солнце сквозь бокал с вином. – Во-первых, товарищу Ларго стоило напомнить, что свои посты он занимает потому, что он является компромиссной фигурой, а отнюдь не потому, что он такой влиятельный и успешный политик. Так и вам, и мне будет легче с ним работать.

– А во-вторых? – заинтересовался Штерн.

– А, во-вторых, мне очень нужно было, чтобы суд над генералом Варелой и его казнь прошли именно в Мадриде. Заметьте, Григорий Михайлович, ни президент Асанья, ни премьер-министр Ларго даже не вспомнили о том, что Варела у нас в плену. А генерал Миаха, получив право самостоятельного принятия решений, теперь спокойно сможет организовать военный трибунал.

– Но зачем вам все это? – не понял Штерн.

– Весь мой опыт работы в контрразведке показывает, что бороться с подпольными подрывными организациями обычными методами – дело долгое и неэффективное. Лучше создать для них таких подпольщиков приманку, и они сами потянутся к нам.

– И вы хотите использовать в качестве такой приманки генерала Варелу? – сообразил Штерн.

– Именно так, – улыбнулся Артузов. – О времени суда и казни будет объявлено заранее, а мои сотрудники и наши помощники из числа местных коммунистов посмотрят, кто из жителей Мадрида зашевелится после таких новостей!

Примечания:

[1] – Настоящее имя – Наум Исаакович Эйтингтон.

Часть вторая, глава десятая. ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ.

«Надо было брать дробовики!»

Джулс Уиннфилд, гангстер.

7 декабря 1936 года. 10:00.

Зал заседания Конгресса депутатов. Мадрид, Дворец Кортесов.

Вскоре после получения указа президента Асаньи, дававшего ему полную свободу действий в вопросах обороны столицы, генерал Хосе Миаха издал приказ об учреждении военного трибунала, председателем которого был назначен полковник Луис Барсело Ховер, уже имевший опыт подобной деятельности. Еще летом тридцать шестого года Барсело вместе с другими офицерами создал суды общей юрисдикции, выносившие приговоры офицерам повстанцев, захваченным после провала путча в Мадриде.

Членами трибунала были назначены майор Франсиско Галан Родригес, бывший лейтенант Национальной Республиканской Гвардии, а ныне – командир третьей бригады Республиканской армии, полковник Энрике Листер Форхан, руководивший формированием народного ополчения столицы и полковник Карлос Ромеро Хименес, который, собственно, и защищал предместье Карабанчель от войск генерала Варелы. Первоначально Миаха хотел включить в состав трибунала и советских военных советников, но этому решительно воспротивился комдив Штерн, считавший, что судьбу мятежников имеет право решать только испанский народ и никто кроме него.

К третьему декабря состав трибунала был окончательно утвержден, а уже седьмого числа генерал Варела предстал перед судом. О дате заседания было объявлено заранее, поэтому в зале заседаний дворца Кортесов, что называется, яблоку негде было упасть. Места в самом зале заседаний, в основном, занимали видные партийные деятели, офицеры и советские военные советники, а вот на галереи набились простые граждане Мадрида.

Национальная республиканская гвардия, опасавшаяся эксцессов, тщательно проверяла всех желающих увидеть заседание трибунала на наличие оружия. С гвардейцев по семь потов сошло, пока они обыскивали рвавшихся во дворец людей и заворачивали назад тех, у кого оружие все-таки обнаруживалось.

Наконец, заседание началось. Через боковую дверь конвой вывел генерала Варелу и проводил его к узкой кафедре, расположенной в центре амфитеатра прямо напротив широкой двухъярусной трибуны, за которой расположились члены трибунала. Вареле перед заседанием дали возможность привести себя в порядок, он был гладко выбрит, аккуратно причесан и одет в выглаженную генеральскую форму, лишенную, правда, погон и наград.

– Хосе Энрике Варела Иглесиас, вы обвиняетесь в измене Испанской республике и участии в мятеже против законной власти! – начал полковник Барсело. – Признаете ли вы себя виновным?

– Нет, не признаю, – с достоинством ответил Варела. – Я присягал на верность своему королю Альфонсо Тринадцатому, и остался верен Его Величеству даже после того, как его вынудили бежать из страны!

– В тысяча девятьсот тридцать пятом году вы были возвращены на военную службу и получили звание бригадного генерала, – заметил Барсело. – Однако, уже осенью того же года вы активно участвуете в подготовке восстания против правительства республики. Разве вы не считаете свои действия изменой?

– Правительство – это не те, кто выиграл выборы, а те, кто способен реально управлять государством, – спокойно ответил Варела. – Ваш «Народный фронт» показал, что он неспособен. Вы сократили армию, и отстранили от должностей наиболее способных офицеров и генералов! Анархисты громят поместья и грабят монастыри, а власти никак этому не препятствуют! Страна Басков и Каталония вовсю говорят о независимости, а вы ничего не предпринимаете! Испанию нужно спасти, и, если победивший на выборах «Народный фронт» не способен взять власть в свои руки, то ее возьмем мы, после чего железной рукой наведем в стране порядок!

– Вне зависимости от вашего мнения, Варела, правительство президента Асаньи и премьер-министра Ларго является единственным законным правительством в Испании, – резко произнес Энрике Листер. – А вы, выступив против него с оружием в руках, совершили мятеж!

– Как пожелаете, – на губах Варелы зазмеилась саркастическая ухмылка. – Очень удобно спорить, когда жизнь оппонента находится в ваших руках. Да и ни к чему это. Вы ведь наверняка уже вынесли мне приговор, и никакие мои доводы его не изменят. Так выносите его и покончим с этим судилищем!

Слова Варелы вызвали такую бурю возмущения на галереях, что полковнику Барсело пришлось ждать несколько минут, прежде чем у него появилась возможность высказаться.

– Несмотря на отказ генерала Варелы признать свою вину, сам факт его участия в боевых действиях на стороне националистов является неопровержимым подтверждением выдвинутых против него обвинений, – произнес Барсело. – Прошу членов трибунала высказываться!

– Факт измены генерала Варелы я считаю доказанным, – первым взял слово майор Галан. – И, как изменник, он должен быть приговорен к смертной казни!

– Повесить его, как собаку! – воскликнул Листер. – Но сперва лишить его звания и всех наград. Республика оказала ему доверие и вернула на службу, а он повернул свое оружие против нее! Он не достоин носить генеральское звание!

– Я непосредственно оборонял Карабанчель от войск генерала Варелы и видел последствия артиллерийских обстрелов, проведенных по его приказу, – произнес полковник Ромеро. – Людям, повернувшим оружие против собственного народа и активно этот народ уничтожающим, не место в рядах испанской армии. Я присоединяюсь к предложению товарища Листера о лишении гражданина Варелы всех званий и наград, и считаю, что он заслуживает смертной казни.

– Членам трибунала есть, что добавить? – уточнил Барсело. – Нет? В таком случае мне остается лишь огласить приговор. Хосе Энрике Варела Иглесиас, решением данного трибунала вы лишаетесь звания бригадного генерала и всех наград и приговариваетесь к смертной казни через повешенье!

Оглашение приговора было встречено ликованием народа. Радостные крики на галереях превратились в один сплошной гул, да и в самом зале нет-нет, да и раздавались довольные возгласы. Лицо уже бывшего генерала закаменело. Было видно, что он стремится не показать толпе своего страха, но его выдавали побелевшие пальцы, крепко стиснувшие бортики кафедры.

Вскоре Варелу увели и его место заняли захваченные вместе с ним офицеры. Ничего нового, впрочем, от них трибунал не услышал, часть из них говорила о необходимости спасти Испанию, другие же ссылались на то, что они выполняли приказ старшего по званию. Всем им также был вынесен смертный, приговор, но, в отличие от Варелы, их должны будут расстрелять на тюремном дворе.

10 декабря 1936 года. 10:16.

Мадрид, площадь Пласа-Майор.

Дата казни бывшего генерала, а ныне – мятежника и изменника Хосе Варелы назначили на десятое декабря, о чем было объявлено уже на следующий день после заседания трибунала. О предстоящей казни говорили по радио и печатали в местных газетах, причем в таких тонах, словно говорили о национальном празднике. Впрочем, для жителей Мадрида, в последние недели живших под страхом оказаться в руках националистов, данное мероприятие, возможно, и являлось праздником.

А вот кому не нравилось столь скороспешное исполнение приговора, так это сотрудникам НКВД. Артур Христианович Артузов, конечно, планировал с помощью казни Варелы выманить имевшихся в Мадриде сторонников националистов, но он все же предпочел бы, чтобы данное мероприятие состоялась несколько позже и в более кулуарной обстановке, дабы иметь больше времени на подготовку и избежать лишних жертв.

Однако его пожелания не нашли поддержки ни со стороны армейского командования, ни среди руководства Национальной Республиканской Гвардии. Даже лидеры Коммунистической Партии Испании Хосе Диас и Долорес Ибаррури сочли предстоящую публичную казнь Варелы полезной для поддержания боевого духа защитников Мадрида.

Максим Белов также не разделял эйфории мадридцев по поводу предстоящей казни, и уж тем более не горел желанием эту казнь посещать. Смертный приговор, вынесенный Вареле, он считал правильным и даже единственно возможным вариантом, но вот смотреть на его исполнение он не хотел. Зато посмотреть на казнь очень хотела Грета Шнайдер, загоревшаяся данной идеей сразу после того, как услышала объявление по радио.

– Пойми, Максим, – глядя на Белова широко открытыми глазами, убеждала его Грета. – Фашисты убили моего папу! И пусть это сделали гитлеровские штурмовики, но Варела – такой же фашист, как и они, и я просто обязана увидеть, как он дергается в петле.

Максим, успевший перед отъездом изучить личную карточку Греты, знал о трагической судьбе доктора Рудольфа Шнайдера и в чем-то даже понимал подсердечную ненависть своей подруги к фашистам. Но идти на казнь он все равно не хотел, равно как и отпускать туда Грету без сопровождения. Да и не нравилась ему эта зацикленность девушки на своей ненависти. Словом, все восьмое декабря Максим искал способы отговорить Грету от участия в этом сомнительном мероприятии, а на следующий день жизнь внесла в его планы свои коррективы.

Утром девятого числа Артузов собрал весь командный состав НКВД в зале заседаний отеля. На совещании Артур Христианович сообщил, что националисты готовят операцию по освобождению Варелы, в связи с чем НКВД нужно было решить две почти противоположные задачи: выявить во время казни как можно больше сторонников Франко и не подвергнуть при этом угрозе гражданское население.

Проблема была в том, что в НКВД знали лишь о повышенной активности националистов, конкретные же их планы оставались неизвестными. Времени же на то, чтобы выяснить, как именно националисты планируют освобождать Варелу, тоже не было. Поэтому на совещании был проведен «мозговой штурм», на котором одни сотрудники предлагали разные способы освобождения, а другие – способы противодействия.

Наиболее вероятным был вариант, что Варелу попытаются отбить во время его конвоирования из Образцовой тюрьмы Мадрида, где тот в настоящий момент содержался, на Пласа-Майор, место проведения публичной казни. За конвоирование отвечали республиканские гвардейцы и все, что могли сделать сотрудники НКВД – это дать им несколько советов.

Если же националисты не смогут отбить заключенных по пути, они, так, во всяком случае, предполагали сотрудники НКВД, могут совершить нападение на место проведения казни и попытаться похитить Варелу прямо с эшафота. А поскольку от доставки Варелы на Пласа-Майор до казни должно пройти довольно мало времени, действовать нападающие будут крайне решительно. И, к сожалению для сотрудников НКВД, возможность решительно действовать у националистов имелась. Франко поддерживали, в основном, богатейшие жители Мадрида, которым, в свою очередь помогали немцы и итальянцы. Так что у нападающих вполне могло оказаться и ручное автоматическое оружие, и гранаты со взрывчаткой, и автомобили.

Самым опасным и непредсказуемым вариантом была ситуация, при которой боевики франкистов будут находится в толпе зрителей, пришедших посмотреть на казнь. Устроив в толпе стрельбу или взрыв, националисты создадут хаос, во время которого они могут вполне успешно освободить осужденного. Но, даже если им это не удастся, количество жертв беспорядков окажется огромным!

Ситуация осложнялась еще и тем, что на площадь наверняка придет огромное количество народа, и национальная республиканская гвардия элементарно не сможет всех проверить. Поэтому, для поиска и выявления подобных агентов в рядах зрителей решено было отправить сотрудников НКВД, частично – в гражданской одежде, мимикрируя под местных, а частично – демонстративно, в форме. К последним причислили и группу «Авангард», поскольку из-за особенностей внешности ее членов замаскировать их под местных не представлялось возможным.

И вот, утром десятого декабря члены группы «Авангард» покинули отель и направились в сторону Пласа-Майор, где и должна была состояться казнь. Несмотря на начало зимы, в Мадриде с самого утра светило солнце, причем настолько яркое, что Грета, стоило ей только выйти на улицу, вынуждена была приложить ко лбу ладонь на манер козырька. Да и Максим невольно прищурился.

– А Киу умная, Киу панамку взяла! – похвасталась Линь, поправляя поля вышеуказанного головного убора и чуть иронично глядя на своих товарищей в беретах.

– Мы тоже не лаптем деланые и не пальцем щи хлебаем! – ехидно ответил Максим, доставая из кармана бриджей небольшой футляр из жесткой черной кожи.

Внутри кожаного футляра, покрытого изнутри тонким сукном защитного цвета, лежали темные очки, по своей конструкции напоминавшие еще только зарождавшиеся в Америке легендарные «авиаторы». Похожая металлическая оправа с упором для лба и проволочные дужки с пружинящими концами, цепляющимися за уши и не дающими очкам слететь. Разве что оправа потолще и попрочнее, да стекла овальные, а не каплевидные.

Идея наладить производство темных очков возникла у Максима в то время, когда он отправлял в Государственный Оптический институт материалы по варке оптического стекла для прицелов. Вместе с технологией по производству просветленной оптики для прицелов в ГОИ отправилось и описание процесса получение затемненного стекла для солнцезащитных очков.

Максим, однако, не учел, что в тридцатые годы принято было носить шляпы и кепки, так что очки хоть и вызвали определенный интерес у альпинистов, туристов и людей, работавших на севере, массового распространения все же не получили и остались довольно дорогими. Тем не менее, в магазинах Москвы они вполне себе продавались, так что Максим, собираясь в Испанию приобрел себе несколько пар про запас.

Надев очки, Максим демонстративно поправил их указательным пальцем и чуть насмешливо посмотрел на Киу, смотревшую на очки с вытянувшимся от удивления лицом. Шнайдер же смотрела на них с ярко выраженным интересом.

– Максим, мог бы и предупредить, – укоризненно заметила Грета. – Мы с Киу тоже бы себе такие купили!

– Могли бы и сами подумать, – парировал Максим, доставая из кармана второй футляр. – Держи, Грета! Дарю!

– А мне?! – возмутилась Киу.

– А для тебя очки в номере остались, – отрезал Белов. – Ты сегодня наказана!

– За что это? – опешила Линь.

– За попытку быть умнее своего командира, – усмехнулся Белов. – Идем, а то осмотреться не успеем.

Вообще-то, ношение темных очков было не по уставу, но группа «Авангард», пользуясь своим статусом группы особого назначения, могла позволить себе некоторые вольности. Правильнее всего был одет Максим, носивший закрытый китель с бриджами, шнурованными ботинками высотой чуть ниже колен и краповым беретом, но предпочитавший пользоваться нагрудной танкистской кобурой вместо положенной по уставу закрытой поясной. Грета, выбравшая сегодня женскую форму, состоявшую из кителя с юбкой, вместо положенного женского берета носила ОСНАЗовский, такой же, как у Максима, да и револьвер у нее висел на левом боку в неуставной открытой кобуре. А Киу носила платье для ношения вне строя с панамой. Ну, и обе девушки разом отказались от положенных к женской форме туфель, надев вместо них высокие ботинки со шнуровкой.

До площади Пласа-Майор идти было недалеко, что-то около километра, так что дорога до нее заняла менее пятнадцати минут прогулочным шагом. Несмотря на то, что до казни было еще более полутора часов, площадь потихоньку заполнялась народом. То тут, то там образовывались группы людей, начинавшие что-то активно обсуждать. Некоторые, поболтав с одной группой, переходили к другой, местами раздавался смех, словно не на казнь люди пришли, а на праздник.

– Мы вовремя, – констатировал Максим. – Так, девочки, даю пятнадцать минут на то, чтобы осмотреться и сориентироваться на местности. Встречаемся возле вон той булочной, если я правильно понял слово на вывеске, – добавил Белов, указав рукой на одно из зданий.

Шнайдер и Линь рассредоточились по площади, а Максим решил осмотреть окрестности с места. Деревянный эшафот высотой около двух метров размещался в восточной части площади. С двух сторон к нему вели лестницы. В нескольких метрах от эшафота стояло ограждение метровой высоты, секции которого были сколочены из добротных деревянных брусьев. Позади ограждения стояли республиканские гвардейцы с винтовками.

В здании позади эшафота разместился командный пункт НКВД, где сейчас должен был находиться и сам Артузов, но все окна в здании были темными, так что Максим никого в них не увидел. Также ничего не было видно и за закрытыми ставнями чердачных окон, но Белов знал, что на чердаках по периметру площади расположились снайперы, а огороженная область вокруг эшафота простреливается автоматчиками, расположившимися в квартирах на третьем этаже.

Для снайперов, кстати, наплевав на все конвенции, кустарным способом изготовили экспансивные пули, самым банальным образом срезав острые носики обыкновенных оболочечных пуль. В НКВД посчитали, что пусть лучше снайперы стреляют «бесчеловечными» пулями, чем будут простреливать цели насквозь, убивая и раня при этом мирных граждан. Потери же точности при стрельбе экспансивными пулями на данных расстояниях были сочтены приемлемыми.