Текст книги "КИМ 1 (СИ)"

Автор книги: Prophet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

Залпом допив вино, Белов поставил бокал на столик. Киу повторила его жест, после чего Максим по новой наполнил бокалы.

– Мне кажется, ты берешь на себя слишком много, – заметила Киу. – В том, что Грета пострадала, твоей вины нет. Она тоже вполне подготовленный боец и вполне может за себя постоять!

– И все равно я волнуюсь за вас больше, чем за себя, – возразил Максим. – Сам бы я, если что, спокойно лежал бы в госпитале и ждал выздоровления, а за Грету я откровенно переживаю! Вы стали мне слишком дороги...

– Ты нам тоже очень дорог! – улыбнулась Киу, положив ладони на плечо Максиму и оперевшись на них подбородком. – И не только потому, что товарищ Киров поручил нам тебя охранять. Так что даже не думай прятать нас за своей спиной и беречь от опасностей, если понадобится – мы будем тебя прикрывать!

Максим на это только грустно улыбнулся и прислонился лбом ко лбу девушки.

Красное вино удачно наложилось на недавний стресс, к тому же одной бутылкой они не ограничились. А за второй Максим и Киу уже сами не поняли, он ли поцеловал ее первой, или она его. А следующим утром они проснулись в одной постели.

Примечания:

[1] – Томас, Луис и Габриэль Салорт де Оливес – реальные сторонники националистов, погибшие в 1936 году. Их брат Леон Салорт де Оливес – вымышленный персонаж.

[2] – Товарищ, товарищ! Вот, возьмите, это ее! (Исп.)

[3] – Спасибо! (Исп.)

Часть вторая, глава одиннадцатая. ВЕСТИ С ПОЛЕЙ.

«Скорее бы автоматы дали...

Автоматы , гранат побольше и одну мину! »

Анатолий Пестемеев, рядовой армии РФ.

Одну неделю спустя...

18 декабря 1936 года. 19:30.

Кабинет И. В. Сталина. Москва, Сенатский дворец Кремля.

Вечером восемнадцатого декабря в кабинете товарища Сталина состоялось совещание, что называется, «в узком кругу». За десять минут до начала в кабинет вошел пунктуальный нарком иностранных дел Молотов, вслед за ним явились нарком обороны Ворошилов и его заместитель Буденный. И последним, буквально за минуту до назначенного времени, пришел нарком внутренних дел Киров.

– Хорошо, товарищи, все, кто нужно, на месте, – произнес Сталин, окидывая взглядом собравшихся. – Начнем, пожалуй, с главного. Сергей, как прошла твоя командировка в Закавказье?

– Отлично, товарищ Сталин! – довольно ответил Киров. – Распада Закавказской Федерации на отдельные республики удалось избежать!

– Замечательно, товарищ Киров, – произнес Сталин, не скрывая своего довольства. – И как же тебе удалось этого добиться?

– Объединил усилия с товарищами Багировым и Берией, – ответил Киров. – С Мир Джафаром мы знакомы еще с тех времен, когда я был первым секретарем Коммунистической партии Азербайджана, а с Лаврентием Павловичем мы познакомились совсем недавно и общий язык нашли далеко не сразу. Все же товарищ Берия возглавлял НКВД Грузии в те времена, когда в ходу были несколько другие методы работы. Однако, мы смогли договориться и начали действовать строго по заветам Владимира Ильича Ленина...

– Что, неужели захватили почту, телефон и телеграф? – наигранно удивился Буденный.

– Ну, зачем же так грубо? – рассмеялся Киров. – Обратились к низовым партийным и комсомольским организациям, причем, в основном – в Грузии и Армении. В Азербайджане у Багирова все было под контролем, просто раньше он оставался в меньшинстве. У Берии в Грузии, в общем-то, тоже партийная работа была на уровне, но там воду мутили председатель совета министров Герман Мгалобришвили и его заместитель Буду Мдивиани. А вот Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Армении Агаси Ханджян[1] давно был известен своими националистическими взглядами и потому охотно поддержал предложение Мгалобришвили о роспуске Закавказской федерации.

В общем, обратились мы к низовым партийным организациям. Грузинам рассказали, что отдельные товарищи хотят не просто сделать Грузию самостоятельной республикой, но и в будущем отделиться от СССР, после чего вернуть старые феодальные порядки. Армянам же популярно объяснили, что Армении, как самой экономически отсталой на сегодняшний день республике, будет легче развиваться в составе ЗСФСР, нежели самостоятельно.

После этого нам оставалось лишь устроиться поудобнее и наблюдать, как сознательная часть населения Армении и Грузии самостоятельно делает за нас всю работу. Ну, мне еще пришлось мобилизовать управления НКВД по Грузинской и Армянской республикам, чтобы не допустить превращения собраний и митингов в массовые беспорядки.

Самым сложным для меня, наверное, было помирить Берию с Нестором Лакобой. Хотя товарищ Лакоба и способствовал выдвижению Лаврентия Павловича на пост сперва Второго, а потом и Первого секретаря ЦК коммунистической партии Грузии, в дальнейшем их отношения разладились. Лакоба был сторонником отделения своей родной Абхазии от Грузии и вхождения ее в состав РСФСР, а Берия активно против этого возражал. Пришлось пообещать устроить плебисцит, чтобы абхазский народ сам определил свою дальнейшую судьбу.

После того, как Киров замолчал, Иосиф Виссарионович взял со стола трубку и принялся неторопливо ее набивать. Это занятие всегда позволяло ему сосредоточиться и хорошо подумать.

– Пусть так, – раскуривая трубку, произнес Сталин. – И в самом деле, пусть абхазский народ сам решит, где ему будет лучше. Скажи, Сергей, а что ты думаешь о товарище Берии? Товарищ Белов, кажется, довольно лестно о нем отзывался?

– Товарищ Берия довольно жесткий человек, – помолчав, произнес Киров. – Жесткий и крайне требовательный как себе, так и к окружающим. Я вполне понимаю, почему в истории Максима его назначили наркомом внутренних дел. В наркомате нужно было срочно навести порядок, и товарищ Берия вполне для этого подходил.

– Значит, товарища Берию нужно использовать там, где срочно требуется навести порядок? – переспросил Сталин. – Хорошо, мы будем иметь это ввиду.

– Товарищ Сталин, а для чего, вообще, нужна была эта возня с Закавказской федерацией? – спросил Буденный. – Ну были бы в составе СССР отдельные Грузия, Армения и Азербайджан, кому бы от этого стало хуже?

– Понимаешь, Семен, – сделав глубокую затяжку, произнес Сталин. – Мне, как уроженцу Грузии, неприятно об этом говорить, но на Кавказе весьма распространены кумовство и землячество, а многие товарищи, заняв высокие должности, быстро впадают в барство. И хуже всего то, что местными это воспринимается как должное.

Федеративное Закавказье – это отличный инструмент для борьбы с этими пороками, и мы просто обязаны были попытаться его сохранить. Со временем границы республик размоются, а лет через пятьдесят мы воспитаем там единый закавказский народ, сохраняющий национальную идентичность, но не делящий друг друга на своих и чужих по территориальному признаку.

– Значит, ты поэтому отложил принятие новой конституции? – спросил Ворошилов.

– И поэтому тоже, – кивнул Сталин. – Но это была не единственная причина. В конце ноября мне из Осинформбюро прислали статью некого профессора Попова из будущего. Я бы даже сказал – товарища Попова. В этой статье товарищ Попов высказывает мнение, что переход от производственного формирования советов к территориальным был большой ошибкой, лишившей советы инструмента досрочного отзыва депутатов, и создавший для отдельных граждан возможность реализовывать личные карьерные амбиции в ущерб общественным интересам.

Мы не могли оставить данное замечание без внимания. Но этот вопрос сперва нужно тщательно рассмотреть, затем вынести на обсуждение, затем внести правки в текст новой конституции и только потом вынести его на голосование. Поэтому мы и отложили принятие новой конституции до мая следующего года.

– Все понятно, товарищ Сталин, – кивнул Ворошилов.

– Ну, раз понятно, тогда перейдем к другим делам, – произнес Сталин. – Наш ограниченный воинский контингент находится в Испании уже месяц, и мне кажется, что можно подвести первые итоги. Клим, что скажешь?

– На испанском фронте без перемен, – усмехнулся Ворошилов. – Сразу после высадки добровольческая бригада под командованием комдива Штерна разгромила войска генерала Варелы и ликвидировала угрозу Мадриду с юга и юго-востока. Сам Варела при этом оказался в плену.

Больше Штерн не предпринимал активных боевых действий, сосредоточив все усилия на возведении вокруг Мадрида эшелонированной обороны и преобразовании отрядов ополченцев в нормальные армейские части. Вооружаются новые части советским оружием, регулярно доставляемым в Картахену.

После завершения формирования новых армейских частей комдив Штерн и генерал Миаха планируют выбить националистов из университетского городка и окончательно замкнуть кольцо обороны вокруг Мадрида.

– Не спешит, значит, товарищ Штерн, – задумчиво произнес Сталин. – Это, пожалуй, правильно. Наша задача – помочь испанским товарищам и самим набраться опыта, а не гробить наших красноармейцев в бессмысленных атаках.

– В деле получения опыта уже есть первые результаты, – заметил Ворошилов. – Несколько дней назад по диппочте пришел подробный доклад комдива Штерна с выводами и рекомендациями, сделанными им по итогам его прорыва в Мадрид.

– И что же нам советует товарищ Штерн? – заинтересовался Сталин.

– Например, товарищ Штерн отмечает, что очень удачным решением было посадить на броню танков автоматчиков с пулеметчиками и использовать их в качестве мобильного десанта, – ответил Ворошилов. – На основании этого опыта Григорий Михайлович рекомендует создать отдельные штурмовые части уровнем не менее рот, а также рассмотреть возможность создания специального бронированного транспорта для них.

– Скажи, Климент Ефремович, а товарищ Штерн, случайно, не был ознакомлен с результатами совещания по вопросам развития бронетехники? – уточнил Киров.

– Ты тоже заметил, что выводы товарища Штерна совпадают с предложениями Максима о создании бронетранспортеров и боевых машин пехоты? – понимающе усмехнулся Ворошилов. – Нет, товарищ Штерн о результатах совещания не знает, и до идеи бронетранспортера он дошел сам.

– А какой состав этих штурмовых рот предлагает товарищ Штерн? – поинтересовался Сталин.

– На уровне отделения – два бойца с автоматическими винтовками с барабанными магазинами, один меткий стрелок, вооруженный винтовкой с прицелом, остальные – автоматчики, – ответил Ворошилов. – Ну, и гранат побольше. Никаких станковых пулеметов и минометов, зато в каждую роту, или даже в каждый взвод обязательно должно быть включено инженерно-саперное отделение, которое сможет как обезвреживать вражеские мины, так и проводить собственные подрывные работы, например, при прокладывании маршрутов через здания и баррикады.

– То есть, товарищ Штерн самостоятельно дошел еще и до идеи штурмовых инженерно-саперных частей? – уточнил Сталин. – Так, кажется, их называли в присланных товарищем Беловым документах? Вот что, Клим, ты, помнится, докладывал, что добровольцев, желавших отправиться в Испанию, было гораздо больше, чем требовалось для комплектования бригады? Создай из оставшихся добровольцев одну-две такие роты и отправь на усиление бригады товарища Штерна. Практика, как известно, является единственным критерием истины, вот на практике и узнаем, насколько эффективны будут предложенные товарищем Штерном роты.

– Уже, товарищ Сталин, – улыбнулся Ворошилов. – Две роты уже комплектуются, немного поднатаскаем их, проведем боевое слаживание – и отправим.

– Вот и хорошо, – кивнул Сталин.

– Кстати, вы обратили внимание, какие части Григорий Михайлович ввел в прорыв? – поинтересовался Буденный. И тут же сам и ответил: – Кавалерию!

– Ну, кто про что, а Семен про кавалерию! – усмехнулся Ворошилов.

– А что? – ничуть не обиделся Буденный. – Мы еще в годы Гражданской войны пробовали усиливать кавалерийские части броневиками! Только те броневики были страшная дрянь, вот из этой затеи тогда ничего и не вышло. А если, как Григорий Михайлович сделал, сперва танками оборону прорвать, а потом в прорыв конницу пустить – так ведь можно и глубокий рейд по тылам противника устроить! Да и конница еще послужит, не придется многих толковых командиров в отставку отправлять!

– Знаешь, а ведь что-то в этом есть, – задумчиво произнес Ворошилов. – Семен, ты эту идею высказал, значит, тебе ее и проверять! Сформулируй концепцию танково-кавалерийских частей, проведи учения... ну, ты не первый год в армии, сам знаешь, как это делается.

– Займусь, – кивнул Буденный.

– Я попрошу Осинформбюро поискать материалы по этой теме, – пообещал Киров. – Возможно, найдутся какие-нибудь материалы, которые облегчат вам задачу.

– Что ж, для первого месяца результаты неплохие, – подытожил Сталин. – Мы и получили подтверждение правильности некоторых наших решений, и узнали новые тактические приемы. Клим, передай товарищу Штерну, чтобы продолжал действовать в том же духе. Без спешки, но и не затягивая сверх необходимого.

– Передам, – кивнул Ворошилов.

– Теперь к тебе вопрос, Сергей, – повернулся Иосиф Виссарионович к Кирову. – Как дела в Испании по линии НКВД?

– Товарищ Артузов достиг взаимопонимания с командованием Национальной Республиканской Гвардии, и они проводят совместные операции по ликвидации националистического подполья, – ответил Киров. – С местными коммунистами вначале были определенные разногласия, но, думаю, что после событий на Пласа-Майор товарищ Пассионария будет более внимательно прислушиваться к советам товарища Артузова.

– А я слышал, что товарищ Артузов поссорился с премьер-министром Ларго? – заметил Молотов.

– Да не то, чтобы поссорился, скорее – на место поставил, – заметил Киров. – Чтобы господин премьер-министр не считал себя самым умным, а, наоборот, активнее прислушивался к нашим советникам.

– Это было так необходимо? – продолжал допытываться Молотов.

– Сами посудите, Вячеслав Михайлович, – ответил Киров. – Окопы он не одобряет, использование входящих в его профсоюзную организацию рабочих на строительстве укреплений не позволяет, а его предложение арестовать всех, подозреваемых в сочувствии националистам – это, вообще, за гранью добра и зла! Я, значит, уже два года внедряю в НКВД правовые методы работы, а он предлагает моим сотрудникам устроить тридцать седьмой год в отдельно взятом Мадриде! Нет, товарищ Артузов все сделал правильно!

– Может, вы и правы, Сергей Миронович, – задумчиво произнес Молотов. – Но все же действия товарища Артузова могут заметно осложнить наши отношения с правительством Испанской республики.

– Я запросил в Осинформбюро справку по господину Ларго и выяснил, что премьер-министром ему осталось быть менее полугода, – сообщил Киров. – В мае тридцать седьмого в Барселоне произойдет вооруженный конфликт между Республиканцами, после которого Франсиско Ларго Кабальеро будет смещен со всех постов в правительстве.

– А вот с этого момента поподробнее, – потребовал Сталин. – Что за конфликт, кто участники?

– Это тот конфликт, о котором еще летом упоминал Максим, – напомнил Киров. -Это в Волынском было, когда мы его орденом Красного Знамени наградили. Так вот, с одной стороны в конфликте примут участие Женералитет Каталонии, вставший на сторону республиканского правительства, Коммунистическая партия Испании и Объединенная социалистическая партия Каталонии. Против них выступят анархо-синдикалисты из Национальной Конфедерации Труда, Федерация Анархистов Иберии, а также Рабочая партия марксистского Единства. Конфликт произойдет из-за сущей мелочи, но быстро перерастет в полноценные боевые действия, которые будут продолжаться несколько дней и в ходе которых анархисты и их союзники из ПОУМ будут разгромлены.

– Да-да, припоминаю, – кивнул Сталин. – Товарищ Белов еще говорил, что мы тогда повели себя неправильно. Скажи, Сергей, мы можем что-то сделать, чтобы не допустить этого конфликта?

– Боюсь, что нет, – покачал головой Киров. – Там все началось с того, что морской министр Прието позвонил на телефонную станцию Барселоны и попросил соединить его с Женералитетом Каталонии, на что диспетчер ответил ему, что никакого Женералитета не существует, а есть только комитет обороны. Женералитет попытался разобраться в случившемся, но анархисты восприняли визит начальника полиции вкупе с двумя сотнями полицейских как попытку захвата станции и открыли огонь. Ну, а дальше все пошло по нарастающей...

Товарищ Слуцкий считает, и я с ним полностью согласен, что, даже если мы убедим президента Женералитета Компаниса не делать резких движений, что, кстати, будет не так уж и просто, это только отсрочит конфликт, а не предотвратит его. Появится другой повод и столкновение все равно произойдет, только случится это неожиданно, и, как это обычно бывает, в самый неподходящий для нас момент.

– Ну, что ж, если предотвратить конфликт мы не можем, значит, мы должны направить его в нужное для нас русло, – заключил Сталин. – Как по-твоему, что для этого нужно?

– Иностранный отдел уже начал разрабатывать план операции, – ответил Киров. – Основная идея в том, чтобы заставить Компаниса действовать более решительно, и – исключительно своими силами. Для этого ему нужно будет как-то договориться с умеренной частью анархистов и разогнать или уничтожить особо буйных. Также я хочу направить в Испанию дополнительный контингент войск НКВД, чтобы гарантировать разгром противников республики.

– Неплохая идея, Сергей, – согласился Сталин. – И какого же размера контингент ты думаешь отправить?

– Думаю, батальон, – ответил Киров. – Причем, одну роту в нем сформирую в соответствии с предложениями товарища Штерна. Заодно и опыта бойцы наберутся. Мне ведь тоже нужны толковые инструкторы!

– Прибавь еще нескольких специалистов из второй ШОН, пусть они займутся этими коммунистами-антисоветчиками из ПОУМ, – посоветовал Сталин. – Только пусть они действуют не так грубо, как в той истории.

– Сработаем тоньше, – пообещал Киров. – Максим упоминал, что ликвидация нескольких ключевых фигур способна надежно парализовать деятельность ПОУМ. Мы как раз и пытаемся разобраться, кого из их партийной верхушки необходимо убрать, а кого трогать не стоит.

– Хорошо, Сергей, я вижу, у тебя все под контролем, – кивнул Сталин.

– Сергей Миронович, а кто займет пост премьер-министра после отставки Ларго? – поинтересовался Молотов.

– Хуан Негрин, – ответил Киров. – Он тоже социал-демократ, но более ориентированный на СССР. Впрочем, внешне он будет тщательно это скрывать.

– Все понятно, – кивнул Молотов. – Значит уже сейчас нужно искать подходы к господину Негрину. Сергей Миронович, вы не подготовите мне справку по нему, чтобы мне было легче понять, что это за человек?

– Разумеется, Вячеслав Михайлович, – ответил Киров. – Все имеющиеся у нас материалы по Негрину вам пришлют.

– Благодарю, – кивнул Молотов.

– Кстати, Вячеслав Михайлович, а что вы думаете насчет ситуации, при которой новым премьером станет Негрин, а Ларго, вместо того чтобы покинуть все занимаемые должности, станет президентом Испании? – поинтересовался Киров.

– Вы думаете, господин Асанья согласится освободить президентское кресло? – скептически поинтересовался Молотов. – Или вы предлагаете и его...

– Сергей, а это не слишком рискованно? – спросил Сталин. – И потом, ты ведь говорил, что Асанья здорово помог товарищам Штерну и Артузову преодолеть сопротивление господина Ларго и организовать нормальную оборону Мадрида?

– Да, товарищу Артузову отлично удалось сыграть на тщеславии господина Асаньи, – согласился Киров. – Более того, я рассчитываю на его помощь и в разрешении майского конфликта в Барселоне. Но на этом его полезность и исчерпывается. Неудачное начало войны – это во многом результат именно его политики. А в известном нам будущем он решит, что война проиграна, и потребует от парламента примирения с Франко.

Ларго, конечно, тоже не идеал. Он, к сожалению, так и не смог подняться выше уровня профсоюзного лидера. Но он возглавляет один из крупнейших рабочих союзов, а Испанская социалистическая рабочая партия, в которой он состоит, является наиболее авторитетной партией в парламенте. Как компромиссная фигура, он устроит всех, а на посту президента вреда от него будет немного.

– Скажите, Сергей Миронович, а чего вы хотите добиться подобной рокировкой? – спросил Молотов.

– Я хочу дать возможность республиканцам продержаться как можно дольше, – ответил Киров. – Через два-три года начнется мировая война, и тогда Гитлер и Муссолини уже не смогут помогать Франко также активно, как сейчас. И, если Испанская республика продержится до этого времени, у нее появятся вполне реальные шансы победить.

Впрочем, возможен и другой вариант. Если война в Испании продлится до сорокового года, то Гитлер, оккупировав Францию, сможет послать войска на помощь Франко. Тогда, республика, разумеется, проиграет, однако, для нас такой вариант тоже устраивает. Чем дольше Гитлер возится в Европе – тем больше у нас времени для подготовки к войне!

– Интересный план, – признал Сталин. – Но все-таки слишком рискованный. Вот, что, Сергей, ты тщательно все обдумай, проанализируй все риски, а потом мы с тобой и товарищем Молотовым еще раз все обсудим.

– Есть, – кивнул Киров.

– Товарищи, у нас есть еще вопросы, подлежащие обсуждению? – спросил Сталин. – Нет? В таком случае, предлагаю сегодняшнее совещание считать оконченным.

Уже на улице Сергей Миронович на минутку остановил Ворошилова.

– Климент Ефремович, еще раз спасибо, что присмотрел за Женей в мое отсутствие, – произнес Киров.

– Да брось, Сергей Миронович, какие тут могут быть благодарности! – ответил Ворошилов, после чего неожиданно усмехнулся. – Кстати, твоя Женя, похоже заинтересовалась моим Тимуром, так что возможны варианты!

– Поживем – увидим, – улыбнулся в ответ Киров. – Тимур – парень хороший, правильный, так что, если у них что-то сложится – я возражать не буду.

20 декабря 1936 года. 13:30.

Отель «Палас». Мадрид, площадь Кортесов, дом 7.

После заварушки на Пласа-Майор и последовавшего за ней интересного вечера, перетекшего в не менее интересную ночь, жизнь Максима вернулась в спокойное русло. К операциям по захвату сторонников националистов, в силу некомплекта группы «Авангард», Максима не привлекали, зато с Киу у него возникло некое подобие военно-полевого романа.

Отношения у парочки получились весьма своеобразные. Максим, выросший и повзрослевший практически в казарменных условиях, не очень представлял, как ухаживать за девушками, а Киу, рано осиротевшая и половину жизни пытавшаяся элементарно не умереть от голода, довольно скептически относилась к цветам и прочим красивым жестам. Так что, отношения Белова и Линь строились, скорее, на тепле и чувстве поддержки, которые они дарили друг другу, нежели на каких-то нежно-романтических чувствах. Словом, временно, предоставленные сами себе, Максим и Киу гуляли по считавшемуся безопасным центру Мадрида, держались за руки и были почти счастливы.

Почувствовать же себя полностью счастливым Максиму не давало беспокойство за Грету, до сих пор находившуюся в госпитале. На следующий день после событий на Пласа-Майор Белов и Линь отправились в госпиталь, чтобы навестить подругу, но их к ней не пустили. Дежурная медсестра, у которой Максим поинтересовался о местонахождении Греты, отправила его к ее лечащему врачу, который сообщил, что у сержанта Шнайдер диагностированы сотрясение мозга и легкая баротравма среднего уха, и что ей придется провести в стационаре не менее недели.

Посещение же ее врач запретил, аргументировав это тем, что, согласно правилам внутреннего распорядка, посещение больных разрешено только близким родственникам, а ни лейтенант Белов, ни сержант Линь таковыми не являются. Спорить с врачом, тем более – старшим по званию, Максиму было не с руки, поэтому им с Киу пришлось покинуть госпиталь и ожидать выздоровления подруги.

Между тем, прогулки Максима и Киу дали еще один, совершенно неожиданный результат. Белов, полюбивший носить темные очки, подарил пару и Линь. Очень быстро вид парочки в темных очках заинтересовал коллег, не преминувших поинтересоваться, где они взяли такую интересную вещь. Максим честно рассказал, что привез их из Советского Союза и даже раздал две пары своим знакомым. В результате удобство очков в определенных ситуациях было оценено по достоинству, после чего из СССР их заказали целую партию.

Так продолжалось девять дней. На десятый день Максим и Киу вернулись с обеда в выделенный для их группы номер и обнаружили там Грету, сидевшую в кресле и читавшую газету. Услышав голоса вошедших в номер друзей, девушка оторвалась от чтения и улыбнулась.

– Привет! – произнесла Шнайдер, вставая с кресла.

– Грета? – недоверчиво произнесла Киу, после чего бросилась обнимать подругу. – Ты вернулась? Ну и отлично! Как ты себя чувствуешь?

– Отпусти, задушишь! – рассмеялась Грета, не пытаясь, впрочем, вырваться из объятий. – Со мной все в порядке, честно!

Максиму же, прислонившемуся к дверному косяку и с легкой улыбкой наблюдавшему за воссоединением подруг, показалось, что сержант Шнайдер несколько лукавит. Грета говорила чуть громче, чем обычно, а когда слушала – ее лицо приобретало излишне сосредоточенное выражение, чего раньше за ней не замечалось.

– Здравствуй, Грета! – дождавшись, пока Киу наобнимается и отпустит подругу, Максим подошел к Шнайдер и тоже заключил ее в объятья. – Рад, что ты вернулась!

– Я тоже, – прижавшись к Максиму, ответила Грета. – Что ты на меня так смотришь? Со мной все в порядке! – удивилась девушка, когда Белов отстранился и, аккуратно придерживая за плечи, внимательно оглядел ее.

– Давай я сделаю вид, что поверил, а ты расскажешь, как себя чувствуешь на самом деле, – улыбнувшись, предложил Максим.

– Заметил все-таки... – вздохнула Грета. – У меня временные проблемы со слухом. Последствия баротравмы... Но не волнуйся, врачи говорят, что в течении двух-трех недель барабанные перепонки полностью восстановятся и все будет в порядке! Лучше расскажите, что происходит, а то я, пока лежала в госпитале, немного отстала от жизни!

– А у нас ничего особенного не происходит, – ответил Максим. – Вернее, происходит, но не у нас. Почти в полном составе были захвачены две группы, которые должны были отбить Варелу, их сейчас активно допрашивают и по результатам допросов арестовывают пособников националистов. Но нас с Киу к задержаниям не привлекают.

– Почему? – удивилась Грета. – Разве товарищу Артузову не нужны сейчас все доступные сотрудники?

– Так мы боевики, а не группа захвата, – пояснил Максим. – Да и группа без тебя в некомплектном состоянии. Вот когда Штерн закончит гонять ополченцев и перейдет в наступление, тогда и для нас начнется служба!

– Кстати, о службе... – погрустнела Грета. – Я, когда меня оглушило, револьвер потеряла... Готова написать рапорт!

– Рапорт подождет, – покачал головой Максим. – Идем!

Позвав за собой Грету, Максим зашел в свою комнату, открыл оружейный шкаф и извлек оттуда револьвер.

– Держи и больше не теряй! – произнес Максим, протягивая оружие Грете.

– Это же мой! – удивилась Шнайдер, взглянув на выбитый на рамке револьвера номер. – Но... откуда?

– Нашлись добрые люди, отдали, – усмехнулся Белов. – Грета, присядь, пожалуйста! Есть серьезный разговор.

– Что-то случилось? – насторожилась присевшая на кровать Шнайдер.

– Не буду ходить вокруг да около, – вздохнул Максим. – Меня беспокоит твоя зацикленность на ненависти к фашистам. Я ведь не сильно ошибусь, если предположу, что мужика с гранатой ты не заметила потому, что отвлеклась на происходящее на эшафоте?

– Да, отвлеклась, за что и получила, – неохотно призналась Грета. – Но, Максим, я должна была увидеть, как вздернут Варелу!

– В этом-то и заключается твоя проблема, – вздохнул Максим. – Ты слишком зациклена на своей ненависти, а это очень опасно.

– Тебе легко говорить, твоих родителей фашисты не убивали! – огрызнулась Грета и тут же испуганно прижала ладонь к губам. – Прости, Максим, я не хотела...

– Я не знаю, кто были мои предки, но вполне допускаю, что кого-то из них убили немецкие нацисты, – тихо произнес Максим, не желая показывать, что слова Шнайдер задели его за живое. – Зато я помню, что нацисты убили двадцать семь миллионов советских граждан, четырнадцать из которых были гражданскими. Я ненавижу фашизм, но не я питаю ненависти к каждому фашисту лично. Я считаю их врагами, и хочу, чтобы каждый из них понес наказание в соответствии с совершенными преступлениями.

Если бы ты хотела увидеть, как казнят тех тварей, что убили твоего отца – это было бы понятно, а вот Варела тебе лично ничего не сделал и так страстно желать увидеть его смерть у тебя причин не было. Кроме твоей ненависти, которая вполне может свести тебя с ума. Сейчас ты хочешь увидеть, как казнят фашиста, затем тебе захочется убить его с особой жестокостью, а потом ты начнешь получать удовольствие от убийств и превратишься в чудовище, ничем не отличающееся от тех, кого ты так ненавидишь. Ну, или погибнешь где-то на середине этого пути. Ни той, ни другой участи я тебе не желаю.

– Ты... ты, правда, думаешь, что со мной может такое случиться? – было видно, что описанная Беловым перспектива не на шутку испугала девушку.

– Такое возможно, – ответил Максим. – Поэтому я тебя очень прошу, найди способ справиться со своей ненавистью. Я очень не хочу тебя терять!

– Я постараюсь, – кивнула Грета. – Но я не знаю как...

– Я тоже не знаю, – вздохнул Максим. – Вспомни отца, которого ты, как я понимаю, очень любила и уважала, подумай, каким человеком он бы хотел тебя видеть. И помни, если понадобится выговориться – я всегда тебя выслушаю!

– Спасибо, Максим! – улыбнулась Грета, вставая с кровати и обнимая Максима. – Я очень ценю твою поддержку! И прости, пожалуйста, за то, что я тебе наговорила! Я, правда, не хотела тебя обидеть!

– Все хорошо, – ответил Максим, на мгновение крепко прижав девушку к себе.

Быстро чмокнув Максима в щеку, Грета вышла из комнаты. В гостиной ее тут же поймала Киу и утащила в спальню девушек. Им тоже было, о чем поговорить.

Одиннадцать дней спустя...

31 декабря 1936 года. 13:30.

Отель «Палас». Мадрид, площадь Кортесов, дом 7.

Наступил уже третий по счету Новый год, который Максим встречал в этом времени и его празднование было не похоже на два предыдущих. Наступление тридцать пятого года Максим, не имевший в ту пору ни друзей, ни приятелей, встречал в гордом одиночестве, а новый тридцать шестой год, который он праздновал в НИПСВО в компании конструкторов-оружейников, больше напоминал производственное совещание, отличаясь от такового только наличием алкоголя на столах.

Новый же тридцать седьмой год отмечали всем испанским управлением НКВД. Столовая отеля снова стала похожа на ресторан, на его сцене, где до войны выступали развлекавшие посетителей музыканты, была установлена трибуна. Какое же празднование без торжественных речей? Впрочем, к официальной части руководство НКВД подошло без фанатизма, ограничившись краткими выступлениями главы управления Артузова, парторга Котова и комсорга Борисова. На этом формальная часть завершилась и начался собственно праздник.