Текст книги "КИМ 1 (СИ)"

Автор книги: Prophet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 39 страниц)

Ужесточение режима блокады заключалось в том, что с двадцать третьего мая во все порты Испании запрещался вход и выход любых грузовых судов, перекрывались сухопутные границы, и расширялся список запрещенных к ввозу товаров, в который входили теперь нефть, все сорта бензина и мазут. Последнее представляло собой нешуточную угрозу, причем, в большей степени – именно для республиканцев.

До войны единственным поставщиком нефтепродуктов в Испанию была американская компания «Texaco», являвшаяся дочерним предприятием корпорации «Chevron»[6]. Узнав о мятеже Франко, председатель совета директоров «Texaco» норвежский эмигрант Торкилд Рибер приказал идущим в Испанию танкерам изменить курс на контролируемый националистами Кадис и передать им топливо в кредит. В дальнейшем же «Texaco» и вовсе разорвала договор с Испанской республикой и начала тесно сотрудничать с режимом Франко.

Республиканцам же удалось наладить поставки топлива из Мексики, Румынии и Советского Союза. Румыния, правда, под давлением Германии вынуждена была официально отказаться от продажи топлива в Испанию, однако, на деле продолжила поставлять его, просто неофициально. И вот теперь усилиями англичан эти поставки вскоре должны были прекратиться.

Нет, формально националистов это тоже затрагивало в полной мере, однако, у Негрина были большие сомнения насчет того, что англичане и в самом деле закроют компании «Texaco» возможность продавать топливо испанским националистам. Подобное было чревато ссорой с не участвующими в соглашении о невмешательстве Соединенными Штатами.

Кроме того, подконтрольная националистам часть Испании граничила с Португалией, правительство которой было таким же фашистским, как и режим Франко. Негрин не сомневался, что Антониу ди Саласар, формально выполнив все условия соглашения о невмешательстве, найдет способы неофициально снабжать Франко всем необходимым, в том числе – и топливом.

На следующий день после объявления Великобританией режима ужесточения блокады в Женеве открылось внеочередное заседание Лиги Наций, на котором Советский Союз попытался оспорить действия англичан и французов. Народный комиссар иностранный дел Вячеслав Молотов, лично возглавивший советскую делегацию, напирал на то, что если Соглашение о невмешательстве в дела Испании и было официальным международным договором, то следить за его исполнением ни англичан, ни французов никто уполномочивал, а значит – их действия незаконны.

В ответ представитель Великобритании заявил, что его страна является одной из авторов соглашения о невмешательстве, а потому вправе следить за его исполнением. Советский Союз же, как страна, в течении последних двух лет систематически нарушавшая подписанное ей соглашение, не вправе требовать снятия блокады испанских портов. Слова Молотова о том, что СССР начал помогать республиканцам только после того, как Германия и Италия начали помогать Франко, в расчет при этом не принимались.

Поняв, что заставить англичан отказаться от блокады не получится, советская делегация приступила к более предметному обсуждению ситуации, напирая на то, что вывод советских контингентов из Испании должен происходить одновременно с выводом германских и итальянских войск. А то может случиться так, что Франко, по-прежнему имеющий на своей стороне легион «Кондор» и итальянский экспедиционный корпус, легко сможет разгромить лишившихся советской поддержки республиканцев.

Впрочем, все прекрасно понимали, что советские контингенты в Испании не идут ни в какое сравнение с немецкими и итальянскими, а потому посчитали позицию советской делегации не более, чем попыткой сохранить лицо. Отчасти это было действительно так, но еще товарищу Молотову очень хотелось посмотреть, как Великобритания и Франция, с их-то политикой «умиротворения» Германии, будут уговаривать Гитлера и Муссолини вывести из Испании свои войска.

Однако, к большому удивлению Молотова, германский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп совершенно спокойно подтвердил справедливость требований Советского Союза, после чего предложил согласовать сроки вывода войск. Чуть позже позицию СССР признал и итальянский министр иностранных дел Галлеацо Чиано, однако, каждому, кто видел в тот момент его лицо, становилось понятно, что соглашался он с гораздо меньшей охотой, нежели его германский коллега.

В конечном итоге первого июня было подписано соглашение, по которому Советский Союз, Германия и Италия были обязаны в течении месяца вывести свои войска из Испании. Всем же прочим государствам предписывалось отозвать из Испании своих граждан, сражающихся в рядах интербригад. Те же иностранные добровольцы, что откажутся покинуть охваченную войной страну, должны будут депортированы на родину правительствами Франко и Негрина. После выполнения этих условий Великобритания и Франция обязались отменить ужесточенный режим блокады Испании, что также было зафиксировано в соглашении.

2 июня 1938 года. 17:57.

Отель «Палас». Мадрид, площадь Кортесов, дом 7.

Когда на внеочередном собрании сотрудников НКВД товарищ Котов озвучил приказ о выводе советских контингентов из Испании, Максим Белов на мгновение опешил, а потом как-то даже обрадовался, что, впрочем, тут же постарался скрыть.

В последние месяцы присутствие в Испании начало тяготить Белова, отлично понимавшего, что нахождение здесь больше ничего не может дать ему в плане личного роста, а сам он мало что может сделать для победы республиканцев в гражданской войне. Однако, назад он не просился, считая подобный поступок чем-то сродни дезертирству.

Сейчас же, услышав о скором возвращении домой, Максим непроизвольно представил себе, как, оказавшись в Москве, он вновь сможет читать с планшета любимые книги, а иногда даже смотреть кино с ноутбука. Иногда – потому, что ноутбуки были предназначены, в первую очередь, для работы и тратить их ресурс на развлечения было бы слишком расточительно. Когда же один из них выйдет из строя, о просмотре фильмов и вовсе придется забыть. Размышляя об этом, Максим начинал жалеть, что ноутбука в прошлое было отправлено всего два…

«Стоп! – мысленно приказал себе Белов, стараясь не упустить мелькнувшую у него в голове мысль. – Кино… ноутбука всего два… хотелось бы больше… вот! Есть в Германии человек, который сейчас строит свой первый компьютер. Если привлечь его к работе, он может оказать нам существенную помощь. Вспомнить бы еще, как его звали!»

У Максима, полностью погрузившегося в размышления, сделалось слишком уж отстраненное лицо, что не укрылось от взгляда сидевшей рядом с ним Греты. Привлекая к себе внимание, Шнайдер положила ладонь на предплечье Белова и вопросительно на него посмотрела.

– Später[7], – одними губами произнес Максим.

– Gut[8], – так же беззвучно ответила Грета.

«Итак, как же звали того изобретателя? – под успокаивающий голос Котова, рассказывающего о графике отъезда сотрудников НКВД из Испании, продолжил прерванные размышления Максим. – Кузя? Нет, но что-то похожее… а, точно – Цузе, Конрад Цузе! Съездить, что ли, в Германию и попробовать переманить его к нам? Интересная мысль, только нужно будет сперва получить добро от Сергея Мироновича и запросить по Цузе подробную справку в Осинформбюро. И поговорить с Гретой, в одиночку я в Германию не сунусь!»

Разговор состоялся сразу же после совещания, когда группа «Авангард» вернулась в свой номер.

– Максим, что с тобой случилось? – спросила Шнайдер. – У тебя было такое отсутствующее выражение лица, что я даже испугалась!

– Идея интересная в голову пришла, – улыбнулся Максим. – Грета, как ты смотришь на то, чтобы съездить на родину?

– In deine Heimat[9]? – удивленно переспросила Грета, а Максим в очередной раз залюбовался тем, как она в такие моменты широко распахивает глаза. Впрочем, Шнайдер быстро собралась с мыслями. – Неожиданное предложение… Рассказывай, что ты придумал!

– В общем, есть один инженер, который может очень серьезно ускорить нашу работу по созданию собственной электронно-вычислительной техники, – объяснил Максим. – Живет он, если мне память не изменяет, в Берлине. Есть у меня мысль съездить туда и пригласить этого инженера поработать у нас.

– И мы сможем производить такие же ноутбуки, как у тебя? – недоверчиво поинтересовалась Грета.

– Ну, такие ноутбуки, как у меня, мы сможем производить примерно ко времени нашей с тобой старости, не раньше, – усмехнулся Белов. – Первые вычислительные машины будут работать гораздо медленнее и занимать при этом по паре комнат, но, как говорят на родине нашей подруги, путь в тысячу миль начинается с одного шага.

– Только не миль, а ли, – поправила его Киу. – Китайская мера длины называется «ли» и равняется тремстам шестидесяти шагам.

– Запомню, – кивнул Максим. – Так что, Грета, ты готова рискнуть и съездить в Германию? Я понимаю, что ты не просто так покинула родную страну и, если ты считаешь, что для тебя сейчас это слишком опасно, я даже предпринимать ничего не буду!

– Ну, в родном Ганновере мне появляться не стоит, а вот в Берлин можно и съездить, – чуть подумав, ответила Грета. – Я там никогда раньше не была, так что крайне маловероятно, что меня кто-нибудь узнает.

– Отлично, – кивнул Максим. – Тогда я запрашиваю у Николая все материалы по этому инженеру, а заодно прошу его донести мое предложение до нашего наркома. Если он даст добро – мы с тобой отправимся в Берлин.

– Вы с Гретой? – удивилась Киу. – А я что, с вами не поеду?

– Прости, но в этот раз нам придется обойтись без тебя, – вздохнул Максим. – Если я еще худо-бедно за немца сойду, то ты со своей ярко выраженной азиатской внешностью будешь привлекать слишком много внимания.

– Да я и сама понимаю, – кивнула Киу. – Просто… не хочется вас отпускать, вы ведь без меня пропадете!

– Мне этот тоже не нравится, но других вариантов просто нет, – быстро приобняв девушку, ответил Максим. – Ладно, это все лирика… пойду шифровку составлять!

Усевшись за стол, Белов взял лист бумаги и по памяти набросал первые троки стихотворения Михаила Светлова «Гренада», после чего принялся выискивать в нем нужные ему буквы. Ровными рядами на бумагу ложились четырехзначные группы цифр: «0315 0613 0403 0106 0316 0509 0108 0510…»

3 июня 1938 года. 18:57.

Особое Информационное бюро. Москва, Кремлевский арсенал.

Когда наркому внутренних дел Кирову позвонил капитан Виноградов и доложил, что пришла шифровка от Максима Белова, Сергей Миронович посмотрел на часы, увидел, что рабочий день закончился полчаса назад, и решил, что не будет вызывать начальника Осинформбюро к себе, а лучше сам зайдет к нему, после чего отправится домой[10].

– Ну, рассказывайте, – устроившись за столом напротив Виноградова, велел Киров. – Что же такого предложил товарищ Белов, что это требует столь срочного обсуждения?

– Я думаю, товарищ нарком, будет лучше, если вы для начала сами ознакомитесь с сообщением Максима… простите, товарища Белова! – ответил Виноградов, доставая из папки лист бумаги и протягивая его Кирову.

«Странник – начальнику.

Есть предложение по пути из Испании посетить Берлин с целью пригласить к нам талантливого инженера, который может оказать нам существенную помощь в развитии электронно-вычислительной техники. Прошу довести мое предложение до СМК. В случае его одобрения прошу выслать мне всю информацию по Конраду Цузе, которую только удастся найти.

Странник», – прочитал Сергей Миронович.

Кирову было очевидно, что под буквами «СМК» скрывается он сам. Ну, что ж, предложение Белова товарищ Виноградов до него довел, теперь нужно было решить, соглашаться на это предложение или нет.

– Похоже, какую-то авантюру задумал товарищ Белов, – покачал головой Киров. – Скажите, товарищ Виноградов, вы уже выяснили, кто такой этот Конрад Цузе?

– Выяснил, товарищ нарком, – кивнул Виноградов. – Конрад Эрнст Отто Цузе родился двадцать второго июня тысяча девятьсот десятого года и, несмотря на молодой возраст является весьма талантливым инженером. Например, в возрасте четырнадцати лет он сконструировал автомат по продаже мандаринов, который умел отсчитывать сдачу.

В тридцать пятом году, вскоре после получения диплома, устроился работать в компанию «Henschel Flugzeug-Werke AG», но вскоре уволился оттуда. В настоящее время живет в квартире своих родителей в Берлине и строит свою первую вычислительную машину. А может уже и построил, в справке по нему не было точной даты окончания работ. После войны создаст компанию «Zuse KG», которая будет заниматься производством вычислительных машин.

В справке по Цузе особо отмечено, что он является весьма передовым инженером в области вычислительной техники, так, например, его машина «Z3» считается первым в мире работоспособным компьютером. Также он считается создателем первого в мире языка программирования высокого уровня, хотя я слабо представляю, что это такое.

– А я уж тем более этого не представляю, – хмыкнул Киров. – Скажите, товарищ Виноградов, а как, по-вашему, стоит этот Цузе того, чтобы товарищ Белов рисковал и отправлялся за ним в Германию, или нет?

– Я думаю, он может быть нам полезен, особенно, если предоставить ему некоторую информацию из будущего, – осторожно ответил Виноградов. – Максим рассказывал, что в его истории мы серьезно отстали от мировых держав в вопросе производства компьютеров. Может быть, привлечение господина Цузе поможет нам хоть немного сократить это отставание?

– Ну, хорошо, – после долгой паузы произнес Киров. – Операцию по вербовке Конрада Цузе я разрешаю. Отправьте товарищу Белову все материалы по нему и передайте, чтобы он взял с собой в Германию сержанта Шнайдер. Пусть с ним будет кто-то, кто, в случае чего, сможет прикрыть ему спину.

– Есть, товарищ нарком! – ответил Виноградов.

15 июня 1938 года. 13:30.

Отель «Палас». Мадрид, площадь Кортесов, дом 7.

Тринадцатого июня в Барселону прибыл пассажирский конвой, который должен был забрать на родину первую часть граждан Советского Союза. Забрать всех сразу, подобно тому, как два года назад за один рейс удалось доставить в Картахену добровольческую бригаду целиком, не представлялось возможным. И число советских войск в Испании с тех пор несколько увеличилось, да и времени на то, чтобы опять переоборудовать теплоходы в войсковые транспорты, на этот раз не было. А потому придется вывозить советские контингенты в два этапа.

Вместе с конвоем в Испанию прибыл и курьер из НКВД, доставивший Максиму папку с материалами по Конраду Цузе, а товарищу Артузову – приказ помочь товарищам Белову и Шнайдер в подготовке к поездке в Германию. Артур Христианович дал Максиму вечер на то, чтобы ознакомиться с документами, а на следующий день вызвал его и Грету к себе.

– Итак, товарищи, – начал Артузов, окинув подчиненных взглядом. – Что вы можете сказать по поводу порученного вам задания?

– Думаю, уговорить Конрада Цузе переехать в Советский Союз будет нетрудно, – ответил Максим. – Судя по присланным документам, он сейчас нигде не работает и строит свою вычислительную машину на чистом энтузиазме. Каких-либо политических пристрастий он тоже не имеет.

– А еще он не женат, что для нас тоже хорошо, – добавила Грета и, заметив вопросительный взгляд Максима, сочла нужным пояснить: – Если бы он был женат, нам пришлось бы уговаривать переехать в Советский Союз еще и его жену, а это – дополнительные трудности.

– Ты права, – признал Максим. – Кто его знает, какие у нее могли бы быть заморочки. Словом, товарищ комиссар госбезопасности, мне кажется, что достаточно будет предложить герру Цузе достойные условия проживания и достаточное финансирование его работ – и он согласится.

– Это очень хорошо, товарищ лейтенант госбезопасности, что вы столь оптимистично смотрите на вербовку господина Цузе, – усмехнулся Артузов. – А как вы собираетесь попасть Германию?

– Я думаю, что мы, под видом покидающих Испанию советских добровольцев, переберемся во Францию, а оттуда, уже по поддельным документам, въедем в Германию, – ответил Максим.

– И откуда же вы приедете в Германию такие загорелые? – ехидно поинтересовался Артур Христианович.

Максим с Гретой окинули друг друга взглядами так, словно видели в первый раз. Находясь в Испании, они настолько привыкли видеть себя загорелыми, что совершенно перестали обращать на это внимание. А вот в Берлине, находящемся в северной половине Европы, их загар, и в самом деле, будет привлекать к себе ненужное внимание.

– Вообще-то, товарищ комиссар, загар вошел в моду еще лет десять назад! – попыталась оправдаться Грета. – Его, кажется, Коко Шанель в моду ввела.

– Я рад за нее, но это не объясняет того, где лично вы так загорели, – возразил Артузов. – Ладно, раз уж вы об этом не подумали, я сделаю это за вас. Итак, слушайте, согласно документам, которые вы получите через пару дней, вы будете молодоженами из Хельмштедта…

Идея сделаться молодоженами почему-то смутила и Максима, и Грету, что вынудило заметившего это Артузова взять паузу, чтобы дать молодым людям прийти в себя.

– Почему именно из Хельмштедта? – спросила, наконец, Грета.

– Вы, товарищ Шнайдер, родом из Ганновера, а товарищ Белов говорит по-немецки с бранденбургским акцентом, – ответил Артузов. – Вот где-то посередине между Бранденбургом и Ганновером вы и познакомились[11]. Будучи людьми небедными, вы отправитесь в свадебное путешествие в Ниццу, где и проведете следующие пару недель. А затем, прежде чем вернуться в родной город, вы захотите посмотреть на столицу вашей родины Берлин.

– Звучит убедительно, – признал Максим. – Вот только как мы попадем в Ниццу?

– После прошлогодних событий в Барселоне у меня появились контакты среди тамошних контрабандистов, – ответил Артузов. – За определенное вознаграждение они переправят вас в Марсель, а оттуда вы спокойно доберетесь до Ниццы. Заодно отдохнете от войны и вспомните, как мирная жизнь устроена. Так, легенду я вам изложил, осталось придумать вам имена…

– Максимилиан Иоганн Вайс, – не мудрствуя лукаво, Максим перевел свое имя на немецкий язык.

– Маргарита Вайс, – чуть подумав, предложила Грета.

– Годится, – кивнул Артузов.

– А почему Маргарита? – заинтересовался Максим.

– Потому что Грета является сокращением как от Гертруды, так и от Маргариты, – улыбнулась Шнайдер. – Так ты не будешь путаться, как правильно меня называть.

– Хорошо, с этим разобрались, – кивнул Артузов. – Прежде, чем мы перейдем к обсуждению деталей, у вас у самих есть какие-либо вопросы или предложения?

– А средства, чтобы выглядеть небедными молодоженами и отдыхать в Ницце, нам выделят? – уточнила по-немецки педантичная Грета.

– Выделят, – пообещал Артузов. – Получите и франки, и рейхсмарки на оперативные расходы.

– У меня к вам просьба, товарищ комиссар, – чуть подумав, произнес Максим. – Отправьте, пожалуйста, Киу в Советский Союз первым же рейсом и попросите кого-нибудь присмотреть за ней! Мне так будет спокойнее…

– Ну, начет того, чтобы товарищ Линь отправилась этим конвоем, а не следующим, я договорюсь, – кивнул Артузов. – А что вы имеете ввиду, прося присмотреть за ней.

– Понимаете, когда мы плыли сюда, у Киу разыгралась жесточайшая морская болезнь, – пояснил Максим. – Боюсь, что это повторится и в этот раз, а Греты, которая могла бы о ней позаботиться, рядом не будет.

– Понятно, товарищ Белов, – спокойно кивнул Артузов, принимая информацию к сведению. – Хорошо, я попрошу кого-нибудь из санинструкторов позаботиться о товарище Линь.

Два дня спустя группа «Авангард» стояла на платформе Мадридского вокзала и ожидала, когда подадут поезд на Барселону, где Киу должна была сесть на теплоход и отправиться в Одессу, а Максим с Гретой при помощи контрабандистов окажутся в Марселе.

Максим слабо понимал, каким образом Артуру Христиановичу удалось так быстро добыть для них с Гретой заграничные паспорта Третьего Рейха, но предполагал, что без помощи Коминтерна тут не обошлось. Вместо внутренних паспортов Рейха, которые в эти дни только готовились к введению[12], у Максима и Греты были так называемые сертификаты об арийском происхождении.

Группа не хотела афишировать свой отъезд, поэтому провожать их пришел один только Хорхе. Когда поезд, наконец, был подан, девушки по очереди обняли своего испанского товарища, ставшего им за два года настоящим другом, и ушли в вагон пошушукаться. Максим же задержался на перроне, чтобы перед отъездом выкурить сигарету.

– Ну, что ж, прощай, друг! – после паузы произнес Хорхе. – Приятно было воевать с тобой плечом к плечу! Жаль только, что все так закончилось…

– Мы вернемся, Хорхе, – возразил Максим. – Мы обязательно вернемся!

– Думаешь? – скептически поинтересовался Молина.

– Хуже, – улыбнулся Белов, крепко пожав другу руку и ободряюще хлопнув его по плечу. – Я на это надеюсь! Бывай, друг, и не вздумай погибнуть до нашего возвращения!

– Постараюсь! – ответил Хорхе, на лицо которого, несмотря на горечь расставания, сама собой выползла улыбка.

Щелчком отправив в урну окурок, Максим вошел в вагон. Хорхе же еще немного постоял на перроне, провожая взглядом удаляющийся поезд, а потом отправился в штаб-квартиру КПИ. Служба в качестве переводчика группы «Авангард» закончилась, и теперь ему предстояло получить новое назначение.

30 июня 1938 года. 10:12.

Балеарское море.

Комдив Штерн стоял на корме теплохода «Аджария» и, опираясь на леер, провожал взглядом уплывающие в даль причалы барселонского порта.

Буквально вчера закончилась долгая и крайне утомительная передача материального имущества бригады испанцам, которым были переданы все танки, самолеты и артиллерийские орудия, вместе с боеприпасами. С собой возвращавшиеся на родину красноармейцы забирали только стрелковое оружие, отчасти потому, что не желали демонстрировать противнику перспективные конструктивные решения, отчасти же из-за того, что к новому советскому оружию в Испании все равно не было боеприпасов.

И, казалось бы, после такого дела Григорий Михайлович вполне мог позволить себе немного расслабиться и отдохнуть, но нет, расслабиться у него никак не получалось. Не было у комдива Штерна ощущения хорошо выполненной работы, напротив, его жгло чувство, будто он сделал для Испании гораздо меньше, чем мог бы. Это чувство, отягченное, к тому же, мыслью, что не по своей воле он не сделал всего, что мог, и не давало ему спокойно отдыхать.

– Прощаешься, Григорий Михайлович? – поинтересовался подошедший замполит бригады Абрамов.

– Прощаюсь, Александр Александрович, – вздохнул Штерн. – Не дали нам закончить работу, вот теперь только и остается, что прощаться…

– Вот и у бойцов похожие настроения, – покачал головой Абрамов. – Они говорят, что все было зря, что их товарищи погибли напрасно… просто потому, что наша страна не в силах противостоять давлению мирового сообщества! Ну, и англичан с французами матом кроют, куда уж без этого. За последнее я их даже не одергиваю, сам бы загнул что-нибудь эдакое, да должность не позволяет.

– Одним словом, испанский стыд, – невесело усмехнувшись, подытожил Штерн.

– Какой-какой стыд? – не понял Абрамов.

– Испанский, – пояснил Штерн. – Я эту фразу услышал под Сарагосой от лейтенанта Белова из госбезопасности. Как он пояснил своим подчиненным, испанский стыд – это когда дичь творят они, а стыдно за нее почему-то тебе.

– Да уж, иначе и не скажешь, – засмеялся Абрамов, однако, тут же посерьезнел. – Однако, с настроением бойцов нужно что-то делать…

Был бы здесь лейтенант Белов, он мог бы объяснить замполиту Абрамову, а через него – и красноармейцам, что все далеко не так плохо, как им кажется. Да, советские войска покидали Испанию, но они оставляли ее в гораздо лучшем состоянии, нежели в иной истории.

На месте безвременно погибшего президента Асаньи оказался Франсиско Ларго Кабальеро, от которого на этом посту будет гораздо меньше вреда. Хуан Негрин, как и в той истории стал премьер-министром, но в этот раз он сформировал гораздо более эффективное правительство, в котором не нашлось места для паникеров и пораженцев, вроде Индалесио Прието.

Вместо провального наступления на Сарагосу и катастрофического разгрома под Теруэлем, посеявших среди республиканцев пораженческие настроения и позволивших Франко перехватить стратегическую инициативу, Республика получила две блестящие победы, показавшие ее защитникам, что они могут успешно сражаться и побеждать!

Если Республика и дальше продолжит так воевать, то не будет никакого переворота тридцать девятого года, во время которого заговорщики свергли правительство Негрина, а потом попытались заключить перемирие с Франко. При таких военных успехах никто не пойдет на переговоры с националистами, и уж тем более – не позовет в качестве посредников англичан и французов! После недавних событий ни о каком доверии к ним не могло быть и речи!

Да и вожаки этого переворота… как говорится, «иных уж нет, а те далече». Сехисмундо Касадо погиб во время наступления на Брунете, Сиприано Мера со совей дивизией принял участие во взятии Хаки, да так и остался оборонять самый северный участок Арагонского фронта, а генерал Миаха вполне доволен успехами республиканской армии и не о каких переворотах и не думает.

Красная армия тоже многое получила от участия в гражданской войне. Понеся вполне умеренные потери, она смогла прогнать через боевые действия три потока красноармейцев и красных командиров, получив, таким образом, чуть более девяти тысяч будущих инструкторов.

Словом, все было далеко не так плохо, как это казалось красноармейцам. Впрочем, через девять суток они прибудут в Одессу, где товарищ Ворошилов им лично все это объяснит.

Что же касается Максима Белова, то сегодня вечером он будет праздновать свое двадцатилетие в компании прекрасной Гертруды Шнайдер. А через три дня они сядут на поезд и отправятся в Берлин.

Но это уже совсем другая история.

Примечания:

[1] – АИ. В реальной истории разведывательной модификации АНТ-40 не существовало. А жаль.

[2] – Настоящее имя генерала Вальтера – Кароль Вацлав Сверчевский, поляк по национальности.

[3] – Альхаферия – дворец мавританского периода, позднее перестроенный в укрепленный замок и ставший резиденцией королей Арагона.

[4] – Башня Трубадура – древнейшая часть крепости Альхаферии, построенная в IX – X веках. Свое название получила в честь пьесы Антонио Гарсии Гутьерраса «Трубадур», действие которой происходит а Альхаферии.

[5] – Флаг Второй Республики в 1931-1939 годах имел три полосы, красную, желтую и пурпурную. Националисты же использовали традиционный желтый флаг с красными полосами сверху и снизу.

[6] – «Chevron Corporation», в свою очередь является бывшей частью корпорации Standard Oil.

[7] – Позже. (Нем.)

[8] – Хорошо. (Нем.)

[9] – На родину? (Нем.)

[10] – Напоминаю, что и помещения Осинформбюро, и квартира Кирова находятся в Кремле, то есть, весьма недалеко друг от друга.

[11] – Хельмштедт, и в самом деле, находится почти посередине прямой линии между Бранденбургом и Ганновером.

[12] – Kennkarte – аналог внутреннего паспорта в Третьем Рейхе, была внедрена только 22 июня 1938 года. Выдавать же их стали еще позже.