Текст книги "Призвать Бездну (СИ)"

Автор книги: NVanina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

- Машка! – прошептал он, не отводя глаз от моего лица. – Ты права, Машка! Abyssus abyssum invocat. Это я призвал бездну. *** - Егор! Иди скорее сюда, смотри, что я нашла! – Машин голос звучит звонко, словно маленький колокольчик. Улыбаясь, он оборачивается, окружающая темнота понемногу рассеивается, сменяясь желтыми и оранжевыми красками солнечного осеннего дня. Тоненькая фигурка сестры в черном узком пальто стоит среди вороха опавших листьев, солнечные лучи пронизывают светлые волосы и издалека кажется, что на ее голове - пылающая корона. - Иди же скорее! – она призывно машет рукой, и Егор устремляется навстречу. Все хорошо, все просто обязано быть хорошо в том месте, где его сестра жива, где разноцветные листья кружат в веселом хороводе под мягкими порывами ветра. Машина теплая рука хватает его ладонь, ясные зеленые глаза заглядывают в лицо. - Смотри! – тонкий палец указывает на что-то укрытое слоем опавшей листвы. Голос дрожит от переполняющих эмоций. Егор делает шаг вперед, и с возгласом страха отшатывается. У него под ногами жадно раззявил черный беззубый рот провал в никуда. Будто чей-то злобный глаз, похороненный в толще земли, он пялится на него, и Егору кажется, что он даже слышит тихий настойчивый шепот, доносящийся из тьмы – призови меня, ты можеш-ш-шь! Призови меня! Маша дергает его за руку и заставляет отступить на несколько шагов. - Ну как?! Здорово? – ее глаза искрятся весельем. - Господи Боже, что это?! - А ты не понимаешь? - Нет! Маша трясет головой. Волосы взлетают и, разметавшись, снова ложатся на плечи. - Ты должен понять! Это очень важно. Егор с содроганием снова поворачивается к буравящему его черному глазу. - Маш, я не знаю, честно. Она укоризненно смотрит на него, а потом улыбается и приставляет изящный пальчик к его лбу, как будто собираясь имитировать выстрел. - Abyssus abyssum invocat. Егор недоуменно качает головой. - Это что, латынь? И каков перевод? - Ты знаешь. - Машка! – Егор начинает злиться. – Кончай свои загадки! Что это значит? Она наклоняется к нему совсем близко, обдав запахом свежескошенной травы. Светлая прядь волос щекочет лицо, и он непроизвольно отводит ее в сторону. - Вспомни! – шепчет она. – Мы смотрели дома фильм. Ты, я и папа. А потом вы с ним о чем-то долго спорили, я тогда плохо понимала, о чем, но ты, ты понимал, тебе было четырнадцать лет! Ты и сейчас понимаешь, просто не хочешь себе в этом признаться. Егор морщит лоб. Какое-то воспоминание плещется на дне памяти, не желая всплывать на поверхность. Что-то, связанное с Ницше… и с морем. Черт, о чем был этот фильм? Егор снова смотрит на Машу, в надежде, что она даст ему подсказку, но та, негромко напевая, прячет лицо в букете из ярко-желтых кленовых листьев, который когда-то успела набрать. Море…Ницше…и внезапно перед глазами вырисовывается образ человека, погружающегося в голубую бездну. В голове как будто срабатывает переключатель. Вот как назывался этот фильм – «Бездна». Отчим сказал, что в нем звучат слова Ницше: «если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя». Егор помнит, как это выражение чем-то зацепило его, затронув чувствительные струны в глубине души. Представить всматривающуюся в тебя бездну было страшно – все равно, что поверить, будто, там, куда не достают лучи солнечного света, под толщей воды живет тварь, готовая в любой момент утащить тебя к себе, в вечную тьму и холод. Отчим тогда пояснил, что значение этих слов не стоит понимать буквально, но Егор не мог отвязаться от образа чего-то бледного, с огромными глазами, вглядывающегося в него из глубины. И было что-то еще… да, отчим рассказал, что есть еще одно, похожее выражение, означающее, что одно событие влечет за собой цепочку других, что все в мире взаимосвязано. Abyssus abyssum invocat. Бездна бездну призывает. - Ну что, вспомнил? – Маша рассеянно перебирает пальцами черенки листьев. - Да, но…- мягкая ладонь сестры внезапно зажимает ему рот. - Тс-с-с, не говори ничего. Просто посмотри еще раз. Егор снова делает осторожный шаг вперед, вглядываясь в черноту провала. Она затягивает в себя, зовет, что-то шепчет, маня, призывая… Все в мире взаимосвязано. Бездна призывает бездну. У Егора перехватывает дыхание. Последние несколько месяцев жизни вихрем проносятся перед глазами. ...горящая простыня в испытательном центре «Тристара»… …окровавленная голова Маши, светлые волосы слиплись в липкий безобразный комок… …полыхающие силуэты людей, мечущиеся на мосту, между охваченных пламенем машин… …несчастный лепидоптеролог под колесами автомобиля… собственное безразличие при виде этого зрелища… …он сам с бабочкой на ладони на кухне у Яны… …окровавленное плечо Сергея… …Денис под колесами грузовика – он понятия не имел, откуда ему это известно, но знал наверняка – Денис мертв… …окружившие дом люди «Тристара»… Одно событие влечет за собой цепочку других. Сколько еще человеческих жизней будет на его совести, прежде чем бездна, которую он призвал, наконец, успокоится? Егор поворачивается к сестре. В ее руках больше не кленовый букет, а ворох больших черно-желтых бабочек. Спокойно раскрыв крылышки, они сидят на ладонях, словно красивые экзотические цветы. - Машка! – шепчет Егор. – Ты права, Машка. Abyssus abyssum invocat. Это я призвал бездну. Маша радостно улыбается и вскидывает руки. Бабочки охапкой черно-желтых листьев взлетают в воздух над ее головой. Их так много, что кажется, будто началась цветная метель. Целый вихрь бабочек вырывается из черного провала, ярким саваном обволакивая сестру. Откуда-то издалека доносится ее голос: - Ты можешь все это закончить, Егор. Ты это начал, но в твоих силах и положить всему конец. Ты знаешь, как. Да, он знает. На мгновенье Егор прикрывает глаза, сосредотачиваясь, а потом мир вспыхивает миллионом жарких огней. Пламя поднимает его над собой и тащит куда-то вверх, туда, где оно не обжигает, а, лаская, доверчиво лижет руки. Последнее, что он слышит, - нежный голос сестры: - Ну вот ты и дома, Егор… *** Николай без сил привалился к забору, чувствуя, что еще чуть-чуть, и его разум сорвется с якоря. Со двора, как сквозь вату, доносились крики, но сейчас его это не трогало. От ярости не осталось и следа. Казалось, если он попробует оторваться от разбухших от влажности ветхих досок, его ноги попросту подогнуться, как две вареные макаронины, не выдержав веса собственного тела. Широко раскрыв остекленевшие от шока глаза, он смотрел, как место, где несколько минут назад стоял дом, превратилось в один сплошной живой, шевелящийся черно-желтый кокон. Бабочки облепили строение плотной массой, закрыв каждую трещинку, каждый миллиметр поверхности. Кокон находился в непрестанном движении – пытаясь удержаться, насекомые копошились, вспархивали и снова садились, цепляясь тонкими ножками за сучковатые бревна, за черепицу на крыше. Те, кому не хватило места, ползали прямо по своим товаркам, создавая иллюзию непрестанно перекатывавшихся по дому черно-желтых волн. И все это в абсолютной, нереальной тишине – ни дуновения ветерка, ни возмущенного карканья воронья, ни щебета мелких птиц – ничего. Только приглушенные стоны тех, кто был во дворе, но и они стихали под навалившимся и накрывшим мир, словно ватным одеялом, безмолвием. Дрожащей рукой Николай расстегнул душивший его ворот. Мозг отказывался воспринимать реальность, безуспешно пытаясь найти рациональное объяснение происходящему. По лбу градом катился пот, было жарко и тяжело дышать. Как во сне, он сделал несколько неверных шагов, дотронулся рукой до капота стоявшей рядом машины и, вскрикнув, отдернул руку – раскалившееся, словно в жаркий полдень, железо, обожгло пальцы, как если бы он приложил их к хорошо разогретой плите. Остолбенело он уставился на яркие следы ожогов. Медленно сжал кулак. Пальцы отозвались пульсирующей болью, слегка прочистившей голову. Нет, ему не казалось, что на улице неестественно жарко. На улице и было жарко, градусов сорок пять не меньше, будто, как в детской сказке, братья-месяцы вновь решили поменяться местами, только на этот раз волшебный посох взял не Апрель, а Июль. Воздух дрожал и колыхался жарким маревом, волны неестественного тепла накатывали от дома, вызывая дикое желание скинуть с себя одежду. Задыхаясь, не в силах больше выносить эту сюрреалистическую пытку, Николай расчехлил пистолет и, шатаясь, направился к воротам. Ноги разъезжались в грязи, уши словно заложило ватой, от запаха гари тошнило, но он шел, боясь, что если сейчас остановится, то уже не заставит себя вновь сдвинуться с места. Поравнявшись с воротами, ухватился за одну из створок и огляделся. В нескольких метрах от того места, где еще недавно было крыльцо, сидели его люди, глядя перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами. Николай окликнул их, но они даже не повернули головы, продолжая пялиться на дом. Стараясь не поднимать глаз, чтобы не дать непрестанно колышущейся живой массе притянуть взгляд и окончательно свести с ума, он подошел к сидевшему прямо на земле командиру группы и потянул его за плечо. Тот медленно, словно нехотя обернулся. Лицо напоминало мертвенно-бледную, застывшую маску, в расширенных зрачках застыла пустота. Недолго думая, Николай с размаху отвесил ему пощечину. Мужчина моргнул. Глаза приняли более осмысленное выражение, с губ сорвался полу-хрип полу-стон. Не давая снова повернуть голову в сторону облепленного бабочками дома, Николай дернул его за воротник, ставя на ноги. - Нам надо забрать Плясова! Поднимай своих людей! – просипел он потрескавшимися, пересохшими губами. Жара изматывала, не смотреть на дом, словно магнитом притягивающий к себе, становилось все труднее. Тот вздрогнул и замотал головой. - Нет! Я туда не пойду. Злобно прищурившись, Николай направил на него пистолет. - Пойдешь как миленький. У меня здесь, если ты вдруг не понял, не снотворное. Это Стечкин, и дырки он делает размером с тарелку. Хочешь посмотреть, как красиво будут выглядеть твои кишки вон на том кусте? Нет? Тогда живо поднял людей и вошел в дом! Мне нужен этот чертов Плясов!!! Сжав губы, мужчина снова отрицательно качнул головой. - Я туда не пойду. – Повторил он. Лицо закаменело, в глазах плескался ужас. – Ты что, не чувствуешь? Там будто ядерная бомба…. Можешь стрелять, вряд ли это хуже того, что ждет меня внутри. Он провел ладонями по щекам, словно скидывая с себя морок, развернулся и направился к воротам. Лицо Николая исказила злобная гримаса. - Ах ты, тварь! – прошипел он, поднимая пистолет. – Я тебе покажу, что хуже!.. Длинное дуло нацелилось в спину уходящего человека. И в этот момент жар, идущий от дома стал невыносимым, достигнув критической точки. Вскрикнув, Николай упал на землю, закрывая руками лицо – ему казалось, у него плавится кожа. Сидевшие на доме бабочки, как по команде, сложили крылышки, а затем легко и изящно вспорхнули вверх, ярким вихрем взлетая к тяжелым серым тучам. Вместе с ними исчезла жара, будто лопнул мыльный пузырь. Несколько секунд очистившийся дом стоял невредимым, а затем полыхнул огнем. С жалобным звоном лопнули оконные стекла, оттуда с жадным гудением выхлестнулось пламя, пожирая наличники и ставни, перескакивая с бревна на бревно в попытке утолить ненасытный голод. Радостно потрескивая, занялось крыльцо – огненные языки весело заплясали на перилах, ярко-рыжей паутиной оплели стену и побежали наверх, к крыше. Матерясь, закрывая голову, Николай начал отползать назад и в это мгновение распахнулась входная дверь и на крыльцо, надсадно кашляя, выскочили три человека. Один из них держал на руках здоровую как лось псину, второй поддерживал за плечи девушку, не давая ей упасть. Николай остановился. Искаженное яростью лицо осветила безумная улыбка, больше похожая на оскал акулы. «Спасибо, тебе, Господи!» - прошептал он, поднимая оружие. Два выстрела оглушительным громом прокатились над содрогавшимся, доживающим последние минуты домом. Два человека, рухнули на землю. Увлекая за собой третьего, скатились с крыльца и остались неподвижно лежать под ворохом осыпающихся искр. *** Задыхаясь от едкого дыма, ничего не различая отчаянно слезившимися глазами, я на ощупь пыталась найти выход из комнаты. Дом стонал в агонии. С грохотом вылетели стекла, и влившийся внутрь поток воздуха раздул пламя, закрутил его в обжигающем вихре по комнате. В одно мгновенье почернели и вспыхнули обои, занялась куча тряпья на полу. Закричав, я отшатнулась от полетевших искр, судорожно отряхивая одежду, и почувствовала, как за плечо меня схватила чья-то рука. Перед глазами возникло лицо Сергея. Чуть не расплакавшись от облегчения, я вцепилась в него обеими руками, боясь, что если разожму пальцы, то опять останусь одна, среди огня. Он наклонился ко мне и что-то прокричал на ухо, но треск пламени заглушил слова. Я помотала головой, показывая, что не ничего слышу. Он махнул рукой, указав мне за спину. - Егор! – даже не услышала, а скорее прочитала я по его губам. Перед глазами на секунду возникло разгладившееся, удивительно спокойное лицо Егора, каким оно стало за несколько мгновений до того, как разверзся этот огненный ад. - Нет! Там уже ничего не сделать, он умер, Сережа! Не знаю, понял он меня или нет, но потянул за собой, туда, где как я надеялась, был выход. У самой двери нагнулся и подхватил на руки Рея. - Держись за меня! Не разжимай руки! Я вцепилась в его куртку мертвой хваткой. Пинком открыв горящую дверь, Сергей вывалился в коридор, увлекая меня за собой, прямо в руки Стаса. - Слава Богу! Я думал… - Его голос сорвался, сменившись сухим, выворачивающим наизнанку кашлем. – Славка, шевелись, надо уходить! Стас кивнул и, перехватив Рея, устремился на террасу. - Но там же… - Я попыталась продолжить, но приступ кашля скрутил и меня. - По фигу! Иначе просто сгорим заживо! Не слушая больше ничего, прикрываясь руками от дышащего в лицо огненного жара, ребята повлекли меня к выходу. Последние несколько метров Сергей буквально тащил меня на себе. Легкие разрывались от наполнившего их горького дыма, мы шли практически вслепую, из глаз потоком лились слезы, застилая и без того нулевую видимость. Наконец, преодолев невысокий порог, разделявший веранду с крыльцом, мы оказались на улице. Вытирая глаза, я судорожно втянула в себя свежий воздух, и в ту же секунду грянули выстрелы. Словно запнувшись, остановился и начал заваливаться на бок Стас. Дернулось, откидываясь назад, тело Сергея. Медленно он сделал несколько шагов, покачнулся и скатился с крыльца, увлекая меня за собой. *** Казалось, я снова вернулась в прошлое. Мне одиннадцать лет, родители погибли, и мне снится кошмар. Только в этот раз он обернулся реальностью. Лицо распухло, из носа сочилась кровь, оставляя на губах солоноватый привкус. Один глаз практически ничего не видел – от удара он заплыл огромным, во всю щеку, синяком. Голова болела так, словно с меня сняли скальп. Да его почти и сняли – рука, державшая мои волосы, оттягивала их так, что казалось еще секунда, и пряди оторвутся с корнем. Нависшее надо мной лицо напоминало злобного гоблина, сошедшего со страниц детской сказки. Безумные глаза с расширенными зрачками буравили взглядом, от которого хотелось забиться в угол и укрыться с головой одеялом. Рука снова дернулась вниз, едва не сломав мне шею. Я застонала, пальцы в который раз взметнулись и скользнули по его рукаву, не причинив никакого вреда. - В последний раз спрашиваю, сука, где Плясов? - В доме. – Я не узнавала свой собственный голос, он напоминал сиплое старушечье карканье. Голову вновь пронзила боль от удара, погружая в пучину какого-то безразличного отупения. Пусть лучше так. Пусть боль, лишь бы не видеть – стоит закрыть глаза – застывшее, окровавленное лицо Стаса и его руку, тянущуюся к лежавшему рядом Сергею, кончиками пальцев касаясь его куртки, где прямо напротив сердца зияет аккуратная дырка с обожженными краями. Какая теперь разница, что этот человек со мной делает? Единственное, что мне было сейчас нужно – это оказаться там, у крыльца, рядом с ними. Рядом с ним. Остальное неважно. - Ты врешь. – Между тем невозмутимо возразил голос рядом с моим ухом. Кислое дыхание ударило в нос, заставив скривиться от отвращения. – Вы бы не оставили его в доме. На твоем месте в следующий раз я бы хорошенько подумал, прежде чем врать. Мы с тобой одни, крошка, твои дружки тебе больше не помогут, а у меня в арсенале много способов заставить тебя говорить.