сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)
========== Глава 1 ==========
ПРОЛОГ
В небольшом баре на Сретенке было тихо и безлюдно. Приглушенный свет мягко освещал пустые столы, усталый бармен за стойкой механически протирал бокалы. За окном по-волчьи тоскливо выла метель. Закручиваясь в тонкие спирали, ветер гнал по земле колючую поземку, вскидывал к небу пригоршни снега, замерзшей птицей бился в стекло.
Время подбиралось к полуночи. Зябко поежившись, бармен поставил на место негромко звякнувший бокал. В такую погоду странно было бы ожидать наплыва клиентов. Заведение не пользовалось популярностью среди молодежи, а посетители постарше и посолиднее успели разойтись по домам. Скорее всего, никого в этот вечер уже не будет...
Словно опровергая его мысли, скрипнула входная дверь, и, отряхивая с одежды мгновенно подтаявший снег, на пороге появились два новых посетителя. Осмотрелись по сторонам, одобрительно переглянулись и, сняв верхнюю одежду, прошли вглубь бара. Там они расположились за угловым столиком, отгороженным от зала невысоким помостом.
- По выходным здесь очень приличный джаз играют, ты в курсе? – рассеянно листая страницы меню, спросил один – высокий, начинающий лысеть шатен средних лет.
Его спутник в ответ безразлично пожал плечами. Он выглядел моложе, но в темных глазах под густой черной челкой застыло странное, тоскливое выражение.
- Да хоть рок-н-ролл, мне без разницы. Я сюда не музыку пришел слушать.
Быстро пробежал глазами меню и отложил в сторону.
- Яблочный штрудель и виски, будьте добры.
Официант, безмолвно застывший за спиной, кивнул и перевел взгляд на его спутника.
- Какой-нибудь салат и кофе. Только покрепче, пожалуйста.
- Будет сделано.
Официант исчез так же неслышно, как и появился.
Нервно оглядевшись по сторонам, черноволосый открыл небольшой кейс и извлек пластиковую папку. Чуть поколебавшись, протянул собеседнику.
- Вот то, о чем я тебе говорил. Если мое руководство узнает, что я поделился с кем-то этой информацией... – он безнадежно махнул рукой, – хотя, знаешь, хуже уже вряд ли будет. Мне дали две недели, чтобы решить эту проблему. Прошло пять дней, а воз и ныне там. Я бьюсь, точно головой об стену, и не могу понять, что происходит на этих чертовых складах!
Его спутник едва заметно улыбнулся. Горячность, прозвучавшая в голосе друга, его позабавила.
- Прекрати дергаться, Пашка. Ну что ты как в школе, сразу в панику впадаешь? Большой уже мальчик, аж до начальника службы безопасности дорос. Почему ты вообще решил, что эта проблема по моему…ммм… профилю?
Черноволосый невесело хмыкнул. Длинные, нервные пальцы выбили по столешнице быструю дробь.
- Ну, ты же у нас любитель всяких загадочных историй. Если уж твои ребята не смогут разобраться, тогда я и вправду не знаю, что делать. Хана карьере... – Неожиданно он подался вперед, черные глаза лихорадочно сверкнули. – Вить, я тебя умоляю, хотя бы попытайся! Я в жизни не сталкивался ни с чем подобным. Ну посмотри хоть отчеты!
Виктор послушно взял со стола папку. Рассеянно заглянул внутрь и… отложил в сторону, отрицательно качнув головой.
- Нет, бумаги посмотреть я всегда успею. Ты лучше расскажи своими словами, что за беда у тебя стряслась.
Павел помедлил, а затем поднял рюмку и одним махом влил в себя виски. Устало потер красные от недосыпа глаза.
- Хорошо, слушай. Два месяца назад сгорел один из складов, которые арендует моя компания. Плохо, но не смертельно. В нашем фармацевтическом бизнесе такое порой случается. Там было старое оборудование, финансовые отчеты столетней давности. Неперспективные проекты, по большей части на бумаге. Склад охранялся кое-как, от помещения охраны до ангара минут пять петлять с картой в руках. Пожарный расчет, приехавший на место происшествия, говорил потом, что виной всему неисправная проводка. Где-то коротнуло, проскочила искра, ну и...
Павел выразительно развел руками.
- Руководство, разумеется, вставило всем по первое число, и все бы забылось, если б через две недели пожар не случился вновь. В этот раз пострадал другой склад, и ущерб был куда более существенным – псу под хвост пошла информация о текущих исследованиях, образцы материалов, на изучение которых выделялись огромные деньги. Полыхнуло так, что к тому времени, как приехали пожарные, тушить было уже нечего. Судя по интенсивности и площади горения, это должен был быть поджог. Ну не может проводка, какая бы старая она не была, а она там, к слову, была очень и очень приличная, загореться в нескольких местах одновременно. Однако, эксперты настаивают, что, следов поджога они найти не могут. Я поговорил с ребятами из охраны. Склад охранялся не в пример предыдущему, допустить, что туда мог кто-то проникнуть, практически невозможно.
- Да брось! – скептически приподняв брови, Виктор откинулся на спинку стула, – проникнуть можно куда угодно, было бы желание.
- Можно. Но не в этом случае.
- Почему ты так уверен?
- Склад был оборудован видеокамерами, изображение с которых передавалось на пульт охраны. Эта запись сохранилась.
- Ну и? – отбросив невозмутимость, Виктор подался вперед. – Что там было?
- Ничего. Ровным счетом ничего. Я просмотрел эту чертову запись, наверное, сотню раз. Склад абсолютно пуст и внезапно – пух! – он вспыхивает сразу в нескольких местах, да так, как будто туда бросили парочку бутылок с коктейлем Молотова. Вот только…
- Только что?
- Есть одна загвоздка. Настолько странная, что она уже несколько недель сводит меня с ума.
- Какая же?
Павел помолчал, глядя в залепленное снегом окно, задумчиво грея в руках пустую рюмку. Наконец с резким стуком отставил ее в сторону, тоскливо вздохнул и поднял на друга усталые глаза.
- Непосредственно перед тем, как вспыхнул огонь, по складу кружили бабочки.
Примерно через полчаса друзья вышли на улицу. Виктор был задумчив, Павел же, напротив, выглядел как человек, переложивший тяжелую ношу на чужие плечи. У своих машин они попрощались, договорившись созвониться на следующий день, после того, как Виктор изучит переданные ему материалы.
***
Одна из многочисленных лабораторий «Тристар Фармасьютикал» располагалась на девятом этаже современного высотного здания. В этот поздний час там не было ни души. Вязким киселем расплывалась по стеклам ночь. Мигали лампочки на приборах, отмечая результаты идущих реакций, компьютеры тихонько гудели, регистрируя и обрабатывая данные. На лотке с бумагами сидела большая тропическая бабочка. Яркие черно-желтые крылышки со стальными прожилками напоминали лепестки прекрасного экзотического цветка. Вот крылышки сомкнулись и снова раскрылись. Легко и изящно бабочка вспорхнула вверх, и там, где она сидела, внезапно вспыхнул огонь. Юркие языки пламени жадно набросились на добычу и, в мгновение ока расправившись с ней, перекинулись на другие столы.
Через минуту лаборатория пылала. Горящие бумаги ярко-оранжевыми бабочками взлетали к потолку и оседали на пол, чтобы рассыпаться горсткой серого пепла.
Глава 1
День не задался с самого утра. Проснувшись, я некоторое время пыталась понять, почему за окошком светло, а я чувствую себя на удивление выспавшейся. Маленький дисплей электронного будильника был темен и пуст, где-то за стенкой громко бубнил телевизор. Терзаемая нехорошим предчувствием, я дотянулась до лежавшего в изголовье мобильника и, не удержавшись, громко охнула – на часах было десять минут одиннадцатого.
Ой, мамочки, похоже, я влипла…
Следующие десять минут я прыгала на одной ноге, вторую пытаясь всунуть в брюки и одновременно названивая Стасу в тщетной надежде, что он догадается прикрыть меня на утренней планерке. Телефон не отвечал, а это могло означать только одно: планерка уже шла полным ходом, и вскоре мне предстоит, мягко говоря, неприятная встреча с самим Гудвином Великим и Ужасным, попросту говоря, моим шефом – Виктором Борисовичем Гудвиновым.
Ой, мамочки…
По закону подлости машина отказалась заводиться, смертельно обидевшись на хозяйку, бросившую ее в морозную ночь у подъезда. Уговаривать не было времени, пришлось ловить попутку.
Всю дорогу я нервно подпрыгивала на сидении, не в силах избавиться от ощущения, что стала жертвой Сусанина: казалось, мой водитель намеренно собрал все пробки, имевшиеся на тот момент в Москве. Когда, наконец, машина притормозила у офиса, можно было уже не торопиться – из широких стеклянных дверей плавно вытекал идущий на обед народ.
Покусывая губы, я некоторое время постояла у входа. В душе еще теплилась надежда встретить кого-нибудь из своих и разведать обстановку.
Тщетно.
Не было даже Тани с Лизой, традиционно обедавших в ближайшем кафе. Тянуть дальше не имело смысла. Собравшись с духом, я поднялась на десятый этаж, аккуратно приоткрыла дверь и попыталась незаметно прошмыгнуть на рабочее место. Как бы не так. Не успела я сделать и десяти шагов, как дверь переговорной распахнулась, и на пороге появился шеф.
Внешность у Виктора Борисовича располагающая, когда он улыбается, так вообще – само обаяние, но те, кто имел несчастье испытать на себе силу его гнева, недаром прозвали начальника Гудвином Великим и Ужасным. В такие минуты лично мне всегда хотелось спрятаться под стол, закрыть глаза и не вылезать оттуда до тех пор, пока гроза не пройдет.
Темные брови шефа угрожающе сдвинулись к переносице.
«Ой, мамочки», - в третий раз за сегодняшнее утро обреченно подумала я.
Гудвин молча посторонился, приглашая внутрь. Приняв как можно более виноватый вид, я поплелась к любимому стулу возле окна.
Ничего себе! Да у нас полное собрание! Вон у двери, вытянув длиннющие ноги, сидит оперативник Стас и бросает на меня сочувственные взгляды. Гарик и Дима, наши программисты-неразлучники, традиционно расположились за ним. В углу удобно устроились Лиза и Татьяна – специалисты аналитики, а Михаил Григорьевич, по прозвищу Потапыч, непревзойденный мастер втираться в доверие, традиционно жует что-то, обильно посыпая крошками пол в радиусе полутора метров вокруг. Гудвин как-то пошутил, что вместо того, чтобы платить горничным за уборку, заведет кур – возле Потапыча им всегда будет чем поживиться, а мы сэкономим приличные деньги.
- Проспала, значит, - в голосе шефа не было вопросительных интонаций, только утверждение.
Я покаянно кивнула головой и шмыгнула носом, приготовившись выслушать о себе то, что и так знала – разгильдяйка, несобранная и безответственная особа, когда же я, наконец, повзрослею, и так далее и тому подобное.
- На столе документы. После собрания ознакомишься. Стас введет тебя в курс дела. Приступить немедленно. Постарайся получить как можно больше информации. Слушай себя внимательно, если увидишь картинку – немедленно ко мне. Вопросы есть?
Ошарашенная отсутствием нотаций, я кивнула, потом помотала головой, потом, выдавила:
- Нет вопросов.
Шеф как-то подозрительно на меня посмотрел, но тему развивать не стал.
- Отлично. В таком случае, все приступайте к работе. Первые результаты я жду вечером. Постарайся не заснуть! - это уже мне. Развернулся и быстро вышел из кабинета, прежде чем я успела придумать достойный ответ. В течение нескольких минут в комнате остались только мы со Стасом.
Стас – мой куратор. Я работаю с Гудвином и его командой относительно недавно, всего пять месяцев, но до сих пор не устаю благодарить судьбу, пославшую мне эту работу. Мне порой не верится, что меньше, чем полгода назад я была обычной секретаршей в маленькой конторке, занимавшейся продажей принтеров, и жизнь казалось мне чередой унылых и беспросветных будней.
***
Родители погибли, когда мне было одиннадцать лет. Самолет, на котором они возвращались из Анапы, разбился, не долетев до аэропорта буквально десяти километров. Я тогда училась в школе, и меня вместе с бабушкой отправили домой пораньше, к началу школьных занятий, а мама с папой остались еще на несколько дней вдвоем. Я до сих пор помню бабушкино посеревшее от ужаса лицо, когда по телевизору передали, что рейс потерпел крушение. Как она лихорадочно крутила диск телефона, дозваниваясь до горячей линии, выделенной специально для родственников тех, кто был на борту. Как я сидела в углу дивана, сжавшись в комок, повторяя про себя как молитву: «только бы их там не было, только бы их там не было, только бы…».
И как прочла в бабушкином помертвевшем лице правду.
Многое после смерти родителей до сих пор как в тумане – память милостиво задвинула воспоминания в самый дальний угол сознания, позволив забыть невыносимую боль первых дней. Но одно событие отпечаталось в памяти, будто случилось только вчера. Через несколько недель после похорон, бабушке разрешили забрать единственную вещь, найденную на месте крушения – мамину сумочку с документами. Она держала ее в руках до последнего, по какой-то неведомой случайности документы не сильно обгорели, облегчив экспертам работу по опознанию тела.
Бабушка принесла сумочку ближе к вечеру, положила на стол, села рядом и тихо заплакала. А я стояла и смотрела на почерневший, обугленный знак того, что моя жизнь окончательно и бесповоротно изменилась. Не будет в ней больше дачных посиделок в сумерках на веранде, с чашкой чая, пахнущим мятой, с маминым теплым платком на плечах, когда все вокруг тихо и умиротворенно, монотонно звенят комары, а туман с озера белыми языками наползает на сад. Некому будет оставаться со мной, когда я заболею, и читать про Фродо, Сэма и кольцо Всевластья. Я больше не заберусь на папины широкие плечи, чтобы с визгом ухнуть в прозрачную озерную воду, пахнущую лесом и немножко тиной. И мама не отругает меня за плохие оценки по математике…
Никогда…
Это слово навалилось на меня, точно чугунная плита. И внезапно показалось, что все горе сконцентрировалось в небольшом обгорелом предмете, еще недавно бывшем красивой кожаной сумочкой. Непослушными руками я схватила ее, намереваясь разорвать, выбросить подальше, что угодно – лишь бы не видеть больше этот символ разрушенного мира, и неожиданно почувствовала дурноту. Откуда-то издалека навалился шум большого двигателя, пронзительный свист, крики людей. Я увидела руки, судорожно сжимавшие сумочку, - мамины руки. Услышала ее крик и полный ужаса папин голос: «Мариша, это конец!». А затем меня накрыла темнота.
В себя я пришла спустя сутки, в больнице. До смерти напугала бабушку, решившую, что от горя я сошла с ума. Доктора, которым я пыталась объяснить, что произошло, сочувственно качали головами, произносили умные слова вроде «посттравматический синдром» и пичкали меня таблетками. Как только я поняла, что от них крыша у меня съезжает значительно быстрее, чем от горя, то перестала настаивать, что мне это не привиделось.
Из больницы я выписалась твердо убежденной, что никогда и никому не расскажу о том, что видела последние секунды жизни своих родителей. Я была уверена, больше ничего подобного не произойдет. Однако прошло всего несколько месяцев, и это случилось вновь. Наверное, если бы я снова увидела самолет и маму с папой, я бы точно сошла с ума, но, слава Богу, в этот раз все было иначе.
Мы с подружкой искали ее собаку, полчаса назад удравшую от нас за какой-то дворнягой. Обежали все окрестные дворы, заглянули в подворотни, сорвали голос, крича «Дик! Дикушка! Ко мне!» - все было без толку. Не выдержав, подружка, расплакалась и, сунув мне поводок, закрыла руками лицо. А я неожиданно остро ощутила запах бензина и машинного масла, увидела размытый контур нашего подъезда. Только откуда-то снизу, как будто… да! Я схватила подругу за руку и потащила к дому. На тротуаре стояли несколько припаркованных автомобилей, и – точно, под одной из них обнаружился Дик. Грязный, взъерошенный, отчаянно трусивший в ожидании предстоящей трепки за побег, но живой и невредимый!
С тех пор я несколько примирилась с новым даром. По счастью, ничего пугающего я больше не видела, так, по мелочи – вещи, считавшиеся потерянными, а на самом деле, завалившиеся куда-нибудь за шкаф, какие-то размытые картинки, связанные со знакомыми людьми. Я никогда и никому об этом не говорила.
Прошло двенадцать лет. Бабушка умерла, я жила одна. Отношения с людьми у меня как-то не складывались. Вернее, была куча приятелей, которые считали меня своей в доску, но вот друзей… Подпустить кого-то близко мне было сложно.