Текст книги "Пять ночей. Вампирские рассказки (СИ)"

Автор книги: Николаос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Хотя если не зацеловали этой ночью, то он крепкий парень и выдержит что угодно.

– Не думаю, что лапочка бармен долетит до Сиэтла живым, – вздохнула Джорджия. Но это был притворный вздох. Однако меня уже не коробило. Я перестала мерить их человеческими мерками, а это очень проясняет голову и корректирует взгляд на вещи.

– А я? – спросил Демон нейтральным тоном. – Что получил я?

– Ты… пришел в норму, верно? И бросил курить свою отраву.

Он усмехнулся и отвернулся к окну. Я все наблюдала за шевелением впереди нас,

там все время смеялись, толкались, обнимались и вообще вели себя как дети. Дети

Демона. Надолго ли это счастье? До следующего раза?

– А что будет, когда умрет Уильям? – спросила я шепотом.

– Он еще не скоро умрет, миленькая.

– Ну а когда…?

– Они все будут знать задолго и будут готовы. Это не страшно. Просто он сам выберет день, и они убьют его.

– Лучше только смерть во сне… – тихонько пробормотала я.

– Вот уж чего не хотел бы, так это умереть во сне.

– Ну да. Ты же должен все контролировать. Послушай, а если он не захочет? Они смогут его превратить?

– Боюсь, что нет. Когда столько времени принимаешь нашу кровь пусть микроскопическими дозами – получаешь иммунитет и никогда уже не сможешь превратиться. Но, как я уже говорил, Уильям еще очень не скоро умрет. При том ему не было тридцати, когда он стал сателлитом, и поэтому даже в предсмертный момент он не будет выглядеть как…

– Как Соня Кортес?

– Да, в общем. Он будет молодым и красивым, почти как сейчас. – Демон вдруг повернулся ко мне, и я подумала, что не должна была заводить этот разговор, а тем более вспоминать Соню. Но он, казалось, не обратил на это внимания. – Кстати,

Дагни, сколько лет твоему брату?

– А при чем тут Джимми? – Меня кольнула тревога. – Он что?… Ты хочешь сказать,

он чей-то?

– Нет, он чист. – Демон снова откинулся на спинку. – Он ничей.

Я не произнесла ни слова до самого аэропорта. Мне просто хотелось быстрее долететь и наконец сделать то, что следовало сделать давно.

В Бостоне они подвезли меня до казино Пенни. В машине я обнялась с Уильямом и попрощалась с его семьей. Демон сидел за рулем, и ему я могла лишь кивнуть. Не знаю, у меня было ощущение, что с ним мы не прощаемся. Мысль о том, что сателлит уже не сможет стать вампиром, не давала мне покоя и не позволяла думать ни о чем больше. Демон сказал – Джимми чист. А подумал – почему он чист? Я тоже хотела бы знать.

Меня впустили безо всяких проверок. Кроме Мастера Филадельфии в комнате были мой брат и Улисс, друг Данте, смуглый и золотоглазый, как в рассказе Брэдбери о марсианах. Только глаз у него был всего один.

Пенни хотела меня обнять, но я не далась. Джимми даже не попытался. Он хорошо меня знал и отлично ориентировался в моем настроении.

– Как прошла поездка? – спросила Пенни.

– Охренительно. Просто превосходно. – Я небрежно швырнула ноутбук на пол. -

Одного не пойму, зачем ты туда меня послала?

Джимми смотрел на меня с тревогой и недоумением.

– Ты о чем, Даг?

– А ты не лезь. Послушай, Пенни, я же не идиотка. Это ведь ты заказала статью моему редактору. И чтобы писала ее именно я. Зачем?

– Я хотела… – Даже не пытаясь отрицать, Пенни улыбнулась своей солнечной улыбкой, но за ней были острия, я это знала. Она подошла ко мне ближе, и я отодвинулась. – Я хотела, чтобы ты увидела Эркхам. Свет в нашей жизни. Чтобы узнала нас лучше и поняла. Я хотела, чтобы мы стали ближе.

– Ближе? Пенни, это хороший ход, но ты добилась обратных результатов. То, что для вас свет, для меня глубокая тьма. Гораздо более глубокая, чем ты, Демон,

Сидди и прочие. Знаешь, раньше я не считала вас нечистью, чем-то сверхъестественным, но сейчас… Господи. Я думала, вы все заражены, просто мутанты, и все можно объяснить физикой, биологией, генетикой и еще фиг знает чем.

Но это не так. Я не знаю, кто вы, если вы сами не знаете, как могу знать я?! И вся эта большая честь – ерунда! Что бы я ни услышала о благоговении, вы дико боитесь эту вашу Эркхам, боитесь до смерти и больше смерти – это единственное,

что я усвоила. То, что я чувствовала, было именно страхом. И хотите знать объективную мысль по этому поводу?

– Нет, – сказал Улисс спокойно.

– Она такая же, как и вы, просто питается не кровью, а негативом. А позитив, от которого вы впадаете в экстаз – просто продукт ее жизнедеятельности! Она думает о вас не больше, чем люди – о растениях, когда выдыхают углекислый газ. Такой симбиоз идеален, да, но в глубине души вы знаете – стоит замахнуться на этот культ, и последствия ее гнева поразят воображение. Вы это знаете. И боитесь. И будете обожать ее всю вечность, потому что выхода нет.

А что до вас самих, теперь я даже готова поверить в идиотскую теорию вампиризма про демоническую сущность, занимающую тело мертвого человека. Вы кто угодно, но и близко не люди, от людей в вас одна оболочка! Ты ведь только притворяешься,

Пенни, – я смотрела прямо ей в лицо. – Даже моргаешь и дышишь специально для меня. Да если бы могла, ты бы со мной на пляже загорала! И папа это знает,

поэтому он считает тебя мертвой. Потому что это так и есть.

– Не кричи на нее, девочка, – сказал Улисс, чуть-чуть менее спокойно. – Иначе я могу забыть, кто ты. У меня ведь уже бывали провалы в памяти.

– Улисс… – сказала Пенни, но я ее перебила:

– Все нормально, дорогая тетя, это нормальная реакция. Я же просто пища. А ты -

Мастер штата. Я ухожу, Джимми, ты идешь?

– Дагни, остынь…

– Ты идешь? Ты еще мой брат? Или ты уже ее собственность?

Джимми попытался остановить меня, но ему мне тоже было что сказать. Это до сих пор жгло в груди, будто кто-то потушил о мои легкие сигарету.

– Я не ее.

– Вот это меня и беспокоит. Джимми, тебе двадцать девять. Почему ты еще не ее сателлит?

Такого он не ожидал, отступил, зрачки расширились. Я поймала его за руку.

– Это то, что я думаю? Ты хочешь стать вам… Джимми, да ты что, спятил?!

Господи!

Он попытался вырваться, но я не пускала.

– Черт тебя дери, Джимми! А как же Манола? А мы все?! Подумай, что будет с папой!!

Он молчал, и я врезала ему по морде, от души, так, что он не устоял на ногах. Я чуть не плакала, на это ушли мои последние силы. Я стала на колени и обняла его,

он обхватил меня, так крепко, как не обнимал уже давно.

– Джимми, дурак ты набитый, не смей этого делать! Пойми, ты станешь совсем другим, это будешь уже не ты! Все те прелести, которые ты сейчас видишь в том состоянии, не будут иметь значения и потеряют смысл; ты потеряешь все, что любишь, а что взамен? Ты и предполагать не можешь, чем станешь, как будешь думать и жить. Не делай этого, я прошу тебя, ведь ты даже пожалеть не сможешь.

Потому что некому будет жалеть. Джимми уже не будет.

– Почему ты изменила свое мнение? – спросил он, отстранив меня. – Ты ведь раньше считала их разновидностью людей.

– Это невозможно рассказать в двух словах, верь мне, и все. И не втягивай Манолу,

пути назад нет. Пенни, – я повернулась к ней и встретила ясный взгляд Антигоны,

в которой есть «анти». – Если ты и вправду любишь нас так, как говоришь, если до сих пор любишь нашего отца, не позволь этому случиться. Оставь нас в покое,

второй раз он подобное просто не переживет.

Я выскочила и стала ловить такси. Еще через минуту появился Джимми.

– Ты что, правда хотел это сделать? – спросила я, без психов, просто спросила,

как взрослый человек взрослого человека. Он не ответил, мы не разговаривали до самой гостиницы, но перед сном зашел ко мне, чтобы пожелать доброй ночи. Он никогда этого не делал. И мне стало спокойнее. Я бы простила ему все, как простила то, что он отпустил меня с Демоном, зная, кто разбился в той аварии.

Только бы он не наделал глупостей.

Потом я набрала номер Алана. Пальцы меня не слушались.

– Привет, Дагни, – сказал он, – ты где?

– Алан, ведь еще не поздно?

– Ты о чем?

– О нас. Я согласна. Я хочу выйти за тебя.

Алан сделал паузу, вполне понятную, но переворачивающую все у меня внутри. Потом ответил:

– Помню, ты как-то сказала: «Я буду только с человеком, ради которого захочу сделать что-то, для него важное, даже в ущерб себе. И который не примет этого,

потому что это будет в ущерб мне».

– Забудь о том, что я сказала. Я действительно очень хочу за тебя замуж. Хочу стать твоей женой. Но я откажусь от этой мысли, если это будет в ущерб тебе.

– Как тебе следующая неделя?

Я уткнулась в трубку, смеясь и заливая ее слезами. Так и заснула, не выпуская из рук, и спала до вечера, пока Джимми не разбудил и не сказал, что взял билеты на рейс домой.

Мы договорились встретиться в аэропорту, и я поехала длинным путем. Не знаю почему, но у меня было чувство, что надо это сделать.

В приемном покое больницы Бригэм было светло, как днем. Я спросила, где находится нужная мне палата, и поднялась туда.

Не знаю, что я ожидала увидеть – аппараты, трубки и все такое. Но ничего этого не было. Он просто лежал в постели, будто спал, и два года комы никак на нем не отразились.

Я подошла ближе. Красивое лицо, такое красивое – бледная кожа в обрамлении темных волос, настолько длинных, что извивались на подушке пролитым кофе. Мне почему-то казалось, что и глаза под чуть тронутыми синевой веками тоже темные -

может, из-за тени густых ресниц. У меня вдруг слезы выступили, и от красоты этой,

и от чувства вины, такого острого, что хоть волком вой.

– Как в сказке, м? – раздался голос Демона у меня за спиной.

Вздрогнув, я обернулась – он сидел в углу, скрытый тенью и едва заметный. В черном пальто, как летучая мышь, глаза скрывали очки.

– Он… хорошо выглядит.

– Да, профессура тоже в шоке. Говорят, это больше похоже на анабиоз, чем на кому – ему не надо ни есть, ни пить, ни принимать лекарства. Они ни черта не знают о природе сателлита.

Он подошел и убрал кофейно-черную прядку со лба Майка Нормана легким, почти ласковым движением.

– Так отросли – я и не заметил… Булавка есть?

Я нашла – всегда ношу приколотой к подкладке сумки на всякий случай. Демон резко воткнул ее себе в палец с какой-то отрешенной жесткостью, а потом коснулся им губ Майка, скользнул меж них внутрь. На них осталось едва заметное красное пятнышко.

– Вот и вся терапия. Как в сказке. Жаль, что в этой сказке недостаточно поцеловать спящую красавицу, чтобы она проснулась.

– А пробовал?

– А разве не ты читала мне убедительную лекцию, что лучше забыть все как страшный сон? Что мне это не нужно… что нам это не свойственно… что душевные терзания не для нас… Что в глубине души я рад тому, что случилось. Говорила,

Дагни Бенедикт?

– Я говорила, что вы никаким местом не люди, и мое представление теперь не поколебать. Но как жить… ваше дело. Твое дело. – Я бросила быстрый взгляд на прекрасное лицо Майка, забывшегося таким глубоким сном. – И его. Так что решай сам, и никто тебе не советчик.

Демон медленно прижал палец к своим губам, словно пробуя на вкус. Потом склонился над кроватью, ближе – почти целуя – и я хотела отвернуться, и не могла.

Почти – потому что губы соскользнули, так и не коснувшись.

– Ты права, – сказал он шепотом. – Я – не пробовал. Думаешь, поможет?

Я так не думала, но кто я такая? В нашем мире – и в их мире в особенности -

возможно если не все, то многое. Поцелуй – это предельно просто, Демон мог попробовать давным-давно – и ему виднее, почему он до сих пор этого не сделал. И чего он больше боится – что не сработает… или наоборот.

Мы вышли в приемный покой. В ярком свете ламп очки Демона выглядели черными, как космические дыры.

– Что будешь делать?

– Выйду замуж. А ты?

Он улыбнулся, сверкнув зубами, но глаз я по-прежнему не видела.

– Поздравляю. А я займусь Монти, бизнесом и Бостоном, давно пора. Я ведь его и. о. – ты представления не имеешь, какой геморрой быть Мастером города, пусть даже и. о.

Да и Соня бы не одобрила, что мы развалили то, что она строила сто лет.

– Я не о том… – я глянула в сторону палаты, но Демон избавил меня от необходимости продолжать.

– Заберу домой. Расколдую… – снова острая усмешка, – или убью. Или оставлю все как есть. Еще не знаю. Это надо было сделать давным-давно, когда доктора сказали,

что его мозг мертв… но, по крайней мере, я решу это сегодня.

Благодаря тебе, слышалось в его голосе, хотя оттенок был совсем не благодарный.

Я еще раз посмотрела на дверь.

– Берегите себя.

– И ты, миленькая.

Выдохнув, я подошла к нему совсем близко, пытаясь заглянуть за эти стекла.

– Ты ведь больше не хочешь моей смерти?

Он снова улыбнулся и положил руки мне на плечи.

– Нет.

Демон приобнял меня, как в нашу встречу у Пенни, и даже холоднее, но губы,

коснувшиеся моего виска, были теплыми.

Уходя, я еще несколько минут боролась с желанием обернуться. Потом дотронулась до виска, потерла его, но тепло уже ушло. Только тогда я поняла, что его сердце не билось.

…Уже на подлете к аэропорту, где меня должен был встречать Алан, Джимми вдруг спросил:

– Что это у тебя на руках? И на лбу?

Я посмотрела на свои пальцы – на них была позолота.

* * *

Само собой, мы с Аланом поженились. Брюс выслушал меня, но не уволил, и даже отдал мне на растерзание колонку светской хроники. Хватит с меня сенсаций и монстров. Правда, он до сих пор считает, что я гроблю свой талант и премия была лишь вопросом времени, я так не думаю. Не такой уж я хороший журналист в самом деле.

Наш мальчик из ФБР теперь гораздо больше времени уделяет семье и совсем перестал летать в Филадельфию. На Рождество мы всей семьей поехали к его приятелю Силу

Маккензи на побережье и отлично провели время. За ту ночь я такого навидалась,

что моя командировка показалась мне утренником в детском саду.

Недавно Манола родила девочку, Наоми, и мы все от нее без ума. Особенно Джимми,

он на малую просто не надышится, и меня это радует особенно.

Кайф от единственной затяжки золота инков стоил мне двух недель на больничной койке. Больше я не курю, и та сигарета из золотой пачки – лучший страж моего нового образа жизни.

Да, я узнала, что бои в «Колизее» возобновились, и Монтроуз по-прежнему Мастер

Бостона. Для интереса я даже взглянула одним глазом по телевизору. Кажется, он в форме.

Разбирая подарки после медового месяца, я вдруг наткнулась на маленькую антикварную шкатулочку в древнегреческом стиле – глазурованная глина с орнаментом. В ней лежала та самая серебряная пуля и записка: «Ты по-прежнему неважно соображаешь, миссис Алан Форман. Я никогда и не собирался тебя убивать.

Если бы я хотел отомстить, то убил бы всю твою семью».

Мне вспомнился его прощальный поцелуй. С губ позолота сходит быстро, а это значит, что он не бросил курить. Так с чего же я взяла, что он в порядке?..

Почему решила, что все закончилось?

Я так и не знаю, что случилось с Майком Норманом, и узнавать боюсь. Это или успокоит многие мои страхи – или сделает их невыносимыми, так что решиться я пока что не могу.

Иногда мне бывает очень страшно, и втайне от Алана я плачу. Мне не с кем поделиться, приходится справляться самой. Я положила серебряную пулю рядом с сигаретой, чтобы снова и снова помнить – каждый день ты можешь видеть своих любимых в последний раз. Нельзя не терять ни одной минуты, всякий раз прощаться как навсегда, и не делать ничего такого, о чем пожалеешь, но не успеешь попросить прощения. Я не хочу расставаться с ними даже на миг.

Алан мечтает о ребенке, а я пока боюсь, хотя рано или поздно уступлю. Я хочу думать, что прощена, но не вполне в это верю. Все-таки я убийца, и не исключено,

что за мое преступление такая цена справедлива. Мне страшно даже представить,

что когда-нибудь мои сын или дочь, моя любовь и гордость, вырастут, а меня уже,

возможно, не будет на свете, в полутемном баре к нему или к ней может подойти незнакомец с золотом в глазах. Чтобы потребовать долг. Мой долг. Я хочу думать, что прощена, однако я все еще должна и всегда буду.

Вот уже несколько лет я живу каждый день как последний. И – вот странность – скоро это перестало тяготить меня. Может, Демон прав, так и нужно жить, ничего не откладывая и не загадывая, просто наслаждаться настоящим?

Ну что ж, значит, его свадебный подарок был не так уж плох…

* * *

энд

Огоньки-фонарики,

Завтра новый день придет.

Что-то нам подарит,

Что-то отберет.

* * *

Тексты эпиграфов принадлежат тем, кому принадлежат.

Ночь пятая. Одна-из-Лучших

Я в небе летала вдвоем с тобой,

Я с неба упала вниз головой.

Я с неба упала, и все дела.

Три дня умирала – не умерла!

Настя С.

Мне кажется… мне пора… хорошенько взглянуть… на созданный мною мир.

Патрик Бэйтмен, американский психопат

…чому у мене так багато сторін,

Яких я не розумію,

Яких я не відкриваю тобі?

Бо все це може вбити,

Тебе це може вбити.

Д. Р.

Я не лучшая. Далеко не лучшая. Я всегда думала, что я – Прирожденная Лучшая. Я ошибалась. Я считала себя Лучшей потому, что Джейсон так говорил. Но он всем нам так говорил. Он ошибался, Джейсон. Хотя тогда казалось, что Джейсон просто не может ошибаться ни в чем. Как Норман. Но Норман ошибался. И Джейсон ошибался, и теперь наша большая часть уничтожена. Наша Лучшая Часть.

Когда-то нас было семеро.

Джейсон Девенпорт.

Халли Демарко.

Я.

Энди Беркли.

Мирей Лэнгтон.

Алан Форман.

Сэм «Липучка» Стикерс.

И еще Уильям Макбет – но он никогда не был Одним-из-Нас.

Осталось четверо. Что-то мне подсказывает, что эта цифра не окончательна.

* * *

У меня нет брата, и никогда не было.

* * *

…Это ощущение чужого взгляда – мертвого и зеленоватого, как застоявшийся омут. Оно на меня смотрело, оно меня разглядывало, оно холодно дышало мне в лицо. Мне было страшно, я так хотела проснуться, но не могла. И к лучшему. Если бы проснулась – было б гораздо страшнее.

Меня разбудила медсестра, которая пришла проверить капельницу и поменять воду в цветах.

– Как вы себя чувствуете, миз Кэтрин?

Ох. Смотря с чем сравнивать. Если с прошлым годом – то просто замечательно. Даже если с позавчерашним днем, неплохо. А вчера мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди – и это безо всяких поэтических оборотов. В самом прямом смысле.

Последняя ночь на службе у Лучших закончилась не лучшим образом. И теперь уже около года каждая ночь, как, впрочем, и день может стать для меня последней. Вникать в диагноз утомительно – достаточно сознавать, что можешь умереть в любую секунду, если на тебя залает пес или рядом взорвется петарда… Для девушки, которой ружейный выстрел так же привычен, как гудение парикмахерского фена, финал плачевный.

Я покосилась в сторону и наконец поняла, что за пятно цвета не дает мне покоя с тех пор, как открылись мои глаза. Это были розы невыносимо красного цвета, будто их макнули в свежепролитую кровь. Я знаю, как она выглядит, и совсем не по кинобоевикам – да в кино у крови никогда не бывает идеально соответствующего цвета.

– Ой, они такие красивые! – сказала медсестра, заметив мой взгляд. – Обычно мы не позволяем приносить цветы, но у этих нет запаха, и я упросила доктора… вам наверняка приятно увидеть, что вас любят.

– Кто… их принес?

– Ваш брат, разумеется. Он приходил вчера вечером, и сегодня утром, перед рассветом… Спрашивал, как вы себя чувствуете.

– Мой… кто?

Я облизала губы, но они оставались сухими, и связки казались пересохшими, едва пропуская слова. Сердце подпрыгнуло прямо к горлу.

– Ваш брат, – повторила Клер. – Вы так похожи, мисс Кэтрин… только… простите, конечно, но… немного он у вас странный.

– Почему?

Это было единственное, на что мне хватило сил.

– Наверное, я неправильно его поняла, вероятно, он хотел узнать, как ваше здоровье, но он… – Клер занервничала, явно жалея, что начала этот разговор. – Он спросил, как скоро вы умрете.

Я поймала себя на мысли, что не свожу глаз с этого букета, и скоро поняла почему. Их было четыре, этих роз. Четыре. Годится для похорон.

* * *

Я хочу найти сама себя,

Я хочу разобраться, в чем дело,

Помоги мне.

Проще всего было считать, что это ошибка. Я бы всей душой предпочла этот вариант, потому что у меня нет брата и никогда не было. Просто оказалось, что на самом деле у меня нет выбора. А брат есть.

Он стоял у входа в палату, аккуратно прикрыв за собой дверь, и халат еще ни на ком не выглядел таким белым. Солнце уже село, и я проснулась одновременно от звука открывшейся двери и от включенного торшера. Очень быстро я проснулась, учитывая то, что увидела в своей палате.

– Ну, как здоровьице? – спросил он весело.

Его кожа едва заметно светилась даже при электрическом не бог весть каком свете. Я много повидала вампиров, но только второй раз в жизни – бодрствующих, так сказать, в движении. Первый и до сего времени последний случай уложил меня на больничную койку больше года назад и в течение это времени косвенно еще пару раз укладывал. Второй – не знаю, во что мне обойдется второй. Еще не знаю…

Он подошел ближе и лучезарно улыбнулся, протягивая мне две шикарные розы, выделяющиеся на белизне халата как последствия операции… или вскрытия. Но потом передумал и поставил их в вазон к остальным. Вышло шесть.

Если отвлечься от его состояния, он выглядел как обычный городской клаббер лет двадцати, их-то я тоже навидалась. Черная майка словно нарисована спреем прямо на теле, между ней и джинсами виднелась полоска мраморной кожи. Волосы тоже черные, удлиненная стрижка с челкой до подбородка, закрывающей пол-лица. Пол очень красивого лица, хоть и не в моем вкусе – излишняя бледность и синь под глазами. Хотя резонно ли упрекать не-мертвого в излишней бледности?

Движением плеча он сбросил халат на спинку кровати и присел на край. Я вжалась в противоположную спинку – хотя убегать особо было некуда.

– Время посещений закончено, – прошептала я первое, что пришло на ум. – Как ты вошел?

– Твой доктор мировой мужик. – Он снова улыбнулся, и блик торшера выхватил зелень из его глаз. Вернее, глаза, который был виден, второй прятала челка. – Такой очаровашка. Конечно, он меня пропустил, ведь бедную Китти никто не навещает, а ей так нужна поддержка семьи.

– Кто ты такой и что тебе надо?

Это было второе, что пришло на ум. Наконец-то.

– Наконец-то! – расцвел он. – А я уж думал, что во время реанимации тебе повредили мозг или что-то вроде этого. Я Зак. Это раз. Я твой единственный наследник. Это два. И когда ты умрешь, твоя квартира достанется мне. Это три.

С того времени, как я была Одной из Семи Лучших, команды самых отчаянных мародеров не только в Бостоне, но и во всем штате, многое изменилось. Собственно, все начало меняться, еще когда упразднили слэйеров и ввели комендантские три часа, во время которых вампиры могли жрать людей без проблем с законом. А потом все и вовсе покатилось под откос. Я проработала в команде мародеров около пяти лет под началом Джейсона Девенпорта, дела шли все хуже, пока после одного инцидента я не очнулась в больнице, как сейчас. И очнулась я совсем в другом мире.

За те два месяца, что я в беспамятстве провалялась на койке, вампиры добились наконец частичной легализации, и мародеры вслед за слэйерами стали историей. Комендантский час, цинично прозванный в народе «Бизнес-ланч», был отменен, по городу натыкали донорских пунктов, и монстры вышли наконец из тени. По-прежнему очень ограниченные в правах, они получили главное – право на собственность и как следствие – обязанность платить налоги. Ну и соответственно запрет на охоту – по крайней мере, в этом штате. В Нью-Йорке по-прежнему творился полный беспредел, и все только диву давались, почему там все еще самая большая концентрация кровососов в сравнении с любым другим лояльным к нежити мегаполисом.

Мне понадобится много времени, чтобы привыкнуть к этому дивному новому миру.

– Убирайся отсюда, – сказала я наконец. – Иначе я вызову охрану.

– Ни фига. Не вызовешь.

Он наклонился ко мне, смахнув челку с лица, и я разглядела второй его глаз. Он был желтый, как янтарь, и как он же неравномерный – от фрагментов коричневого до совсем светлого и теплого.

– Я знаю твою маленькую тайну, детка. Хотя знаешь что – мне не нравится так тебя называть, как и кошачьей кличкой, что дал тебе твой приятель. Мы же все-таки родня. Но всякие там пра-пра-пра – это длинно и старомодно, поэтому я буду называть тебя… сестренка Кэт. Тебе нравится?

– Нет, – сказала я шепотом.

– Зря. У меня уже была сестренка по имени Кэт… и она была хорошим человеком. Так что это честь для тебя. В любом случае, я надеюсь называть тебя так недолго. Доктор сказал, что у тебя серьезные проблемы с сердцем, и это уже не первый случай за полгода. Так что, скорее всего, мне придется потерять тебя, так и не узнав…

Он довольно улыбнулся. Удивительно, что такое красивое лицо может вызывать такую бурю негатива. Я закрыла глаза и медленно открыла, но вопреки моему невинному детскому порыву Зак никуда не исчез. Ну почему так?

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Это сердце.

– Какую тайну ты знаешь?

Нельзя сказать, что я не догадывалась – у меня была только одна тайна, которая чуть не стоила мне головы и еще, наверное, могла стоить. Мне просто нужно было удостовериться.

– Вы, Лучшие, нарушили комендантский час, – охотно ответил он. – Вы стреляли. Да ты и сама в курсе. И хоть он давно в прошлом, есть кое-какие структурки по обе стороны баррикад, которые не отнесутся к этому с пониманием. Я уже не говорю о пострадавших.

Я медленно выдохнула – звук сердца отдавался в ушах, как стук мяча о бетонный пол. Он смотрел с интересом. Не дождешься, сволочь, я не умру. Не дождешься.

– ОК, – сказал он наконец, – мне пора. Хочу получше узнать этот город, ведь если ты проживешь еще какое-то время, мне придется здесь задержаться.

Зак потрепал меня по щеке, и я даже не старалась увернуться. На правой руке у него была тонкая кожаная перчатка с обрезанными пальцами, украшенная серебряными звездочками. Хотя я как никто знала, что не для красоты они. У Джейсона были такие же перчатки. Уверена, где-то в маленьких трещинках еще сохранилась запекшаяся кровь.

– Спокойной ночи, сестренка Кэт, но уж извини – ввиду известных обстоятельств скорого выздоровления тебе не желаю.

Он исчез за дверью, а я поймала себя на совершенно неадекватной в этой ситуации мысли. Я подумала о том, что в таких штанах нормальный человек не то что сесть – вообще двигаться не сможет. А этот двигался превосходно.

Блин, как я так влипла-то?

* * *

Я понимаю -

у нас в семье не без урода.

Вот так вот вваливаться в гости -

шо за мода?!!

Немного придя в себя, я сделала несколько звонков. Один – своему адвокату, вернее бывшему адвокату Джейсона и всех Лучших. Вик Мерфи выглядел как микс Шарля Азнавура с Вуди Алленом и несмотря на безобидную внешность все еще был одним-из-лучших в своей области. Он слегка меня успокоил, сообщив, что моя жизнь вне опасности – исключая, конечно, естественные причины типа сердечного приступа. Если Зак действительно мой родственник, то он скорее должен беречь меня как зеницу ока, потому что в случае моей скоропостижной смерти расследование будет придирчивым, а его положение – незавидным. Я попросила адвоката поработать над этой ситуацией, и он с радостью согласился, пожелав мне скорого выздоровления – чтобы заплатить гонорар, надо быть живой, это ясно.

Потом я позвонила Халли Демарко.

Халли была бывшей Второй-из-Семи, моей боевой подругой. Потому что просто подругой я бы ее вряд ли назвала.

– О боже, – чирикнула она в трубку, – Китти, ты жива?!!

– Как там все? – спросила я первое, что пришло на ум. Халли была Второй, а я всего лишь Третьей, хотя это теперь не имело значения. Там, во время последнего побоища, мы все были равны – жалки, перепуганы и до нелепого непрофессиональны, будто до этого оружия в руках не держали. Кроме Джейсона, наверное. Хотя я даже не помню его там, я ничего не помню кроме собственного визга.

– Ну… ты знаешь, – ее голос вдруг стал тонким и будто напуганным, – Уилл исчез, Сэм и Джейсон…

Убиты. Я помню.

– …про Алана ничего не известно, а Энди Беркли держит ночной клуб – «Кровосток». Знаешь, он так изменился! Да, кстати… – тут ее голос заметно повеселел. – Ко мне тут на днях твой брат заходил! Мы так славно поболтали. Почему ты скрывала от нас такое сокровище?

– Ты сказала ему, где я живу? – спросила я, хотя вопрос был уже бесполезным.

– Да, он ведь из Нью-Йорка только вернулся и никак найти тебя не мог, а я сказала ему… ой, вы так похожи, Кэтрин! Я сразу поняла, что он твой…

Я отсоединилась. И выключила телефон.

Идиотка.

Хотя что там винить Халли – он и без нее бы меня нашел. Забавно только, что весь ее мародерский стаж не позволил ей разглядеть суть за красивыми глазами и дешевым флиртом. Тут, я уверена, моему «братику» даже стараться особо не пришлось.

Когда в день выписки медсестра выкатывала меня в холл, я чуть не расплакалась. Никто не встречал меня, никто за мной не приехал, никому я не нужна. Но как оказалось, это было преждевременно, потому что в холле меня уже ждал мой жизнерадостный давно покойный родственник.

Не успела я и слова вставить, как Зак уже принял меня из рук медсестры, растекшейся от какого-то дешевого комплимента как мороженое на асфальте. Хотя насчет жизнерадостности я поторопилась. Как только медсестра ушла, его улыбка испарилась.

– Ну что, готова? – спросил он хмуро и будто устало.

– Я звонила адвокату! – взвизгнула я, с опозданием осознавая, как жалко это звучит.

– Это должно меня испугать, сестренка Кэт? – Зак выразительно поднял бровь. – А я с ним даже встречался. Прикинь? Он мировой мужик, этот ваш служитель Фемиды. Я записался к нему на вечерний прием, принес все документы относительно родства, и мы славно поболтали – преимущественно о тебе. И знаешь, он сказал, что я в полном праве наследовать твое имущество и мне нужно только набраться терпения. И не наделать ошибок.

Значит, когда мы говорили по телефону, он уже все знал. В моей памяти всплыли добрые, как у старого пса, глаза советника Мерфи. Он всех нас называл не иначе как «дочка» или «сынок». Его консультации всегда стоили дорого. Интересно, Зака он тоже называл сынком?

В это время года в пять уже темнеет, поэтому мы выехали на улицу без проблем. Я вяло думала о том, как бы не расплакаться, и еще о том, что могла додуматься уехать засветло.

Если бы Джейсон был жив, он забрал бы меня…

Вместо этого мой новоиспеченный братец запихнул меня в такси. Потом подумал и кинул в багажник и кресло.

– Мы же должны беречься, – сказал он таким голосом, что захотелось ему двинуть. Обычно я долго не думаю, но в этот раз моих сил хватило только чтобы ткнуть его кулаком в ребро.

Это было совсем слабенько, однако он вздрогнул и напрягся, как от удара ножом. Не знаю как, но я почувствовала… что-то. Его тело завибрировало, будто я и правда сделала ему больно.

Не просто больно. Очень больно.

Сказать, что я перепугалась – ничего не сказать. Но на первый раз мне достался только его взгляд. И он был куда информативнее, чем любая отдача.