Текст книги "Да родится искра (СИ)"

Автор книги: narsyy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Глава 16 – Потерянный свет

С выжженным сердцем и пустой головой Старкальд провел следующие несколько дней в местной лечебнице. От потрясения и накатившего горя жизнь его остановилась, утратила всякий смысл. Все прочие думы выветрились, как осенние листья. В груди теперь пульсировала темная зияющая бездна. Его будто лишили опоры, отобрали то самое, что гнало кровь по жилам. Погас единственный огонек, что рассеивал гнетущий мрак его жизни.

Он послушно позволял лекарю перевязывать раны, счищать с них гной и обрабатывать зловонной мазью, которая щипала, пропекала до самых костей и в иное время заставила бы выть волком.

Работать Старкальд пока не мог, поэтому отлеживался на крытой старым одеялом соломе, уставившись в балки стропил. Поднимался он, только когда одноглазый служка приносил плошку каши и два или три раза окликал его. Червяки в первое время подсаживались рядом и спрашивали о чудовище и пещерах – для них он стал настоящим героем. Старкальд отвечал неохотно, почти не соображая, какие слова слетают с его уст. Пару раз у койки он видел и Рчара, лицо его было необыкновенно мрачным. Южанин не пытался заговорить с ним.

Время тянулось бесконечно.

Он настолько забылся, что лишь на третий день вспомнил о Ядди и Торне, что тоже оставили этот мир и отправились к Мане. Да и не сам вспомнил – о них робко спросил Вульт, последний из братства скотоводов.

– Тел не нашли, и я подумал… может, они убежали?

Старкальд покачал головой.

– Мертвы. Оба.

Вульт прикрыл лицо дрожащими руками. Какое-то время помолчал, потом забормотал, опустив голову:

– С ними не так страшно было. Даже здесь, в этой дыре. Можно было просто перекинуться парой слов, услышать знакомый выговор. Они будто в себе носили частичку родных мест. А теперь что? Ничего не осталось. Сплошной мрак. Все здесь чужие для меня. Во всем мире чужие.

Старкальд слушал его молча. Ядди и Торн стали ему почти братьями за эти несколько недель, но после того что случилось на них у него не осталось ни крупицы сожаления. Он был выжат, как скрученная тряпка.

– Ядди так смешно шутил. Это у него от отца. Торн знал их семью. Когда пришла засуха и болезни, их стадо овец сгинуло, а отца призвали ополченцем – была какая-то война, местные не поделили, кому первому отводить реку для орошения. Отец сказал своим, чтобы не отчаивались, и пошел воевать с улыбкой на лице. Он не вернулся. Скоро захворала и умерла мать, а Ядди остался один с маленькой сестрой на руках. Ему тогда не было и десяти. Ядди пошел на заработки в город, но платили там пару медяков в день – этого едва хватало, чтобы прокормиться самому. Как они там выживали… не знаю. Потом Торн упросил своего прораба взять паренька на каменную стройку, где работал сам. Он рассказывал, что Ядди, несмотря на все тяготы и лишения, оставался веселым парнишкой и сохранял ту же улыбку, что его отец. Он пронес ее сквозь все эти годы. Даже когда голод вконец одолел Приречье, и народ повалил на север, Ядди ничуть не изменился. Мы шли втроем без монетки в кошелях, но радовались каждому новому дню. Ядди и здесь, с кандалами на ногах продолжал над нами подтрунивать, не давал вконец отчаяться. А теперь его нет. И Торна нет. А я… не думаю, что один я долго продержусь.

Старкальд все слушал и слушал, вперившись в дощатый пол мертвым взглядом. Сказать было нечего. Наверное, он мог бы похлопать парнишку по плечу, пожалеть, подбодрить, но отчетливо понимал, что Вульт прав – Черный город станет им обоим могилой. Юнец ушел, так и не дождавшись никакого ответа.

Когда оцепенение спало, вновь пробуждающийся разум Старкальда заметался в горячке, борясь с нахлынувшей невыразимой печалью и безысходностью. В отличие от телесных, раны на сердце заживали плохо.

Бедная Гирфи. Должно быть, услыхав страшные вести о разгроме на мосту, она совсем потеряла голову – не стерпела и в порыве отчаяния решила отомстить за гибель Старкальда, не догадываясь, что он жив еще и в это самое время, выбравшись из логова нечисти, бредет из последних сил к ней навстречу. Он опоздал всего на полдня.

Ты проклят, говорил он себе. Проклят дважды: в первый раз, когда стал пособником порченого, сгнившего снаружи и изнутри Лауреда, вместе с которым принялся убивать путников и обчищать их карманы, а во второй – когда предал Харси, наплевав на клятву верности. Такие злодейства никому не под силу искупить.

Прочь! Сгинь! Все это наваждение! Нет никакого проклятья! Старкальд отмахивался от настойчивых гибельных мыслей, но они возвращались, и все громче в голове его звенел глас, твердивший, что жить ему больше незачем.

Вскоре он вечерами смог выходить во двор, и прислонившись к стене бараков, вглядываться в сыплющую мелким снегом сиреневую вышину, что на востоке прорывали острые пики Плетеных гор. Небу не было дела до его печалей.

Из сплетен за вечерней трапезой он узнал о возвращении посланного Молотом отряда. Два дня они рыскали по округе у отмеченной пещеры: окапывались и городили укрепления из заостренных бревен, дожидаясь, пока чудище само выберется на свет, но все было тихо. Когда же терпение лопнуло, и воины собрались с духом, чтобы ворваться внутрь, оказалось, что громадина уползла вглубь туннелей, протяженность которых не знала никаких пределов. Тварь будто почуяла угрозу. Сварты пожгли гнезда и вдоволь дали напиться мечам оскверненной крови, но главную добычу все же упустили. Обошлось без потерь, но Молот, поехавший на охоту сам, вернулся злющим и метал молнии из глаз, срываясь на каждого встречного за самые пустяковые проступки, а уж взбалмошный сынок его совсем озверел:

– Как увидит, что мужик отошел спину распрямить да ноги размять, так и давай его стегать, пока тот вскрикивать не перестанет, а иной раз кулакам волю даст, – шепотом сказывал забойный Хоген, когда проходчики, промысловые, ломовые, тягловые и мастеровые собирались у вделанного в стены барака очага после целого дня тяжелых работ.

– Вот бы самого его отстегать, – пробубнил кто-то.

Шахтеры хмурили черные от сажи и пыли лица, качали головами, поджимали губы, да сделать ничего не могли. Раскачивающиеся в петлях висельники отбивали охоту показывать характер у самых строптивых. Старкальд не решался бросить взгляд в сторону корявого дуба, хоть к тому времени тело Гирфи уже убрали.

Иной раз кто-нибудь из новеньких, горделивых и необтертых, осмеливался подзуживать собратьев по несчастью на побег или открытый бунт, но весть об этом тут же достигала ушей самого Молота – сизые в бараках держали ухо востро.

Да и не сама смерть была страшна, а особо изощренные истязания, которым Молот подвергал зарвавшегося раба до повешения. Ходила молва о вырванных ногтях, отрезанных носах и сосках, содранной коже, забивании гвоздей и прочих ужасах. Манрой призывал лекаря себе в помощники, дабы пойманный не помер раньше времени.

Прошло четыре или пять дней, и Старкальда признали вполне здоровым, хоть бедро еще донимало его, и ходил он прихрамывая.

Вновь навалилась изматывающая работа, от которой мышцы его успели отвыкнуть. Он едва не падал от усталости, когда их наконец погнали на отдых. Закинув в пустой желудок порцию жидкой каши, Старкальд обессиленно рухнул на лежанку и прикрыл глаза в надежде заснуть, несмотря на царящий вокруг галдеж – червяки в этот единственный свободный час торопились пожить хоть немного для себя. Вдруг под самым ухом он услышал шепот, и дремоту как рукой сняло. У изголовья его жалкой, подбитой соломой койки на корточках примостился Рчар.

– Скоро Стракаль и Рчар пойдутся вон, – сказал он, одарив его лукавой улыбкой. В разгоняемой лишь несколькими светцами полутьме глаза южанина блестели янтарем.

– О чем ты болтаешь? – прохрипел сорнец.

Это были его первые слова за два дня.

Рчар повторил и закивал с заговорщицким видом, будто из этой бессмыслицы Старкальд что-нибудь мог понять.

– Куда пойдут?

– Пойдутся из ворот. Идтись долго. Так говорятся звезды, Звезды не врут.

Какое-то время сорнец соображал, пытаясь отделить сон от яви.

– Бежать? – недоверчиво прошептал он, как бы прощупывая это слово на вкус. – Поздно, друг. Я помру здесь. Здесь мне самое место.

Старкальд отвернулся к стене, но Рчар долго не уходил. Напоследок он изрек:

– Звезды не просятся и не указывают на путь. Звезды знаются.

– Поди скажи еще кому-нибудь. Может, кто другой захочет.

Наутро Старкальд и не вспомнил про этот странный разговор. Он вновь вернулся к самоистязанию, все глубже увязая в болоте пожирающей его разум болезни. Прошел день и еще один. Дни эти перестали отличаться друг от друга: те же очернелые, изломанные люди под боком, то же непрошенное серое небо над головой, те же пыльные подземелья, тот же мороз, отбирающий последние крохи тепла. Старкальд до одури надрывал спину, потом ел, спал, и все начиналось сызнова.

Но как-то после вечерней подкормки, которую отчего-то именовали ужином, Рчар вновь пристал к нему.

– Уже завтра. Стракаль должен быться готовый.

Говорил он таким уверенным тоном, будто не предлагал, не делился тайной, а просто рассказывал о том, что уже свершилось.

Сорнец припомнил нелепую затею помешанного на звездах южанина. Если этот глупец задумал побег, ему-то что? Куда теперь бежать и для чего? Гирфи умерла, а вместе с ней погиб и сам Старкальд.

Будто прочитав его мысли, Рчар наклонился к нему и молвил:

– У Стракаля имеется быть еще один маленький небольшой долг. Стракаль знается о том. Хорошо знается.

Сорнец прищурился, пытаясь сообразить, о чем собрат толкует, но на ум ничего не приходило. В памяти всплыли дурные, похожие на сказку видения про то, как солнце родилось в его глотке и как лесные братья не смогли его зарубить. Человек этот иной раз крепко пугал.

Рчар что-то протянул ему. На огрубевшую ладонь сорнца упало несколько шариков, которые почти ничего не весили. В темноте было сложно разглядеть, но больше всего они походили на скатанные кусочки валяной шерсти.

– Когда настанется время, Стракаль сам все поймевает. Зеленые – для ух, черный – для ртов.

– Что ты задумал? – насупился Старкальд.

Он хотел тут же выбросить эти колдовские окатыши, но пальцы сами собой сомкнулись на них.

– Рчар не задумал. Звезды задумали.

Больше он ничего не сказал и вернулся к своей ветхой лежанке, оставив сбитого с толку сорнца одного. Его окликнул Хоген, которого определили осматривать червяков перед сном и докладывать о больных. Он проходил меж рядов со светцом, стараясь никому не отдавить руку или ногу.

– Не спится, парень?

Сорнец поднял на него глаза, пожал плечами.

Хоген присел на корточки возле него.

– Та девушка. Ты знал ее, верно?

– Знал.

– Уж не ведаю, кто она тебе – невеста или сестра. Тяжко это, понимаю. У самого дети померли. Скажу одно. Не хотела бы она, чтобы ты так и сгорел снутри, сидя тут, как истукан. Пока кровь в жилах ходит, живи. А как помрешь, упросишь Ману, чтоб дал тебе с ней свидеться.

Долго сидел Старкальд, скрестив ноги, и размышлял о словах Рчара и Хогена. Осталось ли у него еще хоть какое-нибудь дело в этом мире? Кажется, нет. Определенно, нет. Или все же осталось?

Он усердно прятал эти робкие попытки совести всколыхнуть его разум, и только Рчар заставил его разворошить былое и вспомнить, как он погиб, а затем вернулся в мир живых с куском угля вместо сердца.

***

Ночь ворвалась в душные бараки тяжелым долгим стоном, что донесся снаружи подобно свирепому рокоту грома. Затряслись стены, посыпались на пол с приставных стульев металлические каски шахтеров. Протяжный гул переполошил и поднял с коек всех до единого.

– Что это?!

– Откуда?!

– Пожар!

– Чудище вернулось?!

Люди вскакивали, зажигали лучины, пучили от страха глаза, полуодетые выбегали в сени и во двор, узнать у дежуривших там стражников что стряслось, но те понимали не больше их. Жалобно скулили сторожевые собаки, визжали свиньи в загонах, ломились стены конюшен – животные остро чуют подобные напасти.

Схваченные врасплох горняки крутили головами, обращая взор то на восток, к подернутым розовым маревом пикам Плетеным гор, то на запад, где еще густела темень. Дружина спешно вооружалась и выскакивала на стены, на ходу подпоясываясь и накидывая кольчуги. На крыльце барского дома показался Молот и принялся отрывисто раздавать команды.

Тучи быстро одолевали потемневший небосвод. Наступавший рассвет вновь сменился ночью. Стылый воздух разом загустел, как бывает перед бурей.

Старкальд уже все понял. Он протиснулся обратно в бараки и принялся ощупывать то место, куда закинул шерстяные скатки, стараясь вспомнить, как Рчар наставлял его. Половину ночи он думал и решился – убежит.

Кто-то из трясущихся в уголке червяков заверещал:

– Зов вот-вот грянет! Скитальцу не спится!

Грохот уже закладывал уши.

Теперь Старкальд понял замысел Рчара. Откуда-то хитроватый жулик прознал, в какой день точно это случится. И если он рассудил правильно, то буря, набирающая силу за непреодолимой стеной горного хребта, не просто пронесется над Черным городом и затихнет у края пустоши. Их ждет нечто более страшное.

Такое уже бывало раньше. Старкальд неоднократно слышал о том, как целые города и села теряли сознание и пробуждались много часов спустя, не ведая, что за напасть выпала на их долю. Об этой жути предпочитали не говорить, а уж если и говорили, то шепотом, стараясь, чтобы тьма не подслушала их страхи. Даже сам Старкальд лет шесть или семь назад припоминал такой день, когда он подрабатывал за еду у какого-то захудалого фермера в Сорне. Посреди дня небеса вдруг извергли ужасный вопль, и очнулся он на грядке с морковью только под вечер.

Дни Без Времени – так называли их. Говорили, что тогда Песнь Хатран теряет силу, ее тяжкие оковы сновидений слабеют, и веки Сияющего Скитальца подрагивают – он близок к тому, чтобы пробудиться в стране черного тумана.

Рев повторился, усилившись во много крат, по земле пошла ощутимая дрожь. У Старкальда даже поднялись волоски на запястьях.

Все больше червяков забегало в бараки, спасаясь от гнева небес. Люди зажимали уши руками и падали на дощатый пол. Они кричали что-то, но в диком грохоте тонул любой звук.

Наконец пальцы Старкальда зацепились за один кругляш, тут же нашелся второй и третий. Едва ли можно было хорошенько разглядеть, какого они цвета, так что он наудачу один отправил в рот, а два оставшихся заложил в уши и чуть прижал их мочками.

Сначала шум лишь немного утих и Старкальд было с ужасом подумал, что ошибся, но вдруг все звуки разом померкли. Он все еще чувствовал вибрации, отдающиеся по ногам от землетрясения, но надрывного воя как ни бывало, ушла и резкая боль.

Сорнец поднялся и пошатываясь побрел к выходу, с удивлением водя взглядом по телам корчившихся в агонии рабов – тех, кто еще оставался в сознании.

На дверь пришлось крепко приналечь, но чуть только она отворилась, как дерево подхватило яростным порывом ветра, сорвало с петель и разнесло на куски – Старкальд не услышал ни звука.

Сорнец и сам едва удержался от свирепствующего снаружи урагана. В глаза ударил колючий снег, дыхание сбило. Старкальд запахнул лицо рукавом.

Забытый всеми бедняга-стражник замер посреди улицы, не успев добежать до укрытия. В хибарках прислуги изнутри затворяли ставни. Вдали, на парапете, темные фигуры дружинников бросали оружие и падали замертво. Сошедшая с ума буря играючи увлекала их луки, окованные железом дубины и мечи в небо, взметала огромные клубы снежной пыли и уносила ввысь любую мелочь: клочки тряпок, доски, камни. Она срывала целые пласты дерна с крыш и на глазах у Старкальда разорвала и уволокла в жерло поднимающейся круговерти урагана сушившуюся после стирки одежду вместе с колышками и веревками. Ветер выметал и выскребал переулки Черного города, тащил в разверстую небесную пасть все, что весило меньше подковы.

Едва ли, кроме него самого и быть может Рчара, во всей крепости остался человек, что сдюжил и устоял на ногах. Люди валялись там, где застала их всесокрушающая волна.

Шерстяные шарики в его ушах размокли, и Старкальду совсем не хотелось думать о том, какой влагой они напитались.

Южанина он нашел у конюшен. Тот выводил двух на удивление спокойных гнедых лошадей – видно, и им скормил колдовского тайного средства. Уши их были плотно прижаты от ветра, морды они гнули к земле, но шли за Рчаром послушно, будто всю жизнь знали его хозяином. Завидев Старкальда, Рчар улыбнулся, насколько позволял кусачий ветер, и показал знаком, чтоб тот захватил себе седло.

Припасов собрать не успеют, мелькнула мысль у сорнца, но тут же он вспомнил, что для ежедневных разъездов обычно заготавливают все необходимое загодя. Он сбегал к казармам, где разжился снедью, сапогами и теплой одеждой. Прихватил он и висевшую на крюке у самой двери перевязь с палашом.

Фигура Рчара промелькнула в снежной круговерти у двойной надвратной башни. Старкальд кинулся к лестнице, дабы ему подсобить, но вдруг увидал, как внутренняя железная решетка поползла наверх. Точно так же поползли кверху и его брови. Рчар тянул огромную махину ворота. Один.

Но вот новое диво – южанин вновь показался на парапете, а ворота все поднимались. Следом за ним послушно плелись несколько дружинников с отсутствующим взглядом. Они не пытались прикрыть лицо от секущего ветра и волочили ноги, будто во сне.

Сорнец мог лишь остолбенело таращиться, не веря собственным глазам. Колдун! Он заговорил их!

Стражи, не обращая никакого внимания на бушующую вокруг пургу, принялись деловито вышибать упоры на массивных внешних вратах, потом налегли на створки.

Рчар вспрыгнул в седло, кивнул Старкальду, а тот все поглядывал назад – его захватили другие мысли. Всего тридцать шагов: забежать в барский дом, отыскать Манроя, достать клинок… это ведь так просто. Не может он уехать, не отомстив за Гирфи.

Но Рчар вдруг хлопнул его по плечу, и от прикосновения этого он вздрогнул. Искушение вмиг прошло – как и не было.

Свобода. Неужели он не спит?

Вот оледеневшие стены его узилища оказались за спиной, а впереди узкой, теряющейся в снежном мраке лентой уходила на север дорога, что делила надвое занесенный белым крошевом пустырь. Здесь, на широком просторе, ураган набирал великую мощь, а сопровождавший его неумолчный рев, едва слышимый за колдовской защитой Рчара, надрывался, будто раненый медведь.

Как в тумане Старкальд забрался на лошадь, дернул поводья и бросил взгляд на восток. Сердце его от благоговения заколотилось сильнее, и стук этот отдавался в ушах. Ветер безжалостно сек глаза, но он все равно увидел это.

Распухшее сиреневое око бури над горной грядой мерцало яркими сполохами, пожирая само небо. В сердце этой великой тьмы бурлил и переливался сгусток лилового пламени, окруженный неземным сиянием. Точно лепесток неведомого цветка он пульсировал, рождая волны плотного мрака, что толчками выхлестывались наружу и вершину за вершиной накрывали скальный отрог, затапливали долину внизу.

Вспомнились проповеди, на которых дряхлый полубезумный старец бормотал что-то про Бремя Великой Утраты – тот гибельный день, когда обессиленный, немощный Шульд уже не сможет вступиться за род людей, и те останутся один на один с чудовищами и могущественными порождениями скитальцевой своры. При виде этой картины те басни больше не казались такой уж чушью. Быть может, боги вслед за ясноглазыми уже покинули их мир.

Они оторвались от затмевающего небо зарева и поскакали прочь от города. Буран переметал дорогу и увлекал целые завесы снега к западу, в сторону далекой полоски леса. Кони сбивались с шага, крутили мордами, иногда вовсе останавливались, и только Рчар мог сдвинуть их с места: он легонько похлопывал перепуганных животных по крупу или гладил гриву, что-то при этом шепча.

Старкальд то и дело оборачивался. Рано или поздно рев утихнет, и поверженные дружинники остолбенеют, увидав раскрытые ворота. Они найдут пустыми стойла, пересчитают рабов, а после бросятся в погоню. Подобная наглость наверняка заставит Манроя побелеть от гнева – он этого так не оставит. Нужно постараться уйти как можно дальше, скрыться из прямой видимости. Конечно, снег ляжет и упрячет их следы, но в пустоши конного видно за десяток верст.

Поскорее бы затеряться в ближайшем лесу, добраться до речки или быстрого ручья, чьи воды еще не сковал мороз. Там гончие Красного Молота потеряют их.

Ветер и вправду уже не так бил в спину, давящий гул ослаб. Старкальд вытащил из ушей покрасневшие от крови шерстяные шарики. В мир вернулись звуки, он вновь мог слышать собственный голос и глухой перестук копыт. От Погибели остался лишь далекий заунывный рокот.

Зловещий лиловый цветок над Плетеными горами сжался в едва заметную плотную точку. Выпущенная им темень подбирала свои щупальца и утекала на восток. Небо над головой начало светлеть. Вскоре горы расправились, сбросили с себя хмарь и приняли обычный величавый вид, а от бушующего урагана остался только затихающий звон в ушах.

Добрались до спасительного леса, где валящимся, взмыленным лошадям дали отдохнуть от бешеной скачки. Животные переводили дух и щипали чахлую травку, кое-где пробивающуюся меж сугробов, Рчар рылся в захваченных Старкальдом мешках со снедью и что-то увлеченно жевал, а сам сорнец караулил у опушки, ожидая, что вот-вот из врат Черного города покажется змейка всадников. Но время шло, а погони все не было.

Морозный воздух щипал ноздри. К нему примешивались ароматы смолы и хвои. Так пахла свобода.

– Почему никого нет? – спросил Старкальд.

Он весь дрожал от нервного возбуждения. Южанин одним рывком словно вытащил его из-под толщи болотной тины, пробудил угасающее сознание, что гибло от невосполнимой потери.

Рчар нехотя поднял голову от мешка. Вид у него был беспечный и веселый, словно все их проблемы остались позади. Отросшие за два месяца рабства вихры и бородка покрылись седоватым инеем, лицо разрумянила стужа. Капюшон он не накидывал, словно холод нисколько его не донимал.

– Прошлого не надово боять. Будущего надово.

– На тебя посмотреть, так ты и за будущее не переживаешь. Откуда ты знал что произойдет?

Южанин пожал плечами и бросил ему шмат вяленого мяса, завернутый в капустный лист. Старкальд поймал, достал нож, принялся срезать тонкие полоски. В одной из сум нашелся также мех с какой-то кисловатой бурдой.

– Рчар сказал Стракалю, что Рчару о том шептали звезды.

– Почему же они мне ничего не шепчут?

– Звезды шепчут, да только у Стракаля, верно, уши песком забили.

Рчар часто городил околесицу, выдавая ее за глубокомысленную истину, но иной раз явственно шутил. Тогда темные глаза его особенно щурились, а уголки губ изгибались, обнажая ослепительно белые зубы.

Старкальду было не до смеха.

– Думаешь, Молот не станет снаряжать погоню?

– Молот обязательно снарядит.

– Тогда долго нам рассиживаться не придется. Что еще звезды сказали?

– Звезды сказали, что завтра взойдется солнце. И послезавтра взойдется.

– Вести важные.

– Даже звездам и Айяму не дано знаться все, что суждено лучиться.

Старкальд проводил взглядом косяк диких гусей, что тянулся к южной дали, и вздохнул – вот бы им такие крылья.

***

Беглецы вновь двинулись в путь, огибая протянувшийся далеко к холмам ельник по объездной тропе, укрытой мягким сверкающим снегом. Этой дорогой пользовались углежоги.

– Кто такой твой Айям? – спросил Старкальд. – Шульд? Солнцеликий?

– Не-ет. Творец солнца.

– Разве у бога может быть творец? Какой же он тогда бог?

Старкальд отогревал дыханием онемевшие руки, сетуя на то, что не сообразил стащить еще и варежки.

– У всякого бога в наличии творец.

– А кто же тогда сотворил самого Айяма?

Рчар хихикнул.

– Айям бывает велик и непостижим для Стракаля. Стракаль бывает велик и непостижим для муравья. А муравей, самый небольшой, бывает велик и непостижим для Айяма.

Сорнец потер виски.

– Бессмыслица какая-то, – устало произнес он, но все же попытался поразмыслить над этой несуразной мудростью.

Потом странное подозрение пришло ему на ум.

– Не про Скитальца ли ты говоришь?

Рчар затряс гривой курчавых волос.

– А кто такой Скиталец? – не отставал Старкальд.

– Рчар не знает кто такой. Но очень хочется узнать.

На этот раз южанин был искренне раздосадован тем, что не может с легкостью выдать остроумный ответ.

Доехали до развилки, и только теперь Старкальд вспомнил о том деле, ради которого он решился последовать за Рчаром.

– Я поеду в Искорку. А ты куда направишься?

– Тоже у Рчара есть важное дело в селе северного королевства звездов.

– Это какое же?

– Ваше село пожрался мрак. Рчар принесет в село большой свет.

– Опять эти твои загадки, – проворчал Старкальд, но тут южанин вдруг решил в кое-то веке прояснить напускаемый словесный туман.

– Сегодня семнадцатый день месяца Бархатца есть. Значит, пять дней назад в твое село зайти пошел мрак.

– Мрак? Какой мрак? Поветрие? – догадался сорнец.

Рчар закивал.

– Быть не может.

Южанин серьезно глянул на него.

– Козья моча. Как оно попало в город?

– Рчар не знает того.

– И как ты собираешься помочь?

– Рчар же колдун. А значит, может делать колдование.

Старкальд хмыкнул.

– Колдун… что ты сделал с теми стражниками?

Рчар оттопырил губу.

– Стражникам очень захотело Рчару помочь. Без стражников Рчар бы не открыл большую дверцу.

– А меня ты тоже … так?

Едва заметная ухмылка тронула губы южанина. Он ничего не ответил.

– Не думал, что повстречаю настоящего колдуна. Скажи-ка, кудесник, почему ты не взял остальных червяков? Или хотя бы Вульта? Мы могли бы убежать все вместе.

Рчар закивал.

– Могли убежать. Только нашим другам лучше будет остать за стеной. Там безопасно будет в эту зиму.

– Все настолько плохо?

– Плохо. Дурная зима пришла. И мрак.

Солнце уже клонилось к западу.

Черный город так и не исторг из себя всадников к тому моменту, как они перевалили пологие холмы и потеряли его из виду. Даже если Манрой отправит погоню, у них будет фора в несколько часов.

Старкальд кивнул на юг.

– Пять дней и выйдем на объездной сорнский тракт. Там полно беженцев и всякого отребья. Никто нас не остановит.

– Еды немного, – жалобно протянул Рчар.

– Может, и торгашей встретим. Они всегда стараются навариться напоследок, пока дороги не засыпало снегом.

– Рчару много рассказывали про ваше большое село. Древнее село. Рчар слышался разные легенды и другие говорения.

– Что, например?

– Слышал, что княжичья линия рода ведется от самых первых людей и ни разу не прерывается. Слышал, что роду уже две тысячи лет прошлось. Правду ли рассказали Рчару?

– А мне откуда знать? Я тоже такое слышал. Но может, хавероновы предки захватили север пару поколений назад, а всех несогласных вырезали. У некоторых только власть и богатство на уме, – Старкальд задумался, потом прибавил: – Я и сам такой, жадный и глупый…

– И все-таки звезды свели Рчара со Стракалем. Значит, Стракаль не простой человек. Стракаль станет меняться и делаться хорошие и великие вещи для звезд.

– Знаю лишь, что если меня как следует покормят, я наделаю самую великую кучу дерьма, какую только видывали в Нидьёре.

Рчар рассмеялся.

– Северяне странно шутятся. Но смешно.

Опускалась ночь. На небе расцветали серебристые горошины.

– Ну-ка, поговори с ними. Что они скажут? – предложил Старкальд.

Рчар запрокинул голову, посмотрел направо, налево и указал на россыпь, похожую на рогатого быка.

– Вот там есть яркая звезда. Она сказывала Рчару, что пора бежать. Она большая звезда. Даже больше солнца.

– Ты опять меня дуришь? Всем известно, что звезды – маленькие и тусклые, а Шульд – громадное пылающее око. Как их можно сравнивать?

Рчар с шуткой погрозил пальцем.

– Не-ет. Солнце – тоже звезда, просто солнце ближе всех есть, а остальные далеко. Очень далеко.

Старкальд обреченно вздохнул и вымолвил:

– Южане все такие ненормальные?

Под утро, очнувшись от тревожной дремы, он вдруг понял, что с того момента, как они покинули Черный город, он ни разу не подумал о Гирфи. Хитрый южанин все-таки напустил чары и на него.