Текст книги "Да родится искра (СИ)"

Автор книги: narsyy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Глава 7 – Под звездами

Мерин гулко стучал копытами по мощеной дороге.

– Так почему мы едем в Башни? – в который раз спрашивал у Феора сын, сидя перед ним в седле вполоборота.

Рассвет выдался холодным, и с каждым выдохом изо рта вырывалось облачко пара.

– Там безопасно.

– А почему я не могу поехать на своей Тряпочке?

– Задницу отобьешь. Трястись целую неделю.

– Но я хочу. Ничего не отобью!

Сьёргу было всего девять, и многого он еще не понимал.

Феор решил не медлить с высылкой семьи подальше – Рина уже ждала их у ворот с носильщиками. Взять их согласился Кайни, чей караван с двумя дюжинами наемной стражи сегодня снимался с лагеря и отправлялся на запад.

– Мы вернемся до Праздника Первых Морозов?

– Боюсь, что морозы застанут вас в дороге.

– Ну, как же? Я хотел потанцевать с Марикой и даже подарок ей сплел.

Сьёрг разочарованно вздохнул, теребя в руках браслет, свитый из разноцветных шнуров. Вдруг он вскинулся, осознав ответ отца.

– Вас?! Ты что, не поедешь?!

Феор покачал головой.

– Не сейчас. Я разберусь с делами и приеду.

– Отец, но я не хочу ехать никуда. И мама не хочет. Давай, мы останемся и поможем тебе с делами!

– Тише, Сьёрг, будешь капризничать, поедешь связанным. Ты же слышал, что произошло с князем?

В серых глазах мальчика отразился затаенный страх.

– Убили. И всю его дружину тоже.

– То-то же. Ты уже взрослый и будешь в Башнях за старшего. Понял?

Сьёрг кивнул и вроде бы успокоился, все еще обиженный, но довольный тем, что получил важный наказ. Он стремился всякий раз доказать отцу, будто давно вырос из мальцов, и его пора считать взрослым. Феор пользовался этим, чтоб сладить с крутым норовом сына и приучить того к послушанию – с утра даже разрешил ему приторочить к поясу ножны с коротким мечом.

В лагере караванщиков шли последние приготовления. Лошади у нагруженных фургонов в нетерпении топтались на месте и фыркали, рабочий люд по пятому разу проверял подпруги, колесные спицы, инструмент и веревки, которыми был закреплен товар: бочки с соленой рыбой и вяленым мясом, мед, пушнина, пенька, шерсть, речной жемчуг и разнотравье для настоек. У передней крытой повозки разъезжали всадники в серых одномастных плащах.

В крайнем фургоне он увидал жену, поучающую двух слуг, как складывать их пожитки. Рина была на полтора десятка лет моложе его, но время и ее не пощадило: седина тронула каштановые волосы, в уголках глаз залегли сеточки морщин, хоть сами очи – желтовато-зеленые, цвета наливных яблок – ничуть не потускнели. В остальном это была все та же худосочная двадцатилетняя девица, какой он встретил ее в гиблых землях близ Ховеншора.

Феор забрался в фургон попрощаться.

– Уверен, что не поедешь с нами? – без особой надежды спросила Рина, когда донесся протяжный свист, и первые повозки тронулись.

– Хотел бы, но не могу, – покачал головой Феор. Этот разговор повторялся вновь и вновь. Жена не оставляла попыток убедить его в том, что семья важнее какого-то там долга перед Домом и малолетней девчонкой, но Феор был непреклонен. Он не бросит Аммию одну. – Без вас мне будет спокойнее. Если затеется свара, лучше, чтоб вы были подальше.

Рина прильнула к его плечу и прикрыла глаза, но этот редкий момент нежности тут же прервал Сьёрг.

– Отец сказал, что в Башнях я стану главный, – провозгласил он, похваляясь перед матерью

– И каков будет твой первый указ?

– Ехать нельзя. Остаемся здесь.

Все рассмеялись.

– Передавай спасибо доброму толстячку.

– Хорошо, – улыбнулся Феор.

Так она называла Кайни; именно он предложил им поселиться в Башнях у его брата. У Соляного короля было множество обиталищ, родичей и полезных знакомств по всему Нидьёру. С ним Феора связывала старая дружба.

Первый советник напоследок обнял и расцеловал семью, затем спрыгнул с фургона.

– Отошли весть с табунщиками, когда прибудете.

Рина закивала.

– Ждем тебя как можно раньше.

– Раткар приедет со дня на день. Через пару недель станет видно, что он затеял. Если все обойдется, я возвращу вас обратно, – Феор повернулся к Сьёргу, в глазах которого застыли слезы, словно они расставались навсегда, – А ты, разбойник, присматривай за матерью.

– Угу, – угрюмо кивнул сын и притронулся к рукояти меча.

Змея телег и повозок стала карабкаться по холму и скоро потонула в утреннем тумане. Феор перестал различать махавшую рукой Рину и побрел домой, усталый и хмурый, как небо над головой, по которому медленно плыли набухшие снегом и дождем косматые тучи.

По пути советнику встретилось несколько смуглокожих беженцев, направляющихся к реке с удильными снастями и трещащих без умолку на южном наречии. Когда прибудет Раткар, жизнь у них может круто измениться.

Всем было известно, что, несмотря на запрет Хаверона, брат его из Седого Загривка использует на каменоломнях, лесорубках, смолокурнях и в рудниках не охочий люд, а самых настоящих рабов. Обращались с ними соответственно – как с инструментом или с тупой скотиной. В первые дни их истязали, морили голодом и холодом, так что бедняги теряли саму человечность и уподоблялись дворовым псам, которые даже не думают сбежать от изувера хозяина. Никакого жалования за свой труд они не получали. Ходили слухи, что иногда Раткар заковывал в кандалы не только пришлых людей, но и провинившихся жителей собственных деревень.

Самым гиблым местом был Черный Город – настоящая твердыня стародавних времен. Тамошние глубинные копи и плавильни обеспечивали железом весь север и окрестные земли. Сбежать из той крепости нельзя, и если уж раб попадал туда, то участь его была предрешена.

До смерти жены Хаверон строго карал за подобную жестокость и принуждение, но затем жизнь его самого круто переменилась, и он уже не напоминал прежнего грозного владыку. Князь увял, закрылся от мира, перестал реагировать на донесения о беглых мужиках, что в отчаянии приходили к его двору просить защиты от мучителя, а явившийся ему на смену Харси вовсе отмахивался от невольничьего беззакония. Все это развязало Раткару руки, и в рабские поселения его опять потекли орды страдальцев. Он богател, вооружался – и вот к чему это привело.

Регентом он не замедлит утвердить новые порядки, которые окончательно закрепят главенство грубой силы и превратят Дом Негаснущих Звезд в оплот жадных до наживы разбойников. Сгинет много верных людей, прольются реки крови и горьких слез, возможно, вспыхнут бунты, подобные тем, какие Феор помнил по юности в Ховеншоре. Тогда озверевшие от голода и нищеты простолюдины, с боем вырвавшиеся на свободу, с особой жестокостью передавили стражу, а после прошлись огнем и мечом по ближайшим городам.

В то время Феор поднимался на торговле шелком и другими элитными тканями, которые с каждым годом дорожали, ибо секреты их изготовления утрачивались. Во время восстания он и сам едва не попал под горячую руку.

Даже спустя столько лет Феор помнил эти сверкающие гневом глаза смуглых жилистых рабов, кожа которых была исполосована глубокими шрамами от ударов плетей. Доведенные до звериного состояния невыносимыми условиями быта, одержимые одной только местью, они, будто стая шакалов, раздирали господ на части и вешали на первом же дереве людей приказа, они насиловали женщин и поднимали на вилы любого, на ком видели богатое платье или у кого на поясе замечали полный кошель.

Странно было сознавать, что Раткара Феор боится больше, нежели подземного змея Нокташа или нападения порченых. «Нет чудовища страшнее человека» – гласила одна из мудростей Златых Истин, которые он любил перечитывать перед отходом ко сну. Правда, в последнее время он все чаще просиживал за книгами или размышлениями половину ночи, ибо множество тревог одолевало его.

Отряд Тимпая отправился к холмам севернее от Хаонитовых могил. Храмовник обещал слать вести о продвижении и успехах через местных или дозорные разъезды, но прошло уже две недели, а гонцов по-прежнему не было.

Он виделся искушенным ученым, но его советы и предостережения о близости Белого Поветрия приводили в замешательство. Никто не верил, что скверна может так легко перекинуться на север. Если это правда, их ждут беды пострашнее междоусобиц и борьбы за власть.

Семью Красного Барта Феор определил перебраться на время в лечебный дом – там, мол, Шатару будет сподручнее его врачевать. Сам вояка, горючими слезами оплакивающий погибших братьев, шел на поправку, хотя с постели пока не вставал. На расспросы он отвечал скупо, с трудом извлекая из памяти мучительные воспоминания. По его словам, такого чудища он за все свои пятьдесят лет не видывал. Змей взвился из-под земли средь бела дня и раскидал их в два счета. Был он так громаден, что проглатывал целую лошадь, а зубьями дробил крепкие валуны. Всю деревню перевернул он вверх дном, всех ратников покромсал или сожрал, не гнушаясь кольчужной броней и острой сталью. Барта змей зацепил краем и подкинул силищей своей в небо на три сажени, после чего в глазах сварта потемнело. Дальнейшее он помнил плохо: будто бы очнулся и что-то позвало его из мрака, а он, словно завороженный, смиренно пошел. Зачем пошел и что ожидал там найти, Барт не знал, сетуя на чары и морок.

За привычными заботами и приготовлениями к приезду Раткара день пролетел незаметно. Вечером, когда Неугасимое Око в бледно-розовом мареве стало уплывать за горизонт и тени удлинились, утомленный суетой Феор сидел на крыльце княжьего терема и наблюдал за тем, как Аммия упражняется в стрельбе из лука, разя одну мишень за другой.

Ветер ласково трепал ее распущенные волосы. Княжна уже совсем выросла и из девочки превращалась в юную деву, а кожаный доспех лишь подчеркивал ее гибкий стан молодой лани. Видя страсть дочери к воинскому снаряжению, Хаверон с юных лет разрешил ей брать уроки мастерства у лучших стрельцов.

– Феор, скажи, велик наш мир? – спросила вдруг Аммия, чем вывела его из задумчивости.

– Хм, пожалуй, что велик. До побережья южных морей не один месяц пути.Когда я жил в Ховеншоре, там почти ничего не знали о севере и считали, будто здесь обитают неразумные волосатые обезьяны, дальние родичи великанов.

Княжна хихикнула.

– А в Ховеншоре такие же люди, как у нас?

– По виду да, хоть кожа у них темна и одеваются они иначе. Там жарко, и Умирающий Творец карает всякого, кто осмелится выйти днем с непокрытой головой.

Аммия зарычала, когда вторая кряду стрела пролетела мимо цели. Перед следующим выстрелом она потрясла кисть и восстановила дыхание, надеясь вернуть былую меткость. Зазвенела тетива, и на этот раз деревянное чучело содрогнулось от попадания в самое яблочко.

– Я читала о народе, кожу которого Шульд сжег до черноты из-за их жадности.

– Ха, то моавинги, жители пустынь. Их земли на сотни и сотни верст сплошь покрыты белым песком. Я видел их на рынках, торгующих топазами и лазуритами, которые они добывают в глубоких копях.

– А есть люди с жабьими головами или крыльями за спиной?

Феор усмехнулся новой выдумке княжны. Аммия страсть как любила расспрашивать его про всякие чудеса, а иногда сама сочиняла какую-нибудь диковинку и на полном серьезе вела о ней речи.

– Не слыхал. Если и есть, то вряд ли их можно именовать людьми.

– А золотобородые?

– Как же. То люди с далекого запада, их корабли иногда заходили в порты Теима.

– Но на западе же Исчезающие земли. Там нельзя жить.

– Их родина еще дальше – на островах где-то в водах Зубастого Моря.

– Всегда хотела спросить, что это за дивное название? Море с зубами?

– Почти. Те воды скрывают чудовищ с огромными щупальцами, что сминают остовы кораблей, будто яичную скорлупу, а после утаскивают их в морскую пучину. Но торгаши все равно ходят там, ибо прямые маршруты сулят большую выгоду.

– В книгах я прочла, что Нидьёр круглый, как снежок, и если отправиться на запад и идти достаточно долго, можно вернуться в то же место, откуда начал путь, но с востока.

– Так говорят ученые мужи и мореходы, знающие толк в круговерти звезд. Но рано или поздно все равно упрешься в Пепельную завесу.

– Думаешь, завеса – это не стена, а нечто вроде облака, которое накрывает всю землю?

– Да. Под нее пытались подкопаться. Не вышло.

Аммия вздохнула, выпустила еще одну стрелу. Попала.

– Я слышала, будто Завеса движется. А ну как до нас доползет, что тогда?

– Тогда пойдем на запад, – усмехнулся Феор.

– Не пойдем!

– Княжна намерена покорить весь свет и разгадать тайну Пепельной завесы? – поднял бровь первый советник Феор.

– Да. А еще составляю план, как очистить Нидьёр от скверны. Чего ты смеешься? – с упреком поглядела на него княжна, уперев свободную руку в бок. – Кто-то же должен это сделать. Вот сидим мы тут за крепкой стеной, а что, если она развалится? Сколько можно отступать и защищаться? Ты сам слышал Тимпая – кругом разруха, поветрие губит целые города. Скоро не найдется никого из тех, чьей поддержкой можно заручиться. Останемся одни на краю мира.

Феор посерьезнел.

– Вы правы, княжна. Долго отсиживаться не выйдет. Но в таком деле одной силы меча недостаточно. Самый храбрый рыцарь не одолеет врага, слабости которого не понимает. Здесь нужны знания… все знания мира. А мы даже не возьмем в толк, с чего начать. Да и до того ли нам?

– Пошлем гонцов, соберем всех – Башни, Тучи, Сорн, Приречье, Камыши – и будем держать совет! Заставим их объединиться!

Феор покачал головой, представив, как их поднимут на смех.

– У людей свои заботы, едва ли кто-то откликнется. Для таких целей существуют Ордена, но и они борются лишь с проявлениями скитальцевой заразы, а не с ее сутью. Кроме того, большинство Орденов рассеяны или упразднены, а с другими потеряна связь. Где бродят их…

– Значит нужно искать эту связь заново! – вспыхнула Аммия и сердито топнула ногой, повернулась к мишени, прицелилась и отпустила тетиву. Стрела угодила далеко от центра деревянного щита, и девушка раздраженно фыркнула.

День ото дня она все больше удивляла Феора смелостью идей и ходом мысли, напоминая этим Хаверона в годы его славы. Тогда дух князя был непреклонен, а глаза метали молнии, и каждый при дворе заражался его уверенностью. Сам же Феор давно перестал верить, будто что-то в этом мире можно поменять. Слишком постарел и Нидьёр и он сам.

– Мы спросим у Тимпая, где искать других храмовников.

– Обязательно спросим, только бы поскорей он вернулся, – согласилась княжна. – Феор, а расскажи еще раз про большой поход на восток.

– Ох, давно это было – при моем прадеде.

Аммия отдала лук с колчаном слуге, присела на ступеньке рядом с первым советником и обратилась в слух.

Феор начал рассказ.

Тогда невиданное число рыцарей и монахов собрал при дворе светозарный Аддар, благодетельный король Ховеншора. В тот век земля приносила обильные урожаи, и могущество монарха простиралось на половину мира. Воинство Аддара с несколькими ясноглазыми в арьергарде легко расчистило от порченых весь край до самых Плетеных гор, и король уже вынашивал планы по их переходу и изучению таинственной тьмы, что медленно надвигалась с востока, пожирая само солнце. В лагерях царило небывалое воодушевление, у мужей огонь горел в очах и кипела кровь от сознания собственной великой мощи.

Простой люд всячески помогал ратникам снедью и овсом, местные землеправители обеспечивали подвод лошадей. Сам Скиталец, явись он тогда во всем своем ужасающем величии, не устрашил бы аддаровых храбрецов.

Распевая гимны, рыцарские полки под предводительством самого короля двинулись к предгорьям, растянувшись по равнинам на несколько дневных переходов. Сверкали латы, трепетали стяги знамен, гудели барабаны, и земли не было видно от их числа. Все ждали, что к зиме от нечисти не останется и следа, а самые смелые храмовники предполагали даже возвратить в королевский дворец Первосвета Гюнира.

Но беда пришла откуда не ждали. Погубило Аддара не чудище и не хворь, а злодейство одного из завистников. Его вместе с сыновьями отравили, и в один день все они погибли в страшных корчах. Слух об этом разлетелся по войску, как пожар по сухостою. В одночасье оставшись без правителя, военачальники не знали, кого слушать и кому отбивать поклоны, наемные бригады не могли найти человека, который заплатит жалование. Пошла сумятица и разброд, часть отрядов тут же свернула шатры и рассеялась. Сразу несколько претендентов на трон заявили о правах, намереваясь перетянуть на свою сторону как можно больше войск. Разгорелись ссоры, пролилась первая кровь. Ратники забыли о великой цели, ради которой собрались, и стали тузить друг друга вместо того, чтоб истреблять чудовищ. Началась большая война, прозванная Ядовитой.

Планы умершего Аддара расстроились, весь цвет рыцарства сгинул в усобицах, а герои, все же решившие в одиночку искать спасения для Нидьёра, пропали без вести на горных перевалах. Не прошло и года, как королевство Ховеншор увязло в раздорах и подробилось на множество мелких государств. Вскоре с юга задули гибельные ветра, принесшие Белое Поветрие, и столица его обратилась в тлетворные руины.

Для людей это стало тяжким ударом. Скиталец восторжествовал, и сама мысль изгнать его из Нидьёра с того времени казалась безумной несбыточной мечтой.

– Все повторяется, Феор. Теперь и на нашей земле братья ополчаются друг на друга, – тихо и печально произнесла Аммия.

Внезапно донесся отдаленный трубный глас и устремил их взоры к северу, где на едва проступающей вдоль леса полоске тракта, сбросившей первый снег, показалась группа всадников. Не нужно было разглядывать стяги над их головами, чтобы понять, кто едет.

– Я надеялась, что его сожрут волки по дороге, – вздохнула Аммия.

Она отдала распоряжение собирать на стол и встречать гостей, а сама ушла облачаться в подобающий случаю наряд.

О прибытии Раткара знали заранее, и в город он въезжал уже с провожатыми. По сигналу к холму, на котором располагался княжеский терем, стали стягиваться дружинники. На случай первой стычки Феор созвал самых преданных свартов из тех, кто был под рукой.

Народ выходил из домов и толпился у мощеной дороги, желая хоть одним глазком увидать нового господина. На крыльцо выскочили и княжеские: Кенья, краснолицый истопник Шорт с кочергой в руке и прочая прислуга. Лица их были тревожны.

Феор прикрикнул на них и отослал, чтоб не разевали рты, а сам отправился в Зал Приемов, где родичам должно встретиться, ибо впотьмах на холоде лобызаться не престало. На ближайшие дни по случаю принятия власти Раткаром затевался пир, и на кухне дел невпроворот – гостей, какими бы они ни были, нужно привечать.

Один за другим в зал с поклоном проходили вояки, представители совета, а также немногие приглашенные высокородные. Все они неловко переступали с ноги на ногу и шептались, пока не пожаловал громогласный Кайни, с которым толпа зашумела и оживилась. Наконец явилась Аммия. Длиннополое шелковое платье и шапочка цвета лазури, украшенные вышивкой, меховая накидка и рубиновое ожерелье придавали ей величавый вид и скрывали малолетний возраст.

Время шло, однако новоявленный претендент на регентство все никак не появлялся, хотя отряд его давно должен был въехать во двор. Княжна стала нервничать и ерзать в отцовом кресле. Феор, стоящий подле, старался ее успокоить, шепча на ухо ободряющие слова и поучая в очередной раз, как следует держаться и вести разговор. Аммия и сама все знала, но Раткар опасен и остер на язык – лучше не давать ему повода унизить себя в беседе.

Вдруг снаружи донесся какой-то шум и ругань. В зал влетел перепуганный мальчишка, нарочный Феора. С вытаращенными глазами он подскочил к нему, забыв даже о княжне, и пролепетал страшные слова:

– Там Данни. На бой вызвал его.

– Что ты говоришь? Кто кого вызвал?

Вновь открылись врата, стражники окликнули Феора. Поднялся галдеж и переполох. Стоявшие в задних рядах уже услыхали и хватались за головы, всплескивали руками.

– Говори же, говори! – требовал Феор.

– Раткара вызвал!

У первого советника глаза полезли из орбит и зашевелились остатки волос. Он должен был предвидеть что-то подобное – Данни не тот человек, кто забывает о мести. Феор поискал Астли и скрежетнул зубами – того еще не было.

В безысходном отчаянии глядела на него Аммия.

– Что это? Зачем? – жалостливо молвила она.

– Скорее, остановим их!

Гурьбой все высыпали во двор и оторопели от представшей картины.

Перед княжьим домом столпилось две дюжины всадников в дорожных плащах, под которыми, отражая последние лучи солнца, блестели начищенные доспехи. Лица под железными шишаками были темны, но на некоторых угадывались зловещие ухмылки.

Перед ними с обнаженным мечом в руке стоял одинокий Данни и что-то кричал. Трое искровых дружинников пытались его удержать, но тот огрызался, замахивался на них клинком и сверкал взглядом, полным гнева. Часть конников из Седого Загривка стала спешиваться и обступать его кольцом. Они уже тянули руки к эфесам, дожидаясь только короткого приказа, чтобы зарубить дерзкого наглеца.

– Милостивая Хатран, да он же алой виры требует, – шепнул сопровождающий их Натан, пока они пробирались к кругу.

Тем временем к тыну княжьего двора уже начал стекаться встревоженный криками народ.

– Что здесь происходит?! – подняла голос Аммия, выйдя вперед из толпы в окружении стражников.

Феор, что следовал за княжной, тут же узнал Раткара.

– Да рассеется мрак, племянница! Хорошо же ты встречаешь гостей. Неужто, люди твои позабыли об учтивости? – с деланной любезностью произнес рослый всадник на крепком вороном коне и прибавил более холодно: – Отзови этого рыжего пса, пока я не выдернул единственный его клык.

Годы избороздили лицо Раткара морщинами, однако это был все тот же надменный мальчишка, всегда второй, всю жизнь проживший в тени своего брата и оттого преисполненный обиды и жгучей злобы, которую вымещал на каждом, кто приходился под руку. Холодные, изумрудные глаза, резко очерченные скулы, тонкие брови, щетинистый подбородок – все в нем напоминало о Хавероне. Он не сошел с коня, приветствуя княжну – пока еще собственную правительницу, тем самым уязвив ее на глазах у всех.

– Да рассеется тьма, дядя. Прошу, прости меня. Случилось какое-то недоразумение.

Благочинный и светлейший облик Аммии мигом потерялся за словами извинений.

Вдвоем с Феором они обошли Данни и встали перед ним.

– Ты с ума сошел? Что на тебя нашло?! – шикнул Феор.

Рыжий сотник обдал его взором, полным мрачной, холодной решимости. По одному только выражению лица сварта первый советник понял – ничто и никто его не удержит.

– В другой день я уже не отомщу, а пока еще этот хмырь не регент. Пусть ответит за свои деяния, коли кровь не жидка, – сказал он тихо, а после уставился на неприятеля и грянул так, чтобы все слышали, Феор не успел его остановить: – Я, Данни, сын Тартальма, требую кровной мести от Раткара, сына Урдара! По воле этого человека при Могилах злодейски убили моего родича и многих других славных воинов, наших братьев! Я ручаюсь, что это правда, и готов за нее биться насмерть. Вызываю тебя на бой, Раткар! Пусть Шульд рассудит нас!

– Прекрати! Верни меч в ножны и забери свои слова! – пыталась перебить его Аммия, но тоненький ее голосок потонул в грозном кличе Данни.

Поздно, страшный вызов прогремел.

Собравшаяся толчея роптала. Заслышав перебранку, отовсюду, прежде всего со стороны гридницы, сбегались дружинники, но и они не знали, как поступить, и ожидали указаний командиров. Феор рявкнул им, чтобы отогнали зевак и закрыли ворота.

Его бросало то в жар, то в холод. По закону низовец, коим являлся Данни, не имел права требовать алой виры у человека княжеских кровей. Он мог бы просить домстолля только при наличии серьезных доказательств и по слову Преследователя. Об этом, конечно, знал и Данни, но месть затмила его разум. Ужели, он надеялся, что Раткар самолично выйдет против него драться?

– Принимай вызов! – крикнул сотник, подняв руку с мечом высоко над собой.

Аммия дергала воина за рукав и что-то лепетала, но тот словно не слышал.

– Уведите его! Он сам не свой! – повелел Феор сопровождающим Аммию дружинникам.

Власти над ними он никакой не имел, но те и сами понимали – затевается что-то жуткое. Воины было обступили Данни и потянули его прочь из круга, но тут раздался голос, которому они давно привыкли подчиняться:

– Оставьте! – громко произнес Астли.

Грузная фигура воеводы выступила на шаг из толпы. Он отнюдь не казался удивленным выходке Данни. Феор двинулся к нему.

– Что ты творишь?! Прикажи ему убрать меч!

Астли покачал головой.

– Так ты знал?! Хочешь, чтобы случилась резня в первый же час?

– Рыжий все равно никого бы не послушался.

– Так тому и быть! – возвысился над толпой голос Раткара.

Феор оглянулся и понял, что все напрасно – теперь предстоящую схватку не удержать ни уговорами, ни увещеваниями.

Раткар соскочил с коня и кивнул кому-то из своих. Плечистый бородатый воин мощного телосложения вышел вперед и встал подле господина – свирепый, пышущий звериной силой. На его фоне подтянутый, но тощеватый Данни смотрелся едва ли не мальчишкой.

– Ты оскорбил меня и моих свартов. Я так не могу этого оставить. Я принимаю твой вызов, но за меня будет биться Хедвиг, сын Хервина. И пусть звездный свет укажет нам лжеца! – провозгласил Раткар.

– Бейся сам! – выкрикнул Данни.

– Не ровня ты мне ни по чину, ни по крови, ни по умению! Побей сперва Хедвига!

– Трус! – проскрежетал в ответ на этот рыжий сотник.

Побледневшую от ужаса княжну утянули из круга. Кто-то подал Данни пару щитов, раскрашенных в бело-голубые цвета: один он взял на запястье, второй бросил неподалеку.

Хедвиг скинул плащ, затем кольчугу и поддоспешник, оставшись в одной просторной полотняной рубахе, перевязанной шнуром. Ему тоже протянули щит. Воин размял руки, взмахнул длинным клинком и продемонстрировал толпе хищный оскал, после чего та раздалась в стороны, уступив воинам больше пространства – никто не хотел случайно заполучить ошметок деревянной щепы в глаз.

Солнце совсем скрылось за лесом, и темнота напустилась страшная, да и сам воздух загустел от напряжения, будто напитанный ненавистью. Подпалили факелы, заигравшие красными отсветами на лицах перепуганных дружинников.

Соперники подали знак готовности и сошлись. Сталь врезалась в укрепленное дерево щита, клинки скрестились, взметнув сноп искр. Мужики по обычаю заухали и затопали.

С первых же мгновений преисполненный лютой злобы Данни стал напирать, издавая звериный рык с каждым ударом, но Хедвиг оказался проворен для своих габаритов и легко парировал всякий выпад, лишь иногда делая шаг в сторону, чтобы уклониться.

Феор, мельком бросая взгляды на сражающихся, протиснулся к княжне, что безуспешно пыталась вырваться от обступивших ее защитников.

Данни тем временем все наступал и сумел ранить врага в плечо из-за того, что щит Хедвига совсем разбился. Тому пришлось просить новый – последний, ибо по давним традициям в поединке дозволялось только раз сменить щит.

– Ты наверняка был там, у Могил! Признайся! – крикнул рыжий так, чтоб все слышали.

Раткаров сварт что-то буркнул ему в ответ и осклабился, но Феор не разобрал слов.

– Ублюдок! Кто убил Думни?! Ты бы принял меня за него, ибо мы близнецы! Скажи! – допытывался Данни, но Хедвиг лишь смеялся в ответ. Выучив норов противника, он сам осмелел и изредка находил момент, чтоб нанести резкий рубящий взмах, вспарывая воздух совсем рядом от цели.

Мечники сшибались бешено, наполняя стылую ночь песнью стали. Раткар же буднично расчесывал волосы гребешком и глядел на бой без особого интереса, словно и не сомневался в его исходе.

Наконец, Хедвиг выждал удобный момент и обманным выпадом вынудил Данни поднять щит чересчур высоко, после чего резко крутнул меч и полоснул того по плечу. Сотник зашипел от боли, но первая рана только распалила его, добавила сил и гнева.

– Говори, кто убил его!

Данни наскакивал на неприятеля, стремясь вымотать или заставить ошибиться, но теперь стало очевидно, что за ним лишь молодецкая удаль – богатырь из Загривка превосходил его силой, опытом и мастерством. Раз и другой он цеплял Данни острием клинка, а затем злой рок сделался его союзником – рыжий искровец запнулся о кочку, и Хедвиг не замедлил этим воспользоваться, поразив врага в бедро.

Сотник взревел и будто обезумел. С растрепанными, бордовыми от собственной и чужой крови волосами, запыхавшийся и раздувающий ноздри, он походил на зверя. Скорое поражение его стало явным, и теперь весь вопрос состоял в том, сохранит ли Хедвиг ему жизнь. Он и сам сознавал это.

– Не хочешь сказать?! Тогда пусть Шульд взглянет на тебя!

Данни вдруг отскочил на пару шагов, отбросил щит и достал из-за пояса кинжал.

– Склонись пред оком божьим! – повелел он страшным голосом и, набрав в грудь побольше воздуха, к дикому изумлению толпы ткнул ножом себе в левую глазницу.

Феор похолодел. В ужасе закричала Аммия. Народ громко ахнул, перестал топать и в оцепенении замолк.

Рыжий сотник с остервенением сковырнул глаз и издал истошный боевой вопль, вложив в него всю мощь своих легких. От звука этого с крыши княжьего дома сорвался с граем ворон. Испивший крови кинжал он бросил в сторону и опять вооружился длинным клинком, сверкавшим в прыгающих отблесках огня.

Совсем черным сделалось лицо Данни. Противник затрепетал и стал пятиться, но натолкнулся на стену из щитов – свои отпихнули Хедвига к центру круга.

Искровец вновь налетел на врага и одним махом разнес его щит вдребезги. Еще один удар Хедвиг принял на плоскость клинка, отчего сталь зазвенела, а сам воин Раткара потерял равновесие и на какое-то время завис в воздухе на одной ноге. Данни наотмашь ударил его кольчужной перчаткой в лицо, а затем пнул в бок так, что Хедвиг охнул и повалился наземь под радостные крики дружинников Искры. Меч вылетел из его рук далеко в сторону.

Скалясь и отдуваясь, рыжий неспешно приближался, дабы нанести последний удар. В неверном свете окровавленный лик его представлял жуткое зрелище. Гнев покидал Данни, ибо оглушенный соперник не мог подняться.

Вдруг раздался громкий голос Раткара:

– Твой брат был таким же безумцем?!

Данни расслышал это, позабыл о противнике, развернулся и, раздувая ноздри, зашагал к княжьему родичу. Взгляд сотника обдавал ледяной пустотой, и чудилось, что он сейчас бросится на врага, презрев все обычаи и правила. Раткар же ничуть не заробел. Он хищно щерился, сложив руки на груди, и демонстративно не сходил с места.

Нет, тут что-то не так. Его провоцируют и отвлекают.

Феор одним из первых заметил, как приподнял голову поверженный Хедвиг и как потянулся к сапогу. В руках его что-то блеснуло.

– Данни! Сзади! – остерег он, но не успел.

Метательный нож со свистом вспорол воздух и вонзился в бок рыжего сотника. Тот взвыл, вырвал его за рукоять, вновь метнулся к врагу, но Хедвиг уже успел перекатиться в сторону меча и вооружиться, потому был готов к атаке.