Текст книги "Долина теней (СИ)"
Автор книги: Morgan
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
Часть вторая. Фрагмент 6
Глава следующая.
Подкрадываются
Лапы
И бегут
Лапы
Ночь кровавых дел…
Рви своё сердце, рви свою душу,
Пока солнце чернеет…
Сегодня было всё иначе. Как будто музыканты играли громче, цвета одежд были глубже, а лица выкрашены ярче. Даже шампанское охватывало своим вкусом, своей фейерверочною лёгкостию мягче, игривее.
Она с улыбкой огляделась по сторонам и поймала его взгляд. Его – незнакомца в маске лиса. Он уже дважды танцевал с нею сегодня, от него шел такой упоительный аромат! Что-то терпкое, сильное, мужественное. И, порою, сквозь этот запах, она слышала его собственный – немного пота, немного кожи, что-то из косметики… Не важно! От этого у нее кружилась голова.
Он так славно танцевал, этот господин Лис! А уж когда она видела, как эффектно, как ярко они выглядят вдвоем! Огромное зеркало, что было в зале, отражало ее – красивую, стройную, грациозную, – и его – высокого, плечистого, статного, – взявшихся за руки и плавно вальсирующих через весь зал! О да! Они были королями бала!
И музыканты будто улавливали их ритм и вели свою мелодию в такт его шагам, в такт лёгкому, едва уловимому перестуку ее туфель из лучшей кожи!..
Но танец кончался, мистер Лис возвращал ее на место и, согласно этикету, шел дальше, а она оставалась ждать, намеренно игнорируя всех других, кто желал с нею танцевать.
Ну нет! Сегодняшней ночью она принадлежит только мистеру Лису, и только ему!
А он – ей.
Прошел еще один круг танца, и она поняла, что в крови ее шипит игристое вино. От этого ее ноги летали по полу все быстрее и быстрее, а смеяться хотелось все громче и громче! О, боги, пресветлые Боги! Как же ей было хорошо! Как весело! Вот она, жизнь! Именно о таком она мечтала! Этот огонь в груди, его будто не унять! Нужен срочно еще один танец! И еще один фужер! Больше танцев!
И музыканты, будто уловив ее мысль, грянули новый ритм!
И мистер Лис подхватил ее за талию и уверенно повел сквозь весь зал! Она повизгивала от восторга, когда ее партнер откалывал особенно лихие антраша или кружил ее, нежно сжимая тонкие пальчики ее руки!
Это было счастье, это была романтика. Близилась полночь и люди были счастливы.
Шампанское текло рекой…
Мистер Кода, виолончелист, чувствовал, что слышит музыку сфер. И дело было не в пыли фей, осевшей десяток танцев назад в его носу, вовсе нет! Просто вечер был особенным и обещал стать еще лучше: публика была податлива, как глина. Они чувствовали друг друга: небольшой оркестр и толпа ряженых богачей.
Люди были в восторге.
Но еще, как заметил мистер Кода, сегодня пальцы его будто жили своей жизнью! Ни одной фальшивой ноты, ни одного лишнего миллиметра смычком!
Как он успел заметить, мистер Септа и мистер Камень тоже были в ударе! Фагот и альт соответственно, они будто сроднились своей душой с остальным коллективом. Ни одной лишней ноты в импровизации! Ни одного фальшивого звука, только четкие и выверенные ноты, одна за другой. Мистер Кода мог бы поспорить на отсечение своих любимых пальцев, что такая слаженность была достигнута ими всеми вообще впервые с момента организации этого музыкального коллектива.
Люди кружили по залу… они танцевали и мистер Кода, высокий, чуть сутулый, с седеющими волосами, едва заметно ухмылялся в усы. Он видел, что конец вечера близок, что кавалеры уже активнее прижимают к себе дам, что легкие поцелуи перестают быть невинными. Всё это указывало на одно: скоро полночь и тогда музыка стихнет, а богачи уйдут кто куда.
Работа будет окончена.
Но…
Но мистер Кода вдруг понял, что не хочет этого. Он не хочет терять этот миг, не хочет останавливаться. Ни сейчас, ни вообще когда бы то ни было до тех пор, пока смычок не выпадет из его мёртвых рук! И, судя по всё возрастающей энергии окружавших его музыкантов, он понимал, что в своём желании отнюдь не одинок…
Высокий, чуть седой, мистер Кода активнее вгрызся в струны смычком. Резче! Чётче! Еще! ЕЩЁ!!!
И люди вели свои танцы…
Перерывов между танцами больше не было. Люди больше не хотели останавливаться, они буквально выли от желания танцевать. Они исступленно сучили ногами и махали руками, они прыгали и скакали, рассекая зал неровными линиями, шныряли вперед и назад. Они были счастливы, но понимали, что хотят больше. Они хотели танцевать, они стремились… танцевать, в то время, когда уже танцуют. Будто хотели раздвоиться, растроиться… и танцевать больше!
Шампанское текло рекой. Смех перерастал в визг. Разлетелся по залу крик: полночь! Снимайте маски! Долой маски!
И все принялись гоготать и визжать, показывать языки и кричать: долой! Маски долой!
Дамы лезли руками в лица кавалеров и срывали маски со своих партнеров. Срывали, но только лишь за тем, чтобы обнаружить…
Она тоже подхватила клич – маски долой! Была уже полночь!
Хотя часов здесь и не было.
Она протянула руку к лицу мистера Лиса и схватилась за яркий картон, оклеенный мехом. Она пыталась представить, как он выглядит. Такой статный, такой сильный… она чувствовала, как его тело бугрится мышцами, а член буквально втыкается ей в низ живота!
Она схватилась за маску и рванула ее на себя. Нить, прижимавшая картон к лицу ее партнера, лопнула. Маска отлетела прочь, ее тут же затоптали другие танцоры. Громко стенала и визжала музыка, трубы оглушительно ревели, струнные будто хохотали над тем, что открылось ее взору.
Сорвав маску лиса с мистера Лиса, она увидела, что под нею – такой же рыжий мех. Только он теперь покрывает всё лицо ее партнера. Высокий, статный, сильный, он поводил острыми ушками с черными кисточками и игриво смотрел на нее, приоткрыв пасть в звериной усмешке. Она видела остренькие зубки в его рту и… о боже, как же она его хотела! Сильнее, чем дальше танцевать! Сильнее, чем когда он был в маске! Она схватила его за мех на голове и притянула к себе, впившись губами в его пасть. Он ответил её тем же. По их лицам тонкой струйкой потекла кровь.
А вокруг этой пары… мужчины, носившие маски котов, становились котами. Теми же высокими, красиво одетыми людьми, но с головами котов. Маски львов обратились львами, собак – псами.
Повсюду в зале выли волки, шипели барсуки…
– Да, вот это хорошо! – услышал мистер Кода. Глаза его будто застилал туман. Будто молочная пелена затмила его разум, не оставив в нем ничего, кроме музыки. Той музыки, которой он жил всю свою жизнь. Он резко дергал смычком, чувствуя, что так надо и надо именно так. Что это – хорошо! – Да, вот так, дааа… – сладострастно простонал кто-то из его коллег. И мистер Кода подхватил это слово: – Даа…
А люди… больше не танцевали. Кто-то еще сохранял видимость движения по залу, но только те, кто еще не успел снять маски. Те же, кто их снял, буквально пожирали друг друга в страшных поцелуях. Кто-то уже разделся и совокуплялся прямо на полу. А кто-то попросту поднял платье, даже не став утруждаться раздеванием.
По двое, по трое, все на одного, все на одну… на полу, на стенах, на столиках, на стульях…
Только зеркало было неприкосновенным.
Даже музыканты – и тех повалили, вплели в клубки, против воли вырвав инструменты. Мистер Кода, придавленный двумя людьми, полз, сжимая в руках смычок. Он видел впереди свою виолончель. Ему нужно было лишь добраться до нее, лишь провести смычком по струнам… еще метр… еще…
Кто-то с размаху упал на него и задергался. Позвоночник Коды не выдержал и сломался.
– Чёрт, а у этих ребят хороший ритм! – пробормотал мистер Кода. Ноги его онемели и больше не двигались. Ну и что! Зато рукой он дотянулся до вио…
Чья-то нога с каблуком резко опустилась на шею музыканта и он затих навсегда, так и не осознав, что его последней нотой, сыгранной при жизни, был какой-то хилый диссонанс, случайно исполненный при падении на пол.
Страсть рвалась из людей. Она разрывала их на части и те, кто еще десять минут назад зажигательно танцевал по залу, теперь ощущал, что им надо выплеснуть накопившееся внутри. Они выли и рвали свою одежду, всё агрессивнее нападая на партнеров. Но одежда закончилась и люди принялись рвать друг друга, себя. Потекла кровь.
Зал заполнился воем. Рты, ногти, пальцы и руки обагрились кровью. Кровь капала на паркет, собиралась в лужи и текла, текла к зеркалу у стены.
А достигнув его, бесследно исчезала. Зеркало едва заметно, будто в возбуждении, вибрировало.
А потом всё затихло. Последний из танцующих прекратил подавать признаки жизни. Смолкла музыка, не слышны были больше стоны и крики, не было и звериного рычания или змеиного шипения, не было и сладострастных стонов. Осталась лишь тишина, едва прерываемая кровью. Капавшей на паркет кровью.
Капельки, постепенно всё более редкие, медленно стекались в небольшие лужицы. Лужицы превращались в ручьи. Они неторопливо текли к стене, к зеркалу, поджидающему их. Достигали зеркала и втягивались в него, будто дело происходило в замедленной съемке.
Через полчаса на пол упала последняя капля крови. Еще через полтора часа, зеркало перестало мелко дрожать, будто в лихорадочном возбуждении.
Крови в зале больше не было. Были только изуродованные трупы в лохмотьях. Все они: мужчины с властными, красивыми, волевыми лицами, девушки, своей красотою разбивавшие сердца, музыканты, до последнего тянувшиеся к своим инструментам, чтобы извлечь из них хоть еще одну ноту – все они были мертвы.
Загрызены, изодраны, затоптаны, задушены, задавлены – все. Тут и там на полу валялись чьи-то выбитые зубы, где-то даже лежали вырванные глаза и отрезанные груди. Из мешанины тел в центре торчали в разные стороны острые концы костей. В углу едва заметно подсыхала кучка мозгов.
Но нигде – ни капли крови. Будто все тщательно вымыли и отполировали.
И на всё это, едва заметно вздыхая, смотрело зеркало, пару дней назад пропустившее через себя на другую сторону мальчика и его игрушку. Зеркало, убившее их отражения. А потом и убившее всех, кто отдался порыву страсти в этом зале. Отныне и вовек это зеркало было проклято и очистить его мог только огонь.
Часть вторая. Фрагмент 7
Глава следующая.
Во тьме на той стороне.
В тенях кто-то был.
Собственно, Лондон скорее удивился бы, если бы в тенях не было никого. Он не видел обитателей зазеркалья – пока что! – но понимал, что встреча неизбежна.
Больше всего его изумило само устройство зеркальной изнанки: много тьмы и паутины. Тьму можно было объяснить: свет проникал сюда только через отражающие поверхности на его родной стороне. Через все отражения: в зеркалах, стёклах, ручках дверей, стаканах… но те места, где отражать было попросту нечему – они пребывали в перманентной тьме. Вполне возможно, что, когда на той стороне шел дождь, здесь становилось светлее. Удивительное, должно быть, зрелище! Вокруг кромешная тьма, а в ней пролетают светящиеся капли дождя, собираясь в светящиеся лужи на полу. Причем свет из этих луж шел снизу вверх…
С темнотой Лондону было всё понятно, но как объяснить паутину – он не знал. С его стороны никакой паутины видно не было. Возможно, это была не совсем паутина? Возможно, это было… время? Скопившееся в сгустки, выглядящие, как нити, развешенные тут и там? И чем старше было зеркало, тем больше паутины?
Да нет.
Просто отражения – они такие же древние, как и сам мир. Ну, может, чуть моложе. Просто с другой стороны, откуда пришел Лондон, время… исчезает. Утекает сквозь пальцы. Не накапливается.
А здесь ему некуда уходить, некому чистить и убирать прожитое время. Вот оно и оседает паутиной на всём.
Ну, или во тьме жили огромные пауки, которые и ткали эту паутину, разбрасывая ее везде, как силки.
Эта версия Лондона не сильно беспокоила – если тут есть какие-то агрессивные пауки, то он с удовольствием прикончит их своими ножницами. Если они все же рискнут на него напасть, в чем он сомневался. Возможно, дело было в том, что он выглядел не съедобным. Возможно, в том, что он стал замечать реакцию нечисти на его оружие. Нечисть боялась, боялась его ножниц. Мальчик не знал, почему, но видел, что ножницы его матери, этот обыкновенный портняжный инструмент, вселяет чуть ли не благоговейный ужас в его врагов. Возможно, дело было в том, что металл впитал что-то из своих жертв? Но что? Кровь? Души? Мальчик не знал. Да его это не сильно и тревожило – лишь бы его боялись. Его, и его друга-помметри.
Сколько они уже в пути? Когда он покинул отчий дом? Скольких монстров он повстречал на своем пути? Мальчик не знал. Первое время он об этом не думал, а потом стало уже попросту поздно, и он не стал считать. Может, он ходил год, может – два. А может, только месяц. Не имело значения. Впереди была цель – и только цель. Всё остальное он обдумает потом.
Лондон чувствовал, что отгородился этой мысленной командой от всяческих самокопаний, будто плотиной от бурной реки мыслей. И он подозревал, что, рано или поздно, плотина эта даст течь и тогда… а что будет тогда? Тогда, когда едва сдерживаемые мысли хлынут широким потоком?
Он не знал.
Первым живым существом, встреченным им в Зазеркалье, стал человек. Он не был ужасным монстром, не ткал паутину, и даже не имел при себе видимого оружия. Мужчине на вид было лет сорок пять-пятьдесят, крепкий, высокий, широкоплечий. Носил он серые брюки, высокие сапоги, белую рубаху с каким-то узором на груди, красный жилет. На голове – длинные волнистые русые волосы, обширные залысины прикрывает круглая шляпа-котелок.
Вид мужчина имел немного безумный: он сидел на полу, среди каких-то обломков и ветхих стен, будто в старом развалившемся сарае, и бормотал что-то себе под нос.
«На циркача похож» – подумал Лондон. Увидев обитателя Зазеркалья, мальчик насторожился – вдруг это всё же монстр? Рассчитывает на жалость прохожих, подманивает и съедает.
Лондон прикончил парочку таких.
– НЕ СМЕЙСЯ! – внезапно выкрикнул циркач. Он вскочил на ноги, вцепился руками в свои волосы и затравленно огляделся. – Не надо смеяться… – уже тише сказал он и вновь сел на пол.
– Никто и не смеется, – осторожно ответил Лондон. Поскольку здесь, кроме него, никого больше не было, мальчик решил, что обращались к нему. Иррах настороженно смотрел на мужчину и будто что-то прикидывал. Глаза деревянного человечка сияли недобрым светом.
– Что?! – мужчина подпрыгнул от удивления и оторопело уставился на Лондона. – Ты откуда тут взялся?!
Лондон заметил в руках мужчины каплевидный камень тёмно-синего цвета.
– Я просто прохожу мимо, – все так же осторожно ответил Лондон. – Я иду по своим делам и проблем не ищу.
– Проблем?! – взвизгнул мужчина. Он истерически расхохотался и с силой ударил по ветхой стенке сарая (или как можно было еще описать эту ветхую деревянную конструкция, одиноко стоящую посреди Зазеркальной тьмы?). – Ты уже по уши в проблемах, пацан!
Циркач ухмыльнулся, убрал камень в карман, вытащил из брюк толстую сигару, подмигнул Лондону.
– Кто ты? И что делаешь здесь? Как ты здесь очутился? – спросил мужчина.
– Откуда я – не важно, – ответил Лондон. – Как сюда попал – тоже. Хотя вам могу сказать. Я произнес заклинание, чтобы перейти на эту сторону.
– Сам? – удивился циркач. – Добровольно?! Но зачем?!
– Мне нужно было попасть сюда.
– Зачем, ради всех святых?! Зачем?!
– Мне нужно найти короля Зазеркалья, – просто ответил мальчик. – А зачем это мне нужно – это моё дело.
Собеседники помолчали. Мужчина оценивающе рассматривал Лондона. Тот в ответ смотрел на циркача.
– А кто вы? – нарушил паузу Лондон.
– Я? – удивился мужчина. Он чиркнул спичкой и принялся раскуривать сигару. – Я – всего лишь старый импресарио. Владелец небольшого цирка уродов и диковинок, – мужчина снял шляпу и изогнулся в шутовском поклоне. Несмотря на всё его показное веселье и словоохотливость, Лондон чувствовал в собеседнике зло. Причем не просто зло, но нешуточную злобу, жестокость, и безразличие. Будто тот мог не просто отобрать у ребенка конфету, но еще и сильно ударить его, чтобы не смел жаловаться.
– А вы как сюда попали, импресарио? – задал новый вопрос Лондон и тут же пожалел об этом: его собеседник испуганно вздрогнул, побледнел и почти выронил сигару из трясущихся пальцев.
– Сын Сатаны… Обманул меня! Сын Сатаны запер меня здесь!... Запер здесь!! – воскликнул циркач. – Об обманул меня! Перехитрил! Он смошенничал! Он дал мне не правильный камень! Ведь я же был прав, я перехитрил его! Я ответил правильно! – голос мужчины перешел в бормотанье и ворчанье. Импресарио снова сел на корточки и обхватил руками свои колени. Он раскачивался из стороны в сторону и всё что-то бормотал о том, что его обманули, подставили, предали. И про какой-то камень…
Выпавшая из рук сигара куда-то бесследно исчезла.
Лондон с минуту постоял на месте, размышляя, как ему поступить. Он опустил глаза на Ирраха, тот молча посмотрел на хозяина в ответ и развел руками. Мол, ты – главный, тебе решать. Жираф – большой, ему видней. Лондон подумал еще немного. Чем он мог помочь этому безумцу? Он не знал, как вывести его из зазеркалья. Не мог он и позвать его с собой, потому что видел в мужчине зло и не доверял ему. К тому же, с головой у него явно непорядок. Мальчик уже собирался было попрощаться и уйти, не дожидаясь ответа, как вдруг импресарио вновь вскочил на ноги и воскликнул:
– ХВАТИТ РЖАТЬ!!! – он вновь вцепился в волосы и с силой потянул за них. Шляпа упала с головы циркача и покатилась во тьму. – О нет! – охнул тот, опустился на корточки и быстро пополз за шляпой. Он поспешно догнал ее в углу сарая, сел на пол, прислонился спиной к углу строения и принялся деловито отряхивать шляпу. Он счищал с нее соломинки, когда Лондон уловил едва заметное движение у циркача за спиной. Откуда-то из теней за спиной импресарио появилась маленькая ручка. Сначала мальчик решил, что ручка принадлежит ребенку, но потом увидел, что кожа на руке покрыта морщинами и пятнами крови. Еще через мгновение за спиной циркача бесшумно появилась маленькая растрепанная карлица в пышном платье аляпистых цветов. В одной руке она держала палку с трещоткой. В груди карлицы зияли кровавые дыры, изо рта сочилась кровь.
Циркач не заметил ее появления, он все еще сидел и чистил шляпу, выбивая из нее пыль о голенище сапога.
– Тьфу ты, сколько пыли! – пробормотал тот ровно в ту секунду, когда окровавленная ладошка карлицы, пришедшей из тех теней, что всегда у человека за спиной, резко вцепилась ему в плечо.
Импресарио взвизгнул и попытался вскочить на ноги, но не вышло: карлица, ядовито засмеявшись, ловко сунула мужчине в ноги свою палку с трещоткой. Запутавшись в своих конечностях, циркач вновь повалился на четвереньки и только что почищенная от пыли шляпа, мягко шурша, укатилась куда-то в темноту.
– Моя шляпа… – расстроенно пробормотал импресарио. Он побелел от ужаса, но все же смог обернуться. – Ты? – удивился циркач. – Но сын Сатаны убил тебя... ты была мертва! Мертва! – последнее слово мужчина буквально провизжал. – Как ты нашла меня?! Зачем?! Почему я?!
Карлица ничего тому не ответила. Она лишь вновь рассмеялась (и Лондон был готов поклясться, что ей будто вторил целый сонм других голосов) и переползла на грудь лежащему теперь на спине циркачу. Кровь из ее многочисленных ран сочилась тому на белоснежную рубашку.
– О нет, только не опять… – захныкал импресарио. Он закрыл лицо руками и разразился слезами.
Лондон не знал, как ему поступить. Это явно была давняя вражда. Может, и не вражда даже. Очевидно, мёртвая карлица – это мстительный дух, преследующий импресарио уже долгое время, причем. Зная характер этого циркача, мальчик даже не удивлялся тому, что видел перед собой – этот мужчина явно имел чёрное сердце, за что и расплачивался сейчас. Чем он ей не угодил? Чем обидел при жизни? Может, он убил ее? Или повинен в ее смерти?
Мальчик не знал.
Мужчина лежал на полу и негромко стонал, карлица сидела на нем верхом и злобно щерилась, периодически заливаясь смехом. Они напоминали какую-то абсурдную карикатуру на конную статую: вместо сильного благородного жеребца – поверженный в пыль циркач, а на месте лихого седока – окровавленный дух крошечной женщины.
Оставив этих двоих решать свои проблемы самостоятельно, Лондон вновь пустился в путь, по пути наткнувшись на укатившуюся шляпу. Пожав плечами, мальчик швырнул головной убор, не глядя, в сторону растворяющегося во тьме сарая.
– Не моё это дело, Иррах, – негромко сказал Лондон так, будто деревянный человечек его о чем-то спросил или в чем-то упрекнул. – Я не знаю, этого мужчину. Да даже если бы и знал… Понимаешь, я чувствую в нем зло. Злобу, ненависть ко всему светлому, – мальчик вроде говорил со спутником, а вроде и просто рассуждал вслух. – Помнишь, мы встречали таких раньше? В лицо тебе улыбаются, а потом пытаются побить и навредить.
Иррах кивнул. Да, таких людей они встречали неоднократно на своем долгом пути.
– Я не хочу иметь с ним дел, – продолжил мальчик. – Если бы я прогнал эту покойницу, что с того? Циркач бы не пошел со мной, а если бы и пошел – зачем он нам? Я чувствую, что проблем было бы от него гораздо больше, чем пользы. К тому же, он явно тронулся умом. Зачем нам сумасшедшие, правда? – Лондон вновь посмотрел на Ирраха. Деревянный человечек молча кивнул. – Мы с тобой – здоровые, не сумасшедшие. Мы – нормальные. Нам не нужна такая компания! – уверенно заявил ребенок, совсем еще недавно угрожавший мучительной смертью одной ведьме.
Иррах вновь кивнул и молча продолжил путь. Его цели были просты – быть рядом с мальчиком, оберегать его, заботиться о нем. Остальное – не важно.
