сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
- Мы дошли до Темзы, - возвестил псих, чей голос был единственным, что поддерживало Артура в темноте.
Но неприятности никогда не ходили поодиночке. Худшее было то, что после всех его злоключений рация периодически барахлила. Может, это было связано с тем, что он находился глубоко под землей под толщей земли, труб и камня, но иногда рация хрипела, шуршала и издавала помехи. В одном месте, где был целый блок ответвлений и Артур вышел как на балкон, над располагающимися внизу широкими трубами в черной воде копошились три обнаженные бледные твари, в его ушах вдруг заиграла песня Гарри Нильсона «Кокосовое молоко». Он был уверен, что натурально «двинет кони» от испуга, когда, стараясь тихо пройти по каменному выступу и разглядывая их белую кожу, утопающую словно в чернилах, лысые черепа, торчащие лопатки, локти и коленки, по которым он случайно мазнул светом фонарика, твари завопили, как ненормальные, а в его ухо пропели «…братец купил кокос, он заплатил за него десять центов». Веселый вкрадчивый мотив практически сводил с ума, и Артур, чуть не получивший инфаркт, поклялся, что если это шутка психа, то он найдет его и намотает его кишки себе на шею в виде трофея. Но это была мертвая радиостанция, которую внезапно словила рация, проигрывающая в повторном режиме альбом Нильсона.
- Еще далеко? – несчастно спросил Артур, выходя на очередную развилку в туннелях. Рация вот уже пять минут только шипела, и он не решился идти дальше на свой страх и риск, а остался немного отдохнуть.
Помещение было высоким, и по форме напоминало колодец. По верху, куда он вышел, шла металлическая решетка без поручней, заворачивая за угол и переходя в очередной туннель. Снизу, почти на глубине трех метров, проглядывалась влажная земля и комья грязи. Спускаться туда совершенно не хотелось. Напротив, в стене на той же высоте, где находился Артур, располагался выход из очередного каменного кармана в виде верхней половинки круга, со свисающими с края водорослями и тиной из черной пакли.
Казалось, что здесь было тихо, только где-то в темноте уже привычно, но все так же гнетуще капала вода. Это место было отвратным, худшим из того, где бывал Артур, а сейчас у него был некоторый опыт, чтобы судить. Он уселся, свесив ноги в пустоту, отложил фонарик рядом и вжикнул молнией рюкзака, чтобы достать сэндвич и флягу с водой. Ревизия многострадального запаса показала, что аккумулятор для подзарядки рации от удара развалился на части, и Артур скинул его вниз с решетки без зазрения совести. «Зеленые» теперь его не наругают. Загрязнять природу здесь было в принципе невозможно, потому что это была не природа.
Он сидел в темноте, грязный, вымотавшийся, как какой-нибудь беспризорник… хотя именно им он и был. Артур вытер грязь с лица рукавом и продолжил есть, даже не вспомнив про свою прошлую любовь к гигиене, отошедшую на задний план. Он о многом не вспоминал уже очень долгое время: о приставках, видеоиграх, фильмах, крутящихся в кинотеатре, новинках, моде, планах поступить в университет. Этот список можно было продолжать до бесконечности.
Все, о чем он теперь думал, это найти место, где он мог бы поспать. Безопасное место. Раньше он мог нежиться в кровати несколько часов, расслабленно ворочаясь в одеялах, волнуясь только о том – хватит ли яиц на омлет и есть ли хлеб для тостов. Сейчас ему нужно было четыре часа в любом уголке мира, куда не добрались бы твари, и пусть там был бы только голый пол, Артуру было наплевать. Это место он бы полюбил раз и навсегда. Оно принесло бы ему покой, ведь он уже так устал сражаться.
Он вздохнул, словно тяжесть мыслей висела на нем сейчас непереносимым грузом, и уставился пустым взглядом перед собой, уходя в задумчивый транс, пока тело тихо ныло об усталости. Ему показалось, что в непроглядном мраке каменного кармана что-то сверкнуло, но не придал этому значения. Ему вспомнилось, как сверкали глаза кошки в темноте, когда он прогуливался в круглосуточную химчистку возле дома. Хотя был поздний час, та сидела на широком заборе, свесив хвост, и эти два пятна на мордахе, как два черных зеркала, отражали свет.
Он тряхнул головой. Ему нельзя расслабляться. Не сейчас. Он собрал рюкзак, кряхтя и заставляя себя, встал и, думая, что здесь все равно нет другого хода, пошел по решетке дальше. Она дергалась и дребезжала от его шагов, и Артур даже не успел понять, что случилось. Громкий лязг, горизонт повернулся вокруг своей оси, и он получил резкий удар в спину, выбивающий воздух.
Артур попытался проморгаться, но все плыло и глаза слезились. Он немо раскрыл рот, сипло кашлянул, один, второй раз, впуская в легкие мизерные капли воздуха, и понял, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Рация слетела с джинс и шипела где-то рядом, перейдя в режим отдачи сигнала. Фонарик упал так, что освещал стену напротив, но он видел ее перевернутой вверх ногами. Каменный карман теперь был нижней половинкой круга, похожий на улыбку, а черная тина была как гитлеровские усы.
«Что за бред в моей голове?» - нахмурился Артур, мутным взглядом смотря на стену и раскрыв рот, как задыхающаяся рыба. Один полный вдох – это все, что ему было нужно.
Из каменного кармана вылезла рука, словно светящаяся своей бледностью на фоне потемневшей от времени стены. За ней вторая. За руками показались плечи в оранжевом комбинезоне, потом голова и лицо. Он подумал, что это странно, ведь раз он видел все в перевернутом виде, то лицо никак не могло смотреть ему глаза в глаза. Если только у существа перед ним не была свернута шея на все триста шестьдесят градусов, и это объясняло, почему оно, с телом мужчины в одежде рабочего, выползало задом наперед, двигаясь как паук.
Он вдохнул полной грудью, вынырнул в действительность, и тени перестали сковывать его зрение, а слух прекратил глушить его, словно до этого он все время был в батискафе. Спокойствию это не помогло. Артур раскрыл от немого ужаса глаза, наблюдая, как тварь сползла вниз по стене и шлепнулась на мокрую землю в двух-трех метрах от него. Кожа обтянула череп, глаза запали и провалились, кадык торчал из шеи под неестественным углом. Руки тонкие, слабенькие, костлявые, но цепкие. Рация шуршала, шипела помехами, привлекая внимание твари, но никто не мог ее заткнуть.
Артур попытался подняться, но даже не смог поднять руки. Его пальцы впустую загребали комья земли, пока тело сотрясала дрожь страха. Он сглотнул и сипло попытался позвать на помощь, наблюдая, как медленно приближалась его смерть. Из него вырвался слабый невразумительный хрип.
Оно было неуклюжим, медленным, не могло приноровиться двигать руками и ногами, пока голова смотрела на мир наоборот. Оно явно упало сюда, во тьму, и было неспособным угнаться за быстрой едой. Оно было очень, очень, очень голодным.
Артур судорожно тянул пальцы, чтобы дотянуться до чего-нибудь, чего угодно, когда тварь за два шага от него ушла в тень. Он слышал только дыхание. Глубокое, близкое, такое близкое, что он почувствовал дуновение воздуха на виске.
Пальцы нащупали край дубинки, которая еще каким-то образом не потерялась и осталась у Артура на поясе. Он скосил глаза, но ничего не увидел, зато чужое дыхание шумно выдохнуло ужасную вонь гниения ему прямо в щеку, словно это жуткое пугающее до смерти Нечто только что открыло свой рот, приноравливаясь к куску посочнее.
Он схватил дубинку, с невозможным усилием и с острой болью в плече, скользя мокрыми от земли пальцами, стянул крышку и с размаху ткнул туда, где контурами очерчивался рот этой дряни, выпуская защелкой внутреннюю пружину. Раздался звук, с которым бы хрупал орех, если бы внутри него была мягкая сердцевина. Руки Артура коснулся холодный язык, который пытался сглотнуть даже в конвульсиях смерти. Зубов у твари едва насчитывалась парочка, и голые десны касались его кожи, когда тварь булькнула последний раз и свалилась на него своими отощавшими костями.
По щекам стали катиться крупные слезы, Артур отвернулся от оказавшегося впритык лица твари и жалобно простонал. На него накатило отчаяние, тело по-прежнему отказывалось действовать, и он лежал в темноте, словно обнимаясь с пришедшей из мрака дрянью. Рация шипела и надрывалась шумом, возможно, созывая других таких же существ. Артуру уже было наплевать, он лежал на земле, придавленный тушей, окруженный запахом смерти, плакал, сглатывал соленые слезы, горло словно сжала рука, душа его рыдания, и так прошла вечность.
Когда слезы, нервы и сам Артур кончились, он выбрался из под заледеневшего тела, неловко спихнув его в сторону. Пошатываясь, он дошел до фонарика, поднял его, нашел рацию и выключил ее наконец. Наступившая тишина была блаженством для ушей.
- Артур, - тихо, словно молился, произнес псих. – Скажи, что ты жив. Скажи, пожалуйста. Не молчи, если ты там. Боже, у меня сейчас сердце разорвется слушать это.
- Я тут, - хрипло произнес Артур, упав на колени и привалившись к стене плечом.
В ответ рация облегченно выдохнула.
- Господи Иисусе, ты просто чудо. Тебя не укусили? – голос психа был нежным и заботливым.
Артур не выдержал и снова всхлипнул. «Катитесь все со своей заботой», - думал он, сжимаясь. – «Просто оставьте меня в покое. Все. До единого. Просто оставьте меня».
- Малец? Эй, малец? – снова позвала рация. – Артур? Блять, да ответь мне! Ты ранен?
- Нет. Отвали, - безэмоционально произнес тот, чувствуя, как от холода отнимаются пальцы на ногах, а мокрая влажная земля забилась ему за ворот и стекает одинокими каплями по спине. Он почти падал обратно на землю, оставшись без сил.
- Артур, не время сдаваться. Блять, пацан, мы же так близко. Мы почти у цели. - Тон мародера стал еще тише, - Детка, прошу тебя, я доведу тебя до безопасного места, обещаю тебе. Клянусь всем, что у меня есть. Блять, жизнью клянусь. Артур, только сейчас не смей опускать руки, – этот голос был последним, что не давало ему упасть в трясину. Он звучал, словно остался последний шаг до победы. Словно ему было не все равно. Словно он был ЕДИНСТВЕННЫМ, кому было не все равно, и он просил, упрашивал, умолял так, что пустой изнутри Артур против воли тянулся к этому голосу.
- Ты обещаешь? – слабо спросил он, обнимая себя за плечи, но привстав на пару дюймов от земли. Дюймы, которые были для него подвигом.
- Обещаю, Артур. Я доведу тебя до Убежища, чего бы мне это не стоило, - уверенно произнес Мародер и дал то последнее, что помогло сделать толчок. Он дал надежду, когда другого ничего не осталось.
Он поднял рюкзак над собой, когда оказался в воде по грудь. Узкие туннели канализации кончились, и Артур пробирался вброд под каменной аркой, находящейся над ним в метрах пятидесяти. Дышалось свободно. Не было никаких запахов, кроме речных. Воздух свежий, а игривый ветерок трепал волосы Артура, и чувствовалась что-то особое. Он понял, что именно, когда поднялся по каменным ступеням на набережную, скинул рюкзак на брусчатку в укрытии козырька, вышел под открытое небо и поднял голову.
Собиралась гроза. Темные тучи заволокли горизонт от края до края, а полная луна круглым боком выглядывала из-за темных клубов. Закрапала морось.
- У нас штормовое предупреждение, - прокричал ему в ухо Мародер. – Водоочистительная станция, через которую ты вышел, должна быть сверху, в виде церкви. Можешь укрыться там.
Мелкий дождь сменился полноценным ливнем, и капли, ударяясь о шифер, мостовую и негорящие фонари, украшенные черными вензелями, пустили волшебный шорох и перестук.
- Слышишь? Это самое прекрасное, что я когда-либо слышал, - отозвался Артур, никуда не спеша и дрожа всем телом, когда поднявшийся ветер стал пробирать до костей. Холод обжигал до боли, но это была правильная боль, его кровь горела. В темноте он видел лишь острые крыши зданий, протыкающих небо, когда, потревоженные штормовым ветром, зазвонили колокола.
Псих хмыкнул и вдруг низким голосом c раскатистой хрипотцой спросил, словно спрашивал об интимном секрете:
- И что ты чувствуешь, детка?
С первой сверкнувшей молнией и последовавшим оглушающим грохотом, отозвавшимся в груди, внутри Артура появилось нечто новое, еще немое, но огромное, как это небо, и всемогущее, как эти гроза и ветер. Завеса дождя намочила его с головы до ног, вода стекала с носа, пальцев, он фыркал и промаргивался, когда капли попадали в глаза. Вода очищала то, что, как казалось, умерло в той канализации.
Гром пророкотал и пронесся по всему небосклону, сверкая вспышками в мрачных иссиня-черных тучах. Артур беззащитно раскрыл руки, словно хотел обнять весь мир. Он дышал полной грудью, жадный до воздуха и жизни.
- Я чувствую, словно родился заново. - Он замолк, а потом добавил. - И я тебе не детка.
Их общий смех освободил в Артуре радость, взмывшую до самых разгневанных небес.
Чем обязан я вам, - если с Темзы вы родом, -
И коварным, отмеченным Хартией, водам?
Разве должен терять я присутствие духа
От всего, что вдувает наушник мне в ухо?
Берегов этих лживых я был уроженцем
И в бесчестных волнах искупался младенцем,
Смой, Огайо, с меня эту мутную воду!
Я родился рабом, но познаю свободу.
========== Песня ==========
Несмотря на дождь, Артур решил идти дальше. Под покровом грома и ливня он мог безбоязненно пересечь открытые улицы, чего опасался бы в ясную погоду. Он шел вдоль набережной с открывающимся видом через Темзу на мрачный горизонт из множества силуэтов зданий, Тауэрский мост до сих пор был подсвечен прожекторами, а черная зеркальная гладь воды шла волнами и рябью. На том берегу Артур видел деревянный помост пирса, возле которого стояла большая грузовая баржа. На судне ходили люди, неловко размахивали руками, изгибались, сутулились, ударялись о большие железные контейнеры. Их было там двадцать или двадцать пять навскидку, все, кто понадеялись на спасение и не получили его.
Из воды подмигивали красные столбики с сигнальными огнями и, как мертвый обрубленный лес, тут и там торчали подгнивающие деревянные сваи. Моторная лодка своим острым носом выехала на отмель и перевернулась, замерев кверху брюхом среди сваленных в кучу бочек. Артур шел вдоль изгороди, накинув на голову капюшон и предупредительно держась в тени. Он прошел мимо надписи «МЫ ВСЕ ОБРЕЧЕНЫ», которая соседствовала с неоновыми вывесками и рекламными щитами, где были изображены улыбающиеся семьи. Кому теперь есть дело до рекламы? До товаров в магазинах? До новой приставки, машины, поездки на Гавайи?
Над головой послышался ритмичный шум, и Артур задрал голову, присматриваясь. Это был вертолет, направляющийся в сторону тюрьмы, которая черной махиной стен возвышалась на том берегу.
- Как там, в Тауэре? – спросил он по рации.
- Десять человек, из них двое раненых, не считая детей, совсем маленьких. Ждут посадку вертолета во внутреннем дворе.
- Ну, надеюсь, у них все получится, - пожелал им Артур, рассчитывая, что когда-нибудь придет и его очередь. Ему все равно было не успеть к ним, даже если бы он бежал со всех ног. Вплавь он ни за что не сунулся бы, так как еще у водоочистительной станции видел нескольких тварей в воде, и это был не самый безопасный путь.
- Шуму они наведут, будь здоров. Такое ни одним дождем не скроешь. Если успеют смыться вовремя, то это будет первая удачная эвакуация с начала эпидемии. Конечно, они еще не знают, что их раненые, - рация неловко замолчала, - в общем, они никуда не полетят.
- Они заражены?
- Угу, - словно был занят другим, задумчиво ответил Мародер.
- И что, их просто оставят здесь? Умирать? – возмутился Артур.
Рация не стала с ним спорить или что-то доказывать, а просто спросила:
- А ты как думаешь? Как бы ты поступил с теми, кто через пару дней будет опасен для всех? Ты бы рискнул?
Артур остановился, провожая тяжелым безрадостным взглядом огни вертолета, пока тот освещал себе путь в небе, а затем с глухим хлопаньем скрылся за стенами Тауэра. Дождь косыми каплями падал на лицо, молнии перестали подсвечивать низкие тучи, и небо словно стало темнее.
- Они же еще люди, их нельзя оставлять, - наконец произнес он. – Это не по-человечески.
- Ты прав, ЕЩЕ люди, – уточнил он, а затем согласился. - И да, это не по-человечески. Я бы на их месте просто пристрелил бы больных, чтобы не мучились.
Артур подумал, что ему показалось. Или дождь помешал ему расслышать.
- Ты бы их что? – переспросил он, продолжив путь в тенях набережной. Он обошел дорогу, спустившись к воде, снова поднялся по каменным ступеням, направляясь к повороту, который уходил за реставрирующееся здание, закрытое тентом «Скоро открытие! Мы ждем вас 1 ноября! Развлекательная программа для детей и взрослых, подарки всем!». Артур подумал, что это выглядело даже иронично. Тент раскачивался на заборе от ветра, задувающего в щели и надувающего его, как парус, а прозрачные капли стекали по некогда яркому шрифту.
- Только не говори, что их нужно оставить в живых, пока они не начнут гореть живьем изнутри? – неожиданно едко спросил Мародер.