сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
Артур не мог сравниться по быстроте с той же газелью, поэтому запинался, опасно маневрировал на спусках, сбегал со склонов, скользя по траве подошвами кроссовок. Рюкзак больно бил его по спине, пока он не почувствовал, что словно истончался, натягивался все сильнее изнутри, дыхание сбивалось все чаще, а боль в груди становилась все отчетливее. Маяк приближался так медленно, мучительно медленно, как последняя надежда, которая умирала вместе с его силами.
Он сначала не поверил, когда показалась дорожка до домика смотрителя, которая огибала остров аккуратной узкой змеей вдоль обрыва по правой стороне. Артур взмок с ног до головы, все тело горело, а особенно драло горло, которое в экстренном темпе прогоняло воздух через легкие. «Еще чуть-чуть», - молился он, предпочитая не думать, что, возможно, там его ждут еще большие неприятности.
До домика он добрался как пьяный, его нещадно шатало, ноги заплетались и норовили уронить самого Артура на землю. Он добежал до стены и, не успев затормозить, впечатался в нее, амортизировав удар руками. Не оборачиваясь, он попытался обойти домик, сделал пару быстрых, но усталых шагов мимо окна, когда его сшибли, как бронепоездом.
Артур вскрикнул, ударился сначала бедром о подоконник, проломил плечом стекло, и его затащило внутрь под звук бьющегося стекла и тяжестью чужого веса, головой вниз. Он рухнул, приложившись сначала затылком об пол, потом спиной. Голова гудела, как чугунная, рюкзак съехал на лямках, а он отчетливо почувствовал, что только что смачно напоролся на осколки. Боль, невыносимая и непередаваемая пронзила его и заставила открыть рот и заорать нечто среднее между плачем и яростью. Он распахнул глаза от пронзивших шею и правую лопатку острых игл, в то время как псина перекувыркнулась через себя и отъехала по инерции вглубь комнаты, с грохотом раскидывая мебель.
Ноги Артура были еще перекинуты через подоконник, он непроизвольно задрал голову, скривился и снова застонал, но уже тише, замечая, что бульдог быстро оклемался и зарычал из угла. Двигаться было невозможно из-за простреливающих вдоль позвоночника судорог боли, Артур схватил первый попавшийся осколок и, когда тварь прыгнула, намереваясь вцепиться ему в горло, он последним рывком вытянул руки и, не пытаясь остановить собаку, направил ее чуть левее от себя, заставляя открыться развороченным боком. Осколок вошел между ребер как в какой-нибудь спелый фрукт, брызнула черная при свете луны кровь, псина заскребла лапами, а Артур загнал свое оружие еще глубже, теряя его в чавкающих мышцах.
Второй осколок он остервенело ткнул бульдогу в глаз, истыкивая ему морду и царапая острой неровной гранью череп. Что-то хрустнуло в собаке, и она вдруг обмякла, заваливаясь на Артура всей тушей. Осколок, острым краем лежащий справа, распорол ему руку, и Артур снова закричал.
Он не стал дожидаться, пока его начнут подгрызать за торчащие из окна ноги и, постанывая от тяжести, спихнул тушу псины, завалился на бок, придерживая раненую руку у груди, откатился подальше от осколков, разбросанных на полу. Спину саднило, в голове пульсировало так, словно кровь намеревалась лопнуть в венах на висках, но хуже всего была неконтролируемая дрожь, быстро распространяющаяся от глубокой раны чуть ниже локтя с внутренней стороны руки. Рукав был черным от его собственной крови, он напряженно вдохнул и выдохнул, влажными руками схватился за скользкий край стекла и потянул кусок из раны.
Тот легко вышел, на прощанье наградил его сильнейшей судорогой, от которой у него помутилось в глазах, и выпал из ослабевшей руки. Артур отшатнулся, покачнулся и тяжело привалился боком к одноместной кровати, стоявшей в углу.
В домике была одна единственная комната: шкаф, бадья для того, чтобы мыться, прямо как в деревне, ведра, умывальник и плита с одной конфоркой. Над импровизированной кухонькой висели алюминиевые плошки, кастрюли и кружки. Артур пробежался по деревянным стенам взглядом, по скособоченным картинам с пейзажами, но ничего интересного не нашел. Домик был заброшен очень давно и все, что могли, люди уже вынесли.
Так было заманчиво упасть на старое покрывало, передохнуть хоть немного, но раздался лай за окном, который напоминал, что еще осталось две твари, дрожь не прекращалась, и что-то нужно было делать с раной, из которой равномерно текла кровь и уже начинала капать с рукава на пол. Артур неровным шагом подошел к окну и выглянул. Обе собаки носились по ближайшей равнине в метрах ста от домика за стаей птиц, которые то присаживались на один край холма, то, всполошенные псами, взмывали в небо и кружили вокруг.
«Надолго им этого занятия не хватит», - мрачно подумал Артур и двинулся из домика прочь к маяку. На кровати он оставил кровавые следы, на полу за ним тянулась дорожка из капель. Рука ощутимо стала холоднее, но больше всего Артура страшила апатия, которая начинала им завладевать.
Он спустился по дорожке, ставшей лысой и растрескавшейся без травы, к маяку, стоящему на неровной скале, которая защищала того от волн огромными валунами. Цилиндр маяка был сплошной, белый и монолитный до самого верха и только небольшая железная дверь у основания служила в него входом. Артур шел, шаркая и подволакивая ноги, пока пульсирующая в руке боль накатывала помутнением и отступала с острым оттоком. С моря дул промозглый и противный ветер, мешая ему идти вперед.
Артур подошел к двери и сначала промахнулся мимо ручки, махнув рукой рядом, потом вцепился в нее и еле потянул на себя, понимая, что что-то явно не так, раз он чувствовал, что ужасно устал. Он завалился внутрь, но сил закрыть до конца за собой железную махину уже не было. Рюкзак полетел на пол, и Артур зашипел от боли, когда лямка проехалась по увечной руке.
Первый этаж смахивал на цистерну: литые бетонные стены, уходящие ввысь, и круглая площадка, от которой начиналась винтовая лестница. Посередине лежал старик, точнее, то, что от него осталось. Было похоже, что он упал сюда с большой высоты, потому что под телом кляксой разлетелась кровь, и Артур даже на секунду прикрыл глаза. У старика не осталось ни рук, ни ног, только туша с обрубками вместо шеи и конечностей. Кишки были распороты наружу и явно подъедены или зомби, или теми собаками, растащившими фиолетовые жгуты внутренностей по всей площадке.
На него накатила тошнота, и он отвернулся, пережидая приступ. Ему пришлось справиться со своим самочувствием и через силу повернуться обратно, так как он заметил странный укороченный дробовик с небольшой рукоятью, валяющийся с краю и зажатый в отделенной от тела кисти. Такое ружье вроде называлось обрезом, но Артур не был уверен на сто процентов.
Он отжал чужие сведенные пальцы с оружия, поднял обрез еще действующей левой рукой, в то время как правая рука уже не слушалась и онемела до локтя. Сзади, как раз кстати, заскреблась псина. Артур поднял к ней голову и, мрачно улыбаясь, разглядывал, как та со скулежом пыталась просунуть нос в щель между дверью и косяком, стараясь подцепиться лапами, или покусывала железную обивку, которая ерзала ей по морде и сдирала кожу по кости.
Артур доковылял ближе, навел обрез практически в упор на тварь и нажал на спусковой крючок. Дробь здорово бабахнула с эхом и разнесла собаке пол головы на мелкие кусочки, забрызгав дверь, пол и даже его самого в районе пояса. Туша грохнулась на землю, а пустые гильзы отлетели в сторону и звонко поскакали по полу.
Патронов больше не было, так что он выронил обрез, подхватил рюкзак и двинулся по винтовой лестнице. Это был очень долгий подъем, если не самый тяжелый за всю жизнь Артура, который никогда не понимал инвалидов, ненавидящих ступеньки. Теперь он был с ними солидарен, ворча самому себе, что «это же надо быть такими моральными уродами и сделать эту адскую лестницу». Он чуть было не оступился, схватился за перила и удержался, заваливаясь прямо на ступеньки.
- Твою ж мать, - прокряхтел он, поднимая себя через силу, весьма четко осознавая, что если в ближайшее время не сделает что-нибудь с кровотечением в руке, то очень быстро умрет. Он схватился за правое запястье, чувствуя, как рука уже была не просто холодной, а ледяной. Рубашка насквозь промокла и сочилась вязкой кровью.
Он добрался до верхней палубы, увидел широкий встроенный пульт, вяло посмотрел на множество кнопок, переключателей, разбитых индикаторных лампочек, и без разбора начал тыкать по всем. Что-то затарахтело внутри маяка, откуда-то с шумом стал спускаться груз, раздались щелчки, двинулись невидимые шарниры, и Артур увидел через застекленные окна, выходившие на палубу, как полыхнул ослепительный луч прожектора. Луч сначала светил во все стороны единовременно, а потом сузился и равномерно пустился по кругу, как стрелка часов.
«Вот и все», - вяло подумал Артур. – «Никаких фанфар, никакого праздника, и даже внутри ничего не шевельнулось».
Он опустился на пол, рывками открыл молнию на рюкзаке и критично уставился внутрь. Из полезного, что он взял с собой, был лишь кухонный нож, который ему так и не пригодился, и зажигалка Марка, которую он до сих пор бережно хранил, как и те очки, оставленные ему Мародером.
Записка на медицинском бланке до сих пор лежала под вещами, и он вздохнул, чувствуя непереносимую жалость к себе. Он достал нож и, рвано дыша ртом и кусая губы, распорол рукав рубашки. Ткань отошла неохотно, успев приклеиться к ране, но Артур решительно отодрал ее, открывая порез.
- И кто из нас двоих теперь псих, да, Мародер? – посмеиваясь, спросил он воздух, и ему никто не ответил. Артур никого и не ждал. Он взглянул последний раз на потолок, стараясь не выпускать слезы, которые вот-вот готовы были хлынуть, взял нож и зажал зубами рукоять во рту для удобства.
Зажигалка легко открылась от взмаха, выскочил огонек, и Артур стал медленно накаливать широкое лезвие. Это заняло минуты две. Сталь не нагревалась как в печи до горячего, словно светящегося нутра, но источаемый жар становился все ощутимее. Он отложил зажигалку, перехватил нож в левую руку и тяжело выдохнул, замерев на несколько секунд.
Он резким движением прижал каленое железо к руке, остервенело сжимая нож, и заорал во всю глотку от боли.
И эта боль была не такой как прежде, она была горячей, плавящей, с запахом паленого мяса, разрывающей его личность, заставляя отбросить уже через мгновение нож в сторону и заметаться, как настоящее животное на полу, в попытках убежать от нее. Но эту боль нельзя было стряхнуть или избавиться от нее, она вцепилась зубами в руку и жевала ее с особым наслаждением. Артур кричал, кричал, и не мог остановиться, мечтая, чтобы все кончилось каким угодно способом. Даже смертью.
Он упал, забился, прижав руку к груди, сжался до позы эмбриона и качался на боку, утихомиривая стонами рану. Помогало сосредотачиваться на дыхании, следя за вдохами и выдохами, превратив это в единственную цель, которая держала его в сознании.
Артур не знал, сколько так провалялся. Спустя, возможно, минут десять его до сих пор колотило мелкой дрожью, но лоб полыхал, и его приятно остужала холодная железная решетка. Перед глазами была завалившаяся линия пола и поручни лестницы, он успел разглядеть их во всех подробностях, включая толстый налет ржавчины и соли.
Время почти остановилось.
На фоне мирного шума волн, скрипучей работы прожектора и своего шумного дыхания особенно противно зазвенела цепь, словно кто-то шел и тащил ее по ступенькам за собой. Артур вспомнил последнюю овчарку.
- Будь ты проклята, - проворчал он без злости, чувствуя себя опустошенным, и, упираясь здоровой рукой об пол, оттолкнулся. Цепь зазвенела быстрее, пока Артур встал и, неуверенным шагом согнувшись в три погибели, вышел под открытое небо. Сейчас он даже нож не удержал бы в руке, не говоря о том, чтобы сражаться, настолько он был слаб, но умирать чьим-то ужином все равно отказывался.
Псина вбежала на палубу, ощерилась, мотнув головой в поисках Артура, но тот уже был возле перил, через которые перевалился и полетел вниз, проговорив на прощанье:
- Пошла к черту.
Он не знал, как ему повезло не разбиться о скалы. Мир взорвался, утопив в себе все краски, оставив только бирюзовую муть и целое множество пузырей над головой. Звуки были одновременно громкие, но глухие от массива воды. Все тело обожгло холодом, особенно голову до самой макушки. Его протащило в глубину еще на полметра, где его подхватило течение и, не давая даже возможности выплыть к поверхности, чтобы вдохнуть живительного воздуха, понесло по своему подводному пути.
Все вокруг стало сужаться, темнота все чаще закрывала его взор, легкие стали гореть, пока он впустую молотил руками и ногами среди камней и водорослей, словно взбивал собой густое масло. Он видел свет прожектора, рассеянно пробегавший сквозь толщу воды, умирал, знал это и все равно до ужаса боялся захлебнуться и утонуть, когда особенно сильная прибрежная волна выплюнула его на берег, как игрушку, с которой поигралась, а потом заскучала.
Артур прокашлялся водой напополам с соленым песком, налипшим на губы и лицо, отполз от воды подальше по берегу и рухнул без сил. Дышать через мокрые песчинки было противно, он перевернулся на спину, чувствуя жжение ссадин от соли, и расслабленно откинулся, раскидав руки и ноги, как морская звезда.
Далеко-далеко от бренной земли и страданий в предрассветном небе кружила стая птиц, заворачиваясь в воронку и вылетая из виража на новую высоту. Десятки, может даже сотня маленьких чаек, смотрящих на все с успокаивающей высоты.
«Красиво», - подумал Артур, сражаясь с закрывающимися веками.
Волшебно было лежать и просто дышать полной грудью, наблюдая, как сквозь сизые облака проглядывали звезды. Артур глубоко и удовлетворенно выдохнул последний раз и закрыл глаза.
Очнулся он на кровати, укутанный одеялом до груди, под высоким каменным сводом, и сначала даже испугался, что каким-то образом перепутал реальности и попал в школу Чародейства и Волшебства Хогвартс. Справа противно пиликнула губная гармошка, Артур покосился и увидел Оливера, который с ногами и в обуви развалился на соседней кровати и слюняво дул в музыкальный инструмент.
«Нет, это точно не Хогвартс», - разочарованно подумал Артур.
- О, ты очнулся! – обрадовался Оливер, олицетворяя жизнелюбие и глупость, и вскочил с пружинистого матраса. – Я за доктором, никуда не уходи.
Мрачный взгляд, который послал Артур ему в спину, пропал втуне. Он попробовал устроиться удобнее, но притихшая боль подло прострелила вдоль спины. Под одеялом нашлись бинты, которыми его туго перевязали от подмышек до талии. Так же на правой руке была стерильная повязка, которая пахла странной мятной мазью.
Раздались шаги, и Артур на рефлексах кинул быстрый взгляд в сторону двери. К нему уверенно приближался человек в медицинском халате поверх свитера и брюк. Лицо у мужчины было молодое, широкое, с русой бородкой на тяжелой челюсти.
- Только не дергайся, - предупредил он Артура. – Иначе закатаю в гипс. Я не специалист по травмам, так что если что-нибудь себе надорвешь, я разбираться не буду, и лежать тебе здесь месяц на растяжках.
Артур нахмурился, рассматривая доктора, пока тот с добродушным интересом отвечал ему тем же.
- Знаешь, ты - местный герой. Мистер Кокни даже вызвался дежурить, только чтобы никто не побеспокоил тебя.
Тот, кого упомянули, гордо прошествовал за доктором и снова устроился на кровати, только уже скромнее, видно, стесняясь.
- Ну, отдыхай, я подойду попозже, посмотрим, как заживает рука. – Доктор утешительно похлопал ладонью по покрывалу, засунул руки в карманы и ушел.
- Это кто? – тут же спросил сиплым голосом Артур у Оливера.
- Это доктор Кобб, - пожал тот плечами, снова раскидываясь с удобством. – Он и целый отряд военных прибыли вчера на "Магнолии", как только увидели свет маяка. Он тут чтобы изучать зараженных, но не гнушается и обычными пациентами. Мы нашли тебя на берегу, ох и навел ты шухеру, чувак.
- Как вы меня нашли? - удивился он.
- Да по твоей записной книжке, - легко пояснил Оливер. - Я же видел позавчера твои каракули.
- А ты с каких пор взял на себя роль моей няньки?
Тот скривился, словно военные расстроили все его планы.
- Там есть командир, он всем теперь здесь руководит. Припахал всех ребят, вот я и подумал, что здесь поспокойнее будет.
Артура всегда восхищало, как Оливер маневрировал в обществе, безошибочно угадывая место, где его меньше всего заставят трудиться, даже несмотря на то, что выглядел он как человек, способный одной рукой дотащить груженую телегу, куда ему вздумается.
- Ясно, - ухмыльнулся Артур. – Погоди, а зачем изучать зомби?
Оливер кисло улыбнулся и опасливо покосился. По его лицу Артур понял, что ответ ему не понравится.
- Они мутируют.
Они хранят покой гнезда,
Где спят птенцы весной,
И охраняют от вреда
Зверей в глуши лесной.
И если по дороге
Услышат шум тревоги,
