Текст книги "Нотнерт (СИ)"
Автор книги: Malvada Reina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Эмилию переполнила злость, она с силой стукнула дверью, заставив проституток подпрыгнуть от неожиданности. Робин разлепил веки и затуманенным взором уставился на мать.
– Пошли вон, живо! – женщина вытянула руку и указала пальцем на выход. Девушки озадаченно посмотрели на Робина, тот извлек из-под дивана кошелек и швырнул им несколько купюр.
– Этого более, чем достаточно.
Быстро натянув на себя одежду, трио выскользнуло за дверь. Робин взглянул на мать и поморщился.
– На твоем лице так явно написано отвращение, но не обессудь, я не стану извиняться, – мужчина натянул штаны и упал в кресло.
– Что ты творишь, Робин?
Локсли лениво потянулся до недопитой бутылки и сделал хороший глоток скотча.
– Живу дальше. Вы же этого хотели?
Эмилия Локсли была доброй, мягкой женщиной, которая привыкла решать возникнувшие конфликты дипломатическим путем. Оттого удивление Робина от полученной взбучки было непередаваемым.
Цепкими пальцами Эмилия схватила сына за шею и вытолкнула из кресла. Робин, пошатнувшись, врезался в комод, с которого тут же на пол посыпалось всё содержимое.
– Ты с ума сошла?
Женщина молча подошла к нему, не отрывая от него голубых глаз, полных тихой ярости, Робин попятился и врезался в дверной проём.
– Ты что творишь? – тихое шипение вырвалось из её плотно сжатых в одну линию губ, – совсем спятил?! – одним резким движением мать ухватила сына за предплечье, больно впечатав в него ногти. Боль немного отрезвила Робина, но абсолютно не утихомирила Эмилию. Сбив по пути сыном всё: книжные полки, вешалки и тумбочки, она швырнула Робина в ванную и, включив холодный душ, направила шлангу прямо ему в лицо.
– Я покажу тебе, Локсли, что такое жить дальше! Мой сын не будет влачить своё жалкое существование в компании блядей и алкоголя!
В этот же день Робин поступил на реабилитацию. Ему диагностировали тяжелую форму депрессии и сильную алкогольную зависимость. Лечение проходило тяжело, незатуманенный алкоголем разум в разы острее переживал все эмоциональные скачки, тело сковывали судороги, координация была не к черту и в добавок ко всему прочему – бессонница, которая не давала воспаленному мозгу хотя бы минутки отдыха. В конечном итоге, после курса лечения Робину удалось, если не воспрянуть из пепла, то хотя бы начать работать в этом направлении. Он вновь стал похож на человека и вернулся к преподаванию.
Спустя 5 лет, к нему приехал давний друг – однокашник Мэрион. Он предложил Робину немыслимое – вернуться к практике.
– Ты в своём уме? – Робин приподнял бровь и немигающим взглядом уставился на приятеля.
– Я понимаю, просьба граничит с безумием…
– Именно, Колтер.
– Ситуация такая, что нам просто больше не к кому обратиться.
– В чем проблема завербовать любого другого психиатра? Я лично могу поделиться контактами.
– Нам не нужен любой другой, нам нужен ты.
– Какого черта?
– Имя, Робин. У тебя есть имя в этой сфере. Никто не станет задавать лишних вопросов, почему ты вдруг объявился на другом континенте. Робин, это не рядовое дело. Пропала графиня Уэльская. Если мы правы, и она действительно там, вероятнее всего ей нужна будет помощь и как можно скорее. Я не знаю никого лучше тебя.
– Оставь свои попытки манипулирования для других, Дэниел, на меня они не действуют.
– Я не пытаюсь манипулировать тобой, Локсли. Я прошу о помощи.
– Я не стану возвращаться к практике, Колтер. Не после всего, что произошло. Тебе не понять.
На некоторое время затянулось некомфортное молчание. В воздухе буквально ощущалось напряжение. Дэниел закурил сигарету и впился взглядом куда-то вдаль.
– Я понимаю, Робин.
– Очень сомневаюсь. У тебя когда-нибудь убивали жену и ребенка на твоих глазах?
Дэниел задумчиво посмотрел на друга и покачал головой:
– Я не умаляю твоей боли, Локсли. Но ты настолько в ней погряз, что не видишь ничего дальше собственного носа.
– Что ты хочешь этим сказать? – Робин сжал зубы, стараясь из всех сил держать себя в руках.
– Не только ты, если согласишься, окунешься в свой персональный ад. Мне тоже придется вернуться в Нью-Джерси, хотя я клялся, что ноги моей там больше не будет.
– Полагаю, сейчас меня ждет душещипательная история. – Хмыкнул Робин, откидываясь на лавку.
– Ты зря иронизируешь, Робин. На моих глазах никого не убивали, но я, как и ты, потерял любимую женщину в резне в чёртовом Морисвилле! – Колтер выбросил сигарету и повернулся к другу, – прекрати себя жалеть. Тебе это не к лицу. – Дэнил окинул Робина взглядом и поморщился, – будь Мэрион сейчас жива, она бы на тебя даже не взглянула.
Робину будто дали под дых. Дэниел ушел даже не догадываясь, что своими словами помог Робину, наконец, найти смысл что-то поменять в своей жизни и жить дальше. Потому что Мэрион бы искренне этого хотела.
Так Робин попал в «Нотнерт». Келли Уэст действительно была одной из пациенток, Коттон сам отдал её историю Локсли. Только вот одно «но» – девушка была абсолютно не в себе и снимала одежду перед каждым вошедшем в палату мужчиной. Она не помнила ни себя, ни своего прошлого и была твердо убеждена, что она американка. Дэниел был связным Робина, он настаивал на том, чтобы Локсли начал лечение в стенах диспансера. Лечение затянулось, Робин, чтобы избежать каких-либо подозрений, взял еще несколько историй, якобы для исследования, хотя по факту, ни одна из них не годилась для его работы. Постепенно и незаметно для самого себя, Робин вновь втянулся в ритм жизни психиатра и работа под прикрытием перестала быть просто таковой. Ему искренне хотелось помочь людям, на которых главврач плевал с высокой горки.
А затем в одно из многочисленных дежурств, обеспокоенная Элла сообщила Робину, что у одной из пациенток изолятора приступ. Эту пациентку звали Реджина Миллс. И она стала для Робина новым смыслом жизни, хотя понял он это далеко не сразу.
Я подняла глаза на Эмму, когда она вдруг резко замолчала, и с немым вопросом посмотрела на неё. Свон поморщилась и поднялась с кресла, плеснув себе в стакан изрядную порцию виски.
– Полагаю, ты не дашь мне опустить некоторые моменты?
– Касаемо отношений Робина и Реджины? Пардон, но эта ключевая часть сюжета.
Эмма возвела глаза к потолку и пригубила из стакана.
– Какими были их отношения?
– Странными. – Эмма фыркнула.
– Честно признаться, Эмма, меня немного озадачивает твоя реакция… Вы же с Робином вроде дружили?
– Наша дружба не мешает мне считать их историю странной. Как минимум потому, что влюбляться в пациентку – далеко не по-Локслиевски. Он всегда был правильным, когда дело касалось работы – все бумажки заполнял так, как требовалось правилами; все процедуры выполнял согласно протоколу. Оттого его влюбленность в пациентку не укладывалась у меня в голове. Она была неправильной. Он не раздел между собой две её личности, он любил её цельной. Но Реджина не была цельной. Ей помощь нужна была, а не его любовь.
– Это она так сказала или это ты так решила? – не получив ответа на свой вопрос, я не задумываясь продолжила, – А ты… когда ты поняла, что любишь её? Не тогда ли, когда играла роль психиатра в той же лечебнице? Это, по-твоему, правильно?
Эмма некоторое время молча рассматривала меня.
– Тебе мешают эмоции, Эмма, я понимаю. Но постарайся запихнуть их поглубже и попробуй рассказать о том, как было, сохраняя объективность. Ты даже не представляешь, как тебе полегчает впоследствии! У тебя сейчас эмоциональная бомба внутри, которая контачит каждый раз, когда ты вспоминаешь о том, что твоя женщина любила другого человека. Но это было и это не изменить тем, что ты просто попытаешься об этом забыть.
Эмма усмехнулась, отбирая у меня стакан:
– Забыть… Это достаточно сложно сделать, учитывая тот факт, что я словно живу в вечном любовном треугольнике. Её чувства к Локсли за эти годы никуда не делись, будь у Реджины возможность вернуться к нему – она бы, не раздумывая, это сделала.
– Полагаю, этой возможности нет? Почему, Эмма?
Блондинка вздохнула и, осушив бокал, шлёпнулась обратно в кресло:
– Хочешь правду? Тогда слушай. Только включи диктофон, я не найду в себе силы говорить об этом еще раз.
Я потянулась к диктофону и нажала на кнопку записи. Но буквально на полуслове Эмму перебил неожиданный стук в дверь. Я приподняла бровь и поднялась с кровати, направившись ко входу в комнату.
– Надеюсь это не Реджина и я не поплачусь за то, что достала тебя из её постели в день помолвки, – усмехнулась я, поглядывая на Эмму из-за плеча.
– Если бы Реджина знала о том, что в моём отсутствии виновата ты, боюсь, ты бы уже была мертва, – улыбнулась Эмма, салютуя мне виски.
Я потянула на себя дверь и в недоумении уставилась на хозяйку гостиницы.
– Белль, прошу прощения за вторжение, но здесь… Вам просили передать и сказали, что это срочно…
Я опустила глаза на протянутое ко мне нечто и тут же ощутила, как резко пересохло во рту.
– Кто просил мне это передать?
Женщина пожала плечами:
– Обычный курьер. Он, видимо, новенький, постеснялся подниматься к Вам наверх. Там что-то плохое? – обеспокоенно добавила она.
Я одним резким движением вскрыла белый конверт и из него выпала зеленая обложка. Сомнений не было, именно из этой книжицы вырывали для меня драгоценные странички и, судя по тому, что в ней торчали всего два листа, новых писем от анонима ждать больше не приходилось.
– Нет-нет, это материалы по работе. Спасибо огромное!
– Всегда рада, – женщина тепло улыбнулась мне, – обращайтесь, если что-то понадобится.
Я проронила «спасибо» и она двинулась в сторону выхода. Заперев дверь, я вернулась на своё место, гипнотизируя обложку. Когда я, наконец, подняла глаза, тут же заметила, что Эмма книжицу узнала.
– Знакомая вещь?
– Локсли любил эти блокноты. Спустил на них целое состояние. Говорил, бумага у них какая-то особенная. У него таких было два: в одном он делал личные записи, в другой записывал наблюдения за пациентами. Ещё один отдал мисс Уэст, чтоб после гипнотерапии она записывала картинки и ощущения, которые приходили к ней во снах. По сути, тот блокнот и помог ему реабилитировать её состояние. Ещё один он подарил Оливии Белл. Его попросила Реджина.
– Реджина?
– Да, она привязалась к девочке, пока жила вне изолятора. Они часто гуляли вместе в зоне рекреации, усаживались на лавку и Реджина несколько часов к ряду читала Оливии книги. Ливи любила её голос.
– Да, у мадам мэр действительно очень красивый тембр.
– Ливи становилось хуже с каждым днём, появлялись провалы в памяти и какие-то бредовые мысли. Реджина попросила Робина её осмотреть, но он не мог, поскольку Ливи не была его пациентом. Он отдал Реджине блокнот и рассказал, что Ливи следует записывать всё, что творится в её голове. Незадолго после Джина вновь оказалась в изоляторе, ну а остальную часть историю мисс Белл ты уже знаешь.
Я кивнула, открывая блокнот и пробегаясь взглядом по строчкам, написанным уже знакомым мне почерком Робина.
– Там что-то важное? – Эмма привстала, пытаясь заглянуть в книжицу.
– Не знаю, мне нужно прочитать материалы. Эмма, мы не могли бы встретиться с тобой позже? Мне нужно это изучить.
Эмма кивнула и, взглянув на наручные часы, поднялась с кресла.
– Завтра у меня выходной. Рони не поймёт, если я пропаду на целый день.
– Напиши мне, когда тебе будет удобно.
Свон кивнула и, отсалютовав мне на прощание, поспешила домой.
Я вздохнула, усаживаясь поудобнее и думая о том, что всё складывается как нельзя удачно – когда ко мне вернутся эмоции, меня не будет мучить совесть за отнятую помолвку.
Спасибо анониму.
========== 16 ==========
Комментарий к 16
Я очень рекомендую перечитать фанфик с 14 главы. Внесла очень много дополнений, чтобы нити сюжетных линий вплетались в канву последовательно.
Прошу прощения, но, я была не готова оставить всё, как было)
Дом встретил его оглушительной тишиной. За многие месяцы пребывания в Нотнерте, Робин так и не удосужится превратить это место в нечто большее, чем простую ночлежку. Раньше в этом и смысла-то не было, ведь он практически жил в больнице и приходил домой лишь принять душ и сменить одежду.
Заварив себе чай, доктор сел в кресло и достал из кармана сложенные вдвое листики из блокнота Ливи. Почерк у девочки, действительно, был не самым разборчивым, но Робину было не привыкать расшифровывать чью-то писанину. Отпив глоток из чашки, он пробежался глазами по странице.
Записей было две. И, читая первую, Робин подумал, что у Оливии явно талант оказываться не в том месте не в то время.
«У перевода из Сектора Б в Южное крыло есть свои плюсы. Я могу сама ходить в туалет. Без сопровождения и дурацких пренебрежительных взглядов. Правда, минусы тоже есть. В основном они заключаются в том, что я постоянно вляпываюсь в неприятности. Иногда мне это выходит боком, а иногда я узнаю что-то новое.
Например, пару месяцев назад я возвращалась из туалета по ещё пустому коридору второго этажа. Помню, что поймала себя на мысли, что больница кажется тихой и мирной, но я понимала, что это ложное впечатление, ведь до начала рабочего дня оставалось всего ничего. Стоит часам указать стрелками на восьмерку, сюда тут же набегут врачи, чтобы в очередной раз напичкать пациентов тонной препаратов в надежде, что это поможет им излечиться. Может, кому-то лекарства помогают, но уж точно не на мне – мне кажется, что от таблеток мне только хуже и если к запутанным мыслям я привыкла, то смириться с непрекращающейся рвотой довольно сложно.
Я проходила мимо кабинета доктора Коттона. Нет не так, мимо – о боги! – открытого кабинета доктора Коттона. Ноги понесли меня туда раньше, чем мозг проанализировал возможные последствия. Всё, о чём я думала – стащив из своей карточки новые предписания, я пойму от каких таблеток меня воротит и просто перестану их принимать. Тогда эта идея казалась мне чудесной. Но буквально спустя пять минут, сидя в шкафу с проклятым листком в руках и отчаянно молясь, чтоб никому не пришло в голову сунуться за приоткрытую дверцу, я проклинала себя за собственные опрометчивые решения.
В кабинет ворвался злой, как чёрт, доктор Коттон. За ним, словно преданная собачка, семенила Элла. В мусорное ведро полетела пустая пачка сигарет и, отрекошетив, упала доктору Коттону под ноги. Недовольно сморщившись, он стоптал нечастную картонку, будто именно она была причиной всех его бед. Оставив труп сигаретной упаковки осквернять собой дорогой ковёр, Коттон принялся изливать всё своё раздражение на единственного, как ему казалось, слушателя – Эллу.
Я внимательно слушала, стараясь особо не шевелиться, чтобы не привлечь внимания. Страшно подумать, что со мной сделают за вторжение в святая-святых. Коттон громко сокрушался, скуривая сигарету за сигаретой, мол, какова беда, сегодня он пришел на работу в как никогда приподнятом настроении. Выходные удались на славу, пара дней в компании близких друзей в любимом “Хантер-клубе” помогли ему восстановить силы и вернуться на работу в боевом духе. Но вот, на стойке регистрации он споткнулся об Эллу, которая имела наглость сообщить, что пришлый англичанин украл у него пациентку.
Затем некоторое время главврач крушил кабинет, но, взяв себя в руки, плеснул в стакан виски и устроился за столом, пролистывая истории болезни, очевидно в надежде найти для свалившегося ему на голову врача какой-нибудь интересный диагноз, но каждая новая папка приземлялась на стол жёстче предыдущей. Я заметила, как у него затряслись руки.
Плохой знак.
Очень. Плохой.
− Да кто такой этот Локсли?! Какое он имеет право раздавать приказы в моей больнице?!
Элла помахала перед носом рукой в надежде вдохнуть хоть немного свежего воздуха. Сигаретный дым, будто туманом стелился от самого потолка до пола.
− Доктор Коттон, Вы просили сообщить, когда появится доктор Локсли…
− Нарисовался?
− Пунктуален, как всегда.
Эдвард хмыкнул, залпом осушая остатки виски.
− Пригласи его ко мне.
Медсестра робко замерла на пороге, не решаясь выполнять приказ.
− Возможно, стоит немного подождать? Простите, доктор Коттон, но мне кажется, Вам не стоит сейчас общаться с ним. Вы немного пьяны…
Одно резкое движение и Элла едва успела отклониться от полетевшего в нее стакана.
− Да кто ты такая, чтобы мне указывать?
− Я пытаюсь Вам помочь… − в глазах у медсестры медленно собирались слезы. Она упала на колени, голыми руками собирая острые осколки, − доктору Локсли не стоит видеть Вас в таком состоянии…
− Я сам буду решать, когда мне стоит разговаривать с подчинёнными, а когда нет!
Девушка прикусила губу, видимо, лихорадочно пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.
Я слышала, что никто в больнице не имел ни малейшего представления кто именно отдал распоряжение по трудоустройству доктора Локсли и, ясно, как божий день, если над ним стояли действительно серьезные люди, малейшая жалоба со стороны англичанина могла грозить серьезными неудобствами.
− У него сейчас обход. Как только он вернется, я передам ему, что Вы хотели его видеть.
Несмотря на изрядную дозу выпитого алкоголя, главврач двигался невероятно быстро. Элла пикнуть не успела, как он изо всех сил сжал в руках ее тонкую шею. С каким-то извращенным упоением он наблюдал, как медленно краснеет светлая кожа медсестры, как она пытается ослабить его железную хватку, открывая и закрывая рот, словно выловленная из воды рыба, в попытке вдохнуть желанную порцию воздуха.
Я видела, что его это заводит – об этом свидетельствовала натянутая до нельзя ширинка. Мне стало тошно, и я немного отодвинулась вглубь шкафа, стараясь особо не шуметь.
Все так же, не разжимая руки, он опустил глаза на ноги медсестры, которые, словно две тонкие нитки, колыхались в воздухе, едва прикрытые белым халатом.
− Эд…вард… − Элла вцепилась ногтями в его руку, пытаясь разжать пальцы. Хайд еще несколько секунд наблюдал за ней, склонив голову на плечо. Наверняка, он чувствовал пальцами как быстро бьется пульс на шее медсестры, еще немного и она потеряет сознание.
− По…пожалуйста.
Он разжал руку и Элла, как тряпичная кукла рухнула вниз, хватаясь руками за шею и отчаянно кашляя. Послышался звук запираемой двери. Когда Элла подняла на него глаза, мужчина задумчиво потирал бакенбарды, не отводя от нее взгляда карих, практически черных глаз. Они стояли слишком близко к шкафу, я могла рассмотреть отвратительный шрам, тянувшийся от виска до подбородка по правой стороне его лица. Среди персонала ходили слухи, что обезображенное лицо Хайда − результат работы кого-то из пациентов, но я-то знала чьих это рук дело. Она постаралась на славу… Не так уж и легко охотиться на Чернобурку.
Однако глупая медсестра просто закрывала на всё глаза и всем затыкала рты. Каждому в больнице было известно, что она слепо влюблена в Хайда, несмотря на его вспыльчивый характер, грубость и привычку изредка поколачивать персонал и трахать пациенток. Несмотря на то, что он явно предпочитал ей общество Реджины, но Элла всегда находила оправдание всем его действиям.
Возвышаясь над ней с высоты двух метров роста, он приближался к медсестре, словно хищник, почуявший запах крови. Девушка испуганно отползла на метр.
− Почему мне постоянно нужно учить тебя трудовой этике, Элла? − губы главврача исказила усмешка, − почему ты просто не можешь хорошо выполнять свои обязанности?
− Извини… − Элла испуганно смотрела на него, словно загнанная лань.
− Нет, так дело не пойдет… − Хайд опустился перед ней и нежно погладил ее по щеке, размазывая слезы по ее лицу − прощение нужно заслужить, ты же знаешь, как это работает?
Облизнув пересохшие губы, девушка кивнула, пряча глаза. Послышался звук раскрываемой молнии, и в щеку медсестры уткнулся горячий пульсирующий член.
− Заставь меня забыть этот инцидент. − главврач поднял ее на колени и бесцеремонно вторгся ей в рот.
Я сбежала оттуда, незадолго после того, как Коттон ушёл из кабинета, бесцеремонно вышвырнув оттуда Эллу. Выглядела медсестра чудовищно – на шее остались следы пальцев, капилляры в глазах полопались – прекрасное лицо клиники, самой лечебнице под стать. Все бы ничего, но мне было совершенно не жаль её.
Я становлюсь плохим человеком?
Что мне делать?».
Робин отложил странички в сторону и сделал пару глотков остывшего чая. Он помнил этот день и заплаканную Эллу за стойкой. Ему было невдомёк как может женщина мириться с таким отношением, но рассуждать об этом Робин не стал, поскольку кое-что гораздо более важное прочно засело в мыслях.
«Значит, этот уродливый шрам – дело рук Реджины? Как и когда это случилось и что ещё за охота на Чернобурку, чёрт возьми?!».
Локсли оставил чашку в сторону и взял в руки следующие листы.
«Давай же, Ливи, где твои ответы?»
Вторая запись была сделана неделю назад. Почерк ровненький, аккуратный. Видимо, Ливи вошла в ремиссию.
«Сегодня ночью меня разбудила Элла. Я прекрасно знала, что это означает, но всё равно жутко испугалась. Обувая тапочки, я подумала, что было бы неплохо, если бы и на этот раз всё ограничилось обычным беглым осмотром, но что-то подсказывало мне, что вряд ли всё будет так радужно, как мне бы хотелось. Ничего страшного, главное, чтобы не повторился мой самый первый раз. Я этого просто не переживу.
Элла больно толкнула меня в спину и повела по длинному коридору Сектора Б к большой железной двери, которая каждую ночь снится мне в кошмарах.
В коридоре толпились пациентки. Некоторых я знала, а некоторых нет, видимо, они были новенькими. Девушки молча оглядывались по сторонам, не задавая лишних вопросов. Я встала на цыпочки, пытаясь заглянуть вглубь коридора, чтобы посмотреть не привели ли Реджину – с ней мне было спокойнее. Но её нигде не было. Часть меня чуть ли не вопила от счастья, а вторая билась в истерике. Придётся справляться самой. Снова.
С тех пор, как её лечащим врачом стал доктор Локсли, её ни разу сюда не приводили. Наверное, её спасал тот факт, что доктор контролирует её сны и часто наведывается к ней ночью. У них просто не получилось бы незаметно вывести её из палаты.
Интересно, есть ли что-то между британцем и его пациенткой? По доктору сложно понять, но вот Реджина…
Я помню в период глупых любовных коллизий, сопряженных с постоянными изменами и побоями со стороны моего недалёкого парня, я попала на встречу жертв насилия. Её вела худощавая женщина, кожа которой была настолько светлой, что напоминала кожу трупа и настолько тонкой, что даже издали проглядывался тонкий рисунок её вен. Но при этом она не вызывала отвращения, а притягивала взгляды, будто по волшебству. Её звали Деа, и она рассказывала немного переиначенную библейскую историю, в которой говорилось, что Бог создал лишь одного мужчину, а вот женщин сотворил двух. Одна, по своей природе покорная, долгое время мирилась со своей судьбой и всё равно плохо кончила, а вторая изначально была строптивой, и сама покинула Эдем, чтобы затем Дьявол возвысил её над всеми.
Таким весьма специфичным образом она пыталась подтолкнуть участниц разорвать отношения, которые не приносили ничего, кроме боли, намекая, что не нужно покорно мириться с тем, что их не устраивает. Тогда я не придала значения её словам и вспомнила эту историю лишь когда попала сюда.
Глядя на Реджину, мне казалось, что само мироздание над ней насмехается – она была и той, и другой в одночасье. Иногда до отвращения безропотная, а иногда настолько непокорная, что, имея такую возможность, даже черти бы ей поаплодировали.
Мне было сложно понять какой она была на самом деле. Не то, чтобы я очень старалась, мне было всего лишь любопытно за ней наблюдать. Раньше мы не общались. Она всегда носила броню наглухо, никого к себе не подпуская. Словно сама её кожа была железной и ледяной, вместо сердца – кусок камня, а вместо души – непроглядная темнота… Я восхищалась её бездушностью, ведь с душой наружу здесь так сложно выжить.
А теперь я вижу её… Стоит доктору Локсли просто с ней заговорить, и броня слетает, а любовь, словно солнце, горит под нежной оливковой кожей, прогоняя взашей тьму из её души. И больше нет покорной Евы и строптивой Лилит в одном теле, есть только Реджина.
А ведь никто никогда и подумать не мог насколько красива её душа!
Может ли в этом богом забытом месте зародиться такое светлое чувство, как любовь? Или это очередные происки дьявола – дать надежду и растоптать её в пыль?
– Девушки возрастом до двадцати одного года, выстройтесь в первую шеренгу, за ними – те, кому еще нет сорока. Остальные, будьте добры, станьте в третью линию. – звонкий голос Эллы вырвал меня из размышлений и вернул в тухлую реальность. Медсестра обвела взглядом собравшихся и презрительно скривила губы.
– Есть ли у кого-нибудь из присутствующих жалобы на самочувствие?
Вверх взметнулись несколько рук. Я прикрыла глаза и опустила голову, отдавая дань их глупости. Напрасно они это сделали.
В коридор вошёл доктор Коттон, за ним – вся его свита и несколько новых лиц из медперсонала. Доктора Локсли среди них не было. И правильно, святым здесь делать нечего.
Увидев поднятые вверх руки, Коттон кивнул Лидгейту и тот увёл девушек дальше по коридору. Я не знала, что именно происходит за той маленькой неприметной дверью слева – оттуда никто никогда не возвращался, чтобы рассказать об этом.
– Первая шеренга, будьте добры, снимите больничную робу.
Я быстро стянула пижамные штаны и кофту и сложила их на пол перед собой.
По тому, как девушки раздеваются, можно было понять кто уже бывал в этом коридоре, а кто нет. Новенькие возились слишком долго, я кинула настороженный взгляд на доктора Коттона и поняла, что эта охота будет очень болезненной – мужчина был зол. Очень зол. Кому-то сегодня очень не повезет…
Он подошел к одной из новеньких девочек и, взяв ее за лицо, внимательно осмотрел его, затем надавил на щеки, заставляя открыть рот. Осмотрев её зубы и язык, он окинул взглядом её тело. Девушка вздрогнула, когда мужская ладонь крепко сжала мягкую окружность груди и выкрутила сосок, Коттон раздражённо вздохнул и наотмашь влепил ей болезненную оплеуху. Удивительно, но удар она приняла молча, даже с каким-то достоинством.
– Дичь. – равнодушно бросил Хайд и двинулся дальше.
Вот так сразу, с первого раза? Плохо-плохо-плохо!
Следующая за ней тоже попала в ту же группу. Доктор подошел ко мне, и я послушно открыла рот. Он недовольно нахмурился.
– Отстранение.
Я постаралась ничем не выдать накатившее на меня облегчение. Подумать только, меня спасли гнилые зубы!
– Простой. – Послышалось левее. Не удивительно, в прошлый раз она была дичью и ещё толком не восстановилась. Интересно, кто был её охотниками? Выглядела она чудовищно.
Помимо меня из нашей шеренги отстранили ещё одну девушку. Осмотр второй шеренги занял больше времени. Наверное, из-за большей востребованности этой возрастной категории.
– Дичь. – Словно кнутом по обнаженной спине.
– Дичь. – Словно солью на рану.
– Простой. – новенькую решили приберечь.
– Растрата. – Я вздрогнула и потратила всю силу воли, чтобы не оглянуться и не увидеть ту, которой был вынесен смертный приговор.
– Доктор Коттон! – женщина упала к его ногам, целуя ботинки, – пощадите, молю! Я сделаю всё, что вы скажете.
Хайд даже глазом не повёл, просто ногой отшвырнул её от себя и, перешагнув через неё, пошел дальше, словно она была не больше, чем надоедливой дворнягой.
Третью шеренгу толком не смотрели. Выбрали только тех, кто был внешне привлекателен. На каждый товар есть свой спрос. Растрата – таков был холодный безжалостный вердикт для всех остальных. Здесь не нужны те, кто не может быть полезен.
Когда осмотр был закончен, отстраненным и простойным приказали одеться. Я быстро натянула на себя пижаму и поймала на себе огорченный взгляд Эллы. Так-то, бешеная сука, сегодня ты не поохотишься на меня.
После сортировки в этом коридоре обычно оставались только те, на кого планировалась охота. Количество дичи напрямую зависело от количества гостей, а процент их выживаемости соответствовал степени вменяемости пришедших. Сегодня, видимо, планировалась большая группа – слишком много девушек остались за железной дверью в конце коридора.
Я с точности до секунды знала, что произойдёт дальше. Их осмотрят еще раз, более тщательно и, должна признаться, более болезненно. Доктор Коттон никогда с нами не церемонится.
Девственницам на руки повяжут красные ленты. С нами не вступают в половую связь, к великому разочарованию некоторых гостей. И в этом распорядители охоты были крайне принципиальны и не шли на компромиссы ни за какие деньги. Право первой ночи безоговорочно принадлежит только доктору Коттону. Только он может вскрыть товар, тогда девушку переводят в следующую группу. Мне везёт, вскрыть меня у доктора пока желания не наблюдалось. В последнее время он вообще не смотрел ни на кого, кроме Реджины, и на охоту ходил только тогда, когда совсем припечёт.
Зелёные ленты выдадут группе до двадцати одного. Половой опыт у них имелся, но едва ли подходил для извращенных игр. Правда, это редко кого останавливало. Многие после охоты возвращались с порванными влагалищами, а нарушившие правила лишь платили по счетам.
Группе до сорока назначат синие ленты. Востребованный товар. Судя по травмам, охота на них была самая болезненная и жестокая, а реабилитация после – самая длительная.
Когда приводили Реджину, ей доставалась особая лента. Её всегда носила только она – тонкая полоска ткани из чёрного шёлка с золотой вышивкой с именем Люцифера по центру. Это означало, что никто из гостей не имеет права на неё охотиться. Чернобурку травит только её собственный Охотник.
Группе за сорок не дадут опознавательных знаков – жест доброй воли, чтобы их было сложнее выслеживать. Издёвка, как по мне. Они вряд ли вернутся назад, если не найдется благодетель, пожелавший поиграть с товаром ещё раз.
Затем отберут чётко нужное количество – по одной дичи на троих охотников и отведут в главный корпус или вывезут куда-нибудь в лес на специально оборудованную поляну во славу аутентичности. Охотникам выдадут ножи и ружья – кому что больше по душе. Объявят начало охоты и единственное, что останется дичи – уповать на свои ноги и везение. А ещё молиться, чтобы эта ночь не стала последней. Правда, молитвы часто остаются неуслышанными. К сожалению, у Бога нет сюда доступа. Здесь он слеп, глух и немощен. Добро пожаловать в ад.».
Комментарий к 16
Обычно не занимаюсь попрошайничеством отзывов, но сейчас они были бы очень кстати)
========== 17 ==========
Едва наступило начало рабочего дня, Робин ураганом ворвался в больницу и коршуном обследовал каждый кабинет второго этажа, пока не застал Свон на выходе из чьей-то палаты. Схватив её за руку, он потащил её к ближайшему пустому коридору и всучил ей исписанные листы.
