Текст книги "Нотнерт (СИ)"
Автор книги: Malvada Reina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
– Белль, ты готова? – Эмма вышла из офиса и поманила меня рукой. Я молча кивнула и пошла за ней.
– Ты всё помнишь?
– Да.
Эмма постучала в дверь, а я как вкопанная уставилась на надпись: «Р.Локсли. Мэр». Зачем она взяла себе его фамилию?
Из кабинета послышалось мелодичное: «Входите». Эмма подтолкнула меня вперед, и я очутилась в обители её мэрского величества. Черно-белый рай, не иначе.
Реджина сидела за столом напротив окна, задрапированного черно-белыми шторами и что-то писала, склонив голову. Я посмотрела по сторонам – стройные ряды черных колонн, черно-белые стены в виде веток деревьев и мраморный пол. Нужно отдать должное, у Реджины Миллс было отменное чувство стиля.
– Здравствуйте, мисс Френч, – мэр широко улыбнулась мне, приглашая присесть перед ней. Я опустилась на черный стул и встретилась с ней взглядом.
– Чай, кофе?
– За чай была бы признательна.
Реджина кивнула и перевела взгляд на Эмму.
– Мисс Свон, не могли бы вы передать просьбу секретарю? У нас сломался коммутатор, как раз ожидаем мастера.
– Несомненно, – Эмма улыбнулась и, посмотрев на меня взглядом «не-смей-в-моё-отсутствие-ничего-натворить», вышла из кабинета.
– Так чем я обязана?
– Я хочу стать частью вашего городка, – я улыбнулась ей и устроилась поудобнее, – правда, это мой первый переезд, и я ничего не смыслю ни в процедуре, да и о необходимых документах ничего толком не знаю.
Реджина слегка склонила голову набок:
– Почему Вы не спросите Мистера Голда? Он бы с радостью Вам помог.
– Понимаете, мы повздорили. Я даже думала отказаться от этой затеи, но решила, что мы не вечно будем дуться друг на друга, а мой переезд был бы отличным поводом помириться.
– Да, чудесная идея, мисс Френч!
Видимо, Реджина была в хорошем настроении. По крайней мере, именно сегодня на мою долю пришлось столько улыбок, сколько не приходилось за все прошлые встречи. Брюнетка буквально светилась.
– Надеюсь, вы с мистером Голдом быстро разрешите ваши разногласия. Любовь, к сожалению, – штука невечная. Не стоит омрачать её ссорами.
– Спасибо, Мадам мэр, – я смущенно улыбнулась, думая про себя, что такие разногласия, как наши, вряд ли можно быстро разрешить. Именно тогда мне бросилось в глаза то, на что я не обратила внимания сразу.
– Оу, мои поздравления!
– Спасибо, мисс Френч. – Реджина с улыбкой прокрутила кольцо на пальце и взяла в руки лист бумаги, – я набросаю Вам список необходимых документов, как только всё соберете, обратитесь в офис шерифа, за Вами закрепят новый адрес. Вероятнее всего, нужно будет обратиться в центр занятости, чтобы найти работу. Ну…или как там вы с мистером Голдом решите.
– Спасибо большое… Простите, а как я могу к Вам обращаться помимо «Мадам мэр»? Чувствую себя болванчиком, повторяющим одно и то же. Могу я называть Вас мисс Локсли?
Реджина надавила на ручку так сильно, что с обратной стороны выскочил стержень, улыбка на её лице увяла.
– Я сказала что-то не то? – я удивленно захлопала ресницами.
– Нет, всё в порядке, меня просто давно так не называли, – сливовые губы растянулись в грустной усмешке, – думаю, мы с Вами остановимся на Рони, – Реджина протянула мне лист бумаги.
– Хорошо, спасибо большое за помощь, Рони… Я, пожалуй, пойду, – я засобиралась домой.
– А как же чай?
– Я и так отняла у Вас много времени, извините.
– Белль, – окликнула меня Реджина уже когда я стояла у выхода, – мой совет – не затягивайте с примирением, не теряйте драгоценное время, которое вам отведено. Иногда его бывает слишком мало…
Я благодарно кивнула и пулей вылетела за дверь. В её словах было столько боли… Совсем не похоже, что она отпустила прошлое. А я таки нарушила слово, данное Эмме, и испортила им помолвку. Совесть ту же принялась обгладывать меня изнутри.
Негнущимися пальцами я разогнула список документов, который мне написала Мадам мэр. И вот что бросилось мне в глаза:
Буквы ровным рядом тянулись по строчке.
Заглавные буквы были ничем иным, как образцом отменной каллиграфии.
У неё был красивый почерк.
Вот только он абсолютно не похож на почерк анонима.
Шок окатил меня девятиметровой волной.
Этот день должен был дать мне ответы.
Но пока вопросов становилось всё больше.
Если не она мне пишет, то кто?
========== ○ ОТВЕТЫ ==========
Я не помню, как добралась до отеля. Кажется, я даже с кем-то разговаривала, пока не оказалась в своём номере. Все мои догадки и предположения не оправдались, и я вдруг почувствовала себя марионеткой, которую умело дёргает за ниточки талантливый кукловод. Я перестала контролировать ситуацию.
А была ли она вообще под моим контролем?
На меня резко накатила дикая усталость, моральное напряжение достигло своего пика и в глазах появились непрошенные слёзы.
Весь час, пока я дожидалась Эмму, я оплакивала утерянные месяцы спокойной жизни, наполненные сомнениями, и свою порядком пошатнувшуюся нервную систему. Я с ужасом осознала, что медленно превращалась в тень той Изабеллы Френч, которую так расхваливал жене Дэвид Нолан. Я всю себя отдала этой истории, но взамен получала лишь участившиеся приступы мигрени, временами обостряющуюся паранойю, конверт с суммой, которую не заработала бы за все свои годы даже если бы сильно постаралась в купе с завуалированными угрозами и постоянными паническими атаками. Стоило ли оно того? Я уже ни в чём не была уверена.
Эмма тихонько постучала в мою дверь, когда слёз в моём организме больше не осталось. Кажется, она устроила мне взбучку за то, что я назвала Рони «мисс Локсли» и за то, что нарушила обещание ничего не портить, но почему-то её отповедь не задела ни струночки в моей душе. Может быть, потеря совести – часть моей профдеформации? Хотя, возможно, мне действительно стало всё равно.
Эмма прервалась на полуслове и как-то странно на меня посмотрела, вопросительно подняв бровь.
– Виски?
– Не откажусь.
Я отошла к бару и плеснула тёмно-янтарной жидкости, себе полстакана, а Эмме на два пальца. Кажется, Свон заметила, что её нравоучения не возымели действия и теперь просто молчаливо за мной наблюдала. Я протянула ей стакан и залпом осушила свой, едва поморщившись.
– Белль, у тебя всё хорошо?
– Да какая разница, мы здесь не для того, чтобы разговаривать обо мне. – Я, усмехнувшись, плеснула себе ещё и с немым вопросом взглянула на Эмму, все ещё сжимающую в руке свой нетронутый стакан.
– Пока достаточно.
– Хорошо.
Я обвела взглядом комнату, прикидывая в уме как бы поудобнее устроиться. Мой взгляд зацепился за журнальный столик и, оставив стакан дожидаться меня на прикроватной тумбе, я цепко схватила столик и поставила его между кроватью и креслом.
– Куда мне сесть?
Я махнула рукой:
– Устраивайся.
Эмма опустилась в кресло и поджала под себя одну ногу, внимательно наблюдая за моими приготовлениями. В последний раз живое интервью я брала в рамках моей экзаменационной работы, я помню, как скрупулёзно к нему готовилась, потратив целые стуки на составление списка нетривиальных вопросов, способных раскрыть сидящего передо мной человека. Но сейчас мне нужна была не Эмма Свон.
Мне нужны были ответы.
Я достала из сумочки диктофон и положила его между нами. Немного подумав, я отодвинула в сторону пустые листы и ручку, решив, что не буду вести записи, а позже расшифрую диктофонку.
– Это не она, так ведь? – Эмма цепким взглядом следила за каждым моим движением.
– Не она что? Пишет мне? Да, ты была права, это не её почерк. – Я опустилась на край кровати и быстро взглянула на Эмму. Свон было некомфортно и почему-то меня это радовало.
– Из-за чего вы поссорились с Голдом? Рони сказала, что вы не общаетесь…
– Интервьюер здесь я, – достаточно резко перебила я Эмму и Свон оторопело приподняла бровь.
– Хорошо, прости.
– Последнее, что было в дневнике – разговор Робина и Ливи. Оливия отдала ему свой блокнот и рассказала о том дне, когда…– я немного призадумалась. – Кажется, у второй личности Реджины не было своего имени?
– Робин не разделял их. – Эмма задумчиво посмотрела в окно. – Как-то он обронил, что случай Реджины уникален, поскольку, имея все признаки диссоциации, она оставалась цельной.
– Не совсем понимаю…
– Я тоже… – Эмма поморщилась и сделала глоток виски, – я не разбираюсь во всей этой медицинской дряни.
Я прищурила глаза и внимательно посмотрела на сидящую передо мной женщину.
– Как в таком случае ты стала психиатром?
– Я никогда им не была. Если бы не Локсли, который так вовремя объявился в «Нотнерте», меня бы выкинули спустя неделю, несмотря на то что я год проходила подготовку.
– Подготовку к чему?
Эмма кивнула на папку, лежащую на моей прикроватной тумбе.
– Не знаю, кто собирает для тебя досье, но он прекрасно справляется со своей работой. Я никогда не была связана с медициной. Я из ФБР.
Не могу сказать, что эта информация каким-то образом меня шокировала. Пазл понемногу начал собираться:
– Агент ФБР, внедрённый в психбольницу. Работа под прикрытием?
– Да. Мы расследовали деятельность некоей группировки на территории штата. К моменту моего внедрения, число пропавших без вести в Нотнерте и близлежащих к нему городах перевалило за сотню. У Коттона были свои люди в структурах, некоторое время ему удавалось успешно скрывать свои делишки, но, слухами земля полнится. Мы получили разрешение на операцию, моей задачей было собрать уличающую информацию на главаря, но Эдвард был куда более осторожен, чем его отец, и я застряла в «Нотнерте», так ничего толком и не собрав. Потом появился Робин.
– Он знал о цели твоего нахождения там?
– Нет, но Локсли был далеко не глуп. Он почти сразу понял, что я никакой не психиатр, но занял позицию стороннего наблюдателя – частенько помогал мне с пациентами, но расспросами не докучал.
– Айви говорила, что он тоже появился в больнице неожиданно. Буквально упал, как снег на голову. Тебе что-то об этом известно?
– Айви? – плечи Эммы напряглись, она крепко сжала пальцы в кулак и снова посмотрела в окно, – ты работаешь с Айви?
– Я работаю с теми людьми, которых направляет ко мне аноним. Айви передаёт мне письма со страницами из дневника. Но даже она не знает имени.
В глазах Эммы промелькнула плохо скрытая злость.
– Ты знаешь кто такая Айви, Белль?
– Да, она мне всё рассказала.
Некоторое время Эмма молчала, задумчиво прикусив губу. Я понятия не имела, что происходит в её светлой голове, но Эмма явно в уме прикидывала какие-то варианты.
– Айви должна скрываться. Тот факт, что она открыто с тобой встречается ставит всё под угрозу.
– Я бы не сказала, что мы встречаемся открыто. Её прячет брат, она не выходит из дома. Они крайне осторожны. Что за угроза?
Эмма устало вздохнула и, наклонившись над журнальным столиком, выключила диктофон.
– Айви попала под программу защиты свидетелей. Ей поменяли личность, она должна была сменить место жительства и прожить остатки своей жизни очень далеко от Нотнерта. Но, видимо, ей абсолютно плевать на то, что её необдуманные действия могут обернуться катастрофой.
– Какой катастрофой? – я нахмурила брови и тщательно обдумала всё, что сказала мне Эмма, – Реджина тоже под защитой? Поэтому она носит другое имя?
– Да, как и мистер Голд и еще половина жителей Сторибрука.
– Но это какая-то бессмыслица! При чём здесь Роберт и другие? О какой опасности мне все твердят? О какой защите идет речь? Рони ведь мэр, она у всех на виду! Если вас нашла я, любой сможет!
Эмма наклонилась ко мне и вцепилась в меня взглядом. По спине пробежался холодок нехорошего предчувствия.
– Белль, Эдвард Коттон всё ещё на свободе. У нас есть причины полагать, что он всё так же одержим Реджиной Миллс. Слишком много людей находятся под ударом. Сторибрук появился не просто так. Проще всего обеспечить защиту сразу всем причастным. Городок кишит Маршалами, на каждого приходится по два свидетеля. В случае опасности, мы снова сменим им личность и скроемся. Только Айви попала под другую программу. Послушай, меня, Белль, она не должна была засветиться. Это очень важно. Она знает, где прячется Рони?
Липкий страх сковал все мои внутренности. Я не могла ответить Эмме не слово, казалось, язык прирос к небу. Свон схватила меня за плечи и больно тряхнула. В её глазах затаилась паника.
– Белль?! Айви знает где сейчас Рони?!
– Я не знаю… Не уверена… – из меня вырвался едва слышный шепот, – Они знают про Сторибрук, но я не знаю насчёт Рони…
Эмма вскочила с места, двумя размашистыми шагами пересекла комнату и вновь опустилась передо мной:
– Рассказывай! Рассказывай мне всё немедленно!
Ком в горле мешал мне дышать, сердце бешеной птицей колотилось о рёбра. Только сейчас до меня дошло во что я вляпалась. Все предостережения, письма от мертвеца, конспирация, наконец, собрались в единую картинку. Получается, о городке не знали посторонние, но Руби же тоже была здесь.
– Дороти, – вырвалось у меня, – Эмма, кто такая Дороти?
Свон прожгла меня взглядом:
– Она одна из Маршалов.
– Вы очень рискуете, – мои губы пересохли, – было бы логичнее не пускать сюда чужих.
– И как ты себе это представляешь? Закрытый город привлечёт гораздо больше внимания! Белль, включи мозг, пожалуйста! Мне нужна информация, нам нужно действовать на опережение! Если Коттон нашёл Айви, если Айви знает где Рони…
Я подняла на Эмму глаза и моргнула. Наверное, со стороны я выглядела глупо, но паника не давала мне мыслить здраво:
–… то что?
– Белль, я не допущу, чтобы кто-то навредил Рони. – блондинка практически шипела, я буквально кожей почувствовала волны ярости, исходящие от нее, и усилием воли, запихнула панику, сковавшую меня, в самый далёкий уголок сознания.
– Эмма, Айви в безопасности. Никто даже не догадывается о том, что у Августа есть сестра, её никто не найдёт. Рони ничего не грозит. Успокойся.
– Ты уверена?
Нет, я не была уверена. Но мозг принялся строить логические цепочки, подмечая все детали разговора с братом и сестрой, их поведение, их переглядки и перешёптывания.
– Да, я уверена, – кивнула я, – где Айви знает только её брат и я. Август очень осторожен, а я… Я больше туда не сунусь – я вновь потянулась к диктофону, – пожалуйста, давай закончим то, ради чего ты здесь.
– Ты не сможешь опубликовать эту книгу, пока идёт расследование. Тебе никто не позволит.
– Я похожа на идиотку?! – вдруг во мне поднялась неимоверная злость, – я не собираюсь натравливать на вас Коттона. Если ты не заметила, согласившись на эту работу, я повесила себе на спину огромную мишень и теперь так же рискую, как и все!
– Как тогда ты можешь продолжать свою работу? – Эмма вперила в меня взгляд, её глаза опасно блестели.
– Аноним не желает зла Рони. – почему-то я была уверена в этом на все сто процентов, – он просто хочет, чтобы все узнали, что случилось в стенах «Нотнерта». Я заменю имена. Никто ничего не узнает.
– Об этом уже знают многие.
– И за двенадцать лет ничего не произошло.
Кажется, Свон успокоилась. Она залпом выпила виски и вновь упала в кресло.
– Так кто такой Робин Локсли и как он попал в больницу?
Эмма вновь посмотрела в окно и вздохнула.
– Робин работал на МИ-6. Он не был частью системы, его завербовали, как талантливого специалиста в области психиатрии. Они искали пропавшую британскую подданную. Он получал четкие инструкции, которые должен был выполнять. Но он их нарушил. Он влюбился в пациентку. Он позволил эмоциям взять верх над разумом. Все, что случилось в «Нотнерте» – его вина. Из-за него всё пошло коту под хвост.
Комментарий к ○ ОТВЕТЫ
========== ○ РОБИН ЛОКСЛИ ==========
Английский городок Ноттингем был основан на холмах, именно такое месторасположение города позволяло в своё время контролировать стратегическую переправу через реку Трент. Это был удивительный город, не похожий ни на один другой, со своей уникальной историей и атмосферой. Однако к 20 веку его облик потерпел значительные изменения – главную площадь теперь в плотное кольцо брали перемежающие промышленные и жилые кварталы, появились блочные высотки, торговые центры и кольцевая дорога. Город перепланировали, и он стал как две капли воды похож на любой другой торговый центр Англии, утратив свой неповторимый шарм.
Эмилия Локсли любила Ноттингем, но тяжелая беременность делала девушку излишне восприимчивой к городскому шуму, и её муж принял, как ему казалось, единственное верное решение для защиты душевного спокойствия жены и первенца – купить небольшой домик в деревне Иствуд в окрестностях Ноттингема.
Семейство Локсли на первый взгляд ничем не отличалось от любого другого, живущего неподалеку. Джейкоб – именитый хирург, Эмилия – его перспективный интерн. Их свадьба не стала сюрпризом ни для кого. Хотя не обошлось без неприятных сплетен. Но, связанные крепким чувством и сплоченные общими целями, молодые люди не обращали внимания на порицания общества и недовольные шепотки за спинами о большой разнице в возрасте и загубленной карьере Эмилии. Кому какое дело? Главное, они счастливы. Джейкоб всегда и во всём поддерживал супругу и даже не допускал мысли о том, чтобы «посадить её на поводок» – Эмилия вернется в медицину, как только будет готова, и он обязательно ей в этом поможет.
Робин Локсли родился и рос, имея перед глазами яркий пример красивой истории любви, в которой женщина была центром вселенной мужчины, а мужчина – надежной опорой и самой лучшей поддержкой. В их семье не было главного, даже с маленьким Робином общались на равных.
Мальчик был облюблен со всех сторон – бабушки и дедушки постоянно баловали единственного внука, а мать и отец души не чаяли в собственном чаде. Но Робин не рос избалованным ребенком, наоборот, с раннего возраста ему был присущ какой-то необъяснимый детский альтруизм – у него никогда не было чего-то «своего», все свои игрушки он без труда отдавал тем, «кому они нужнее», сладостями делился с друзьями и однокашниками, а когда ему исполнилось десять, мальчик попросился волонтером в больницу к отцу – помогать ухаживать за пациентами. Именно там он познакомился с парнишкой по имени Джонни. Он был пациентом Джейкоба, которому недавно провели краниотомию – сложную операцию на головном мозге. Поначалу Робин списывал все странности поведения нового друга на последствия операции, пока отец не решился поговорить с сыном о том, что человеческий разум – очень сложная налаженная система, но даже она иногда даёт сбои и хирургическое вмешательство здесь было не при чем. Джонни был первым человеком с ДРИ, которого увидел Робин. Его вторую личность звали Лэни и он был тем еще хулиганом и постоянно влипал в неприятности. Родителей беспокоила их дружба, но пока мальчик не встревал в плохие истории, они закрывали глаза на сомнительную компанию в надежде на благоразумность не по годам взрослого сына и кратковременность возникшей привязанности.
Однажды Робин пришел домой злой, как чёрт, и, ничего не объяснив матери, скрылся в своей комнате, громко хлопнув дверью. Эмилия, выждав некоторое время, постучалась к нему в комнату и, услышав разрешение, проскользнула внутрь.
– Милый, у тебя что-то стряслось?
– Пустяки, – бросил через плечо мальчик, – день дурацкий.
– Разве ты не должен помогать в больнице?
– Меня выгнали. Я не знаю, можно ли мне будет туда вернуться.
У Эмилии пропал дар речи, она осторожно опустилась на край кровати сына и с немым вопросом в леденисто-голубых глазах, заглянула ему прямо в душу. Мальчик не любил, когда она так делала, ему казалось, что мать видит его насквозь.
– Что случилось?
– Лэни… – Робин скривился и, взъерошив светлые волосы, махнул рукой и вновь повернулся к учебнику.
Эмилия вздохнула и подошла к сыну, мягко сжимая его плечи и поворачивая к себе лицом.
– Нет, мистер Локсли, не смей менять мать на книгу и поговори со мной! – мама нежно улыбнулась и пригладила рукой поднятый парнишкой русый вихрь. На некоторое время в комнате повисло молчание, мальчик покусывал губу, размышляя о том, как рассказать матери о произошедшем, а Эмилия с нежностью рассматривала сына, который с каждым годом становился всё больше похожим на отца. От неё мальчику достались только пронзительные голубые глаза.
– Он меня подставил. В больнице считают, что я вор, – мальчик вздохнул и поднял на мать глаза, в глубине голубых озёр отразилась твёрдая решимость, – но мне все равно, пусть думают, что хотят, главное, что я этого не делал.
– Это довольно взрослый подход к сложной ситуации, молодой человек, – мама улыбалась, хотя во взгляде проскользнуло беспокойство, – но это же не первый раз, когда Лэни обходится с тобой несправедливо.
– Да, но Джонни классный, я не хочу терять друга из-за его… особенностей.
– Робин, к сожалению, в жизни иногда случаются моменты, когда людям приходится идти вразрез со своими желаниями. Ты очень мужественно справляешься с ситуацией Джонни, я безумно горжусь тобой и скажу по секрету, что немногие взрослые люди на твоём месте поступили бы так же. Но поступки Лэни тебя сильно огорчают и это все повторяется с завидной периодичностью, Джонни с тобой всё реже и реже. Папа хочет помочь мальчику и совсем скоро его переведут в другую больницу, где постараются помочь. Мне давно нужно было сказать тебе это, но не хотелось тебя огорчать. К сожалению, совсем скоро вы не сможете больше видеться.
Робин внимательно слушал маму. Новость о том, что Джонни скоро уедет, почему-то не вызвала ожидаемой реакции. Мальчик принял это не так болезненно, как думали его родители, хотя несколько месяцев к ряду немного хандрил.
Проблема с воровством решилась легко, но мальчик отказался вернуться в больницу. А затем в дом по соседству переехала новая семья, в которой жила девочка по имени Мэрион. Они стали много времени проводить вместе. Девчушка удивительным образом меняла мальчика, с ней он становился смелее, храбрее и даже в каком-то роде свободнее. Детская привязанность выросла в нежное подростковое чувство, родители с умилением наблюдали как их мальчик превращается в молодого юношу со своим уникальным взглядом на мир, непоколебимым чувством справедливости и не попираемыми целями на жизнь.
Мэрион для Робина была чем-то сродни маяка: всё, что он делал было для неё и ради неё. В четырнадцать лет у девушки выявили биполярное расстройство, и Робин твёрдо заявил отцу, что свяжет жизнь с психиатрией, наплевав на семейные традиции. Ни на какие уговоры он не вёлся, ни один здравый аргумент не воспринимал и, едва закончив школу, покинул родительский дом вместе с молодой супругой, получил хорошее образование и устроился работать в клинику, в которой, при необходимости, в период острых стадий несколько месяцев проводила его жена.
Жизнь Робина напоминала ему сказку, у него было все, что только можно было пожелать: он занимался любимым делом, у него была любящая жена и целая очередь желающих к нему в интернатуру. Он сделал себе имя, и даже перещеголял в этом отца – Робина Локсли знали далеко за пределами Великобритании. Несколько лет они с Мэрион провели в Лозанне, пока Робин проходил стажировку в лучшей в мире клинике и работал над своим исследованием, которое должно было перевернуть мир психиатрии, приоткрыть завесу профессиональный тайн и помочь людям адекватно воспринимать других, столкнувшихся с ментальными расстройствами.
Только вот всякой сказке рано или поздно приходит конец.
Они с Мэрион вернулись в Иствуд. Робин получил хорошую должность в клинике и приглашение вести ряд лекций по патопсихологии в Ноттингемском университете. Мэрион получила степень магистра по сравнительному религиоведению и работала над книгой, которая, по нескромному мнению Робина, должна была стать бестселлером.
Зимой Робина Локсли ожидал привет из прошлого – в госпиталь «Принцесса Грейс», в котором он трудился последние 2 года, попал Лэни. Локсли даже не сразу узнал его, настолько хреново он выглядел. Видимо, в детстве чуда не произошло, врачи не только не интегрировали его личности, но и усугубили болезнь неправильными назначениями и нетрадиционными методами лечения. Его психика была в настолько плачевном состоянии, что положительных прогнозов ждать не приходилось. Состояние было критическим, видение реальности для Лэни было исключительно субъективным – он воспринимал людей рядом не иначе, как враждебно – все и каждый был для него угрозой. Пациент вёл себя крайне агрессивно и не единожды становился жителем изоляторов, которые уже долгое время никто не использовал по назначению. Робин лично взялся его лечить и, казалось бы, добился существенного прогресса – Лэни перевели в обычную палату и Локсли впервые вздохнул с облегчением – он находится на своём месте. Если он помог Лэни, значит, способен помочь и многим другим.
В один из мягких летних деньков, Мэрион заглянула к нему в кабинет, сжимая в руках два стаканчика с его любимым кофе. Кабинет тут же заполнил аромат миндаля и духов Мэрион, лёгкий ветерок приподнимал занавески и, прокрадываясь в кабинет, дарил приятную прохладу.
– Проходила мимо, решила, что ты, как всегда, пропустил обед. Принесла твой любимый кофе и панкейки, – Мэрион, улыбаясь сложила ему на стол его обед, – ты как?
Робин отодвинул в сторону истории болезни и поманил к себе супругу. Девушка с лукавой улыбкой села на стол перед ним и обвила его шею тонкими ручками.
– Теперь хорошо, – Робин усмехнулся, запечатляя на губах любимой долгий, лишенный всякой невинности поцелуй. Мэрион тут же распахнула губы, и, слегка поёрзав, удобнее устроилась на столе.
– Если ты меня еще раз так же поцелуешь, вся больница услышит, как сильно я тебя люблю, – она, нежно улыбнувшись, провела изящными пальчиками по его плечам.
– Как будто это когда-то нас останавливало, – Робин двинул рукой вверх, поднимая ее юбку и крепко сжимая в руках её бедро. Мэрион зарделась и спрятала лицо за волосами, по коже тут же побежали мурашки. Они были женаты уже 10 лет, но её тело всё еще воспринимало каждое его прикосновение с восторгом. Робин видел это и ему это безумно нравилось.
– Я была у врача, – еле тихий шепот звучит очень близко к его уху, вызывая мурашки по шее. Робин на миг замер и, чуть отодвинувшись, двумя пальцами приподнял ее подбородок вверх:
– И что сказал врач?
– Готовить пеленки с распашонками. – На ее лице растянулась широкая улыбка довольного чеширского кота.
– Боже, Мэрион, это чудесно! – Робин крепко сжал в объятиях жену, зарываясь носом в ее волосы и вдыхая её запах, – ну привет, малыш. – Рука врача опустилась на еще плоский живот, аккуратно поглаживая через ткань зону немного выше пупка.
Мэрион тихонько хихикнула, накрывая его руку своей.
– Доктор Локсли…ой, – медсестра остановилась в дверях и неловко переступила с ноги на ногу. Бледные щеки залил ярко-розовый румянец. «Хоть бы дверь закрыли…как дети, ей-богу» – пронеслось в голове, прежде, чем она извинилась за вторжение:
– Прошу прощения. Доктор Блейз хочет переговорить с Вами о реструктуризации клиники по Вашему плану, который утвердили в конце прошлого квартала. К сожалению, у него только сейчас есть минутка, затем он уезжает на консилиум по проблемным полям психиатрии. Тот самый, от которого Вы отказались.
Робин вздохнул и снял жену со стола.
– Спасибо, Лесли, сейчас буду.
Мэрион, улыбнувшись, заправила тёмные волосы за ухо и схватила один из стаканчиков с кофе:
– Проведете до выхода, доктор Локсли?
– Всенепременно, миссис Локсли, – Робин усмехнулся, оставляя на виске жены нежный поцелуй и мягко подтолкнул её к выходу, который находился прямо напротив кабинета доктора Локсли – его отделял лишь длиннющий светлый коридор.
– Нужно будет многое купить для малыша… – Мэрион весело рассуждала вслух, – я хочу всё новое, поэтому можешь передать своим родителям, что ни твои старые ползунки, ни вещи сестрёнки Кэти мы не примем.
– Зря ты так, у меня были чудесные ползунки.
Коридор заполнил смех Мэрион, похожий на звучание сотни колокольчиков. Она повернулась к нему лицом и мягко провела ладошкой по щеке:
– Ты будешь потрясающим папой.
– Очень сильно постараюсь оправдать ваши ожидания, миссис Локсли, – Робин вздёрнул бровь, целуя ее ладошку.
Мэрион усмехнулась и сделала пару шагов спиной к двери.
Робин был так счастлив, что не видел никого, кроме жены. Она, будто солнце, светилась и заполняла всё пространство. А потом резко замерла, схватившись за горло.
Багровая кровь осталась на её пальцах, а под ними зияла ровная, словно под линейку выведенная полоска того же цвета, из которой тёмным водопадом стекала на грудь кровь, покрывая светлый летний сарафан отвратительными бесформенными пятнами. Глаза девушки расширились от ужаса и боли, Мэрион успела сделать лишь пару шагов навстречу мужу, прежде, чем он поймал её, когда подкосились ноги и она бесформенной грудой упала на пол. Стаканчик с кофе выпал из ее пальцев, оставляя на светлом ламинате коричневые лужицы, смешавшиеся с алыми пятнами. Коридор заполнился запахом миндаля, перебившим железный призвук крови. Над Мэрион стоял Лэни, сжимая в руках окровавленный нож. Стены коридора отзывались его безудержным смехом.
Так мир Робина разрушился в один миг, унося с собой всё, что было ему дорого.
Похороны были громкими, проводить жену доктора Локсли собрался чуть ли не весь городок, а Робину хотелось лишь покоя.
Не видеть бесчисленное количество лиц, искаженных жалостью.
Не слышать бесполезные слова поддержки.
Не ощущать на себе сочувствующие взгляды.
Ему не верилось, что Мэрион больше нет в его жизни. Он отказывался идти домой, где его больше никто не ждал. Три дня и три ночи он провёл у могилы супруги, пока отец силой не заставил его вернуться в родительский дом. Локсли закрылся, стал нелюдимым и впал в беспросветную депрессию. Решение бросить работу пришло к нему сразу, а следом за ним – клятва самому себе, что он больше никогда ни минуты не посвятит психиатрии.
Их с Мэрион дом родители продали незадолго после похорон – сын наотрез отказался вернуться туда, где каждая комната напоминала ему о потере. На вырученные от покупки деньги, Локсли уехал куда глаза глядят. Целый год он провёл в затворничестве, изредка отвечая на телефонные звонки родителей.
Когда боль перестала быть невыносимой, он сделал всё, чтобы её вернуть – бесконечная череда женщин на одну ночь, тонны алкоголя и дебоширство в миллионы раз усиливали его чувство вины и позволяли жить с уже облюбленным чувством ненависти к самому себе.
В один из особо темных дней, к Робину приехала Эмилия. Сын долго не открывал ей дверь. Напуганная до смерти мать, ведомая каким-то шестым чувством, нашла спрятанный под ковриком ключ и вломилась в обиталище Робина в самый разгар его новой терапии. Увиденное настолько шокировало её, что первую минуту она просто не могла заставить себя сдвинуться с места.
Робин абсолютно голый лежал на груди женщины, лицо которой было скрыто за таким слоем макияжа, что отмыть его можно было разве что с мочалкой. Девица целовала его губы, хотя со стороны казалось, что она вот-вот съест его лицо. Немного поодаль лежала другая женщина, одетая лишь в подранные чулки, она крепко держала Робина за руку и его пальцы с чмокающим звуком исчезали где-то между её бедер. Третья склонилась над телом Робина и выполняла своим ртом весьма недвусмысленные движения.
