Текст книги "Нотнерт (СИ)"
Автор книги: Malvada Reina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Стыд сковал его, хотелось одновременно и плакать от беспомощности и ударить Дею за то, что она с ним сделала. Женщина прилегла рядом и, мягко погладив его по щеке, тихо шепнула ему на ухо:
– Ничего, Самаэль, это только начало…
Она подняла вверх его кофту и горячими поцелуями спустилась вниз к штанам, а оттуда – туда, где мальчик часто трогал себя по ночам. Больше Эдвард ничего не помнил об этой ночи, кроме ее горячих губ, ловкого языка и прекрасного обнаженного тела, верхом на нем.
Позже они не единожды повторяли эту ночь. Мачеха учила сначала мальчика, а затем и молодого юношу сладострастию, а он и вовсе голову от нее потерял. Он слушал каждое ее слово, готов был выполнить каждую ее просьбу. Она представлялась ему той самой Лилит, которой она поклонялась, такой же дикой, необузданной и невероятно желанной.
***
Айви дочитала до конца последнюю строчку и, сложив, лист по его изгибам, отложила его в сторону. Я пыталась переварить услышанное, но удавалось с трудом. Впервые в жизни в моей голове был такой сумбур.
– Это раздавали всем детям в приюте, когда нам исполнялось одиннадцать.
– Что?!
– Мы должны были знать какой путь прошел наш пастырь и кто он на самом деле. Это лишь первая часть Слова, есть еще как минимум две, но я избавилась практически от всего. Эта прилипла к фотографиям, я не заметила. Августу повезло, он не успел получить детскую травму, нас забрали до того, как в нем начали воспитывать веру.
Долгое время ни одна из нас не решала нарушить сложившуюся тишину – Айви прибывала в своих детских воспоминаниях, а я пыталась соединить в голове воедино то, что я услышала сейчас и то, о чем уже знала.
– Значит, его мачеха принадлежала к какому-то сатанистскому культу и с ранних лет приобщила к нему и пасынка?
– Она не просто приобщила его, Белль. Эдвард действительно верил в то, что он Самаэль и заставлял каждого к нему так обращаться.
– Там было сказано о каком-то предназначении…
– Да, – Айви покопалась в кипе фотографий и достала еще один листок, сложенный пополам. – У Деи были книги, очень старые, написанные от руки то ли на латыни, то ли на ассирийском. В одном из фолиантов было что-то типа пророчества… Вот…
«В день красной луны да родится дитя из чрева бесплодной женщины, да окрасит он кровью первые месяцы существования своего. Дитя сие ждет великая миссия – изменить саму ткань мироздания, создать Антихриста и воссесть на трон божий, ибо имя его – Самаэль». Эдвард действительно родился во время лунного затмения, так что у Деи были причины считать, что он – сам Сатана, поднявшийся на Землю. Но это не все. В третьем Слове было другое пророчество… Я не помню дословно, но в общих чертах – там было про то, что ему необходимо найти сосуд для Лилит – человеческую женщину, достойную стать супругой Дьявола.
– Боже…
Айви кивнула:
– Он долго искал. И однажды нашел. Я уверена, ты понимаешь о ком я говорю.
Я шумно выдохнула:
– Этим сосудом должна была стать Реджина Миллс.
========== ○ РИТУАЛ ==========
– Он впервые увидел её, когда ей было семнадцать. Реджина пыталась продать в ломбарде свои серьги с драгоценными камнями, но оценщик давал за них совершенно смешные деньги. Девушка устроила ему хорошую словесную взбучку, чем и привлекла внимание Самаэля, который пришел к оценщику, чтобы обсудить парочку личных вопросов. Она пулей выскочила из магазинчика, хлопнув дверью так, что стоящее в ней стекло разлетелось вдребезги. Реджина плотно засела в его голове, и Самаэль бросил все силы и задействовал все ресурсы, чтобы выяснить кто она такая.
Каково же было его удивление, когда ему доложили, что девушка – сбежавшая с молодым любовником аристократка, вынужденная отдавать последнее, чтобы достать деньги на пропитание. Планеты сошлись – красивая, да еще и благородного происхождения, ему под стать. И венцом всему – до чёртиков своенравная – именно такой он видел Лилит, именно так её описывала Деа.
Он наблюдал за ней издалека, пытаясь понять, чем же девушку зацепил тот убогий, которого она любила, ведь он даже прокормить их толком не мог. Наблюдал и сгорал от ревности каждый раз, когда к ней прикасались не его руки, когда её целовали не его губы. В какой-то момент зависть в нём достигла апогея и он, словно Змей-искуситель, нашептал абсолютно всем в Нотнерте и ближайшем к нему Моррисвилле не брать на работу парня по имени Дэниел Колтер.
– Неужели он обладал таким влиянием?
– Белль, не забывай, пожалуйста, о ком мы говорим, – Айви устало покачала головой, – его либо до чертиков боялись и прислуживали, либо поддерживали и помогали. Его семья обладала большим влиянием.
Несмотря на то, что его отец был всего лишь главой психиатрической клиники, под дудку Джейкоба плясал весь город. Абсолютно все знали, что загреметь в «Нотнерт» – плёвое дело, стоит только связаться с ним или с его шайкой-лейкой, которая проворачивала такие финансовые махинации, что у любого причастного к этой сфере, волосы на загривке не просто становились дыбом, а разом выпадали. Но к ним продолжали обращаться, брали кредиты, закладывали имущество и, не имея возможности погасить долг, быстренько укладывались в лечебницу, где по слухам, сынок главврача проводил над людьми страшные опыты. Видимо, нужда была сильнее страха, и, наплевав на здравый смысл, многие шли на сделку, и по итогу заканчивали, как наш отец. К своим шестидесяти, Джейбкоб и его компания сколотили на этом целое состояние.
Биологическая мать Самаэля, Амедеа, была внебрачной, но самой любимой дочерью Губернатора, а внука, поверь, он любил ничуть не меньше, хотя виделся с ним пару раз в году. К тому же, Деа довольно быстро обрела союзников не только среди людей, имеющих авторитет здесь… у нее были последователи по всему континенту. Самаэль не называл имен, но никогда не скрывал, что многие имели высокие чины. Да и сам он был далеко не глуп.
Закончив духовную семинарию, он поступил в Гарвард на кафедру биологической химии и молекулярной фармакологии, еще до выпуска выиграл кучу грантов и запатентовал огромное количество новых лекарственных препаратов. Общественность сильно удивилась, когда он отказался от всего, чтобы стать пастырем в местном монастыре. Словом, перекрыть парнишке воздух для него не составляло никакого труда.
Видимо, после этого у Реджины и Дэниела всё не заладилось, девушка вынуждена была просить помощи у родителей, а те поставили ей ультиматум – они примут блудную дочь назад только при условии, что она вычеркнет из своей жизни нерадивого конюха. Как ты понимаешь, идти на это Реджина категорически отказалась.
Терпение Самаэля начало трещать по швам, и он заплатил очень большую сумму денег местной гопоте, чтобы те отправили Дэниела к праотцам, но поставил одно главное условие, без которого парни не получили бы ни копейки – от Колтера нужно было избавиться на глазах у его благоверной, но саму девушку Самаэль трогать запретил.
Дьявол надеялся, что это надломит волю Реджины и она откроет разум для Лилит.
Как и было оговорено, ребятки подкараулили парочку, когда те шли мимо доков. Однако на тот свет, к превеликому сожалению Коттона-младшего, Дэниел не отправился, а всего лишь надолго загремел в больницу с черепно-мозговой травмой, множественными переломами конечностей и внутренним кровотечением, но и этого хватило для того, чтобы Реджина вернулась домой.
Разум для Лилит она так и не открыла, но о произошедшем забыла напрочь – видимо, так сработал защитный механизм ее психики. Родители быстро состряпали для нее небылицу об их печальном с Дэниелом расставании и на этом ее маленькая история большой и чистой любви закончилась.
Как раз в этот период от обширного инсульта умер Джейкоб и Самаэль вынужден был ненадолго отвлечься от Реджины, чтобы принять управление лечебницей на себя и удержать сеть, собранную его отцом. А когда все понемногу уладилось, его ждала новая насмешка Всевышнего – Реджину быстренько выдали замуж. И, увы, избранником оказался не он.
– Насколько я знаю, ей не шибко повезло с мужем.
– О, Леопольд был от нее без ума! Он влюбился в нее, как мальчишка, хотя Реджина была ненамного старше его дочери, Мэри-Маргарет. Это мог бы быть действительно счастливый брак, если бы Реджина не была помечена печатью Дьявола, как его собственность, а Леопольд, по несчастливому стечению обстоятельств, не состоял в том самом культе.
Деа приказала Леопольду сделать жизнь Реджины невыносимой. Аргументировала это Высшим Благом и проверкой на силу Веры. Вышло так, что при всем внешнем благоустройстве, у девушки не было абсолютно никаких прав.
Когда Мэри-Маргарет уехала учиться в Вашингтон, Реджина подала документы в Стенфорд на политологию и международные отношения, но Леопольд вынудил её отказаться от образования в пользу семьи. И хотя поступать она не стала, она частенько ездила на лекции вольным слушателем, как говорил Самаэль – проявляла бунтарство, что только укрепляло его веру в то, что он нашел правильный Сосуд.
Незадолго после этого нас Августом забрали из приюта, на короткий период я выпала из жизни Культа поскольку обсуждать эту тему в воскресные вечера за чаем в доме моих родителей Самаэль не мог. Поэтому именно здесь заканчиваются факты и начинаются исключительно мои предположения и догадки, основанные на том, что я видела эту кухню изнутри и достаточно хорошо знала Ритуал.
После замужества Реджины произошли два очень важных события, которые просто необходимо брать во внимание, чтобы сложить всю историю воедино. И о первом я узнала, когда Самаэль взял меня на работу в «Нотнерт».
Спустя пару недель после того, как Реджина стала мадам Бланшар, Самаэль получил запрещение в священнослужители. Запрещение – штука очень серьезная. В церквях это настолько крайняя мера, Белль! Священнослужителей так карают только за самые греховные проступки, скажем, за убийство…
Дверь тихонько скрипнула и мы, увлеченные беседой, подскочили на собственных стульях на добрый метр.
– Какого черта?! – Август оторопело уставился на меня.
– Добрый уже вечер, Август, – я улыбнулась ему одной из самых приветливых улыбок в моем арсенале, – я надеялась, что я уйду раньше, чем ты вернешься, но раз так сложились обстоятельства… Безумно рада познакомиться с твоей сестрой.
– Как ты вообще нашла этот дом?
– Следила за тобой, – все еще улыбаясь ответила я, пытаясь скрыть ту неловкость, которую я испытывала во время этого разговора.
Август бросил обеспокоенный взгляд на сестру:
– Айви…
– Нет повода паниковать.
– Если получилось у нее…
– Август. Нет. Повода. Паниковать. Просто тебе нужно быть чуточку осмотрительнее.
– Айви…
– Мы поговорим об этом позже, Август. Будешь бисквит?
– Не голоден. – Август еще раз посмотрел на меня, –когда ты шла за мной, случайно не обращала внимания, нет ли за тобой хвоста?
– Нет. – Я опешила, – А в чем проблема? Что стряслось?
Айви вздохнула:
– Давайте немного отложим этот разговор? Мы вернемся к нему, обещаю, но немного позже.
Август все еще хмуро сверлил меня взглядом. Мне стало непросто неловко, а дико не по себе, словно я совершила какой-то страшный проступок и даже не догадывалась об этом.
– У меня большая просьба к тебе, братец. Отложи свой скептицизм ненадолго и не мешай мне делиться информацией. Иначе ничего хорошего из этого разговора не выйдет, а Белль не виновата в том, что наши с тобой взгляды на ситуацию колоссальным образом рознятся.
Август недовольно хмыкнул, но кивнул и поставил перед нами три бокала с шотландским виски.
– Вторым ключевым моментом стала смерть Деи. Именно это событие натолкнуло меня на мысль о возможной причине запрещения, – продолжила Айви, – согласно Слову, чтобы призвать Лилит в Сосуд, нужно совершить страшный ритуал, заключающийся в ряде жертвоприношений: нужно было забрать из-под крыла Божьего Святую, Любовницу и Чистую и передать их души Преисподней в качестве платы за освобождение Лилит. А потом упокоить разом сотню земных рабов, чтобы закрыть ворота в ад и слить воедино дух Лилит и Сосуд, в котором она будет жить.
– Подожди, я правильно понимаю, что речь идёт об убийствах?
– О ритуальных убийствах, Белль, – сквозь крепко стиснутые зубы прорычал Август, – о самом настоящем зверстве. Поверь, ты не захочешь узнать подробности о том, как именно Деа Коттон отправилась в Преисподнюю.
Я неуверенно посмотрела на Августа, снедаемая сомнениями:
– Вы хотите сказать, что Эдвард собственноручно и крайне жестоко убил мачеху, которую в буквальном смысле боготворил?
– Если восстанавливать хронологию, смерть Деи очень кстати пришлась на период, когда Самаэль… – продолжила Айви, игнорируя мой скептицизм.
– Его зовут Эдвард, Айви! – рявкнул Август.
Девушка вздрогнула и, облизнув губы, продолжила:
– …получил запрещение и только возглавил «Нотнерт». Учитывая специфику их отношений, я предполагаю, что Деа была той самой Любовницей. Тогда до нее должна была быть Святая… Возможно, за расправу над ней…Эдвард… – Айви осторожно покосилась в сторону Августа –…и получил запрещение. Это многое объясняет, но, признаться честно, мы ничего не слышали о жестоко убитых монашках.
– Это не удивительно, ублюдок хорошо заметал за собой следы. – Август покачал головой.
– Выходит, он начал Ритуал…
– Да, но потерял при этом Сосуд. Ему нужно было вернуть Реджину, а для него это было, как два пальца об асфальт, ведь со смерти Деи всё её дело перешло Эдварду, а значит, Леопольд в самом прямом смысле находился у него под каблуком.
– И муж предал жену…
– Сомневаюсь, что это решение далось ему легко. Повторюсь, он в ней души не чаял и очень страдал от угрызений совести за её отравленную жизнь. Даже стал реже находиться дома. Но Леопольд не был самой большой проблемой в этом пазле. Реджина всё ещё оставалась Реджиной – очень своенравной, острой на язык, но совершенно обыкновенной. Её разом не был распахнут для чего-то большего, Лилит не смогла бы жить в этом теле. Поэтому Эдварду нужно было подготовить почву.
– И тогда Хайд устроил спектакль с игрой в карты…
– Да, но ты упускаешь самое главное. – Айви достала из холодильника лёд и уронила его в бокалы с виски. – Эдвард уже пробовал применять травмирующие событие для раскола сознания, но оно ничего не дало. Он не мог рисковать еще раз, действовать нужно было наверняка, у ритуала был ровно отведенный срок, связанный с планетарным расположением. Поэтому параллельно он работал над лекарством, которое могло бы открыть разум человека для подселенца.
– Сукин сын создал уколы, расщепляющие личность! – Август залпом осушил бокал.
Айви с укором посмотрела на него:
– Ну я же просила, Август!
– Пождите, разве это возможно? – разговор пошел о вещах, в которых я была несведущей, и я всячески пыталась уловить смысл.
– Что такое диссоциативное расстройство идентичности, по-твоему? – Айви с интересом посмотрела на меня.
– Ну, согласно записям Доктора Локсли, насколько я поняла, это деперсонализация человека, связанная с определенным травмирующим событием.
– Верно, но это несколько более сложный по своей природе феномен. – Айви задумалась, – Человеческая психика сама по себе система очень стойкая и совершенно индивидуальная. Одно и то же травматическое событие у двух разных людей в одном и том же возрасте, взятых в одном и том же окружении, у одного может вызвать ДРИ, а у другого нет. Это все прежде всего связано с функций синтеза нашего головного мозга, через которую работает наше самовосприятие. Грубо говоря, именно благодаря этому синтезу мы понимаем, что мы – это мы, что голос, которым мы говорим – наш, что руки, которыми мы двигаем – тоже принадлежат нам и т.п.
Я кивнула, пытаясь удержать в голове нить её мысли:
– То есть, по сути ДРИ появляется в следствии нарушения этой функции?
– Да. Все, что нужно было Коттону – вызвать нарушение функции синтеза головного мозга, которое в совокупности с травмирующим событием, раскололо бы личность. – Пояснил Август.
– Укол сыворотки плюс события той ночи в особняке Бланшаров, плюс Ритуал, и, вуаля, привет Лилит! – кивнула Айви.
– Когда он вколол ей сыворотку?
– Полагаю, в тот единственный момент, когда никого, кроме него, рядом с Реджиной не было…
– После Охоты. – догадалась я.
– Да. Ему удалось сделать, казалось бы, невозможное. – Впервые в глазах Айви я увидела то, что меня сильно смутило – она говорила об Эдварде не со страхом, как раньше, а с каким-то плохо скрытым восхищением. Август тоже уловил эту перемену в сестре и нахмурил брови, но Айви этого, казалось, не замечала, – Правда сыворотка сработала не совсем так, как действовала на подопытных…Она не освободила место для Лилит, а расщепила личность Реджины пополам: на хорошую часть и на часть, вобравшую в себя все тёмные качества Лилит. То есть фактически Реджина оставалась Реджиной, но стала более модифицированной версией себя. Реджина 2.0. – Айви хихикнула, будто сказала что-то забавное и сделала глоток из бокала, – Эдвард списал это на то, что Ритуал еще не был завершен и надеялся, что с последней жертвой всё образуется.
Снедаемая яростью, Реджина сожгла дом, попутно избавившись от оставшихся обитателей – Леопольда, садовника и горничной. Но контролировать тело достаточно долго вторая личность еще не умела и очень быстро потеряла управление. В итоге Реджина сама чуть не сгорела, но ее спасли пожарные, прибывшие по звонку соседей. Девушку отправили в больницу. Незадолго после её выписки и похорон Леопольда, скончалась ее мать. Отец умер практически вслед за ней, а Реджина узнала, что беременна. Аборт ей сделали быстрее, чем Эдвард смог добраться в больницу. В последующие месяцы, он убеждал себя, что ребенок мог быть не его, а значит Реджина прикончила не зародившегося в ней Антихриста, а обычного человеческого младенца. В конечном итоге Реджина перестала быть фертильной и осталась совсем одна. Эдвард спокойно и без лишних свидетелей прибрал её к рукам.
– Хайд получил свой Сосуд.
– Да, но проблема разделения все еще оставалась. Сыворотка сработала, но не совсем так, как того хотел Эдвард. Нужно было провести Ритуал.
– Он загубил множество человеческих жизней из-за своей одержимости. В том числе и малышку Оливию Белл. – добавил Август.
– Лив, – кивнула я, вспоминая девочку, с дневника которой началось всё моё расследование.
– Лив была Чистой. Последней жертвой для Лилит. Одной из частей Ритуала, который Эдвард смог завершить незадолго до того, как всё пошло к чертям, собачим. До этого ему нужно было затаиться и выжидать потому, что случилось то, что не входило в его планы – в больницу пришли два новых врача, понятия не имевших о том, что там происходит.
– Эмма и Робин.
– Робин конкретно мешал Эдварду. Он пытался вылечить Реджину, а ему это было абсолютно не на руку. И самое забавное – даже он при всех его связях был не в силах выкинуть британца из больницы! Его просто в клочья разрывало от злости и бессилия.
– Робин писал, что он был под чьей-то протекцией. Не знаешь под чьей?
Айви отрицательно покачала головой:
– Я ничего не знаю ни об Эмме, ни о Робине. С Эммой я сталкивалась только пару раз. С Робином мы вместе работали над лечением Реджины. Вернее, он – над лечением, а я – над тем, чтобы это лечение не давало результатов.
Я не смогла скрыть шок, отразившийся на моём лице.
– Гнилая душа, Белль, я предупреждала, – усмехнулась Айви. – После того, как Робин отобрал Миллс у Эдварда, а Элла устроила целый спектакль с этим дурацким уколом, Эдвард приказал мне всеми известными способами втереться в доверие к Робину, чтобы он сделал меня медсестрой Реджины и я могла менять таблетки, которые назначил Робин на те, которые давал мне Эдвард. Я некоторое время наблюдала за доктором Локсли. Он был таким правильным… Я вмиг поняла, что сексом это место мне не получить и притворилась мягкой, нежной, но бесстрашной овечкой, считающей, что все боятся Реджину Миллс совершенно напрасно. Это сработало.
– Почему ты помогала Коттону? – ошарашенно спросила я.
– Я Верила, и моя Вера была сильна. – Айви подняла на меня глаза.
– Ей с детства обрабатывали мозг, Белль. Как видишь, ей до сих пор бывает сложно разделять реальность и ложные убеждения. Она всё ещё пытается объяснить все события в «Нотнерте» с точки зрения той идеологии, которую ей привили. Но по сути, если говорить об этом, опустив всю чертовщину, всему можно найти логическое объяснение.
Жил-был мальчик с неустойчивой психикой, постоянно терпевший побои от отца, который по неясным причинам считал, что пацан виноват в смерти матери. Потом в семье появилась психопатка, которая очень продолжительный период времени промывала мальцу мозги и навязывала ему совершенно чуждую для здорового человека идеологию, манипулируя сознанием ребенка и постепенно развращая. Сломавшись под таким натиском, мальчик тоже превратился в психа, да не в простого, а в психа из влиятельной семьи с большими связями и возможностями.
Однажды он встретил в магазине девушку, которая, возможно, напомнила ему ту самую мать, в смерти которой его винил отец. Два плюс два сложились в четыре, и Эдвард решил во что бы то ни было сделать её своей, потому как мать его уже была мертва, и наказать её за испорченное детство он мог, исключительно спроецировав ее образ на кого-то другого. Реджина оказалась в неудачном месте в неудачное время и стала для психа своего рода одержимостью.
Он портит жизнь ее парню, в надежде на то, что у него появиться шанс, но не тут-то было, родители выдали ее замуж. Эдвард прекрасно осознавал, что по своей воли Реджина с ним никогда не будет, ведь у нее сложилась счастливая семья с мужем и падчерицей и искать себе кого-то на стороне она не стала бы. Тогда он приказал мужу сделать ее жизнь невыносимой, а после осознал, что ему необходимо, чтоб Реджина поехала крышей. Он как раз занял должность отца и пребывание девушки в психушке не вызывало бы ни у кого вопросов. Так появилась сыворотка, которую создало мастерство фармакологии. Не было никакой мистики, не было никакой Лилит и никакого Самаэля. Простая химия и тривиальное безумие.
– Простая химия, да не совсем. – Фыркнула Айви, – Иначе каждый второй фармаколог уже мог бы изобрести как минимум лекарство от рака!
– Как ты не понимаешь, Айви, что вся эта история – о психопате, ставшим таким по вине другой психопатки и испоганивший жизнь сотне людей! – взорвался Август.
Я поежилась. Впервые я видела его таким злым. Айви резко поднялась со стула и достала из мусорного ведра фотографии, которые Август отправил туда мгновением раннее:
– Рационалист?! Попробуй объяснить мне это! – она разложила на столе снимки. На первом кадре была совсем крошечная Айви, которую на руках держал Эдвард, на второй – Айви постарше, на третьей – Айви подросток. А сзади все та же вывеска «Детский дом». Только вот…
– За десять лет он ни на йоту не изменился! И это только десять лет, которые лежат перед тобой на столе. Я проработала в больнице три года и не увидела на нём ни одной новой морщины! Как ты это объяснишь?
– Хорошими генами матери итальянки, – Август устало провел ладонью по лицу, будто этот разговор между ними происходил уже не впервые, – он никакой не Дьявол, Айви. Психопат, возомнивший себя таковым. Да и только. Пожалуйста, прекрати. Мне казалось, мы давно это выяснили.
Айви быстрым движением вытерла скатившуюся по лицу слезу и кивнула. Ненадолго затянулось молчание, прерываемое звуком разливаемого по бокалам алкоголя:
– В какой-то момент ты перестала помогать Коттону… – решила я продолжить разговор.
Айви кивнула, обняв себя за плечи.
– Почему?
– Из-за Реджины. И отчасти из-за Робина. Я начала замечать, что между ними что-то происходит. С ним она была совсем другой, не такой, как с Эдвардом, когда он приходил к ней в палату.
– Коттон ее навещал уже после того, как Робин забрал её под своё крыло?
Айви прикусила губу и вновь яростно вытерла слёзы.
– Ублюдок насиловал несчастную каждый раз, когда Айви впускала его в палату. Пытался создать маленького Антихриста, несмотря на то, что Сосуд-то бесплоден.
– Бесплодной была Реджина, Август. Не Лилит. – поправила Айви. – Эдвард был уверен, что у них получится, ведь даже при реальном диссоциативном расстройстве, у двух личностей слишком сильно отличались медицинские показания. Например, существует документально зафиксирован случай, когда у одной девушки в теле жило альтер-эго, у которого был сахарный диабет, при этом у неё самой с сахаром в крови все было нормально. Считаешь и это невозможным? Почитай научную литературу! – Айви залпом осушила бокал и продолжила. – Он приходил преимущественно ночью в дни, когда у Робина не было ночных дежурств. Разрешал мне наблюдать…Белль, ты не представляешь какой прекрасной была Лилит! Она была Реджиной, но одновременно, всё в ней отличалось от неё – и голос, и осанка, и походка, и смех. Она была дикой и необузданной, пару раз ей удавалось вырваться и прикончить парочку санитаров и каждый раз Эдварду приходилось подчинять её своей воле, но как только ему это удавалось – их страсть сжигала все вокруг похлеще адского пламени. Я считала их идеальной парой, пока не поняла, что то, что было между Реджиной и Робином ни с чем в сравнение не идет.
– Какими они были? – я улыбнулась, сев поудобнее.
– Робин и Реджина?
– Да.
– Робин никого в свою душу не пускал. За все время, которое он проработал в «Нотнерте», настоящего Робина Локсли знала, пожалуй, только Реджина Миллс. И, возможно, Эмма Свон. Но он был хорошим человеком, всегда приходил на помощь и, мне кажется, смог бы насмешить даже камень. А еще он умел слушать и слышать, да и видел гораздо больше, чем любой другой. Знаешь, бывает человек просто смотрит на тебя, а ты ощущаешь, будто тебя видно насквозь, что ты стоишь перед ним будто с собственной душой на подносе. Вот с ним было так же… – Айви на мгновение задумалась, – но у него были свои тайны и свои тараканы. Однажды у нас в ординаторской закончился кофе и на ночном дежурстве Эмма попросила меня утром купить новую пачку. Я не подумала спросить название и взяла первую попавшуюся в магазине – “Амаретто”, красивое название и упаковка привлекательная. На следующий день мы с Эллой заваривали кофе как раз тогда, когда он пришел на смену, но, только уловив запах миндаля, он страшно побледнел и пулей вылетел прочь. На следующий же день, Эдвард по его просьбе выделил ему отдельный кабинет. Эмма была очень расстроена произошедшим. Я спросила почему он так отреагировал, но Свон была не из тех, кто делился подробностями чьей-то жизни. Разве может обычный запах так влиять на человека?
– Может, если он плотно связан с воспоминаниями. Он не писал, что именно, но что-то произошло с его женой и запах миндаля напоминал ему о ней.
Айви кивнула, доставая из пачки сигарету:
– А Реджина… Обе ее ипостаси были непредсказуемыми, как ураган в прогнозе погоды, сулившем ясный день. Она воспринимала мир слишком враждебно, что не удивительно, ей столько всего пришлось пережить… Сарказм и ирония были ее лучшими друзьями, она никогда не лезла за словом в карман. Жуткая гордячка, если бы ей было плохо, она бы в жизни об этом никому не сообщила, ревела бы себе тихо в подушку и кусала бы наволочку. Такой она была со всеми, но только не с Робином…
– А какой она была с ним?
– Я не знаю, как это описать… – Айви подкурила сигарету и выпустила из легких облачко дыма. – Совсем другой.
Я помню, как у них все начиналось.
Какая-то симпатия между ними зародилась давно, но Робин держал дистанцию, общаясь с Режиной исключительно как с пациенткой, а она пыталась придушить чувство в зародыше, не знаю, может, боялась обжечься? В тот период их отношения напоминали какие-то американские горки: они то сближались, то переставали подходить друг к другу ближе, чем на метр; то разговаривали несколько часов к ряду, то общались исключительно по делу.
Спустя какое-то время, американские горки прекратились и они то и дело пытались как-то прикоснуться друг к другу, словно невзначай: сесть ближе, дотронуться к руке, поправить выбившуюся из-за уха прядь, убрать несуществующие пылинки с одежды…
Потом у Реджины начались кошмары, к ней периодически приходили воспоминания Лилит и она страшно мучилась угрызениями совести. Робин пытался ей помочь, и на почве этого они стали больше времени проводить вместе и очень сблизились. Мне кажется, что-то между ними произошло ночью, когда Робин отправил меня спать. Я не могла ослушаться его, но и бросить Реджину не могла – Эдвард бы мне голову открутил, и я сделала вид, что уснула в ординаторской, но то и дело поглядывала на часы. Когда Робин вернулся, было пять утра и его ночное дежурство подходило к концу. Получается, что его не было практически всю ночь.
Эта ночь будто всё изменила. Пропала эта робость, им стало сложнее скрывать, что их тянет друг к другу и в добавок ко всему, Робин стал чаще выпроваживать меня из палаты. Мне разрешали присутствовать на диагностике только тогда, когда к ним приходила Эмма. Я не знаю, видела ли она то же, что и я, но между ними будто мысленный мостик был. Они заканчивали друг за друга фразы, Робин даже не успевал задать ей вопрос, как Реджина тут же на него отвечала. Наверное, только с ним рядом она чувствовала себя защищенной, потому, что каждая ее мышца словно расслаблялась и она становилась легкой, как облачко.
То, как они смотрели друг на друга…– Айви еще раз затянулась и потушила сигарету, задумчиво покручивая в руках окурок, – Будто вся жизнь сокрыта в одном человеке. Будто наглядеться друг другом не могли. Я бы все на свете отдала, чтобы кто-нибудь смог когда-нибудь так же посмотреть на меня.
Иногда я случайно ловила их за объятиями. Они держали друг друга так, будто стоит хоть одному ослабить хватку – второй бесследно исчезнет. Будто им мешали даже те мельчайшие миллиметры между их телами. И апогей всего для меня – Реджина шла на это добровольно и при этом улыбалась так счастливо, будто его объятия – лучшее в мире для нее место.
Робин часто старался ее рассмешить и только с ним она заливалась смехом, как ребенок. Мне кажется, ему нравилось слушать, как она смеялась.
Обрести такую любовь – как выиграть джекпот. Я просто не имела права стоять у них на пути. Никто не имел. А уж тем более – губить это чувство. Таблетки убивали в ней эту Реджину и я перестала их давать, сваливая всё на исключительный профессионализм Локсли, мол, возможно, гипноз сильнее, чем те таблетки, которые я ей давала. Мне кажется, Эдвард именно в тот момент перестал мне верить.
– Что случилось потом? Расскажи про пожар.
Айви улыбнулась, покачивая головой:
– Я больше ничего не стану тебе рассказывать. Ты должна узнать об этом не от меня. Не я твой заказчик, да и по сути, обо всём остальном я знаю совершенно немного, ровно столько, сколько мог увидеть сторонний наблюдатель. Могу только пожелать терпения.
