Текст книги "Дурные привычки и прочие неприятности (СИ)"
Автор книги: MaggyLu
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
И тут же вопросительно уставился на меня.
– Что значит «ранен»? Сестрица моя постаралась, что ли?
Я беспомощно развел руками.
– Понятия не имею. Но не похоже, что она. Скорее всего, кто-то другой.
– Понимаю, что в твоем доме можно спрятать сотню бронебрюхов, но ты не мог бы рассказать подробней?
– Ну вот примерно они и были, – согласился я и быстро изложил то немногое, что мог рассказать о сегодняшнем вечере, не нарушая запретов Гермионы и не углубляясь в собственные переживания. И нет, имени спутницы Пэнси я не назвал.
– Значит, это мог быть кто угодно?
– Из пришедших я не узнал никого, кроме Паркинсон. А уж ее я бы заметил. Платье было как из кошмарного сна.
– К тому же не исключено Оборотное, – серьезно сказала Гермиона.
– Проклятие ты хоть опознал? – поинтересовался Рон. И тут же добавил: – Так у вас есть, что пожрать? Весь день проторчал на стадионе, продрог как пушистик в проруби, а ты меня прямо из-за стола вытащила.
Гермиона закатила глаза и кивнула в сторону притащенной мной сумки.
– Я не понял, – после недолгого раздумья проговорил я и горько рассмеялся. – Уж точно не Авада.
– Тогда не о чем и беспокоиться, – резюмировал Рон, извлекая на свет нарезанное тонкими ломтями мясо, свежий хлеб и три бутылки темного эля. – Шрамы украшают мужчину.
– Я, оказывается, жутко голодная, – смущаясь, сказала Гермиона, выхватывая у него из рук пакет с мясом.
– И мне! – подал я голос, привставая с дивана.
– Странная рана, – проговорил, уставившись на меня Рон. – На эмблему Крыльев Карасьока очень похожа.
И тут Гермиона закашлялась, подавившись куском нежнейшего бекона.
– Что? – заорали мы в один голос с Роном, когда подруга, отхлебнув немалый глоток эля, стремительно кинулась к книжным полкам.
__________________
*Гарри неточно цитирует «Трех мушкетеров».
========== Глава 17 ==========
Рон и я машинально уничтожали кулинарные шедевры Кричера, пока Гермиона, усевшись на пол в углу, призывала с полки тома один за другим. При этом она бормотала под нос и периодически освещала палочкой некоторые страницы.
– Сдается, она утащила домой половину хогвартской библиотеки, – громким шепотом сказал Рон, и мы дружно захихикали.
– Кое-кто и слова “библиотека” до первого курса не знал, – парировала из темного угла подруга.
– Ну уж куда уж нам, – буркнул Рон, ничуть не обидевшись.
– Вот оно! – спустя пару минут провозгласила Гермиона. Впрочем, в ее голосе я не уловил той триумфальной нотки, которая всегда значила “я знаю, а вы, олухи, нет”. Скорее, в нем сквозило беспокойство. И от этого мне стало чуток не по себе.
– Ч-ч-что там? – заикаясь, поинтересовался я, и подруга выступила из темноты с толстенным фолиантом в обложке из зеленой кожи.
– “Семьсот проклятий, о которых тебе не расскажет наставник, собранных Фрезией Галл в память о предках и в назидание потомкам”, – громко прочел Рон золотые буквы тиснения. – Ни хера ж себе, дружище. Во что ты опять ухитрился вляпаться?
Наша мисс “я знаю, а вы пока нет” тяжело вздохнула и сунула нам под нос раскрытую страницу.
– Glaciala moritifera Lavinis, – запинаясь, разобрал Рон.
Под заголовком красовалась гравюра, точь-в-точь повторяющая мое новое приобретение – очертание двух перекрещенных в основании широких крыльев.
– Mo-ri-ti-fe-ra, – по слогам повторил я. – Но я все еще жив.
Почему-то сей факт ничуть меня не удивил.
– Не все так просто, мальчики, – тихо сказала Гермиона и, легко разбирая старинную вязь, принялась читать нараспев.
«Счастливейшим из смертных был Сибелиус Брукс, сын почтенного Аурелия, богатейшего из горожан Неаполя, города славного и благословенного, и не было равных ему по благородству во всем герцогстве неаполитанском. Силой ума и красотой лица блистал наследник богатого рода. Достигнув возраста соответствующего, задумал он связать себя узами брака, дабы дать роду продолжение, а себе жизнь во благе и счастии. Но не выбрал Сибелиус деву надменную, каменьями да шелками украшенную, на льстивые речи и доброе имя падкую. Сердце юноши похитила медновласая Лавиния, дочь человека честного, но бедного. И покорил он деву прекрасную не звоном дукатов, а сердцем чистым и любовью искренней. Аурелий, горожанин почтенный, за чашей вина повздыхавши, порешил, что сына счастье важнее дукатов золотых, да потерзавшись сомненьями, дал согласие на брак. Возрадовался Неаполь шумный, свадьбы пышной ожидаючи. Прекрасная дева закаты считала до дня заветного, когда вступит она под полог мужа возлюбленного женою законною.
Но несть диаманта без изъяна, а солнца света без ночи темной. Так и счастие людское без бед не промышляется. На горе душ чистых страсть черная ходит за любовию небесной. К Лавинии той пылал страстью человек черный. Силен был в Искусствах Темных равно как злобен и завистлив к чужому счастию. Задумал он взять желанную ценой любою – силой ли, хитростью ли или чарами запретными. Хранила Сибелиуса и Лавинию Венера ясноликая, что расстилает влюбленным шелка брачные да луга, ароматных трав полные, ибо Венеры сила светлее чар запретных и злобных помыслов. Встала на пути темного мага богиня златокудрая, даруя свою защиту любящим. Чары злокозненные разбивались о силу двух сердец, вместе бьющихся, и стены дома Брукса сильнее стали, любого заклятья насланного и каждой хитрости человеческой.
В слепой ярости темный маг проклял свою возлюбленную, вскричав: “Не долго же радоваться тебе, жестокосердная. Взойдешь на ложе мужа, но насладиться радостью не сможешь. Не быть у рода наследнику, умрешь ты смертью страшною, никем доселе не виданною, сама не зная, откуда напасть явилась. И будет муж твой безутешен до конца своих дней, ибо обрести и потерять мука большая, нежели вовсе не иметь”. Сказав так, заперся темный маг в дальнем зале своего одинокого дома. Что делал там – знающие поймут. И измыслил он проклятие мерзкое, дабы силу венерину посрамить и преодолеть.
Найдя женщину неверную и паче господину службы злата силу ценящую, пробрался он в дом Брукса накануне свадьбы. Десять дев свершали ритуальное омовение невесты и неверная была среди них. За шелковым гобеленом спрятавшись, взирал темный маг на красоту своей возлюбленной, и злые силы туманили разум его. Когда неверная дева омывала невесту из своей чаши, бросил он проклятие и исчез прочь из Неаполя на веки вечные. Прекрасная Лавиния почуяла, будто сама Смерть обняла ее ледяным крылом посреди роскошной купальни. Истекала кровью несчастная невеста на руках подруг, но не смерти мгновенной для страсти своей желал темный маг, а сладкой и долгой мести. Когда крики дев утихли, все заметили, что жива Лавиния, и лишь странный знак украшает ее левую грудь. Слезно просила невеста молчать о событии странном, дабы не омрачить светлый день завтрашний. Бабка же моя в годы свои юные, была одной из тех, кто омывал прекрасную невесту. Вернувшись в дом отца, повторила она сей знак, ибо всегда была умом пытлива и в искусстве чар сведуща.
Пышную свадьбу сыграли в Неаполе следующим днем. И был жених весел, а невеста затмевала сиянием всех высокородных Неаполя женщин. И не было равных им в счастье и радости ни под солнцем жарким, ни под ясными звездами. И лишь Верховный Чародей Дожа венецианского, что почетным гостем был на пиру, был печален и хмур. Сладкое вино не веселило его многомудрый ум, и изысканные яства остались им нетронуты. Во все глаза глядел он на счастливую пару, на ложе из роз восседающую, и то и дело разводил руками, да шептал себе под нос слова неясные. То видела бабка моя и рассказала матери моей, мать же рассказала мне. Я же, в очередь свою, оставлю историю сию на пергаменте.
Долго ли, коротко ли, но минули свадебные торжества, и невеста женою любящего мужа стала. Но счастье не пришло в благородный дом Брукса. Холодна и печальна стала прекрасная жена. Не даровала она мужу горячих ласк, не зажигали кровь ее ни вина пряные, ни речи любовные, ни подарки дорогие. Не радовалась она, как раньше бывало, ни солнцу животворящему, ни луне серебряной. Ни яства, ни музыка, ни комедианты заезжие не услаждали жизнь ее. Навеки радость ее покинула, и утратили сияние очи ее. И стала она подобием мрамора каррарского, коий ваятели пользуют для памятников надгробных.
Сибелиусу же места не находилось в доме родном. Шел он от самой высокой башни до самого глубокого подвала, гулял из купальни в конюшни, и в месте каждом думал думу тяжкую. Жена его подобна изваянию каменному, и с каждым днем угасает жизнь в любимых чертах. Бабка же моя, в услужении в доме Сибелиуса бывшая, смелость в себе обретя, рассказала печальному мужу о том страшном событии в ночь перед свадьбой. Сибелиус, муж отважный и решительный, всех знахарей Королевства позвал к жене своей любимой. Но ни знахари, ни люди в науках сведущие, совета не дали ему, лишь разводили руками да головами кивали согласно. Суждено было умереть прекрасной Лавинии от проклятья, ни магам, ни людям не ведомого, не подарив радости мужу, а роду наследника благородного.
Горевал Сибелиус сильно, но семь дней спустя, в день чествования Меркурия быстроногого, в окно спальни постучала большекрылая морская птица с посланием. Верховный Чародей Венеции, имя ему Джироламо, письмо для Сибелиуса начертал.
“Сын друга моего владыки, – в том послании говорилось, – силен твой враг, и горе в семью твою придет немалое. Из ныне живущих никто не слышал о проклятии, жену твою поразившем, и маг ни один помочь тебе не сможет. Если силен ты духом и готов к странствию дальнему, знай, что александрийская ведьма, как Клеопатра Алхимистка известная, славится знанием своим и силой. Много сотен лет живет особа сия на земле нашей грешной и держит смерть в прислужницах. Известен ведьме секрет её. Одна она способна помочь твоему горю и снять проклятие темное. Найдешь ее – вновь обретешь жену возлюбленную и радость в жизни. Не сможешь – и жить прекрасной Лавинии осталось не более одной луны, угаснет огонь души ее так же, как глаз огонь угас, и навеки простившись с ней, сам станешь безутешен”.
То бабка рассказала матери, сие письмо видала она глазами собственными, а читать по писаному отец научил ее в девичестве.
Сибелиус благородный не раздумывал долго и днем следующим, снарядив корабль самый быстрый, и вверив жену любимую заботам верных слуг, отправился к александрийским берегам, на волю богов полагаясь. Все боги даровали милость ему и сочувствие, ибо ветер попутный всегда направлял его паруса и нашел он ведьму александрийскую. Вернулся же он с фиалом смарагдовым и лишь приложил его к окаменевшим устам недвижимой супруги, как тут же румянец залил щеки ее бледные, и попросила она яств и вина сладкого, ибо забыла вкус их.
Счастье вернулось в дом почтеннейшего Брукса, тому свидетели бабка моя и мать, что нянчили наследников сего славного рода.
И до своих последних дней, пока боги не призвали его, Сибелиус не поведал близким, как удалось ему спасти жену возлюбленную. О проклятии том не слышал с той поры никто. Лишь мудрейший Джироламо Венецианский в своем известном труде дал имя ему, да я, смиренный слуга познания, как помню рассказы бабки и матери своей уважаемой, в назидание потомкам и развлечение современникам начертал.
Лета 6638 от сотворения мира в Неаполе благословенном писано Клементе Лучиано,
мужем ученым,старых богов чтущим».
***
Рон отчаянно клевал носом, а я вертел головой, пытаясь сбросить транс, в который вверг меня длинный монотонный рассказ.
– Кто что понял из прочитанного? – повысив голос, менторским тоном осведомилась Гермиона.
– Я понял, что из тебя вышел бы отличный преподаватель истории магии, – полусонно откликнулся Рон.
– Да, колыбельные поешь покруче профессора Бинса, – похвалил я подругу. Комплимент ее совсем не обрадовал. Она, нахмурившись, посмотрела на каминные часы и вздохнула:
– Утро скоро. Ну же, давайте серьезно.
– Если серьезно, то мне придется упросить Джинни приготовить почетное место для статуи “мрамора каррарского, коий ваятели пользуют”. Где-нибудь посреди холла. Впишусь в интерьерчик, я слышал, что каррарский мрамор нынче дорог.
Рон фыркнул, Гермиона закатила глаза. Я развел руками:
– А что делать? Мне, знаешь ли, не привыкать. Имеем проклятие, придуманное неизвестно кем, использованное единожды Мерлин знает когда, снять которое смогла только какая-то африканская ведьма. И только в случае, если все рассказанное хоть на треть правда. Я даже не хочу задумываться, кто и за каким хреном швырнул его в меня. Надоело.
– Вот если бы ты не проспал всего лишь половину уроков Бинса, ты бы знал, что “какая-то ведьма”, не просто ведьма, а…
– Одна из основательниц науки алхимии и зельеварения. Известная своими трудами в них и тем, что первой добыла философский камень. В шляпе с лентами и восьмиконечной звездой такая, – неожиданно пробубнил Рон и пояснил нам, уставившимся на него с удивлением, – А что? Это очень редкая карточка. Один из первых комплектов, в мире всего штук пять таких и осталось.
И добавил с гордостью: – У меня есть.
– Тот редкий случай, когда ты совершенно прав, – кивнула все еще удивленная Гермиона. – Но главное не в этом.
– А в чем же? – поинтересовался я.
– Проклятие можно снять, идиот! – рявкнула Гермиона. – Впрочем, если тебе все равно, то кто я такая, чтобы настаивать.
– Мне НЕ все равно! – заорал я в ответ. – Просто опять слишком много событий для одного дня.
И тут Рон сладко зевнул.
– Пожалуй, придется снова варить кофе, – вздохнул я и сполз с дивана, направляясь в кухню. Друзья синхронно последовали за мной по пятам.
– Если вы боитесь, что я суну голову в твою духовку, Герм, то спешу успокоить – я знаю куда лучшие способы расстаться с жизнью и неоднократно их применял.
Они смущенно переглянулись, но не отстали. Гермиона примостилась на краю единственного в кухне стула, а Рон сполз на пол у стенки рядом. Оба сосредоточенно наблюдали, как я зажигаю огонь и отыскиваю самую большую джезву в глубинах кухонного шкафа.
– Я бы смотался еще разок в Египет, – наигранно весело сказал Рон.
– Вряд ли она еще жива, – заметила Гермиона. – Фламель был единственным известным владельцем камня в последние годы. Интересно, что с ним?
– Думаешь, он смог бы помочь? – спросил Рон.
– Кто знает, – пожала плечами Гермиона. – Нужно использовать любую возможность.
Они о чем-то тихо переговаривались, а я сосредоточенно наблюдал, как вскипает в медной посудине коричневый напиток, стараясь не пропустить тот момент, когда ее в первый раз нужно будет снять с огня, пока эти двое тихонечко решали мою судьбу. Могли бы и у меня спросить:, а нужно ли мне, чтобы меня вновь спасали. Хочу ли я опять пускаться в авантюры ради того, чтобы иметь возможность напиваться „чувствуя вкус сладкого вина“ или испытывать радости “духовные и телесные”. Кофе зашипел и пенная шапка, перевалившись через край, загасила огонь. Я в сердцах помянул Мерлина и всех его родных самыми непристойными словами.
И тут я услышал, как Рон сказал:
– Кого я имею в виду? Снейпа, разумеется.
– Кого-кого? – переспросил я, переглянувшись с Гермионой.
– Снейпа, мать вашу. Чего вы так удивляетесь? Он, конечно, ублюдок еще тот, и уговорить его помочь будет не проще, чем выучить флоббер-червя летать. Но, в конце концов, он всегда спасал тебя, Гарри. Спасет и еще раз. Если речь идет о старинном неизвестном зелье, то у кого бы ты побежал спрашивать первого, как не у своего очаровательного Принца-полукровки? Вот только найти его будет не легче, чем александрийскую ведьму.
– Не думаю, что это вообще возможно, – вздохнул я, вновь переглянувшись с Гермионой.
– Как знать, – ответил Рон. – Поговорю-ка я с Му… со знающим изнанку волшебного мира человеком. Если Снейп хоть раз покупал запрещенные ингредиенты для зелий, то действовал только через него.
– Ты с Флетчером скорешился, что ли? – удивился я.
– Ну, скорешиться не скорешился, но его информация меня еще ни разу не подводила.
Я скривил лицо в усмешке, а Гермиона поспешила добавить:
– И все же я поговорю со Слагхорном. И поищу книгу этого Джироламо. Вдруг появится новая информация. Жаль, что библиотеку Блэков мы так и не смогли открыть. Там могли найтись полезные сведения.
– Я уже не в состоянии думать, – сказал я, с отвращением глядя на кофе. – Может, спать ляжем?
– Домой не хочешь вернуться? – поинтересовалась Гермиона.
– А зачем? Твой диван мне отлично подходит. Если всякие рыжие, конечно, не пристают по утру.
– Можно подумать, дома к тебе не пристают рыжие, – откликнулся Рон.
– С некоторых пор я предпочитаю другой цвет волос, – буркнул я.
– Интересно, интересно… – оживился друг.
– Вечер откровений о сексуальных предпочтениях закончен, – объявила Гермиона, вставая. – Гарри, можешь остаться на диване. Рон, твоя гостевая, как обычно.
– Кстати о сексуальных предпочтениях… – начал Рон.
– Там поглядим, – туманно ответила подруга и, направляясь в сторону лестницы, на ходу махнула палочкой, расстилая на диване постель.
Со слипающимися глазами я скинул одежду и забрался под теплое одеяло. Кажется, за окном светало.
========== Глава 18 ==========
Я спокойно проспал всю ночь. Если, конечно, можно назвать ночью время от рассвета до обеда. Не могу припомнить, как давно я не видел снов. Кажется, никогда. Оказывается, это очень приятно, но скучно. Совсем скучно. Разбуженный возней Гермионы у камина, я недовольно заворчал, накрыл голову подушкой и решил еще чуток насладиться безмятежным отдыхом. Если это один из эффектов поразившего меня проклятья – что ж, пожалуй не так уж плохо. Но не тут-то было. Стоило мне закрыть глаза, и в голове поплыл туман. Облачко закрутилось легким вихрем, словно кадр в старом фильме, и, когда он рассеялся, я увидел весьма занимательную сцену.
В жизни я ни разу не был в подобном месте. Кажется, это был шикарный ресторан – светлый, просторный, пустой зал, сплошь белый с золотом. А посреди него стол со скатертью такой белизны, что я аж зажмурился от сияния. Или от испуга? Две фигуры за столом одновременно повернули головы в мою сторону. Две пары темных бездонных глаз уставились на меня, два голоса – мужской и женский – произнесли с одинаковой интонацией:
– Если ищешь, то всегда что-нибудь найдешь, но совсем не обязательно то, что искал.*
Две длиннопалых узких руки взметнулись в воздух, салютуя бокалами. На запястье той, что в белом, сверкнула тонкая струйка браслета.
– Он слишком эмоционален и порывист, – ледяным тоном сказал Он. – Он непременно ошибется.
– И не раз, – согласилась Она, – но даже глупец имеет право на последнее желание.
– В таком случае, пусть загадывает поскорее, – отрезал Он, и обе черноволосых головы – одна, с длинными прядями, другая с коротко стриженным затылком и непослушным завитком у левого уха – вновь обернулись в мою сторону и хором сказали:
– Счастье не оставляет шрамов.
И рассмеялись коротким сухим смехом, больше похожим на треск поленьев походного костра.
– Не очень-то мне и нужен этот двойной кошмар, – подумал то ли я, то ли мой двойник из сна.
– Ты уверен? – в унисон спросили два бархатных голоса, и две руки потянулись друг к другу зеркальным жестом. Два острых подбородка взлетели вверх, и две пары тонких губ приблизились друг к другу и сомкнулись в легком касании.
– Как может мальчишка знать, что такое настоящая страсть? – шепнул мужской голос.
– Он же не откажется от небольшого урока? – проворковал женский, и Она с легким стоном откинула голову, когда пальцы мужчины легко пробежались от мочки ее уха до самой ключицы вдоль шеи.
Две фигуры слились в страстном объятии посреди абсолютно пустого зала и, черт меня дери, это была сцена покруче любого маггловского порно. Даже во сне я затаил дыхание, ожидая продолжения. Руки мужчины заскользили по ткани белой рубашки дамы, и я почувствовал, как пол под моими ногами задрожал от горячей волны страсти, захлестнувшей большой зал.
– Гарри, Гарри, просыпайся немедленно! – трясла меня за плечо подруга. – Сию же минуту вставай!
– Укуси тебя фестрал, Гермиона, – проворчал я и открыл левый глаз. – Раз в сто лет не кошмар приснился, и то досмотреть не дала, – закончил я, уже почти проснувшись.
– Досмотришь завтра, – жестоко сказала она. – Пока Рон в душе, нам нужно срочно скоординировать план действий.
Я скорчил недовольную мину и пробурчал:
– План? Опять? Знала бы ты, как мне наплевать на все планы, в том числе и совместные.
Но подруга, кажется, меня не услышала. Или она меня слишком хорошо узнала за эти годы? Поэтому она просто продолжила гнуть свою линию:
– Домовой эльф профессора Слагхорна сказал, что хозяин проводит рождественские праздники «в сосредоточении и медитации».
– В запое, то есть? – с кривой усмешкой спросил я.
– Похоже так, но Эльберт утверждал, что на Тибете.
– Эльберт? Миленько. Что-то подозрительно легко ты заводишь дружбу с эльфами. В родословной своей не копалась? Не ровен час окажется, что в тебе есть капелька их крови.
– Подобные межвидовые связи исключены, – очень серьезно сказала Гермиона. – Не уводи разговор в сторону. Ты должен поговорить с Джинни и выяснить, кто из гостей мог запустить в тебя проклятьем.
– Должен?! – взвился я. – Я никому ничего не должен, даже денег гоблинам!
Она пропустила мою тираду мимо ушей и спокойно продолжила:
– Составь список или что-то в этом роде. Подумаем вместе.
– Делать мне больше нечего, – проворчал я. – Но с Джинни поговорю. «Совсем с другой целью» – добавил я про себя, имея в виду свое предутреннее наваждение. Но Гермионе знать об этом необязательно.
– Вот и хорошо, – одобрила подруга. – А я попробую разыскать книгу Джироламо.
– В Хогвартсе точно должна быть, – подхватил я, радуясь, что разговор свернул с неприятной тропки.
– Мне бы не хотелось обращаться к директору за доступом, – как можно небрежней бросила она, и затараторила, чтобы я не успел удивиться. – Подобную книгу или ее копию можно найти даже в маггловской библиотеке. Не думаю, что это проблема. В одном из моих Университетов она точно должна быть. Просто нужно сравнить два рассказа. Вдруг всплывут новые подробности. Ты же понимаешь, что это очень важно и…
– Постой-ка, – сказал я. Уж кто бы говорил об умении уводить разговор в сторону. Моя подруга может дать по этой части любому сто очков вперед. – А почему ты не хочешь поговорить с Минервой?
Гермиона лишь на секунду замешкалась с ответом, но только раскрыла рот, как из ванной появился взъерошенный Рон, облаченный лишь в небольшое полотенце с эмблемой «Пушек», доходившее до середины бедер.
– А вот и он! – преувеличенно радостно воскликнула Гермиона и, сорвавшись с места, кинулась ему на шею, запечатлев поцелуй где-то в районе веснушчатого плеча.
«Каждый имеет право на секреты», – подумал я, но мысленно поставил напротив имен «Минерва МакГонагалл – Гермиона Грейнджер» жирный знак вопроса.
– У меня мало времени, – громогласно объявил Рон. – Сегодня «Соколы» играют с «Осами». Я хотел бы увидеться с Флетчером до матча.
– Тогда бегом завтракать, – скомандовала Гермиона, направляясь на кухню.
– Женщины… – весело развел руками друг. – Не им ли мы обязаны тем, что сыты, удовлетворены и имеем кучу проблем?
«Дружище, ты хоть что-то знаешь именно об этой женщине?»– хотел поинтересоваться я, но только кивнул.
– Ты бы хоть штаны надел, – вместо этого сказал я, глянув на друга, вальяжно раскинувшегося на кресле у прогоревшего камина.
– А что, смущаю? – заржал он и, игриво проведя рукой по бедру, задрал край полотенца, точь-в-точь повторив жест Джинни на той самой колдографии. И точно так же состроив глазки.
– Сейчас наброшусь и выебу прямо у камина, – зло отозвался я.
– Ах да, с некоторых пор рыжие тебя не возбуждают, – ехидно ответил Рон, продолжая поглаживать бедро. – Хотелось бы знать…
Спасение в лице подруги, объявившей, что завтрак готов, явилось именно в этот момент.
После порции того пойла, что в системе ценностей Гермионы все еще именуется кофе, и мелко покрошенных на общее блюдо кулинарных шедевров длинноухого шеф-повара, друзья заторопились по своим делам. Рон, наконец-то натянувший джинсы, расцеловал подругу в обе щеки, подмигнул мне и исчез в камине, неразборчиво прошептав адрес.
Гермиона нервно отбила по краю стола какой-то ритм и заявила:
– Отправляйся домой, Гарри, и сделай то, о чем мы говорили.
Я нехотя подтащил свое тело к камину и вернулся в собственную гостиную.
***
– Джинни дома? – спросил я возникшего из ниоткуда Кричера.
– Хозяйка Джинни в доме, – ответил он, важно кивнув.
– А где именно в доме? – ехидно поинтересовался я, обводя руками гостиную.
– Не могу знать, – ответило мое домашнее проклятие и исчезло с преувеличенно громким хлопком.
«Ну точно нужно наложить на дом чары слежения» – думал я, раздраженно распахивая одну дверь за другой.
На четвертом этаже, за дверью, отделанной перламутровыми пластинами и серебряными вензелями, я наконец-то обнаружил Джинни. Слегка не за тем занятием, за которым я ожидал ее увидеть. Нет, она не вышивала гладью изысканный узор по шелку и не спала, раскинувшись на широкой кровати под розовым балдахином. Упершись коленями в мягкий ковер, она ритмично двигала головой, отставив круглую задницу, обтянутую прозрачными трусиками, и ее узкие лопатки сходились-расходились в такт, словно два маленьких крылышка. Я заворожено следил за действом, стараясь не выдать своего присутствия неосторожным вздохом. Никогда до сегодняшнего дня я не видел как кто-либо занимается сексом. И никогда раньше Джинни не стояла передо мной на коленях. Мужчина, над членом которого так увлеченно работала моя – кстати, кто она сейчас? Да, пожалуй, неважно – вцепился смуглой рукой в ее рыжие волосы, и его стоны, и откинутая голова с прикрытыми веками, явно свидетельствовали о том, что Джинни знает, что и как делать. «Наверное, она и в правду хорошо сосет. Впрочем, мне не с кем сравнивать», – совершенно отрешенно подумал я. Ведь и правда не с кем. Мой член дернулся, откликаясь на откровенную сцену, а Селеста завозилась на запястье, перебираясь выше, подальше от бьющейся на запястье жилки.
«Пора бы прекращать это зрелище, пока я в состоянии хоть что-то соображать», – решил я и, покашляв, заявил как можно небрежней:
– Прошу прощения, леди, что прерываю ваше увлекательное занятие, но мне очень нужно с вами поговорить.
Пара вздрогнула и замерла. Джинни, повернув голову, с удивительным спокойствием произнесла:
– А, это ты, Гарри. Дай мне секунду.
И потянулась за тонким халатиком, валяющимся неподалеку. Мужчина засуетился и вскочил, натягивая брюки.
Джинни завязала пояс халата и, представила нас друг другу так непринужденно, словно мы случайно столкнулись на оживленной улице.
– Мистер Штерель. Гарри Поттер… мой… владелец этого дома.
Мистер Штерель кивнул, его толстые пальцы быстро пробежались по пуговицам рубашки, застегивая и поправляя. Он схватил пиджак и, вынув из кармана аккуратно свернутый галстук, принялся его завязывать сложным узлом. На вид мистеру было не меньше пятидесяти.
Джинни была абсолютно хладнокровна.
– Мистер Штерель – владелец фирмы «Штерель и сыновья». Такой синий с золотом старинный фасад на Диагон аллее. Может, помнишь.
Я изо всех сил кусал губы, чтобы не заржать. Ситуация напоминала сцену из глупейшего романа, который я так и не дочитал до конца.
– Лучшие ювелирные украшения, которые вы только можете найти в магическом Лондоне, – затараторил мистер неожиданно писклявым голосом. – Только для самых требовательных заказчиков. Обращайтесь, мистер Поттер, лично ко мне, всегда рад помочь. Вот моя карточка.
И, сунув мне в руку кусочек картона, мистер испарился.
– Он выход-то найдет, Джи? – спросил я, а мои плечи уже тряслись от едва сдерживаемого смеха.
– Кричер проводит, – махнула рукой Джинни.
– И давно вы вместе? – поинтересовался я, усевшись прямо на ковер посреди комнаты.
– Что? – не поняла она.
– Кажется, он староват для бойфренда.
Ох, лучше бы я оставил комментарии при себе, потому что Джинни взвилась, словно ужаленная веретенницей.
– Тебе какое дело? – зашипела она громко и зло. Видимо «держать лицо» она считала нужным только в присутствии посторонних. – Я же не спрашиваю, где ты провел ночь. И предыдущую, кстати, тоже.
–У Гермионы был, – спокойно ответил я.
Черт, неужели я и вправду превращаюсь в равнодушную статую? Еще вчера я наорал бы на нее в ответ, но сегодня вся нелепость ситуации меня только рассмешила, и даже случайное возбуждение неожиданно быстро сошло на нет.
– А… у Гермионы, – как можно спокойней сказала Джинни. – Ну это все объясняет.
И повернулась, намереваясь уйти, но я успел ухватить ее за полу короткого халатика.
– Мне кое-что у тебя нужно узнать. Это про вчерашний вечер.
– Хотел бы знать, мог бы и остаться, – огрызнулась Джинни. – Но у Гермионы или где-то еще, видимо, было веселее. Почему бы тебе не порасспрашивать там?
– Джинни, – я потянул ее за руку и усадил рядом с собой на ковер. – Мне правда, – успокаивающим тоном сказал я, – очень жаль, что я не смог быть на твоем приеме. «И полюбоваться на Изи с бокалом в руке», – добавил я про себя.
– Но сейчас мне важно, чтобы ты ответила на вопросы.
– Важно?! – опять взвилась она. – А мне был важен вчерашний вечер. Так какое мне дело до тебя, если тебе нет дела до меня?
– Вот уж не думал, что когда-нибудь скажу это, особенно тебе. Мне есть до тебя дело, Джинни. Иначе я бы никогда не позволил тебе устроить весь этот кошмар, – я взмахнул рукой, обозначая дом и все, что с ним случилось. – Да еще и за мои собственные деньги. Не то, чтобы я их считал, но все же. Мне нравился старый дом. Он был такой… старомодный… В нем жили воспоминания, традиции. А сейчас, – я сморщился, подбирая слова, – он похож на картинки из твоих любимых журналов. Мертвый дом без лица.
– И ты туда же, – вздохнула Джинни. – Изи Стоктон вчера достала меня рассказами о том, какой это был великолепный дом и каким она его помнит. Кстати, она очень хотела с тобой познакомиться.
И тут я почувствовал, как сердце сделало кульбит и, гулко ухнув, замерло.
– Кто-кто? – спросил я, стараясь не выдать интереса.
– Очень влиятельная персона в нашем бизнесе, – Джинни с такой легкостью сказала «в нашем», что, не знай я ее, подумал бы, что она родилась под прицелом колдокамеры.
– От нее многое зависит, я едва упросила кое-кого привести ее ко мне. Эта сука одним словом может погубить навсегда или вознести до небес. Кажется, я ей не очень понравилась, – печально вздохнула она. – А вдруг ты смог бы.
Я затаил дыхание, быстро досчитал в уме до десяти и почти спокойно спросил:
– А где найти эту, как ее… Изи? Я мог бы с ней поговорить.
– Не вздумай бросаться защищать меня, только хуже сделаешь. Есть и кроме нее влиятельные люди. Она просто хотела выбить меня из колеи и поразвлечься. Да и вряд ли ты ее заинтересуешь. По известным мне слухам, она по своему полу ударяет.
