Текст книги "Стон (СИ)"

Автор книги: lina.ribackova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Весь день Садерс был непривычно мрачен. Не отходил от Шерлока ни на шаг, угнетая своим молчаливым присутствием.

Шерлок сбегал от него в сад, превращенный ветром и мелким дождем в самое унылое на Земле место. Находиться здесь было ещё хуже, чем в доме, и он возвращался назад.

Всё вокруг замерло в ожидании… чего? Шерлок не понимал, но каждый нерв был натянут до звона, и по позвоночнику нет-нет да и пробегал холодок откровенного страха.

К обеду Садерс резко переменился. Исчезли муть и тяжесть во взгляде. За столом он много пил и много болтал, тем самым напрягая Шерлока ещё больше. Шерлок потягивал вино и молчал, стараясь не смотреть на неестественно оживленное лицо сидящего напротив любовника.

Никогда ещё в этом доме ему не было так тревожно.

Голова закружилась неожиданно, и на несколько секунд он полностью утратил способность ориентироваться.

А затем воздух дрогнул, и всё поплыло перед глазами, теряя краски и очертания…

Садерс не отрывал внимательных глаз от лица, залитого смертной бледностью, с любопытством считывая с него эмоции, одной из которых было осмысление происходящего, а следующей – отчаяние от невозможность что-либо исправить.

– Как ты себя чувствуешь, Шерлок?

– Что… ты… задумал? – Язык уже не слушался, сознание меркло.

– Грязь. Очередную бесподобную грязь.

*

Он очнулся в незнакомой комнате, узкой и длинной, состоящей лишь из кровати и небольшого комода, на котором тускло светилась темно-бордовым светом настольная лампа и тихо потрескивала большая ароматизированная свеча, заполнившая небольшое пространство удушающим запахом ванили и шоколада.

Как удивительно пошло. И как легко…

Слегка разведенные ноги и свободно лежащие на постели руки были едва ощутимо схвачены тонкими серебряными браслетами и прикованы к бортикам такой же узкой кровати.

– Очень напоминает гроб, не находишь?

Садерс появился из ниоткуда, из мрака и тишины.

– Этот мальчишка настоящий дьявол, – доверительно сказал он. – В свое время, когда я был очень сильно им увлечен, выполнение маленьких прихотей Ди доставляло мне удовольствие. Кроме всего прочего паршивец любил неподвижность, она заводила его так, что даже я терял от этого разум.

Сознание Шерлока было ясным и чистым, как будто и не туманило его голову наркотическое забытье.

– Что ты мне дал?

– Господи, Шерлок, обычное снотворное. Я решил быть банальным и предсказуемым. – Садерс ласково улыбался и смотрел на обнаженного Шерлока тепло и участливо. – Тебе удобно? Вот и прекрасно. Да, мой мальчик, жизнь намного проще, чем наше представление о ней. Ты согласен со мною? Я решил хотя бы раз сыграть по её примитивным правилам, не мудрствуя лукаво. Старое доброе снотворное и старые добрые оковы. Лучше и не придумаешь. В конце концов, надо чтить вековые традиции человечества. Выпил бокал вина и отправился в дальнее плавание… Разве это так плохо?

Шерлок слушал спокойный голос, стараясь не поддаваться панике.

Сад наклонился и прижался к его губам мягко и нежно.

– Любовь моя… Как ты меня измучил.

Затем быстро выпрямился и деловито добавил:

– Итак, я тебя покидаю. Что поделать – заботы, общественная жизнь и прочая дребедень. Но, уверяю, ты не будешь скучать, – загадочно улыбнулся он. – Ди о тебе позаботится. Например, почешет великолепный нос, если будет невмоготу, или… что-нибудь еще, не менее великолепное.

Он исчез так же внезапно, как появился.

*

Шерлок закрыл глаза и прислушался к собственным ощущениям.

Довольно удобно. Руки не затекли и не устали, поскольку естественно и привычно лежали вдоль тела, а тонкая прочная цепь позволяла легко ими двигать, лишая заключенного только одной возможности – поднять их и прикоснуться к себе. Ноги тоже были зафиксированы в достаточной мере свободно для того, чтобы можно было время от времени поменять положение и даже согнуть их, разминая коленные чашечки.

Во всяком случае, в ближайшие пару часов о ломоте в суставах и боли в мышцах можно не беспокоиться. Единственный дискомфорт доставляли озноб и наполненность мочевого пузыря.

О последней проблеме Шерлок старался не думать.

Он вообще старался не думать, понимая, что ничего хорошего ему ждать не приходится.

Ди появился минут через двадцать, встав у подножия кровати, и то, что читалось в его глазах, смело можно было назвать приговором.

Его обнаженное тело сияло совершенством. Такой красоты и гармонии Шерлок ещё не встречал. Каждая мышца, обтянутая матовой кожей, являлась вершиной творения. Он не мог отвести взгляда от этого богатства красок и линий, источающих беспредельную сексуальность.

– Что? – Язык отвратительно одеревенел.

Ди накрыл Шерлока собою и вжал в кровать неожиданной для такого изящества тяжестью.

– Как ты красив, – горячо выдохнул он в мгновенно высохший рот. – И как я тебя ненавижу. Мой мальчик… – протянул он глумливо. – Не жди от меня пощады. Будешь сходить с ума так же, я. Долгое, долгое время.

Он оторвался от губ Шерлока и спустился вниз…

…Шерлок изнемогал. Наслаждение было таким ярким и таким страшным по силе, что сознание уплывало. Ди был беспощаден. Так потрясающе ласкать ртом не смог бы никто и никогда. И так жестоко мучить, доводя до предела терпения, до похотливых стонов, до жалкого срывающегося шепота: – Прошу тебя, дай мне кончить…

– Нет.

Шерлок сходил с ума, дрожа возбужденным телом, вцепившись пальцами в тонкие цепи, выгибаясь навстречу губам и быстрому языку. Оргазм был так близок, что от прилива крови горячо багровела головка, но, в который раз умело доведя его до тончайшей грани, Ди исчезал, а прикоснуться к себе, чтобы довести до конца начатое этим безжалостным палачом, было невыполнимой задачей.

Напряжение немного спадало, но легче не становилось. Ожидание превратилось в новую пытку, и Шерлок бессознательно метался головой по подушке, превращая густые кудри в неопрятно сбившийся на затылке колтун.

Кроме того, невыносимое страдание причинял переполненный мочевой пузырь. Слезы застилали глаза, но Шерлок этого не замечал, содрогаясь от режущей боли внизу живота. Наконец он не выдержал, закричал и даже не сразу почувствовал, как простыни под ним обильно пропитались влагой.

На некоторое время стало немного легче, но от унижения трясло и мутило.

– Шерлок, ты обделался. Черт бы тебя побрал! – весело расхохотался появившейся рядом с кроватью и победно сияющий свежестью Ди. – Даже не надейся, что я собираюсь менять под тобой пеленки.

Он вернулся с упаковкой влажных салфеток и, тщательно протерев Шерлока, снова принялся за свою изощренную экзекуцию.

– Блядь, ты действительно сладкий, хоть и воняешь. Сосать тебя очень приятно. Но гораздо приятнее было бы отрезать этот великолепный стояк.

Кончить он Шерлоку по-прежнему не давал.

Мучительный марафон продолжался всю ночь и весь следующий день.

Ни голода, ни холода, ни боли в конечностях Шерлок не чувствовал. Только жажду, которую Ди помогал ему утолить, поднося к губам бутылку с прохладной водой, и лишающее разума желание разрядиться. Мокрые простыни и отвратительный запах мочи его больше не волновали, этого Шерлок даже не замечал. Лишь бы выплеснуться наконец, лишь бы избавиться от переполненности мошонки.

Ди сосал его с упоением, порыкивая то ли от удовольствия, то ли от ненависти. Каждый раз он чутко улавливал предоргазменную волну и тут же покидал Шерлока, напоследок настойчиво и жарко целуя в губы.

– Сладкий какой, сволочь.

Шерлок впадал в короткое забытьё и приходил в себя по-прежнему возбужденным. В паху разливался немыслимый жар. Голова кружилась, и мучительно стучало в висках. Хотелось умереть, так устал он от боли и унижения.

Ближе к утру Ди надолго исчез, и сломленный усталостью, безразличный ко всему Шерлок уснул.

*

Разбудил его насмешливый голос, шепнувший на ухо: – Мальчик мой, это ужасно. Ты отвратительно пахнешь. Ты описался? Как ребенок, честное слово. Разве так можно, Шерлок? Подожди. Я сейчас…

Не в силах открыть глаза, Шерлок по легкому шороху понял, что Садерс снимает одежду.

Наплевать.

…Он вылизывал его с протяжными стонами, поглаживая вздрагивающий живот и бедра, влажные от мочи и пота.

– Как я соскучился, боже… Любимый мой… Мой нежный мальчик… Мой глупый герой…

Шерлок возбудился мгновенно, и когда горячий рот обхватил его болезненно напряженный член, толкнулся в него так настойчиво и так жадно, что Садерс победно расхохотался.

– Ух ты! А теперь меня попроси. Ты же хочешь кончить?

– Хочу.

– Попроси.

– Позволь мне кончить. Прошу тебя. Умоляю.

Садерс нежно провел пальцами по его щеке.

– Умоляю… Как потрясающе это звучит. Конечно, мой ангел, конечно. Ты кончишь, и кончишь в меня. Всё и всегда бывает по-моему. Уясни это наконец.

…Он глубоко насаживался на Шерлока, задыхаясь от стонов, дрожа и покрываясь дорожками пота, обильно стекающего по бокам и спине. Долгожданное проникновение было ошеломительным и ни с чем не сравнимым. Сердце сбивалось с ритма, не хватало дыхания, но Садерс готов был умереть, только бы чувствовать внутри себя вожделенную твердость и силу.

Живую, горячую плоть своего Шерлока. Трахающего его с таким неистовством.

– Ты мой Трон… Мой Престол… Мой Бог…

Шерлок резко подбрасывал бедра, врываясь в него мощными, отчаянными толчками, и так же громко стонал и вскрикивал. Кончил он быстро, почти не чувствуя удовольствия, лишь мучительно-острое освобождение и тоску.

Садерс дернулся на нем ещё несколько раз и, обхватив ладонью свой каменный член, сжав его больно и зло, сделал несколько яростных, сильных движений. Сперма брызнула как долго копившийся гной, заливая Шерлоку грудь и живот.

Хотелось рыдать – долго и горестно.

Предел наступил.

*

Ди освободил его от браслетов и помог добраться до ванной. Ноги не слушались, тело сковала жгучая боль.

Горячая вода расслабила и вернула подвижность суставам. В голове пусто звенело, в душе не было ничего, сердце билось спокойно и ровно, и если бы не его стук, Шерлок вполне мог считать себя мертвым.

Он подчеркнуто тщательно оделся и спустился в гостиную, где у камина сидел так же тщательно одетый, отрешенный хозяин дома.

Ди как всегда бесшумно передвигался возле стола, наполняя кофейные чашки. Шерлок с наслаждением сделал глоток.

Негромкий голос заставил вздрогнуть обоих.

– Этого – вон отсюда. Всех остальных – назад. Мы вновь возвращаемся к прежней жизни, мой славный, мой преданный Ди. Довольно с меня любви.

На Шерлока он так и не посмотрел.

========== Глава 14 Безумие ==========

Миссис Хадсон всплеснула руками.

– Где ты был?! Почему не звонил? Где твои вещи? Мы с Майкрофтом едва не сошли с ума! Он приезжал сюда каждый день. Я пекла пироги с ревенем… Господи, мальчик мой…

– Не называйте меня так, миссис Хадсон! Никогда! Пожалуйста…

Дрожащий от гнева, полный незнакомой горечи голос обрушился на неё, и женщина испуганно отшатнулась. А потом припала к Шерлоку и жалобно всхлипнула.

– Я знала… Я чувствовала, что ты в беде… У меня болело бедро… Я… Шерлок, какое счастье, что ты вернулся… – причитала она, нежно поглаживая его грудь и плечи. – Как сильно ты похудел, как осунулся. Я разожгу камин. Я принесу бульон. Шерлок, мой дорогой…

Сжатая до отказа пружина распрямилась с жалобным стоном. Глаза Шерлока обожгло. А ведь только четверть часа назад, устало откинувшись в несущемся на огромной скорости автомобиле, он был уверен, что сердце его никогда больше не дрогнет, до того опустошило его недавно пережитое унижение.

На тот момент ему и в самом деле было все безразлично: возвращение домой, избавление от ненавистного плена, от маленького дома, оставшегося далеко позади, от его сумасшедшего хозяина, чьи прикосновения навсегда опалили кожу.

Собственное существование казалось чем-то нереальным, а сам он – вымышленным персонажем такого же вымышленного сюжета то ли бездарной трагедии, то ли пошлого фарса.

Он просто ехал, а куда, было до отупения неинтересно.

Но дрожащие губы миссис Хадсон, её взволнованное причитание и трепет прильнувшего тела доказали ему, что он всё ещё жив и вполне реален. Только вывернут наизнанку и полностью беззащитен.

Но, может быть, это пройдет?

Привычные запахи и звуки нахлынули на Шерлока оглушительно-ярко, но сложно было сказать, хорошо это или плохо. Остро. Болезненно. Странно.

Тем не менее, он наконец-то поверил, что дома, и его затопило неизведанным ранее счастьем вернуться домой.

К миссис Хадсон он относился с нежностью, любил эту квартиру, всегда с удовольствием сюда возвращался, считая это неизменным порядком вещей, как факт принимая то, что в его жизни есть дом, где ему удобно и хорошо. Надо было пройти сквозь адово пламя, чтобы, даже обуглившись и почернев изнутри, суметь почувствовать это потрясающее тепло.

Всё, что произошло, весь изломавший его душу кошмар на мгновение отступил, хотя недавно это выглядело невозможным.

Он ехал домой, не зная, как дальше жить.

Сейчас, стоя в прихожей, он этого тоже не знал, но возможность найти в себе силы об этом подумать не исключал.

– Миссис Хадсон… – Он мягко отстранил от себя всхлипывающую домовладелицу. – Накормите меня чем-нибудь. Вы обещали бульон.

Как сияли её глаза! Лучились, изливали свет, утешали.

Дома… Дома.

– Конечно, мой… Шерлок.

Шерлок вымученно улыбнулся.

– Вашим мальчиком я быть не возражаю, – уверенно произнес он, и миссис Хадсон слабо улыбнулась в ответ, хотя сердце её затрепетало ещё тревожнее.

Где же он был?

Где?!

*

Подниматься по знакомым ступеням было неожиданно тяжело, а войти в привычную, но все это время находившуюся в другой, почти позабытой жизни, гостиную – неожиданно страшно. Объяснить природу этого страха Шерлок не мог, но пот горячо струился вдоль позвоночника, увлажняя рубашку и мелким бисером покрывая виски.

Всё вокруг казалось враждебным, полным презрения и упрека. Как будто каждая окружающая Шерлока вещь была живой и ожидала ответа – как, Шерлок, как?! Почему?

Он невольно прятал глаза, не в силах сфокусировать их на чем-то конкретном, и это очень напоминало начало безумия. Надо было срочно что-то сделать, что-то знакомое и привычное для этой ожившей комнаты, для этой излучающей недовольство квартиры – то, что автоматически делал изо дня в день, не задумываясь о собственных действиях: раздеться, принять душ, достать из шкафа домашнюю одежду… Только бы не ощущать эту настороженную враждебность до мелочей знакомых предметов.

Но сил хватило только на то, чтобы опуститься в кресло.

Где-то в глубине квартиры тихо зазвонил его сотовый.

Ах, да… Он же спрятал его в прикроватной тумбочке. Неужели забыл отключить?!

Но почему не разрядился аккумулятор?

Черт!

Как неосмотрительно! И глупо! Глупо! О чем только он думал?!

Звон не смолкал, и Шерлок нехотя встал и отправился в спальню, которую тоже боялся увидеть.

Телефон лежал на столике возле зашторенного окна.

– Майкрофт…

– Черт бы тебя побрал! Жив…

*

Он никогда не видел, чтобы губы человека так сотрясала дрожь, и уж тем более не предполагал увидеть такое у своего всегда невозмутимого брата.

– Где. Ты. Был?

Как переполнен рот вязким и горьким – ложью, которую сейчас не хочется, да и нет сил скрывать…

– Путешествовал. Как всегда.

– Ты путешествовал по аду, Шерлок? Посмотри на себя!

– Майкрофт… – От навалившейся усталости отяжелели веки. И это не было желанием лечь и уснуть. Как раз сна Шерлок вряд ли сегодня дождется, это он знал совершенно точно. И дождется ли вообще… Теперь его ночи превратятся в утомительные блуждания по тихой, пустой квартире, где из каждого затемненного уголка будут наступать на него кровожадные монстры и дожирать те жалкие крохи, что от него остались.

Это было желание не видеть – ни бушующего в глазах Майкрофта гнева, смешанного с радостью обнаружить его живым и не искалеченным, ни этой дрожи искривленных несказанными словами губ.

– Майк, я же тебе позвонил.

– «Я уезжаю. Не беспокойся». Это всё, что ты мне сказал. Почему ты оставил в тумбочке свой телефон?

– Ты обыскивал мою спальню?

– Я звонил тебе бессчетное количество раз. Когда уже здесь, в этой квартире, я услышал собственный вызов…

Майкрофт повернулся к нему спиной, и было слышно, как старается он побороть дрожь своих губ, как делает глубокие вдохи, как медленно выдыхает.

И как это всё бесполезно.

– Я уже тысячу раз похоронил тебя, чертов ты идиот.

Пожалуй, впервые за долгое время он подошел к Шерлоку и порывисто обнял, жадно вглядываясь в его черты и проведя ладонью по волосам.

И Шерлоку захотелось умереть.

*

Миссис Хадсон накормила их бульоном и тостами, густо смазанными сливочным маслом.

*

– Ты мне хоть что-то расскажешь? – спросил Майкрофт, понимая, насколько безнадежно его ожидание даже частично правдивого ответа.

– Нет.

Они вновь остались одни и сидели возле растопленного камина, а Шерлоку всё это казалось неправдой, бутафорией, миражом… Чем угодно, но только не его привычной гостиной, где он когда-то чувствовал себя так хорошо.

И не было возможности с этим справиться, вернув хотя бы частицу былой уверенности и свободы.

– Ты попал в передрягу… Господи! Сколько раз я предупреждал тебя, Шерлок! Всё на свете имеет цену. Нельзя лезть тигру в пасть, не опасаясь, что однажды он всё-таки отгрызет тебе голову.

Шерлок молчал.

– Надеюсь, всё уже позади?

– Я тоже на это надеюсь.

– Помощь нужна?

– Справлюсь…

Майкрофт вздохнул.

Было заметно, во всяком случае, Шерлоку, как тяжело далось ему отсутствие брата и его молчание. И не потому, что Майкрофт выглядел осунувшимся или постаревшим. Внешность старшего Холмса была, как всегда, безупречна: холеное лицо, тщательно причесанные волосы, ровно повязанный галстук… Но постарели его наполненные скорбью глаза. И видеть это было тяжелее всего.

Когда он уехал, на пороге задержав на Шерлоке долгий, измученный взгляд, силы разом оставили Шерлока. По лестнице он не поднимался – он тащился наверх, преодолевая ступени с бессилием дряхлого старца.

Надо было как-то пережить эту ночь. Именно эту, первую.

Без Садерса, без его стонов и шепота, без терпкого запаха распаленного тела.

Пережив эту ночь, он переживет и все остальные. И сможет найти в своем сердце укромное место для ненависти, запрятать её понадежнее, а там. глядишь, и станет понятно, сможет он дальше жить с этим грузом, или это окажется невыносимым.

Сейчас, накануне самой страшной и, возможно, решающей, ночи, Шерлоку было плевать на собственную жизнь.

И на собственную смерть.

*

Он так и не уснул в эту ночь.

Ровно как и в следующую.

Сон стал для Шерлока редким подарком, который он научился ценить по достоинству.

Но Шерлок принял решение жить.

***

Садерс умирал от любви.

Он покрывал поцелуями каждую вещь, которой касался Шерлок, и спал, обнимая простыни, пропитанные его мочой. И если он ещё не проткнул пистолетом горло, и не нажал на курок, то лишь потому, что знал: ничего не закончилось и не закончится никогда, во всяком случае, до тех пор, пока клубится дыхание в его переполненной любовью груди, пока его обезумевшее сердце отсчитывает минуты до той самой, заветной, когда он снова увидит своего любимого мальчика, посмотрит в его безразличные, но такие родные глаза, и прикоснется губами к бледной щеке.

Он давно забыл о тайной комнате и о троне, ставшем теперь до смешного ненужным. У него было нечто несоизмеримо более ценное. Две обители: комната, наполненная памятью о тонком, прикованном браслетами теле, подарившем ему столько наслаждения и столько боли, и роскошная спальня, где Шерлок два месяца люто его ненавидел и где с той же лютой ненавистью ему отдавался, будто надеясь, что очередной оргазм наконец-то его убьет.

Он подолгу сидел в изголовье кровати, жадно вдыхая запах несвежей подушки, теряя голову от нежности и любви. Собрал с постели все найденные им волоски, и бережно завернул в тонкий белый платок, пересчитав и внимательно рассмотрев перед этим каждый.

Сокровище, достойное Гаруна аль-Рашида*…

На этой кровати Шерлок впервые кончил в него, омыл его сладостью изнутри, превратив навечно в раба.

В спальне Шерлока он проводил свои ночи. Долгие, полные жажды и грязи. Такие, которые пугали даже его самого. Он причинял себе почти нестерпимую боль, делал со своим телом страшные вещи, боясь вспомнить об этом утром и с ужасом глядя на себя в зеркало ванной комнаты, где тщательно смывал невидимые следы полночных безумств, доставляющих ему адское удовольствие.

В эти заветные комнаты он не пускал никого. Не позволял перестилать постель, стирать с мебели пыль. Всё должно было носить отпечаток Шерлока – его запаха, его незримого присутствия, его мыслей. Даже его ненависти.

Если это не окончательное сумасшествие, то что же ждет его дальше?

Если он пока ещё не спятил, то что же будет, когда он спятит?

Садерсу было страшно. И головокружительно сладко.

*

Маленький дом заполнился прежними жильцами.

Их было немного – четыре помощника и любовника. Преданных, верных, всегда готовых. Они продирались вместе с ним через такие жизненные дебри, что не хочется вспоминать. Они, не задумываясь, делали для него всё: убивали, крали, мучили, добывали информацию и вновь убивали. Молча, не задавая вопросов. Раз это нужно Садерсу, значит это нужно Богу. Они отдавали ему свои тела и души, борясь за каждое его прикосновение, за каждую его улыбку.

А он не мог их видеть и едва терпел их присутствие, вынужденный притворяться, что все замечательно, что ничего не изменилось после его очередного каприза. Сколько их у него уже было, таких капризов – самых неожиданных и странных.

Даже всесильному Садерсу иногда приходится притворяться.

Внешне, кроме странной причуды занять спальню недавнего пленника и запрета кому бы то ни было туда заходить, это не проявлялось никак. Даже Ди, бывший свидетелем всего, что происходило в маленьком доме, поверил в то, что заносчивый гордец был просто очередной забавой, новой увлекательной игрой на выживание, и в то, что насладившись его падением, пресытившись телом, хозяин вычеркнул его из своей памяти, как делал это тысячу раз с тысячами других своих прихотей.

А то, что поселился в комнате этой сексуальной сволочи…

Этого Ди объяснить не мог.

Да и не хотел.

Вот же он, Сад – веселый, деловой, полный новых планов, дающий четкие указания и любопытные, будоражащие кровь, поручения.

Такой, каким Ди его знал уже не один год.

И всё в их маленьком доме так, как бывало раньше: стремительно бегущие дни, наполненные разговорами, вином и сексом вечера, сплетающиеся тела, откровенные стоны, жадные до поцелуев рты.

Всем по-прежнему хорошо.

Все готовы на что угодно.

Уходит спать один?

Так он и раньше ни с кем не спал на одной постели.

Разве что с этим ублюдком…

Причуда. Конечно, причуда. чтобы развлечься, Садерс может выдумать и не такое. Да и Ди ему удалось развлечь.

Как смеет он рассуждать, и уж тем более, подозревать своё божество?!

К черту Шерлока, к черту!

Был, и нет его.

И никогда больше не будет.

*

Ничего-то ты не знаешь, глупый мальчишка. Думаешь, только тебя сломали? Я исковеркан тобой ещё больше, и боль моя не имеет равных на этой Земле. Тебе от меня не уйти, мой мальчик. Да и куда два сломанных могут спрятаться друг от друга? Ничто так не сближает, как боль и страдание, как унижение – одно на двоих. Мне ли не знать? Стокгольмский синдром, говоришь?

Ерунда!

Зависимость, сильнее которой нет ничего в этом гребаном мире.

Тебе только кажется, что я враг, и что ты меня ненавидишь.

Я приду, и ты втайне обрадуешься. Задрожишь от радости. Потому что уже привязан.

И твой член встанет. И я это сразу увижу. И сойду с ума от желания.

Я положу тебя на спину, раздвину твои дивные ноги и буду долго тереться лицом о промежность, заполненную таким отчаянным возбуждением, что ты застонешь в голос, сладостно изогнешься, приподнимая тело навстречу моим губам. Ты без слов будешь умолять взять тебя, взять прямо сейчас, не медля ни единой минуты. А я слегка сожму зубами твой твердый ствол, и даже сквозь ткань это будет невыносимо приятно. Ты закричишь, забьешься подо мной в нетерпении, выпрашивая продолжение ласки.

Ах, Шерлок! Что я буду делать с тобой…

Как буду любить твое тело…

За месяц ты станешь больным от желания. Месяц, Шерлок. Тридцать дней, чтобы понять, как я необходим. И не переживай так сильно, что потерял себя. В конце концов, мир, как бы мерзок он ни был, устроен до тошноты правильно: на каждую потерю всегда найдется приобретение. Ты потерял себя, но нашел Сада, который будет любить тебя вечно.

Ты мой до конца наших дней.

Наших, Шерлок, наших, потому что если мы и умрем, то только вместе.

Недаром Лорена так любила вашего зануду Шекспира.

Знала бы она, к чему приведет эта любовь…

Ты ещё сомневаешься в этом? Дурачок! Никогда тебе от меня не уйти. От моего безумия и моей любви. Я выпью тебя до дна. Столько сладости ещё осталось в тебе, столько медовой сладости. Твой упрямый рот, который никогда меня не целует. Твой мягкий язык, прикасаясь которому я теряю остатки разума. Твоя глубина… Господи! Как в тебе горячо! Как узко и влажно.

Любовь моя, мой мучитель.

Я заберу твою душу, как потасканный дьявол, спрячу от всего мира и буду упиваться её слабостью и зависимостью.

Скоро, мой мальчик, скоро.

Тридцать невыносимых дней.

И больше тебя никто и никогда не увидит.

Я говорил тебе, что идеально безумен. Но ты безумен вдвойне, если думаешь, что есть на этом свете тот, кто смог бы тебя спасти, вырвать из моих любящих рук.

Твой всесильный брат?

Не смеши меня. Он не всесилен.

Я убью его раньше, чем он об этом подумает.

Кто же тогда?

Никто.

Даже не жди.

*Персонаж одной из сказок Шехерезады. «Тысяча и одна ночь»

========== Глава 15 Трудные разговоры ==========

Ди благоговейно слизывал сперму с гладкой, оливковой кожи. Он только что кончил Садерсу на живот и еле слышно постанывал от пережитого удовольствия.

– Ты великолепен… бесподобен… ты бог…

Сад потянулся лениво и сыто.

– И ты говоришь это после того, как полчаса тому назад я разодрал твою задницу в кровь?

– Ты был… немного несдержан.

– Называй вещи своими именами: я был жесток.

– Ну и что. – Ди упрямо тряхнул головой и тихо добавил: – Даже боль от тебя – счастье.

– Ты одержим.

– Я одержим. И люблю тебя без памяти.

Садерс недовольно поморщился: снова это слюнявое нытьё. Но в данный момент он был настроен миролюбиво и кроме того очень хотел уснуть. В спальне Шерлока, куда его неудержимо тянуло.

Он сладко зевнул и шутливо дернул любовника за длинный локон. – Ты сегодня слишком болтлив.

Эта немудреная ласка вызвала в Ди неожиданную реакцию: он слегка отстранился и выпалил, не отрывая от Садерса взгляда: – Я Габриэль. И тебе хорошо это известно.

Садерс приподнялся, опираясь на локти, изумленный этим внезапным бунтом. – Что такое? Ты чем-то недоволен, дружок?

Ди опустил глаза, не в силах выдержать убийственную насмешку, от которой его сердце тоскливо сжималось, и от которой мужчина, совсем недавно такой близкий, так сладко целующий, становился чужим и неприступным.

«Не любит. И не любил…»

В который раз эта мысль оставила в его сердце очередную болезненную отметину.

– Ты никогда не называешь меня Габриэлем. Почему?

Его отчаянная смелость позабавила Сада, и он позволил себе маленькое оправдание. – Мне так удобно. Вы все для меня Ди…

– Неправда! И Санти, и Эда, и Джеймса ты всегда называешь по имени. И только меня… Только я…

Но Садерс уже потерял интерес к разговору и равнодушно откинулся на подушку.– Наверное, ты особенный… – Он томно провел рукой по чисто вылизанному животу, и внезапно ему захотелось новой порции возбуждения и разрядки. – Заткнись, ради всех святых, и продолжи работу языком в другом направлении. А ещё лучше – отсоси мне.

– Сад…

– Ещё одно слово, и я позову Сантино. Он, конечно, не настолько хорош, как ты, но тоже отсасывает недурно. А мне все равно, в чей рот ещё раз спустить. Я хочу кончить, ты понимаешь? Идиотские диалоги оставь для кого-то другого.

Губы Ди послушно приблизились к его безвольно лежащему члену, и влажный язык невесомо пробежался вверх-вниз, нежно лаская мягкую плоть. Но этого было достаточно, чтобы ровные кубики мышц лежащего перед ним мужчины несколько раз сократились – по животу Сада прошла судорога желания.

– Отлично. Продолжай… Ему нравилось, как ты это делал?

– Кому? – По телу Ди пронесся обжигающий вихрь.

– Сам знаешь.

«Не забыл! Он его не забыл!»

От нахлынувшего осознания бросило в жар. Отчаяние причиняло физическую боль, но Ди нашел в себе силы ответить почти спокойно: – Нравилось. Он стонал, как пьяная шлюха, и своим стояком едва не проткнул мне глотку.

Член Садерса дернулся и быстро наполнился кровью.

Ди, как мог, старался сохранять самообладание, но сердце его падало в пропасть, сраженное страшной догадкой.

«Всё это время он притворялся. Черт бы побрал ублюдка! И чем только он его приворожил?!»

– Говорил он тебе что-нибудь? – В голосе плохо скрытое возбуждение…

– Скулил, умоляя дать ему кончить.

– Тебе было приятно мучить его?

– Приятно. Очень.

– А сам он… тебе понравился? Его тело… Его вкус…

Ди приподнял голову и заглянул любовнику в лицо.

– Соси, сука! И не смей останавливаться, – грозно рыкнул тот, толкнувшись в рот уже достаточно возбужденным членом. – Так тебе понравился он?

– Да… Нет! Мне было…

– Соси, тебе говорят! Вот так… Вот так… Хорошо… Так ты облизывал его… Сжимал губами… Глубоко в себя втягивал… А он метался… Стонал… Умолял… Мальчик мой… Еще… Дьявол…

Садерса начинало трясти. Вцепившись в волосы Ди, он прижимал его лицо к своему лобку с чудовищной силой.

Ди задыхался.

В горле пульсировало, росло и заполняло его нечто настолько огромное, горячее и безжалостное, что в затуманенном сознании нестерпимо ярко вспыхивали багровые искры. И невозможно было вырваться из властных рук, намертво впечатавших его лицо между широко разведенных бедер.

– Он так страдал… Что же ты делал с ним… Мучил моего мальчика… Моего Шерлока… Мою любовь… Сволочь… Вырву твой блядский язык… О, Боги!

Раскаленная лава хлынула в горло. Всё померкло, стало далеким и совершенно неважным… Габриэль умер… Умер, трахнутый в рот…

…Очнулся он от поцелуя, и ещё не придя в себя окончательно, потянулся навстречу тонким губам и неторопливо исследующему его рот языку.

– Ты едва не убил меня, – сипло прошептал он, обнимая влажное тело.

– Ты жив, и это главное, – насмешливо, но с явно слышимой ноткой благодарности ответил Садерс. – Отдохни. А потом я снова трахну тебя. Ты готов? Будет больно. Очень.

– Ну и что.

Они лежали с закрытыми глазами, и Ди ластился к своему возлюбленному, льнул к нему, переполненный одновременно и нежностью, и печалью. Он очень старался не думать о том, что тот шептал и выкрикивал, исступленно трахая его горло. Благодарение богу, падая в искрящуюся темноту, он услышал не все…