Текст книги "Стон (СИ)"

Автор книги: lina.ribackova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Выпил чаю.

Принял горячий душ.

Заснул он быстро, без единой терзающей мысли, и спал очень крепко, лишь беспокойно вздрагивая и постанывая во сне. Но это видела только ночь.

*

Утром он долго валялся в постели, закинув за голову руки; смотрел в потолок бессмысленным взглядом, затуманенным долгим, тяжелым сном. Чему-то горько усмехался, но никакой отчетливой мысли, способной вызвать эту едкую горечь, в его голове не возникло – только слабые отголоски недавней боли и обрывки незначительных полузабытых фраз, не имеющих никакого отношения к разочарованию.

Думать он не хотел и уж тем более строить планы.

Просто лежал, просто смотрел, просто жил и дышал.

Большую часть дня он посвятил компьютеру: проверил почту и ответил вежливым, холодным отказом на пару-тройку отчаянных просьб о помощи, которые изредка нет-нет, да и продолжали к нему поступать. Информация о Саде по-прежнему была очень скудной и в основном содержала сведения о его политических предпочтениях, скучных светских мероприятиях, в которых тот принимал участие в течение этого года, и деловых встречах, которые он за это же время провел.

Незапятнанная репутация известного в определенных кругах, уважаемого человека.

В этом было что-то поистине дьявольское. Невозможно так долго и так искусно скрывать свое подлинное лицо!

Как ему это удается?

Как сумел он так легко одурачить немалое количество людей, чьи умственные способности далеки от средних?!

Ответа у Шерлока не было. И смысла пытаться его найти не было тоже. Сколько раз он сам, вопреки рассудку и воле, ненавидя потом до омерзения своё покорное тело, попадал в поле мистического магнетизма этого одержимого им маньяка, пусть и не отвечая на страстные ласки, но никогда их не отвергая.

Время летело незаметно, и Шерлок понял – сегодня будет клиент. Необъяснимым образом именно в такие дни время меняло привычный бег, как будто даже оно было в сговоре с погубившим Шерлока психом, став его неизменным союзником: сжималось или растягивалось в угоду его нескончаемым прихотям.

*

В Ярд он пришел ровно в десять, получив традиционный бокал вина и осушив его залпом. Неужели всё это – его настоящее, неизменное, вечное? Вот эта отполированная локтями и ладонями стойка, провонявшая алкоголем и табаком самых разных сортов? Эти горящие взгляды, ломающие позвоночник и высасывающие по капле кровь?

Больше нечего ждать?

Больше нечего ждать.

Жизнь насмешливо подмигнула и повернулась спиной – разбирайся со мною сам, мой мальчик.

Никого в этом мире нет. Есть он, Шерлок, и его большая проблема. Есть Садерс, посадивший его на прочную цепь обязательств и жалости. И любви. Есть красивое тело хастлера, которое сводит с ума и приносит гибель.

Этого более чем достаточно.

Более чем.

Когда огромная тень всколыхнула воздух, нависнув тяжело и неотвратимо, когда мощная ладонь призывно сжала бедро, Шерлок даже не повернул головы.

Кто сказал, что всё может кончиться хорошо?

– Эй, дружок, не слишком ли ты худосочен? – насмешливо ударило в наполненный болью висок.

Он взглянул на усевшегося рядом мужчину. Тот едва умещался на стуле, кажущемся по сравнению с его грандиозными габаритами хрупким и ненадежным.

По-своему он был даже красив: большой, плотно сбитый самец. Густые темные волосы, ровные брови, чистая кожа, продубленная странным для ранней весны загаром, крупные белые зубы. Идеально скроенные темно-зеленые брюки и оливковый джемпер, надетый на голое тело, завершали образ довольного жизнью и вполне состоявшегося человека.

– Ты, конечно, красавчик, вот только… выдержишь ли… – озадаченно протянул гигант, деловито ощупывая упругие мышцы и продвигая ладонь ближе к паху.

– Выдержу, – ухмыльнулся Шерлок, сбросив ладонь бедром и оценивающе оглядывая клиента, – будь уверен. Что бы ты мне ни предложил.

– Ну тогда – вперед.

Они столкнулись в дверях – грудь с грудью, глаза в глаза. Тесно, жарко прижались, замерев от неожиданности и невозможности происходящего, и тут же резко отпрянули в стороны, но так и не смогли разойтись, заполонив дверной проем своими в унисон задрожавшими телами.

Взгляды смешались, дыхание опалило лица.

– Эй, парень, какого черта ты топчешься? Не стой на дороге, – раздался густой, полный нетерпения бас. – Или тебя подвинуть?

*

Он ненавидел эти глаза, ненавидел черные змейки волос, брошенные ветром на искажённое притворной мукой лицо, ненавидел закутанное во что-то темное тело, прильнувшее к нему на мгновенье, которого теперь никогда не забыть. Запах вина, вырвавшийся вместе с дыханием из полуоткрытых, насмешливо изогнутых губ показался удушливо-сладким, взгляд – глумливым и нарочито порочным.

Шлюха, которую снова сняли.

Грубый окрик Джона не напугал – челюсть он легко мог сломать даже такому огромному, но рыхлому и явно неподготовленному детине. Но он сделал два шага назад. И ещё два шага. Круто развернувшись и чудом не угодив под несущийся мимо кэб, быстро, не глядя по сторонам, перешел на противоположную сторону улицы и смешался с редкой толпой.

В груди кипели злые, горячие слезы, спазм больно сдавливал горло, и Джон тщетно пытался сглотнуть горько-соленый ком.

«Сука! Сука! – рвалось из его пересохшего рта. – Тебе меня не сломать! Джона Ватсона никому не сломать! Посмотрим ещё, кто кого! Сука! Уехать? Да будь я проклят, если уеду. Сдамся. Сбегу. Из-за какой-то бляди. Посмотрим… Посмотрим!»

Он несся, не разбирая дороги, наталкиваясь на прохожих и бормоча проклятия то ли в адрес того, кто так зло над ним посмеялся, то ли в адрес судьбы, которая посмеялась не менее зло.

*

Джон возвратился в Лондон два с половиной часа назад, едва не подвывая от нетерпения.

Господи, как мог он уехать, не увидев его ещё раз, не поняв, что же случилось с его обезумевшим сердцем, с телом, которое ни на секунду не переставало пылать, которое помнило каждое прикосновение, каждую капельку пота, скатившуюся по виску?! В его жизнь вошло что-то такое, чему он пока не придумал названия, но что было важнее всего на свете. Возможно, важнее самой жизни. Не поняв это «что-то», не распознав его сути, он потеряется окончательно в её бесконечно запутанном лабиринте.

*

Гарри везла его на вокзал, храня полное укора молчание. Он сорвался в дорогу неожиданно, так и не дав вразумительного объяснения своей лихорадочной спешке. Клэр едва не плакала, приняв всё происходящее на свой счет, и к жгучей обиде Гарри добавилось ещё и это: попробуй теперь докажи ничего не понимающей женщине, что лично к ней неожиданный отъезд полоумного братца никакого отношения не имеет, что она ему очень, очень понравилась, что, по большому счету, ему плевать, с кем его сестра делит постель и кого по ночам обнимает, вдыхая родной карамельный запах.

– Гарри…

– Не хочу это обсуждать! – отрезала она, не отводя от дороги темнеющих глаз.

– Послушай…

Гарри упрямо мотнула головой – пошёл к черту!

– Да послушай же! – выкрикнул Джон.

Отчаяние, вырвавшееся вместе с возгласом, её оглушило, и, вцепившись в руль, Гарри резко затормозила, испуганно прислушивалась к сумасшедшим ударам сердца.

Джон сидел, прислонившись виском к окну, и даже поза его умоляла о помощи.

– Джон… Господи… Джон! Что происходит?!

Он повернул к ней измученное, враз постаревшее лицо, и Гарри похолодела от страха – куда он влип?! Какую ещё войну затеял её непримиримый брат?!

– Джон, ответь мне. – Она рванулась к нему всем телом. – Немедленно!

– Я не знаю, Гарри, но мне… необходимо в Лондон. Там…

– Что там?! Что может быть там такого важного для тебя, Джон?!

– Не знаю. Всё.

…На перроне она долго обнимала его, гладила плечи и волосы, плакала скупо, но очень горько.

Джон шептал: – Я приеду. Я обязательно к вам приеду. В ваш замечательный дом. Гарри…

Она спрятала лицо на его груди, прижавшись к жесткой ткани видавшей виды куртки. Ветер растрепал светлые пряди, и Джон с наслаждением провел ладонью по шелковистому родному затылку.

– Люблю тебя.

*

Его прежний гостиничный номер оказался не занятым, и Джон задрожал от радости, увидев в этом счастливый знак – словно здесь его по-прежнему ждали. На этот раз он переступил порог, как порог пусть временного, но всё-таки дома. Быстро распаковал вещи, аккуратно разложив их на полках приветливо скрипнувшего платяного шкафа; пустую сумку задвинул глубоко под кровать, любовно расправив на знакомом покрывале воображаемые помятости и складки, преодолевая желание наклониться и втянуть ноздрями едва ли сохранившийся запах.

Нетерпение становилось почти безумным: оно ломало и скручивало, сотрясая громовыми ударами сердца, покрывая мурашками кожу – Джон соскучился невыносимо. Увидеть его сию же минуту, развернуть к себе тонкое, гибкое тело, источающее сладостный аромат, и спросить: что ты со мною сделал, ублюдок?! Почему я жить без тебя не могу?

Он вылетел в пестреющую разноцветными вспышками ночь и едва не задохнулся от обилия звуков и отражений. Всё вокруг напоминало о нём. Какие-то жалкие десять минут, и он наконец-то поймет, наконец-то получит самый главный в своей чертовой жизни ответ, разгадает секрет Бытия, откроет тайну Мироздания, и…

– …Или тебя подвинуть?

***

Тебе, наверное, было смешно?

Представляю, как ты смеялся, вспоминая мой жалкий, нелепый оргазм.

Даже не надейся, что я слабак и ничтожество. Я шею тебе сверну.

========== Глава 30 Последний ==========

Черный Mercedes Gelаndewagen мчал их вперед, сыто порыкивая мощным пятилитровым двигателем. Огромный, сияющий яркими габаритными огнями, лоснящийся идеально вымытыми боками. Роскошный холеный зверь под стать своему хозяину…

Шерлок не отрываясь смотрел в окно – на пробегающую мимо жизнь. Пережитое потрясение отзывалось болью в каждом уголке его вжатого в сиденье тела, ломая и скручивая так сильно, что хотелось кричать и биться о мягкие стенки салона, пропитанного тошнотворной вонью цитрусового ароматизатора. Он до головокружения ненавидел сейчас то, что люди наивно именовали Судьбой. Какая к черту Судьба?! Нет никакой Судьбы. Есть глобального масштаба насмешка, не имеющая ни смысла, ни цели. Скомкать всех в бесформенное дрожащее месиво, перемолоть безжалостно, чтобы хрустело и чавкало, искромсать, чтобы летели ошметки… Затянувшаяся нечестная игра не слишком изобретательного божества.

И ничего с этим не сделаешь. И ни у кого не попросишь помощи.

– О чем думаешь?

Шерлок вздрогнул от неожиданности, вырванный из лабиринта отчаяния глубоким густым баритоном. Но головы не повернул, продолжая следить глазами за несущейся разноцветной лентой.

– Тебя это и в самом деле интересует?

– В общем-то, нет. Мне плевать. Но… Не хочешь узнать, куда я тебя везу?

– Не хочу.

– Тебе всё равно?

– Мне всё равно.

Мужчина пожал плечами и раздраженно хмыкнул. Раздражался он на себя самого, на свою непривычную, унизительную болтливость. Было нечто такое в этой странной шлюхе, что сильно его напрягало. Никогда он не заводил разговоров с только что снятым хастлером, не считая возможным удостоить подобной чести этот презренный жизненный хлам. По большому счету, он ненавидел мерзких продажных тварей, готовых за сладостное шуршание купюр позволить клиенту всё – даже раскаленный прут в заднице… А что? Он ни капли не удивится, если и такое возможно. Шлюха – она и есть шлюха. Грязь и жадность. Жадность и грязь.

Он всю свою жизнь пахал, как проклятый, как одержимый, стараясь упрочить налаженный быт, взращивая капитал, не досыпал, почти не отдыхал, а эти чертовы суки высасывали денежки прямо из члена!

Чокнутый идиот! Только ради него он готов опуститься до подобного извращения.

При виде алчно приоткрытых губ, карикатурно извивающихся тел, фальшивых порочных улыбок его начинало трясти от бешенства. Так бы и впечатал кулак в ненасытный рот, с наслаждением разбивая костяшки рук о тщательно отполированные клыки.

Этот был абсолютно другим.

– Найтсбридж. Мы едем в Найтсбридж. У нас там славный домишко.

– У «нас»? – наконец-то Шерлок оторвался от гипнотизирующего его окна, и взглянул на клиента в упор.

И взгляд потряс того своей безжизненной пустотой.

– Терпение, парень, терпение, – пробормотал он немного смущенно. – Да не бойся ты, я же не монстр.

– Кто сказал тебе, что я чего-то боюсь?

И снова отвернулся к окну.

«Какого хрена?! Что за сопли, в конце концов?! Славный домишко… Не бойся… С какой стати я начал расшаркиваться перед подстилкой, перед потаскушкой?»

Но тем не менее он продолжил: – Я – Ричард*. – И добавил возмущенно и зло: – Дьявол! Никогда ещё не представлялся шлюхе.

Он приоткрыл окно и смачно сплюнул в сгущающуюся темноту.

– Ладно. Надеюсь, ты не обманешь моих ожиданий, надеюсь ему понравится.

Ему?

Больше за всю дорогу он не произнес ни слова, лишь остервенело выкручивал руль на крутых поворотах да время от времени поглядывал на наручные. весьма дорогие часы.

Дом был громоздким и броско выделялся на фоне остального бежево-салатово-персикового изящества элегантных коттеджей, расположившихся по обе стороны длинной ухоженной улицы. Своей темно-коричневой основательностью он напомнил Шерлоку хорошо укрепленную крепость. Высокая изгородь скрывала чахлый, непритязательный садик, в котором одиноко торчащие деревца покачивали на ветру нежно зеленеющими ветвями.

Мужчина пропустил Шерлока в просторный, ярко сияющий люстрами холл и громко захлопнул входную дверь.

На одно мгновение Шерлок почувствовал странное облегчение, подумав вдруг, что никогда уже отсюда не выйдет. И это было бы самым лучшим, самым логичным завершением его неудавшейся жизни.

– Эй, Дави**! Где ты там? Мы уже дома.

В ответ раздались шаги, под которыми надсадно застонали невидимые ступени, судя по всему, ведущие на второй этаж.

Ричард нетерпеливо, но осторожно подтолкнул Шерлока в спину.

– Давай, давай. Не стесняйся. Тут все свои.

В широком проеме дверной арки показалась внушительная фигура, сразу же заполнив собою пространство, и Шерлок потрясенно оглянулся на стоящего позади мужчину. Тот удовлетворенно хмыкнул – эффект, как всегда, был произведен.

– Вы…

– Однояйцевые***, – хохотнул Ричард. – Мать родная не отличит.

Шерлоку не было страшно. Однажды Садерс уже подсылал к нему сразу двоих. Это было даже забавно: два гея корчились рядом, дергая друг друга за вялые члены, утомленные долгими отношениями, долго и нудно целовались, причмокивая с наигранной страстью, сплетаясь немолодыми, но хорошо сохранившимися телами, а потом так же долго и так же нудно по очереди вылизывали его, готовя к необременительному, короткому акту.

Но такого он предвидеть не мог.

Они были похожи до черточки, до каждого волоска, лежащего на лбу красивой волной. Природная идентичность искусно и любовно поддерживалась, став поистине идеальной. Каждая деталь их яркой, незаурядной внешности была с тщательностью продумана и продублирована. Даже грубые шрамы поперек живота, которые Шерлок помимо воли удивленно разглядывал, немногим больше получаса спустя стоя между двух распаленных тел. Один из шрамов был нанесен явно намеренно, в точности повторяя длину, глубину и рваный изгиб другого.

– Ну, как тебе эта… – Ричард на секунду запнулся, как видно, так и не решившись назвать Шерлока бранным словом. – Этот… гость? По-моему, подобной конфетки у нас ещё не было. Ты рад?

– Ричард, мать твою! – Голос близнеца был на удивление бархатист и нежен, и даже низкий горловой тембр не смог изменить его мелодичности. – Я так долго этого ждал!

Он рванулся навстречу, и, глядя в лицо, перекошенное настоящим безумием страсти, Шерлок невольно отпрянул, испугавшись, что сейчас эта ураганом несущаяся махина раздавит его своими ручищами, затопчет, как разъярившийся носорог.

Но Дави, похоже, его попросту не заметил. С утробным рыком он обхватил руками Ричарда, припав на мгновенье к его груди, и, утопив в ладонях его довольно улыбающееся лицо, впился в губы, так мистически похожие на свои собственные. Он хрипло стонал, вжимаясь в огромное тело брата, гладил могучую спину, терся о его пах, время от времени отстраняясь и демонстрируя внушительных размеров эрекцию, и глухо, возбужденно бормотал откровенную, бессмысленную похабщину.

– Дави, чокнутый сукин сын, отцепись от меня наконец! – притворно возмутился Ричард, с трудом отдирая от себя близнеца. – Мы не виделись всего-то пару часов, а ты… И потом, я привез для тебя… подарочек. Ты же с таким нетерпением его ждал.

Тяжело дыша и плавно поглаживая вздыбленную ширинку, мужчина посмотрел на Шерлока, словно впервые его увидев. Затуманенный похотью взгляд слегка прояснился, и в нем промелькнул интерес.

– Да, недурён, – не прекращая ласкать себя, выдохнул он. – Спасибо… Я жду наверху…

Довольно ловко развернувшись на каблуках, он направился в сторону арки, где пять минут назад так картинно возник, на мгновенье повергнув Шерлока в шок.

Ричард громогласно расхохотался ему в спину.

– Не кончи по дороге, придурок, – ласково бросил он вслед и повернулся к застывшему в отдалении Шерлоку. – Видал идиота? Ничего не могу с ним поделать – он одержим сексом, как прыщавый подросток. С его башкой явно что-то не так. Выпьешь? – внезапно предложил он. – Дави пошел дрочить, а это может затянуться надолго. Потом он потащится в душ – мальчишка до тошноты чистоплотен. Но я, между прочим, тоже не трубочист. Отец приучил нас уважительно относиться к собственному телу.

Ричард на несколько минут замолчал, неотрывно уставившись в одну точку, но быстро вышел из транса и запустил пальцы в густую гриву.

– Пожалуй, мне и в самом деле необходимо выпить.

Он провел Шерлока в большую гостиную, где жарко пылал огромный камин, заставленный многочисленными позолоченными безделушками. Подкатив барный столик к уютному плюшевому дивану, он плеснул в бокалы коньяк и кивнул на диван, тут же шумно обрушив на него свое колоритное тело: – Падай сюда. Наш отец… – продолжил он, не глядя на Шерлока, – …был необыкновенным человеком. Статный красавец, способный свести с ума любую, умница, весельчак. Но, схоронив маму, он остался верен ей до конца. Во всяком случае, ни об одном романе мы ни разу не слышали. Всё своё время он посвящал только нам. Любил нас без памяти. И однажды застукал в постели. Черт! – Ричард сделал большой глоток. – До сих пор не могу забыть его лица. Он как будто умер у нас на глазах. Нам было тогда по шестнадцать, и это продолжалось уже полгода… Дави всегда на мне вис, но я не придавал этому значения. Смеялся. Даже пару раз ему врезал. Но однажды он пришел ко мне ночью и трахнул. Я и опомниться-то не успел. Проснулся, а он – на мне. И плачет. И умоляет. И… так ласкает. Я и раздвинул ноги… Чертов ублюдок! Сломал мне жизнь. Но я люблю его до остановки сердца.

Ричард вздохнул и с удивлением посмотрел на Шерлока.

– Почему я рассказываю это тебе? – задумчиво проговорил он. – Ты… странный. Не похож на хастлера.

Шерлок слышал подобное и не раз. Повторяющиеся фразы вызывали оскомину, сдавливая грудь подступающей злобой – какого черта тогда вы меня лапаете, вгрызаетесь в моё тело, кричите и стонете? А уж если не можете по-другому, то хотя бы заткнитесь!

– Я – хастлер, – холодно возразил он. – И, кстати, почему в таком случае вам понадобился кто-то третий?

Ему действительно было любопытно это узнать. Зачем нужен катализатор для такой безумной любви?

Ричард досадливо сморщился.

– Это всё Дави. Он… Я и сам не пойму, чего ему не хватает. Но раз уж это его так сильно заводит… Пусть получает свою порцию сумасшествия. И, в конце концов, кто абсолютно нормален в этом свихнувшемся мире? Ну, идем. Я заплатил немалые бабки не за трёп и выпивку у камина.

***

…Шерлоку было совершенно ясно, что как живое, дышащее, и уж тем более, думающее существо его сейчас не воспринимают. Он был для этих мужчин, обезумевших от желания обладать друг другом, лишь тонкой перегородкой, ещё больше распаляющей их извращенную страсть; он был состоящим из плоти и крови препятствием на пути возбужденных, стремящихся к воссоединению тел, препятствием, которое болезненно обостряет все их ощущения и которое они, не задумываясь ни секунды, сметут, а если надо, уничтожат, когда страсть достигнет предела.

Как гигантские наждаки они терлись об него грудью и животами, обжигая кожу жесткой порослью, густо покрывающей их огромные, сотрясающиеся от похоти тела. Обильный пот, выступающий на их шоколадной коже, впитывала раздраженная кожа Шерлока, и саднящая боль становилась сильнее с каждым новым движением. Два одинаково толстых члена настойчиво вжимались в него с обеих сторон, проталкиваясь время от времени между сомкнутых бедер, и когда их раздутые, текущие головки соприкасались, оба брата восторженно вскрикивали, вдавливаясь в тело Шерлока так, словно стремились прорваться сквозь его мышцы и кости, наконец-то прильнув к долгожданной, но всё ещё недосягаемой плоти. Их руки жадно тянулись навстречу, переплетались и расплетались пальцы, дыхание вырывалось вперемешку с хриплыми стонами, и весь этот нескончаемый ужас только набирал обороты.

Шерлок задыхался в кошмарном кольце, и впервые клаустрофобия заявила о себе очень настойчиво. Но движения трущихся об него тел становились стремительнее, стоны и выкрики – оглушительнее.

– Ты как, Дави?

– Ещё немного… Подожди… Подожди меня…

– Мать твою, у меня сейчас из ушей хлынет. Блядь. Кончай… Я не могу больше терпеть. Я вытеку, сука. Вытеку!

– Сейчас, сейчас… Черт…

Тела сжимали его с силой двух адских прессов, пальцы впивались, раня и без того пылающую от боли кожу. Наконец оба рыкнули, давясь жалобными всхлипами и причитаниями, и с обеих сторон на Шерлока брызнуло теплое семя.

– Ты чокнутый сукин сын, – выдохнул Ричард, оседая на пол обессиленной потной громадой. – Потрахаться нормально не можешь.

Дави хрипло дышал, распластавшись на белом ковре, раскинув руки и ноги, блуждая расслабленной, счастливой улыбкой. – Могу. И ты это знаешь. Поцелуй меня, Ричард.

– Да пошел ты… – Но в тот же миг был уже рядом, обнимая, поглаживая и жадно накрывая ртом улыбающиеся, сухие от выкриков губы.

Шерлок не мог сдвинуться с места, не мог глубоко вдохнуть. Желание исчезнуть и не испытывать больше этого мучительного опустошения было настолько огромно, что не умещалось в сердце. Он с ужасом думал, что не знает, как сделать шаг, чтобы покинуть хотя бы эту пропахшую потом и семенем спальню. Он задыхался от вони и жара, но продолжал стоять, тупо уставившись на дергающиеся тела.

– Парень… – Ричард на минуту отстранился от брата и через плечо взглянул на застывшего Шерлока. – Внизу, рядом с кухней, ванная для гостей. Да и бойлер уже раскалился. Можешь остаться у нас, если захочешь. Найдешь, где приткнуться. А мы, извини, будем трахаться до утра. Свою цену ты отработал – хорошо завел моего малыша, и теперь этот похотливый дьявол не успокоится, пока не выбьет из меня через задницу душу и не намотает её на свой ненасытный конец. А я это ох как люблю…

***

Шерлок долго стоял, прислонившись спиной к массивным витым воротам, не зная, как и зачем ему дальше жить. Ветер раздувал полы пальто, пробирался под тонкий джемпер, и соски каменели, выпирая сквозь легкую, нежную ткань.

Пропитанное чужим потом и семенем тело саднило, будто лишенное кожи, и мягкий кашемир серной кислотой обжигал обнаженные мышцы и нервы. Он чувствовал себя освежеванным, выпотрошенным, разобранным на составляющие, но при этом необычайно живым и сильным.

Боли Шерлок не замечал – она была сейчас не важна. Важно было лишь принятое решение: никто и никогда не дотронется до него даже пальцем.

Всё. Он заплатил сполна.

Черным призраком, неотвратимостью и бедой вынырнул до отвращения знакомый автомобиль – раздвинул густеющий сумрак своими вылощенными боками (катафалк, горько подумалось Шерлоку) и, мягко прошелестев шинами, остановилась напротив. Задняя дверца чуть приоткрылась и, спокойный голос тихо сказал: – Садись. Я тебя отвезу. Домой.

***

Садерсу трудно было начать разговор, да и желания что-то доказывать, о чем-то просить и уж тем более банально и пошло выяснять отношения, не было. Только одно переполняло его сейчас – жажда обнять измученное, разбитое тело и осторожно провести ладонями вдоль острых ключиц, оглаживая и распрямляя старчески согбенные плечи.

Он не чувствовал себя виноватым, нет. Гордый, непокорный мальчишка сам заслужил унизительное испытание. Но жалость переполняла, разбухшим комом запечатывая горло, и не давала нормально дышать.

Хотелось выкашлять, выблевать эту жалость, непростительно часто посещающую его в последнее время, и вернуть свободу, вернуть былую уверенность в себе и во всем, что он когда-либо делал или ещё собирается сделать…

Ну почему с ним так сложно?! Почему обыкновенные, тысячелетиями существующие вещи с ним становятся недосягаемыми, превращаясь в несбыточную мечту: взять за руку, притянуть поближе к себе и коснуться губами виска.

Шерлок заговорил первым.

– Ты понимаешь, что это предел? – он не спрашивал, он обличал.

– Понимаю. Но ты должен был прочувствовать и понять…

– Что? Что я должен был прочувствовать и понять, Сад?

Тихий голос разрывал барабанные перепонки.

Это невыносимо, Шерлок!

Горький ком разросся до гигантских размеров, и удушье стало физически ощутимо.

Садерс судорожно cглотнул, но это не принесло облегчения.

– Каково это – принадлежать сразу двоим.

Глаза Шерлока ярко блеснули, брызнув самоуверенным холодом.

– Я никогда не буду принадлежать даже одному, и ты это знаешь.

– Так ли это, Шерлок?

Шерлок отвернулся, ничего не ответив.

«Вот видишь, мой мальчик… Вот видишь…»

Разговора не получилось. Шерлок дремал, неловко привалившись к спинке сиденья, Садерс тщетно боролся с отравляющим горечью комом.

*

Бейкер-стрит уже опустела и погрузилась в сонный покой – было далеко за полночь, и редкие автомобили и ещё более редкие прохожие мелькали, как бесплотные тени. Машина притормозила у дома, и Шерлок, не произнеся ни звука, вышел наружу, направляясь к дверям квартиры, где можно было спрятаться и прийти в себя. Хотя бы сегодня. Хотя бы спрятаться. Не думать, не пытаться найти ответ, а просто снять с себя пропитанную вонью одежду и встать под горячий душ.

Так мало, всего ничего, но иногда спасение заключается именно в малом…

Шерлок уходил, и в голове Садерса гулко молотил ужас – всё рушилось, всё ускользало.

Сейчас он откроет дверь и… Садерса скрутило отчаяние – рушилось всё!

Но Шерлок вернулся и заглянул в полутемный салон, пристально всматриваясь в его лицо.

– Ты никогда не любил меня, Сад.

Почему-то от этих коротких слов со дна души, подобно застоявшемуся озерному илу, поднялась мутная, омерзительная тоска.

Садерс вцепился в воротник дорогого пальто, сминая его одеревеневшими пальцами, и зло прошипел: – Да как ты смеешь, щенок! Ты разрушил всю мою жизнь, спутал мне карты, распял на кресте из собственного дерьма, а теперь пытаешься умничать? Что ты можешь знать о любви, холодный напыщенный неудачник?!

Шерлок накрыл ладонью терзавшую его руку, и пальцы Садерса мгновенно разжались, задрожав от непривычно ласкового прикосновения.

– Шерлок…

– Бедный, бедный мой Сад. Поверь, я всё о ней знаю. Я люблю его.

Тихий щелчок захлопнутой дверцы расколол Саду висок, выстрелом взорвал его мозг, превратив его в булькающую, пузыристую кашу, лишив на время слуха и зрения, оставив только этот нескончаемый, изнуряющий звук. Кажется, он даже не сразу понял смысла и значения сказанных Шерлоком слов.

*

Стоя у ворот огромного дома, где из него выдавливали остатки души, Шерлок думал, что никогда не сможет это забыть.

Но сейчас, искупавшись в душистой пене, тщательно вымыв голову и вычистив зубы, он спокойно пил чай, как будто вернулся из короткого, но утомительного путешествия, которое, будучи не очень приятным, так или иначе, принесло ему пользу и обогатило недостающим опытом; как будто два охваченных страстью тела, пощадив его и не разорвав на части, не раздробив его кости и не разбрызгав по белому ковру его кровь, поделились с ним частью своей сумасшедшей силы.

Сообщение от Садерса он перечитывал несколько раз.

«Ошибаешься, Шерлок. Ошибаешься. Ничего о любви ты не знаешь. И не узнаешь до тех самых пор, пока она не начнет убивать».

* мощный и храбрый

** возлюбленный

*** имеются в виду однояйцевые близнецы

========== Глава 31 Раздвигай ноги, шлюха ==========

«Какого дьявола я так взбеленился? Чего ждал – романтической встречи? С кем?! Со шлюхой, которая зарабатывает на жизнь не романтикой, а чертовой задницей. Кретин! Недоумок!»

Джон сидел на кровати, с тоской оглядывая до отвращения чужие, холодные стены и жалкий гостиничный интерьер, лишенный даже намека на домашний уют. После приветливой, светлой комнаты в доме Гарри, где всюду ощущались любовь и забота, находиться в этом казенном, безликом пространстве было невмоготу.

Но…

Он знал, что уже пойман. Схвачен цепкими пальцами этой внушающий ужас комнаты и прикован к продавленной чужими телами кровати. Здесь от болезненного восторга закружилась его несчастная голова, подкосились сильные ноги, здесь было вырвано и унесено в ночь его замирающее в остром блаженстве сердце.

Сюда он и вернулся.

Вот только зачем?

Как наивна была его радость, что комната оказалась свободной! Тупица! Увидел в этом мистический знак. Мать твою, да это не знак, это плевок! Только этого ты и достоин, Джон Хэмиш Ватсон: вновь оказаться там, где тебя шутя поимели, где, повинуясь капризу, позабавились твоей слабостью.

Господи!

Он тогда даже не обернулся.

Проклятье!

Сходить с ума по шлюхе, которая в эту минуту трахается, подсчитывая очередную выручку. Джон обхватил голову ладонями, плотно прижав их к ушам, чтобы не слышать собственных мыслей, каждая из которой вырывала клок его плоти; чтобы закрыться от вибрирующего грохота улицы, по раздутым венам которой текла чуждая, непонятная жизнь.

…Ошеломленный и оглушенный долгожданной встречей, он как шальной летел по этой грохочущей улице, сталкиваясь с прохожими, и от несущихся вслед недоуменных возгласов и ругательств виновато вжимал голову в плечи.

Словно неожиданно заблудившийся в непроходимых джунглях, продирающийся сквозь буйную гущу первозданной, немыслимой красоты, где на каждом шагу притаившийся хищник может прыгнуть на спину и вцепиться клыками в загривок, Джон дрожал от необъяснимого страха, чувствуя себя незащищенным и слабым.

Одиноким.

Никому не нужным.

Потерянным в этом враждебном кружении лиц, тел и огней.

Стоп.

Надо срочно успокоиться и прекратить несвойственную ему истерику.

Джон был готов остервенело лупить себя по щекам, только бы выбить из охваченной пламенем головы всю эту дурь, захлестнувшую его слишком серьезно. Непростительно серьезно!

И, как это ни парадоксально, успокоил Джона (а возможно, просто опустошил) именно этот стремительный бег в никуда. Как будто вместе с рвущимся из горла тяжелым дыханием выходило по капле и наконец-то полностью вышло его бессмысленное отчаяние.